Текст книги "Сын Портоса"

Автор книги: Поль Магален (Махалин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Он поймал меня… он меня душит! – Кожа Эстебана приобрела пепельный оттенок, из горла вырвалось хриплое бульканье.

Жоэль подхватил умирающего, но он упал.

– Говорите, умоляю! Я хочу знать…

Но лакей не ответил – голова свалилась на грудь, он был мертв. Начавшееся кровотечение из раны в горле не позволило ему в предсмертные секунды вымолвить ни слова.

Тем временем буря внезапно успокоилась, тучи рассеялись, и на небе засияло солнце. Жоэль бросил последний взгляд на кровавое поле боя. На лицах двух наемных убийц застыло злобное выражение, которое даже смерть была не в состоянии уменьшить. Конечно, Жоэль не мог догадаться, что этих людей наняла маркиза де Монтеспан, приказав им убить его и доставить ей медальон, где Пьер Лесаж спрятал написанное ее почерком послание. Лесаж надеялся, что эта уличающая маркизу бумага станет орудием защиты его дочери. Чтобы заработать обещанные деньги, бывший лейтенант из отряда Корбюффа и его сообщник, не жалея шпор, пустились в охоту за молодым шевалье, в спешке опередив его и получив в итоге мушкетные пули, предназначавшиеся тому, за кем они гнались.

Жоэль вернулся к кузнецу за помощью, но сей достойный господин, испугавшись, что его могут заподозрить в соучастии в нападении, покинул свое жилище. Поэтому молодой человек был вынужден оставить в кузнице тело Эстебана и, привязав порожних лошадей, отправиться в магистрат Витри, где сообщил о случившемся полиции. Подписав свое заявление, королевский посланник возобновил путешествие, обеспокоенный не столько кровавой сценой, сколько странной и неоконченной исповедью умирающего Эстебана.

Должен ли он принимать ее всерьез или рассматривать как фантазии затуманившегося ума, естественные на грани жизни и смерти? Был ли какой-нибудь смысл в его загадочных последних словах, которые умирающий не сумел объяснить?

Что могли означать упоминания о скользящей панели, поджидающих убийцах, летнем доме, королевской резиденции? Кто были те могущественные и безжалостные враги, угрожавшие жизни молодого шевалье и уже успевшие нанести удар, жертвами которого случайно пали другие? Каковы истинные причины и цели всего происшедшего?

Разумеется, герцог д'Аламеда не мог быть тем стариком, о котором с таким ужасом говорил испанец. Ведь ему ничего не стоило оставить Жоэля заживо гнить в Бастилии, но вместо этого он сделал его счастливейшим из влюбленных, соединив с мадемуазель дю Трамбле.

Король также не мог являться его врагом. Ему ведь достаточно нахмурить брови, чтобы избавиться от представлявшего для него опасность или просто чем-то мешающего человека. В случае с шевалье де Локмариа он мог всего лишь не препятствовать свершению правосудия, но вместо того проявил милосердие и великодушие. Кроме того, как мог бедный деревенский юноша оскорбить христианнейшего монарха или помешать послу его католического величества короля Испании? Нет нужды упоминать, что Жоэлю даже в голову не пришла мысль об участии Авроры в заговоре против него. Да и умирающий лакей не говорил о молодой даме. И все же новобрачный был глубоко обеспокоен. В полном замешательстве он прибыл в Нанси, где был вынужден остановиться на пару дней, чтобы дать отдохнуть лошади. К счастью для его окончательно замороченной головы, юношу поджидали здесь два письма, причем одно из них было от НЕЕ!

Аврора с нетерпением ждала возвращения супруга. Она была в свите королевы в Сен-Жермене, ее царственная госпожа с каждым днем проявляла к ней все большую доброту. Компаньонки любили Аврору за ее разумное и скромное поведение при этом распущенном дворе, окружали ее вниманием и уважением. Король, поглощенный важными переговорами, ведущимися в Нимвегене, редко появлялся в апартаментах супруги. Аврора добавляла, что не видит маркизу де Монтеспан, зато часто встречает вдову Скаррон, живущую в Пеке со своими знатными воспитанниками.

