Текст книги "Сады Солнца"

Автор книги: Пол Макоули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

Платформа подплыла к лугу, и аватар легко шагнул вниз, встал перед Альдером. А тот стоял в скафандре, со шлемом на поясе, будто рыцарь древности, исполнивший трудное задание властелина. Из чащи папоротников по обеим сторонам поляны вышли нагие дети, такие бледные и тощие, что казались полупрозрачными, будто рыба в подземных озерах. Несоразмерно маленькие детские головы походили на клинья, свод черепа начинался прямо от покрытых кожей ямок, оставшихся на месте глаз. Большие уши растопыривались, словно крылья нетопырей, на руках – по три пальца, расставленные как захваты на подъемном кране.

– Добро пожаловать в мой дом, – выговорил аватар голосом Шри, хотя лицо на экране не шевелило губами. – Как он тебе? Ведь он прекрасен?

– Кажется, у тебя, как ни странно, появился вкус к мелодраме.

– Ты хорошо выглядишь. Постарел – но по–прежнему мой прекрасный мальчик. Ты не привез Берри?

– Я попросил его лететь со мной. Он отказался, – ответил Альдер.

– Тебе следовало привезти его. Мы бы позаботились о нем здесь.

– Не сомневаюсь. Но у него своя жизнь и свой способ выживать. Свой способ убежать, наконец. О нем заботятся.

– Женщина, – выговорил аватар.

– Да. Его законный партнер. Похоже, она – единственная, кто по–настоящему любит его.

– Ты считаешь меня плохой матерью.

– Думаю, мы оба подвели его, – сказал Альдер.

– Я старалась как могла – но постепенно поняла, что никакие мои действия или слова не помогут ему. Потому я оставила его разбираться самого. Мне было больно оставлять его. Мне больно, когда я думаю о теперешних несчастьях Берри, о том, как он вредит себе.

– Он когда–то прилетал сюда. Но ты отвергла его.

– Я тогда… изменялась, – нерешительно произнес аватар. – Процесс закончен. Теперь я готова позаботиться о Берри, но я не заставлю его делать то, что ему не нравится. И никогда не повезу его сюда против его воли.

– Вина и на мне. Ведь он – мой брат. Я мог прийти к нему давно – и не пришел. А сейчас уже слишком поздно.

– Как думаешь, он счастлив?

– По–своему, – ответил Альдер.

– Сын, я с большим интересом слежу за твоей карьерой. И с немалой гордостью. Возможно, ты зол на меня за то, что я не отвечала на твои письма. Ну, во–первых, это вопрос безопасности. А во–вторых…

– Я понимаю. Ты была занята. Я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь.

– Да, я занята. Ведь столько работы – и так мало времени. А я изменялась. Мы изменялись – и росли. Эти джунгли сейчас – это мы, одна плоть и одна цель.

– Я вижу, – заметил Альдер.

– В самом деле? Ты по–настоящему понимаешь? – изумился аватар.

– Думаю, я неплохо представляю, что именно ты сделала. Хотя и не понимаю зачем.

– Пойдем со мной, – попросила Шри.

– Я уже видел лес. И его жителей.

– Ради меня, – попросила мать.

Альдер неловко ковылял рядом с грациозным аватаром сквозь зеленую тень под деревьями. Оба следовали за бледными слепыми детьми и стаей лемуров, перелетавших с дерева на дерево. На дне глубокого озера с прозрачной водой сети бледных труб пульсировали и дрожали на черном песке, словно обнаженные артерии. Рой бабочек величиной с ладонь закружился вокруг косого луча, пробившегося сквозь кроны. Крылья бабочек покрывал мех из тончайших черных волосков.

Шри объяснила, что пострадала от последствий эксперимента по достижению бессмертия. Когда она решилась его провести, еще были не совсем ясны последствия. В теле возникли опухоли, и в них развилась независимая жизнь. Исследовательская группа Шри и экспертные машины, наделенные памятью и навыками Шри, погрузили ее в спячку на время поисков лекарства. Теперь опухоли под контролем – но Шри заключена в несколько емкостей. Впрочем, это не важно. Она произвела клонированием семью сестер–дочерей, использовала свой геном как основу для создания генной инженерией и ускоренной эволюцией десятков видов животных. Шри породила целую ветвь фундаментально различных фенотипов, обладающих одинаковыми геномами и заполняющих все экологические ниши саморегулирующейся экосистемы биома. После того как сестры–дочери принялись управлять биомом, Шри начала изменять себя.

