Текст книги "Подводное течение (ЛП)"
Автор книги: Пол Блеквел
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
И на самом деле у меня нет ответа. Насколько я помню, все те решения, которые я раньше принимал не имели особого значения.
Что съесть на завтрак. Что съесть на обед. Надеть шорты, взять ли с собой куртку? Выбрать естествознание, музыку или рисование? Может быть этот выбор подскажет мне хоть что-нибудь. Например, я знаю, что я парень, который боится взять несколько уроков, а потом сменить предмет на музыку, хотя мне очень хотелось этого, к тому же это означало бы, что я бы чаще виделся с Уиллоу.
Почему? Потому что я слишком сильно боюсь совершить ошибку, которую заметят окружающие.
Поэтому я выбрал рисование, где могу прятать все свои старания под чистым листом бумаги, если на то есть необходимость.
Потому что я трус. Вот что означает такой мой выбор.
Кэллум Харрис – трус.
Я пользуюсь туалетом и возвращаюсь в свою комнату. Закрыв дверь, я снова замечаю награды, расставленные на полках. Стою и разглядываю их.
Они мои, я должен убедить себя в этом. Все эти награды мои.
А почему бы им не быть моими? Я упал в водопад и выжил. Вот так, уроды. Я упал в воды Кристал Фоллз.
Некоторое время спустя, раздается стук в дверь.
– Есть хочешь? – спрашивает мама, держа в руках тарелку с горячим бутербродом с сыром. – Ужин будет поздно.
– Да, спасибо, – благодарю я.
Она ставит тарелку на кровать и разворачивается.
– Подожди, – зову я ее, пытаясь задержать. – Мам, прости за то, что я сказал тогда. Это была не шутка. Не знаю, что это было. слова сами сорвались с языка.
– Все в порядке, – отвечает мама. – Тебе через многое пришлось пройти. Я просто волнуюсь за тебя.
– Со мной все хорошо, – заверяю я ее.
– Ладно, – говорит она и снова идет к двери. Но мне не хочется, чтобы мама уходила.
– Мам, – снова зову я ее. – Я хочу кое-что у тебя спросить.
– Что случилось?
Ее ответ звучит гораздо резче, чем я ожидал. Она стоит и выжидательно смотрит на меня.
– Что случилось, Кэл?
– Что происходит между тобой и отцом?
– Что происходит между нами? – удивленно повторяет она. – Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, у вас все в порядке? Ничего такого.
– Кэл, ты нас до смерти напугал, – объясняет мама. – Это было ужасно. Мы даже представить себе не могли, что нам придется снова проходить через подобный кошмар. Но к счастью, все обошлось. Теперь мы спокойны.
– Нет, – собираюсь объяснить я. – Я имею в виду между вами двумя все в порядке? Не знаю, как правильно озвучить вопрос, чтобы выяснить ночует ли отец здесь, по-прежнему ли он живет с нами? – С папой? У нас дома?
Мама выглядит озадаченной.
– Ну, ты знаешь, что последние пару лет выдались нелегкими для нашей семьи: мы должны были заботиться о Коуле, мириться со случившимся. Но у нас все в порядке, я так думаю – при сложившихся обстоятельствах лучшего и не пожелаешь. А почему ты спрашиваешь? Тебе кажется, что что-то не так?
– Нет, – отвечаю я, хотя на самом деле здесь явно что-то не так, не так, как я помню.
– Тогда почему ты спросил?
– Ты все еще злишься на отца? – спрашиваю я. – За то, что он привез нас сюда?
– Злиться? Из-за чего?
– Все было отлично, пока он не принял это предложение о работе. А потом все пошло наперекосяк.
Мама осторожно присаживается на кровать, чтобы не зацепить тарелку с бутербродом. Она заправляет за уши выбившиеся седые прядки и в свете лампы я внезапно замечаю глубокие морщинки, появившиеся у нее на лице.
