Текст книги "Убежище (ЛП)"

Автор книги: Пол Томпсон

Соавторы: Тонья Кук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

8

Са'ида, в окружении напевавших жриц-целительниц, стояла у постели принца Шоббата. Она окунула палец в масло, гревшееся в неглубокой медной кастрюльке, и начертала у него на лбу печать Элир-Саны.

Верховная жрица была с красными глазами и осунувшаяся от усилий. Наступила кульминация трехдневной работы по плетению великого целительного заклинания вокруг помешавшегося принца. Меньшие снадобья и заклинания не смогли восстановить пошатнувшийся рассудок Шоббата, равно как и излечить его слепоту, хотя его дикий бред прекратился, и остановились неконтролируемые судороги. Он напряженный лежал в своей кровати с закрытыми глазами. У Са'иды не оставалось выбора, кроме как применить самое мощное, самое трудное из известных ей заклинаний.

Служители и жрицы работали посменно, новые прибывали во дворец каждые шесть часов, чтобы сменить своих предшественников. Напев без перерыва продолжался три дня. Жглись благовония и фимиам, и искусные рисунки в желтых тонах покрыли стены и пол спальни принца. Рисунки образовывали огромную невидимую воронку, через которую могла струиться целительная сила богини. Шоббат лежал в центре этой воронки, с зажатой в стиснутых зубах толстой полоской кожи, чтобы они не сломались от напряжения.

Напевавшие жрицы приходили и уходили по установленному расписанию, но Са'ида не сходила с места. Она единственная была незаменимой. Три дня и три ночи она не спала. Ей лишь однажды прежде доводилось использовать это великое целительное заклинание, но никто из жриц не знал подробностей; Са'ида никогда не обсуждала это.

Напев неожиданно прекратился.

«Тени болезни, оставьте этого человека!» – торжественно велела она. – «Страждущий, исцелись!»

Долгие три удара сердца никто не шевелился. Казалось, само время замерло в комнате. Затем Шоббат глубоко вздохнул, этот звук эхом разнесся в тишине. Его напряженное тело обмякло. Его глаза открылись. Он несколько раз моргнул, оглядываясь вокруг, словно окружение было ему незнакомо.

«Я умер?» – проскрипел он.

«Еще нет».

Са'ида отошла, чтобы отправить весть Сахим-Хану, что его сын исцелился.

Лежа на кровати, Шоббат поднял к лицу руку. Он и правда, здесь? Он дома, в Кхури-Хане? Пожиравший его рассудок огонь исчез, но воспоминания о том, что он видел в пещере Оракула, остались. Монстры – животные с головами людей и люди с головами животных – вышли из теней и окружили его. Они называли его имя, говоря, что он один из них. И внезапно он понял, что это была правда. Его руки и ноги превратились в тонкие лапы. Сквозь его кожу пробился мех, и во рту он ощутил вкус мертвечины.

Шакал! – кричали на него уродливые монстры. – Ты один из нас!

Вошел Сахим-Хан. Облаченный в простой белый геб, без короны на темной голове, он выглядел как любой обеспокоенный отец у постели своего больного ребенка.

«Сын мой», – тихо произнес он. – «Узнаешь меня?»

«Ты мой повелитель, Сахим, Хан Всех Кхурцев», – прошептал Шоббат, крайняя усталость смыкала его веки.

Сахим повернулся к Са'иде, стоявшей между двумя жрицами. Было очевидно, что она тоже крайне устала.

«У вас признательность отца, святейшая госпожа», – сказал он. – «Какую бы цену вы не назвали, я заплачу с радостью».

Их прервал тихий храп Шоббата, и Сахим-Хан протянул руку верховной жрице. Она взяла его под руку и вышла с ним через дверь, что вела в личную гостиную принца. В тишине ряды жриц Элир-Саны отбыли через другой выход.

Гостиная была роскошной, местом проведения множества пирушек принца. Сахим сопроводил верховную жрицу к большому креслу и настоял, чтобы она присела. Слабая от усталости, Са'ида подчинилась. Строгий белый шелк ее церемониального платья резко контрастировал с малиновой, пурпурной и золотой шерстяной парчой кресла.

