Текст книги "Фрактальные узоры"

Автор книги: Пол Ди Филиппо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Стало быть, насчет конфетти Бахус тоже не наврал. А я-то надеялся, что все, связанное с Безумным Чаепитием, осталось позади…

– А где тут латынь? – удивился я.

– Как где? На вывеске, конечно.

– Здесь все по-английски, – возразил я.

– Прошу прощения, но я сама англичанка и смею надеяться, что достаточно знакома с языком соотечественников. Нет, это латынь, или я не отношусь к благородному семейству Сонь!

Не снимая с подбородка резинку, я приподнял колпак.

Надпись была латинская…

Вернул колпак на место.

Снова английский!

Будь я проклят!

Внезапное осознание постигшего меня несчастья свалилось мне на плечи всей своей тяжестью, придавив к земле. Оставшийся хмель улетучился в мгновение ока, как вспышка пороха.

Я и в самом деле был проклят.

Мне не суждено больше увидеть родной эпохи, разве что мельком, по прихоти беспорядочно вьющейся цепочки перемещений во времени и пространстве. Перескакивать надо будет постоянно, не имея времени даже толком осмотреться. Сколько в среднем длится вечеринка? Несколько часов, в лучшем случае день, а засиживаться позже других наверняка столь же смертельно, как и покидать общее веселье… Нет, при первом же «нам пора, все было чудесно» – рожок в зубы и валить, пока не поздно!

Неужели теперь я, который так ненавидит все эти гулянки, должен буду провести остаток своего сверхъестественного существования, сколько бы оно ни длилось, в роли их завсегдатая? Стану своего рода «Летучим Голландцем», променяв быструю и сравнительно безболезненную, хотя и не очень пристойную смерть на бесконечные сандвичи, коктейли, пустопорожнюю болтовню, дружеские попойки, скучные парадные обеды и бармицвы!

Я развернулся, готовый бежать куда глаза глядят. Интересно, больно это или нет – выступить в роли вспыхнувшей сверхновой?

С улицы послышались голоса. Я остановился. А как же другие люди? Одно дело уйти самому, и совсем другое – стать массовым убийцей, захватив с собой тысячи невинных!

Проклятый Бахус!

– М-м-м, – сладко зевнула Соня. – От этой латыни бросает в сон не хуже, чем от ромового пунша. Даже глаза слезятся.

Голоса приближались. Перед лицом неизвестности присутствие хоть кого-то знакомого рядом немного успокаивало.

– Не спи! – встряхнул я зверька.

– М-м-м… не могу, очень хочется.

Снова свернувшись в пушистый клубок, вероломный грызун уютно засопел. Я поспешно подхватил его на руки и отступил назад, укрывшись в тени и моля бога, чтобы случайно не пересечь невидимую границу вечеринки.

К счастью или несчастью, взорваться мне не пришлось.

На широком крыльце с колоннами появились гости. Все в роскошных цветных подпоясанных тогах, не считая, разумеется, рабов, одетых более скучно и однообразно. Свободные граждане явно успели как следует приложиться к напитку Бахуса и фасциев уже почти не вязали.

Краснолицый толстяк, вылитый актер Зеро Мостел, громко расхохотался.

– Ну что ж, Тримальхион, пускай ты невежа, бывший раб и неуклюж, как камелопард, но мы, пожалуй, не станем отказываться от твоего фалернского!

– Тс-с! Помолчи, Гликон, а то хозяин, чего доброго, услышит! – прошипела пожилая матрона, лицо которой показалось бы слишком накрашенным даже в наше время.

– Ну и пусть слышит! Да я ему прямо в его рябую рожу скажу!

– Я тебя прошу…

– Ладно, ладно.

В разговор вступила молодая женщина, которая пришла без слуг:

– Заходите, не ждите меня, я тут кое-что должна сделать.

Гликон снова расхохотался.

– Бьюсь об заклад, засунуть новый пессарий в свою сладенькую киску! Жрицы Приапа трудятся день и ночь…

На этот раз смеялись все, даже та, к которой была обращена нехитрая острота, хотя в ее хихиканье ясно слышалось раздражение. Женщина огрела шутника пучком каких-то трав, который держала в руках, и надменно произнесла:

– Квартилла прощает тебе твою грубость, Гликон, однако не могу поручиться, что мой небесный покровитель будет столь же милостив. Приап не прощает подобных оскорблений.

