Текст книги "Сын Портоса"

Автор книги: Поль Магален (Махалин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Александр Дюма
Сын Портоса

Глава I
ОТ ОТЦА К СЫНУ

Летнее солнце заливало светом тихий пейзаж берегов Луары неподалеку от Сомюра в июле 1678 года.

Экипаж, следующий из Нанта в Париж, был запряжен шестью хорошими лошадьми, но и у них не хватало сил справляться с жарой и пыльной ухабистой дорогой, хотя все мужчины устало брели пешком, покуда единственная среди пассажиров дама дремала в экипаже. Эти пятеро мужчин были нантским нотариусом, поставщиком корабельного снаряжения, двумя торговцами сардинами из Круазика и полудворянином-полуфермером из прихода Локмариа в Бель-Иль-ан-Мер, памятном читателю по осаде, о которой повествовали страницы нашего романа «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя».

На фермера юноша походил свободной, даже несколько важной осанкой, загорелым лицом, длинными волосами, падавшими на плечи, и характерным для деревенских жителей этой части Бретании обликом, сочетавшим в себе простоту и хитрость, застенчивость и упорство. На нем был живописный крестьянский костюм: белые шерстяные широко скроенные штаны, кожаные сапоги, расшитые шелком, цветастый жилет и широкополая фетровая шляпа, окаймленная бархатной лентой и украшенная павлиньим пером. Дворянина в молодом человеке выдавали гордая и надменная посадка головы, властный отрывистый голос, природная величавость движений, учтивость речи и элегантность манер. Вдобавок эмблемой аристократического происхождения служила и рапира столь необычайных размеров, что она не соответствовала бы молодости ее владельца, не обладай он сам исполинским ростом и конечностями, свидетельствовавшими о незаурядной силе и ловкости.

С вершины холма открывался великолепный вид на живописные деревушки, красные крыши и белую крепость Сомюра, но путешественникам было не до красот пейзажа. Нотариус потел с головы до пят, словно вытягивал деньги из должников, поставщик судового снаряжения из Пембефа тяжело дышал, а торговцы сардинами сердито ворчали. При этом, однако, они успевали обмениваться замечаниями относительно рыночных цен, налогов, хорошей и плохой погоды с точки зрения ее влияния на урожай, и опалы, которой подвергся суперинтендант финансов Фуке.[1]1
  Фуке Никола (1615–1688) – суперинтендант финансов в молодые годы короля Людовика XIV. Галантный кавалер и покровитель искусств, он составил себе колоссальное состояние, расхищая казну. В итоге король отдал приказ об его аресте, который был осуществлен капитаном мушкетеров д'Артаньяном.


[Закрыть] Учитывая, что падение этого казначея произошло много лет назад, едва ли можно было рассчитывать на осведомленность сельских жителей в придворных новостях. Молодой человек из Бель-Иля украдкой поглядывал на даму, спящую в карете.

Толчок экипажа разбудил ее, и юноша, опасаясь быть пойманным на месте преступления, отвел взгляд, устремив его на дорогу. Внезапно он остановился и окликнул возницу, шагавшего рядом с лошадьми.

– Что это за компания, друг мой?

Молодой человек указал на отряд из пятерых всадников, появившихся на дороге; их очертания выделялись на фоне ясного неба, подобно фигурам в театре теней. Четверо из них держали на коленях мушкеты, готовые к действию. Пятый, скачущий впереди и, очевидно, бывший командиром, не имел ружья, но солнце сверкало на высовывавшихся из кобуры рукоятках пистолетов и на длинной шпаге, болтающейся на бедре. Появление этого маленького отряда в те времена, когда на дорогах хозяйничали дерзкие разбойники, не предвещало ничего хорошего.

У Венсана Пакдрю, возницы экипажа, были суровое лицо и бесстрастный взгляд: его хитрость глубоко скрывало притворное простодушие. Нормандские мошенники в ловкости и изворотливости могли дать сто очков вперед всем прочим своим собратьям.

– Это отряд королевских мародеров, – спокойно ответил он на заданный ему вопрос.

– Королевских мародеров? – нахмурившись, переспросил юноша. – Странное название, но, несомненно, подходящее, ибо не хотелось бы думать, мэтр Пакдрю, что вы намерены шутить со мной шутки.

Произнося эту фразу, он положил на плечо нормандца руку такой тяжести, что рыцарь кнута едва удержался на ногах.

