Текст книги "Фрактальные узоры"

Автор книги: Пол Ди Филиппо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

«Плимут» рванул с места, подняв тучу пыли, из которой донесся свинский хохот Чака.

Как жаль, что в мире могут существовать такие, как он, подумал Кен.

И тут же одернул себя.

Такие мысли – не для него, они опасны.

Очень опасны.

Мона Джей с отвращением плюнула вслед удалявшейся машине.

– Вижу, в Роквилле ничего не изменилось, – пробормотала она.

– Нет, изменилось, – возразил Кен. – Ты вернулась.

– И вправду, – улыбнулась она. Потом подошла своей странной неловкой походкой к валявшимся в пыли зеленым бумажкам и аккуратно собрала их. – Хоть и грязные, но не пропадать же им. Деньги нам пригодятся.

Кену понравилось это «нам».

Наблюдая, как Мона Джей поворачивается и идет назад, он не смог больше сдерживать свое любопытство.

– Мона Джей, у тебя что, был несчастный случай в Голливуде? Повредила ногу на съемках?

– Почему ты решил? – удивилась она.

– Ты так странно ходишь…

Девушка весело расхохоталась.

– Да нет, это просто земные туфли!

– Как-как? Земные?

– Ну да. Смотри!

К изумлению Кена, который ожидал, что Мона Джей просто приподнимет ногу или задерет штанину, похожую на колокол, она в мгновение ока расстегнула пояс и спустила джинсы. Перешагнула через них…

Ее трусики были разрисованы кругами со значком внутри – символами мира.

Кен заставил себя отвести глаза от трусиков и посмотрел вниз, на ноги.

– Это и есть земные туфли?

– Ага, с отрицательным каблуком. Их придумала Анна Калсо, датский инструктор по йоге. Она заметила, как полезно ходить босиком по мягкой земле, когда пятка опускается ниже остальной стопы, и разработала специальную модель обуви.

– Ясно, – кивнул Кен. – Такое впечатление, что ты вот-вот опрокинешься назад.

– А что, запросто, – засмеялась Мона.

Кен боялся поднять глаза, чувствуя себя неловко. Символ мира подсказывал нейтральную тему для разговора.

– М-м… Ты рада, что война закончилась?

Мона Джей широко улыбнулась.

– А как же! Теперь мне и трусики ни к чему.

И сняла их.

2. Кольцо настроения

На стенном календаре в тесной кухоньке Кена красовалась обнаженная до пояса модель в коротеньких кожаных шортах и туфлях на платформе, усыпанных блестками. Стоя перед огненно-алой атласной портьерой, она страстно прижималась к огромному карданному валу, блестящему от смазки. На лбу девушки также виднелись следы машинного масла – очевидно, чтобы повысить ее привлекательность в глазах механиков. Рекламный текст внизу гласил:

ТВЕРДЫЙ СТАНДАРТ – ЗАПЧАСТИ «ГОФФАРТ»

КУПИЛ «ГОФФАРТ» – ЗАБУДЬ ПРО ФАЛЬСТАРТ

На календаре был август 1974 года.

Тот август, когда Кен Скай пришел из армии и узнал о смерти Риза, Ричард Никсон был вынужден оставить пост президента, а песенка «Ты ждешь от меня ребенка» Пола Анки заняла первое место в рейтинге хитов.

Прошел ровно год, но время с тех пор точно остановилось. Кен чувствовал, что топчется на месте, пытаясь сдвинуть с мертвой точки предприятие Риза, оставшееся без опытного хозяина. Равным образом отставка Никсона повергла страну в посторгазменную политическую апатию. Хотя за год произошло много событий, все они казались мелкими и несущественными. Во всяком случае, оптимизма не внушали никакого, даже окончание войны. Никто не сомневался, что Уотергейт означал конец целой эпохи, однако новая, какой бы она ни была, никак не желала рождаться. Что принесете собой будущее? Вряд ли кто-нибудь взялся бы ответить на этот вопрос. Вся нация словно томилась у телефона, ожидая звонка от неизвестного поклонника, с которым ей предстояло свидание.