С толстых щек толстяка мгновенно схлынул весь румянец.

– Прости, о жрица, я не хотел никого обидеть! Э-э… не может ли скромное пожертвование в пользу храма, ну, скажем, сотня сестерциев, хоть немного загладить…

– Две сотни скорее смягчат Олимпийский гнев.

– Ладно, – буркнул Гликон. – Завтра утром пришлю раба.

Еще один ночной гуляка, здоровенный бугай с мечом на поясе, начал колотить в дверь. Лицом страшней обезьяны, он был исполосован шрамами, как дерево влюбленных в переулке. Под действием выпивки его природная вспыльчивость превратилась в кипящую злобу.

– Открывайте, во имя Ахиллеса! Пришел Гермерос, душа общества!

Дверь распахнулась, в ней стоял изможденный привратник в зеленой ливрее.

– Нет нужды шуметь, граждане, пир только начался. Проходите скорее, пока ночной холод совсем не уморил меня! Внимательней, с правой ноги!

Послушно переступив порог, гости исчезли за дверью.

Оставшись одна, Квартилла подозрительно осмотрелась по сторонам. Прижав Соню к груди, чтобы заглушить храп, я затаил дыхание. В мерцающем свете факелов жрица казалась сошедшей с полотна Альма-Тадемы. Богиня прерафаэлитов, с волосами как вороново крыло, в шелках и парче.

Пока я любовался, она подожгла от факела свой травяной букет, наполнив воздух ароматным дымом, и бросила на ступени крыльца. Потом торопливо задрала подол и присела на корточки над крошечным костром. Послышалось шипение струйки мочи, заливающей огонь.

– Во имя Приапа и Гекаты, Митры и Эйлетии, я приказываю демону явиться!

Повинуясь странному порыву, я шагнул вперед.

Женщина испуганно взвизгнула и, потеряв равновесие, повалилась на спину, задрав голые ноги.

Передвинув спящего грызуна под мышку, я подал ей руку, помогая встать. Все еще дрожа от страха, жрица поднялась на ноги.

– Вызывала? – буркнул я. – Что надо?

Она смотрела на меня вытаращенными от ужаса глазами.

– Не могу поверить, будто во сне… И надо же, как раз в ночь накануне последнего экзамена! Сколько раз я пыталась вызвать демона, и вот наконец… Ты такой… обыкновенный, ни грохота, ни огня… дыма, и того нет.

– Дым и огонь давно уже не в моде, разве что при разборках на Олимпийском уровне, да и тогда мы чаще обходимся газовой горелкой.

– Да нет, ты не подумай, я не жалуюсь. Ты и так очень впечатляешь – такой странный костюм, и вообще… Это что у тебя на шее – веревка висельника? Ладно, не отвечай, если тебе неприятно. Вот только… Никогда бы не подумала, что демоны бреются совсем как простые смертные.

– У меня сейчас трудный период. Жена ушла, и…

Глаза девушки заблестели.

– Ну да, как же я забыла! У каждого инкуба должен быть суккуб.

– Вот-вот, – мрачно скривился я. – Он самый.

Она оживленно схватила меня за руку и потянула вниз по ступенькам.

– Мы должны прямо сейчас пойти в храм! Как только Альбуция, наша верховная жрица, тебя увидит, она сразу же повысит мне сан. Мама с папой будут так рады!

Я торопливо высвободился и отпрянул к двери.

– Боюсь, ничего не получится. Мне позарез нужно быть на вечеринке… или на какой-нибудь другой.

Квартилла с озадаченным видом приложила указательный палец к уголку рта. Потом лицо ее осветилось очаровательной улыбкой.

– Понимаю. На тебе заклятие, да?

– Ага, – кивнул я. – Все этот Бахус, чтоб его…

– Вон оно что! Неразумно пренебрегать волей Энорха Семявержца. Советую тебе подчиниться.

– Как будто у меня есть выбор!

– А может, после пира? – Она с надеждой заглянула мне в глаза. – Придешь?

Разочаровывать ее мне очень не хотелось.

– Посмотрим.

Квартилла вспыхнула как греческий огонь.

– Вот и чудесно! Я весь вечер не отойду от тебя ни на шаг, а чтобы не было лишних вопросов, скажу, что ты umbra, случайный гость – так можно.

Перспектива стать спутником такой красотки не казалась слишком ужасной, и я молча кивнул. Она снова задумалась.

