Текст книги "Сады Солнца"

Автор книги: Пол Макоули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

Мы стараемся сделать Австралию образцом нашей доброй воли, вернуть ее к до–человеческому состоянию, сделать землей мечты. А это очень серьезное и дорогостоящее дело! Тем не менее радикальные «зеленые» Великой Бразилии и Евросоюза обвиняют нас в том, что мы изменяем Гее! А мы всего лишь применяем технологии, которые «зеленые» хотят запретить только из–за слепого фанатизма. Возможно, когда-нибудь, после того как улягутся волнения и простятся кровь и неразумие, вы наведаетесь в Австралию – и я пройду вместе с вами по песенной тропе моего народа. Тогда я сумею показать вам, чего же именно мы хотим.

Мэси поблагодарила за приглашение, сказала, что очень хотела бы им воспользоваться – но сейчас, похоже, она направится не на Землю, а еще дальше от нее.

– Тогда, возможно, я мог бы посетить вас на Хароне, Плутоне или любом другом планетоиде, который вы захотите сделать домом, – сказал Томми Табаджи. – Знаете, у любого мира есть свои песенные тропы. Этому мы выучились у добрых людей с Япета. И это замечательный пример того, как сотрудничество помогает нам обоим.

– Сотрудничество? В самом деле? Жители Япета не просили захватывать их луну.

– Мы и не захватывали. В нашем владении лишь небольшая его часть, крошечный поселок посреди глухомани – как отпечаток ступни на земной тропе. Если бы вы поговорили с жителями Япета, думаю, обнаружили бы, что на своей луне они предпочитают нас бразильцам и европейцам. Мэси, суть в том, что мы верим: выиграть мир гораздо важнее, чем выиграть войну. А мы именно что пытаемся выиграть мир. Потому мы и здесь.

Мэси понимала, что он кормит ее пропагандой, но охотно соглашалась – ведь она знала правду, и он знал об этом. Все – игра.

Однажды Сада Селене обидела Мэси в особенности сильно. Мэси пришла в столовую – и тут Сада подошла и попросила Мэси поесть в другом месте, потому что в столовой дипломаты и «призраки» затеяли конфиденциальную дискуссию. Потом Томми Табаджи отыскал Мэси, сидящую в одиночестве в нише у экватора одной из больших сфер–залов. Внизу ступенями спускались открытые террасы: мастерские, спальни, общественные места. Все белое, яркое и чистое, словно часть архитектурного макета. В холодном воздухе разносились человеческие голоса. Томми сел рядом с Мэси, покачал ногами в пустоте и сказал, что, если бы зависело от него, он бы с радостью пригласил Мэси на переговоры.

– Мы – вместе в этом деле, и все, в принципе, хотим того же, – заметил он.

– В самом деле? И чего же?

– Несомненно, примирения. Способа так или иначе сгладить рознь между Землей и дальними.

– А, так вы прилетели не только за секретами быстрого реактора, – заключила Мэси. – Кстати, вы же об этом говорили в столовой?

Этот вопрос уже давно вертелся у Мэси на языке – но она сдерживалась. Теперь гнев заставил позабыть об осторожности.

Улыбка на лице Томми Табаджи не дрогнула.

– Как я и полагал, вы без труда вычислили главную цель нашего визита. Я понимаю вашу злость. Я знаю: у вас в некотором роде интерес собственника. Ведь именно вы с партнером, в конце концов, украли чертежи у бразильцев. Я слышал и о том, как вы спасли Авернус и помогли оставить с носом профессора–доктора Шри Хон–Оуэн. Я говорил вам, что мне случилось повстречаться с ней? Интересная женщина. Жутко умная – но, честно говоря, в ней человеческого – кот наплакал. Поразительно хрупкая смесь высокомерия и наивности.

– Мистер Табаджи, вы уводите разговор в сторону.

