Текст книги "Сады Солнца"

Автор книги: Пол Макоули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

– Куда уж хуже!

– Лок! Лок! Посмотри на меня! Все в порядке! Успокойся. Нам нужно сохранять трезвую голову, – сказала Невес.

Ее лицо придвинулось вплотную к лицу Лока – насколько позволяли шлемы скафандров. Она приказала Локу глубоко вдохнуть, задержать дыхание, затем медленно выдохнуть. И повторить это несколько раз.

Пару минут они лишь согласно дышали.

– У тебя все будет нормально, – заверила капитан Невес.

– Я знаю, что мы в настоящей беде, потому что ты никогда раньше не звала меня по имени, – сказал Лок.

Он хотел пошутить, но вышла совсем не шутка.

– «Призраки» напали на корабль и станцию, выслали рой боевых дронов. Потому корабль пошел прочь, отстрелил канат – и тот хлестнул по нам. Я видела, как он несется к нам, пыталась высвободить нас…

– Не твоя вина, – сказал Лок.

– Надо оставаться спокойными и собранными. Корабль возвратится – за нами и морпехами.

– Можно попробовать вернуться на станцию – верней, в то, что осталось от нее. Морпехи помогут нам.

Мысль о том, чтобы спрятаться за стены, пусть и дырявые, казалась необыкновенно привлекательной. Что угодно лучше бесконечного падения сквозь пустоту.

– Станция тяжело пострадала, – напомнила капитан Невес. – Внутри нее взорвался дрон. Возможно, морпехи пережили взрыв – а возможно, и нет. Но их нет ни по каким каналам связи… К тому же мы слишком далеко и движемся слишком быстро. Оставайся спокойным и собранным, дыши глубоко, медленно. Мы выберемся из этой переделки вместе, и все у нас будет хорошо, я обещаю.

– Не умирай, пожалуйста, я прошу, не умирай! – взмолился Лок.

– Я стараюсь изо всех сил.

Звезды вращались вокруг. Яркий бриллиант Солнца прочерчивал небо слева направо каждые несколько минут. Капитан Невес сказала, что не может отыскать фрейтер, но это еще ничего не значит. Корабль в стелс–режиме, а радар скафандра короткодействующий. Корабль Свободных дальних тоже не виден, но капитан Невес запеленговала сигнал от крошечной луны, Несо, и решила, что, наверное, Свободные поселились где–то там.

– Если «призраки» не атаковали и их тоже, – заметил Лок.

– На месте Свободных я бы отсиделась до тех пор, пока не станет безопасно двигаться домой. Но перед отлетом я бы прочесала пространство в поисках выживших. Как только мы засечем сигнал радара на нас, то включим аварийные маяки и передадим «СОС» по всем каналам. Договорились?

– Радар может принадлежать «призракам».

– Придется рискнуть, – сказала Невес.

В ее голосе все сильнее слышалось напряжение – но она оставалась спокойной, словно выполняла тренировочное упражнение. Лок глядел в ее лицо, в темно–карие глаза, закрытые лицевой пластиной, недосягаемые. Он говорил о том, чем они займутся, когда вернутся на Землю, но Невес приказала заткнуться, чтобы экономить воздух. Они висели, сцепившись. Лок видел, как затуманивается ее взгляд, и попросил ее не засыпать. А затем сказал себе, что она всего лишь спит.

Он говорил и говорил с ней. Во рту пересыхало, и, хотя Лок то и дело тянул воду, она не утоляла жажды. В конце концов он прекратил пить, боясь, что вода кончится раньше воздуха. Лок включил радио – но никого не обнаружил. Звезды медленно кружили вокруг. Лок крепко сжимал капитана Невес. Он понимал, что умрет, – но ему было наплевать. Он в любое время мог отключить обмен воздуха. Без него уровень углекислого газа постепенно поднимается, появляется сонливость, приходит забытье – и смерть. Неплохая тихая смерть.

Лок больше не видел станции. Из всех звезд вокруг ярчайшей было Солнце, за которым неотрывно следовал голубой серпик Нептуна. Он восходил у левого колена, миновал бедра, плечи, исчезал над головой.

