Текст книги "Сады Солнца"

Автор книги: Пол Макоули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

4

Мертвая девушка лежала посреди однокомнатной квартиры, вблизи спальной ниши, обитой мягким, беззаботно раскинувшись на порыжелой квазиживой траве, – нагая, с бледными грудями и животом, измазанным пятнами и потеками засохшей крови. Высохшие глаза глядели сквозь Лока Ифрахима. Он наклонился над ней проверить. Трупное окоченение уже миновало, тело расслабилось, опустилось в смерть, ушло туда, куда не достать живым.

– Парень сказал мне, что больше никто не замешан, – сообщила капитан Невес. – Частная вечеринка. Я запустила сюда дрона–криминалиста. Кажется, парень не соврал. И это облегчает нашу работу, ведь так?

– Он сказал, почему убил ее?

Они стояли по обе стороны от трупа, оба в длинных утепленных пальто, руки в карманах, дыхание паром вырывалось изо рта. Капитан Невес понизила температуру, чтобы все лучше сохранилось.

– Сперва он все отрицал, – покачав головой, сообщила Невес. – Мол, отключился, а потом обнаружил ее в таком состоянии. Потом он сказал, что несчастный случай. Играли с ножом, и случайно вышло.

Лок сосчитал раны – будто кровавые рты на белой коже. Перед тем как прийти сюда, он принял две дозы пандорфа. Все казалось ярким, ясным, далеким.

– Да, несчастный случай. Похоже, она упала на нож одиннадцать раз.

– Больше. Он ей еще и спину изрезал. Это и называется «впасть в раж», когда начал и не смог остановиться. На ноже только его отпечатки пальцев. Хоть парень вымылся, под ногтями осталась ее кровь. А под ее ногтями – лоскуты кожи, несомненно, от царапин на его предплечьях. Кажется, она сопротивлялась. Кого–нибудь еще привязать к делу просто нечем. И никаких свидетельств в пользу того, что парня подставили.

– А видео от шпионской камеры? – спросил Лок.

– Здесь? Не-а. Тот, кому наш герой платит за охрану, знает свою работу. Все чисто. Но я вытащила видео из городской сети, проследила путь с девушкой от клуба, которым заправляет наш милый мальчик. Оба вышли в два шестнадцать, вошли сюда спустя тридцать минут. Всего двое.

– Где он сейчас?

– В безопасности, живой и здоровый, – ответила Невес. – Никто его не достанет, и сам себе он не повредит.

– Да, парень наконец взял – и сделал, – сказал Лок.

Его мысли метались туда и сюда: дипломат прикидывал наилучший образ действий.

– Ты абсолютно уверена, что об этом не знает никто из местных? – спросил Лок.

– Никто – кроме нас и солдата, присматривавшего за ним, – заверила Невес. – Парень позвонил мне, я пришла и сразу изолировала место. А потом позвонила тебе.

– А как насчет людей Кандиду?

Жоэль Кандиду, завзятый карьерист, сменил несчастного Маларте на посту губернатора Камелота. Кандиду проводил время в заседаниях, постоянной доработке протоколов и правил, а управление городом отдал в руки чиновников и полиции капитана Невес.

– Я не хотела тревожить подполковника Кандиду мелкими глупостями, – ответила Невес.

– У тебя есть план. И не думай отрицать. Я сразу заметил. Тебе не терпится рассказать про него.

– А ты не думай отрицать, что снова в улете от этой дряни.

– Причем так высоко, что могу разглядеть твои мысли, – уточнил Лок. – Но, однако, не во всех подробностях. Так что рассказывай.

– Все просто. Мы заметем дело под ковер, а затем посмотрим, сколько даст сеньора Хон–Оуэн. Потому я и не сказала Кандиду. И никому другому.

– За исключением того солдата. А он удержит язык за зубами?

– Она, – поправила Невес. – Я ей доверяю больше, чем тебе.

– Тебе следовало бы улыбнуться, говоря такое. Тогда бы вышло почти смешно.

– Оно смешнее, если не улыбаться.