– А как тебя называть? Не демоном же…

– Лорен, – представился я.

– Как-то странно звучит… Может, Лаурентиус?

– Сойдет.

Удовлетворенная моим новым именем, Квартилла привычным движением одернула юбки и решительно постучала в дверь особняка. Все тот же иссохший привратник торопливо пропустил нас внутрь.

Сорока в золотой клетке у входа прострекотала пронзительное приветствие. Впереди открывалась длинная колоннада, украшенная цветными фресками.

– Вот этот плешивый урод, что на каждой картине, – наш хозяин, – показала Квартилла.

– Шустрый старичок, – улыбнулся я. – И Трою брал, и в Элизиум летал на пару с Меркурием!

Она обольстительно повела плечами.

– Если ты богат, то можешь позволить себе любую фантазию…

Привратник удалился в свою каморку и принялся деловито лущить горох в серебряную чашу.

– Евнух отведет вас на пир, – буркнул он, указывая на бесполую фигуру, появившуюся из тени колонны. – Надеюсь, ваш зверь достаточно обучен, чтобы не осквернить драгоценные ковры моего хозяина?

Я совсем забыл, что держу под мышкой дремлющую Соню.

– Он хорошо воспитан, разве что чай иногда прольет.

– Лишь бы на парчу не пролил.

Мы двинулись за евнухом вдоль колонн и вскоре вступили – конечно же, с правой ноги – в огромную столовую, заполненную пирующими и ярко освещенную масляными светильниками, свисавшими с потолка. Вокруг центрального стола располагались полукругом три больших ложа, а несколько десятков поменьше были разбросаны по всему залу. Люди толкались, болтали, пили и смеялись, энергично поглощая изысканные миниатюрные закуски.

Нас сразу обступил и слуги. Одни омывали нам руки ледяной водой, другие подставляли золотые чаши, куда она стекала, третьи ловко орудовали мягкими полотенцами. Соню пришлось посадить на плечо.

Внезапно я ощутил, что с меня стаскивают туфли.

– Эй!..

– Это просто педикюр, Лаурентиус, – удивленно глянула Квартилла, уже расставшаяся с сандалиями. – Разве в царстве Гадеса его не делают?

– Не на вечеринках.

Молодая жрица наслаждалась почтительным вниманием слуг, словно бездомная кошка, подобранная Рокфеллерами.

– Как прекрасна цивилизация! Я с самого посвящения не была на нормальной вечеринке.

Я постарался побыстрей покончить с неприятной процедурой и нетерпеливо махнул рукой.

– Пошли познакомимся с хозяином.

Утопая босыми ногами в ворсистом ковре, мы пересекли зал. Квартилла надулась, недовольная прерванным педикюром.

– У вас, демонов, все такие нетерпеливые?

– Только те, у кого отняли жену, работу, крышу над головой и помешали покончить с собой.

– О!

Квартилла подвела меня к главному ложу. С одной его стороны возлежал Тримальхион. Он непрерывно хлюпал носом и кутался в красный шерстяной шарф. Стенные фрески в прихожей явно преувеличивали его скудные достоинства. Рядом с магнатом устроился Гермерос, сжимая в мясистой лапище огромную бутыль вина. Тога его была усеяна останками десятков креветок. Когда мы подошли, он раскатисто рыгнул и впился плотоядным взглядом в Квартиллу. Глаза его сверкнули как две фотовспышки.

– А, моя возлюбленная жрица, – жеманно прошепелявил Тримальхион, – как любезно с твоей стороны навестить меня. Надеюсь, твоя наставница Альбуция в добром здравии?

– Ваше приглашение – высокая честь для меня, достойный господин. Моя наставница здорова, хотя и немного утомлена, обслужив великое множество воинов, как и все мы, жрицы Приапа. Вы же знаете, какими дикими легионеры возвращаются со службы в провинциях…

– Иди сюда, шлюха, – прорычал Гермерос. Он попытался цапнуть Квартиллу за ляжку, но девушка ловко увернулась. – Я покажу тебе, что такое бронзовый жезл настоящего солдата!

– Впрочем, – как ни в чем не бывало продолжала она, – чтобы тронуться умом, совсем не обязательно отправляться в Сирийскую пустыню. Зачастую вполне хватает инцеста родителей.

Сзади послышался оживленный шум, и магнат тут же потерял к нам всякий интерес. Меня даже не успели представить.