– Боже упаси, почтенный сударь, – ответил он подобострастным тоном. – Я никогда не лгу! Так называют здесь этот полк.

– Полк, состоящий на королевской службе, именуют подобным недостойным образом?

– Ничего не знаю, сударь, – ответил возница, придав своей физиономии предельно глупое выражение, – но клянусь, положа руку на сердце, что полк этот никогда не бывал на поле битвы.

– Не бывал на поле битвы? Тогда с кем же он сражается? Насколько мне известно, провинция Анжу еще не восстала против королевской власти… Как бы то ни было, – продолжал юноша, глядя на своих спутников, которые подошли ближе и прислушивались к беседе со смутным беспокойством, – нам нечего бояться, так как их ровно столько же, сколько нас, – пятеро, и игра будет равной.

Послышались возражения.

– Но у нас нет оружия! – воскликнул нотариус.

– Кроме того, – добавил торговец сардинами, – сражаться – не наше дело.

– Мы уважаемые торговцы и боимся ударов и ран, как чумы, – поддержал его собрат по профессии.

– Что касается меня, – включился в разговор поставщик судового снаряжения, – то я не поколебался бы послать в битву моих моряков и служащих, чтобы их там перебили всех до единого, но, к сожалению, они сейчас либо на кораблях в плавании, либо в конторах в Пембефе.

– Но скажите, мэтр Пакдрю, – осведомился нотариус, – вам известна эта воинственная компания?

– Известна, хотя я и не могу претендовать на близкое знакомство.

– Вы имеете в виду, что встречали их ранее?

– Да, и весьма часто, – ответил нормандец с улыбкой, не предвещающей ничего хорошего. – Фактически, каждый раз, когда проезжал эти места.

– В таком случае, как они поведут себя по отношению к нам?

– Не беспокойтесь, – прервал его молодой дворянин. – Нам не придется долго ломать над этим голову, так как они скачут сюда галопом.

Действительно, маленький эскадрон, пришпорив лошадей, быстро поскакал вперед. На расстоянии ружейного выстрела от путешественников они остановились по приказу командира, который неторопливо двинулся дальше. Остальные выстроились в ряд, перекрыв дорогу. Физиономия каждого была явно отмечена клеймом грабителя. На загорелых щеках красовались нечесаные усы, из-под небрежно свисавших на лоб локонов на путешественников были устремлены наглые взгляды, многочисленные шрамы покрывали лица. Облик «королевских мародеров» довершали их экипировка, одежда и кони – худые, словно библейские тощие коровы.[2]2
  В Библии (Бытие, глава 41) рассказывается о сне фараона, в котором ему привиделись вышедшие из реки семь тучных и семь тощих коров. Тощие пожрали тучных, оставшись такими же худыми. Иосиф объяснил фараону, что сон означает семь лет изобилия и последующие семь лет голода, во время которых забудется предшевствующее изобилие.


[Закрыть] Шляпы были мятыми и поношенными, широкие нагрудники кирас – ржавыми и потрескавшимися, сапоги отчетливо демонстрировали пальцы всадников. В то же время каждый обладал изрядным количеством оружия.

Капитан однако не выглядел таким оборванцем. В кружевных манжетах было лишь несколько швов, камзол из пурпурного бархата и алая перевязь только слегка поблекли, а испанские ботфорты оставались почти безупречными. Украшенная новой лентой шляпа с плюмажем была заломлена набекрень, эфес рапиры отполирован до блеска, а во внешности ощущалось нарочитое высокомерие, безотказно действующее на робких и новичков. Под крючковатым носом, напоминающим клюв хищной птицы, топорщилась пара лихо закрученных усов, седеющих на кончиках, губы казались искривленными циничной усмешкой. В окаймленных коричневыми кругами глазах, полуприкрытых отекшими веками, словно отражались все семь смертных грехов.

Приблизившись к пассажирам экипажа, он заговорил с преувеличенной вежливостью:

– Господа, прошу вас считать меня вашим самым покорным и преданным слугой.

– Точно так же вы можете рассматривать и нас, сударь, – ответил нотариус, взяв на себя роль представителя своих компаньонов, дрожащих, как осиновый лист.