Наверное, Лок уснул, потому что вдруг послышался голос. Лока захлестнула радость. Невес! Она очнулась!.. Но голос был чужой, звавший по имени его и капитана.

Сбоку сверкнуло, включилось и выключилось бледное пламя выхлопа, и Лок внезапно понял, что между ним и Несо повисла тень. Она разрослась, приобрела очертания. Корабль. Фрейтер вернулся…

Нет, это не его тонкий как бритва профиль, но нечто прямоугольное, тяжелое – подобравшийся вплотную буксир дальних. Лок включил аварийный маяк и нашлемный фонарь, направил на корабль. Вблизи хорошо виднелся каркас грузового трюма, округлое окно рубки. Различались даже дефекты черной краски, местами облупившейся и показывающей розовое нутро под ней.

У подбородка вспыхнул огонек. Кто–то пытался заговорить по общему каналу. Лок переключился на него, сказал, что сам жив и невредим, но партнеру нужна помощь.

– Поспешите, пожалуйста, – взмолился Лок.

– Сейчас будем, – пообещал женский голос.

Лок вздрогнул. Это была Мэси Миннот.

Часть пятая
Колокола свободы

1

Свободные дальние убегали к Солнцу – восемь кораблей, триста с небольшим душ. Те, кто выжил на станции переговоров, и те, кто сумел покинуть колонию за час, данный на сборы «призраками». Их корабли сели рядом с поселком перед атакой на бразильский фрейтер. Дроны с тепловыми копьями тут же принялись выкашивать поля вакуумных растений вокруг Стремления, а на алмазный купол колонии спроецировали послание десятиметровыми буквами. Свободным сообщалось, что объявлена святая война за освобождение Внешней системы от оккупантов. Свободные дальние могут присоединиться к ней – либо немедленно покинуть систему Нептуна. Свободные попытались выйти на связь с «призраками» и обнаружили: то же самое известие все время передается по всем каналам. Ньют рассказал Мэси, что буквально за минуту взял мешок с аварийным набором всего нужного, заранее подготовленный на случай срочной эвакуации, подхватил близнецов и кинулся прочь по туннелю, к «Слону», чтобы запустить реактор и сняться до истечения срока ультиматума.

– Настоящее совсем не походило на наши репетиции, – добавил Ньют. – Хан и Хана понимали, что мы не играем, но справились отлично. Никаких капризов. А когда мы забрались в «Слон», Хана спросила, умрем ли мы. Она была очень напугана. Хан, конечно, тоже перепугался, но прямо скакал от возбуждения. Ведь приключение. А девочка знала, что все висит на волоске. Я не мог объяснить детям, за что нас так. Черт возьми, ну какие же скоты эти «призраки»! Зачем было так? Они же могли просто попросить!

– Они? Попросить? Им это даже не пришло в голову, – сказала Мэси. – Думаю, они посчитали, что проявляют к нам уважение. Ведь нам дали возможность свободно выбирать. Они не хотели ничего обговаривать с нами. По их мнению, присоединиться или нет – вопрос веры. А веру не обсуждают.

– А ведь многие остались. Слишком многие.

– Может, они подумали, что «призраки», в конце концов, правы, – заметила Мэси. – Но скорее, их ужасала необходимость бежать в никуда и снова начинать на пустом месте.

– Ты поразительно миролюбива. А ведь они пытались убить тебя.

– Как мне еще относиться к произошедшему? Мы согласились встретиться с дипломатами Великой Бразилии и Европы, Сада Селене сказала, что мы сделали правильный выбор. Она не имела в виду, что наш выбор был наилучший для наших интересов или морально правильный. Она имела в виду, что такой ответ хорошо укладывается в их, «призраков», стратегию, в их видение настоящего и будущего. «Призраки» делают то, что считают необходимым для поворота истории в нужном направлении. Потому с «призраками» нет смысла спорить, а уж тем более злиться на них. Они безумны – но не так уж злы и плохи.

