Текст книги "Сады Солнца"

Автор книги: Пол Макоули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

Фелис не ответил – бесполезно. К тому же все его внимание занимало то, как удержать себя на ногах. Земля качалась, лицо Эдза раздваивалось, уходило в темноту. Гигант произнес речь о том, как важно держаться вместе и как опасно считать, что можно творить произвол и игнорировать общее благо. В толпе зашумели, задвигались – Эми Ма Кулибэли остановил подельник Эдза и завернул ей руку за спину. Фелис шагнул к ней. Эдз перехватил его руку, развернул и облапил, взял в безукоризненный замок. Мгновение мужчины смотрели друг на друга, затем Эдз откинул голову назад – и ударил твердокаменным лбом в нос Фелиса. Тот упал на спину, ошеломленный, почти ослепший от боли, перекатился, приподнялся – но Эдз пнул его в грудь, и Фелис отлетел. Потом Луна ударила в него всей своей безжалостной массой, и свет погас.

Он снова очнулся в клинике Эми Ма Кулибэли, глядя на бледный свет с потолка. Фелис ощущал себя так, словно болезнь перескочила все промежуточные стадии и пришла к самому финалу. Тело и левая рука жутко болели и покрылись синяками, ребра хрустели всякий раз, когда Фелис пытался вдохнуть, нос был сломан и распух. Эми сказала, что налицо сотрясения мозга, и обрушила на Фелиса целую батарею неврологических тестов. Он подозревал, что их слишком много и они не слишком–то нужны. Но противиться не было сил. Он растерянно спросил про Бель Глайз. Эми ответила, что у Бель всего лишь пара синяков и легкий шок.

– Я рад, – заключил он.

– А следовало бы постыдиться, – укорила Эми и ткнула пальцем в планшет, листая изображенные в псевдоцвете иллюстрации мозговой активности. – Фелис, отчего ты учиняешь безобразия? Из гордыни? Или потому что не можешь по–настоящему понять людей?

– Я не мог оставить ее. Я должен был помочь.

– А ты не понял того, что это – шоу, рассчитанное на тебя? – спросила Эми.

– Когда увидел других – да, понял. А сначала – нет.

– Но ты же понимал: они используют Бель, чтобы заманить тебя в ловушку. Они не смогли бы сделать ей ничего в особенности плохого – вмешалась бы охрана. Тебе следовало просто уйти.

– Я разозлился, – признался Фелис. – Ведь они использовали ее. А опасности ее подверг я.

– И как ты сейчас? По–прежнему злишься?

– Нет. Я сконфужен и пристыжен. Я отравляю все, чего коснусь. Я подверг вашу подругу опасности, в опасности теперь и вы сами. Мне нужно идти…

Он попытался сесть – но будто взорвалось в голове, мускулы на груди скрутило болью. Он снова упал на кровать. Потолок плыл и колыхался – глаза застило слезами.

– Наше общество вряд ли можно назвать нормальным, – сказала Эми. – Мы сейчас – банда диких приматов, управляемая альфа–самцом с помощью группки женщин и мужчин, ведущих себя подобно ему из страха оказаться в эксплуатации, подвергаться побоям и унижениям, как все остальные. Поскольку Эдз Желот – глава племени, оно устроено согласно его представлениям. А его представления, мягко говоря, нездоровы. Ты захотел его игнорировать – и тем бросил вызов его власти. Он не мог этого оставить, поскольку страдала его репутация. А она – все, что Эдз имеет. Потому у тебя и неприятности.

– Если бы он хотел драться, так вызвал бы на бой!

– Он хотел унизить тебя. Надеюсь, он считает, что добился своего, – заметила Эми. – Если нет – он возьмется за тебя снова. Все, хватит об этом. Давай–ка я закончу с работой, и ты отдохнешь.

Фелис заснул, а проснувшись, снова увидел Эми. Она сидела у кровати, выпрямившись, сложив руки на коленях, будто в церкви. Она спросила, как он себя чувствует, Фелис сказал, что чувствует, будто она собралась преподнести ему важную новость.