– Неплохой план и может сработать, – заметил Лок. – Хотя и не совсем так, как ты полагаешь. Кто она?

– Убитая? Беженка из Парижа на Дионе. Жила здесь с парой своих отцов. У нее были интересные знакомства. Думаю, их можно использовать, если уж мы хотим помочь мальчишке.

– Ага, так называемое сопротивление, – заметил Лок.

– И ты уже знаешь, надо же.

– Чего тут знать? Она подходящего возраста, из Парижа, наверняка была озлоблена нашими действиями и тем, что ее голубенькие папы не могут попасть домой… Она замечена в активных действиях? Или просто сочувствующая?

– Ее никогда не арестовывали, но я взяла несколько ее друзей, так что файл есть и на нее, – сообщила Невес.

– Легко видеть, что здесь могло бы произойти, – подумал вслух Лок. – Она вернулась вместе с мальчишкой. Но ее поджидал приятель из сопротивления, начался спор. Возможно, она хотела поступить правильно, пойти к властям и все рассказать. Ее друг узнал это, хотел убедить ее держать язык за зубами и разъярился, когда она отказалась. Ударил и лишил сознания парня, убил девушку.

– Что–то в этом роде, – подтвердила Невес.

– В точности так! А для полноты нашей маленькой истории нужен козлик отпущения.

– Ох, а он уже и есть.

– Ну ты и сучка, – с восхищением выговорил Лок. – Тебе же нравится такое!

– Только не говори мне, что тебе не нравится, – заметила капитан Невес, наклонилась, и оба поцеловались прямо над трупом.

Невес прокусила Локу губу.

Намеченный капитаном козел отпущения был самым младшим из рассерженных друзей погибшей девушки – как и она, беглецом с Дионы. Невес всего лишь увезла его, накачала наркотиками, он проснулся назавтра с жутким похмельем и весь в крови рядом с трупом, а солдаты уже били кулаками в дверь и требовали впустить. Делом занялась служба безопасности, потому что младший друг был связан с сопротивлением. Местное начальство и близко не подпустили. К слову, бедняк лишь изображал из себя героя сопротивления – сходил на пару собраний и обклеил пару стен, – но капитан Невес решила повесить на него нераскрытые случаи саботажа. Она сказала, что все получилось уж слишком легко – бери не хочу. А пока капитан устраивала дела, Лок отправился разговаривать с кающимся убийцей.

Невес спрятала его в квартирном блоке, который использовала для особых допросов. Он висел на ветке большого баньяна на западном краю леса, заполняющего купол, и был занят под нужды колониальной администрации. Невес услала прочь солдата, наблюдавшую за мальчишкой, а теперь караулившую у двери. Пол блока устилала обычная квазиживая трава, к стене был привинчен ряд параллельных фуллереновых поручней, с верхнего свисали зацепленные за одно кольцо наручники. Единственный предмет мебели – исцарапанный пластиковый стол. Обычно по комнате были разбросаны инструменты, но теперь на их месте появились фляги с холодной водой, чаем, кофе, поднос с засахаренными фруктами и аппетитные пирожки.

Берри Хон–Оуэн сидел на полу у окна, занимающего всю дальнюю стену комнаты, одетый в бумажный комбинезон. На плечах – одеяло на манер шали. Он глядел на кусок пола между своими босыми ногами, прядь сальных волос свесилась на лицо. Окно было из поляризующего стекла, со стороны комнаты оно казалось зеркалом. Лок увидел в нем свое отражение: подтянутый, элегантный, в темно–серых брюках и рубашке. Дипломат подошел и поздоровался, спросил, как дела. Берри пожал плечами.

– Это я сделал, – буркнул он, – О’кей? Я сказал полицейской, что не я, – но это я.

Капитан Невес накачала его транквилизаторами. Берри говорил монотонно, как робот, причем с очень слабым ИИ.

– Берри, тебе больше не нужно об этом беспокоиться, – заверил Лок. – Все в порядке – будто ничего и не случилось.

– Мама знает? Она заплатила, чтобы вы помогли мне?