– Ну, так как никто вроде бы не желает представиться, позвольте мне сделать это самому. – Здесь авантюрист поклонился. – Вы видите перед собой шевалье Кондора де Корбюффа, полковника на службе его величества. Говоря «полковник», я выражаюсь фигурально, ибо честь в наши дни не в почете, а между нами, армия настолько скверно укомплектована офицерами, что я и сам едва ли знаю, капитан я или полковник. Что же касается моего полка… хм, вернее отряда, то он в настоящее время состоит из четырех паладинов, которых вы видите за мной, а именно: Взломщика – моего лейтенанта, Вора – моего корнета, Грабителя – моего ординарца, и Карманника – моего горниста.

Эти странные имена заставили нотариуса задрожать еще сильнее, поставщика смертельно побледнеть, а торговцев сардинами обменяться отчаянными взглядами.

– Ныне, – продолжал шевалье, – я намерен пополнить список личного состава и набираю рекрутов. Все, в чем я нуждаюсь, – это экипировка, по этой причине я попросил и добился у прево[3]3
  Начальник городской стражи.


[Закрыть] Сомюра чести сопровождать и охранять достойных господ, путешествующих по этим местам.

– Что? – воскликнул корабельный поставщик. – Вы имеете в виду, что явились только для того?..

– Чтобы сопровождать вас до города и защищать, если возникнет необходимость, от всех преступных посягательств на ваши жизни и ваши кошельки.

У всех вырвался вздох облегчения.

– И все это за ничтожное вознаграждение, – продолжал капитан.

– Э-э… за какое именно?

– Размеры будут предоставлены на ваше любезное усмотрение, но так как я должен ограничить щедрость моих клиентов рамками здравого смысла, то каждый заплатит согласно его внешнему виду и средствам.

– О!

Чувство удивления, отвращения и ужаса поочередно охватывало слушателей. Один из торговцев сардинами попытался даже явить собой пример героизма.

– Одну минуту! – возвысил он голос. – Предположим, что мы не нуждаемся в эскорте?

– Вот именно! – подхватил его коллега. – Предположим, что мы не домогаемся чести иметь вас в нашей компании?

– В таком случае, – ответил Корбюфф, – я более не отвечаю за ваши драгоценные персоны. Это открывает перед вами весьма мрачную перспективу, так как кругом рыщет немало негодяев, – продолжал он с напускной серьезностью, – у которых оружие куда длиннее совести и которые, повстречавшись с вами в таком безлюдном месте, подстрелят вас без малейших колебаний.

Капитан отдал приказ своей шайке, после чего послышалось щелканье взводимых мушкетных курков.

Нотариус едва не свалился без чувств, поставщик вытер рукавом пот со лба, а оба торговца сардинами пообещали своим святым патронам щедрые пожертвования в случае, если им удастся выбраться из этого осиного гнезда живыми и невредимыми.

Полковник королевских мародеров повернулся к вознице.

– Ну-ка, Венсан, – приказал он, – живо бери свою книгу и читай мне имена и описания твоих пассажиров.

Возница, уже державший книгу в руках, начал читать:

– Мэтр Либиниу, нотариус из Нанта…

– Отлично! – заметил Кондор с довольной ухмылкой. – Люди мантии, так же как и люди шпаги, состоят на службе у короля. Держу пари, что вы будете только рады возможности пожертвовать сотню пистолей на доспехи для моих героев. Кроме того, в качестве памятного подарка о нашей счастливой встрече, я без колебаний приму часы, которые высовываются из вашего кармана. Мои недавно украли в Париже – в приемной генерального контролера. Господин Кольбер,[4]4
  Кольбер Жан-Батист (16191683) – министр финансов при дворе Людовика XIV.


[Закрыть] увы, принимает у себя весьма пеструю компанию, о чем я имел удовольствие откровенно ему сказать.

Бросив шляпу на дорогу, он закричал:

– Мой дорогой нотариус, поручаю вам следить за кассой. Подходите, господа, и расплачивайтесь!

– Симон Прьер, судовой поставщик из Пембефа, – продолжал возница.

– Сто пистолей. Я не собираюсь оскорблять уважаемого торговца, оценивая его ниже рыцаря пера. К этой сумме, почтенный Прьер, соблаговолите добавить пару серебряных пряжек, столь ярко сверкающих на ваших башмаках. Мой благородный отец, Иларион де Корбюфф, всегда мечтал увидеть на ногах своего дорого мальчика такие пряжки, а желание отца – закон для сына.