– Сломанные ребра срастаются на удивление быстро, – сообщила Эми. – Твой нос уже не будет выглядеть так благородно, как раньше, – но срастается тоже. Кстати, ты не испытывал в последнее время головокружений, дурноты, потери ориентации?

– А, надо думать, моя болезнь прогрессирует?

– Тесты показывают повреждения периферической нервной системы. Естественный процесс – не медленнее и не быстрее ожидаемого.

– Так вот почему Эдз смог побить меня, – заметил Фелис.

– Вот с таким–то отношением ты и угодил в переделку, – укоризненно сказала Эми, и он сжался под ее суровым взглядом.

Ведь он понимал: Эми права. Он–то считал себя непохожим на остальных заключенных и надзирателей – целиком сам по себе, сильный, обреченный на смерть жуткой неизлечимой болезнью, неуязвимый, благородный, доблестный. Эдз показал, что подобное мнение о себе – глупое заблуждение. Фелис Готтшалк – такой же человек, как и все остальные. Наверное, за это стоит быть благодарным и не следует ненавидеть Эдза – но Фелис не мог побороть ненависть. Быть может, это тоже признак того, что он – такой же человек, как и всякий другой.

3

Приграничный лагерь части 897 АР представлял собой ряд бараков–полуцилиндров из гофрированного металла, примостившийся у основания башен и цистерн фабрики, производящей почву. На юге стальной лентой блестела Платтер–ривер, вьющаяся среди восстановленных зарослей тростника и лугов. Вокруг нее лежала голая пустыня, лишенная почвы столетием чудовищных бурь, обширная бесплодная земля, испещренная расщелинами, провалами, ложбинами, выметенная неугомонными ветрами. Ветрами, которые завывали в скалах, трепали жесткую выносливую траву, сумевшую уцепиться за ломаные камни. Ветер кружил песок вокруг кавалькады, направляющейся к лагерю, трепал плащи и пончо – словно из прошлого, из легенды Дикого Запада вынырнула лихая банда и ушла в алое пламя заката.

Авангард прибыл в лагерь еще несколько часов назад. Когда всадники показались на гребне и пошли вниз по древнему шоссе, у ворот лагеря собралась небольшая толпа, радостно орущая, ухающая и улюлюкающая. Кэш Бейкер придержал лошадь, поправил широкополую шляпу и осмотрелся. У ворот – мужчины и женщины в зеленых джинсовых рубахах и синих штанах. Все залиты бледным светом фонарей, установленных вдоль изгороди, и нетерпеливо глядят вверх. Именно такие встречи и порождали больше всего тревоги. Из толпы мог выступить убийца, холодный и безжалостный, как змея, нацелить револьвер, дернуть взрыватель бомбы. Из теней у цистерн завода могли выскочить солдаты.

Люди тянули руки к Кэшу. Он пожал несколько. Другие всадники тоже пожимали руки, вожак остановился посреди толпы, оперся на луку седла и говорил с офицером, взявшим лошадь под уздцы. Затем вожак выпрямился. Свет фонарей заблестел в его волосах. Вожак поднял руки над головой – и толпа испуганно затихла. Все повернулись к нему. Он поблагодарил за гостеприимство и добавил:

– Мы очень долго ехали сюда. Надеюсь, вы извините нас за то, что мы проведем час, ухаживая за лошадьми и освежаясь.

Но затем мы непременно поговорим. Нам нужно обсудить очень многое!

Кэш Бейкер уже полгода был вместе с Альдером Хон-Оуэном и его людьми. Сначала они пошли на север вдоль Скалистых гор, навещая группы изгнанников–диких – людей, отказавшихся уйти со своей земли, превратившихся в кочевников, в тысячу мелких групп с тысячью названий. Одни – коренные американцы, гордые, готовые до последнего защищать свою независимость. Другие – потомки беженцев с разбившегося корабля цивилизации, чабаны и козопасы с летних пастбищ высоко в горах, группки охотников и собирателей, разбивающих палатки из смарт–ткани там и сям на несколько дней или недель, устраивающих огородики между скал, на полянах в сосновых, березовых и ольховых рощах – а потом уходящих на новое место. Дикие устроили деревню на скальных полках в отвесном каньоне, разбили огороды и сады на дне каньона, спрятали турбины ветрогенераторов в туннелях, продолбленных в скале. Группа, разводящая кроликов, подарила каждому в группе Альдера жилетки из лоскутов черных и белых кроличьих шкурок. Группа, обжившая древнее ядерное убежище, поддерживала в рабочем состоянии гидроэлектростанцию, блок старых, еще докризисной эпохи серверов – и коммуникационную сеть вдоль всех Скалистых гор.