Она изменила и улучшила созданные Авернус вакуумные организмы, чтобы те прямо преообразовывали солнечную энергию в электричество. Когда растения распространились по поверхности Януса, модифицированное тело Шри разрослось еще больше. Там и тут в огромной массе растений находились копии Шри – и все думали одними и теми же мыслями, осязали, обоняли, слышали и видели одно и то же. Эти копии были настолько одинаковыми, насколько это вообще мыслимо, – настоящие аватары, готовые отправиться на исследование вселенной.

– Скоро мы вырвемся с этой крохотной луны, покинем Солнечную систему и отправимся к Фомальгауту, – сказала Шри. – Путешествие займет десять тысяч лет – но мы способны выжить в путешествии в десять раз дольше. Вокруг Фомальгаута есть кольцо пыли и протопланетного мусора в два раза большее Солнечной системы. Там миллионы комет, планетоидов и астероидов. Планет тоже много – но нам безразличны планеты. Мы заполним пылевое кольцо копиями нашей ветви. Некоторые из них полетят к другим системам, где не сформировались планеты. Мы – первые настоящие постлюди, новый вид! Дальние были первым шагом эволюции, первой двоякодышащей рыбой на берегу вселенной. Мы уже зашли гораздо дальше – и продолжим путь. С точки зрения индивида, эволюция жестока. Чтобы выжил вид, индивиды гибнут. Но гибнет и большинство видов. Лишь удачные виды выживают долго. Наша ветвь расколется на тысячи, миллионы разных разновидностей – но все останутся одной плотью, единым геномом. Когда–нибудь мы заселим всю галактику – и никогда не умрем.

Альдер рассмеялся и сказал матери, что не упрекнет ее за такие амбиции.

– Ты не шокирован моим рассказом? – удивилась Шри.

Ее нестареющее лицо на визоре аватара казалось спокойным и неподвижным, словно медицинский образец в банке с формалином.

– Я очень рада! Очень. То, что ты принимаешь нас такими, значит для нас очень многое.

Альдер вспомнил слова Кэша о том, как он благодарен Шри, и сказал:

– Я – твой сын. Ты сделала меня таким, какой я сейчас, наделила талантами и способностями, чтобы я помог тебе добиться желаемого. Некоторые время мы были командой – по крайней мере, я так считал. Я не обижался, когда ты оставила меня на Земле, потому что ты вручила мне ответственность за целый институт. Но за годы после войны, когда ты не отвечала на мои письма, я стал ненавидеть и презирать тебя. Ведь ты нашла что–то новое – и бросила меня ради него. И я понял, что работа всегда значила для тебя гораздо больше, чем все мы. Однако и у меня была работа, и со временем у меня появилась семья. У тебя не стало власти надо мной – и моя ненависть понемногу ушла. Но я никогда не забывал о тебе. Я посылал новости о своей семье, собирал слухи о твоей работе на Янусе, обдумывал и анализировал, чтобы отыскать зерна правды. Теперь я ее знаю. Я увидел дело твоих рук и могу позабыть о тебе. Да, я поражен увиденным.

Но я не одобряю его. Ты всегда была далека от людей – и даже от меня, в конце концов. А теперь ты превратилась в настоящего монстра. Конечно, твои достижения изумительны. Но есть в них что–то печальное и отчаянное. Похоже, ты поставила крест на всякой попытке общаться с людьми. Ты стала народом из одной себя.

– У тебя сейчас своя семья, – сказала мать. – А у меня – своя. И у нее есть я.

– Знаешь, когда ты прибудешь на Фомальгаут, возможно, там уже окажутся люди. И что ты будешь делать тогда?

Шри рассмеялась. Дети вокруг рассмеялись тоже – тоненькими, чистыми, будто колокольчики, голосами. Но от их звонкого смеха пробирала дрожь.