– Ив Геринек и Пьер Трогофф, торговцы сардинами из Круазика…

– Пятьдесят пистолей с каждого – улов рыбы в этом сезоне был очень богатым. Кроме того, не забудьте о паре серег, которые вы носите и которые я преподнесу своим сестрам. Надеюсь, господа не принудят меня снимать их самому; у меня тяжелая рука, и боюсь, что прихвачу вместе с этими безделушками по кусочку ушей. – Говоря, он поигрывал кинжалом на поясе.

Оба торговца и корабельный поставщик поспешили последовать примеру нотариуса, бормоча при этом всевозможные проклятья, покуда достойный возница продолжал:

– Землевладелец Жоэль из Локмариа…

– Землевладелец? Где он? – осведомился грабитель, склонившись в седле.

– Это я, – отозвался юноша в бретонском костюме.

Как уже говорилось, Жоэль был весьма многообещающим молодым человеком. Гибкий и сильный, он, казалось, являл собой Геркулеса или Самсона в юности. И все же его лицо еще не выдавало будущего атлета, способного задушить гидру или унести на себе городские ворота.[5]5
  В качестве второго подвига Геркулес уничтожил лернейскую (правда, не задушив ее, а сбив палицей десять голов). Библейский герой Самсон унес на своих плечах ворота города Газы, в которых его подстерегали филистимляне (Книга судей, глава 16).


[Закрыть] Пышные локоны обрамляли красивые и правильные черты, в мягком взгляде серых глаз, словно в книге, читались искренность и честность, с губ, над которыми были едва заметны подрастающие усы, такие же светлые, как и волосы, не сходила мальчишеская улыбка, то веселая, то задумчивая.

Во время предшествующей сцены Жоэль стоял, прислонившись к одному из колес, неподвижный, но полный внимания, – карета, разумеется, остановилась, согласно приказу разбойника.

– Клянусь гордыней Люцифера! – воскликнул последний, окинув юношу взглядом. – У этого молодого петушка изрядные шпоры! Если он решит пополнить собой численность моего отряда, то я, черт побери, сделаю его своим адъютантом! Что вы скажете на это, приятель? Вы что, не поняли меня? – добавил он, так как Жоэль хранил молчание.

– Отлично понял.

– И вы согласны?

– Нет, потому что не имею желания кончить дни на виселице.

– У молодого человека есть чувство юмора, – проворчал Корбюфф, кусая усы, – а у меня слабость к веселым парням. Так что даю вам пять минут на то, чтобы принять решение…

– Какое именно? – спокойно осведомился его собеседник.

– Поступить ко мне на службу или уплатить компенсацию за потерю рекрута, столь сильного телом и бодрого духом. Ну, есть у тебя кто-нибудь еще? – обратился он к вознице.

– Да, мадемуазель Аврора дю Трамбле.

– О Боже, очевидно, какая-нибудь престарелая вдова! Должно быть, она весьма почтенного возраста, если принадлежит к семейству, некогда снабдившему Бастилию комендантом.[6]6
  Леклер дю Трамбле – знатный дворянский род из провинции Анжу, представителями которого были упомянутый комендант Бастилии и его старший брат Франсуа, в монашестве отец Жозеф – приспешник Ришелье, прозванный «серым кардиналом».


[Закрыть] И где же эта почтенная дама?

– Вы говорите обо мне? – послышался нежный мелодичный голос.

Открыв дверцу кареты, женщина спрыгнула на песчаную обочину дороги.

На вид ей было не больше двадцати лет. Ее сильная гибкая фигура сделала бы честь самому роскошному придворному наряду, но сейчас она носила скромное дорожное платье.

Пышные темно-каштановые волосы напоминали корону, в которой поблескивали золотые блики. Взгляд темных блестящих глаз, казалось, проникал в самое сердце, а пленительная улыбка никого не могла оставить равнодушным. Спокойным шагом, не проявляя ни страха, ни слабости, она подошла к шляпе Корбюффа, почти доверху заполненной взносами ее товарищей по путешествию.

– Вот, сударь, деньги, которых вы ожидаете, – холодно промолвила она.

– Прошу прощения, мадемуазель, – приосанившись, заговорил Кондор, – но если бы я увидел вас, то без сомнения пропустил бы впереди этих господ. Хороши бы мы были, черт побери, если б не предоставляли соответствующие привилегии женскому полу, высокому званию и красоте!

Молодая девушка протянула руку и бросила в шляпу кошелек.