Повсюду Альден Хон–Оуэн раздавал семена народного дерева, говорил о революции и обсуждал последние новости Великой Бразилии, систем Юпитера и Сатурна.

Бандиты, грабители и подобные им отщепенцы нечасто попадались в горах. Дикие охотились за преступниками и либо убивали их в перестрелках, либо оставляли раздетых донага и связанных, с вытатуированным списком преступлений, на окраинах больших городов. Но когда команда Альдера отправилась вниз, спасаясь от зимних холодов, и пошла через северную окраину Великой пустыни, то дважды наткнулась на банды. Первый раз напали ночью, перерезали глотки двум охранникам и в дикой суматохе растревоженного лагеря увели пять лошадей. Второй раз, снежным днем в начале декабря, когда ехали среди руин Колехарбора, к югу от большой соляной котловины на месте того, что когда–то было озером Сакагавея, бандиты выстрелом из винтовки убили женщину. Команде пришлось залечь под редким, но прицельным огнем. Когда сгустились сумерки, Кэш повел людей в контратаку. Они стреляли по силуэтам, возникающим там и тут среди руин, потеряли свой единственный дрон и не ослабляли натиска, пока не наткнулись на место, оставленное бандитами всего несколько минут назад: каменную подковообразную изгородь у рощицы безлистых сикомор. Вокруг догорающего костра валялась одежда и окровавленные бинты, цепочки следов вели по снегу на север. На следующее утро, покинув руины, команда проехала мимо окровавленных голов гризли на шестах, воткнутых у обочины. Вьюжило, головы качались на ледяном ветру, на макушке – шапки алеющего снега, уши обрезаны, глаза закатились. То ли жуткие тотемы были знаком уважения, то ли угрозой – разбираться не стали.

Рождество отметили в деревеньке диких, сооруженной из грузовых контейнеров среди блеклой равнины на юг от реки Миссури – на бывшей земле Северной Дакоты. В деревне странники отдохнули до Нового года, а потом двинулись на юг вдоль края Великой пустыни по извилистой дороге, временами ведшей назад, выписывающей петли то к западу, то востоку. Сейчас уже команда говорила с членами АР – сперва с одиночками и группками, выехавшими навстречу, потом с целыми лагерями.

Этой зимой в городах не хватало еды, вспыхивали бунты. На большинстве территорий бывших Соединенных Штатов объявили военное положение. В Панама–сити солдаты открыли огонь по голодающим людям, пошедшим к особняку отпрыска клана Эскобар. В тот день погибло больше семисот человек, а потом многие тысячи пострадали в бунтах, разрушивших половину города. Епископ Манауса начал молитвенное бдение за мир. На третий день прямо посреди службы сквозь толпу в переполненном соборе протолкнулся убийца и застрелил епископа, когда тот освятил гостию. На площади снаружи солдаты начали стрелять в разбегающуюся толпу. Власти объявили епископа–мученика агентом Тихоокеанского сообщества, последовали массовые аресты священников и прочих диссидентов по всей Великой Бразилии, суды над наиболее значительными «преступниками» и образцово–показательные казни транслировались по сети.

Получив приказ идти на помощь армии и подавлять бунты, несколько бригад корпуса АР отказались покидать бараки. Армейские части прорвались в лагеря, хватали первых, кто попадется под руку, и казнили на месте. Верховный главнокомандующий АР запротестовала, ее и многих старших офицеров арестовали и заключили в печально известную военную тюрьму под Сан–Паулу. Рядовой состав и младшие офицеры АР бунтовали – но их некому было возглавить, пока Альдер Хон–Оуэн, сын знаменитого геномага Шри Хон–Оуэн, не проехал по лагерям на западном краю Великой пустыни и не поговорил с людьми.