– Нет, так уж, – сказал Ньют. – На все сто.

– А что ты ответил Хане?

– Когда она спросила, умрем ли мы?

– Да, – подтвердила Мэси.

– Я ответил, что мы собираемся искать тебя.

– И вы нашли.

– Именно, – подтвердил Ньют.

– Мы выжили.

– Мы выжили.

– И пойдем дальше, – сказала Мэси.

– Само собой.

Все на кораблях беглецов были усталыми, измученными донельзя. Когда Идрис Барр с Ньютом предложили новое место, все согласились почти без споров. Возвращаться в систему Урана нельзя – она, скорее всего, охраняется бразильскими дронами. К тому же, как показал опыт, там особо не спрячешься. Но, хотя настроение было хуже некуда, люди еще не дошли до того, чтобы мыслить о сдаче в плен властям альянса. И потому маленький разномастный плот вышел из плоскости эклиптики на рандеву с Нефелой, объектом, относящимся к классу «кентавров», то есть обращающимся по переменным орбитам между Юпитером и Ураном.

Некоторые «кентавры» – планетоиды, другие – ядра уже не активных либо гаснущих комет; все их выбросило из пояса Койпера после столкновения с тамошними карликовыми планетами. Нефела, один из крупнейших «кентавров» – грубой формы эллипсоид с главной осью длиной около двухсот километров, с темно–красной поверхностью, богатой тиолинами, зернами оливина, метановым льдом и углеродной сажей. Нефела вращается вокруг Солнца за девяносто один год, с апогеем, обращающимся внутри орбиты Сатурна, и перигеем, касающимся орбиты Урана. Нефела только что прошла перигей и направлялась к Солнцу. Сейчас она была в полутора миллиардах километров от Сатурна – десятикратное расстояние от Земли до Солнца.

Свободные дальние вышли на орбиту Нефелы спустя пятьдесят восемь дней после того, как покинули систему Нептуна, и сразу принялись за работу. Люди обрадовались занятию. Уязвленную гордость как нельзя лучше лечила потребность решать простые насущные проблемы инженерии и добычи материалов изо льда и древнего осадка на нем: проблемы извлечения полезного из окружающего.

Строительных роботов пришлось оставить, но взяли модифицированных роботов–ткачей, сделавших временную станцию–пузырь, где происходили неудачные переговоры. Свободные построили добывающий и обогатительный комбинат, обрабатывающий органику на поверхности Нефелы, плавящий лед и очищающий воду. Добытые материалы использовали, чтобы построить поселение всего в двести метров диаметром, с заполненным водой пузырем в центре, с платформами, прикрепленными к распоркам, – часть отводилась под гидропонные фермы, часть – просто под жилое и общественное пространство.

Свободные позабыли о своих мечтах: о городах на Уране и Нептуне, о расширении в сторону пояса Койпера. Мечты остались на Протее вместе со всем брошенным там. Однако, когда строительство закончилось, крошечный новый спутник Нефелы походил на хрупкое прекрасное сокровище с рядами озаренных светом зеленых садов и ядром из чистой воды. Спутник висел между кораблями, шныряющими вокруг темного, полного рытвин и выступов «кентавра». Свободные согласились, что с учетом ситуации поступили наилучшим образом, – и взялись думать о дальнейшем строительстве, как только въехали в новый дом. Вокруг спутника–пузыря можно сплести ледяную оболочку и усилить ее псевдоплесенью, вакуумным организмом из огромного списка изобретений Авернус. Псевдоплесень может прорасти сквозь лед, выпустить тонкую, но неимоверно прочную сеть фуллереновых волокон. Усиленный лед станет надежной защитой от постоянного барража космических лучей и случайных микрометеоритов. Аэрогелевая изоляция на внутренней стороне ледяной оболочки позволит уменьшить выход тепла, а отражающая излучение оболочка на поверхности льда и слой сажи превратят поселение в невидимку. Смолистую поверхность Нефелы можно засадить вакуумными растениями. К тому же можно использовать трюк «призраков»: снять с корабля реактор и выплавить выхлопом глубокие ямы в поверхности «кентавра», изолировать их, перекрыть – и создавать в них биомы. Плюс к тому в каждой тонне добытой воды – несколько грамм дейтерия и трития. Со временем Свободные дальние смогут построить линейный ускоритель и синтезировать антипротоны.