«Она – друг, которого я ценю все больше и больше. Нет нужды говорить, что вы являетесь темой всех наших бесед. Она пытается утешить и подбодрить меня, укрепить веру в небесное блаженство и надежду на будущее, в то время как мои мысли ищут вас среди ужасов войны, жестоких сражений, мертвых и раненых! О, мой любимый отважный Жоэль, берегите себя ради той, кто ни на минуту не позволяет себе забыть, что она – ваша жена. Будьте осторожны так же, как смелы. Храните вашу жизнь, как я храню вашу честь!»

– Как она любит меня, – воскликнул шевалье, – и как заслуживает любви.

Он восторженно поцеловал письмо.

Второе послание было от вдовы Скаррон. Она уверяла юношу, что Аврора приобрела всеобщее восхищение благородством и прямотой характера, отвращением к злобе и порочности.

«Король, чьим доверием я имею честь располагать, пребывая вблизи от Сен-Жермена, заверяет меня, что ни одна из придворных дам не может похвастаться таким количеством знаков уважения и симпатии, которыми королева награждает Аврору. Слава Богу, она и вы принадлежите друг другу, ибо священник соединил вас узами брака. Что касается меня, то я держу свое обещание и наблюдаю за этим ангелом совершенства столь же внимательно, как и за доверенными мне королевскими отпрысками».

Слова обоих писем пролили бальзам на душу Жоэля. Ни в одном из них не было никаких новостей о герцоге д'Аламеде. Ясно, что агония затуманила ум Эстебана, отягченный к тому же муками нечистой совести.

Наш герой возобновил путешествие, облегчив голову и сердце от терзавших их тяжких сомнений.

Дороги были искорежены колесами пушек: среди них Жоэль с радостью отметил следы новых бомбард, чьим изобретателем объявил себя Фрике, и которые, как говорили, должны дать сигнал к атаке под Фрейбургом. Кроме того, дороги представляли опасность, потому что кишели грабителями и дезертирами из обеих армий, взимавшими выкуп с обитателей Вогезов. Однако шевалье предпочел бы встретиться с отрядом разбойников, чем снова скакать наедине с мрачными мыслями, терзавшими его до того, как он прочитал письма.

Погода, до сих пор ясная, начала портиться, когда он добрался до Черного леса, который действительно был черен, как сажа. Темные купы сосен покрывали печальные склоны холма. Блеснувший сквозь деревья огонь, больший, нежели светильник в маленьком доме, убедил Жоэля, что это либо солдатский лагерь, либо трактир.

Последнее предположение оказалось правильным. Надпись «Жареный омар» и внешний облик дома свидетельствовали о том, что перед ним находится один из тех скромных постоялых дворов, которые в более поздние времена заработали для этой местности титул страны отелей.

Глава XXIV
ДЕВУШКА В ТРАКТИРЕ

Когда Жоэль въехал во двор, там никого не было, но доносившиеся из дома голоса уверили его, что место обитаемо, поэтому, спешившись и привязав лошадь к кольцу в стене, он смело вошел внутрь.

В комнате с лестницей у задней стены стоял стол, на жаровне поджаривались куски мяса и омар.

У окна высокий мускулистый человек чистил охотничье ружье с длинным стволом, которое, впрочем, годилось для любой цели. Прежде чем сделаться трактирщиком, Каспар Браун был солдатом в годы Тридцатилетней войны и по-прежнему оставался верен своему императору и своей родине. После вторжения французов преданность эта побуждала его к открытому сопротивлению, в то время как почитаемые им священные законы гостеприимства (вкупе с отличным столом в его трактире) обусловили перемирие с врагом. Извинением тому мог бы служить солидный возраст трактирщика, но его загорелое лицо, сочетавшее неукротимую энергию с меланхолической серьезностью, свойственной живущим наедине с природой, отнюдь не выражало стариковской немощи. Поверх зеленых штанов и фуфайки, характерной одежды лесника, он носил куртку из козьей шкуры мехом вовнутрь, высокие краги из оленьей кожи были туго натянуты на башмаки с железными шипами, на поясе висел охотничий нож. Когда трактирщик поднялся приветствовать гостя, в нем ощущалось подавленное бешенство бульдога, который не может укусить лишь по причине надетого на него намордника.