– Тебя ограничивает твоя старая манера мыслить, – сказала мать. – Но мы уже превзошли ее.

– Посмотрим.

Он и мать еще долго бродили по дорожкам и разговаривали. Он рассказал про семью и работу на Земле, про похороны Авернус и про людей, встреченных на Дионе и Мимасе. Шри рассказала про свою надежду на возвращение старого гения генетики в систему Сатурна. Шри так хотела поговорить с Авернус.

– Но, увы, не судьба, – сказала Шри. – Впрочем, я поняла, что на самом деле это не так уж и важно. Я знаю теперь, что я, по меньшей мере, равна ей. А ведь я еще могу идти вперед, могу делать новое…

– У Авернус свое место в истории, у тебя – свое, – заключил Альдер.

Он не мог сказать матери о том, что она не сравнялась с Авернус и никогда не сможет. Это было бы слишком жестоко и к тому же бесполезно. Мать никогда не признает ошибок. Она слишком горда и тщеславна, настоящий монстр эгоизма. Она всегда была такой. Проживи она тысячу лет – вряд ли изменится. И никогда не научится понимать людей. Как и Берри, она ушла в мир фантазий. Но у Берри по крайней мере есть Ксбо Ксбейн. А у матери – только ее копии.

Наконец они вышли к тропе, по серпантину забирающейся к лугу, на самый верх скалы, где ждала платформа.

– Мы рады, что ты навестил нас, – выговорила Шри. – Мы изменились превыше твоего понимания, и мы продолжим изменяться. Но мы никогда не забудем тебя.

– Не знаю, смогу ли я сюда вернуться, – сказал Альдер. – Но я не прощаюсь. Мы еще можем поговорить с тобой как сын с матерью, когда пожелаем.

Но он знал, что разговаривать больше не захочет, – и понимал, что она не захочет тоже.

Они попрощались. Аватар глядел ему вслед, стоя в толпе странных детей. Альдер ступил на платформу и понесся к жерлу шахты. Одна плоть, одна ветвь, одна семья. Они уменьшаются, пропадают вдалеке. Платформа миновала крышу, разлетающиеся мембраны шлюзов, пошла к черному небу наверху, где ожидал друг.

2

Спустя двенадцать лет после смерти Авернус Мэси Миннот все еще жила на Титане и работала над проектом терраформирования. Теперь большая часть ее времени уходила на оживление Горячих озер. Они занимали череду новых кратеров к югу от горного хаоса Ксанаду. Озера создали обломки ледяного щита корабля «призраков», отвалившиеся при проходе атмосферы Титана во время кризиса тридцать первого года. Лед растаял от удара, и кратеры заполнились богатой аммиаком водой. Теперь радиаторные решетки, питаемые термоядерными реакторами, не давали озерам замерзнуть. Экоинженеры и геномаги засеивали озера разными видами метанообразующих бактерий и цианобактерий – создавали основание для простейшей экосистемы из водорослей, планктона, нескольких разновидностей креветок и крабов.

Когда прилетел Ньют, Мэси работала вместе с группой циклического использования ресурсов на исследовательской станции у крупнейшего озера, Виндермере Лакус. Ассистент отвез Мэси вверх по крутому склону к посадочной площадке, где стоял маленький атмосферный шаттл Ньюта в фирменной розовой раскраске его транспортной компании – будто орхидея, брошенная в угольный подвал. Внизу расстилалось озеро, все в плавающих льдинах и тумане, курящемся над открытой водой. Несмотря на сеть термоядерных ламп на орбите и постоянный впрыск поглощающих ультрафиолет химикатов высоко в атмосфере, чтобы не допустить образования тиолов, главных поглощающих компонентов мутной атмосферы, на поверхности Титана не хватало света. Но теперь Солнце ясно виделось в небесах, словно крошечный рубин в пыли, и Сатурн тоже – его лежащий на боку полумесяц висел в небе над клубящимся беспокойным туманом.