Но для того, чтоб реализовать амбициозные планы, надо было пережить ближайшее будущее – неясное, полное угроз. А пока – катастрофически не хватало сырья и материалов.

Пока не наладили производство КАВУ-еды и не созрели первые урожаи, Свободным пришлось ввести строгие рационы. Топлива тоже не хватало. Лишь половина маленького флота смогла бы достичь Сатурна или Урана. Все, что оставалось Свободным, – это затаиться и надеяться, что их не станут искать, пока «призраки» и альянс заняты войной друг с другом.

То, что эта война неизбежна, было единственным, в чем не сомневался никто.

2

Тюрьму устроили внутри огромного пространства кратера Королёва на обратной стороне Луны, рядом с экватором на южной стороне – огромный купол, построенный конфискованными у дальних строительными роботами. Он перекрывал кратер четырех километров в поперечнике от края до края. Под куполом поддерживалась разреженная атмосфера – двести миллибар углекислого газа, разбавленного двуокисью серы и водяным паром, – при температуре в приятных восемнадцать градусов по Цельсию. Большую часть поверхности занимали поля способных к фотосинтезу вакуумных растений, поглощающих углекислый газ, извлекающих из почвы минералы, синтезирующих пластики и экзотические биохимикаты. Буйная поросль осенней раскраски тянулась куда хватало глаз. Долгими ночами ее освещала череда подвесных ламп, днем обходились солнечным светом. Фелис Готтшалк уже забыл, насколько ярок на Луне солнечный свет – и как жарко под ним. Фелис ощущал жар сквозь тонкую ткань облегающего комбинезона, надетого для работы на полях. Там Фелис надзирал за трудом своих подопечных заключенных, суетившихся, уткнувшихся в землю и не глядящих на купол, золотой от рассеянного света. Заключенные – большей частью бывшие политики, лидеры движения за мир и сотрудничество с Землей – и надзиратели оказались предоставлены самим себе. Тюрьма была экспериментальной, построенной для того, чтобы проверить, смогут ли дальние жить в самоуправляемых изолированных сообществах. Бразильская и европейская охрана использовала систему видеонаблюдения за заключенными и предпочитала не входить под купол сама. Порядком, распределением работ, соблюдением правил и указов тюремной администрации ведали Фелис Готтшалк и другие надзиратели. Заключенные растили культуру дрожжей, изготовляли КАВУ-пищу, собирали и обрабатывали пластики и биохимикаты, произведенные вакуумными организмами. Продукцию обменивали на свежую еду и прочую роскошь, свободное время каждый проводил как хотел.

Фелис жил вместе с другими надзирателями с Реа в двухэтажном многоквартирном доме с плоской крышей в Трасти–тауне, «городе надзирающих», состоящем из десяти одинаковых белых зданий–кубов, разбросанных среди газонов и тонких деревьев под вторым шатром на краю большого тюремного купола. Признанным королем Трасти–тауна был энергичный молодой психопат по имени Эдз Желот. Он переделал себя так, чтобы развить до абсурдности огромные, словно из мультфильма, мышцы, и проводил свободное время за поддержанием их тонуса и рельефа массивных рук и ног, широких плеч и внушительной грудной клетки. Эдз любил расхаживать голым или скудно одетым в компании свиты из помощников и девок. Он постоянно находился под наблюдением психиатра с тех пор, как в возрасте четырнадцати лет зарезал свою младшую сестру. А теперь с молчаливого одобрения администрации Эдз своевольно и жестоко управлял тюрьмой.

Вскоре после того, как Фелиса выписали из больницы, двое помощников Эдза попытались подстеречь новенького и задать ритуальную трепку. Фелис нокаутировал одного и сломал руку второму. После чего Фелиса оставили в покое, и он старался не замечать того, что делает Эдз и его шайка.