– Мама ничегошеньки не знает. Это наш с тобой секрет, – сообщил Лок. – Ты и я против всего мира.

– Вы бы именно такое и сказали, если бы она платила вам, чтобы позаботиться обо мне. Вы разве не знаете? Она же шпионит за мной! И не потому, что переживает за меня. Она не хочет, чтобы я веселился!

– А ты от души повеселился с девушкой? – невольно вырвалось у Лока.

Он мысленно чертыхнулся и поспешил добавить:

– Но, Берри, не у тебя одного бывают такие проблемы. У нас всех ужасный стресс. Место здесь незнакомое нам, опасное, и здешние люди далеко не так дружелюбны, какими кажутся. И девушка эта, кстати, – участница сопротивления. Она стала близка с тобой не потому, что ты ей понравился, – а потому, что ее друзья посчитали тебя полезным. Она тебя использовала. Нет нужды винить себя за произошедшее. Давай скажем раз и навсегда: она – шпионка, пустое место, шлюха. И ее больше нет.

– Она была добра ко мне.

– Ну конечно. Это же ее работа.

Господе Иисусе и Гея, как же тяжело до него достучаться! Будто говоришь с кем–то, сидящим на дне колодца.

– Я ничего не помню. Наверное, я сделал это, но я ничего не помню, – выговорил Берри, глядя на Лока сквозь сальные космы.

С тех пор как Лок видел его в последний раз, парень изрядно разжирел. Он без перерыва гулял на вечеринках с избалованными, модно нигилистическими ребятами. Те улещивали его, как могли, потому что у Берри водились деньги и кое–какой – не очень большой, но полезный – вес в глазах колониальной администрации. Берри принимал кучу новых наркотиков в дозах, достаточных, чтобы сделать психопатом и слона. К тому же парень тяжело пил. Капитан Невес сказала, что у него еще и булимия. Он литрами глотал мороженое, чтобы тут же выблевать его наружу. Его глаза, казалось, утонули в слоях жира – налитые кровью белесые устрицы, мокрые от слез. От него воняло страхом – смрадом прогорклого масла с металлическим привкусом.

– Наверное, она отравила тебя. Они такое делают, – заверил Лок. – Она дала тебе наркотики, чтобы ты разговорился. Она отравила тебя, пыталась выведать твои секреты, ты сопротивлялся. Берри, это была самозащита.

– Она нравилась мне, – после долгой паузы произнес Берри.

– Ты опомнишься и забудешь ее.

– И что вы собираетесь делать теперь? – отвернувшись, спросил он. – Отвезти меня к матери? Рассказать ей о том, что я совершил?

– А ты этого хочешь?

– Ей наплевать на меня, – пожав плечами, ответил он. – Она пошлет кого–нибудь выпроводить меня, даст кредит и отправит подальше. А там мне придется заново обзаводиться друзьями.

Да, он раскаивался – но не из–за девушки. Он отчаянно жалел себя, боялся возможных хлопот и неудобств, невозможности развлекаться по–своему.

– Если ты хочешь остаться здесь, с друзьями, мы можем помочь, – заверил Лок. – Я помогу тебе справиться с этой небольшой проблемой, вернуться к прежней жизни. А со временем, возможно, и ты чем–нибудь поможешь мне.

Он еще несколько раз повторил то же самое другими словами, чтобы идея глубоко вошла в тяжелый ил мозга Берри, попросил обдумать хорошенько предложение. А потом оставил великовозрастного недоросля на попечении капитана Невес, взял буксир и отправился на Янус, в логово профессора Шри Хон–Оуэн. Лок не хотел требовать платы за услуги ни в какой форме. Как он сам объяснил Невес, quid pro quo – инструмент грубый, пригодный лишь для однократного использования. Гораздо лучше проинформировать профессора Хон–Оуэн, что ее сына вытащили из переделки, руководствуясь всего лишь вежливостью. Возможно, это побудит профессора оказать в будущем какую–нибудь услугу, а возможно, и нет – но зато появился повод глянуть самому на то, чем Хон–Оуэн занимается с тех пор, как она закрылась в лаборатории.

