Текст книги "Внутренний мир снаружи: Теория объектных отношений и психодрама"

Автор книги: Пол Холмс

С момента рождения ребенок начинает устанавливать связи с окружающими. Что же содействует развитию его отношений с миром и к каким последствиям для внутреннего мира это приводит?

Младенец – не пассивный объект; он движется, плачет, со временем он будет смеяться, гулять и искать себе компанию. Для всего этого есть мотивационные силы, связанные с базовыми потребностями, включающими в себя еду, сон и контакты с окружающими (а позднее и сексуальную жизнь) – все основополагающие аспекты физического выживания представителя животного мира. Данные системы включают в себя наследуемые инстинкты и влечения и создают сложные паттерны поведения, часто вовлекающие в свой круг различные объекты или других людей (см. Buck, 1988). Именно память об этой деятельности формирует основу детского внутреннего мира воспоминаний.

Существуют и другие наследуемые системы, которые действуют как влечения или мотивы к организации и интеграции воспоминаний, находящихся в психике. Эти процессы весьма критичны для спасения ребенка, потому что, как и другие высшие животные, мы не просто программируемые существа. Нравится нам это или нет, но мы способны учиться и таким образом приспосабливаться к окружающей обстановке.

Чувства или эмоции являются психическими феноменами, связанными с системами мотивации. У них есть психологическая основа, и они могут быть описаны как «производные влечения, поскольку происходят вследствие потребности влечения к выражению» (Kemberg, 1976:29–30). Индивидуальное эмоциональное состояние зависит от нейрофизиологических реакций, происходящих в мозгу вследствие мотивированного поведения (или другого опыта).

Эмоции дают индивиду информацию о состоянии его влечений или систем мотивации. Говоря компьютерным языком, они обеспечивают психике «считывание» или «обратную связь» с определенными влечениями, сообщая об их активности и связанных с нею психологических последствиях (Buck, 1988).

Фрейд отмечал, что тревога (как чувство) служит для психики сигналом опасности, которая, по его мнению, может существовать вовне (предположим, лев гуляет по улице) или внутри (к примеру, конфликт между потребностью Ид и ограничениями Супер—Эго и внешней реальности).

Эмоции также позволяют другим через телесные реакции тела «считывать» информацию о состоянии человека. Такое «считывание» называется общением. Выражение лица и плач ребенка быстро сообщат матери, что ее чадо пребывает в определенном эмоциональном состоянии: это состояние соответствует определенной системе мотивов, к примеру, потребности в пище или в физическом комфорте.

Повышающийся уровень половых гормонов у мальчика–подростка возбуждает врожденное сексуальное влечение. Тинэйджер чувствует возбуждение и желание (обратная связь с его психологическими системами) и может также неосознанно передавать свои желания другим, сообщая о состоянии своих влечений. Конечно, множество сообщений о состоянии сексуальных влечений передается людьми абсолютно сознательно.

Пол вспомнил, что на предыдущей сессии Джордж рассказывал, как в детстве у него была потребность в физическом комфорте, связанная с матерью. Это заставляло его искать тепло в ее постели: при этом происходило вербальное и невербальное общение между матерью и сыном. Он получал удовольствие от чувства безопасности в материнских объятиях. Таким образом, эмоция удовольствия была мотивацией поиска физической безопасности, производной от его влечения.

Наши психологические корни лежат в органической наследственности с ее внутренними физиологическими и биохимическими механизмами. Однако с момента рождения ребенок осознает свое окружение: он видит, слышит голоса родителей, докторов и нянек, чувствует, когда его шлепают по ягодицам, наконец, ощущает запахи. Крохотный малыш вовлечен в очень сложные отношения с окружающими (Stern, 1985). К примеру, новорожденный младенец может отличать особенные запахи своей матери от запаха других матерей (MacFarlane, 1975).

Невозможно точно знать, как новорожденный познает мир. Мы знаем, что в этот период физические структуры мозга еще не развиты и число нейронов будет продолжать увеличиваться еще какое-то время после рождения. Одновременно усложняется и функционирование аппарата нервной системы.