Мэси с ассистентом проследили за тем, как робот выгружал ящики герметичных контейнеров из роллигона и складировал в трюме шаттла. Контейнеры содержали всевозможные образцы для коллег в Афинском университете и лабораторий в дюжине исследовательских институтов и станций на Земле. Когда погрузка благополучно завершилась, Мэси вскарабкалась на борт. Ньют поднял шаттл прямо вверх, сквозь атмосферу, на стыковку с транзитной станцией. Там Мэси и Ньют перенесли груз на «Слон», перебрались на него сами и отправились на Шестую конференцию, посвященную «Великому прыжку вдаль». Она должна была состояться через восемь недель в Афинах на Луне, но супруги решили сделать крюк и завернуть на Марс.

Брак Мэси и Ньюта длился уже тридцать с лишним лет. Супруги давно притерлись друг к другу, сгладили все острые углы, научились взаимопониманию с полуслова, приспособили свои привычки и обыкновения к долгим совместным путешествиям на тесном корабле. Во время перелета Мэси поддерживала связь с исследовательской станцией на Горячих озерах и терраформирующей командой в новом городе Кольридже. Ньют разбирался с проблемами и рутинной административной работой своей транспортной компании, небольшого флота кораблей, летающих в постоянно меняющемся треугольнике маршрутов между Юпитером, Сатурном и Марсом. Коньком Ньюта были особые поручения и экзотические грузы.

Полет проходил обычным образом. Корабль шел в глубь системы под небольшим углом к эклиптике, пересек орбиту Юпитера и пояс астероидов. И вдруг Ньют высветил на виртуальном экране истинную цель путешествия – небольшую звездочку рядом с крошечным красным диском Марса.

Тремя днями позже Ньют перешел на ручное управление и пролетел последние десять тысяч километров на глазок. Цель закрывал вращающийся щит, заслоняющий ее от избытка света и тепла, а за ним возник слабо светящийся голубоватый кружок, постепенно превратившийся на экранах в пометное ядро – осколок горы, семя, искру. «Слон» проплыл мимо его изъязвленных боков к кораблю, пришвартованному в пятидесяти километрах от поверхности. Он казался крохотным, резко и ярко очерченным на фоне океанического свечения противосолнечного щита.

Комета была короткоживущим спутником Юпитера, грязным снежком массой в тридцать два миллиарда тонн, с поверхностью, покрытой слоями ледяных хлопьев и углеродной пылью, хрупкой, как сигаретный пепел. Нутро снежка – кое-как слипшиеся обломки протопланетного материала, водяной лед, пузыри застывших во льду газов. Снежок летел к Солнцу, а на пути его траекторию заботливо корректировали, позволяли нагреваться определенным местам, и те испускали фонтаны газов и пыли. Через восемьдесят три дня комета уткнется в Марс, распадется на части над его поверхностью и существенно увеличит давление марсианской атмосферы, пока составляющей лишь тридцать два миллибара.

Компания Ньюта выиграла контракт на поставку кометы. Младший сын Ньюта и Мэси, Дарвин, возглавлял команду, регулирующую траекторию кометы, гасил изменения вектора скорости, вызванные хаотическим испусканием газов до того, как развернулся и встал на место солнечный щит, не позволяющий Солнцу глубоко прогреть рыхлый субстрат и взорвать пузыри метана. Но временами, даже несмотря на щит, прогрев достигал критических величин. Когда «Слон» бочком подобрался к кораблю Дарвина, как раз происходил спонтанный выброс газов. Фонтан ударил из бока кометы, обращенного к Солнцу. Шлейф выметнуло на десять тысяч километров. Дарвин с командой был очень занят – срочно корректировал легкое вращение, вызванное толчком. Так что родители встретились с сыном и его соратниками лишь шесть часов спустя, за ужином.

Мэси не видела сына больше года – и с приятным удивлением отметила, как же он похож на отца: бледный долговязый юноша с взлохмаченной копной черных волос, яркими голубыми глазами, быстрой кривоватой усмешкой. Дарвину исполнилось двадцать пять – столько же, сколько его отцу, когда тот помог Мэси сбежать из Восточного Эдема. И, точно как Ньют тогда, Дарвин пытался выбраться из тени родительской репутации, найти свой путь в мире. Дарвин в свое время учинял немало скандалов и ссор с родителями – но теперь был очень счастлив видеть их. Они славно поговорили: посплетничали о братьях и сестрах Дарвина, обсудили планы использования комет для создания поселения–океана вокруг скального астероида. Увод и разборка полудюжины комет, требуемых для такого объема воды, – задача со множеством сложностей и закавык. Дарвин считал, что при должной поддержке ее решат уже в ближайшем десятилетии.

