Текст книги "Внутренний мир снаружи: Теория объектных отношений и психодрама"
Автор книги: Пол Холмс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Расщепление естественным образом связано с защитным механизмом проекции и проективной идентификации.
Говоря об этих процессах, нам следует быть крайне внимательными. Психоаналитики используют эти термины самым разнообразным образом. Например, Мелани Кляйн использовала термин «проекция» для обозначения психических механизмов, которые являлись базовыми в психике младенцев (дискуссию по этому вопросу см. Hinshelwood, 1989), а вот Кернберг применял его для обозначения механизма, который используют невротические взрослые (Kernberg в Sandler, 1988:94). Аналогично, в некоторых случаях применение проективной идентификации взрослыми можно рассматривать как признак патологии (напр., Segal, 1964; см. также обзор Sandler, 1988), в то время как для других (Moses, там же у Sandler, 1988) проективная идентификация связана с гораздо более совершенными защитными механизмами невротической личности.
Я всегда рассматривал проекцию как крайне примитивный механизм, используемый новорожденными младенцами, глубокими психотиками, обманывающими себя, и галлюцинирующими взрослыми (см. Segal, 1973); именно в этом смысле я применяю этот термин в своей книге.
Процессы проекции, происходящие у взрослых, обладают большой силой. Психотик или шизофреник отбрасывает аспекты самого себя случайным и ненаправленным образом. Любой человек (или даже вещь) может стать хранилищем проективных аспектов его больного «я». Естественно, ему часто «слышится», как эти люди или объекты говорят о нем, используя его собственные слова. Он живет в угрожающем ему мире, где множество людей или объектов становятся источником его страхов, питая манию преследования.
Преследующие «другие» абсолютно пассивны и могут быть как живыми людьми, так и просто неодушевленными предметами (например, телевизор). Психотик «знает», что другой человек «злой», и реакция других для него не имеет значения, ему не требуется подтверждения своего знания от других людей. Он слышит угрожающий голос холодильника, и для этого даже не нужно, чтобы холодильник говорил. Мании и галлюцинации не зависят от внешней реальности.
Проекция для Мелани Кляйн была существенным элементом психики младенца. Она считала:
«Незрелое Эго младенца с рождения подвергается действию тревоги, вызванной врожденной полярностью инстинктов – непосредственный конфликт между инстинктом жизни и инстинктом смерти… Повернувшись лицом к тревоге, вызванной инстинктом смерти, Эго преломляет его. Это преломление… по мнению Мелани Кляйн, состоит частично из проекции, частично из конверсии инстинкта смерти в агрессию. Само Эго расщепляется и проецирует ту часть себя, которая содержит инстинкт смерти, вовне, в подлинный внешний объект – грудь. Таким образом, грудь… переживается как плохая и угрожающая Эго, вызывая чувство преследования».
(Segal, 1964 и 1973:25)
В этом процессе личность проецирует часть самой себя (вместе со связанными с этой частью аффектами) на кого–то еще, в младенчестве обычно на мать. По мнению Кляйн, спроецированная часть Я также включает добрые и любящие аспекты внутреннего мира. В этих обстоятельствах другой воспринимается как хранилище «хорошего», в то время как «я сам» может переживаться как фрагментированное и испытывающее недостаток позитивных качеств (Segal, 1964 и 1973; Sandler, 1988).
Связь этого процесса с психическими механизмами, которые используют младенцы, является фундаментальным аспектом кляйнианской теории. Однако исследования (и повседневный опыт) показывают, что даже новорожденные обладают острым осознанием реальности других (Stern, 1985).
Процесс проективной идентификации является более тонким и более селективным, чем тот, что происходит при проекции. Он представляет собой характерную особенность психического функционирования младенцев и многих взрослых.
И здесь, как и в проекции, объекты внутреннего мира проецируются вовне, но не к любому объекту, а к специфическим людям. Такие проекции, отражающие более интегрированный внутренний мир, содержат не только внутренний объект, но и связанные с ним аффекты и роли.