Надзиратели имели доступ в любую часть тюремного купола. Они бегали трусцой или катались вдоль его края, прогуливались в скалах и среди каменных россыпей. Фелис обнаружил в себе талант свободного лазания. Он прошел в одиночку несколько новых маршрутов и нашел любимое место вблизи высшей точки западной гряды скал, окружающих кратер, возле края купола. Там Фелис мог наблюдать за полями вакуумных организмов, за шеренгой белых, как соль, тюремных бараков, за голубоватым куполом Трасти–тауна над ними, на перевале окружающей кратер гряды. Там и сям на полях работали группки заключенных, похожих на крохотных жучков, над ними в ярком небе висели черные пятнышки наблюдающих дронов. Вот и весь мир, оставшийся теперь Фелису Готтшалку. Возможно, больше ничего в жизни он и не увидит.

Несмотря на регулярные упражнения и большие дозы стероидов, его мучило постоянное онемение суставов, пальцы на руках и ногах теряли чувствительность. Фелис все чаще бывал неуклюжим, ронял предметы или опрокидывал их. Медик, Эми Ма Кулибэли, уверяла, что болезнь прогрессирует медленнее ожидаемого. Фелис пытался думать о ней не как о смертном приговоре – но знание всегда сидело в рассудке, не уходило даже в самые счастливые моменты. Оно было словно тень от утеса на поверхности озера в спокойный солнечный день.

Во время долгого выздоровления от травмы, нанесенной гибернацией, Эми Ма Кулибэли научила Фелиса азам шахмат. Он заходил в клинику три–четыре раза в неделю на пару партий. Он постоянно проигрывал – старуха была свирепым и проворным игроком, ходила быстро, решительно, тыкала большим пальцем в виртуальную доску, раз–два и готово, а Фелис долго и мучительно размышлял над ответом. Как удивительно: несколько простых ходов, открывающих партию, приводят к созданию сложнейшей сети возможностей, сила и влияние меняются странным, непредсказуемым образом. Шахматы очень походили на боевой анализ. И почему шпиона и его братьев не учили игре в шахматы во время подготовки? Может, из–за невероятного, пронзительного интеллектуального удовольствия, которое приносит погружение в игру? Детство и обучение Фелиса были строго утилитарными, учителя прямо запрещали и порицали любое развлечение.

Во время игры они с Эми говорили о скромных местных новостях: о соперничестве, интригах, романах среди заключенных и надзирателей, о безобразиях, учиненных Эдзом, о значении очередных поправок к правилам и установлениям, внесенных администрацией. Больше говорила Эми. Она любила посплетничать, резко и недвусмысленно отзывалась обо всех и каждом в тюрьме. Эми принадлежала к первому поколению дальних, к первопроходцам. Ей было полторы сотни лет, она родилась в Новой Зеландии, куда переехали многие богатые и могущественные люди, чтобы избежать худших последствий изменения климата, голодных бунтов, отключений энергии, терроризма и общего упадка цивилизации в конце двадцать первого столетия. Но обстановка накалялась даже в таких убежищах, как Новая Зеландия, и, когда Эми было пять лет, семья решила купить долю в поселении Афины, которое строилось вблизи кратера Архимеда в северо–западном квадранте Луны. Через год после того, как Эми покинула Землю, внезапное раскрытие подледных газовых полей Антарктиды привело к испусканию миллионов тонн метана в атмосферу – а это спровоцировало всепланетную катастрофу, хаотическое резкое изменение климата – Переворот. Тогда погибли несколько миллиардов людей, кардинально изменился мировой расклад сил. Через двадцать лет после Переворота могущественные кланы военных и преступников, завладевших большинством земных стран, обратили внимание на лунных эмигрантов. А те пустились в бега прежде, чем земляне смогли реализовать свою угрозу и аннексировать Афины. К тому времени колонисты приобрели немалый опыт в устройстве поселений на чужих планетах – и расселились на Марсе, втором спутнике Юпитера – Каллисто, колонизировали другие луны Юпитера и Сатурна. А потом Земля выступила против Марса.