– Рад, очень рад, – торопливо проговорил он, заправляя за шарф роскошно вышитую пурпурную салфетку с бахромой. – Занимайте места и наслаждайтесь.

Мы пристроились неподалеку, и мне наконец-то удалось избавиться от сопящего комка меха, занимавшего руки.

Кушанье, заставившее хозяину забыть о гостях, внесли и поставили на главный стол четверо слуг. Огромное плоское блюдо размером с дверь было инкрустировано мозаикой в виде знаков Зодиака, и возле каждого располагалась соответствующая символу пища. Медную куполообразную крышку в центре вскоре убрали, и под ней обнаружились жирная дичь, рыба, запеченная целиком и словно плавающая в соусе, и заяц, на спине которого красовались голубиные крылья – очевидно, для сходства с Пегасом. Рядом лежало что-то непонятное, бледное и бесформенное.

Квартилла схватила меня за руку и радостно взвизгнула:

– О Лаурентиус! Свежее свиное вымя, мое любимое!

Весь страх, напряжение и отчаяние этой безумной ночи и всей предшествующей недели собрались у меня в желудке в один тошнотворный комок, который немедленно двинулся к горлу, словно скорый поезд. Поняв, что не успею встать, я отвернул голову… и увидел сзади слугу с медным тазом наготове.

Приступ неудержимой рвоты продолжался целую вечность. Когда я, обессилев, откинулся на ложе, гости разразились бурными аплодисментами. Когда затихли последние хлопки, послышался голос Тримальхиона:

– Чужеземный спутник Квартиллы первым заслужил почести! Увенчать его лаврами!

Слуга нацепил мне на шею пышный венок из каких-то цветов.

Квартилла чмокнула меня в щеку.

– Потрясающе, Лаурентиус! Отрыжка просто демоническая, да еще в самом начале!

Дрожа от слабости, я принял из рук другого слуги влажную ароматную салфетку и вытер рот.

– Спасибо. Со студенческих времен такого не припомню.

– Теперь попробуешь вымя?

С трудом подавив новую волну тошноты, я качнул головой.

– Нет, благодарю, угощайся сама. Мне бы выпить…

– Мед для славного Лаурентиуса! – приказала жрица, хватаясь за свиной сосок и отпиливая его ножом.

Глотнув меду и прополоскав рот, я улегся поудобней и принялся наблюдать. В конце концов, не часто ведь удается поприсутствовать на настоящей римской оргии!

Реальность, впрочем, не вполне оправдала мои ожидания. Легендарная эпоха упадка империи в подметки не годилась двадцатому веку. Собравшихся интересовали лишь сплетни да набивание желудка всевозможными экзотическими яствами, причем Квартилла играла далеко не последнюю роль среди участников этого отталкивающего соревнования по причмокиванию, облизыванию пальцев и перемыванию косточек. Короче говоря, на обедах Ротари-клуба бывало и повеселее. Кульминацией вечера стала семейная ссора. Жена запустила в мужа тарелкой, тот успел увернуться, и пострадавшим едва не оказался сам Тримальхион.

– Ах ты, сука!

– Ублюдок!

– Юлий! Мелисса! – поспешил вмешаться хозяин. – Что вы творите! Это же коринфский сервиз!

– Извини, Тримальхион, но он заслужил! Я поймала его в туалете с этой шлюхой Унотеей!

Певцы пели (Это хит из «Парня Асафетиды», – подмигнула Квартилла), танцоры танцевали, жонглеры жонглировали. После очередного блюда – зажаренного целиком кабана с начинкой из живых дроздов – на сцену выбежала парочка крикливых шутов в живописных лохмотьях.

– Меня зовут Хайга, а моего друга – Хатта!

– Не верьте, он лживый фракиец!

– С чего это ты так разозлился, Хатта?

– Ты сказал, что меня зовут Хатта!

– Разве это не твое имя?

– Ну конечно, мое!

– Тогда в чем же дело?

– Меня так вовсе не зовут!

– А как же тебя зовут?

– Сумасшедшим!

Аудитория разразилась хохотом.

– Парадокс, достойный Зенона! – провозгласил Тримальхион, швыряя шутам горсть монет.

На протяжении всего вечера Гермерос, которого явно раздражала наша близость с Квартиллой, обрушивал на меня залпы свирепых взглядов, сопровождавшихся грозным рыком. Стоило ей обернуться ко мне, как в его глазах вспыхивали огоньки бешенства. Несколько раз я уже сжимался, ожидая неминуемого нападения, но, к счастью, громила так и не решился нарушить мирное течение застолья.