Проективная идентификация позволяет, к примеру, взрослым, не способным выносить свой «я» – образ «гневливого деструктивного человека», избежать своего гнева, проецируя его (и тем самым переживая) на кого–то еще. Проекция роли происходит на человека, который согласен ответить на нее; актуальная реакция этого «другого» подтверждает «факт» успешной проекции. Именно по этой причине проективная идентификация «работает» только с теми, кто отзывается на роль и идентифицируется с проекцией. Джордж не мог использовать проективную идентификацию, чтобы избавить свой внутренний мир от «плохого отца», пока Фред не стал отвечать на проекцию соответствующим образом.
Сандлер рассказывал, как в процессе психотерапии пациент бессознательно манипулирует или провоцирует определенные действия или реакции аналитика, которые подходят к его объектным отношениям, вовлеченным в перенос. Он писал: «В переносе, множеством неуловимых способов, пациент пытается побудить аналитика вести себя особенным образом» («Контрперенос и ролевая отзывчивость», Sandler, 1976:44).
Терапевт осознает эти манипуляции и соответствующие проекции через свои чувства и мысли (его контрперенос). Сандлер считал, что терапевт, в дополнение к «свободно парящему» сознательному вниманию (связанному с эмоциональными реакциями и когнитивным пониманием), также обладает «свободно парящей» возможностью поведенческого ответа. Таким образом, он может с одинаковой легкостью попасть в психическую ловушку и активно реагировать как, скажем, «невнимательный отец» или «излишне опекающая мать».
В первой роли, если пациент ведет себя как отвергнутый и оскорбленный ребенок и относится к своему терапевту как к плохо–му отцу, спустя некоторое время терапевт начнет чувствовать себя как отец, отвергающий своего ребенка. Он может даже начать опаздывать на встречи с пациентом, а в худшем случае полностью потеряет с ним контакт.
Приняв вторую роль, терапевт может выражать излишнее беспокойство обо всем новом, что появилось в жизни пациента. Он идентифицируется с предложенной ему ролью родителя и начинает действовать как отец/мать пациента, который, в свою очередь, ведет себя как сын/дочь.
Подобное поведение будет называться «отыгрыванием» (acting-out) терапевта и само по себе не считается благоприятным, хотя и повышает драматический накал лечения. Тем не менее, его можно рассматривать с точки зрения проекций внутренних объектов пациента. В этом случае, задумавшись над происходящим, терапевт получит много информации, полезной для создания правильной интерпретации.
Подобная объективность является критическим различием между психотерапией и повседневной жизнью, в которой проективная идентификация характерна для многих наших взаимодействий, но не подвигает нас к глубоким размышлениям.
Письма Рольфа – это письма защищающегося от всех, всеми преследуемого человека. В его случае проективная идентификация не принесла пользы. Ниже приводится отрывок одного из таких писем (указанные в письме инициалы относятся к именам его преследователей).
«И П-Ж. и Б., и Т. подняли свои головы, чтобы извлечь все возможные преимущества из этого положения [бедности Рольфа и его физической болезни]. Им нет необходимости совершать убийство. Все они должны лишь хранить абсолютное молчание, пока я не умру… Не обращайте внимания. Я умру не раньше, чем дам хороший пинок всем вокруг. Именно это я и сделал… Я также обратился в Ассоциацию издателей и обвинил П-Ж., и Б., и Т. в воровстве моих трудов, предъявив части украденных работ, так что ни один издатель не отважится издать их без моего согласия».
(Rolf, 1974b:66–7)
Конечно, люди дурно обращались с Рольфом, но как жестко спровоцировал их на подобное обращение этот сложный человек!
Джордж также был в какой–то степени пассивно–агрессивной личностью, которая нуждалась в покое и целостности. Но поскольку в нем кипел сильный, хотя и подавленный в самом детстве гнев, Джордж мог достичь желанной цели лишь через проецирование гнева своего внутреннего объекта на людей, способных на это ответить. Мы можем предположить, что проекция внутреннего объекта «отец» (вместе с ролевыми атрибутами и аффектами) больше подходила для мужской, более старшей, чем Джордж, отцовской фигуры, чем для подростка или, скажем, для женщины.