– Чем могу служить, сударь? – с поклоном осведомился Каспар Браун, на смешанном немецко-французском наречии, распространенном в пограничных районах, где так часто встречались обе армии.

– Очень многим, мой славный житель лесов, – весело ответил шевалье. – Мне требуется комната и пища, моему жеребцу – стойло и корм. Полагаю, в желании поужинать нет ничего невозможного?

– На границе все возможно, если вы не спешите и готовы платить, – мрачно усмехнулся трактирщик.

– Можете располагать вашим временем, а за расходами я не постою, так как мне удалось спастись от рыцарей большой дороги.

– Проснись, ты, ленивая парижская девка! – рявкнул Браун. – Поставь в конюшню лошадь этого господина и поскорей возвращайся готовить ужин.

Хотя это было сказано по-немецки, гость уже знал начатки языка, а результат речи хозяина окончательно прояснил значение его слов. Незамеченная Жоэлем женщина, лежавшая у камина, тут же поднялась. Юноша сдержал восклицание, готовое сорваться с его уст, так как, покуда немец вешал ружье на стену, незнакомка предупреждающе приложила палец к губам. В своем крестьянском платье она походила на обычную служанку из трактира на берегу Рейна, но дерзкое выражение хорошенького, хотя и вульгарного личика и проворные движения миниатюрной фигуры выдавали в ней дочь Лютеции.[58]58
  Лютеция – главный город галльского племени паризиев на месте будущего Парижа.


[Закрыть]

– Вон там стоит кувшин со свежей водой, – угрюмо указал трактирщик, – можете смыть дорожную пыль. Не мешает ли вам ваше оружие?

Браун имел в виду рапиру и пистолеты на поясе гостя.

– Благодарю вас, приятель, – улыбаясь, отозвался Жоэль, – но я привык к этим безделушкам, и они не причиняют мне неудобств.

– Как хотите, сударь, – спокойно промолвил трактирщик, хотя его физиономия отразила досаду. – Тогда, если я ничем не могу вам помочь, позвольте принести вина.

Браун отошел в дальний конец комнаты и приподнял дверцу, за которой находилась лестница, ведущая в погреб. Едва он исчез, как возвратилась девушка, но она казалось, боялась вступать в разговор с вновь прибывшим, и задержавшись у камина, чтобы раздуть огонь, бросила на него странный взгляд, словно предупреждая: «Будьте настороже! За нами следят».

Чтобы скоротать время, шевалье стал рассматривать гравюры на стенах, нарушавшие однообразие штукатурки и изображавшие, в основном, святых или батальные сцены.

«Что может означать этот странный прием? – думал он. – Немец-хозяин и француженка-служанка, безусловно, не его жена или дочь, однако боящаяся его, как отца или мужа».

Тем временем вернулся трактирщик и поставил на стол две бутылки рейнского вина; еще до этого женщина постелила скатерть, поместив на нее две фарфоровых вазы с лесными цветами, ломоть холодного мяса косули с ягодным соусом, пирог с зайчатиной, несколько дымящихся сосисок и полированный оловянный кубок. Подавая на стол, она сделала сыну Портоса знак, дающий понять, что он может ужинать без опасений. Затем девушка возвратилась к камину, занявшись омлетом и тушеным кроликом.

Вдыхая аромат яств и глядя на уже красующиеся на столе холодные закуски, наш герой бросил шляпу на стол и воскликнул:

– К столу!

Браун метнул на женщину сердитый взгляд.

– Ты что не видишь, что господин все еще при оружии? – рявкнул он, возвращаясь к уже, казалось, исчерпанной теме, что вывело из себя нашего героя.

– Не имеет значения! – сердито откликнулся он. – Я становлюсь солдатом и должен привыкать есть и пить при полной экипировке.