Град яств и напитков все не ослабевал. Перемены блюд, с базарной помпезностью объявляемые Тримальхионом, становились все изысканнее. Я осушал чашу за чашей, пока мои зрение и слух не начали терять четкость, словно размытая логика нейронной кибернетической сети, из-за которой я потерял, то есть потеряю, работу две тысячи лет спустя.

Мне почему-то показалось отличной идеей опустить голову на колени Квартилле и слегка вздремнуть. Пускай Гермерос делает что хочет, вот только эта дурацкая шляпа… Я снял колпак и нахлобучил на голову Соне, чтобы не потерять. Болтовня за столом немедленно превратилась в бессмысленный поток звуков, убаюкавший меня окончательно.

Очнулся я от дикого вопля Сони.

На столе красовался последний шедевр из кухни Тримальхиона – какие-то мелкие грызуны в сахарной глазури. Раз в десять меньше моей Сони, в остальном они были точной ее копией.

Соня продолжала что-то неразборчиво визжать на латыни. Я сорвал с нее колпак и надел на себя.

– Какой сейчас месяц? Какой месяц? – вопила она теперь уже по-английски.

Я перевел вопрос Квартилле.

– Э-э… квинтилий, кажется, – подумав, ответила жрица.

– Но ведь он не кончается на «о»! – всхлипнула Соня. – Как они могли учинить такое с моими родственниками, не дождавшись даже октября!

– Октябрь тоже не кончается на «о», – заметил я.

– Он хотя бы начинается!

В зале воцарилась мертвая тишина. Все испуганно уставились на нас, некоторые выставили пальцы рожками от сглаза.

Гермерос, пошатываясь, поднялся на ноги.

– Это злой чародей! Иначе как бы такой замухрышка смог овладеть жрицей? Ее надо освободить! Смерть колдуну!

Подняв меч, он двинулся в мою сторону.

Я поспешно нащупал в кармане прогрызенный пакетик с конфетти и вытряхнул немного на Квартиллу. Потом поднес к губам волшебный рог…

– Он призывает на помощь духов! – заорал Гермерос и, бросившись вперед, неуклюже повалился на наше ложе.

Дунув изо всех сил, я успел заметить, что один кружочек конфетти слетел с плеча Квартиллы на него. Черт подери…

После масляных римских ламп солнечный свет был так ярок, что я невольно зажмурился, надеясь, что Гермерос, если он последовал за нами, испытывает те же неудобства. Судя потому, что лезвия меча, вонзающегося в мою измученную грудь, я не ощутил, злобный вояка в этот момент столь же неистово тер глаза. Слепящие пятна постепенно исчезали из поля зрения, одновременно в слух вторгались чеканные ритмы электрогитары, а по некоторым привычным звукам я понял, что нашу странную компанию обтекает непрерывный поток людей.

Наконец я обрел зрение.

Квартилла с отвисшей от изумления челюстью медленно кружилась на месте, знакомясь с новой обстановкой. Гермерос, опустив меч и явно не веря глазам, неуклюже потирал ручищей обезьянью физиономию. Соня снова беззаботно похрапывала у моих ног, совершенно позабыв о печальной участи своей родни.

Вокруг виднелись современные кварталы, мы стояли у ворот какого-то парка. Мимо двигались толпы людей, преимущественно молодежи, направляясь к зеленым лужайкам. Кто-то на ходу кинул в урну газету, и я подхватил ее.

Это был «Сан-Францисский оракул». В глаза бросился заголовок, набранный аршинными буквами:

ПЕРВЫЙ ВСЕНАРОДНЫЙ ПОП-ФЕСТИВАЛЬ

Год тысяча девятьсот шестьдесят седьмой, я родился – рожусь – только через десять лет!

Знаменитое Лето Любви!

Квартилла перестала кружиться и обернула ко мне сияющее лицо.

– Лаурентиус! Это просто замечательно! Ты перенес нас в свой подземный мир!

– Где-то так, – хмыкнул я. – С ошибочкой на полсотни лет и ширину континента.

– Я и не подозревала, что в царстве Плутона есть такие чудеса! Вот Альбуция удивится!

Меня охватили угрызения совести. Взял и выдернул бедную девочку из родного времени и места, причем навсегда, из чистой жадности, чтобы и дальше лицезреть ее прелести. А что теперь – как я ей расскажу?

