Текст книги "Подводное течение (ЛП)"

Автор книги: Пол Блеквел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Мама вытаскивает журнал, который привезла мне, что здорово, так как я помираю со скуки. Правда, журналом оказывается «Sports Illustrated» – тема, которая меня вообще нисколько не интересует, но я решаю промолчать. Полагаю, она выбрала его по ошибке. (Примеч. перевод. Sports Illustrated – американский еженедельный спортивный журнал, освещающий американские спортивные соревнования: НФЛ, МЛБ, НБА, НХЛ, студенческие баскетбольные и футбольные турниры, гонки NASCAR, гольф, бокс, теннис)

– А что с Коулом? – спрашиваю я, отложив журнал на тумбочку.

– С Коулом? О, он в порядке, – сообщает мама.

– Как чудесно, – язвлю я.

Мама определенно не замечает моего сарказма.

– Я знаю, что ты хочешь домой повидаться с братом. И у меня для тебя хорошие новости. Доктор говорит, что уже завтра тебя можно будет забрать домой.

Хорошие новости?? Да это худшие новости, какие я слышал за всю свою жизнь!

– Как завтра? – вырывается у меня. – Но, ма, я отлично себя чувствую! Почему мы не можем поехать домой прямо сейчас?

– Милый, я знаю, что ты чувствуешь себя лучше. Но доктор хочет понаблюдать за тобой в больнице еще одну ночь, а утром сделать еще одну томографию, чтобы стопроцентно убедиться, что ты в полном порядке. Береженого Бог бережет, правда?

– Не знаю, – устало отвечаю я.

– Просто прояви терпение, Кэл.

– Мам, сегодня меня заходил навестить шериф, – говорю я ей.

– Шериф? – секунду мама выглядит удивленной, а затем закрывает лицо руками. – Кэл, что ты натворил? – спрашивает она, и смотрит на меня с ледяным выражением лица.

– В смысле?

– Расскажи мне, – требует она. – Расскажи мне немедленно.

– Да ничего, мам! Ничего! – защищаюсь я. – Господи!

Мама хмурится. Она не выглядит убежденной. И вот теперь я по-настоящему чувствую обиду. Недоверие – единственная награда для парня, который и мухи не обидел до сегодняшнего дня.

– И что он хотел? – наконец-то спрашивает она.

– Он расспрашивал меня о парне из школы, – говорю я. – О Нейле Парсоне.

– Пропавший мальчик.

– Да. Откуда ты знаешь?

– Видела в газете. Весь город гудит об этом. Может быть, шериф подумал, что ты имеешь к этому какое-то отношение, из-за того, что он исчез приблизительно в тоже время, когда с тобой приключилась беда.

Это объясняет, почему столько людей ведут себя со мной так странно.

– Шериф сказал мне, что я последний, кто видел его, – сообщаю я.

– Ты должен честно рассказать все, что тогда произошло.

– Да ничего не произошло! – но даже я сам не уверен в этом, потому что до сих пор не помню ничего о том, дне, когда все случилось. – Я никогда не общался с этим парнем, – заверяю я мать.

– Кэл, – успокаивает меня мама, – расслабься.

– Каким образом? Если все считают, что я сделал нечто, чего я не делал?

– В таком случае скоро все утихнет, – успокаивает меня мама. – Может он просто сбежал из дома или что-то в этом духе. Надеюсь, он вскоре вернется.

– Да уж, лучше бы ему вернуться, – бормочу я себе под нос. Мама поднимает голову и встревоженно смотрит на меня. Видимо, в моих словах она усмотрела угрозу. Но я, правда, чертовски зол. И, если быть честным, то мне обидно, потому что я никак не могу отделаться от ощущения, что мне не доверяет собственная мать.

Мы сидим в тишине несколько минут.

– Ты уверена, что мне нужно провести тут всего одну ночь? – уточняю я. – А потом мы сможем поехать домой?

– Да, только одну.

– Ладно, – соглашаюсь я, как будто у меня был выбор. Мне просто придется перетерпеть.

Мама говорит, что посидит со мной и почитает, пока я сплю. Поскольку сегодня ночью я не планирую спать, я решаю, что мне лучше отдохнуть, пока есть такая возможность. Несмотря на сосущее ощущение в желудке, я быстро засыпаю.