Визит в лагерь части 897 почти не отличался от множества таких же. Первым заговорил Кэш, использовавший весь арсенал трюков и приемов, которым обучился у пропагандистов ВВС. Кэш встал на стол в забитой людьми столовой и рассказал, как делал героев генерал Арвам Пейшоту и как такого героя унизили и уничтожили в заговоре против генерала. Кэш объяснил, что его пример – один из множества подобных. Великие кланы всегда обращаются так с обычными людьми: используют, а потом выбрасывают. Затем Кэш повысил голос, чтобы пробиться сквозь крики и аплодисменты, и пригласил на импровизированную сцену Альдера Хон–Оуэна.

Альдер говорил с подкупающей откровенностью и простотой. Его бледные руки, казалось, лепили воздух, его мелодичный голос плыл над головами. Альдер рассказал о том, как гангстеры, торговцы оружием, пираты и плутократы завладели властью в суматохе после Переворота и основали новые правящие династии. А эти так называемые великие семьи – присвоили идеи «зеленого» движения: восстановление земли, возврат к дочеловеческому состоянию, экологически оптимальное управление, разумная эксплуатация природы и все прочее – и использовали присвоенное, чтобы упрочить власть. Великая и хорошая работа по восстановлению земной экосистемы превратилась в тираническую веру. Людей согнали в города, ставшие тюрьмами во всем, кроме названия, заставили работать на исполинских стройках. А чтобы держать людей под контролем, правительство изобретало врагов. Пока люди боятся врагов, они не сомневаются во власти. Сначала врагом было Тихоокеанское сообщество, потом дальние, потом снова сообщество. И постоянно – дикие и бандиты на границах. Но те, кто управлял народом, отнюдь не делили с ним страдания и невзгоды.

– Вы, обычные люди, выносящие голод, нужду и непосильный труд во имя Геи, посмотрите, как же живут так называемые великие семьи Бразилии, – сказал Альдер и вызвал на виртуальном экране изображения богатых домов.

Некоторые были из его личных архивов, другие снял Кэш Бейкер, третьи – фото со спутников: особняки, охотничьи ложи, огромные, огороженные высокими стенами поместья, острова, превращенные в рукотворный рай.

Альдер ответил на все вопросы. Давно миновала полночь, когда наконец он и его люди раздачи семена народного дерева и объяснили, как сажать их.

Назавтра ранним утром из тумана, пронизанного холодным дождем ранней весны, выехала группка всадников. Ветер терзал саженцы ив и тополей на полях, рвал туман в клочья. Всадники миновали понтонный мост на широком разливе реки, поехали по грунтовой дороге, рассекавшей восстановленный луг, и двинулись на юг.

А через два часа они попали в засаду.

Трое ехавших в авангарде исчезли во вспышке рыжего пламени и клубах черного дыма. По лугу раскатился грохот, уцелевших осыпало землей, ошметками людского и конского мяса. Всадники придерживали испуганных лошадей, перекрикивались. Из высокой – по пояс – травы у дороги поднялись люди в пятнистых комбинезонах, двое слева, трое справа. Они сразу начали палить из автоматических винтовок, с расстояния меньше двадцати метров. Пули вспарывали воздух, выбивали фонтаны пыли из дороги. Кэш уполз за свою раненую лошадь. Он потерял шляпу, в ушах звенело. Коню прострелили шею, животное пыталось приподнять голову, из ноздрей летела кровавая пена. Кэш вытащил пистолет, но руки жутко тряслись, мушка прыгала. Кэш попытался подстрелить ближайшего бандита, но пули летели куда угодно, кроме цели. Рядом врезалась в землю очередь, забрызгала жидкой грязью. Кэш протер глаза, упер рукоятку в старую кожу седла, но чем крепче он сжимал пистолет, тем сильнее тот дергался. Бандит сложился, будто ему подрезали колени, другой нагнулся и помчался прочь, скрылся в травяном море. Кэш перекатился, нацелил трясущийся пистолет на другую сторону дороги. Но трое бандитов с другой стороны уже лежали, подстреленные. Один еще полз по канаве, словно змея с перебитым хребтом. Кэш встал и захромал вслед за Арни Эколсом, ухватил за руку с пистолетом.