Ее исследовательские центры, управляемые небольшой командой фанатично преданных энтузиастов–ассистентов, выдавали достаточно продаваемых чудес, чтобы умиротворить Эуклидеса Пейшоту и надзорный комитет на Земле, но только сама Шри и ее ассистенты знали, чем же они занимаются на Янусе.

Лок держал информаторов в каждом городе системы Сатурна – мужчин и женщин, называющих себя друзьями Лока Ифрахима, пока он снабжал их взятками. Но информаторы не могли заглянуть в плотный туман взаимно противоречащих слухов о Хон–Оуэн. Лок не сомневался, что Эуклидес знает не больше. Возможно, губернатору было попросту наплевать на детали, пока деньги с открытий исправно капали на счет. Но Локу не было наплевать. Знание – сила, единственная, какой сейчас обладал Лок.

Эуклидес Пейшоту вознаградил рвение Лока в деле расследования преступлений Арвама Пейшоту постом главы Отдела особых поручений, небольшой команды спецов, расследующих трения между альянсом и дальними, исправляющих конфузы и просчеты и принимающих меры для избежания огласки. Хорошая, нужная работа, позволяющая Локу влезть буквально везде и всюду. Он отвечал лично перед Эуклидесом, мог свободно путешествовать в зоне контроля Великой Бразилии. Но привилегии и полномочия удовлетворения не давали. Лок понимал: он – всего лишь инструмент воли Эуклидеса, полезный, но мелкий слуга.

А Локу хотелось гораздо большего.

Охранный бот перехватил буксир в полутысяче километров от Януса. Лок ответил на бесцеремонные расспросы, приказал пилоту передать управление, и дрон повел буксир на сторону Януса, обращенную прочь от Сатурна. Лок плыл над бугристой равниной, заросшей вакуумными организмами. Он заметил конусовидную насыпь из светлого материала, наверное из отходов, выброшенных при строительстве. Но больше никаких признаков новых биомов и биофабрик, которые геномаг, по слухам, сооружала глубоко под ледяной коркой Януса, так и не обнаружилось.

Буксир аккуратно опустился на посадочную платформу у края большого кратера. Лок закрыл скафандр и выбрался наружу, двигаясь с угловатой грацией в условиях почти полной невесомости. Ассистент Хон–Оуэн сопроводил гостя по канатной дороге до купола, заросшего зелеными джунглями – изделием не профессора–доктора, но самой Авернус, заброшенным задолго до войны. Внутри дипломата встретил второй помощник, бесполый андрогин Рафаэль. Он сказал, что сеньора профессор слишком занята и не может увидеться с гостем.

– Мистер Ифрахим, все, что вы хотели бы сказать ей, вы можете смело передать мне. Либо вы можете договориться о встрече. Однако должен предупредить: ожидание может оказаться долгим.

– Я должен поговорить с ней с глазу на глаз о конфиденциальном деле, касающемся ее сына, – сообщил Лок. – Передайте ей, и посмотрим, что произойдет.

Рафаэль был очень высок и худ, с кожей цвета меда, с волосами, будто пучок золотой проволоки, и лицом, словно оптический обман, когда взгляд сам по себе переключается между двумя разными восприятиями. Лицо не вполне мужское, не вполне женское, немного от того и от этого, но складывалось в нечто совершенно иное. Что это лицо выражало – не понять. Существо сплело длинные пальцы и посмотрело на Лока то ли с лукавым прищуром, то ли с расчетливым холодком, то ли обиженно – не разобрать. Оба сидели на толстых подушках в офисе–балконе с видом на зеленое море пышных крон, густо переплетенных цветущими лозами. Люстры горели у далекой верхушки купола, будто звезды среди ночного неба. Жаркий воздух сочился влагой. Комбинезон Лока промок от пота, но голова дипломата, взбодренная свежей дозой пандорфа, оставалась холодной и ясной. Он замечал все с беспристрастной точностью, загружал в память для позднейшего анализа. Лок даже не вздрогнул, когда в зеленые заросли впереди шмыгнуло что–то, напоминавшее отрубленную руку давно умершего покойника.