Фелис знал немного об этой истории: о том, как марсианские колонисты задумали предательство – направить астероид на Землю. А герои Китайской Демократической Республики сорвали злодейский план, пожертвовали собой, проведя водородную бомбардировку поселений на Марсе. Герои изменили траекторию кометы, разбили ее на части, направили их к экватору Марса. Обломки обрушились на марсиан и перебили всех до одного. Такую версию истории Фелису вдалбливали в его странном детстве. Но, согласно Эми Ма Кулибэли, китайцы напали первыми после того, как марсиане отказались подчиняться. Предательский удар уничтожил поселения в долине Ареса и на равнине Хеллы. Горстка выживших марсиан попыталась отомстить за зверство, изменить орбиту троянского астероида, чтобы тот пересек орбиту Земли. Но план не удался, и китайцы добили кометой выживших после первой атаки. Эми сказала, что, если бы китайцы не потеряли половину своего небольшого флота при атаке на Марс и при возне с кометой, они бы атаковали и новорожденные колонии в системах Сатурна и Юпитера.

Чудовищность марсианской катастрофы заставила задуматься обе стороны. Был поспешно составлен и ратифицирован мирный договор. Эми присутствовала на церемонии подписания в разрушенном городе своего детства, Афинах. Но из тех суровых и страшных событий никто не вынес ни урока, ни долгой памяти. Хрупкий мир между Землей и дальними продержался целое столетие – но лишь потому, что ведущие силы на Земле были заняты восстановлением планеты, исправлением вреда, нанесенного Переворотом, веками глобального потепления и индустриализации.

Эми обзавелась семьей и вместе с партнером строила город Радужный Мост на Каллисто. После смерти партнера она переехала в Афины на Тетисе и начала новую карьеру – медтехника. Эми подружилась и временами сотрудничала с геномагом Авернус и, как и она, участвовала в движении за мир и сотрудничество с Землей. Потому альянс и посадил Эми в тюрьму после войны.

– Но я никогда не была отказницей, – призналась она. – Я слишком стара и труслива, чтобы участвовать в ненасильственных протестах. Потому меня и послали сюда вместе с прочим старьем.

Фелис преподнес ей приукрашенный рассказ о своих путешествиях в поиске Зи Лей: о годе, который он провел, расчищая и отстраивая Париж на Дионе, о путешествии с бродячим геологом Карилом Межидовым. У Фелиса не хватило духу рассказать о том, сколько у них общего с Эми. Ведь оба они в прошлой жизни росли на Луне, где Фелис был рожден и генетически модифицирован с тем, чтобы напоминать дальнего, превратиться во взрослого всего за две с половиной тысячи дней, стать шпионом и диверсантом. Если Эми и заподозрила его истинную натуру, то ничем не выдала этого, не спросила, кто спроектировал его генные модификации, откуда он явился и что делал до войны. Похоже, он ей нравился как есть. В самом деле, прошлое – это то, что уже прошло. Его незачем поминать. Нынешняя жизнь – это ежедневная тюремная рутина, день за днем – словно бусина в четках, каждый – крошечная доля искупления грехов.

Спустя полторы сотни дней после того, как Фелис Готтшалк очнулся в тюремной клинике, прибыла новая партия заключенных: геномаги, инженеры, эксперты в самых разных областях науки и технологии. Новеньких поселили в Трасти–тауне, а не в бараках и заставили сотрудничать с учеными Евросоюза и бразильцами с территорий, контролируемых кланами Пейшоту и Набуко. Одна из новеньких, Бель Глайз, худая как скелет женщина лет шестидесяти, была старой подругой Эми. Теперь она частенько сидела рядом, когда Эми играла с Фелисом в шахматы. Бель Глайз была математиком и поэтессой. Если верить Эми – знаменитой во всех обитаемых мирах Внешней системы. Но Бель почти ничего не рассказывала о своей работе – да и вообще мало говорила.

– Сейчас не то время, – скупо улыбнувшись, ответила она, когда любопытство побороло робость Фелиса и он осмелился спросить, написала ли она что–нибудь в тюрьме.