«Могущественный Хан», – начала она, тут ей пришлось прочистить горло и начать снова. Она очень сильно хотела пить, но сперва следовало позаботиться о других вещах. – «Могущественный, я уверена, что это не обычная болезнь поразила вашего сына».

Брови Сахима нахмурились в зловещем взгляде. «Яд? Проклятие?»

«Нет, сир. Причиной болезни стал он сам». – Рот Сахима открылся, но Са'ида продолжила без паузы. – «Некие деяния принца Шоббата спровоцировали у него приступ безумия».

Его удивление ослабело, и он казался сомневающимся. «Шоббат, конечно, не аскет, но сомневаюсь, что он совершил бы деяние достаточно грязное, чтобы свести его с ума!»

«Не грязное деяние, не нечестивое». – Кресло было глубоким и плюшевым. Са'ида заставляла себя сидеть строго вертикально; малейшее притупление ее бдительности, и она проиграет битву с усталостью, облепившую ее конечности, точно плотный песок. Хан мало сталкивался с кхурскими или чужеземными богами, и он все еще казался неубежденным. Она знала, что должна очень тщательно подбирать слова.

«Принц Шоббат увидел вещи, о которых смертным не следует знать», – медленно произнесла она. «Что это могло быть», – она пожала плечами, – «не могу сказать, Могущественный Хан».

Сахим отмахнулся от этих непонятных материй, пообещав обсудить это с Шоббатом, когда тот окрепнет. Если его наследник баловался магией, Сахим быстро излечит его от подобного дурацкого любопытства.

Он вернулся к вопросу оплаты, умоляя святую жрицу назвать свое вознаграждение. Его сундуки были полны стали и золота, благодаря любезности его жильцов, лэддэд. Наедине со своими близкими друзьями, Сахиму нравилось хвастаться, что он самый высокооплачиваемый арендодатель в мире.

«Мы не стяжаем богатства в своем храме, Великий Хан. Но есть просьба, которую ты можешь для нас удовлетворить».

Он ухмыльнулся, широко разведя руками. «Поведай мне, возлюбленная богини».

«Положи конец насилию против эльфов».

Он моргнул, захваченный врасплох. «Каким образом тебя касается судьба лэддэд?»

Она рассказала ему об интересе Беседующего к Долине Голубых Песков и о миссии Львицы выяснить, пригодна ли для жилья сказочная долина. Когда она закончила, ее голос был едва слышен. Она терпеливо ждала.

Хан удивил ее, взорвавшись смехом.

«Место, где говорят животные, и камни вырастают из земли, точно пальмы?» – Он фыркнул, цитируя легенды. – «Прекрасно! Пусть идут туда! Это подходящее для них место!»

Его бурная радость заставила Са'иду болезненно вздрогнуть. За ее глазами собиралась очень сильная головная боль. Закрыв их, она прошептала: «Окажите мне эту любезность, Могущественный Хан. Оберегайте лэддэд, пока они пребывают здесь. Темные силы собираются вокруг вас, ища способ уничтожить их. Не заключайте с ними сделок».

На этот раз его смех был сардоническим. «Ты имеешь в виду рыцарей? Или заморских быколюдей? Да, все эти „темные силы“ разыскивают меня. Каждый желает уничтожить лэддэд ради своей собственной безопасности. Я принимаю их дары, если они мне нравятся». Его черные глаза приобрели жесткость, и он больше не был благодарным отцом. В мантии и короне или без, он был Ханом Всех Кхурцев, который стоял теперь, глядя на жрицу сверху вниз. «Но я правлю Кхуром, а не те, другие. Народ Гилтаса может полагаться на мою защиту так долго, пока мне доставляет удовольствие охранять их. Пожалуйста, решайте вопросы со своей богиней, святейшая госпожа, и оставьте политику мне».

Са'ида сухо встала, поклонилась и отбыла.