Полночь уже давно минула. Кухню освещал лишь тусклый зарешеченный фонарь под потолком. В соседней комнате спала крепким сном Мона Джей. Земные туфли валялись в углу, куда она их отшвырнула перед тем, как затащить Кена в постель для любовных игр, таких же зажигательных и буйных, как прежние краткие свидания в школьные годы. В ушах звучал монотонный лягушачий концерт, доносившийся с дальнего болотистого конца автомобильного кладбища.

Кен сидел за столом и ужинал. Меню состояло из двух блюд: рыбных палочек и картофельных чипсов. Эта полу-пища, которой всегда была набита морозилка, составляла фундамент его спартанской холостяцкой диеты.

Кена мучил один-единственный вопрос.

Не является ли возвращение Моны Джей знаком того, что его жизнь опять налаживается и входит в новую фазу?

Может быть, пора наконец использовать СТП?

Если, конечно, это не просто чья-нибудь шутка.

Он снова и снова прокручивал в памяти разговор с Ризом. Тогда они виделись в последний раз…

Старый седой механик лежал на подстилке под «рамблером-классик» пятьдесят восьмого года, принадлежавшем Уолту Уайтмену, скуповатому хозяину роквилльской аптеки. Кен стоял на другом конце гаражного бокса, занятый балансировкой.

– Подай-ка мне набор ключей, сынок, – попросил Риз.

Кен принес, что требовалось. И вот тогда-то старик и произнес фразу, с которой начался тот незабываемый разговор, приведший к ссоре:

– Как славно все-таки иметь помощника, чтобы поберечь свои старые косточки. Я так рад, что придумал тебя…

Кен окаменел. Потом решил, что ему послышалось.

– Что? Как ты сказал?

Риз выдвинулся из-под машины. Его морщинистое лицо было серьезным. Кряхтя, он поднялся на ноги.

– Эх, не хотел я пока об этом, да случайно вылетело. Что ж, слово не воробей… Теперь придется договаривать. Помнишь, как десять лет назад, в шестьдесят втором – ты тогда был совсем еще карапузом, – вы с отцом приехали сюда на мою кучу металлолома за ветровым стеклом? Ну так вот, появились вы тут вовсе не случайно, это все СТП…

– Присадка к бензину? – удивился Кен.

– Да какая к черту присадка! – взорвался старик. – Ладно, ладно, я просто забыл, ты же не в курсе. В общем, такое дело…

Это случилось осенью пятьдесят четвертого. Как-то раз утром выхожу я из дома и вдруг вижу: трое городских хлыщей толкают вверх по дороге здоровенный «кадиллак» – вроде тех, в которых шишки из правительства раскатывают. Ну я, конечно, подошел, помог им. А они говорят, мы, мол, профессора из университета. Звали их, насколько помню, Курт, Джонни и Альберт. Ехали в Принстон, да не доехали, сломалась их колымага. Хоть и профессора, а в машинах ни черта они не петрили, все одно что слепые котята. Ну вот, я, значит, отладил им телегу, дела там было на понюшку табаку, а они все толковали между собой, чем, мол, со мной расплатиться.

«У вас что, совсем нет денег?» – спрашивает Джонни.

«Относительно меня можешь не сомневаться», – отвечает Ап.

«А я сомневаюсь, что у меня они когда-нибудь были», – добавляет Курт.

«Паршиво, – говорит Джонни. – Как же нам отблагодарить этого доброго человека? Я бы заплатил, только проклятая рулетка обчистила меня досуха».

Чешут они, стало быть, в затылке, а как быть, не знают. И тут Ал лезет в карман и достает такой маленький стеклянный пузырек, а в нем что-то непонятное на дне переливается, всего пара капель.

«У меня с собой только вот это, – говорит, – та хреновина, которую прислал Дирак, когда пытался убедить в своих дурацких идеях насчет квантовой физики. Мол, это чистейший экстракт тех самых гейзенберговских волн или вроде того. Называется…»

Старый механик наморщил лоб, пытаясь вспомнить. Кен с недоумением смотрел, как он подошел к полке с инструментами и вытащил из дальнего угла заросшую пылью бутылочку и грязный клочок бумаги.