Множество решающих изменений в процессе развития обусловлены врожденными (генетическими) способностями ребенка. Они происходят независимо от его опыта общения с внешним миром. У слепых и глухих детей, которые никогда не видели и не слышали внешний мир, развивается мимика, которой они научаются правильно пользоваться в подходящей ситуации (Buck, 1988).

И все–таки психологи показали, что анатомическое, биохимическое и функциональное развитие мозга животных никоим образом нельзя считать абсолютно независимым от жизненного опыта (Buck, 1988). По–видимому, все, что происходит или существует вокруг малыша, также имеет глубокие последствия, которые отражаются на основных свойствах его развивающегося мозга.

Например, котенок, выращенный в мире без горизонтальных линий и, следовательно, лишенный возможности получить соответствующий визуальный опыт, никогда не будет способен реагировать (психологически или физиологически) на горизонтальные визуальные стимулы. Необходимые для такой реакции клетки не в состоянии функционировать в визуальных зонах коры головного мозга взрослой кошки, поскольку котенком она не имела опыта подобных качественных переживаний (см. Goldstein, 1989).

Так и для ребенка переживания внешнего мира оказывают воздействие на внутренний (психологический) мир. Существуют сообщения о том, что люди, выросшие среди покосившихся грязных лачуг и деревьев, в обстановке, где отсутствовали прямые линии и углы, характерные для кирпичных домов (что в прошлом было свойственно многим африканским племенам), испытывали беспокойство и затруднения в восприятии ситуаций, в которых встречались прямые линии и углы (Gregory, 1966:161).

Кажется разумным допустить, что развитие психики и личности сопровождается (до некоторой степени) подобными нейрофизиологическими процессами в мозге, на это влияет генетическая предрасположенность ребенка, внося определенный порядок в его переживание мира.

Хотя между знаниями о человеческой нейрофизиологии и анатомии и поразительно сложным функционированием человеческой психики все еще пролегает пропасть, за десятилетия, прошедшие после работ Фрейда, его мечта об установлении связи между биологическим и психологическим приблизилась к осуществлению.

При рождении перерезается пуповина, и теперь ребенок физически может жить отдельно от матери. Однако психологические связи обычно длятся дольше. Некоторые психоаналитики считают: младенец очень медленно открывает, что другой человек (часто мать) не является им самим (см. J. Klein, 1987). Однако, кажется, что такое понимание основывается на наблюдении детей и взрослых с психическими отклонениями, у которых навсегда остается неясное понимание того, что принадлежит им, а что – другим; их связи на всю жизнь остаются размытыми, приводя к психотической (а порой и к аутической) путанице во внутреннем мире. На самом деле большинство младенцев осознают, что они отдельны от других в их мире (Sterm, 1985:105).

И детьми, и взрослыми мы ощущаем мир (глазами, носом, ушами); этот процесс усиливает активность нейронов, которая анализируется нервной системой, создавая ощущение. Затем физиологические переживания заносятся в память, записываясь в мозгу вместе с сопровождающими их эмоциональными реакциями. Этот процесс длится всю жизнь (Buck, 1988; Goldstein, 1989). Мы слышим (или ощущаем) звук, мы воспринимаем музыку, мы наслаждаемся Моцартом.

У нас есть пять чувств, и очевидно, что окончательная память или представление переживания амодально, что оно вовлекает в себя особенности более чем одной сенсорной модальности (Stern, 1985:51). Это значит, что разум автоматически интегрирует в одно ощущение всю информацию о виде, звуке и запахе переживания.

Можно предположить, что для крохи–младенца почти каждое переживание (в его ограниченном новом мире) значительно и памятно. Однако его познавательные механизмы все еще не развиты и анализ ощущений в его восприятии будет незатейливым и неполным. Психика ребенка начнет заполняться многими новыми воспоминаниями, представляющими собой психологический аспект его реакций, соответствующий переживаемым в это время чувствам или аффектам.

Точно так же как нервная система координирует развитие у ребенка моторных навыков (сидение, хождение и т. д.), задачей развивающейся психики ребенка становится развитие чувств и интеграция всей поступающей информации.

Как мотивы, эмоции и следы в памяти создают сложный внутренний мир человека, к примеру, того же Джорджа?