– Так значит вы, сударь, солдат? – осведомился хозяин, явно стараясь придать своему тону невинность и простодушие, что сразу же стало бы заметным для более тренированного слуха.

– Да, хотя в настоящее время я скорее курьер из Парижа к маршалу Креки.

Смягченный сытным обедом, Жоэль, считавший свою миссию почти выполненной, не почувствовал угрызений совести, разболтав о своем поручении на этой спорной земле, где скитались обе армии.

При отказе юноши снять оружие хозяин нахмурился, в то время как лицо странной служанки, напротив, просветлело. Бретонец продемонстрировал свою крепость, выпив бутылку вина за омлетом, вторую – за олениной, и заказав третью, чтобы запить варенье.

Наступил вечер и в комнате зажгли свет.

– Вам понравилось вино? – спросил Браун несколько более любезно. – Оно моего изготовления!

– Оно великолепно. Чувствую, что эта местность мне придется по душе!

Хозяин предложил выпить еще, но на сей раз, поймав взгляд служанки, юноша заметил в нем предостережение и внял намеку, не сомневаясь, что в лице соотечественницы обрел друга во вражеском лагере.

– Нет, вино ударяет в голову, – сказал он, зевая во весь рот, – а может, я устал после долгой скачки и хочу спать.

Трактирщик поднялся и зажег свечу лучиной из очага.

Воспользовавшись возможностью жестикулировать за его спиной, служанка сделала два шага, шатаясь, словно это она выпила слишком много.

«Ага! – подумал шевалье. – Она намекает, что я должен поступит также».

Поднявшись, чтобы взять свечу, Жоэль пошатнулся, будто под ним закачался пол.

– В чем дело? – осведомился он. – Можно подумать, что ветер раскачивает ваш дом, как корабль в море. О, это должно быть, вино, которым вы хвастались. Сатанинский напиток – если я не просплюсь как следует, у меня будет трещать голова!

Браун искренне расхохотался.

– Оно мягкое, как молоко, – заверил он, вкладывая подсвечник в руку Жоэля и не позволяя тем самым служанке проводить гостя в его комнату. – Сон быстро излечит вас. Утром вы проснетесь веселый, как жаворонок! Только позвольте девушке взять у вас оружие. Вы же видите, что даже я вешаю свое ружье на стену – сейчас у нас мирное время, так как французы прогнали герцога Лотарингского, – а завтра вы получите ваш арсенал начищенным до блеска.

Служанка исподтишка покачала головой, и когда она протянула руку за оружием, Жоэль весело потрепал ее по подбородку.

– Не выйдет, – сказал он. – Старый священник, обучавший меня, рассказывал мне занятную историю о Венере в доспехах Марса… Но, Боже мой, у меня мутится в голове! Немедленно в постель.

Юноша устремил на хозяина тяжелый взгляд человека, выпившего слишком много.

– Ступайте, мой достопочтенный гость. Поднимайтесь наверх – там только одна комната – у самой лестницы. Кровать под окном. Желаете что-нибудь еще?

– Нет. Своего слугу я потерял по дороге и должен привыкать укладываться без посторонней помощи. Доброй ночи, хозяин и прелестная горничная! Да пребудет мир под вашим кровом!

Браун, как эхо, повторил пожелание, но оно прозвучало, словно заупокойная молитва. Он устремил взгляд на женщину, казавшуюся скромной и простодушной. Оба прислушивались к нетвердым шагам юноши, который добрался до двери на лестничной площадке, открыл ее пинком и свалился на кровать, застонавшую под необычным весом. Вскоре сверху донесся громогласный храп, и загорелое лицо трактирщика озарила зловещая радость.

– Пьян, утомлен и спит как убитый! – пробормотал он. – Курьер к маршалу! Я должен потолковать об этом с Уолтоном, прежде чем мы прикончим его.

Браун снял со стены ружье и одел высокую фетровую шляпу, украшенную орлиным пером.