– У нас хватит кармы на то, чтобы организовать исследование проблемы, – позднее этим вечером сказал Ньют Мэси на борту «Слона». – Продвинем немного идею – а вдруг он подхватит?

– Как думаешь, он одобрит нашу помощь? – осведомилась Мэси.

– Должен, по идее. Ведь работать придется ему. Я даже не подумаю лезть в бюрократические джунгли, которыми обязательно обрастет подобный проект. Но вот создать зародыш этого дела мы сыну поможем.

Увы, иногда Ньют ничего не видел прямо под носом, кроме своих проектов.

– Я имела в виду, представь себя в возрасте Дарвина, – терпеливо посоветовала Мэси. – Как бы ты почувствовал себя, когда бы родители полезли в твои планы?

– Черт возьми, да не было у меня тогда никаких планов!

– И ты был крайне благодарен всякий раз, когда Эбби вытаскивала тебя из беды?

Ньют рассмеялся.

– Уела, сдаюсь. Но я все–таки хочу найти способ помочь парню. А ты – разве нет? Для компании это может быть фантастической возможностью. Начальные затраты будут ого, но потенциальный выигрыш – куда выше.

– Конечно же, я хочу помочь, – согласилась Мэси. – Но я не хочу управлять его жизнью вместо него самого.

Ньют немного подумал.

– …Хм, думаю, пусть парень основывает свою компанию – а мы выступим как субподрядчики. Мы дадим ему кредит, но распоряжаться всем станет он. Пусть сам продвигает дело, а там будь что будет. Но парнишка–то умный. Думаю, у него выйдет, если ему не наскучит и он не вздумает бросить и заняться чем–нибудь другим.

Мэси с Ньютом гостили у Дарвина два дня. Мэси обсудила последние теории панспермии с экзобиологом. Тот уговорил ребят взять его на комету, чтобы достать образцы из глубины ядра. Пока он не смог обнаружить признаков биологической активности, но его коллекция биомолекул, замороженных с момента создания Солнечной системы, несомненно, будет ценным добавлением в обширную копилку знаний о первичном диске околосолнечной материи. Родители поговорили с сыном о поселении–океане, не критикуя и не вмешиваясь, постарались поддержать идею – и уверили себя в том, что, даже если ничего не выйдет, никакой беды не случится. Дарвин молод, в Солнечной системе – море возможностей.

Затем Мэси с Ньютом попрощались, «Слон» стартовал, описал петлю вокруг Марса, чтобы вернуться в плоскость эклиптики, и понесся к планетам–сестрам, Земле и Луне.

Мэси не была на конференциях, посвященных «Великому прыжку вдаль», уже восемнадцать лет. Она прекратила заниматься исследованиями планет в других звездных системах из–за работы на Титане, отнимающей почти все время. На первый взгляд, на конференции ожесточенно спорили все о том же: от картирования экстрасолярных планет до Святого Грааля преодоления скорости света. Все такая же социальная динамика: молодежь желает показать себя, старики – защитить репутацию. Присутствовала даже пара «призраков», как обычно, держащихся особняком. Все смотрели на них как на изгоев, истраченных, бессильных парий, наконец–то помирившихся с великим обществом Солнечной системы, но еще находящихся в долгом и мучительном процессе интеграции.

Мэси знала большую часть делегатов – старых друзей, ставших чуть более седыми и медлительными, но в остальном практически прежних. Кое–кого не хватало, и прежде всего – Пита Бакалейникофф, выговорившего себе место на Фолусе, планетоиде – «кентавре», снабженном масс–движками и теперь направляющемся к Дельте Павлина, в путешествие, которое продлится тысячу лет. Джанко и Джанпей Асаи все еще исследовали землеподобную планету Дельты Павлина, Терру. Используя составной телескоп с огромной базой – целое облако, растянувшееся между Юпитером и Сатурном, – Джанко и Джанпей добились разрешения меньше километра и теперь обсуждали с Питом и командой, направившейся к Фолусу, где лучшие посадочные места, местность, пригодная для постройки города, модели климата, карты растительности и многое другое.