– Понимаешь, Квартилла… Ой!

Клинок Гермероса уперся мне в горло. Судорожно сглотнув, я измерил кадыком его остроту.

– Демон проклятый! – сплюнул вояка. – Нечистый дух! Сейчас же верни нас в Рим или я проткну тебя как мешок дерьма!

– Послушай, Гермерос… Это не так просто, как ты думаешь…

Лезвие впилось в кожу.

– Хватит отговорок! Живо!

– Я не могу!

У Гермероса, по-видимому, в спине скрывалась такая же кнопка, что у Мэри Энн. Угрюмое лицо его мгновенно вспыхнуло бешеной яростью.

– Тогда пусть я буду проклят, а ты сдохнешь!

Снова зажмурившись, я лихорадочно пытался припомнить какую-нибудь молитву.

– Эй, чувак, ты что там бузишь? – послышался незнакомый голос.

– Не горячись, брат, расслабься, – поддержал его другой.

Я открыл глаза.

По бокам Гермероса стояли двое незнакомцев. С волосами до пупка или того ниже, лица разрисованы цветочками и символами мира. На одном был высокий цилиндр, белая рубашка с кружевами и расклешенные джинсы, другой щеголял в бандане, над которой болтались тряпичные кроличьи уши, меховой жилетке на голое тело и зеленых бархатных брючках в обтяжку.

– Твоей чикалкой и поранить кого-нибудь недолго, – укоризненно заметил Цилиндр.

– Разве ты не знаешь, что сегодня в программе только кайф под солнышком? – поднял брови Кролик.

Внешность хиппи явно выбила из колеи защитника империи. Обретя наконец дар речи, он недоуменно покрутил головой.

– Мне много чего пришлось повидать: и друидов, которые мажутся синькой и бегают в чем мать родила, и вшивых сирийских отшельников, дочерна сожженных солнцем. Но я готов отдать в рабство собственную мать, если встречал когда-нибудь адово отродье, подобное тому, что ты вызвал, колдун! – Скрипнув зубами, Гермерос снова поднял меч и приставил к моему горлу. – Пускай они разорвут меня на куски, но я сделаю что задумал!

Цилиндр обернулся ко мне.

– Ты врубился в его базар, чувак?

– Он сказал, что рад вас видеть, но меня все-таки убьет.

Кролик прищелкнул языком.

– Не в кайф.

– Напряжно, – согласился Цилиндр.

– Негатив.

– Полный отстой.

Заложив в рот два пальца, Кролик издал пронзительный свист. Из толпы мгновенно материализовалась парочка здоровенных Ангелов Ада, грязных, бородатых и затянутых в кожу. Прежде чем Гермерос успел сообразить, что к чему, он уже болтался между ними со скрученными локтями.

Я с облегчением перевел дух, соображая, что сказать.

– Он тут это… спекся немного. Подержите его немного, парни, пока в себя не придет… Ах да! Только из парка не уводите, ладно?

Поднять на воздух весь Сан-Франциско в день такого знаменательного события мне совсем не улыбалось.

– Само собой, брат, – благосклонно проворчал один из Ангелов. – Мы тут для того и нужны.

Они удалились мерным шагом, волоча за собой рычащего от бессилия римлянина.

Я знал, что передышка лишь временна. Намертво привязанный силой магии, Гермерос теперь никогда не оставит меня в покое. Тем не менее на сердце стало чуть веселее.

Квартилла молча наблюдала за всей сценой, побледнев от испуга. Она робко взглянула на меня.

– У тебя могучие слуги, Лаурентиус. Удивительно, что я сумела вызвать такого сильного демона, как ты.

– Красота правит миром, – улыбнулся я.

Она зарделась от смущения.

– Мне так давно не делали комплиментов… Обычно просто сунь-вынь-спасибо-богиня – и поминай как звали.

– Ну, со мной так не будет… – Теперь уже смутился я.

Ну конечно, не будет. Мы обречены вечно толкаться в толпе.

Сзади кто-то вежливо откашлялся. Я обернулся. Двое хиппи с улыбкой смотрели на нас.

– Хотите присоединиться? – спросил Цилиндр.

– А как же!

– Клево! – одобрил Кролик. – Прикид у вас – полный улет.

Пожалуй. Оба босые, я с мятой цветочной гирляндой на шее, небритый и испачканный рвотой, девчонка завернута в цветную простыню. В самый раз.