Переживания Джорджем своих отношений с отцом, когда тот подарил ему игрушечного солдатика, стали частью его внутреннего мира. Ощущения дали ему информацию об этой встрече. Он также связал чувства несчастья, тревоги и гнева с обоими родителями, и эти чувства стали внутренними записями или воспоминаниями, которые и разыгрывались вновь в психодраме.

Первые детские запоминания гораздо проще тех, что были интернализованы Джорджем во время встречи с отцом. Однако они являются основой развития внутреннего мира.

Американский психоаналитик Отто Кернберг предложил теорию объектных отношений, представляющую модель развития психики (Kemberg, 1975, 1976, 1980). Он описал, каким образом отношения ребенка с внешним миром приводят к изменениям в его психике. Этот процесс, названный Кернбергом интернализацией, с возрастом становится все более сложным. Кернберг писал:

«Интроекции, идентификации и эго–идентичность – вот три уровня процесса интернализации: к каждому из них будут обращаться как к идентификационным системам. Все эти процессы интернализации вызывают психические «осадки» или структуры, для которых мы будем использовать тот же самый

термин, что и для соответствующих механизмов. Интроекция, например, будет рассматриваться и как процесс, происходящий в психическом аппарате, и как результат этого процесса, соответствующая структура».

«Теория объектных отношений и клинический психоанализ» (Kemberg, 1976:25)

Жозефин Кляйн (Josephine Klein, 1987) назвала этот процесс «обучением», а соответствующий структурный продукт в психике – «следами в памяти (memory traces)». Эти термины куда привычнее для нашего повседневного опыта.

Давайте рассмотрим три уровня или состояния интернализации, предложенных Кернбергом: интроекции (обсуждаемые ниже в этой главе), идентификации и эго–идентичность (см. главу 5).

Кернберг предположил, что следы психической памяти младенца на этом этапе интернализации состоят из трех основных элементов или составляющих:

а) объект–образы или объект–представления,

б) «я» – образы или «я» – представления,

в) производные влечения или склонность к специфическим аффективным состояниям.

(Kernberg, 1976:26)

Процесс «запоминания» зависит от того, как ребенок чувствует и воспринимает кого–то (или что–то) во внешнем мире. Воспоминание о другом человеке (или объекте) соединяется затем с воспоминанием о себе (как пережитое во время взаимодействия и вслед за этим ощущение) вместе с аффектами или чувствами, существовавшими в ребенке в этот момент.

Эти ранние внутренние психические структуры состоят из представлений только о двух объектах, состоящих в отношениях, – на данном этапе малыш обычно осознает в каждый момент времени только две вещи: себя и другое.

Внутренние объекты, которые появляются после интернализации или запоминания себя (во взаимоотношениях с другими) можно было бы назвать «я» – объектами (self–objects)»[9]9
  Английское self означает моя собственная личность, я сам; относящееся к самому себе. На протяжении всей книги слово self будет переводиться как «я» (строчная буква в кавычках). Читатель должен принять во внимание, что это допущение является условностью перевода, и «я» не совпадает с инстанцией Я из структурной модели Фрейда – Я, Оно, Сверх-Я (или Эго, Ид, Супер—Эго). – Прим. переводчика.


[Закрыть]. Однако этот термин в сходной форме (selfobject) уже был использован Хайнцем Кохутом (Heinz Kohut, 1977) для обозначения другого психоаналитического концепта. Поэтому здесь я предлагаю называть этот внутренний объект Я-объектом (I-object), термином, который отражает как идеи Мартина Бубера о «Я-Ты» – отношениях (Cooper, 1990), так и идеи психоаналитика Джойс МакДугалл, которая обращалась к Я (I), когда обсуждала, в частности, повторения (Joyce McDougall, 1966:4,7). Взаимно соответствующие внутренние объекты могли бы быть названы «ты»-объектами. Тем не менее я продолжу называть их «другой»-объектами, поскольку этот термин более естественен для современного английского языка.