– Я отдаю вам половину денег, которые везу в город; другая половина принадлежит не мне, а двум сиротам, ради которых я и отправилась в это путешествие с целью вести тяжбу с родственниками и приобрести благосклонность судей. Хочу надеяться, что вы не окажетесь более алчными, чем первые, и более враждебными, чем вторые. – Все это было сказано с достоинством, даже с некоторой надменностью.

– Клянусь душой, прелестная просительница, – с насмешливой галантностью ответил полковник, подкручивая усы, – что и родственники и судьи капитулируют перед могуществом вашей красоты…

– Сударь!

– Таким образом я делаю вывод, что ваши сироты не будут нуждаться в сумме, которую вы желали бы сохранить при себе, и более того, – вам не понадобится бриллиант, сверкающий на вашем точеном пальчике, чтобы умолять и очаровывать.

– Я не в силах понять…

– А между тем все ясно: это кольцо чудесно подойдет и для пальчика моей возлюбленной. Вам не следует надеяться лишить меня его, равно как и второй половины суммы, которую вы мне столь любезно вручили.

Мадемуазель дю Трамбле устремила на разбойничьего капитана понимающий взгляд.

– Значит, вы намерены отнять у меня эту драгоценность и оставшееся золото…

– О Боже! Благодарите, что мои требования столь умеренны. Рыцари большой дороги потребовали бы много больше.

Аврора в отчаянии ломала руки.

– Повторяю, сударь: я отдала вам все свои деньги – остальные мне не принадлежат. Я представляю…

Покуда девушка держалась твердо и несколько высокомерно, разбойник прикидывался вежливым, но ее взволнованные мольбы пробудили в нем привычную наглость.

– Будет вам, – ухмыльнулся он. – Сироты не прогадают, имея такого очаровательного и красноречивого адвоката. Особенно, если вам удастся обзавестись в Париже достаточным количеством щедрых друзей.

Не понимая смысла его слов и видя, что алчный взгляд негодяя не отрывается от драгоценного камня на ее пальце, Аврора взмолилась.

– Но это кольцо вовсе не такое дорогое, как вам кажется. Для меня оно ценно просто как подарок…

– От поклонника, не так ли? Разумеется, это дар любви. Но черт возьми, вам не составит труда приобрести другого возлюбленного, который сделает еще более прекрасный подарок!

При этих словах девушка гордо выпрямилась, а в ее глазах сверкнул гнев.

– Трус! Только потому, что никто из присутствующих здесь мужчин не защищает меня, вы позволяете себе оскорблять даму!

И она закрыла лицо руками, словно обороняясь от дальнейших гнусностей рассматривающего ее головореза. В этой позе она казалась еще более привлекательной, и взгляд Корбюффа внезапно зажегся грубым вожделением. Двинув коня в сторону Авроры, он хрипло воскликнул:

– Так вы еще показываете здесь коготки? Ну что ж, значит, без насилия не обойтись! Я возьму у вас не только кольцо, но и поцелуй в качестве трофея.

– Прочь, или ты будешь наказан за свою наглость, мошенник! – послышался громовой голос, и в тот же миг железные руки сжали авантюриста мертвой хваткой, выдернув его из седла, словно он был малым ребенком.

– Помогите! – завопил полузадушенный негодяй.

Его четверо сообщников вскинули мушкеты, но Жоэль, ибо это был он, быстрым прыжком очутился между девушкой и полковником королевских мародеров, держа последнего в воздухе на вытянутых руках, словно охотник, показывающий кролика бешено лающей стае гончих, и закрывшись им, как щитом, от пуль, которыми ему угрожали нацеленные на него дула.

– Ну, что ж – спокойно сказал он, – стреляйте, если хотите, но вы только нашпигуете свинцом вашего главаря.

– Нет-нет, не стреляйте, во имя дьявола! – в отчаянии простонал Корбюфф.

Дула мушкетов поднялись вверх, но бретонец не опустил свой щит.

– Теперь, ребята, – продолжал он с тем же спокойствием, – поговорим о деле. Полагаю, у каждого из вас в ружье по пуле? Ну, я не возражаю купить их – все четыре.

Послышались протесты, а лейтенант Взломщик нетерпеливо осведомился:

– Сколько за каждую?

– За все – то, что мои спутники положили в эту шляпу.

Четверо бандитов обменялись удивленными взглядами.