А проснувшись, вижу, что приехал отец. Он сидит на одном из оранжевых кресел рядом с матерью.

– Привет, пап, – зевая, здороваюсь я.

– Как самочувствие, чемпион?

– Неплохо вроде бы. Просто уже хочу домой.

– Мы скоро заберем тебя, Кэл. Смотри, медсестра только что принесла ужин. Наверное, он еще не остыл.

Я бросаю взгляд на еду – тоненький кусочек мяса, немного зеленого горошка и картофельное пюре – и решаю снова не есть, хотя и умираю с голода. Я принял решение не есть ничего, куда можно что-то подмешать. Поэтому я вру родителям, что меня немного подташнивает, и я смогу съесть только запакованный кусочек шоколадного пудинга.

Родители сидят с палате, но почти не разговаривают, ни со мной, ни друг с другом. Я поворачиваюсь на бок и пытаюсь поспать еще немного, но у меня не выходит. Я просто лежу и протираю взглядом дырки в стене. Вскоре в палату заглядывает медсестра и сообщает родителям, что часы посещения закончены.

Они оба целуют меня в лоб и желают спокойной ночи. Я пытаюсь улыбаться, но настроение у меня все равно хуже некуда. Спустя пару минут, я наблюдаю, как на парковке они садятся в фургон отца и уезжают.

Я бросаю взгляд на большие часы на стене. Боже, еще только половина десятого. Ночка обещает быть долгой. Я щелкаю пультом и включаю телевизор, но там не показывают ничего интересного, так что я почти сразу же снова выключаю его.

Я вздрагиваю от каждого звука. Начинаю думать, что мне надо было раздобыть что-нибудь для защиты, но не вижу в палате ничего, что могло бы послужить мне в качестве оружия. Только медицинское судно выглядит довольно угрожающе.

Лежу и смеюсь. А судном можно хорошенько приложить кого-нибудь по голове. Но даже у такого никудышного бойца, как я, должно быть чувство собственного достоинства. Я просто буду защищаться кулаками. У меня острые костяшки на руках, по крайней мере, Коул говорил так пару раз, когда мне удавалось ударить его.

Заскучав, я открываю «Sports Illustrated». Поскольку это не тот выпуск, где на каждой странице девчонки в купальниках, то журнал вполне мог бы быть на немецком, настолько он мне не интересен. Я выкидываю его в мусорную корзину, но сразу же начинаю волноваться, что мама может заметить его там и ей будет обидно.

Поэтому свесившись с кровати, я пытаюсь выудить журнал обратно. Именно в этот момент я слышу, как скрипнула дверь в мою палату. Я резко выпрямляюсь, но уже слишком поздно – человек уже навалился на меня всем весом. Я выворачиваюсь и принимаю защитную позицию, подняв кулаки вверх.

– Привет, сексуальный мой, – шепчет темноволосая девчонка, и забирается ко мне под одеяло. Шаловливая улыбка демонстрирует ее идеальные зубы, не смотря на приглушенный свет. – Скучал по мне?

До сих пор, конечно, происходили, странные вещи, но всем им далеко до того момента, когда я осознал, что в постели со мной лежит Айви Йохансен.

Вне всякого сомнения, Айви самая сексуальная девчонка в школе. У нее длинные темные волосы, поразительной красоты лицо и умопомрачительное тело. Стоит также отметить, что она на год старше меня, а так же она подающая большие надежды спортсменка, восхитительная актриса и чемпион школы по дебатам. Если сравнить нас, то я где-то на уровне насекомых.

Но она же здесь, в кровати со мной.

Я выругался и попытался выбраться из кровати, но простыни будто бы захватили меня в плен.

– Успокойся! – смеется Айви и придавливает мои руки к матрасу. Она снова сверкает своими идеальными зубами – такое впечатление, что они у нее светятся в темноте – а затем целует меня прямо в губы. – Неужели я напугала тебя? Ты такой паникер...

И она начинает щекотать меня! Что вообще происходит? Ума не приложу. Длинные ногти Айви скорее причиняют боль, нежели веселят меня.

– Ай! – вскрикиваю я, и борюсь с ней так сильно, что мне начинается казаться, что швы на голове сейчас снова лопнут. – Прекрати! Пожалуйста! Прекрати!