– Я попросил их написать, – объяснил Риз. – Вот оно как называется: «Синхронизирующий темпоральный потенциатор» – СТП…

– А для чего он? – поинтересовался Кен.

– Ну так я их то же самое и спросил! И вот что ответил Ал… насколько я смог запомнить, конечно. Эта штука позволяет наблюдателю воздействовать на весь мир вокруг, точь-в-точь как акт измерения действует на единичный атом. Говоря попросту, пустить все по тому пути, по какому только захочешь. «Вроде магического зелья?» – спрашиваю. «Ага, – говорит он. – По Дираку так примерно и получается. Но я сам никогда не пробовал, потому что в такую дурную физику не верю!» Я удивился: «Вы что, мне вот так просто его отдаете?» Он кивает. Ну, я и взял… Сунул пузырек на полку да и забыл, потому как на что оно мне, когда дела и сами собой идут неплохо. Много лет не вспоминал. А потом как-то раз разнылись у меня кости, да так сильно, что на стенку полез. Дай, думаю, попробую. Достал бутылку и капнул себе разок на голову – ну а куда ж еще, я ведь из головы наблюдаю, правильно? – и попросил, чтобы был у меня помощник. И что ты думаешь? И минуты не прошло, как подкатываете вы с отцом!

– Ты хочешь сказать, что если бы ты не захотел, то я бы и не родился? – воскликнул Кен, едва сдерживая гнев.

– Ну, это ты загнул… Просто я изменил все так, чтобы ты приехал сюда и захотел остаться.

Кен сжал кулаки.

– Но это же просто смешно! Я свободный человек и делаю то, что хочу! Меня никто не может заставить!

Риз пожал плечами.

– Думай, что хочешь, сынок. Я что слышал от них, то и рассказал. Все как было. Может, это просто совпадение, не знаю…

– Нет, признайся, что ты все выдумал! – не унимался Кен.

– Извини, не могу. Все чистая правда, до последнего слова.

Кен в сердцах швырнул на пол гаечные ключи.

– Все, хватит! Если ты в это веришь, я не желаю больше здесь работать! Пока не признаешься и не извинишься, не вернусь, так и знай!

Он повернулся и пошел к двери. Старик не шевельнулся, чтобы его удержать.

Прождав несколько недель и, не получив весточки от Риза, Кен завербовался в армию, а потом сорвавшийся с креплений двигатель исключил всякую возможность примирения. Очевидно, старый механик не сумел больными руками как следует его закрепить, и куча металла, падая, проломила ему голову. Удивительный СТП – если, конечно, он вообще работал – не мог даровать своему обладателю всеведения или сделать неуязвимым. А может быть, просто-напросто истек срок действия принятой капли.

Первым делом, унаследовав мастерскую, Кен полез на полку и отыскал магический пузырек. Он стоял все там же в углу, и рядом лежал клочок бумаги с названием, написанным характерным почерком Альберта Эйнштейна.

И теперь, отодвинув остатки ужина и облизывая кетчуп с пальцев, Кен встал из-за кухонного стола и снова отправился в гараж к заветной полке.

Последняя капля таинственной жидкости лежала на дне пузырька, похожая на сияющую черную жемчужину.

Кен размышлял об этом уже год. Не то что бы он до конца верил в фантастическую историю… но почему бы не попробовать? Единственная проблема состояла в том, что он не знал, чего попросить. Также, как и Риз в свое время, он был вполне доволен своей жизнью независимо от того, выбрана она была им свободно или навязана чужой волей. Заказы поступали, денег хватало – чего еще можно желать? Раньше ему, правда, случалось, тосковать о приятной компании, но то, что случилось сегодня… Мона Джей – она пришла сама, без всякого магического вмешательства. Больше ему ничего не нужно.