Хан наблюдал, как она уходит, затем занял кресло, которое она только что освободила. Са'ида была весьма ценна для Кхура, а он был не из тех, кто разбрасывается ценностями, но ее просьба вызвала у него затруднение. Кроме определенного завистливого восхищения стойкостью Беседующего и высокой оценки эльфийских манер, Сахима мало волновала окончательная судьба эльфов. Он не был другом ни неракцам, ни минотаврам. Он хорошо знал, что как только эльфы уберутся, аппетиты его соседей быстро переключатся на Кхур. При всей своей пустынности, земли Сахима граничили со многими жизненно важными районами. Флот с доступом к его побережью сможет доминировать в Балифорском Заливе. Сотни миль пустыни воздвигли грозный барьер против пытавшихся попасть в Нераку с севера минотавров, равно как и против рыцарей, которые лезли с юга в изобильные земли удерживаемого минотаврами Сильванести.

Беседующий с Солнцем и Звездами был временной ценностью, изящной марионеткой, отвлекающей назойливых рыцарей и держащей под контролем быколюдей.

Эта история с Долиной Голубых Песков ничуть не беспокоила его. Да, было бы проще присматривать за эльфами под стенами Кхури-Хана, но если они выберут бегство в удаленную горную долину, окруженную худшей пустыней королевства, то это будет вполне приемлемо. Если лэддэд обрастут жирком в новом месте, тем лучше. С жирной овцы стригут густую шерсть, как гласит пословица кочевников. Возможно, со временем Сахим сможет сделать Беседующего с Солнцем и Звездами настоящим вассалом Кхура. Разве не сделал он это (по большей части) с кочевниками? Эльфы не могут быть более гордыми и надменными, чем пустынные племена. Так что это неракцам и минотаврам нужно быть деликатными! Все будут со страхом произносить имя Сахим-Хана!

Размышления о своих кочевых подданных были для Сахима словно песчинки в чаше изысканного вина. Жалкие фанатики, все они! Они все в большем количестве проскальзывали в город, вели переговоры с негодяем Миноком и выходили, чтобы досаждать и убивать лэддэд во имя своего отвратительного бога. Или, может быть, во имя Темного Ордена.

В проходе в спальню принца Шоббата появился слуга. Он держал поднос, уставленный розовой водой, тонким бельем и сладким вином.

«Убирайся; я не вызывал тебя», – раздраженно произнес Сахим.

«Нет, Могущественный Хан. Пожалуйста, простите за это вторжение. Меня вызвали ждать у принца Шоббата, но его нет в комнате. Я подумал, может быть…» Слуга с надеждой оглядел гостиную, пустую, за исключением Хана.

Сахим отпихнул лакея и вошел в спальню. Час был поздний, уже за полночь, и единственными горевшими были три свечи на подставке у кровати – пустой кровати. Смятый в пятнах от пота халат Шоббата валялся на полу. Слуга говорил правду: Принца не было ни здесь, ни в уборной при его комнате.

Хан упер кулаки в бедра. Он думал, мальчик проспит неделю. Куда, во имя Каргата, теперь он исчез?

* * *

Плечи крупного мужчины едва не задевали стены узкого переулка. Четверо спутников были не менее внушительны, и, несмотря на свои размеры, все пятеро передвигались бесшумно, их сапоги из мягкой кожи не издавали ни звука по старой мостовой. На пересечении двух переулков вожак остановился. Он ощупал угол стены перед собой, ища три тайные зазубрины в кирпиче. Обнаружив их, он повернул направо и двинулся дальше. Остальные последовали за ним.

На перемычке над пятой дверью были те же самые параллельные зазубрины. Оставив своих четверых спутников караулить в переулке, вожак вошел без стука и аккуратно закрыл за собой дверь. Он откинул капюшон своего плаща.

«Я здесь», – произнес лорд Хенгриф, его бас громом прозвучал в маленькой комнате.

Комната осветилась, когда отрегулировали тонкую красную линию фитилька лампы. В ее свете показался сидящий за столом принц Шоббат, лезвие его обнаженного кинжала мерцало рядом с лампой. Ее красный отсвет также открыл результат его встречи с Оракулом Дерева. Лицо принца было пепельно-серым. Брови и борода были белыми, и седина прочертила откинутые со лба назад волосы. Когда-то мягкие черты лица исказились, и его глаза пылали из глубоких впалых глазниц.

«Слышал, вы были не здоровы, Ваше Высочество», – сказал Хенгриф.

«Я поправился».