– Все, что вам понадобится сделать, – продолжал тем временем молодой человек, – это разрядить ваши мушкеты вон в ту стаю птиц, и я тотчас передам вам вашу добычу. В противном случае берегитесь: при малейшем признаке сопротивления я сверну шею вашему капитану или полковнику – чины мне безразличны, когда я сворачиваю шею стервятникам, – а потом перебью его трупом вас всех – каждого в свою очередь, говоря словами моего достойного наставника, священника из Локмариа.

Во время этой тирады несчастный Корбюфф являл собой предельно жалкое зрелище. Куда только подевалась его циничная и зловещая усмешка! Маска хвастливого забияки упала, представив на всеобщее обозрение злобного труса. Тщетно извивался он в железных руках своего противника, которые, словно щипцы, по-прежнему держали его, защищая грудь бретонца от пуль грабителей. Последние совещались вполголоса.

– Ладно, по рукам, – заявил наконец Взломщик, сделав знак своим товарищам, после чего все четверо одновременно выпалили из мушкетов в воздух.

– Берите деньги, – сказал Жоэль, пнув шляпу носком сапога.

«Лейтенант» проехал вперед, спешился и схватил шляпу. Снова поспешно сев на лошадь с той же скоростью, он однако не вернулся к друзьям, поджидавшим его с жадными взглядами, а дал шпоры коню, свернул налево, перескочил канаву, отделяющую дорогу от луга, и поскакал прочь по полям.

– Мошенник! Предатель! Держите его! – завопили Вор, Грабитель и Карманник, протестуя таким образом против присвоения общего достояния, после чего, повинуясь внезапному импульсу, одновременно поскакали в погоню.

– Отдай наши деньги, ворюга! – хором орали охотники на человека.

– Наши деньги! – словно эхо, вторили им нотариус, судовой поставщик и торговцы сардинами, глядя, как похититель шляпы и ее содержимого, а также его преследователи исчезают за горизонтом.

Тем временем Жоэль поставил на ноги доблестного рыцаря большой дороги Корбюффа, все еще корчившегося в его руках.

– Теперь, мой капитан головорезов, покажите нам вашу шпагу. Не хочу убивать вас, не позволив защищаться.

– Господин Жоэль, прошу выполнить одно мое желание.

Услышав голос прекрасной путешественницы, юноша быстро обернулся. Так как это обращение сопровождалось благодарным взглядом, сердце нашего победителя затрепетало в груди, а щеки покрылись румянцем волнения.

– Буду счастлив выполнить любое ваше желание, – горячо отозвался он, с почтением сняв шляпу.

Настала очередь дамы покраснеть и опустить глаза.

– Позвольте ему уйти, – указала она на королевского мародера. – Я прошу об этом, как о любезности.

– Этому плуту? – воскликнул наш герой, качая головой. – Но, мадемуазель, ведь негодяй оскорбил вас, и я должен расправиться с ним у ваших ног.

– Вот как? – прервал Корбюфф, пытаясь держаться вызывающе. – Вы, очевидно, думаете, что если вам удалось внезапно стащить меня с седла, то… – Не договорив, он положил руку на эфес шпаги, но медленно и без особого энтузиазма, видя, что его противник уже наготове.

– О, не сражайтесь! – снова вмешалась Аврора.

– А почему? – возразил молодой человек.

– Разве вы не дали мне слово?

Но наш герой был упрям, как все бретонцы.

– Будьте уверены, – сказал он, – что если бы речь шла обо мне одном, я б подавил гнев, но ведь оскорбление нанесено даме. Старый солдат, который воспитал меня, часто повторял: если кто-нибудь обращается с женщиной без должного уважения в присутствии дворянина, его шпага должна сама собой выскакивать из ножен, и не возвращаться в них, покуда не будут принесены извинения.

– Так значит, вы отказываете мне?

– О, пожалуйста, просите меня о чем-нибудь другом.

– В настоящий момент это моя единственная просьба. Скажите, вы дворянин?

Помедлив, юноша с гордостью ответил:

– Я дворянин со стороны отца.

– А я, – Йоланда Анриетта Аврора дю Трамбле, дочь барона Луи Максимилиана дю Трамбле, бывшего почетным советником и представителем маршалов Франции в провинции Анжу, где мы сейчас находимся. Именем моего отца и моим собственным, а также суда чести, который он представлял, и всего дворянства, подчиненного его юрисдикции, я запрещаю вам скрещивать шпагу с этим забиякой-капитаном…

– О! – запротестовал Корбюфф.