– Он скажет нам, кто их послал!

Но бандиту прострелили оба легких. Когда Кэш перевернул его на спину, тот закашлялся, разбрызгивая кровь, – и умер. На квазиживом камуфляже замелькали темные кляксы – костюм пытался приспособиться к цвету пыли, смешанной с кровью.

– Кто они? Армия? – спросил Арни.

– Армия окружила бы лагерь АР танками. Думаю, это охотники за головами – и, на наше счастье, любители. Если бы они по–настоящему знали свое дело, ударили бы по нам сразу на выходе с моста.

Кэш обыскал мертвеца, но не обнаружил никаких документов, только три запасных магазина с пулями в стальных рубашках, пару наручников и пачку жевательной резинки в карманах, охотничий нож на поясе, в ухе – капсулу радиотелефона ближней связи. Кэш смыл кровь с рук холодной водой из канавы, затем пошел вслед за Арни. Два тела укрыты с головой плащами, мертвые и умирающие лошади, лошади без всадников, растерянно стоящие под дождем. Люди опускались на колени подле раненых друзей, резали одежду, ломали упаковки пакетов первой помощи. Раненый уперся спиной в брюхо мертвого коня, на плече по зеленому нейлону пончо расползлось кровавое пятно, светлые волосы слиплись в сосульки, лицо было бледнее мела.

Альдер Хон–Оуэн.

Все согласились, что нельзя возвращаться в лагерь АР. Очень похоже, что предатель именно там. Арни Эколс вышел по телефону на связь с коммуникационной сетью диких, договорился о встрече. Мертвых похоронили у дороги, раненых уложили в гамаки, закрепленные между парами лошадей, и пошли через луга в пустыню за ними. Вечером странники повстречались с группой диких, вставших лагерем в глубокой расселине. Дикие повели на восток, пересекли реку по бродам между цепочкой островов. Когда звезды начали тускнеть, странники наконец прибыли в лагерь среди гор за рекой.

Левое плечо Альдера Хон–Оуэна было раздроблено винтовочной пулей, во время поездки к лагерю развилась пневмония. Из большой базы АР у Омахи приехал медтехник, повозился над раной и сказал, что Альдеру нужна операция и послеоперационное лечение, которое возможно лишь в больнице. Альдер отказался покинуть лагерь, техник воззвал к остальным, но те поддержали вождя.

– Он может потерять руку, – сказал техник.

– Это лучше, чем потерять жизнь, – заметил Кэш.

Техник оскорбился, посчитав, что под вопросом его профессионализм, и спросил об этом. Кэш ответил, что ничуть не сомневается во врачебной квалификации техника, и добавил:

– Один бандит удрал, а у него наверняка есть дружки. Он мог рассказать и военным, надеясь на часть награды. То есть нам нельзя показываться там, где нас могут искать.

Альдер был молод и силен. Через несколько дней он уже использовал сеть диких для того, чтобы следить за расползающимся по Великой Бразилии бунтом и говорить с лидерами ячеек «всадников свободы» в городах, разбросанных по всей огромной стране. Неделей позже Альдер выбрался из постели и ковылял по лагерю, потел и кривился, поминутно садился передохнуть – но шел дальше. Еще через две недели Альдер перестал употреблять болеутоляющие средства и объявил себя полностью готовым к путешествию.

На следующий день они с Кэшем и парой диких поехали в песчаные холмы за лагерь. Рука Альдера лежала в петле из черной ткани и была прибинтована к груди, – но он отлично управлялся с лошадью одной рукой, и если при этом рана тревожила его, то он никак не выказывал признаков боли. Путники остановились у рощицы народных деревьев, таких зеленых и буйных, в мелкой широкой долине за хребтом, присели в тени среди узловатых корней и черных канатов симбиотической наномашинерии, вцепившейся в скалу, перекусили хлебом, сыром и маринованными помидорами. Альдер сказал, что Кэшу следовало бы ехать на восток и повстречаться с кое–какими знакомыми в Индианаполисе. Тем нужен пилот.