Из того, что видел неракец, это казалось спорным заключением. «Эта встреча неразумна».

«Но необходима».

Рука Шоббата играла с кинжалом, поглаживая проволочную рукоять, но он не сводил глаз с лица рыцаря. «Время для разговоров прошло. Пришло время действовать. Мой отец должен уйти».

Он ожидал какой-либо реакции – по меньшей мере, удовлетворительного кивка – но Хенгриф лишь продолжал стоять, неподвижный, как камень. Шоббат потребовал ответа: «Нерака поддержит меня, когда я окажусь на троне?»

«Орден всегда поддерживает сильных правителей, дружелюбных к его делам».

Пальцы Шоббата сомкнулись на рукояти кинжала, и он швырнул оружие на стол, заставив подпрыгнуть маленькую лампу. «К чему все эти загадки?» – закричал он. – «Не можете просто дать мне короткий ответ, „да“ или „нет“?»

«Разрешите сказать, Ваше Высочество, что вы выбрали не самое подходящее время. Вы на какое-то время выпали из круговорота, верно? И прямо сейчас ваш отец очень популярен, благодаря тому, как унизил эльфов. Сколько денег он выдавил из Гилтаса под предлогом компенсации?»

«Десять тысяч стальных монет».

Приличная сумма, подумал Хенгриф. Маленький триумф Сахима над Беседующим заставил восторгаться им в сууках и тавернах, даже тех, кто знал его как кровавого тирана. Он казнил одиннадцать торганцев, захваченных во время беспорядков; их головы все еще собирали мух на площади перед Кхури ил Нором. Еще Хенгриф знал, что эти покойники были закоренелыми преступниками, отбракованными из городских подземелий. Настоящие виновные купили свою свободу. Минок, верховный жрец Торгана, с по-прежнему висящим над ним смертным приговором Хана, дал Хенгрифу золото, чтобы купить свободу себе и своим последователям.

После обдумывания возможных последствий дальнейшего пребывания торганцев в заключении (и возможных признаний под пытками), рыцарь заплатил взятку. Но предварительно обменял кхурские монеты Минока на неракские. Он хотел, чтобы выпущенные заключенные связывали свое спасение с Орденом, и чтобы эти деньги были потрачены в сууках. Не существовало лучшего посланника, чем деньги.

«…и убить его, пока он спит. Как полагаете?» – произнес Шоббат.

«Очень хороший план», – ответил Хенгриф, с некоторым удивлением обнаружив, что пока он был погружен в раздумья, принц, должно быть, обрисовал свой план убийства отца. – «Когда вы нанесете удар?»

«Скоро. Может не оказаться времени предупредить вас».

«Я понимаю».

Шоббат встал и засунул кинжал обратно в пояс – тот самый, неприятного переплетения вишнево-красного и желто-зеленого цветов. Хенгриф подождал, пока тот закончит, затем, как бы невзначай, поведал новость, с которой пришел. «Ваше Высочество, вы слышали? Эльфы нашли Долину Голубых Песков».

Эффект превзошел все его ожидания. Шоббат резко вздрогнул, даже пошатнулся.

«Как это случилось?» – задыхаясь, произнес он.

«Гилтас послал свою сучку, Кериансерай, отыскать это место. Они добрались до долины три дня назад».

Шоббат с глухим стуком сел обратно. В его ушах звенело предсказание Оракула.

«Как…» – Принц дважды прочистил горло. – «Как вы узнали об этом?»

«У меня много глаз и ушей в Кхури-Хане, даже в лагере эльфов». – Он сложил на груди крупные руки. – «Ваше Высочество, почему эта долина так важна? Что Гилтас надеется найти там?»

Шоббат едва слышал Хенгрифа, его мысли скакали. Предсказанная Оракулом цепь событий началась. Его будущее, сама его жизнь, были на кону. Он постарался справиться со своими эмоциями. Он и так слишком много рассказал Темному Рыцарю.

«Кто знает? Долина необитаема», – пробормотал он. – «Она имеет некое религиозное значение для обитающих по соседству племен».