– Да, я немного разболтался. Хорошо, я попробую быть как можно более прямым и откровенным, – произнес Томми с напором – и наконец–то всерьез. – Конечно, мы хотим этот чертов двигатель. Без него мы в проигрыше. Я уж знаю, поверьте, проведя столько суток в гибернации по пути от Сатурна к Нептуну. Если бы мы не уступали союзникам по своим возможностям, это открыло бы новые перспективы для нас. Не исключено, что мы смогли бы придать истории новое направление: к миру и сотрудничеству. Иначе нас всех ожидают печальные времена. К тому же информация должна быть свободной. Как я и сказал нашим хозяевам, моя работа – ускорить неизбежное. Если они не хотят давать нам желаемое, мы возьмем его по–другому.

– Это предложение? – осведомилась Мэси, пристально глядя на дипломата. – Если да, то знайте: «призраки» слушают нас. Они слушают всех.

– Надеюсь, я даю вам повод задуматься. И им тоже, если они слушают, – громко сказал Томми Табаджи. – Мне нечего скрывать.

– Мистер Табаджи, мне нечего дать вам.

– Мэси, не стоит недооценивать себя. Я знаю вас совсем немного, но уверен: вы можете принять на себя ответственность важного и трудного решения.

– Я не вправе его принять.

– Не понимаю, с чего вовлекать кого–то другого. В конце концов, это вы украли чертежи. Думаю, это дает вам право на независимую сделку.

– Их украли мы с партнером. А потом мы отдали их друзьям. Так что перед тем, как хотя бы подумать о передаче чертежей вам, я должна обсудить это с друзьями. И я очень надеюсь, что они не согласятся.

– Вы боитесь того, на что способны «призраки»? – спросил дипломат.

– Их больше. Они сильнее. Так что да, боюсь. И не доверяю вам.

– Само собой. С чего бы мне доверять? Но вы бы могли поразмыслить о нашем маленьком разговоре. И рассказать о нем друзьям.

– Мистер Табаджи, они скажут «нет». И никакие слова этого не изменят.

– Тогда какой вред от того, чтобы поговорить?

Двумя днями позже переговоры прекратились без какого-либо результата. Дипломаты Тихоокеанского сообщества вернулись на корабль, тот покинул орбиту Тритона и начал долгое медленное путешествие обратно на Сатурн. Мэси и Идрис вернулись на Протей. Томми подарил ей на прощание иглу с записанными данными.

– Здесь – криптографический код военного уровня, – сообщил он. – Вы можете использовать его для переговоров со мной, не боясь, что узнают «призраки». Я понимаю, что вам следует сперва все обсудить с друзьями. Это нормально. Торопиться некуда. У меня впереди долгое путешествие, и большую его часть я проведу во сне. А когда я проснусь, надеюсь, вы пошлете мне весточку.

Мэси рассказала остальным Свободным дальним о попытках Томми Табаджи во время долгого собрания, на котором Мэси и Идрис информировали остальных о своих беседах с «призраками» и тихоокеанцами. Идрис склонялся к оптимизму. Дипломаты Тихоокеанского сообщества улетели с пустыми руками, не сумев прийти к согласию с «призраками», и у Свободных дальних появился шанс наладить свои отношения с тихоокеанцами. Конечно, это ни к чему не обязывает – а в особенности к передаче секрета быстрого реактора в обмен на туманные обещания будущего союза. Но само желание переговоров может дать определенное влияние, быть может, даже защиту.

Меньшинство во главе с Мари Жанрено громко и яростно противилось контактам с землянами. Оно не хотело никаких дел с тихоокеанцами – мол, это до крайности опасно. Если «призраки» обнаружат переговоры Свободных с тихоокеанцами, то могут покончить с независимостью Свободных дальних. Мэси с удовольствием отстранилась, просто сидела и слушала, пока Идрис разбирался с возражениями и комментариями. Он любил дебаты, был оживлен, красноречив, излучал обаяние и добродушный юмор. Изрядная часть его способности к убеждению зиждилась на том, что его очень тяжело было не любить. Но в конце концов Свободные согласились лишь с тем, что согласия нет. Переговоры с тихоокеанцами не начнутся – но не исключено, что Тихоокеанское сообщество получит ответ, если само будет искать переговоров.