Ему Бель не очень–то нравилась. Большинство дальних скрупулезно поддерживали телесную чистоту, но от Бель постоянно исходил кислый запашок, длинные бледные волосы свисали сальными прядями, ногти были обгрызены до подушечек. Бель сидела, сгорбившись, потерянная, одинокая, наблюдала за игрой со сбивающим с толку напряженным вниманием и походила на молчаливого укоризненного призрака.

Эми сказала Фелису, что ему следует поменьше критиковать Бель и побольше стараться понять ее. Она потеряла на войне несколько ближайших родственников. Ее арестовали по высосанному из пальца обвинению, чтобы европейцы и бразильцы могли использовать ее опыт и знания в области математики, связанной с поиском данных. Бель с трудом приспосабливалась к тюремной жизни.

– Она – самый умный человек из всех, кого я знаю, – сказала Эми. – Ее разум работает на очень абстрактном уровне. Допросчики не понимали ее, даже когда она изо всех сил старалась что–то объяснить им. Потому ее запугивали и били. Ее пичкали огромными дозами «сывороток правды», подвергали через имплант мощным болевым импульсам, когда казалось, что Бель в особенности упряма. Но из–за того ей было еще труднее рассказывать. А ее били и наказывали все суровее и безжалостней. Такая вот жуткая петля обратной связи. Я пытаюсь лечить Бель когнитивной терапией, наблюдение за нашей игрой – часть процесса.

Эми была хорошим другом Фелиса – и единственным. Он нуждался в ее медицинских познаниях, в лекарствах, смягчающих симптомы болезни. А это значило, что он должен попытаться стать другом Бель Глайз. Та была очень одинока в Трасти–тауне. Она или сидела в комиссариате, или бродила между жилыми блоками, заламывала руки, потирала их, словно пытаясь содрать невидимое, но стойкое пятно, непрестанно шевелила губами, глядела в никуда. Она часто захаживала на променад, туда, где стена меньшего купола вплотную подходила к наружной стене. Там с длинной плоской полосы строительного алмаза открывался вид на лунную поверхность. Ничего особенного: обычная холмистая равнина, испещренная мелкими кратерами и грудами щебня с несколькими крупными скалами там и сям, тянущаяся до низкой гряды на горизонте – кромки другого кратера. Но панорама завораживала и успокаивала Бель.

Фелису Готтшалку тоже нравился пейзаж. Он любил наблюдать за тем, как меняют форму тени, как цвета плавно переходят от оттенков серого к бронзе и золоту, когда в черном небе восходило Солнце. Это напоминало последние дни учебы, когда Фелиса с братьями выпустили на поверхность и он был полон радостных надежд, мечтал об ответственных заданиях, о победах, которых поможет добиться, и – немного – о бегстве. Уже тогда он мечтал о том, чтобы стать другим, найти настоящего себя. А иногда при взгляде на пейзаж в голову помимо воли приходили простые выводы: длина экватора Луны – одиннадцать тысяч километров, кратер Королёва чуть в стороне от экватора. Если пройти две тысячи километров на восток, можно увидеть, как восходит Земля. Поход займет около двухсот часов – немногим более восьми дней.

Однажды Фелис стоял, погруженный в размышления, – и вдруг услышал за спиной шум. На дальней стороне газона, покрытого редкой сухой травой, двое холопов Эдза Желота ходили вокруг Бель Глайз, насмехались, не давали уйти. Фелис подошел ближе и узнал того из мучителей, кто был длиннее: Жанг Хилтон. Его руку Фелис сломал в короткой стычке полгода назад. Жанг пытался – впрочем, без особого энтузиазма – расстегнуть комбинезон Бель. Та яростно и молчаливо защищалась, одной рукой прикрывала замок, второй отпихивала нагло пристающего Жанга. Его приятель ухмылялся и отпускал сальные шуточки.

Высоко над головой висел дрон, отчетливо видимый на фоне голубого купола. Идя по траве, Фелис слышал шелест его роторов. Жанг повернулся к Фелису, спросил, хочет ли новенький тоже малость пощупать.