К счастью, Айви слушается, но быстро зажимает мне рот ладонью.

– Тише! – шепчет она мне в ухо. – Хочешь, чтоб меня тут застукали?

Широко раскрыв глаза, я качаю головой.

– Мне итак с трудом удалось пробраться сюда – там снаружи везде люди! – она убирает руку. Затем приподнимается на локте, и, надув губы, смотрит на меня. – Знаешь, вообще-то ты мог бы позвонить мне, – обиженно говорит она.

– Позвонить тебе?

– Или написать сообщение. Дать мне знать, что ты в порядке.

Айви перегибается через меня и начинает рыться на тумбочке. Ее невероятно загорелое тело прижимается к моему.

– Погоди! – вскрикивает она и шлепает себя рукой по лбу, а затем скатывается с меня. – Ты же потерял телефон, когда упал в водопад, да? О, прости меня, Кэл. Не знаю, почему не додумалась до этого раньше. Ты сможешь простить меня?

Не знаю, что ей ответить. Насколько я знаю, мой телефон лежит дома в шкафу. Я разбил его пару недель тому назад, когда уронил в унитаз. Но даже если бы эта чертова штуковина работала, в моем списке контактов никогда не было номера Айви Йохансен.

Потому что я ее не знаю. Коул, вот он ее знает: он встречался с ней до Моники; но довольно быстро порвал с ней, назвав ее жаждущей контроля сучкой.

Нда, она определенно управляет ситуацией и сейчас – навалилась на меня и прижала мои руки к своему животу.

– Я ждала там, – шепчет она, кивая в сторону окна. – Просидела на парковке целый час, наблюдая за окном из машины, пока не уверилась, что ты остался один.

– Серьезно? – я чувствую себя еще менее комфортно, если такое вообще возможно.

– Ага. И знаешь что? Мне понравилось... каждая секунда, пока я шпионила за тобой! – она взвизгивает так громком, что у меня в ушах начинает звенеть. Затем она быстро прикрывает рот рукой и бросает нервный взгляд на дверь. – Я даже подумала, что я, наверное, какая-то извращенка...

Вау, теперь она покрывает поцелуями мою шею – что ощущается очень, очень приятно, особенно после ее жесткой щекотки. Но не настолько приятно, чтобы я забыл хоть на секунду, что Айви не только, определенно, не вращается со мной в одном кругу, но она еще и девушка чертова психа Хантера Холдена.

– Эй, что происходит? – успеваю я задать вопрос, пока она переводит дыхание.

Айви сразу же прекращает целовать меня. Ничего не могу поделать с собой, но я сразу же жалею, что прервал ее.

– Что происходит? – повторяет Айви. – А ты как думаешь? Ты же чуть не погиб! – она прижимается губами к моему рту и начинает целовать меня взасос.

Айви Йохансен целует меня взасос на больничной койке. Даже не знаю, как это расценивать.

Стоп... может быть у меня серьезное повреждение мозга. Это многое бы объяснило. Но есть повреждение мозга или нет, думаю, мне просто нужно смириться с происходящим.

И в эту секунду в палату входит медсестра Барбара. Айви взвизгивает и ныряет под одеяло. Нет ни единого шанса, что капитан женской команды по волейболу ростом под метр восемьдесят сумеет спрятаться там.

– Юная леди, вылезайте оттуда! – кричит медсестра Барбара. – Немедленно!

Айви высовывает голову. Ее блестящие темные волосы закрывают ее лицо.

– Хи-хи, – хихикает она, как четырехлетняя девчонка.

– Что ты тут делаешь? – кричит на нее медсестра.

– Ха! – со смехом отвечает Айви. – А на что это похоже?

– Часы посещения давно окончены, – сообщает ей медсестра. – Я хочу, чтобы ты ушла. Сейчас же.

Простонав, Айви отбрасывает одеяло в сторону. Я же, увидев, что моя больничная рубашка задралась вверх в самый что ни на есть неподходящий момент, хватаю простыню и оборачиваюсь ею, когда девушка спрыгивает с кровати.

– Вон! – орет медсестра, толкая девушку к открытой двери.

Но Айви сопротивляется и отбрасывает ее руку в сторону.

– Поправляйся, Кэл, – говорит она мне на прощанье.