Идрис и Мэси отсутствовали двадцать дней. Она не связывалась с Ньютом и близнецами все это время, потому что «призраки» не позволили, как они выразились, понапрасну эксплуатировать систему связи. После дебатов Мэси и Ньют под руководством близнецов вышли на долгую прогулку по террасам жилища. Мэси с гордостью и толикой грусти увидела, что малыши изменились, подмечала множество чудесных, удивительных мелочей. Близнецам не терпелось показать посаженные своими руками новые ряды саженцев, продолжающих новый лес вдоль края пышного луга. Хан раздобыл лейку, демонстрировал, как поливает любимые деревья и ласково говорит с ними, будто с домашними животными. Хана держала пальцы Мэси в горячем маленьком кулачке, называла виды деревьев, объясняла, насколько они выросли и какими большими скоро станут.

Дети уже забыли об отъезде Мэси и не спрашивали, что она делала. А она с радостью шла туда, куда они вели, наслаждалась их безыскусным щебетом, гонялась за ними, позволяла гоняться за собой. Пусть чахлые рожицы тонких деревцев и мягкие луга модифицированной травы – плохая замена лесам и полям Земли, но Мэси казалось, что она впервые – дома.

Близнецов накормили и уложили спать, Ньют рассказал очередную пиратскую историю, а потом изголодавшиеся партнеры яростно занялись любовью, отмечая возвращение домой, быстро устали, а когда лежали, обессиленные, в объятиях друг друга, Мэси рассказала про предложение, которое Сада сделала ей прямо перед отлетом. Сада предложила Мэси изменить ее яйцеклетки так, чтобы они стали совместимыми с семенем дальних. И тогда Мэси и Ньют смогут иметь детей.

Она смотрела на задумавшегося мужа. Он взглянул ей в глаза и суховато спросил:

– Ты отказалась сразу или пообещала подумать?

– Я сказала, что должна поговорить с тобой, и спросила, откуда Сада знает о наших проблемах. Та, само собой, отказалась говорить.

– Наверное, кто–то из дезертиров, – предположил Ньют.

– Или Мари Жанрено. Она обожает посплетничать и ненавидит меня.

– Сплетни – это клей, который держит нас вместе. А она не то чтобы действительно ненавидела тебя.

– Ну, я не знаю, как еще это назвать, – сказала Мэси.

– Сада могла предложить это когда угодно. Но почему сейчас?

У Мэси словно расслабился затекший мускул. Хорошо! Ньют понимает, видит проблему так же, как и она.

– Она знает, что Томми Табаджи говорил со мной о быстром реакторе, – сообщила Мэси. – Но Сада никогда не упоминала этого.

– Потому что знала: ты откажешься.

– Она знала, что ты расскажешь остальным Свободным дальним, а они, конечно же, отвергнут предложение.

– И они отвергли, – подытожил Ньют.

– Именно. Но она наверняка ломала голову над тем, что еще он предложил мне, о чем попросил. Вряд ли она надеется на то, что мы расскажем ей, даже если я приму ее предложение. Но она думает: если я соглашусь, мы станем ближе.

– Ты хочешь согласиться? – спросил Ньют.

– Конечно.

– Но мы же не хотим быть обязанными ей? То есть нам придется справиться самим, – заключил Ньют.

Путь домой и долгие дебаты изнурили Мэси – но сон все не шел. Ньют посапывал рядом, мысли все бежали по тому же порочному кругу. Она вспомнила виртуальную модель адаптации к жизни в океане на Тритоне. Сада показывала тихоокеанским дипломатам картинки головастика величиной с человека, с толстым хвостом из сросшихся ног, маленькими ручками, сцепленными на груди, вросшей в грудь головой с электрическими рецепторами вместо глаз, крошечным выпирающим ртом, перистым воротником из кроваво–красных жабр. Сада рассказывала, что во время сна из анального отверстия существа выдвинется мембрана, богатая кровеносными сосудами и колониями симбиотических бактерий, чтобы поглощать питательные вещества из воды и превращать их в сахара и жиры. Вот оно, настоящее постчеловеческое существо, первое из многих.