Хенгриф молча рассматривал Шоббата. Бледный цвет лица принца в мгновение стал ее белее, цвета седых прядей в его бороде и волосах. Этот человек – слабак, подумал Хенгриф. Если бы он не был так близок к трону Кхура, рыцари давным-давно отмыли бы от него свои руки. Его до смешного легко было купить. Шоббат даже сильнее своего жадного отца любил деньги, не только за власть, которую они олицетворяли, но за роскошь, которую можно было на них купить. У Ордена была мысль поставить его марионеточным правителем Кхура, но его поведение все сильнее становилось непредсказуемым и уклончивым. Экспедиция эльфов в Долину Голубых Песков, несомненно, глубоко обеспокоила принца; скорее всего, она бы обеспокоила и начальство Хенгрифа. Но у них было преувеличенное мнение о проницательности Гилтаса, и несомненная мания насчет Львицы. Последнее Хенгриф скорее мог понять, чем первое. Кериансерай много лет была занозой в теле Рыцарства.

Отвечая на вопрос Шоббата, Хенгриф пояснил, что эльфы пересекли Высокое Плато, чтобы добраться до долины, избегая тщательно охраняемых караванных маршрутов в Кортал.

«У них было несколько стычек с племенем Вейя-Лу. Последняя, я полагаю, была полноценным сражением. Потерпев неудачу в препятствовании попадания эльфов в долину, кочевники разбили лагерь у входа и пытаются призвать другие племена помочь уничтожить незваных гостей, когда те будут выходить».

Шоббат в задумчивости теребил бороду. Хотя он мог желать кочевникам всяческих успехов в остановке лэддэд, потенциальный хан не мог быть счастлив слышать, что пустынные племена сосредотачиваются. Каждый раз, когда это происходило, ханы теряли свои головы.

Словно восход солнца, но более внезапно, лицо Шоббата прочертила улыбка. Учитывая его красные глаза и мертвенно-бледные губы, это выражение не было очаровательным. И теперь настала очередь Хенгрифа удивляться, хотя он был достаточно опытен, чтобы не показать это.

«Милорд», – спросил принц, – «вы можете общаться с этими далекими событиями, или всего лишь потом получаете о них сообщения?»

Осознавая смысл того, о чем собирался сказать, Хенгриф ответил: «Первое, Ваше Высочество».

«Отлично! Я составлю послание, а вы передадите его кочевникам, которые, вы говорите, собрались остановить эльфов».

Хенгриф слегка поклонился, подумав, что сделает то, что посчитает нужным.

Принц отдал приказ, и из тени вышел лакей, неся кожаный портфель. Шоббат отодвинул бутылки с вином и парфюмом, короткий меч и толстый кошель с монетами, чтобы вытащить пергамент, чернила и перо. Сочиненное им воззвание было коротким и по существу, написанное крупным округлым почерком. Хенгриф легко прочел вверх ногами текст. И снова он был удивлен. Этот амбициозный дурень обладал большим талантом к интригам, чем он себе представлял. В будущем ему следует быть осторожнее с принцем.

Шоббат росчерком подписал документ, туго свернул его и запечатал темным воском. Он вдавил в воск свою печатку и протянул свиток Хенгрифу.

«Вы можете стать спасителем моей страны», – серьезно произнес принц.

«Я бы предпочел стать губителем эльфов», – ответил Хенгриф.

Шоббат оскалился. «Это одно и то же».

«Ваше послание окажется в руках кочевников через три дня, Ваше Высочество».

Шоббат погасил лампу, и двое мужчин вышли разными путями.

«Успешно, милорд?» – спросил ожидавший снаружи лейтенант Хенгрифа.

Хенгриф покосился на закрытую дверь. Как оценить успех в этом водовороте вероломства и лжи? Он все еще был жив, все еще работал на Орден. Это можно было считать определенным успехом.

Он утвердительно буркнул и добавил: «Мне нужно нанести еще один визит. Когда мы доберемся туда, вы со своими людьми можете возвращаться в нашу квартиру».

Пять рыцарей незаметно ускользнули, двигаясь, словно группа теней. Выбравшись из густонаселенного района Хамик, Хенгриф повел их в северную часть города, известную как Хабала. Разрушенная Малис и ее приспешниками, она все еще не была восстановлена. Виды и запахи живых, пульсирующих районов Кхури-Хана закончились, как только они пересекли Истра-стрит и вошли в руины. Хенгриф остановился у разрушенного жилища и отпустил своих людей.