Мона Джей… Она казалась вполне рассудительной, спокойной, уравновешенной. Однако Кен чувствовал, что под жизнерадостным фасадом скрывается глубокая внутренняя неудовлетворенность, связанная скорее всего с неудачей в актерской карьере.

Решено! Последнюю каплю получит Мона Джей.

Кен вошел в спальню. Его подруга мирно спала, лежа на спине, раскрытая до пояса. На левой груди виднелась татуировка – где, интересно, во время своих странствий она успела ее сделать?

Уже наклонив волшебный пузырек над головой Моны Джей, Кен вдруг заколебался. Что, если он совершает непоправимую ошибку? А вдруг все-таки именно СТП виновен в гибели Риза? Хорошо бы сделать эффект обратимым…

Взгляд его упал на странное кольцо у Моны на пальце. Она называла его кольцом настроения. Жидкокристаллическая вставка реагировала на тело носителя, отражая, как утверждалось, эмоциональное состояние человека. Сейчас настроение Моны Джей было блаженно-голубым.

Он решительно сжал пузырек и вылил последнюю каплю магического эликсира на кольцо. Жидкость мгновенно впиталась в поверхность искусственного камня, не оставив следа, словно втянутая какой-то странной силой.

Кен ждал, затаив дыхание… Не дождавшись, разделся, лег рядом с Моной Джей и заснул.

Потому он и не заметил никаких чудес.

3. Лихорадка субботнего вечера

Проснувшись, Кен удивился. В туалет не хотелось. Совсем. Это было в высшей степени необычно. Как правило, его своенравный мочевой пузырь за ночь надувался до отказа, как бы мало он ни старался пить перед сном. Может, все дело в недавнем возобновлении сексуальной жизни? Кто знает, в конце концов, его специальность – автомобили, а не человеческая физиология… Он рассеянно сунул руку под одеяло, чтобы почесать промежность, как всегда по утрам.

Там оказалось пусто.

Он медленно, очень медленно приподнял одеяло и заглянул под него.

Глаза подтвердили невероятное ощущение. Промежность была такой же голой, как у его тезки – неизменного спутника Барби.

Кен затравленно оглянулся. Мона Джей отсутствовала. Он поспешно выкарабкался из постели.

– Мона Джей, иди сюда! Скорее! У меня пропал член!

Уже прокричав эти слова, он осознал, что столь эксцентричное утверждение едва ли может быть воспринято всерьез. Во всяком случае, сам бы он ни за что не поверил… Однако, очевидно, Мона Джей мыслила менее ординарно или отличалась большей отзывчивостью. Так или иначе, из соседней комнаты тут же донесся звук шагов.

В дверях появилась… актриса Эли Макгроу. Она была обнажена, и Кен сразу обратил внимание, что внизу живота у нее также отсутствуют малейшие признаки необходимого материального оснащения.

На пальце Эли сверкало кольцо настроения.

– Мона Джей? – пораженно воскликнул Кен.

– Кен?

– Ты стала другая!

– Ты тоже!

Понимая, что отсутствия у него гениталий было бы недостаточно для подобного утверждения, Кен бросился к зеркалу.

Оттуда смотрел Райан О’Нил.

Кен подавленно опустился на кровать и сжал голову руками.

– Не могу поверить… Зачем ты это сделала, Мона Джей?

– Я? – возмутилась она. – Что ты имеешь в виду? Ничего я не делала! Когда я заснула, все было там, где мы его оставили, когда попользовались. Что касается лиц, то я не умею их менять!

Кен пустился в объяснения. По мере того как он рассказывал, прекрасные черты Эли, то есть Моны Джей, принимали выражение, которое ему все меньше нравилось.

– Ты хочешь сказать, что как только я проснулась, мир изменился согласно моим представлениям?

– Вот именно, – простонал он. – Ты превратила нас в кукол, в актера и актрису! Могла сделать все, что хотела – и вот что ты выбрала.