Мэси давно уже свыклась с переменами, внесенными в геном Ньюта и других дальних. «Призраки» меняли сам образ мысли своих детей, веря в то, что тем самым помогают найти истинное предназначение, пойти верной дорогой. Ради того же «призраки» были готовы превратить своих внуков в рыб или летучих мышей. Да, «призраки» готовы на все ради исполнения пророчеств Леви и сметут любого, вставшего на пути. Долгими бессонными часами Мэси размышляла над тем, как он сама, Ньют и близнецы будут изменены, если вдруг «призраки» решат покончить с эфемерной независимостью Свободных дальних.

6

Приписанный к базе в Бастропе Кэш Бейкер числился в группе пилотов, которые не работали по регулярному графику, но были на подхвате. Половину времени Кэш тратил на доставку припасов к переднему краю, а в остальном делал, что придется: перевозил офицеров от базы к базе, грузы на склады АР или в штаб региональной администрации в Остине. Все знали, что грузы часто были чем–то особо вкусным или роскошным, предназначенным для старших офицеров. Но кому какое дело? Прикажут – доставим куда угодно. Кэш любил летать и ненавидел расписания. Все устраивало и его дядю, поскольку Кэш мог приземлиться где угодно и доставить по назначению особый товар.

Засуха все не отступала. Дождей не было уже с ранней весны. Все тянулось и тянулось испепеляющее невыносимое лето. Реки отступили от берегов, бушевали песчаные бури, пустыня ползла на юг и восток, уничтожая десятилетний труд АР. Пожар прошел по десяти тысячам гектаров нового леса к северу от Бастропа, горячий ветер нес над городом пепел и сажу. Не хватало воды и электричества, фермы близ города давали рекордно низкий урожай. Власти ввели строгое рационирование еды. Люди пытались уйти из Бастропа, чтобы искать еду в окрестностях. Полиция не позволяла, вспыхивали бунты. Постоянно случались диверсии и саботаж, ответственность за них неизменно брали на себя «всадники свободы». К востоку от Далласа их группа захватила военный караван с припасами и раздавала пищу голодным.

Половину отряда АР‑669 назначили в охранение, патрулировать перекрестки и особо уязвимые места. Говард Бейкер перестал заниматься контрабандой, потому что на базе появилось слишком много незнакомцев и теперь проверяли все отбывающие и прибывающие грузы.

– Мы тихо отлежимся и переждем, – сказал дядя Кэшу. – Когда это кончится, наши друзья ох как попросят нас о новых подарках.

– Если только не учинят свою революцию, – заметил Кэш.

– Они черт знает сколько уже твердят о революции, а ее все нет и нет. Конечно, они пользуются нынешней суматохой. Но это пройдет. Не успеешь оглянуться, как все нормализуется.

Однажды ранним вечером Кэш вез из Остина в Коламбус Ривер холодильники с крабами и креветками для торжественного приема, устроенного для старших офицеров АР и губернатора региона, – и вдруг заметил клубы дыма, поднимающиеся от западного квартала города, от низких лесистых холмов, где жили богатые и власть имущие. Пожар бушевал над туннелем, накрывшим реку Хондо, дымная пелена висела над половиной города, и закат казался еще апокалиптичнее обычного.

Диспетчер приказал обогнуть район пожаров, свернуть на юг, а потом на восток, чтобы достичь базы АР. Кэш приземлился, зарулил в ангар. Сержант, забравший ящики с крабами и креветками, сказал, что люди пытались пройти по высохшему руслу Хондо. Архиепископ Остина повел большую демонстрацию, протестующую против безумной растраты богачами драгоценной воды: сволочи поливают ею сады!

Кэш подумал о разительном контрасте между выжженными окрестностями и роскошной зеленью холмов богатого района. Да, возможно, архиепископ и прав.

Сержант был суровым старым воякой – повязка на пустой правой глазнице, на левой руке не хватало трех пальцев. Он всегда доподлинно знал, что к чему и кто виноват.