– Мы, кажется, не знакомы, – проговорил Цилиндр. – Мое имя Флетчер Платт, а это мой друг – Лайонел Стокли Дэвид Ван Камп, наследник овощеконсервного бизнеса, широко известный в узких кругах как ЛСД.

Приподняв цилиндр, Флетчер отвесил поклон Квартилле. ЛСД наклонился и галантно поцеловал ей руку.

– Я Лорен, а это… э-э… Квартилла, – пробормотал я.

– Ну вот и славненько. А что у вас за крыса?

– Какая крыса? – Я совсем забыл про спящую Соню. – А, она… эта, как ее… капибара. Самый большой в мире грызун, из Южной Америки.

Хиппи с сомнением переглянулись.

– Может, ее лучше на поводке? – почесал затылок ЛСД.

– Да нет, зачем… она совсем ручная.

– Клево, – с уважением кивнул Флетчер. – Так чего мы ждем? Пошли потусуемся.

И мы пошли.

Пробираясь сквозь густеющую толпу с Соней на руках, я наслаждался иллюзией свободы. В отличие от тошных квартирных вечеринок, вызывающих клаустрофобию, сборище на свежем воздухе под открытым небом казалось раем.

Я купил с лотка пару хот-догов. Квартилла с опаской откусила кусочек, а потом, распробовав, мигом проглотила остальное. Соня сжевала большую часть моего, так и не проснувшись. Потом мы стали подниматься на Холм Хиппи, чтобы получше оглядеть происходящее.

По пути я все время искал глазами Бахуса. Вряд ли он стал бы пренебрегать столь масштабным событием. Может быть, встретившись с ним, я смогу вымолить себе свободу… Да разве в такой толпе кого-нибудь найдешь? Тут небось не одна тысяча наберется. Сколько я ни вглядывался, фонтанов вина, бьющих из ладони, заметить мне не удалось.

Забравшись на самую вершину, мы без сил повалились на траву. В стороне, чуть пониже, вовсю надрывался какой-то оркестр.

– Кто играет? – спросил я.

– Да ты что, чувак, с луны свалился? – с недоумением взглянул на меня Флетчер. – Это же «Квиксильвер мессенджер сервис», не узнаешь?

– Ух ты! – Я благоговейно покачал головой. – Живая история! Как будто на Вудсток попал!

– История? Какой еще Вудсток? Ну ты, брат, совсем выпал…

Квартилла была совершенно покорена новой для нее музыкой, и я объяснил ей, кто играет. По-латыни вышло прикольно.

– Вестники Меркурия? – ахнула она, покачивая бедрами в такт ритму. – Какая честь!

Я устало откинулся на мягкую траву. Один Господь знает, куда нас забросит в следующий раз. Хоть немного расслаблюсь, пока есть возможность…

– Ты как насчет затянуться? – вторгся в мои размышления ЛСД, демонстрируя внушительных размеров косяк.

– На сто мегов, чувак!

– Чего?

– Ладно, давай…

После того как по кругу прошел третий косяк, день стал светел как стекло, и все мои заботы испарились.

– Я чувствую себя дельфийским оракулом, – хихикнула Квартилла.

– Блин! Я врубился! – просиял ЛСД. – Вот это кайф, даже школьную латынь вспомнил!

– Между прочим, даже Гусеница уж на что скряга, а дает мне время от времени затянуться трубкой! – заметил сонный голос.

Флетчер и ЛСД окаменели, уставившись на очнувшуюся «капибару». Глаза у них стали величиной с блюдца на Безумном Чаепитии.

ЛСД пришел в себя первым и медленно, очень медленно протянул Соне косяк. Сделав затяжку, она отдала его обратно.

– Благодарю вас, сэр. Я уже говорила, что вы напоминаете одного моего знакомого?

ЛСД одним махом прикончил остаток.

– Ну и ну! Вот это улет! Как ты там говорил, чувак?

– На сто мегов?

– Во-во!

Он прикурил новый косяк от старого, и мы продолжали курить уже впятером.

Ничто не нарушало мирного течения дня. Разносчики раздавали бесплатно банки холодного пива, кто-то подарил баллончик со сжатым воздухом и приделанным рожком с кнопкой. Флетчер и ЛСД упражнялись на этом музыкальном инструменте, пока не устали.

Когда парк заволокли вечерние тени и народное гулянье начало выдыхаться, настроение у меня упало. Остальные тоже загрустили.