А я, как идиот, машу ей в ответ.

Тяжелая дверь захлопывается, и я остаюсь наедине с медсестрой Барбарой – сцена начисто лишенная сексуальности.

– Простите, – извиняюсь я, все еще ощущая вкус губной помады, которой вероятно перепачкано все мое лицо. – Слушайте, я не приглашал ее сюда. Она сама пришла... даже не знаю зачем, – я смеюсь и качаю головой. – По правде говоря, я с ней толком и не знаком.

Не знаю, чего я парюсь. Медсестру Барбару мои объяснения нисколько не интересуют. Закончив выполнять свои обязанности, она сердито зыркает на меня и уходит.

Некоторое время я лежу, натянув одеяло до подбородка. Не похоже, чтобы это был сон, слишком по-настоящему все ощущалось. Но, слушайте, подобные штуки со мной не происходят. Что-то здесь не так.

Повернувшись к окну, я вижу, что шторы по-прежнему открыты. Интересно Айви еще там? Может она сидит в машине на парковке и наблюдает за мной в эту самую секунду. Не буду утверждать, ведь я понятия не имею, как выглядит ее машина.

С удивлением я замечаю фигуру в фирменной куртке «Крокодилов», которая пересекает парковку. На голове у парня капюшон и я не вижу его лица, но он определенно смотрит именно на меня. Это та же самая фигура, которую я заметил перед тем, как в палату вошел Брайс.

На этот раз я готов поклясться, что даже походка у него, как у Коула.

Я чертовски зол. Не знаю, что он задумал, но это нисколько не смешно. И я даже не собираюсь ему подыгрывать.

Хотя ноги болят, я все равно встаю и задергиваю шторы.

Из коридора доносятся голоса.

Я подхожу к двери и какое-то время прислушиваюсь, но это просто разговоры уставшего медперсонала, перекрывающие обычные звуки больницы. Затем все затихает. Становится тихо, как в морге.

На обратном пути к кровати, я подбираю неиспользованное судно. И хотя оно не такое тяжелое, как я надеялся, все равно оно сделано из какого-то металла. Вряд ли кому-нибудь захочется получить этой штукой по зубам.

Я запихиваю его под подушку, просто на всякий случай, и готовлюсь не спать до утра.

ГЛАВА 6

Не единожды я проваливался в сон, но всякий раз просыпался, словно от удара, и покрепче сжимал холодную ручку судна.

Но ко мне никто не приближался – думаю, что никто даже ни разу не заглянул в палату. Что странно, как по мне, ведь медсестры должны проверять пациентов время от времени?

Видимо на меня это правило не распространяется.

К утру, я уже начинаю задаваться вопросом, может я просто раздул из мухи слона. Может я просто пребываю в шоке от произошедшего со мной. А кто бы не был?

Тем не менее, я донельзя счастлив, когда, наконец-то, приезжает мама. Вскоре после ее приезда у меня берут кое-какие анализы. Затем мы ждем, пока мне не разрешат поехать домой.

– Если никаких симптомов не будет в течение пары недель – ничего похожего на проблемы со зрением, тошноту или еще что-то в этом роде – то не вижу препятствий для твоего возвращения в команду, – говорит доктор.

– Отлично, – отвечаю я, как будто для меня это вопрос первостепенной важности.

Я готов кивать и улыбаться чему угодно, лишь бы меня выпустили отсюда. И судя по взглядам, которые бросают на меня по пути к выходу, я не единственный, кто не желает видеть меня в больнице ни минуты дольше.

Санитар везет меня на инвалидном кресле к выходу с такой скоростью, как будто участвует в гонках. Он вывозит меня за порог и никаких тебе «поправляйся поскорее», «всего тебе хорошего», вообще ни слова.

Он не забирает кресло и уходит обратно. Даже моя мама замечает его странное поведение и возмущенно смотрит на него.

– Какой сегодня замечательный день, – говорю я, надеясь отвлечь ее от того факта, что, кажется, вся больница люто ненавидит ее младшего сына.

– Да, сегодня солнечно, – отвечает мама и помогает мне встать.

Мне больно наступать на ногу и я, прихрамывая, иду по парковке к маминой машине.

– Ох, бедный ты мой, – жалеет меня мама, глядя на меня. – Тебе надо было подождать на ресепшене. Я бы подогнала машину ко входу.