– Мадам Тереза, – продолжал он тихим суровым голосом, – я иду встретиться с Уолтоном. Если человек наверху зашевелится, протрубите в рог, и мы придем к вам на помощь.

У себя в комнате Жоэль все слышал и, как только хозяин удалился, тотчас встал. Теперь его шаги были твердыми, а во внешности ничто не говорило об усталости или опьянении. Не было нужды в умении предсказывать судьбу, чтобы понять, какая опасность грозит его деньгам, депешам и жизни. Поэтому он осмотрел свой пистолет и проверил, легко ли вынимается из ножен шпага.

Через некоторое время Жоэль услышал легкие шаги на лестнице. Он открыл дверь, чтобы ему легче было, если понадобится, орудовать шпагой и стрелять. Однако, когда в проеме появилась женская фигура, юноша опустил оружие.

В комнате было темно, поскольку Жоэль предусмотрительно загасил свечу, но его зрение привыкло к темноте, а глаза сверкали, как самоцветы.

– Вы пришли сообщить мне что-нибудь? – осведомился он.

– Да, и очень важное. У нас есть час, так как трактирщик отправился на свидание, а заодно, и за помощью. У этого человека вошло в привычку поить допьяна солдат и путешественников и убивать их во сне. При этом он выпытывает у них военные секреты и сообщает своим хозяевам.

– Почему же вы сразу не сказали мне об этом? Я бы прикончил мерзавца, прежде чем он смог бы осуществить свой гнусный замысел!

Оба вышли на лестничную площадку.

– Потому что я сомневалась в исходе вашего столкновения – ведь Браун крепкий старый солдат. Когда он услышал, что вы везете депеши, то понял, что вы представляете большую ценность, чем случайный проезжий, и решил посоветоваться со специалистом в подобных делах. Они и раньше предлагали мне, как француженке, завлекать молодых офицеров и выведывать у них сведения, полезные нашим врагам.

– Ну?

– До сих пор мне не представлялось такой возможности, а теперь…

– Любовь к родине заставила вас отказаться от подобного предложения?

– Не знаю. Человек, с которым пошел встретиться Каспар Браун, настоящий дьявол! Вы никогда не слыхали в Париже о преступном сообщнике Ла Вуазен и Лесажа, которому удалось скрыться после временного ареста? Его кличут Англичанином или Автором, и он в самом деле автор многих преступлений.

– Да, я кое-что слышал о деле отравителей.

– Этот человек – законченный негодяй, который не поколеблется вместе с Каспаром прикончить вас в постели, чтобы завладеть вашими депешами. Приехав сюда из Парижа, откуда я недавно бежала, он сказал мне, что должен приобрести важную информацию с целью продать ее принцу Карлу и получить от него за это покровительство, убежище и деньги, дабы удовлетворить свое ненасытное честолюбие.

– Значит, этот негодяй – ваш любовник?

– Он мой мучитель – живое напоминание о прошлом, мысли о котором жгут меня, как пламя. Судьба связала нас вместе, как двух рабов на галере. Быть может, когда-то я любила его. Сегодня же я вынуждена подчиняться и служить ему, но я его ненавижу! Впрочем, дело не во мне, – продолжала она, приблизившись к Жоэлю, который возвышался над ней, стоя на лестнице. – Повторяю: трактирщик скоро вернется с Уолтоном или с кем-нибудь еще! В этих приграничных деревушках полно дезертиров – золото превращает их в убийц. В случае нужды Уолтон убедит Брауна, в котором еще осталось что-то человеческое, воспользоваться услугами рыскающих в лесах головорезов.

– Пускай приходят! – весело и бесстрашно воскликнул юноша, похлопав по эфесу шпаги.

– Да, я понимаю, что вы, вероятно, справитесь с двумя десятками бандитов, но при звуках драки сюда может нагрянуть разведывательный отряд германцев, а с ним вам не совладать. Кроме того, если Браун нападет более-менее честно, то Уолтон – другое дело. Он использует все свое коварство и может даже поджечь этот дом.

– По-вашему, это меня испугает?

– А как же она? – ласковым голосом спросила молодая женщина, сжав рукоять его шпаги.