– А скажи, чувак, правда было бы клево, если бы такие тусовки никогда не кончались? – задал Флетчер риторический, как он считал, вопрос.

Мой кайф к тому времени еще не совсем выветрился.

– Тебе в самом деле хотелось бы, чтобы жизнь стала одной сплошной вечеринкой?

– Еще бы, черт побери! Кому бы не хотелось?

Я отсыпал из кармана горсть конфети.

– Значит, само небо послало вам меня, парни! Вот посыплю вас этим эльфийским порошком, – что я немедленно и сделал, – подую в волшебный рог – вот этот – и веселье никогда не кончится!

– Заводной ты, чувак! – заржали хиппи. – Валяй попробуй!

– А вот сейчас сами убедитесь… – начал я и осекся, почувствовав спиной холодную сталь.

– Ну все, чародей! – прорычал Гермерос. – Теперь ты мой!

Я поднес было рог к губам, но тут же вскрикнул от боли – кончик острия впился в кожу.

– И не думай! – хмыкнул легионер.

– Дай-ка я, – шагнул вперед Флетчер.

Он выхватил у меня рог и воткнул в баллончик с воздухом вместо старого.

Потом надавил на кнопку.

Раздался мощный непрерывный рев, и мир вокруг нас взорвался.

Все пиры, вечеринки и оргии, когда-либо происходившие в истории, проносились мимо нас, словно в фильме, пущенном с фантастическим ускорением. Я танцевал в салоне «Титаника», сидел на пикнике с двумя французами и обнаженной женщиной, смаковал шампанское на холме, наблюдая за наполеоновским сражением, отплясывал буги-вуги в «Клубе 54»… Древнеегипетский храм, монгольская юрта, бальный зал в старой России… И это все лишь в течение первой пикосекунды.

Собрав в кулак всю волю, я попытался шевельнуться, но движения как будто сковывала вязкая патока. В непрерывном потоке мелькающих сцен мое тело было неподвижной скалой, которой легче разрушиться от времени, чем двинуться с места.

Наконец, через миллион миллионов вечеринок, я сумел повернуться к Гермеросу лицом. В этот момент рог вдруг замолчал – очевидно, Флетчеру удалось отнять палец.

Мы стояли в тесном кольце древних ящеров! Тираннозавров, если быть точным. И они танцевали – сотрясая землю и издавая мелодичный рев. Короче, веселились как могли.

Гермерос в ужасе заскулил, но мне было его не жалко.

– Ты был не прав, старик, – укоризненно заметил я и пихнул его в грудь изо всех сил, вытолкнув за круг участников вечеринки, и одновременно заорал: – ФЛЕТЧЕР, ЖМИ!!!

Рог зазвучал как раз вовремя. Еще доля секунды, и было бы поздно.

Вспышка чудовищного взрыва, расплавившего пространственно-временной континуум, преследовала нас еще тысячу-другую тусовок, но, к счастью, так и не настигла.

С исторической массовой тусовки – к доисторическому массовому вымиранию. Меа culpa,[2]2
  Моя вина (лат.).


[Закрыть] чуваки…

Рог снова затих. Я благодарно перевел дух. Наверное, кончился воздух в баллончике.

Осторожно приоткрыв сначала один глаз, потом другой, я увидел перед собой Флетчера с обрывком волшебного рога в руке. Бумага – слишком непрочный материал.

Что это? Снова квартира Мэри Энн! Встреча нового тысячелетия, похоже, была еще в полном разгаре.

Я без сил рухнул на стул.

– Опять все сначала, будь оно проклято!

В комнату вбежала хозяйка, лучась своим обычным оптимизмом.

– Лорен! Ты все-таки справился, я так рада!

– Не надо шуток, Мэри Энн. Если бы ты знала, через что мне пришлось пройти…

– Да какие шутки! Я тебя двадцать лет не видела, с той самой ночи, когда ты вдруг исчез, напугав нас всех до полусмерти!

– Двадцать?..

Я пристальнее вгляделся в лицо хозяйки… Да, в самом деле, морщин у нее порядком прибавилось.

Стало быть, вернулся я совсем не туда, откуда начат Из чего следует, что я по-прежнему взрывоопасный гость, но на этот раз шансов на спасение нет. Как только вечеринка закончится, наша странная компания отправится в тартарары, разнеся заодно вдребезги весь земной шар.