– Я в порядке, ма, – и я заверяю ее, что скорее всего все из-за того, что я залежался.

По ощущениям суставы у меня опухли и ноют. Но и не удивительно – я упал в водопад, и должно быть меня там швыряло как щепку.

Мама снимает блокировку со своего надежного, но уже давно проржавевшего красного хэтчбека, который она купила за пятьсот баксов вскоре после того, как мы переехали в Кристалл Фолз. Мой брат – самопровозглашенный эксперт по автомобилям – заглянул под капот и сказал, что машина протянет максимум год.

Но она почему-то отказывается умирать. Мы частенько шутили, что, наверное, можно на ней упасть с горы, а она все равно останется на ходу.

Выяснилось, что у маленького ржавого корыта и меня теперь есть нечто общее. Правда машина, не проявляет дружеских чувств, заставив меня четыре раза дернуть ремень, прежде чем он вытянулся на нужную длину и я смог пристегнуться.

Плечо пронзает острая боль, и я снова чувствую, что швы у меня на голове вот-вот лопнут.

Надежно зафиксированный в уютной маленькой смертельной ловушке, я пытаюсь расслабиться. Сегодня действительно хороший день, отмечаю я, глядя на улицу через грязное стекло. Должен признать, что в Кристалл Фолз очень красиво осенью.

А когда из-за холодов большинство туристов и путешествующих в трейлерах уезжают, на Мейн-стрит, наконец-то, появляются парковочные места, а в столовой всегда можно найти свободный столик, когда бы ни зашел. К ноябрю город принадлежит только своим жителям, и так бывает до мая, пока не потеплеет.

Ну, может своим жителям не совсем правильно сказано.

Забавно, что прожив в Кристал Фоллз четыре года, можно по-прежнему оставаться чужаком.

Даже Брайс, который переехал в город, когда ему было пять лет, не считается «КЖ» – коренным жителем. В тоже время в городе есть семьи, в честь которых названы некоторые улицы: Мейфилды, Дэниелзы, Уилтоны и Гайсиз.

Все эти фамилии имеют влияние в Кристал Фоллз.

Ну и, конечно же, Холдены, один из которых проносится мимо в своем роскошном внедорожнике, как раз когда мы выезжаем с парковки. Они занимаются своим коньячным бизнесом уже сто тридцать лет. Ходят слухи, что они занимались этим тайно даже во времена сухого закона, благодаря чему удесятерили свое состояние. А теперь они практически владельцы города.

Что, видимо, объясняет, почему миссис Холден – я заметил ее белокурые локоны за рулем – без зазрения совести мчится на скорости девяносто пять километров в зоне, где максимальная разрешенная скорость – всего пятьдесят. Теперь дорога свободна и мама выезжает. Я смотрю в окно пока мы едем по Мейн-стрит.

– Эй!– внезапно восклицаю я. – А что случилось с «Электроника Вероника»?

– Что прости? – спрашивает мама.

– «Электроника Вероника», – повторяю я. Мы с Брайсом частенько подолгу торчали в этом магазине, поскольку это единственное место, где продают видео-игры. Вытянув шею, я вижу знакомую витрину, но вывеска, написанная буквами в стиле семидесятых, исчезла. В витрине темно.

– Электро… что? – переспрашивает она.

Но я не отвечаю. Потому что замечаю, что другие магазины тоже исчезли, как, например, то кафе, куда ходят старшеклассники. На его месте теперь ремонтная мастерская, в витрине которой обустроили «кладбище» пылесосов.

Много чего исчезло, я в этом не сомневаюсь, или закрылись или были выдавлены конкурентом.

– Что, черт возьми, случилось с Мейн-стрит? – выкрикиваю я. Краем глаза замечаю, как мама бросает испуганный взгляд в мою сторону. Но я не в силах сдержаться.

– Да это же просто нелепо, – кричу я. – Куда подевался «Бургер Дилайт»?

– Ты хорошо себя чувствуешь, Кэл? – настойчиво интересуется мама.

– Да, а что?

– Тебе давали какое-нибудь лекарство перед тем, как мы уехали?

– Нет.

– Просто ты странно себя ведешь.