Они колебались. Лейтенант сказал: «Милорд, мы подчиняемся, но… наши жизни связаны клятвой оберегать вас. Не следует ли нам сопровождать вас?»

«Не в этот раз. Ступайте».

Они неохотно повиновались. Хенгриф оставался на месте, пока четверо преданных его воинов не завернули за угол и скрылись из вида. Убедившись, что остался один, Хенгриф двинулся вперед. Здесь не горели ни факелы, ни лампы. Единственным освещением был свет звезд. Тем не менее, он довольно успешно продвигался через разрушенные дома. Он очень хорошо знал дорогу.

На фоне ночного неба одиноко торчала высокая башня. Ее верхние этажи были обрушены красной драконицей, но даже усеченная, башня по-прежнему была во много раз выше любого другого строения в округе. У ее основания груда обломков находилась на месте изящной виллы, когда-то служившей домом самому богатому торговцу финиками Кхура. Его кости гнили где-то под рухнувшими стенами особняка.

Плывшие со стороны моря облака закрывали звезды, погружая развалины в абсолютную темноту. Это было зловещее путешествие по разрушенным участкам, загроможденным обломками скульптур, булыжниками и нанесенным ветром мусором, садам, теперь служившим домом лишь тонким неухоженным финиковым пальмам. Интерьер одного когда-то великолепного, а теперь стоящего без крыши дома был открыт взорам. То, что осталось от его гипсовых стен, было расписано пестрыми пейзажами пустынной жизни, эти картины потрескались и шелушились. Проход среди мусора был едва широким для ноги Хенгрифа. Проделавший его был намного меньше Хенгрифа.

Он прошел первую метку – пятнадцатисантиметровый квадрат пергамента со знаками, нанесенными красными и черными чернилами. Предупреждение. На разрушенный дом было наложено заклятие тревоги. Если бы на Хенгрифе не было оберега, его охватил бы беспричинный страх.

Добравшись до атриума, с пересохшим фонтаном и заросшим бурьяном садом, он прошел вторую метку. Это был человеческий череп с забитыми глиной глазницами. В каждую забитую глиной глазницу был воткнут голыш полированного малахита, гротескное изображение глаз. Они ими и были. Обитатель разрушенной виллы мог следить за проходом при помощи этих магических глаз. С нарушителями поступали жестко.

Рыцарь наткнулся на одну такую неудачливую душу. У фонтана лежал, вытянувшись, кхурец. Его туловище было разодрано, и тело оставлено здесь в качестве дополнительного предупреждения для неосторожных. Хенгриф по одежде предположил, что это был нищий, пришедший сюда в поисках безделушек на продажу. Больше они ему уже не понадобятся.

У подножия разрушенной башни находилась третья метка. Простая медная табличка из тех, что используются в тавернах по всему городу, была прибита тремя железными гвоздями к двери башни. В меди были процарапаны линии. Они образовывали значок безумия. Любой, проходящий через дверь без должной защиты, немедленно сойдет с ума.

Хенгриф фыркнул. Возможно, нынешний обитатель виллы как-то раз пришел домой без своих защитных амулетов. Это многое бы в нем объяснило.

Несмотря на повсеместную разруху, большая дверь плавно и бесшумно повернулась внутрь на хорошо смазанных петлях. Внутри сильно пахло мускусом.

«Приветствую!» – Он попытался позвать тихо, но его голос все равно прогрохотал барабанным боем.

Что-то шевельнулось в темноте. Что-то большое. Его рука легла на рукоять меча.

«Фитерус! Это Хенгриф», – сказал он, чувствуя себя отчасти глупо. Его голос трудно было спутать с чьим-либо еще.

Над головой возник квадрат света, когда открылся люк. Хенгриф поднял руку, чтобы заслониться от внезапного сияния. При свете он увидел свернувшегося у дальней стены, в нескольких метрах от него, странного зверя. У того было темно-желтое тело и конечности льва, но длинную шею покрывали мелкие чешуйки бронзового цвета. Но самой выдающейся частью тела была его голова. В обрамлении короткой жесткой гривы рыжеватых волос, она была круглой, как у человека, с человеческими ледяными голубыми глазами, плоским носом и очень широким ртом.