Так что главная разница была в том, что первая конференция, которую видела Мэси, ограничилась чистой теорией. А теперь вдобавок к Фолусу еще несколько планетоидов были переделаны в корабли, где могли жить целые поколения. Восемь лет назад Шри Хон–Оуэн и ее ветвь ушли к Фомальгауту на куске реголита, вырезанном из Януса, – и до сих пор ускорялись. Они уже достигли середины кометного пояса – семьдесят пять триллионов километров от Солнца.

После окончания конференции, загруженные приглашениями посетить всевозможные исследовательские институты, Мэси с Ньютом стартовали с Луны и пошли к Земле по древней траектории возвращения – медленное, ленивое трехдневное путешествие. Материнская планета медленно росла перед ними – и вот «Слон» вышел на орбиту в полутысяче километров над экватором. Мэси указывала на горы, моря, города и реки, с удовольствием называла их. Ньют сказал, что, конечно, все уже обсудили и решили еще перед отлетом, но если Мэси все–таки передумала, есть захваченная на всякий случай пара экзоскелетов. Можно спуститься вниз на шаттле.

Мэси задумалась. Ньют внимательно глядел на нее.

– …Нет, – наконец выговорила она. – У нас впереди еще много встреч и перелетов, а я хочу успеть к Хане до срока. Может, в другой раз.

– Но мы так близко – рукой подать. А мне интересно повидать место, откуда ты произошла.

– Откуда произошли все мы, – уточнила Мэси.

– Не я. Я родился на Титании.

– Там, внизу, то же самое, что и в любом другом месте. Плюс к тому давящая гравитация, переполненные города, кусающие твари, болезни…

– И ветер, и дождь, и все прочее, по чему ты скучаешь…

– Я переросла эту скуку. Мы летим дальше, – заключила Мэси.

Они ненадолго пристыковались к орбитальной станции, висящей на синхронной орбите над экватором, разгрузились, а затем направились к внутреннему краю пояса астероидов, к поселениям–пузырям, созданным из мелких спутников Сатурна Шри Хон–Оуэн и ее командой, – тонкой, прерывистой дуге садов, опоясывающей Солнце. Приемная дочь Ньюта и Мэси, Хана, жила на самом большом из садов–пузырей, названном Паньгу в честь китайского первочеловека–демиурга, с мужем Ксандером Элиотом и близнецами Эбби и Китом. Близнецам уже исполнилось семь лет, а Хана донашивала новую пару близнецов естественным образом, так же как Мэси носила Дарвина, и собиралась рожать через три недели – потому Ньют с Мэси и отправились в гости.

Паньгу был двадцать километров диаметром, опоясан бугристой оболочкой из наполненных водой пузырей для защиты от солнечной и космической радиации, но в остальном он немногим отличался от поселения, построенного Свободными дальними на Нефеле. Домом Ханы и Ксандера был купол–палатка с садом на поверхности самого астероида, откуда открывался вид на огромный простор до внешней оболочки, усеянный платформами с лесами и фермами, подвешенными к ее распоркам. Над платформами сияла сеть ламп, слой над ними – инфраструктура, обеспечивающая жизнь поселения.

Ксандер был пилотом и уходил вместе с Ньютом на многие часы. Зять с тестем осматривали корабли в ангарах, с головой ныряли в споры о крохотных улучшениях маршрутов между внутренними и внешними планетами и последних достижениях в разработке быстрых термоядерных реакторов. В отличие от братьев – одержимого кометами Дарвина, Хана, теперь увлеченного улучшением садов, оставленных Авернус в атмосфере Сатурна, а через год–другой наверняка столь же пламенно увлеченного чем–нибудь другим, – Хана была человеком очень здравомыслящим и прагматичным. Она обзавелась домом с партнером и детьми, состояла в команде, поддерживающей экосистему поселения – модификацию структуры «фитопланктон – криль – рыба», свойственной земным антарктическим морям, – в водяных пузырях, окружающих астероид. Хана любила свою жизнь и не видела причин радикально менять ее.