– Я в порядке, клянусь, – но я лгу. Посмотрев по сторонам, могу точно сказать, что я далеко не в порядке. Совсем. Я опускаю голову и тру виски, а мама едет дальше. Когда я поднимаю голову, мы уже свернули с Мейн-стрит на дорогу, которая ведет к выезду из города.

Когда мы проезжаем мимо церкви, меня снова ждет потрясение: обычно ярко белая обшивка выглядит грязноватой и нуждается в покраске, а обычно идеально выкошенная лужайка заросла травой и сорняками.

– Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? – снова интересуется мама. – Я могу отвезти тебя обратно. В больнице тебя еще разок обследуют...

– Нет! – кричу я. – Нет!

Своими криками только еще сильнее пугаю маму. Она оглядывается через плечо, словно собирается развернуть машину.

– Ну, серьезно, я в порядке, – уговариваю я ее. – Прости, что кричал. Давай просто поедем домой.

– Ладно, – соглашается она. – Наклони сиденье и постарайся расслабиться, Кэл. Мы будем дома через пару минут.

Я откидываюсь назад, насколько это позволяет сопротивляющееся старое сиденье. Почувствовав тошноту, я приоткрываю окно и впереди вижу мост. Вскоре я уже слышу громкий гул водопада.

А еще пару секунд спустя, мы начинаем головокружительное путешествие по мосту, и справа от нас виднеется водопад.

– Не смотри туда, Кэл, – умоляет меня мама. – Ты только травмируешь этим себя.

Но мама понятия не имеет – ни малейшего – что моя травма вызвана не мрачными мыслями или жуткими воспоминаниями, но ставшим более мрачным городом, беспокоящими меня вопросом, которые заслоняет все прочие мысли:

Что, черт его возьми, происходит?

Я поворачиваюсь и смотрю в окно с о своей стороны на бурную речку, извивающуюся слева от нас. У меня просто были галлюцинации, пытаюсь я убедить себя. Я стукнулся головой и все в мозгу перепуталось. Мой мозг так подшучивает надо мной. Все это не по правде.

Но эта мысль меня нисколько не утешает.

Когда мы доезжаем до другого конца моста, я вижу знак, указывающий путь к стоянке кемпинга и огромный рекламный щит, на котором написано:

СПИРТО-ВОДОЧНЫЙ ЗАВОД ХОЛДЕНОВ, 8 МИЛЬ. ВСЕГДА РАДЫ ПОСЕТИТЕЛЯМ!

Я зажмуриваюсь и не открываю глаза до тех пор, пока не слышу знакомый хруст гравия нашей подъездной дорожки. Только тогда я решаю, что могу без опаски открыть глаза.

К несчастью, я ошибался.

Я шокирован до такой степени, что даже не в силах кричать.

Все выглядит совершенно иначе.

Да, номер дома остался прежним – 4275. Но дом больше не зеленого цвета – он ярко-голубой. Весь участок земли очищен от деревьев, кроме магнолии, растущей перед домом. На месте деревьев только трава – гладкий участок с ровно скошенной травой.

– Как ты, сынок? – спрашивает мама. – Тебе получше?

– Ага, – выдавливаю я, хотя для этого ответа мне требуется вся моя сила воли. – Гораздо лучше.

– Ладно, тогда ты пока иди в дом, а я вытащу вещи из багажника.

Вот только мне совсем не хочется заходить в дом одному. Я слишком нервничаю.

– Вещи? – спрашиваю я. – Какие вещи? – помимо одежды, которая на мне, не помню, чтобы в больнице у меня были какие-то другие вещи.

– Просто кое-какие продукты, Кэл. Не волнуйся, я справлюсь сама. Вот, держи мои ключи. Иди и навести брата.

Мой брат не в школе? Значит, он не соизволил навестить меня в больнице, но выбил себе выходной в день моей выписки.

Дрожа, я вылезаю из машины и направляюсь к входной двери. Воспользовавшись мамиными ключами, я отпираю замок и открываю дверь, страшась того, что могу обнаружить внутри.

Но внутри нет ничего необычного, разве что я не увидел огромные кроссовки Коула, об которые вечно спотыкаюсь. Я стою на пороге, и все тело буквально покалывает.