– Берри достиг возраста зрелости, – сказал Рафаэль. – Он уже сам может отвечать за свои поступки. Однако в чрезвычайных обстоятельствах я уполномочен действовать от имени родителя и опекуна. Если вы хотите обсудить проблему со мной, возможно, я помогу вам справиться с ситуацией.

– Я уже справился с нею, – сообщил Лок. – Я потому и настаиваю на том, чтобы поговорить с его матерью. Мы оба знаем: у профессора Хон–Оуэн много врагов. Она пережила один скандал – но может не пережить второй. Потому крайне важно обсудить с ней лично дальнейший курс действий.

– Если речь идет о возмещении ваших расходов…

– Я не о деньгах – и хочу, чтобы это было полностью ясно. Речь идет о помощи растерянному одинокому юноше, который сбился с пути. Он попал к опасным людям. Я спас его. Он не ранен физически, но умственно… он в состоянии крайнего стресса. Он в отчаянии. Я сделал все, чтобы помочь ему, – но сейчас он нуждается в своей матери.

Лок говорил, а внутри рос холодный ком. Бесполезно. Оно качает головой, оно такое равнодушное, сосредоточенное. Андрогин сказал, что профессор Хон–Оуэн сейчас не принимает никого.

– У нее очень много работы, и она не хочет, чтобы ее беспокоили.

– Я думаю, многие возмутятся, узнав, что она ценит свою работу больше, чем благополучие сына, – изобразил негодование Лок.

– Скажите, мистер Ифрахим, были бы вы так же возмущены, как пытаетесь изобразить, если бы речь шла об отце Берри?

– Он умер уже давно и на Земле.

– Однако я полагаю, что здесь мы имеем дело с двойными стандартами, – сказал Рафаэль. – И это, к сожалению, типично для вашей несбалансированной культуры. По поводу Берри я скажу лишь одно. Профессор Хон–Оуэн несколько раз пыталась найти для него доходную работу. Он неизменно отказывался. Я могу повторить ее предложение, но сомневаюсь, что Берри обратит на меня больше внимания, чем на мать.

– Интересно, как это – знать, что никогда больше не сможешь заниматься сексом? – поинтересовался Лок.

Мысль выскочила незаметно, облеклась в насмешливые слова, тяжело повисшие в жаркой духоте. К счастью, Рафаэль принял издевку всерьез.

– Это успокаивает, – ответил он. – И позволяет спокойно взглянуть на человеческую глупость. Мистер Ифрахим, вам бы тоже это не помешало. Спасибо большое за вашу заботу – и успехов Берри. Я уверен, что у вас многое получится с ним.

5

Большинство Свободных дальних согласились с тем, что Идрису Барру и Мэси Миннот следует принять приглашение Сады Селене. Участие в переговорах между «призраками» и Тихоокеанским сообществом очень важно для выживания колонии. Затем Свободные долго обсуждали, как лучше Идрису и Мэси представить себя, что стоит говорить, а что – нет. Идрис предлагал компромиссы, они почти никого не устроили, возникло множество споров, и мнения в крошечной коммуне разделились, всплыли старые раздоры и родились новые. После собрания Мари Жанрено отозвала Мэси в сторонку и попросила оставить на время свою ненависть к «призракам» в целом и Саде Селене в частности.

– Ты должна помнить: речь идет о выживании всех нас, а не только о тебе, – сказала Мари.

– Я согласна на все сто, – заверила Мэси старуху. – Я очень серьезно отношусь ко всему, связанному с «призраками».

Похоже, Мари очень уж хотела поспорить и не могла просто так принять согласие Мэси.

– Ты думаешь, что можешь понять нас, – холодно и снисходительно сказала старуха, – но по–настоящему не сможешь никогда. Но если ты заставишь себя послужить нашему сообществу для твоей же и нашей всеобщей пользы, то, возможно, в конце концов научишься, сумеешь примириться с нашей жизнью.