– Наверное, я слишком прониклась голливудскими стандартами, – хихикнула Мона Джей. – Ну, ты понимаешь: полная нагота запрещена, любовные сцены только до пояса и так далее. Что бы там ни творилось на самом деле в раздевалках, на экране ты ничего не увидишь. Хотя, в конце концов, что тут плохого? Секс – это здорово, но гораздо важнее, чтобы все было шикарно! Разве ты не хотел стать звездой? Я так только и мечтала… и всегда терпеть не могла свое лицо! Нос, губы – слишком уж все карикатурно-итальянское. А теперь все главные роли будут мои!

– Мона Джей… – поморщился Кен.

– Что?

– А как же все остальные?

– Кто – остальные? – не поняла Мона.

– Сама подумай: если ты теперь Эли Макгроу, а я Райан О’Нил, то…

– Ты хочешь сказать, что весь мир теперь…

– Ну конечно!

Мона Джей нагнулась и стала собирать одежду, разбросанную по полу. Она натянула свои земные туфли, сразу приобретя свою привычную перекошенную осанку.

– Одевайся скорей! Поедем в город.

– Мона Джей, тебе не кажется, что пора снять это кольцо… – вкрадчиво начал Кен.

– Еще чего! Ты сам дал мне шанс устроить жизнь по-своему, и я его не упущу!

Спорить Кену хотелось еще меньше, чем обычно. Опять же, кто знает, что случится, когда она снимет кольцо. Вернется мир к прежнему состоянию или вообще исчезнет? Пожалуй, эксперимент лучше пока отложить.

Есть ведь и плюсы. Теперь многое станет проще – например, свидания… И туалетную бумагу не надо больше покупать.

Для личных поездок Кен использовал бывшее такси «чекер», покрытое матовой черной грунтовкой, но так и не дождавшееся окончательной покраски. Забравшись в машину, они двинулись в направлении города по обсаженной деревьями грунтовой дороге.

– Кен, гляди, какие классные белочки! – воскликнула Мона.

Устроившись на толстой ветке, троица неестественно оживленных белок старательно складывала орехи в идеально правильную пирамиду. Пирамида то и дело рассыпалась, и они начинали сначала, весело подпрыгивая и возбужденно что-то стрекоча. Кену показалось, что он слышит мягко-иронический голос комментатора за кадром: «Эти милашки, похоже, отхватили кусок не по зубам…»

– У тебя даже звери все диснеевские… – вздохнул он.

– Зато какие симпатяшки!

– Но они же совершенно ненатуральные!

– А люрекс натуральный? Кто сейчас вообще натуральный? Может, скажешь, группа «Иглс» – натуралы? А эти ужасные рыбные палочки, которые ты тоннами поедаешь?

Кен устало промолчал.

В субботу утром машины на дороге, ведущей в Роквилль, почти не попадались. Их обогнали только трое: Джордж Скотт в полном облачении генерала Паттона, Джон Уэйн из «Рустера Когберна» и Грязный Гарри.

– Я всегда знала, что в Роквилле все мужики – шовинистические свиньи, – сплюнула Мона Джей.

– Они, похоже, не слишком расстроены своим новым обличьем, – заметил Кен. – Интересно почему?

– Наверное, чтобы заметить изменения, нужно быть рядом с кольцом.

– Думаю, ты права.

Они съехали с шоссе на Мэйн-стрит и вскоре оказались в той части города, которую в Роквилле считали деловой.

Марлон Брандо подметал мостовую перед аптекой Уолта Уайтмена. Фэй Данауэй опускала солнечные маркизы над витринами универмага Форда. Аль Пачино перебрасывался шуточками с Барброй Стрейзанд, заливая бензин в бак ее «шевроле». Вуди Аллен – вылитый Филдинг Меллиш – наклеивал правительственный плакат «Народ против инфляции» на дверь своей мясной лавки. Неподалеку компания Джонов Траволта из «Вернись, Коттер» строила глазки целой стайке точных копий Фарры Фосетт.

Кен почувствовал, что сходит с ума. Все равно как узнать, что человеческие коконы для похитителей тел выращивают не в дальнем космосе, а в Калифорнии. Он остановил машину возле тротуара и уткнул разгоряченный лоб в рулевое колесо.