– Раньше богатые семьи всегда страдали первыми, – сказал он Кэшу. – Я еще помню, как лет тридцать назад, когда с едой было хуже нынешнего, богатеи распахали свои сады и парки, чтобы растить зерно и всякое такое. Все жрали дрожжи, как и мы. А теперь они чувствуют себя в силе, плюют на всех. Люди сидят на рационах, голодают, а золотые юнцы закатывают экстравагантные вечеринки или рассекают по городу, чтобы подхватить наших девок, да швыряют хлеб прохожим. Богатеи держат бассейны полными, фонтаны работают, а люди стоят в очередях у колонок. Ну так и неудивительно, что народ взбунтовался. И, заметь, не один день уже. Почти всех моих людей забрали унимать бунт.

– Настолько все плохо?

– Взяли даже клерков, охрану базы. Парень, будешь торчать здесь, заберут и тебя, – заметил сержант.

– Да уж вряд ли. Кто–то должен им возить деликатесы.

– Это уж точно, – сказал сержант и сплюнул под ноги.

На следующий день Кэш рассказывал Говарду:

– Я взял тамошний микроавтобусик и выехал из базы, хотел посмотреть на их дела как можно ближе. Я был не в форме, автобусик без эмблем АР, но все равно в меня швырнули пару камней. Знаешь, где большая площадь, там, у старого вокзала? Ее превратили в полевой госпиталь. Наверное, уже сотни две раненых, и прибывают все новые. И убитых хватает. Власти развернули части из четвертого батальона, и те стреляют боевыми.

– Сколько, по–твоему, мертвых? – спросил Говард.

– Я насчитал двадцать восемь: женщины, мужчины, двое детей. Потом явилась толпа полицейских – подчищать, я уехал. К реке я так и не подобрался, но разбитых витрин видел много. Многоэтажка горела, и никто не пытался тушить. Наверное, все пожарные машины пошли на ту сторону реки, защищать богатеев.

Кэш основательно отхлебнул пива. Первая за день бутылка, в десять утра. Кэш знал, что дядя этого не одобряет, но ведь надо было унять дрожь в руках и давление в голове. Кэш и Говард поднялись на крышу многоэтажки, где угнездились люди из бейкеровского клана. Тут Говард держал своих голубей в проволочных клетках, растил в корытах помидоры и травку.

Разговаривая, Говард осторожно и деловито отщипывал боковые побеги у молодых томатов, прыскал из пульверизатора водой, чтобы смыть пыль с листьев. За периметром базы и насыпью с кольцевой дорогой посреди долины лежал Бастроп: сотни одинаковых десятиэтажек, собранных в прямоугольные кварталы. Над городом мерцал нечистый раскаленный воздух. А к северу поднимались лесистые холмы, такие свежие и зеленые под пронзительно–голубым небом.

– Насколько я знаю, буча уже давно зрела в рабочих кварталах, – сообщил дядя Говард. – Архиепископ Остина – молодой, горячая голова. Ему не терпится сделать себе имя. Ну, ребята из ЦТРС держат его под домашним арестом, будто бы для его же защиты, но готов спорить – больше мы про архиепископа не услышим.

– По меньшей мере, он покусился на статус–кво, – заметил Кэш.

– Ну, в Остине он покусился на статус, а статус покусился на него. И еще как, – сказал Говард Бейкер, методично опрыскивая листья водой, обрабатывая каждый сверху донизу. – Ты же видел раненых и мертвых. Хочешь, чтобы это случилось и здесь? Я, честно говоря, не хочу. Чтобы убедить в чем–то людей, не обязательно сжигать их дома. Кстати, я не зря тут распинаюсь, а?

– Я не собираюсь делать глупости, – пообещал Кэш.

– Я надеюсь. Ведь в нашей семье желание наглупить – наследственное. Ты, может, того не понимаешь, но ты ценен для нашего дела. Конечно, оно не такое славное, как водить космические корабли в окрестностях Сатурна, но, по мне, гораздо полезнее. Ну так занимайся им. Мы, Бейкеры, пролили достаточно крови для других. Настало время повоевать за себя.