Кроме того, ответивших на проекцию людей необходимо было психически захватить и контролировать, поскольку теперь они содержали части принадлежащего Джорджу «я». Эта ситуация напоминает мальчика с воздушным шариком, в который тот спроецировал часть плохих, но таких родных ему внутренних объектов. Теперь наслаждаясь своим «хорошим я», мальчик всю жизнь должен крепко держать шарик, чтобы не лишиться значительной части себя.
«Отцовские фигуры» часто отвечали Джорджу, и он чувствовал себя окруженным злыми и раздраженными людьми, каким, случалось, бывал и сам.
Проекции Джорджа в офисе закреплялись раздраженной реакцией Фреда, который пытался отстраниться от Джорджа, вызывающего в нем все эти неприятные чувства. Роли и чувство гнева были спроецированы, или перенесены, неуловимыми манипуляциями и подталкиваниями, которые содержались в пассивно–агрессивном поведении Джорджа. Он отрицал свой собственный гнев, но переживал его во Фреде. Таким образом, Джордж мог сказать ему: «Смотри, я вообще не сержусь. Именно ты проявляешь раздражение, а не я».
Проективная идентификация не подразумевает полной потери контакта с реальностью. Однако чувство реальности отчасти ослаблено. Фред не всегда был «отсутствующим отцом» Джорджа, как и Пол нечасто воспринимался как контролирующая его мать, и тем не менее иногда Джордж реагировал на них как на отца и мать. Дело в том, что Фред часто отсутствовал на работе, а Пол время от времени проявлял признаки руководителя; эти два стиля поведения не были прямо направлены на Джорджа, внутренний мир которого, тем не менее, вступил с ними в динамическое взаимодействие.
Различные внутренние аспекты личности (скажем, тот же «сердитый человек» или «нуждающийся ребенок») проецируются на разных людей. Проективная идентификация требует двоих. Когда Джордж проецировал собственные аспекты нуждающегося обиженного ребенка на своих клиентов, он терял контакт с этими частями личности в самом себе и переживал их как существующие в других.
Те, кто реагировал на проецируемые на них роли, вполне могли спроецировать назад ответную роль из своего собственного внутреннего мира. Нуждающиеся клиенты Джорджа нашли социального работника, который нуждался в том, чтобы в нем нуждались.
Пассивно–агрессивная женщина, отец которой в гневе оскорблял ее, находит сердитого мужчину, которому требуется постоянно нападать на свою жену. Все партнеры, реализующие подобный тип взаимоотношений, переживают огромнейшие трудности, живя вместе. Вдоволь намучившись, они порывают свои взаимоотношения и… вновь бросаются на поиски таких же партнеров.
Жестокие люди часто сами являются жертвами, пережившими жестокость по отношению к себе в детстве. Они могут идентифицироваться со своим агрессивным отцом, проецируя свое ‘^’’-представление «обиженного беспомощного маленького мальчика» на тех, кого атакуют, сами являясь уже взрослыми. Будучи агрессивными людьми, они больше не сталкиваются с тревогой и ужасом ребенка, подвергшегося плохому обращению.
Кернберг обобщил взгляды на проективную идентификацию следующим образом: по его словам, это механизм, состоящий из
(а) проецирования невыносимых сторон интрапсихического опыта на объект;
(б) поддержания эмпатии с тем, что проецируется;
(в) попытки контролировать объект как непрерывной защиты от невыносимого психического переживания;
(г) бессознательного воздействия на объект, которое проявляется в актуальном взаимодействии с объектом.