Рот раскрылся в ухмылке, когда Хенгриф крепче сжал рукоять своего меча. По меньшей мере, четыре ряда зубов, один за другим, полированной сталью блеснули в широком рте. Большие глаза пристально не мигая уставились на него. Тут рыцарь понял, что случилось с лежавшим снаружи мертвым нищим.

Из раскрытого люка развернулась веревка с узлами, ее конец упал на пол у ног Хенгрифа. Рыцарь принялся настороженно подниматься. Хорошее место для засады, подумал он.

Когда голова и плечи Хенгрифа показались в комнате наверху, его навалившейся тяжестью окатил жар. Масляные лампы с серебряными отражателями ярко освещали обстановку, но тепло шло от двух больших каминов, расположенных друг напротив друга в большой круглой комнате. В каждом ярко пылал огонь.

Комната была украшена в исключительно традиционной кхурской манере, что сбило бы с толку коренного кхурца. Темно-желтые ковры были уложены пятнадцатисантиметровым слоем, помогая скрыть покоробленный пол. Каждый сантиметр стен был укрыт гобеленами, изображавшими не только кхурские пейзажи пустынь и оазисов, но и заморские виды – варварское великолепие Эргота, сдержанную пышность старой Соламнии, и геометрические узоры Тарсана, выполненные золотым шитьем.

Стульев или столов не было, только шелковые и бархатные подушки, диваны с накидками из плисовой шерсти и дамаста и низкие столики, предназначавшиеся для обедавших на полу. Удушливой атмосфере способствовали свисавшие с потолочных балок драгоценные курильницы; они наполняли воздух тяжелым запахом специй.

Сбросив веревку в люк, хозяин дома вернулся к своему обеду. Гравированный серебряный поднос покоился на диванных подушках рядом с ним. Хенгриф взглянул на его содержимое, и быстро отвел глаза. Какая-то птица, ощипанная, но неприготовленная. Варварство.

«Добро пожаловать, благородный Хенгриф», – произнес Фитерус, делая взмах рукой.

Его бесформенная маскировка исчезла. Сбросив тяжелую драную мантию и толстый серый парик, Фитерус оказался эльфом зрелых лет с пушистыми белыми волосами, бровями, словно тонкие крылья над светло-карими глазами, и подбородком, острым, точно нос боевой галеры. Его руки были необычно большими для эльфа, с выступающими суставами и исключительно длинными пальцами, потемневшими за десятилетия смешивания зелий. На нем были длинные белые шелковые брюки и укороченный геб.

«Забавный у тебя сторожевой пес», – сказал Хенгриф, обдумывая, где бы сесть.

«На самом деле, редкое существо. Заморская мантикора. Она обеспечивает мое уединение».

Фитерус указал, что рыцарь мог бы присоединиться к нему, но Хенгриф уселся на низкий столик рядом, убедившись сперва, что тот достаточно крепкий, чтобы выдержать его вес. Он не захотел ни развалиться на подушках на диване рядом с магом, ни сидеть на устланном коврами полу у его ног, словно проситель.

«Новый поворот событий», – сообщил он. – «Принц Шоббат восстановил свой рассудок. Как обычно, он жаждет низложить своего отца, но когда я упомянул, что эльфы вошли в долину, у него едва не случился рецидив. Он так напуган, что хочет поднять пустынных странников, чтобы остановить эльфов». Хенгриф показал письмо Шоббата. «Он дал мне это воззвание, в котором призывает их объявить священную войну эльфам».

«Шоббат – идиот. В нем говорится о чем-нибудь еще?» – Фитерус аккуратно впился зубами в неприготовленную птицу. Кровь стекала по его подбородку, пока он не вытер ее салфеткой.

«Он созывает кочевников сюда, в Кхури-Хан, чтобы уничтожить эльфов в их палаточном городе».

Фитерус замер, затем отложил свой обед. «Не идиот – безумец!»

«Может быть. Он пишет, что его отец предал Кхур, позволяя эльфам оставаться здесь и наполняя свои сундуки эльфийской сталью».