Семья Бейкеров была шотландско–ирландского происхождения и переехала из Виргинии в Техас, когда Техас еще был республикой. Много Бейкеров погибло в войне с конфедератами, и гораздо больше – в войнах двадцатого и двадцать первого веков. Бейкеры пережили скверное время климатической катастрофы и Переворота, когда поднимающийся океан сделал тщетными все попытки спасти прибрежные равнины в Мексиканском заливе и погнал миллионы беженцев в глубь континента. Тогда Бастроп распух, из сонного провинциального захолустья стал крупным городом, набитым многоэтажками и вертикальными фермами. Бейкеры были народцем гордым и упрямым, поступали по чести, как ее понимали, а не по закону, держались за своих, с легкостью поддавались любому наркотику и частенько умирали насильственной смертью. Большинство непримечательно жило и незаметно умирало, но время от времени кровь Бейкеров давала кого–нибудь, способного отличиться в мире за Бастропом: боксера–чемпиона, звезду футбола, певца кантри, просадившего состояние на целой метели кокаина и метамфетамина, и с дюжину военных героев.

Кэш уж точно унаследовал буйную семейную кровь. Ему хватило ума присоединиться к ВВС и покинуть Бастроп, но самоуверенность и неосторожность доконают любое везение. Он был героем – и попал в опалу. Вернуться уже нельзя. Остается лишь благодарить дядю за помощь и за возможность покончить с занятиями контрабандой. Все–таки хорошо, что дядя помог вылезти из этого дерьма. Но всего лишь возить оружие «всадникам свободы» – мало. Засуха и голод показали всем, как несправедливы власти. А в душе Кэша раскаленным углем сидела злость и обида – как и у обычных людей, вышедших теперь на улицы. Богатые и сильные презирали народ, брали, использовали и отшвыривали без малейших колебаний.

Этим летом вспыхнули бунты во многих городах по обоим берегам Рио–Гранде. Бунты безжалостно подавили, вожаков показательно судили и казнили. Кэш стоял плечом к плечу с другими из АР‑669 на блокпостах и баррикадах, патрулировал улицы – и все время думал, что встал не на ту сторону, помогает унизившим и оскорбившим его людям, встал против тех, кто заслуживает большего.

Когда наконец пришел ноябрь и с ним дожди, в стычках погибли больше трех тысяч человек и вдесятеро больше оказалось в тюремных лагерях. Кэш некоторое время помогал распределять еду в Бастропе и Коламбус Ривер, а потом вернулся к полетам – большей частью между складом АР‑669 и западными территориями, где АР расчищала старые нефтяные поля, утыканные насосными установками и ветряками, сносил руины мелких городов и дорог. Земля там почти исцелилась – пустая, просторная, такая спокойная под безжалостным небом, заросшая канделиллой и сенегалией, кустами креозота, высокой травой. Росли и новые, специально спроектированные деревья, которые выживали там, где, кроме них, не могло укорениться ничто живое. В зарослях снова завелись антилопы и толстороги, пумы, волки и черные медведи – потомки животных, которых разводили и выпускали солдаты АР полвека назад.

Однажды в начале апреля Кэш летел над рыжими холмами, как вдруг вдалеке блеснуло – словно бутылочный осколок под солнцем среди густых деревьев в расщелине. Кэш свернул к ней и заметил примостившийся посреди рощи белый домик у самого истока ущелья, над пустым речным руслом. Запищала рация, механический голос сообщил, что самолет вошел в запрещенную зону. Кэш развернулся и полетел восвояси, к руинам городка у места давних ядерных испытаний, которое АР начала недавно расчищать. Он думал про дом на хребте над высохшим широким руслом – и про другой, в венесуэльских джунглях. Хм, странные идеи иногда приходят в голову.

Кэш повертел идею так и сяк, глянул под разными углами и, наконец, рассказал брату. Билли сперва посчитал, что Кэш так шутит. Но тот не отступал – и Билли посерьезнел, а потом спросил:

– Ты хоть представляешь, в какую беду ты хочешь влезть?

– Билли, я бывал в таких местах, я знаю, как они охраняются, – и могу заблокировать охрану. А если меня поймают – что же, значит, я успел в своей жизни хоть немного дельного. В тюрьме я бывал и раньше. Уже знаю, чего ожидать.