– О да, я постоянно учусь понимать вас, – заметила Мэси. – Например, я наконец поняла суть вашей демократии. Сначала я думала, что ее цель – выработать лучшее решение, максимально удовлетворяющее всех. Но теперь я знаю, что это – способ притереться друг к другу ради выживания. Способ вытерпеть даже тех, кто тебе отвратителен.

Спустя двадцать восемь дней корабль Тихоокеанского сообщества вышел на изолированную орбиту в двух миллионах километров от Нептуна. Шаттл «призраков» отправился за дипломатами, Мэси и Идрис Барр сели на буксир, чтобы добраться до колонии «призраков» на Тритоне, горделиво названной Город Нового Горизонта.

«Призраки» начали втайне заселять Тритон еще десятилетие назад. Согласно своему невидимому учителю, Леви, они были избранными. Учитель Леви объявил, что получает послания от будущего себя. В будущем его люди сбросят земные оковы, разработают технологию движения быстрее света, позволяющую достичь планет вокруг других звезд. «Призраки» уже давно готовились исполнить свою миссию, набирали молодежь со всех городов и поселений в системах Юпитера и Сатурна, собирали материалы и отправляли на свой плацдарм на Тритоне в автоматических грузовиках. «Призраки» и подтолкнули к эскалации Тихую войну, разожгли враждебность между Землей и дальними, атаковав пару бразильских истребителей, когда те глубоко вошли в атмосферу Сатурна ради силовой демонстрации. «Призраки» подстрекали мэра Парижа Марису Басси и поддержали его обещание быстро и безжалостно ответить на нападение, направив огромную глыбу льда к тихоокеанской базе на внешнем спутнике Сатурна.

Суматоха Тихой войны дала «призракам» возможность украсть корабли, покинуть луны Юпитера и Сатурна и перейти к следующей стадии выполнения пророчеств Леви. Обширный Город Нового Горизонта расположился под «дынной коркой» поверхности вблизи экватора. Снятые с кораблей термоядерные реакторы поставили на монорельсовую дорогу в туннелях, проложенных строительными роботами. Реакторы выкопали огромные глубокие залы, которые можно было разрушить с поверхности лишь многократными попаданиями мощных водородных бомб. На поверхности были высажены леса вакуумных организмов, чтобы разрабатывать богатые залежи сложной органики, находящиеся буквально повсюду под коркой азотной и метановой изморози на поверхности. «Призраки» пробурили сорокакилометровые шахты до океана, омывающего скальное ядро, построили автоматические фабрики–обогатители, добывающие минералы и металлы из богатой аммиаком воды, разработали грандиозные схемы по насыщению кислородом верхних океанских слоев с помощью электролитических установок, чтобы создать там экосистему. «Призраки» запланировали летающие города в атмосфере Нептуна и хвастливо объявляли, что через сотню лет систему Нептуна заселят самые разные виды постлюдей, приспособленных к всевозможному окружению, создадут оживленное активное сообщество, которое и определит будущее человеческой расы.

Команда переговорщиков из Города Нового Горизонта и тихоокеанские дипломаты встретились в недавно построенном комплексе в сотне километров к северу от центра города. Комплекс представлял собой несколько сферических камер вокруг центральной оси. В каждой камере – террасы разного размера, связанные обычными колодцами для движения в низкой гравитации, канатными путями и наклонными шахтами. Все – цвета свежего снега, без малейшей попытки украсить, устроить сад или газон – за исключением растущих там и сям на стенах модифицированных бромелиевых, впитывающих вредные газы из воздуха, да квазиживых мхов в туалетных блоках. Мхи поглощали и очищали фекалии и мочу.