Не горю желанием видеть брата, решаю я. По крайней мере, пока что. Может быть, я ненадолго прилягу. Возможно, если я посплю все вернется на круги своя и снова обретет смысл. Я поднимаюсь наверх по лестнице, цепляясь за перила так, словно весь дом накренился под углом.

Добравшись до площадки второго этажа, я сворачиваю направо к двери своей спальни, плакат на которой гласит: Опасная зона – Не входить!

Должно быть это было забавно, когда мне было двенадцать, но сегодня это предупреждение выглядит несколько устаревшим.

Открыв дверь, я замечаю, что в комнате что-то изменилось, но на первый взгляд не могу определить что именно.

Не важно. У меня начинает кружиться голова и меня тошнит. Мне просто хочется прилечь. Не снимая ботинок, которые я забыл снять еще при входе в дом, падаю на кровать.

Несколько секунд я лежу, уткнувшись носом в подушку, но ощущения напоминает мне нападение Брайса, поэтому я, с трудом дыша, переворачиваюсь на бок. Рана на затылке пульсирует, все тело болит.

Я лежу так от силы минуту или две, когда слышу, как в дом зашла мама. Она заносит сумки на кухню, а затем зовет меня.

– Кэллум?

По крайней мере, один раз она произнесла мое имя правильно. Крошечный шажок к нормальному состоянию, но я рад и этому.

– Кэл, ты в порядке?

– Я в своей комнате, – отзываюсь я. – Прилег.

– Хорошо, милый. Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится.

Некоторое время я лежу с закрытыми глазами, надеясь, что это поможет моим нервам успокоиться. Я снова начинаю думать о возможности осложнений после травмы мозга, и что возможно, я трачу время впустую, просто лежа тут.

Может у меня внутреннее кровотечение или еще что-то, и оно каким-то образом повлияло на мою память.

Но ведь доктор сам сказал: мой мозг в порядке. Все в норме, согласно результатам сканирования. Тем не менее, я вспоминаю все истории, которые слышал, о людях, которые ударились головой и потом и у них были странные необъяснимые симптомы.

Например, история, которую мой учитель биологии прочитал в газете, о женщине в Англии, которая пришла в себя и поняла, что говорит с китайским акцентом. Если это правда, тогда возможно все.

Надо забыть про это, не хочу сейчас думать о подобных вещах. Просто хочу взять себя в руки. Лежа с закрытыми глазами, вдруг ловлю себя на мысли, что я гадаю, где же Коул. Он определенно слышал, как я зашел в дом.

Впрочем, может быть, он ушел куда-нибудь. Повел Джесс на прогулку – очевидно, эта обязанность легла на его плечи, пока меня не было. Это объясняло, почему она не выбежала мне навстречу, когда я вернулся домой.

Нет. Я слышу, как мама открывает дверь подвала и собака пулей вылетает оттуда. Мы не оставляем ее одну в доме, иначе она порвет все в клочья. Так что будет она скулить или нет, ее все равно запирают.

Цоканье когтей Джесс по полу кухни помогает мне почувствовать себя лучше. Она так рада, что кто-то пришел домой и, вероятно, получила вкусняшку за то, что долго сидела взаперти. Это больше похоже на дом, который я помню. Это дом, который я знаю.

Дыхание у меня замедляется, и я чувствую себя значительно лучше. Я просто хочу видеть свою собаку.

Открыв глаза, сажусь.

Что-то в моей комнате все-таки не так. Но что? Стоп – на полках нет книг. Половины моей коллекции, может даже большей ее части. Вместо них там лежат странные штуки: журналы, уродливые золотые кубки, и черный чемоданчик.

Нахмурившись, я встаю с кровати, подхожу к полкам и открываю чемоданчик. Труба? Что спрашивается мне делать с трубой? Я перевожу взгляд на толстую стопку журналов, лежащих там, где раньше стояли мои книги. Вытаскиваю один.

Поверить не могу. Еще один номер чертова Sports Illustrated!

И вот теперь мне становится по-настоящему неуютно. Такое ощущение, будто в комнате кто-то есть, и этот кто-то наблюдает за мной. Я резко оборачиваюсь.

К моему ужасу на меня смотрит высоченная полуголая женщина. На стене висит постер, на котором изображена девушка в бикини, стоящая на четвереньках, а за ее спиной можно видеть прибой. Кто, черт его возьми, повесил это в моей комнате?