– С чем–то таким тебя недолго продержат в тюрьме, – покачал головой Билли. – Тебя быстро и резво отправят к праотцам. И это еще будет милосердием по сравнению с тем, что сделает с тобой старина Говард, если прослышит. Он сдерет твою шкуру, прибьет ее к дверям ангара и употребит для тренировки в стрельбе. И это только начало.

– Спасибо за ценную информацию, – изрек Кэш.

– Но ты ведь ее не используешь. Ты ж у нас такой–разэтакий. Ну что же, когда тебе свернут шею, я умою руки. Я предупреждал.

– Мне бы не помешала твоя помощь, – заметил Кэш.

– Ох, парень. Даже и не думай тянуть меня туда.

– Я прошу не о многом. Когда я летал с оружием, я встречался с обычными солдатами. Мне нужен кто–нибудь старший. Тот, кто приказывает и планирует.

– Думаешь, я знаю кого–нибудь, способного нырнуть в такое безумие? – осведомился Билли.

– Я просто хочу, чтобы ты переговорил с кем–нибудь. Если им не понравится – и дело с концами. Я забываю, и баста.

– Скорее всего, они подумают, что ты – двойной агент, и прикончат тебя, – заметил Билли.

– Потому я сначала и обратился к тебе. Ты знаешь нужных людей, они доверяют тебе. Представь меня им. EI все.

Билли покачал головой – но на этот раз он улыбался.

– Думаешь, ты и в самом деле сможешь зацепить их?

– Но тебя же я зацепил, – улыбнувшись в ответ, заметил Кэш.

Приготовления заняли немало времени. Кэш и полдюжины «всадников свободы» выехали в пустыню на выносливых малорослых лошадях лишь в конце июня. Команда направилась сначала на юг, а потом на восток, пересекла высохшее озеро, поднялась в невысокие холмы и в начале вечера разбила лагерь в рощице молодых деревьев с гладкими белесыми стволами и плотными кронами из листьев размером и формой с ладонь. Команда поужинала армейскими рационами из саморазогревающихся контейнеров, немного расслабилась, передавая по кругу трубку с марихуаной и бутылку пульке, и окончательно уточнила план.

Вожак группы, Арни Эчолс, рассказал Кэшу про деревья вокруг – разновидность «народных деревьев», растущих почти в каждом городе Великой Бразилии, от Детройта до Пунта–Аренаса. Разновидность создала знаменитая старая ведьма от генетики, Авернус, еще перед тем, как она и остальные дальние покинули Луну и направились на Марс, а потом и дальше. У «народных деревьев» сахаристый сок, на них растут протеиновые сгустки, отростки дают хорошее топливо для очага, кору можно снимать слоями, она годится на бумагу и одежду, листья можно есть сырыми или варить – получается вкусная каша. Здешние пустынные версии были столь же полезными и модифицированными так, что могли расти в любых условиях: и в соленых болотах, оставшихся от прежней приморской равнины, и в сухих сосновых холмах, и в пустыне. Куда бы ни ехали «всадники свободы», они сажали пакеты, содержащие семена народных деревьев, зародыши симбиотической плесени, помогающей корням найти воду, и удобрение. Деревья росли очень быстро, их рощи распространились по всему юго–западу.

– Мы устраиваем наши милые сады там, где ничего не растет, – сказал Арни Эчолс. – И скажу тебе положа руку на сердце: с ними жить гораздо легче.

Один из его людей добавил, что эти деревья – дар божий. Другой поправил: нет, они – плод разума и таланта гения генетики, поправившего творение, – Авернус. Но откуда взялось вдохновение, как не от Бога? Оба серьезно заспорили об этом.

Кэш знал, что «всадники» охотно используют любые новшества, помогающие выжить в пустыне: собиратели влаги из воздуха, спальные мешки легче пуха, планшеты и коммуникационное оборудование, работающее на искусственном фотосинтезе и подключенное к тому, что «всадники» называли «черной сетью». Они были особым, оторванным от других племенем, живущим там, где закон запрещал жить людям. Но, как говорили «всадники», закон не отменит человеческую суть и желание свободы.