«В эту сделку будет входить и голова Сахим-Хана».

«Уверен, в этом и состоит цель Шоббата».

Фитерус поднял узкий конический бокал из позолоченного стекла и большими глотками выпил вино, словно моряк, только что вернувшийся из долгого плавания. Его пальцы оставили кровавые отпечатки на блестящей ножке. Интересно, подумал Хенгриф, коричневый цвет его ногтей естественный, или он красит их.

«Все равно, идиот», – сказал Фитерус, вновь наполняя свой бокал. – «Сахим популярен. Кочевники не объединятся против него, не сейчас».

«Может быть, если бы у них появился повод», – предположил Хенгриф.

«Это нужно обдумать. Странники не похожи на обычный народ, эльфов или людей. Что радует нас, их раздражает, и что гневит их, для нас будет обыденностью». – Маг откинулся на подушки и добавил. – «Что ты сделаешь для меня, если я окажу тебе эту услугу?»

Я не сверну твою тощую шею, подумал Хенгриф. «Мы не на сууке, эльф. Я здесь не для того, чтобы торговаться. Ближе к делу. Чего ты хочешь?»

Фитерус устроился поудобнее на подушках и закрыл глаза. «На самом деле, пустячок», – пробормотал он.

Хенгриф сомневался. Маг казался невосприимчивым к обычным соблазнам. Насколько знал Хенгриф, у того было лишь два руководящих мотива: ненависть к своей собственной расе и преданность к своим занятиям магическим искусством. Чего бы он ни желал, скорее всего, это должно быть нечто необычное.

«Я хочу то же, что и Гилтас: Долину Голубых Песков».

Этот загадочный ответ заставил Хенгрифа нахмуриться. Он знал, что кочевники северной пустыни относятся к долине как к священной, одновременно принадлежащей богам и запретной для них. Большинство историй, что он слышал в сууках и различных тавернах, были в высшей степени неправдоподобны. В одной о долине говорилось, как о доме для армии каменных солдат, две тысячи лет стоящих неподвижно, но которые пробудятся, услышав определенное волшебное слово. Если сказать неверное слово, они оживут лишь на время, достаточное для того, чтобы убить произнесшего его, а затем вернутся к своему каменному существованию. В других легендах говорилось, что в долине находятся золотой город, раса невидимых драконов или – самая эксцентричная из всех – гробницы мертвых чужих богов.

Зачем вдруг Фитерусу понадобилась Долина Голубых Песков?

Хенгриф неуклюже поднялся. За годы он получил слишком много ран, немало из которых, пока гонялся за Львицей, чтобы долго сидеть, скорчившись, на низком столике.

«Я передам твои слова своим хозяевам», – невозмутимо произнес он. – «Если отбросить сказки и легенды, эта долина представляет собой превосходную оборонительную позицию. Мой Орден, несомненно, не захотел бы, чтобы эльфы обосновались там».

Он бросил взгляд на графин на ковре возле Фитеруса. Маг любил дельфонское вино с цветками куробы, придававшими ему наркотический эффект. Хенгрифу это было не нужно; он лучше еще немного потерпит жажду.

«О, еще кое-что», – мимоходом сказал он. – «У Гилтаса есть агент в городе, который ищет тебя».

Карие глаза мага быстро открылись. «В самом деле? Эльф?»

«Мой шпион в совете Беседующего не уточнил. Может, нанятый кхурец».

«Надеюсь, нет!» – Фитерус потер пальцами подбородок, забыв, что они испачканы в запекшейся крови. Кровавые полосы придали его сухопарому лицу по-настоящему зловещий вид. – «Для моего последнего эксперимента мне нужен полнокровный эльф. Может, мне стоит позволить ищейке Гилтаса отыскать меня».

Хенгриф не жаждал гадать, какие эксперименты может планировать эта мерзкая тварь. Долг исполнен, и он лишь хотел уйти. Он открыл люк и протянул руку. Ему нужны были новые бумажные амулеты, чтобы безопасно пройти сквозь волшебную защиту виллы. Каждый набор оберегов работал особым образом – один раз, когда Хенгриф уходил, и еще раз, позволяя ему войти. Ничего другого Фитерус не предлагал.