Кернберг, вслед за Фрейдом, постулировал, что психику человека определяют два основных влечения – агрессия и либидо, – которые стимулируют взаимодействие между людьми и являются его неотъемлемой частью. Тем не менее, он подчеркивал, что это вовсе не ригидные, изолированные, генетически заданные силы – они отражают способность нервной системы испытывать боль или удовольствие во всем промежутке полярности «плохо–хорошо».

Либидо – это стремление получать приносящие удовольствие переживания, которые приводят к психологическим ответам, связанным с позитивными чувствами или эмоциями. Негативные чувства (скажем, гнев или фрустрация) часто связаны со стремлением к агрессии. Кернберг полагает, что в обоих базовых стремлениях «аффективное окрашивание и объект–образа, и «я» – образа происходит под воздействием влечения, представленного в момент взаимодействия» (Kemberg, 1976:29).

Или, если пойти по другому пути, объектное отношение, запечатленное ребенком в памяти, связано с его настроением в этот момент. И если инстинкт, ищущий высвобождения, был «либидинальным» по своей природе, настроение (или аффект) будет положительным и принесет удовольствие. Таким образом, базовый ранний след в памяти, или триада опыта, состоит из частей, показанных на рис.4.1.

Во внутреннем мире репрезентация Я или 37-объект (1) связан с репрезентацией другого, или «другой’’-объектом (3). Хранящиеся в памяти следы этой диады ассоциируются с соответствующей аффективной окраской (2); все вместе составляет триаду опыта.

Рис. 4.1. Триада опыта

Рассмотрим простой пример: голодный ребенок сосет материнскую грудь, которая дает ему чувство удовлетворения и удовольствия.

Образ объекта («другой» – объект или объектное представление) может быть образом груди (или только самого соска), поскольку неразвитая психика малыша еще не может воспринимать грудь как часть чего–то большего, а именно матери. Образ себя (Я-объект или «я» – представление) – это рот (или, быть может, только губы); и вновь ребенок, вследствие своей когнитивной незрелости, может быть еще неспособным воспринять как составную часть целого (себя самого) отдельную часть своего тела. Он ощущает единственное чувство – удовольствие.

Кернберг предположил, что в этой первой фазе интроекции младенец не обладает перцептивными и когнитивными способностями для распознавания ролевых аспектов отношений.

Очевидно, что «другой» (в нашем случае мать) также имеет свой собственный мир, но, в отличие от малыша, этот мир гораздо более сложный и изощренный (и будем надеяться, достойный взрослого человека). Если только мать не находится в состоянии глубокого психического расстройства, она будет воспринимать своего младенца как единое самостоятельное существо, да и о себе будет думать как о сложной, но целостной личности со множеством составляющих ее ролей (мать, жена, друг, работник и, конечно же, ребенок для своих родителей).

Это отношение, заложенное в мозгу, схематично показано на рис.4.2. Я решил связать Я-объект с «другой» – объектом с помощью зигзага, чтобы показать сложность отношений между объектами, включающими как таковые и ролевые аспекты, и аффекты или чувства.

Как я уже говорил, Балинт и другие психоаналитики считают, что младенец после рождения не отделяется психологически от матери, и эта точка зрения является центральной во многих работах по психоанализу. К примеру, Кернберг предположил, что у новорожденных ситуация вовсе не такая, как это представлено на рис.4.2, поскольку:

«...В самых ранних интроекциях объект и «я» – образ еще не дифференцированы друг от друга, и предложенное определение интроекции на самом деле соответствует более позднему состо–янию, в котором последующие дифференциации, отказы от них и новые дифференциации образов себя и объект–образов наконец выкристаллизованы в ясно ограниченные компоненты».

(Kernberg, 1976:29)

Рис. 4.2

Этот взгляд не находит поддержки в недавних работах по психологии развития (Stem, 1985). И все же каковы бы ни были истинные детали раннего детского переживания себя и других, оно вскоре начинает собирать множество различных и не связанных между собой объектных отношений, каждое из которых соединено со своим настроением или аффектом.

Схематически внутренний мир младенца начинает выглядеть подобно тому, что изображено на рис.4.3, – «свободно блуждающая» масса неорганизованных объектных отношений. Кернберг, без сомнения, великолепный ученый, описывает эти объектные отношения как «обладающие положительной или отрицательной валентностью». («Валентность» ионов или молекул зависит от того, имеют ли они положительный или отрицательный электрический заряд.)