Однажды, когда Ньют с Ксандером снова спрятались в ангарах Паньгу, Мэси с Ханой взяли близнецов в лес на острове. На организацию экспедиции потребовалось целое утро. Они двинулись в путь далеко за полдень и поехали на вагончике по монорельсу, проложенному в центре огромной полой опоры внешней оболочки.

Остров представлял собой фуллереновую платформу поперечником в километр, заполненную невысокими холмами с лужайками. Он был исчерчен дорожками с квазиживой травой, усеян натянутыми канатами, проходящими сквозь плотный можжевельник, густые кроны сосен и дубов. Эбби с Китом мчались впереди мамы с бабушкой, с балетной грацией перелетали с каната на канат, потом исчезли за купами деревьев и через несколько минут показались снова, закричали, призывая старших, желая показать особо удивительное место. А оно вправду оказалось удивительным: укрытая седловина, мягкий луг, усыпанный дикими цветами, с трех сторон – густой лес, а с четвертой – чудесный вид на воздушный океан и цепочки–архипелаги островов, уходящих вдаль, к сиянию ламп, будто упражнение на перспективу из учебника рисования.

Хана с удовлетворением вздохнула и присела. По ее же словам, она была огромной и неуклюжей, как морж, половину каждого дня проводила в центрифуге ради здоровья малышей и потому страдала от назойливых болей в спине. Хана с Мэси приготовили место для пикника, достали еду и уговорили близнецов посидеть немного на месте. Еще пришлось и поспорить с ними насчет того, как скоро можно отправиться полетать. Хана твердо сказала, что не раньше чем через час – или разболятся животы.

Подошла еще пара из команды Ханы: Джек и Кристоф и их сын Чоу, серьезный парень двух лет от роду. Эбби захлопотала над малышом, принялась кормить его лакомыми кусочками, поить глоточками шоколадного молока. Кит снова лазил по поляне, собирая жуков для вивария, Мэси и Хана говорили с Джеком и Кристофом об идущих проектах по терраформированию Марса и Титана и о конференции на Луне. Хобби Джека и Кристофа было разведение виноградных лоз и изготовление вина. Мэси отхлебнула из пакетика с новейшим их продуктом, розовым «Цинфандель».

Прилетел Кит, решивший показать Мэси найденную колонию ворончатых пауков. Мэси послушно встала и, перебирая руками и цепляясь за канаты, потащила себя в лес. Кит окинул ее критическим взглядом и заметил, что лучше бы она не пыталась при этом идти.

– Дерзкий щенок, – сообщила ему Мэси. – Я занимаюсь этим дольше, чем ты живешь.

Паучьи ловушки оказались множеством полупрозрачных плетеных трубок в волокнистом сплетении древесных корней. Кит показал, что волокна липкие, если совать палец в одну сторону, и гладкие, если в обратную. Так что жуки могут залезть внутрь, а обратно не вылезут.

– Как хитро! – удивилась Мэси. – Это кто–нибудь изобрел или они ведут себя так на Земле?

Кит пожал плечами, изображая безразличие, чтобы скрыть смущение. Он не знал.

– Мы посмотрим, когда вернемся домой, – пообещала Мэси.

– Я хочу, чтобы мне дали полный интернет–доступ, а мама говорит, что я еще очень маленький, – пожаловался Кит.

– Это потому что лучше запоминать самостоятельно. Это упражняет мозг.

Мэси посмотрела вверх, на переплетение ветвей и листьев – и вцепилась в канат обеими руками. Голова кружилась от вина, и показалось, что если отпустишь канат – улетишь в небо.

– А что происходит с мертвыми листьями? – спросила она. – На Земле они просто падают вниз. Тут – уплывают прочь. Так отчего небо не заполнено ими?

– Весь мусор собирают маленькие дроны. Они летают стайками, будто птицы. А если поймаешь одного, он пищит, и все громче и громче, потому что ему одиноко.