– Не могу больше.

– Пошли прогуляемся, – предложила Мона. – Я хочу с ними поговорить. Вдруг они и не знают, что похожи на звезд – тогда я первая забью очередь на все роли!

По тротуару к ним шли рука об руку Генри Уинклер с Пенни Маршалл – Фонз и Лаверн.

– Чак и Бонни, – мрачно фыркнул Кен.

– Откуда ты знаешь?

– Даже без яиц у него гонору хоть отбавляй. Гляди, как вышагивает.

И верно, Чак еще издалека помахал рукой.

– Эй, жестянщик! Решил прогуляться со своей цыпочкой? Я думал, вы из постели весь день не вылезете. Правда, Бонни? Так и сказал – мол, трахаться будут все выходные напролет. Что, источник пересох?

Они с Бонни пересекли невидимую границу и остановились как вкопанные, разглядывая Кена и Мону Джей, превратившихся в главных героев «Истории любви».

Наслаждаясь их замешательством, Кен указал на зеркальную витрину. Парочка обернулась и уставилась на собственные отражения.

– Боже мой! – взвизгнула Бонни. – Я похожа на эту дебильную шлюху Де Фацио из телевизора!

– Это кто же так потрудился над моим лицом? – грозно поинтересовался Чак. Внезапно почувствовав, что изменилось не только лицо, он в панике схватился за штаны. – Что-о? Мой член! Святые угодники! Кто-то спер все мое хозяйство! Это вы? Признавайтесь!

– Мне очень жаль, Чак, – усмехнулся Кен, – но твоей пиписки у нас нет.

Он постарался в двух словах объяснить, что произошло.

Испуганное выражение на позаимствованной физиономии Чака сменилось яростью.

– Вот! Если бы Никсон остался на посту, такого никогда не смогло бы случиться! Черт возьми, я сто раз говорил: страна покатилась под горку с тех самых пор, как хреновы демократы раздули из мухи слона и устроили нам Уотергейт! Все наши беды от неуважения к законному президенту!

– Чак, не валяй дурака! – попытался урезонить его Кен. – Бутылка с СТП валялась у Риза на полке с пятьдесят четвертого года…

– Так вот кто виноват, что Никсон проиграл выборы в шестидесятом! Старый маразматик!

Бонни затравленно переводила взгляд со своего отражения в витрине на новое лицо Моны Джей и обратно.

– Значит, ты теперь у нас Эли Макгроу? – оскалилась она. – А я всего-навсего какая-то Пенни Маршалл!

Мона Джей кокетливо заправила за ухо прядь длинных черных волос.

– Что поделаешь, милочка… Я всегда выглядела лучше тебя.

– Лучше меня?! Ха! Значит, твой идеал красоты – это кудрявая толстогубая макаронница с коровьими сиськами?

Лицо Моны налилось кровью. Она величественно воздела руку с кольцом на пальце.

– Думай, что говоришь, Бонита Коуни!

– Мне плевать, на кого ты похожа сейчас! – не унималась Бонни. – Я-то прекрасно знаю, что задница у тебя шире, чем грузовик с кока-колой…

– Ну все! – взбеленилась Мона. – Не нравится быть Лаверн? Недостаточно шикарно? На, держи!

На месте Пенни Маршал стояла Джин Стэплтон в роли Эдит Банкер из семейного сериала.

Мона Джей злорадно расхохоталась. Чак в страхе попятился. Бросив взгляд на витрину, Бонни зарычала как тигрица и бросилась на Мону, вцепившись ей в волосы. Женщины кубарем покатились по асфальту, визжа и выкрикивая ругательства.

Кен бросился их разнимать, но Чак крепко схватил его сзади за локти.

– Не знаю, что там Бонни задумала, – спокойно произнес он, – но я думаю дать ей шанс. Мне не улыбается встречаться с чертом вместо девушки.

Значительное преимущество в весе скоро дало о себе знать. Прижав руку Моны коленом к земле, свирепая домохозяйка из Квинса завладела кольцом и с торжеством нацепила его на собственный палец.