– И заметьте: это уже не оказание мне любезности, ибо то, что я сказала, обязывает вас повиноваться так же беспрекословно, как если бы сержант полиции коснулся вашего плеча своим увенчанным короной жезлом, – я обращаюсь к вам именем короля и именем чести. Поставить себя на одну ногу с подобным субъектом означает лишиться дворянской чести, потерять самоуважение и достоинство, завещанное вам вашими предками, наконец, нанести сословию, к которому мы оба принадлежим, оскорбление, в сто раз более ужасающее, чем то, за которое вы так упорно стремитесь отомстить, – оскорбление, – закончила девушка, – которое я не прощу, покуда буду жива!

Едва Аврора напомнила Жоэлю о его дворянской чести и знатных предках, лицо юноши покрылось румянцем, он был удивлен и смущен эффектом, который произвели на него эти слова. С другой стороны, он имел слабое представление о знаменитом трибунале по вопросам чести, учрежденном в прошлое царствование с целью предотвращать дуэли между имеющими право носить шпагу и часто прекращавшем ссоры после рассмотрения жалоб.

– Согласен, – сказал Жоэль, выслушав девушку, и впечатленный ее решительным тоном, вложил шпагу в ножны. – Убирайся! – обратился он к Корбюффу, – и благодари даму за то, что я позволил тебе уйти целым и невредимым!

Пока юноша беседовал с Авророй, разбойник успел сесть на коня. Остальные путешественники не обращали никакого внимания ни на него, ни на разговор молодых людей. Они все еще глазели туда, где скрылись их «бедные денежки», благодаря заботам изобретательного Взломщика, которого тщетно преследовало на своих тощих клячах трио других бандитов.

Что касается возницы Пакдрю, то он рылся в пыли, надеясь найти хоть одну из украденных монет.

Ответом на обращение Жоэля был радостный крик Корбюффа, который, очутившись в седле, взял уздечку в зубы и вытащил из каждой кобуры по пистолету.

– Так вы проявили ко мне милосердие, дорогие голубки? Но я не собираюсь отвечать вам тем же!

Прицелившись, он одновременно выстрелил из обоих пистолетов. Но молодой человек с быстротой молнии закрыл собой девушку. На лбу его появилась полоска крови; пошатнувшись, он прижал руку к груди. Аврора громко вскрикнула.

– Прощайте, мой Гектор![7]7
  Персонаж «Илиады» Гомера, сын троянского царя Приама.


[Закрыть] – воскликнул разбойник со злобным торжеством. – Что касается вас, дорогая, то в следующий раз, надеюсь ничто не помешает нашей счастливой встрече!

Пришпорив коня, он помчался, как стрела, так что стоявшие на его пути нотариус, торговцы сардинами и корабельный поставщик покатились в пыли. Прежде чем самый легкий из них смог подняться на ноги, Кондор был уже далеко. Справедливости ради скажем, что все они, вместо того, чтобы устремиться в погоню, бросились на помощь юноше, которого поспешил поддержать Пакдрю. Но в этот момент случилось неожиданное: на землю упал не раненый Жоэль, который удержался на ногах и отверг предложенную помощь, а девушка. При виде крови, струящейся из раны на лбу ее защитника, сердце Авроры сжалось от боли. Она закрыла глаза, смертельно побледнела и стала падать так быстро, что молодой дворянин едва успел подхватить ее. Вне себя от беспокойства, вызванного этим внезапным обмороком, забыв о собственном ранении, он склонил над девушкой покрытое кровью лицо.

– Мадемуазель, придите в себя! Что случилось? Куда вы ранены? Во имя неба, говорите, умоляю вас!

Но ответа не последовало: обморок Авроры сменился истерикой. Судорожные движения сотрясали ее руки и ноги, из груди вырывался протяжный стон. Пакдрю и путешественники суетились вокруг, предлагая свои услуги.

– Похлопайте ее по спине, – изрек возница.

– У кого есть нюхательная соль? – осведомился нотариус.

– Стакан сидра приведет ее в чувство, – посоветовал Геринек.

– С перцем и пряностями, – добавил его товарищ.

Наиболее простое средство было предложено судовым поставщиком.

– Самое лучшее – плеснуть на нее холодной водой.

В этот момент послышался звук приближающегося по дороге экипажа.

– Если там есть врач, тогда все в порядке, – заметил нотариус.

Все обернулись, дабы увидеть, что небеса – или нечто иное – посылают им.