Кэш поднял руки, чтобы показать, как дрожат пальцы.

– Мне нужно закинуться стаканом–другим, чтобы сесть за штурвал. Вряд ли кому с того может быть польза.

– Возможно, мой друг смог бы помочь тебе. У нас мало тех, кто умеет водить шаттлы, а ты уж точно единственный, кому я доверяю.

– Ты имеешь в виду космические шаттлы?

– Да. Те, на которых можно полететь на Луну, когда придет время, – сказал Альдер.

4

Новости о растущих в Великой Бразилии беспорядках просочились в Трасти–таун от сочувствующего европейского ученого, который сотрудничал с одним из геномагов. Но большинство надзирателей посчитали, что ни к чему хорошему беспорядки не приведут. Великие семьи могущественны. Всякое недовольство будет безжалостно подавлено, и в конце концов ничего не изменится.

– Надзирателям надо верить, что революция захлебнется. Они лично заинтересованы в сохранении статус–кво, – пояснила Эми Ма Кулибэли Фелису Готтшалку. – Надзиратели, возможно, и не осознают сами, но они политизированы настолько же, насколько и обычные заключенные.

– Беспорядки – не революция, – ответил Фелис. – Смутьяны и зачинщики, может, и хотели бы сделать свой бунт революцией – но до сих пор ни у кого не получалось. И вряд ли получится когда–либо.

Они играли в шахматы, и, как обычно, Фелис попал в безнадежный эндшпиль – однако сдаваться не спешил, надеясь на ошибку Эми, хотя опыт давно показал: она не ошибается.

– Насколько я понимаю, обычным людям Великой Бразилии пришлось платить за Тихую войну, оккупацию систем Сатурна и Юпитера – а большие кланы богатели на украденных технологиях, – заметила Эми. – А теперь правительство хочет воевать с Тихоокеанским сообществом из–за кусков льда в пустоте. Дочерей и сыновей призовут в армию, исчезнут последние крупицы свободы, города превратятся в мишени для вражеских ракет. Людям надоело. Они хотят перемен.

– Но ведь простым хотением ничего не изменишь, – сказал Фелис и передвинул пешку на шестую горизонталь, угрожая уцелевшему слону Эми.

– Это ты из личного опыта? – с лукавой усмешкой осведомилась она.

Пару недель назад она коротко остригла волосы и выкрасила их в иссиня–черный цвет, а теперь накрасила и губы темно–пурпурной помадой, положила черные тени под глазами, подчеркивающие хрупкую белизну кожи.

– Нужно понимание того, что и как следует менять, – заметил Фелис.

– Возможно, они хотят того, что было у нас до войны, – сказала Эми и передвинула ладью на клетку в сторону. – А не хватает лишь вождя, который бы показал правильную сторону.

Фелис увидел, что если он возьмет слона, то ходом ладьи ему будет поставлен мат, и двинул вперед последнюю оставшуюся пешку. Эми вывела слона из–под угрозы, поставила шах, заставила отступить вражеского короля, затем привела вторую ладью на ту же горизонталь – и поставила мат.

– Я уже давно проиграл, – потирая онемевшие пальцы левой руки, объявил Фелис.

Теперь он получал дозы стероидов внутримышечно и инъекциями, но эффект был не лучше прежнего.

– Всегда дерешься до конца, – заметила Эми.

– Так учили.

– Твой нос выглядит совсем неплохо – по крайней мере, в здешнем свете.

– Думаю, я начал меняться еще до того, как Эдз Желот сломал мой нос. Надеюсь, перемены продолжаются, – сказал Фелис.

– Но не с твоими эндшпилями.

– Если не доигрывать всякую игру до конца, как надеяться на выигрыш?

– А что бы ты сделал, если бы пало правительство? – спросила Эми.

– Если бы случилась революция?

– Если бы она победила.

– Не знаю, – признался Фелис. – Это еще не значит, что нас освободят.