(Kermberg в Sandler, 1988:94)
Защитные механизмы расщепления и проективной идентификации чаще всего наблюдаются при тяжелых психических расстройствах, к примеру, у людей, имеющих пограничную структуру личности. Некоторые видят в проективной идентификации признак серьезных эмоциональных проблем, если она используется взрослыми в качестве психической защиты. Другие, включая и автора, полагают, что этот психологический процесс присущ даже хорошо интегрированным и зрелым людям и как один из аспектов функционирования психики встречается у большинства людей. Американский психоаналитик Рафаэль Мозес писал:
Пограничная или неинтегрированная личность«Только за последние два или три десятилетия стали соглашаться с тем, что многие (возможно, даже все) механизмы, описанные первоначально для психотических пациентов, встречаются повсеместно. Их находят не только у всех наших пациентов, но и в нас самих. (И конечно, они в изобилии присутствуют у наших коллег!)»
(Moses в Sandler, 1988:143–4)
Давайте рассмотрим о. Рольфа в свете нашей дискуссии о примитивных механизмах. Ясно, что он был крайне сложным и нетривиальным человеком. Я уже указывал, что его можно охарактеризовать как индивида с пограничной личностью. Что мы под этим подразумеваем?
Говоря просто, такие личности еще не достигли твердой интеграции своего внутреннего мира, их Я-объекты, и «другой’’-объекты остаются изолированными и расщепленными по валентностям или эмоциональным зарядам (Kernberg, 1976). Таким образом, они не обладают ни реалистическим (в том числе и амбивалентным) внутренним миром представлений, ни последовательным и интегрированным чувством «я». Этот внутренний беспорядок отражается в их поведении и в создаваемых ими отношениях.
Гандерсон и Сингер (1975) сделали подробный литературный обзор (конечно, за последнее время литературы по этому вопросу значительно прибавилось) и пришли к выводу, что могут описать ряд симптомов, которые, судя по всему, являются стойкими характерными признаками пограничной личности. К таковым они отнесли следующие характеристики (Gunderson and Singer, 1975:8).
1. Наличие интенсивных аффектов, обычно крайне враждебной или депрессивной природы.
Подобные личности обладают сильными аффектами (часто негативными), связанными с внутренними объектными отношениями, что может быть следствием чрезмерных и негативных младенческих переживаний, ведущих к затруднениям в психической интеграции.
Рольф часто испытывал неудачу в отношениях с людьми, которые поначалу нравились ему. К сожалению, гневные аспекты его внутреннего мира достаточно быстро экстернализовывались, и он вновь и вновь терял друзей и сторонников.
2. История эпизодического или хронического импульсивного поведения, в котором часто проявляются самодеструктивные тенденции (членовредительство, наркотическая зависимость, попытки суицида или неразборчивость в половых связях).
Рольф был в высшей степени самодеструктивным человеком; в самом деле, из–за своей чрезмерной гордости он провел студеную зиму, ставшую для него последней, на улицах Венеции, ночуя возле каналов. Деструктивное качество отражает высокий накал страстей, свойственный объектным отношениям и внутренним атакам негативных объектных отношений на «хорошие» внутренние Д-образы. Рольф также писал (в письме к своим друзьям в Англии) о беспорядочных и рискованных сексуальных встречах с молодыми гондольерами (Rolfe, 1974b).
3. Социальная адаптивность, при которой человек способен (с помощью сильного социального осознания) проявлять поверхностную адаптацию к внешним социальным потребностям. Это, несомненно, сильное качество может отражать нарушенную идентичность, скрытую под беспрестанной имитацией требуемых обществом паттернов социального поведения.
Рольф был радушно принят в качестве послушника, претендующего на католический сан, в Шотландский колледж в Риме (откуда в конце концов был изгнан, буквально выброшен на улицу со своими пожитками). Случалось ему быть принятым и в благовоспитанном обществе – в Англии и в Венеции. Он был способен перенимать или копировать общественные навыки, удовлетворяющие его честолюбие. Однако он никогда не чувствовал себя по-настоящему приспособившимся к обществу, в котором жил. Внешне имитируя множество социальных условностей, в глубине своего «я» он все еще оставался рассерженным ребенком, с неясно интегрированным взрослым взглядом на самого себя.