Кэш измучился за день езды и долго не мог уснуть. Лошади драли сухую траву, жевали, фыркали. За горами лежала темная спокойная пустыня под безлунным звездным небом. Над головой двигались несколько ярких звездочек: корабли и спутники на орбитах. Кэшу показалось, что он завис между мирами.

Когда назавтра день склонился к вечеру, он и «всадники» лежали между камнями на вершине холма и глядели на белый дом у истока ущелья – километрах в пяти от непрошеных гостей. Двое «всадников» пошли к нему пешком, неся взрывчатку и алюминиевый контейнер с шестью роботами-стрекозами, которых Кэш взял на большой базе АР в Лома дель Арена по фальшивому ордеру. Стрекозы засекут камеры и сенсоры, взломают их процессоры, запустят демонов, которые обезвредят охранные системы. Пешеходы вернулись через пару часов и сообщили, что в доме всего четверо охранников, но есть и «волки».

– Кэш, это скверно, – сказал Арни Эчолс. – «Волки» вооружены лучше нас и могут обогнать машину, не говоря уже про лошадок.

– Когда я еще летал, «волки» патрулировали все базы, на каких мне случалось побывать, – возразил Кэш. – Конечно, они умные и свирепые. Но ведь они всего лишь машины. Они связаны с ИИ, контролирующим локальную сеть. Когда дроны сделают свою работу, «волки» ослепнут и оглохнут, как и камеры, и все прочее. Вот увидишь.

Несколькими неделями позже Кэш сказал Билли Дюпри, что налет походил на сцену из давних ковбойских фильмов, где индейцы нападают на фермы. Дроны вывели из строя системы охраны и коммуникации, затем живописно, со столбами красного пламени, бухнули заряды, поставленные ради отвлечения к западу от дома. Затем «всадники» подъехали по сухому ручью с востока и забросили в окна гранаты со слезоточивым газом. Спотыкаясь, давясь и кашляя, охранники выбрались наружу и тут же сдались.

– В новостях говорили, что вы пытали и убили их, – заметил Билли.

– Мы подранили одного, самого младшего. И все. Он выскочил с пистолетом в руке и принялся палить во все стороны. Чуть не попал в меня, – сказал Кэш.

Он вспомнил, как охранник плелся, шатаясь, по темной террасе, рыдал, хлюпал носом и стрелял наобум.

– Надо мной просвистела пара пуль, я шлепнулся на задницу, и мой приятель выстрелил в парня, пробил ему руку. Тот свалился наземь, и больше не стреляли.

– А потом вы взорвали дом, – заметил Билли.

– Не сразу. Сначала я сфотографировал то, что было внутри. Я знаю, ты видел фотографии.

Дом был охотничьей усадьбой, принадлежавшей одному из старейшин клана Монтойя, – простое, но прекрасное жилище с тесаными каменными очагами и старой деревянной мебелью, коврами, шкурами волков и медведей на каменном полу, головами оленей, пум и антилоп на стенах. Кэш сделал много фотографий этих голов и шкур. Следовало показать всем, как развлекались Карлос Монтойя и его сыновья в пустыне, как охотились на животных, которых разводили люди из АР, как обращались с восстановленной землей, будто с личными охотничьими угодьями.

– Когда я закончил снимать, мы отвели охранников вниз по ручью, а потом взорвали дом к чертям, – подытожил Кэш. – А потом быстро и прямо сделали оттуда ноги.

– Понимаю, тебе захотелось, ты поехал и сделал. Как иначе, ну, правда? Ушел от нас и не сказал даже «до свидания». Ни тем более «спасибо» за все, что мы сделали для тебя. А теперь ты вернулся и непонятно чего хочешь.

– Да я представляю, как вы с Говардом злитесь на меня. И все остальные тоже. Что вполне логично. Почему я здесь? А потому, что сам захотел рассказать о том, что творилось и творится вокруг. О том, что я узнал.

– Знаешь, мне хочется тебя сдать. Награда не помешает, и полиция с ЦТРС перестанут дышать в затылок, – задумчиво произнес Билли.

– Я посчитал, что они станут гоняться только за мной. Извини.

– Они перевернули на базе все. Искали тебя.