– А если освободят?

– Полечу на Землю, если смогу.

– Разве ты не хочешь сначала вылечиться? – спросила Эми.

– Но меня ведь смогут вылечить на Земле, разве нет?

– Мы можем полететь вместе, – улыбаясь, сказала она.

– В Новую Зеландию?

– Почему бы нет? Я уверена – она еще существует и в порядке.

На тюремную платформу сел военный корабль, роботы сгрузили строительные материалы, перенесли под большой купол и соорудили еще один малый в виде полусферы рядом с западным краем кратерной стены. Через два дня после завершения работ над куполом и проверок на герметичность явился второй корабль и выгрузил толпу заключенных с Земли. Их отвели под новый купол и сразу приставили к работе – сооружать бараки. Пошли слухи, что на Луну привезли ученых–измеников и отпрысков сильных кланов, выказавших симпатию к бунтовщикам, – но в точности никто не знал, потому что новых заключенных держали в полной изоляции от старых обитателей лагеря.

Эми сказала, что новые секретные заключенные – признак слабости правительства Великой Бразилии.

– Если бы президент Набуко был уверен в победе над революцией, то убил бы пленников, а не посылал сюда.

– Они заложники, – определил Фелис.

– Именно. Если правительство падет, они станут залогом в торге о милосердии.

– А как насчет нас?

– Будем надеяться, что мы тоже представляем ценность или для одной стороны, или для другой, – сказала Эми.

Вскоре после прибытия новых заключенных исчез один из узников–дальних, Гетер Лайл, специалист по многомерной топологии. Когда он не явился на ежедневный сеанс связи с коллегами из Великой Бразилии, администрация приказала надзирателям обыскать бараки и поля вакуумных организмов. Ближе к вечеру труп нашли в нескольких сотнях метров от нового купола. Гетер Лайл сидел, скрестив ноги, склонив голову, а его кислородная маска, баллон и снаряжение лежали рядом. Идеальная картина самоубийства.

Вечером Фелис спросил Эми, заговаривал ли Гетер о самоубийстве.

– Я плохо знала его, – ответила она.

– Как и ты, он был из Афин.

– Как и многие другие здесь.

– Заговаривал ли он вообще про самоубийство в то время, когда ты проводила очередную медицинскую проверку? – спросил Фелис.

– Если и заговаривал, то конфиденциально. Между доктором и пациентом.

– Разве теперь это важно?

– Для меня – важно, – отрезала Эми. – Фелис, что у тебя на уме?

– Это не самоубийство.

– Не самоубийство?!

– Видишь ли, – поскреб в затылке Фелис, – повсюду в тюрьме системы слежения постоянно, каждую минуту фиксируют сигналы с наших имплантатов. Но Гетера Лайла искали несколько часов. То есть его имплантат был отключен либо удален.

– Ты же понимаешь, что это невозможно.

– Кто–то из охраны мог отключить имплантат Гетера через систему слежения, заманить математика на поля и убить его.

– Если нас сейчас прослушивает охрана, ты создашь себе большие проблемы, – предупредила Эми.

– Да им наплевать на то, что мы думаем.

– Похоже, ты так по–настоящему и не изменился, – заключила она. – Ты все еще ищешь тех, кого мог бы спасти.

– Гетера Лайла я спасти уж точно не могу.

– Ты думаешь, что кто–то убил его, и хочешь спасти других от той же участи, – сказала Эми.

– Ты могла бы поговорить со своим приятелем, европейским доктором. Спроси его, не оказалось ли на теле Гетера Лайла необычных синяков, признаков борьбы.

– Фелис, Гетер убил себя, – с необычной суровостью отрезала Эми. – Он нашел слепое пятно в системе наблюдения и снял маску. Способ не худший для самоубийства, почти безболезненный. От высокой концентрации углекислого газа человек теряет сознание раньше, чем начинаются внутренние кровотечения из–за низкого давления. Люди и раньше убивали себя так здесь. И будут еще. Оставь. И не делай глупостей.

– Когда умрет кто–нибудь еще, ты поймешь, что я прав, – сказал Фелис.