Ладно, эту загадку несложно разрешить. Наверняка это дело рук Коула – у кого еще может быть такое плоское чувство юмора?

Но это только подогревает мою злость. Вместо того, чтобы навестить меня в больнице, он оставался дома, чтобы подшутить надо мной, как будто это какой то длинный веселый сериал.

Он вообще не понимает, насколько все было серьезно? Как близок я был к смерти?

Есть у меня повреждения мозга или нет, но я пока еще не выжил из ума и могу сообразить, что произошло здесь – Коул заменил мои вещи своими. Значит он где-то поблизости, прячется и гогочет про себя.

Ха-ха. Ладно, он еще за это заплатит. Он дорого заплатит, и мне в этом помогут мои острые костяшки.

Я проверяю шкаф – там брата нет. Поэтому я вылетаю в коридор.

– Коул! – ору я. – Коул, скотина ты эдакая!

На лестнице раздаются быстрые шаги матери.

– Что происходит? – спрашивает она, когда видит меня на верху лестницы.

– Где Коул? – хочу я знать – Где он?

С лица матери сходят все краски.

– В своей комнате, конечно же, – губы у нее начинают дрожать. – Где еще он может быть?

Я бегу мимо нее к двери в спальню брата. Распахнув ее, понимаю, что там темно хоть глаз выколи.

Ага, так он хочет поиграть, вот так вот? Выпрыгнуть на меня или что-то в этом духе? Ладно, посмотрим, будет ли ему весело, когда я заеду ему кулаком по лицу...

Я включаю свет и замираю от шока.

Потому что с его комнатой тоже не все в порядке. Исчезла кровать королевских размеров, занимавшая большую часть комнаты. Вместо нее я вижу аккуратно заправленную односпальную кровать. Стол тоже исчез.

На стенах нет постеров – никаких девчонок и футбольных звезд. И самого Коула тоже нет.

В комнате те обои, которые были тут, когда мы только переехали.

– Господи-боже-мой – котята. Серьезно? – закричал мой тогда еще четырнадцатилетний брат. – Да вы, наверное, прикалываетесь надо мной! – а мы с родителями согнулись пополам от смеха за его спиной.

– Не стоит быть столь строгим к этим крошкам, – сказал ему отец. – Через пару лет, ты полюбишь их, – но это, конечно же, была шутка; именно в его комнате начале ободрали обои и сделали ремонт.

Снова увидев этих сумасшедших мультяшных котиков, кровь в жилах у меня застывает. Я разворачиваюсь к матери.

– Где Коул? – умоляю я ее сказать мне. Я больше не злюсь – я напуган. – Где Коул?

Мама отшатывается от моего вопроса.

– Что происходит, Кэл? – испуганно спрашивает она. – Да что с тобой такое?

Я смотрю на мать и ничего не понимаю. А она просто стоит там, и на ее лице мелькает паника, но затем мама открывает двери в гостевую спальню. Она заходит туда и ждет, что я последую за ней. А когда видит, что я остался стоять на месте, то протягивает мне руку.

– Кэл, все в порядке, – уговаривает меня она. – Зайди, посмотри на него.

Меня трясет с головы до ног, пока я пересекаю площадку второго этажа. Я беру маму за руку и позволяю ей вести меня.

Гостевую комнату перекрасили, я замечаю это сразу же, вместо кремового оттенка, стены стали светло-голубыми. И из комнаты доносятся какие-то звуки. Странные звуки, которых я никогда раньше не слышал.

Я поворачиваю голову. В глубине комнаты стоит кровать, но не просто кровать. Там стоит больничная кровать, как та, которая была у меня в больнице, только она больше по размеру: кровать с электрическим управлением, которую судя по ее виду можно наклонять в разные положения.

Возле кровати стоит какой-то аппарат – прибор белого цвета, напоминающий робота со свисающим с него шлангом.

Этот шланг подключен к фигуре, лежащей на кровати и укрытой одеялом. Глаза человека широко открыты, но он не шевелится.

– Коул, – тихонько зовет его моя мать голосом, которым обычно будит меня по утрам, когда я сплю так крепко, что не слышу будильник.

Фигура издает какой-то звук. Жуткий и дребезжащий.

– Коул, твой брат вернулся домой, – говорит она ему. – Теперь все будет в порядке.