Фелис не обратил на него внимания, спросил у Бель, все ли с ней хорошо. Она коротко кивнула, плотно сжав бескровные губы.

– Я провожу вас до вашей комнаты, – предложил Фелис.

– Мы ее разогрели, а значит, ты пришел на готовенькое? – спросил Жанг. – Не получится!

Он улыбался, но в глазах виделась откровенная угроза.

– Как рука? – спросил Фелис.

– У меня кости срастаются быстро. А у тебя?

– Если хочешь драться со мной, не вовлекай других, – предупредил Фелис. – Просто подойди сам и получи.

Он смотрел надзирателю в лицо, выжидая, пока тот решится на драку, – но боковым зрением видел и приятеля Жанга.

А тот вдруг повернулся. Тогда Фелис мотнул головой – доля секунды, не больше – и увидел, что с запада приближаются двое мужчин, а еще – мужчина и женщина – с востока, все – ленивой вальяжной походочкой хозяев жизни. Понятно. Банда Эдза. Фелис заметил, что выражение лица Жанга чуть переменилось, тот сунул руку за пазуху – но не успел завершить движение. Фелис поймал запястье, повернул, швырнул надзирателя наземь и сильно пнул под челюсть, в нервный узел, затем выдернул из–за пояса короткую дубинку и повернулся к приятелю Жанга. Приятель откуда–то вытащил кистень с тремя шариками, держал его низко и мотал из стороны в сторону, отходя боком.

Фелис шагнул к нему, но не упускал из виду и приближающихся, вооруженных нелетальным оружием, разрешенным администрацией.

Дрон завис над головой. Он не поможет. Вначале охрана вмешивалась в любую ссору, отключала всех ее участников. Теперь дроны вступались, только если кого–то собирались убивать.

Крутя короткой дубинкой, Фелис подошел к типу с кистенем. Тип ударил, Фелис шагнул ближе, три железных шарика на цепях просвистели мимо, а дубинка ткнула типу в ухо. Тот завыл, упал на колени и выронил кистень. Но Фелис не успел его подхватить – кинулась подошедшая свора.

Мужчина ткнул своей дубинкой в лицо Фелису, тот ударил в колено, свалил противника наземь, развернулся и сломал женщине локтем нос. Слева подскочил еще один тип, замахнулся дубинкой, сделанной из набитого песком и гравием пластикового чехла. Фелис отбил первый удар левой рукой, и та онемела от локтя до плеча. Второй удар пришелся по голове. Фелис упал на колени. Бель Глайз кинулась на окровавленную женщину, Жанг, шатаясь, пошел к Фелису, чуть держа дубину в руке, чехол с песком снова засвистел вниз, пролетел над головой, но четвертый приспешник Эдза пнул сзади в копчик, и запыхавшийся Фелис рухнул наземь.

Но вывел его из строя не этот удар, а дрон, раздавший всем поблизости разряды раскаленной добела боли, – и Жанг Хилтон не успел разбить Фелису голову.

Очнувшись, Фелис обнаружил себя лежащим на спине и глядящим на Эдза Желота и синий купол за ним. Свет резал глаза. Голову словно раскололи надвое, левая рука распухла и казалась горячей. Фелис поднялся на колени. В глазах поплыли черно–красные полосы, мир качнулся, и Фелис чуть не упал снова.

– Ты начал драку! – заявил Эдз. – Я такого не допущу в моем городе.

Вокруг собралась толпа: подружки и прихлебатели Эдза, другие надзиратели, ученые. На юном гиганте был лишь спущенный до пояса комбинезон. Белый эластомер плотно прилегал к мышцам, бугрился на мощных гениталиях. На широченной груди медленно извивался спутанный ком змей из огненных языков. Блестела молочная кожа, черные волосы сальными кольцами падали на плечи.

– Если хочешь драться с кем–нибудь, дерись со мной! – прорычал он и ударил в гнездо змей ладонью, в которой мог бы уместить всю голову Фелпса. – Я даже позволю тебе ударить первым!