«Призраки» спали в спальнях, ели в столовых, работали где потребуется. На нижних уровнях были помещения, специально отведенные под заводы и мастерские, но все остальное могло быть с легкостью приспособлено для чего угодно от детского сада до больницы. В чистой, ничем не потревоженной функциональности голых пространств ощущалась холодная элегантность, созвучная единой воле обитателей. Но для Мэси такое обиталище казалось не уютнее муравейника: никакой личной жизни и уединения, все кипит активностью двадцать четыре часа в сутки. Однако «призраки» отнюдь не были фанатиками с остекленевшими глазами. Большинство не достигло возраста зрелости в общинах дальних – четырнадцати лет. Новых «призраков» выращивали в эктогенетических контейнерах и генетически модифицировали так, чтобы достигать половой зрелости к десяти годам, затем пару лет подросткового возраста – и готов практически безукоризненный взрослый индивидуум. Правда, новые люди не знали ничего, кроме города, учений Леви и его безумных грез, – но были энергичны и веселы, занимались спортом, организовывали музыкальные группы, ставили пьесы, вели долгие философские дебаты, работая, пели вместе помпезные гимны о великом будущем и предстоящих грандиозных победах. Новые люди организовывались не в семьи (хотя почитали своих родителей – но не жили с ними и не подчинялись им), но в команды. Члены каждой команды работали, тренировались и проводили редкие часы досуга вместе, вместе же устраивали «критические» собрания, где каждый по очереди признавался в том, что считал мысленным преступлением, получал доброжелательные выговоры от окружающих и с благодарностью принимал небольшое наказание.

Мэси ожидала паноптикум уродов – но оказалось, что большинство «призраков» не отличаются от остальных дальних. Феникс Лайл с его черными белками глаз и черными же радужками, бронзовой кожей и хвостом и пара подобных Лайлу типов изменили себя до того, как присоединились к «призракам». Согласно Леви, изменяющие внешность модификации полезны, если помогают приспособиться к новому окружению, а иначе они – плоды личного пристрастия, напрасная растрата ресурсов и банальное излишество. Такие модификации были, как издавна шутили дальние о приспособлении к ничтожной гравитации, заменой ног на руки, плодом недопонимания.

Мол, давай, заменяй ноги на руки – а потом выращивай вторую голову на заднице, потому что не будешь знать, где верх, а где низ. Леви и его «призраки» верили, что настоящий передний край человеческой эволюции – не тело, а мозг. Человек как вид определен именно своим большим мозгом, но, как и все эволюционные артефакты, мозг вмонтирован в древние структуры и базируется на них. Потому пределы человеческого ума и воображения ограничены случайными эволюционными барьерами. Леви говорил, что для полноценного исследования человеческой сущности необходимо переделать определяющий человека орган: исправить память, увеличить нейронную проводимость и скорость передачи информации, отсеять или модифицировать избыточные эмоции и сделать еще много исправлений и изменений.

Сам Леви не соизволил выйти к гостям. Мэси Миннот, Идрису Барру и тихоокеанским дипломатам сообщили, что Леви наблюдает с огромным интересом, но участия во встрече не примет. Как и бога, Леви постоянно поминали – но его не видел никто. С ним встречались только «призраки», никто не знал его историю или хотя бы имя, которое он носил до основания культа. Ходили слухи, что Леви умер и существует лишь как система компьютерных программ. Иные говорили, что Леви – истинный ИИ, обладающая самосознанием цифровая сущность из фантазий и кошмаров далекого прошлого или реальная личность, но страдающая от экзотической формы рака, чудовищно разросшаяся и вынужденная жить, плавая в контейнере с питательной жижей. Другие считали, что Леви погрузился в криосон, оставив после себя пророчества, и не проснется до конца кризисных лет, а когда наконец создадут сверхсветовой двигатель, Леви воспрянет и поведет детей своих к звездам.

Мэси почти не сомневалась в том, что и среди присланных дипломатов большинство – подобия «призраков», модифицированных для быстрейшего созревания и повышения интеллекта, – очень уж эти китайцы, филиппинцы, малайцы, индусы были молоды, умны и непобедимо жизнерадостны. Разномастную коалицию послов–подростков возглавлял пожилой австралиец, Томми Табаджи. «Призраки» устроили учения по отражению внешней агрессии в залах и коридорах города, чтобы показать свою готовность защищать дом до последней капли крови, экскурсии по фабрикам в океане, огромным фермам вакуумных растений на поверхности – но формальных переговорных встреч было немного. Тихоокеанцы сказали, что лучше поймут цели и нужды «призраков», если узнают все стороны их повседневной жизни. А те, к большому удивлению Мэси, были вполне простодушны и откровенны.