– Кто «она»?

– Женщина, которую вы любите, и которая любит вас – та, кого вы оставили во Франции?

– Аврора?!

– Ах, так ее имя – Аврора? Я ничего о ней не знаю, но мужчина, который любит и любим, не имеет права так рисковать.

– Аврора! – повторил шевалье, опустив голову.

– Есть вас убьют, что станется с ней? Быть может, даже теперь она нуждается в вашей руке и шпаге! Подумайте же о ней! Подумайте и обо мне – ведь если этот негодяй узнает, что ради вашего спасения я предала его и его сообщника, моя жизнь будет в опасности. Не хочу быть убитой, прежде чем смогу покаяться перед высшим судией!

Бретонец почувствовал себя побежденным.

– Что же вы от меня хотите? – спросил он.

– Я приготовила не только вашу лошадь, но и лошадь Уолтона, так что мы можем уехать вдвоем. Все, о чем я вас прошу, это спрятать меня в монастыре или еще где-нибудь, где он не сможет меня найти. Следуйте за мной без единого звука…

– Как? Бежать от такого мерзавца? – возмутился Жоэль.

– Потом я укажу вам способ найти его, – поторопила женщина.

Юноша последовал за ней вниз по лестнице, стараясь ступать как можно тише. Когда они подошли к двери, Тереза остановилась, прислушиваясь.

– Лучше выйдем через черный ход, – прошептала она. – Мне кажется, на дороге неспокойно. Пойдемте.

Выйдя через низкую и узкую дверь, сквозь которую бретонец с трудом протиснул свое могучее тело, они очутились в огороде с виноградными шпалерами. Внезапно женщина схватила своего спутника за руку и увлекла в беседку, где в жаркую погоду собутыльники обсуждали достоинства вина, коим похвалялся Браун, сидя под листьями винограда, из которого оно и было изготовлено.

Три темные фигуры проникли во двор, перепрыгнув через изгородь. В самой высокой из них Жоэль узнал трактирщика. Его сопровождали двое в плащах и при шпагах, но лишь один из них имел военную выправку. Двое других, казалось, относились к этому человеку с почтением.

– Что означал свет, погасший при нашем приближении? – осведомился он голосом, явно привыкшим отдавать приказания.

– Монсеньер, – ответил Каспар, – очевидно, жена этого господина легла спать. Но я могу проверить…

Склонившись к хранившему до сих пор молчание третьему мужчине, он шепнул:

– Уладь дела с принцем, чтобы мы могли заняться этим французским офицером. Черт возьми, боюсь, твоя жена поднимет тревогу!

– Не бойся, – так же тихо ответил Уолтон. – Она послушна моей воле, как трость, которую я держу в руках.

Он носил с собой трость с роговым набалдашником, словно светский человек на городской улице, не желающий расставаться с привычкой иметь при себе оружие.

Человек, которого они именовали монсеньером, с нетерпением ожидал конца их разговора.

– Успокойтесь, – заговорил он. – Мы отлично можем посовещаться в одной из этих беседок. А ты, Каспар, пойди понаблюдай за дорогой. В темноте здесь шатается много бродяг, так что этой предосторожностью нельзя пренебрегать, а я знаю, что на тебя, как на старого лесного жителя, вполне можно положиться.

Услышав это, Жоэль отшатнулся, спрятавшись за листву.

То ли вследствие инстинкта, то ли из-за того, что он доверял Терезе куда меньше, нежели Уолтон, Браун не проявлял особого желания исполнить приказ.

– Не окажет ли ваше высочество честь своему преданному слуге, – сказал он, – войти в дом и отведать угощение из его буфета и погреба?

– Успокойся, мой славный Каспар, – ответил принц, похлопав его по крепкому плечу. – Я еще приду к тебе в дом и сяду за твой стол, но не раньше, чем мы выгоним проклятых иностранцев, которые нагло вторглись на имперские земли. Вот тогда, обещаю тебе, мы выпьем твоего лучшего рейнского вина во славу победы над врагом и снятия осады Фрейбурга.