4. Слабо выраженные психотические эпизоды, часто с оттенками паранойи, время от времени вызывающие злоупотребление алкоголем или наркотиками. (Я бы добавил, что галлюцинации у таких людей гораздо чаще бывают визуальными, чем слуховыми).
Рольф часто вел себя как параноик и тратил много времени, энергии и денег (которых у него всегда не хватало) на борьбу с теми, кого знал и с кем был близок, неизбежно теряя друзей и покровителей.
5. Подобной личности свойственны причудливые, нелогичные «детские» ответы на неструктурированные психологические тесты (наподобие теста Роршаха с чернильной кляксой). В то же время результаты выполнения ими более структурированных умственных тестов (типа WAIS) «соответствуют норме».
Рольф, насколько я знаю, не посещал врачей или психологов. Однако его работы были весьма причудливы и фантастичны: судя по всему, в нем плохо подавлялись первичные процессы (если подавлялись вообще).
6. Межличностные отношения варьируются от скоротечных и поверхностных до крайне зависимых. Долговременные отношения часто разрушаются под воздействием манипулирования и излишней требовательности.
Несомненно, отношения Рольфа отличались мимолетностью. Он был склонен поначалу идеализировать людей (как временами и они его), но не мог долго поддерживать близкие отношения, наполняя их ненавистью и диффамацией. Однако с некоторыми людьми (теми, кто, должно быть, видел в нем не только трудного, нуждающегося ребенка) Рольф был способен на длительные взаимоотношения. Впрочем, и этих редких знакомых настигали его непрерывные требования денег и резкие и враждебные жалобы, которые он позволял себе до самого последнего дня.
О. Рольф был жертвой своего внутреннего мира. Он часто испытывал параноидальные и маниакальные приступы и, вероятно, временами страдал выраженными психозами. Судя по всему, в его арсенале психических защит чаще всего употреблялись проекция, проективная идентификация и расщепление.
Бред, иллюзия и нормальная психикаБред и галлюцинации (Slade, 1976) являются характерными свойствами психоза и безумия, в то время как иллюзия – это нормальное для обычного состояния и психотерапии свойство. Ярко выраженное помешательство психотиков может стать непрерывным состоянием, а может, как в случае с пограничной личностью, наблюдаться время от времени.
Психотическая личность сталкивается с огромными трудностями в различении своего внутреннего мира и реального мира вокруг него. Границы между его «я» и «другими» размыты. У него также возникают проблемы с распознаванием и объяснением различных объектных отношений, которые формируют его внутренний мир. Повседневная жизнь становится для него невыносимо напряженной. Психотик во время терапии может потерять чувство иллюзии (чувство «как будто» в терапевтических отношениях), которое заменяется бредом. Психотик способен сказать о своем докторе так: «Это мой отец сидит в кресле напротив».
Морено работал с психотическими пациентами в своей клинике в Беконе. Он писал:
«[Психотических] пациентов побуждают пересмотреть свои ситуации и использовать вспомогательные «я», чтобы попытаться создать для себя новый, воображаемый мир, который больше подходит для них, чем мир реальности… Психодраматическое вспомогательное «я» играет двойную роль. В терапевтическом театре оно является идеальным расширением Эго пациента в его усилиях создать некую психотическую иерархию, самодостаточный мир; вне театра – это посредник между пациентом и людьми из реального мира».
«Психодраматическое лечение психозов» (Moreno, 1973 in Fox, 1987:77)
Морено решался на рискованную работу с психотическими пациентами. Любой психодраматист может обнаружить в своей группе психотическую личность, хотя соответствующий процесс предварительной оценки участников должен снизить этот риск. Однако во время сессии член группы, обладающий пограничной личностью, может соскользнуть с невротического к психотическому механизму защиты. Такое (редкое) событие требует от директора способности проявить все свое мастерство, чтобы поддержать протагониста и группу в волшебном состоянии «как будто».