Мэси с внуком поговорили о разных типах дронов, ухаживающих за поселением, о почве, которая на самом деле была не почвой, а сложной структурой из квазиживых волокон. Мэси сказала Киту, что ему следовало бы прилететь и навестить Кольридж, чтобы посмотреть, как все растет в настоящей почве. Затем оба подтащились к остальным, и Хана помогла Киту и Эбби надеть снаряжение для полета: шлемы безопасности, шпоры для приземления, гофрированные крылья из мономолекулярного пластика, тянувшиеся от рук вниз и прикрепленные к щиколоткам. А потом близнецы заковыляли, словно летучие мыши по земле, к самому краю сети, огораживавшей остров, прыгнули, замахали крыльями, чтобы набрать скорость, помчались наперегонки к ближайшему острову. Эбби была в красном, Кит – в желтом. Кит летел впереди. Близнецы нырнули за край острова и скрылись из виду.

Когда они исчезли, сердце Мэси неприятно дернулось в груди. Мэси спросила, боится ли Хана за них.

– Не то чтобы очень, – ответила дочь. – Крылья не слишком эффективны, не разовьешь скорость больше двадцати километров в час. Когда Кит только начал летать, то сломал кисть, стараясь произвести на нас впечатление. Но теперь он, в общем, летает лучше Ксандера. Кит хочет полностью освоить полеты: попробовать в разной гравитации, разных окружениях, выучить все премудрости. То есть, если он решит заняться этим серьезно, ему придется попутешествовать.

– Как его деду и дядьям, – заметила Мэси.

– Как его бабушке, – заметила Хана.

Мэси рассмеялась.

Потом они поговорили о женщине, с которой жил Хан в водяном поселении, в атмосфере Сатурна, о планах Дарвина расширить дело с кометами. Появились близнецы – красная и желтая точки далеко в бескрайнем небе. Кит гнался за Эбби, размеренно махал крыльями, Эбби не уступала. Пара пронеслась над островом и нырнула за край. Мэси подумала, что это больше похоже на плавание, чем на полет. Без гравитации приходится махать крыльями, чтобы набрать скорость, а если прекратишь – не упадешь, но сопротивление воздуха постепенно затормозит летуна, и тот остановится, будто рыба, застывшая над рифом.

Позвонил Ньют и сказал, что собирается компания для визита на недалекий астероид – всего девяносто тысяч километров.

– Говорят, он целиком покрыт садом вакуумных растений, и его сделала Авернус. Очень странно и красиво, – добавил Ньют. – Компания отправляется через два дня. Нужно знать точно, сколько полетит людей. Я сказал, что ты заинтересуешься. Ты как?

– Лети. Я как–нибудь в другой раз.

– Уверена?

– Уверена, – подтвердила Мэси. – Иди к нам. Тут вино, много еды. Близнецы играют в пятнашки в небе.

Мэси хотелось просто отдохнуть, остаться здесь, привязанной к теплому лугу, рядом с дочерью, сияющей чудным здоровьем, готовой вот–вот родить, с двумя мужчинами и их сыном, прекрасным двухлетним мальчуганом–крепышом, радостно подскакивающим в своей сбруе, с потеком йогурта на подбородке.

– Ты не хочешь спускаться на Землю? – спросила Хана.

– А, так ты слышала?

– Я знала, что Ньют планировал сюрприз для тебя.

– Когда–нибудь мы все прилетим туда, – сказала Мэси.

– Но не я, – заметила Хана. – У нас слишком много работы здесь. К тому же мне придется упражняться, как безумной, а мне уже хватило центрифуги. По мне, так гравитация – это для неудачников.

Потом она прикрыла глаза ладонью и глянула вверх. Мэси тоже приложила ладонь ко лбу, посмотрела вверх и увидела плывущих высоко в небе Кита и Эбби. Желтые и красные крылья взмахивали медленно, лениво – близнецы гасили скорость. Вдруг оба повернулись и понеслись, набирая скорость, быстро и мерно махая крыльями, смеясь и крича. Хохочущие близнецы низко промчались над мамой и бабушкой и взмыли над деревьями, чтобы зайти в пике снова.