Конечно, откровенность – это замечательно, но как проследить за всем неформальным общением между «призраками» и гостями? Тихоокеанцы бесконтрольно бродили по залам, говорили с кем ни попадя, работали рядом с хозяевами на фабриках и в мастерских, участвовали в дискуссиях, сессиях самокритики, концертах и театральных постановках. Дроны записывали все разговоры, но Сада Селене отказалась дать Мэси доступ к данным.

– Я не могу делать свою работу, если ты не позволяешь мне ее делать, – сказала Мэси.

– Поступай как они, – ответила Сада. – Разговаривай с ними. Работай и играй с ними. То, как они отреагируют на знаменитую беглянку из Великой Бразилии, скажет нам гораздо больше, чем несколько субъективных мнений.

И в самом деле, «призраки» не хотели, чтобы Мэси собрала пригодную для анализа информацию, – но выставили представительницу Свободных дальних как ширму и пугало. Это не слишком разозлило Мэси, ожидавшую подвоха, – и все же день ото для ее отчаяние и разочарование росли. Мэси так и не сумела определить, что же кроется за безграничным энтузиазмом тихоокеанской молодежи, хотят ли тихоокеанцы на самом деле добиться мирного соглашения между альянсом и дальними. Мэси уловила намеки на то, что дипломаты и «призраки» говорили про обмен секрета бразильского быстрого термоядерного реактора на очищенные металлы и другие материалы, которых не хватало в системе Нептуна, – но обе стороны не хотели посвящать в суть переговоров ни Мэси, ни Идриса Барра.

Идрис отнесся к этому спокойно и говорил, что этого и следовало ожидать.

– «Призраки» много и долго старались завлечь сюда Тихоокеанское сообщество, – сказал он. – Вряд ли кто–то собирался делать нам подарки. Но если тихоокеанцы заключат договор с ними, мы также получим выгоду как союзники «призраков». Я провел несколько полезных бесед с дипломатами. Доверять им пока рано, но общие тенденции обнадеживают. Позже нам надо будет обстоятельно переговорить. Всем будет интересно узнать твое мнение.

Но Мэси пока так и не составила связного мнения. Она не знала, за что ухватиться. Определенно лишь одно: она не годится для дипломатии. Две команды людей, полных фальшивого дружелюбия, изображающих простодушие и прямоту, но втайне острящих ножи, – это невыносимо, депрессивно, страшно.

Мэси хватало лишь на разговоры с главой тихоокеанцев, Томми Табаджи, почтенным старцем, полным достоинства и остроумного лукавства, чернокожим, с копной седых косичек. Он относился к переговорам будто к спектаклю, поставленному младшими ради удовольствия старших, развлекал Мэси бесконечными историями и анекдотами про восстановление австралийской природы и выуживал из Мэси истории про ее приключения на окраинах Солнечной системы. Он сказал, что Тихоокеанское сообщество вступило в альянс единственно потому, что бесконтрольное хозяйничанье Великой Бразилии и Евросоюза в системах Юпитера и Сатурна – катастрофа и для остальных землян, и для дальних. Тихоокеанцы быстро пришли к взаимопониманию с населением Япета, установили лишь символические налоги, заняли небольшую часть луны, а в остальном позволили дальним распоряжаться по–своему.

– Конечно, мы хотим того же, что и бразильцы с европейцами: доступа к технологиям и знанию людей, принявших вас. Но, в отличие от европейцев и бразильцев, мы предпочитаем торговлю и сотрудничество, а не грабеж. Это дороже – но выгоды быстро окупают вложения. Видите ли, мы – практичные и прагматичные люди. Мы разделяем с бразильцами и европейцами желание восполнить ущерб, нанесенный Гее индустриальной эпохой, хотим жить, не уничтожая мир вокруг.