Рис. 4.3

Примечание: Для большей ясности термины Я-объект и «другой» – объект сокращены до Я и другой.

Влечения, каждое по–своему, способствуют выживанию индивидов и рода. Согласно Кернбергу, они также служат организационными силами психики. Их способность придавать аффективную окраску объектным отношениям является решающей; это раннее назначение Эго ребенка, которое сортирует поначалу случайные следы в памяти – следствия раннего детского опыта.

Влечения представляют два полюса или крайности (удовольствие и боль) возможных аффективных состояний, связанных со следами памяти в детской психике. По Кернбергу, изначальная организация осуществляется валентностью – отрицательной и положительной. Порядок возникает из хаоса путем соединения в психике различных объектных отношений с той же эмоциональной валентностью. Положительные (или «хорошие») следы памяти связываются с одним полюсом (либидо), а следы, связанные с отрицательными («плохими») чувствами – с другим. Так начинается процесс интеграции в психике, и он вполне развивается к тому моменту, когда ребенку исполняется три месяца (Kernberg, 1976).

Штерн не признает, что в детской психике существует подобное четкое разграничение на «хорошее» и «плохое». Однако он пишет:

«Несмотря на эту критику [взглядов Кернберга], я действительно полагаю, что младенцы будут группировать межличностный опыт на приносящий и не приносящий удовольствие, то есть по гедонистическим кластерам. Формирование гедонистических кластеров переживаний, тем не менее, отличается от дихотомизации или разделения всего интерперсонального опыта вдоль гедонистических линий».

(Stern, 1985:253)

Мелани Кляйн также различала в психике ребенка «хорошие» и «плохие» области, но она рассматривала это разделение или «расщепление» как психологически активное защитное действие, сохраняющее «хорошее» и «плохое» порознь. Я вернусь к этому позже.

Итак, во внутреннем мире начинает появляться некоторая степень слияния или интеграции Я-объектов и «другой» – объектов или представлений. И тогда психику схематически можно представить так, как она изображена на рис. 4.4.

Рис. 4.4

5. ОТНОШЕНИЯ И РОЛИ

 
РОЛИ?
Кем ты могла бы мне быть —
Матерью или ребенком?
Может, кем–то еще?
Ты, кажется, не знаешь,
И я не могу сказать.
 
 
Нынче утром я незаметно наблюдала
И боролась со страхом, видя
Эту жесткую, железную спину
Эти поджатые губы (ни слова),
Напряженные движения мученицы
С горящими гневом глазами.
 
 
И на мгновенье проступила – я видела —
Другая мать за своей ненавистной работой.
(Неужели руки, размокшие от вечного мытья,
Могут только вечно карать?)
Мое маленькое, одинокое дитя,
Как много видно той нелюбви
В твоей негнущейся, жесткой спине,
В твоем воинственном молчании,
В походке, полной оскорбленного достоинства,
И взгляде, говорящем: «Прочь!».
 
 
А через пару часов ты подходишь,
Такая потерянная и несчастная,
Глаза на мокром месте, и это – глаза ребенка,
Они умоляют меня стать тебе мамой,
Обнять, пожалеть, приласкать,
Утешить и полюбить
Живущее в тебе дитя,
Нуждающееся в прощении.
 
 
И вновь я вижу ту, другую:
Девочку–жену, у вечной мойки или плиты,
Печальней и нежней, чем она будет потом,
Слишком молодую для всех этих дел,
С полосками высохших слез на щеках,
С дрожащей нижней губой…
Как отчаянно она нуждается
В материнском совете, поддержке, прощении…
Ее собственная грудь слишком юная,
И молоко не придет.
 
 
Кем я могла бы быть для тебя —
Ребенком матери?
Матерью ребенка?
Или там есть кто–то еще?
Кто–то, пытающийся найти выход
Из этих запертых во времени ролей,
Освободиться и стать просто собой?[10]10
  Перевод Е. Л. Михайловой.


[Закрыть]
 
 
М. Е. 30/3/90