– Да, я не была рада поначалу, когда только узнала. Этот город так далеко от тех людей, которые мне дороги – моих друзей, моей семьи. Но что я могла поделать? Сказать твоему отцу, что у него не получится воплотить в жизнь его мечты? Я просто надеялась, что все наладится и у нас все будет хорошо. Но затем с твоим братом приключилось несчастье, и все это перестало иметь какое-либо значение. К тому времени мы уже купили этот дом, и нам были нужны деньги и премиальные, чтобы хорошо заботиться о твоем брате. Так что, в любом случае, у нас не было выбора. Нам пришлось переехать.
– Но ты никогда не хотела жить здесь. В Кристал Фоллз.
– Ты прав, – соглашается она. – Не хотела. Я просто стараюсь больше не задумываться об этом.
– И ты больше не хочешь быть вместе с папой.
– Кэл! – возмутилась мама. – Почему ты говоришь такие вещи? Я люблю твоего отца.
И я знаю, что она имела в виду то, что сказала. Она никогда не переставала любить его. Но я не могу забыть через что пришлось пройти нам с Коулом: два года ссор, которые развели их в разные стороны. Как только она начали отдаляться друг от друга уже ничто не могло заполнить образовавшуюся пропасть. Поэтому, когда мой отец переехал на другой конец города, и между ними вместо воображаемой пропасти пролегла настоящая, меня это нисколько не удивило.
Но для моего брата все было несколько иначе. Он стал еще более угрюмым и замкнутым. А затем это футбольное фиаско. Оба события не прошли для него бесследно – он навсегда изменился.
Но все это произошло не в этом мире, напоминаю я себе. То, что случилось, оказалось во сто крат хуже. Трагедия, которую не исправить.
– А если бы с Коулом ничего не случилось? – спрашиваю я. – Вы с папой по-прежнему были бы вместе?
Мама вздыхает.
– О, Кэл, я не знаю, – признается она. – Я просто знаю, что случилось, то что случилось, и мы с отцом партнеры. Вот так вот все просто. Теперь мы не можем позволить себе думать ни о чем другом.
В ее словах есть смысл. Но я не знаю, что сказать. Потому что, как бы сильно не старался, я не чувствую себя частью этой трагичной семейной истории. Мне по-прежнему все это кажется сном, и я надеюсь, что проснусь в любую секунду. Поэтому несмотря на то что, я вроде как должен потянуться к матери, обнять ее или хотя бы взять за руку, я просто сижу рядом как истукан.
Внезапно она поворачивается, и я вижу, что она готова расплакаться.
– Ты поэтому сделал это? – спрашивает она.
– Сделал что? – пытаюсь понять я ее вопрос.
Мама задыхается. Она не в состоянии озвучить свою мысль.
– Пытался покончить с собой, – в итоге удается выдавить ей.
Ах вот оно что. Она по-прежнему считает, что я намеренно прыгнул в водопад. Вот почему мама так расстроена – она решила, что я такой же, как ее брат – дядя Бад.
– Мам, слушай, – медленно начинаю я. – Я не прыгал, клянусь. Я бы никогда...
Она не дает мне закончить.
– Мы с твоим отцом понимаем, что последние пару лет все было непросто, дорогой. Мы знаем, что ты злишься и расстроен. И поэтому мы пытались тебе помочь. Но вместо того, чтобы попытаться помочь себе самому, тебя интересовали только игры, да как что-нибудь где-нибудь сломать.
Это просто смешно.
– А чего вы ожидали? – протестую я. – Мне было всего восемь, когда я устроил тот пожар. Я тогда даже не понимал, что происходит.
– Я говорю не о том инциденте с гаражом, Кэл, и ты прекрасно это понимаешь. Я имею в виду последние два года и твои сеансы у доктора Моррисон.
– Доктора...какого доктора?
Мама мгновенно выходит из себя.
– Видишь, вот что я имею в виду! Ты два года регулярно посещал сеансы у этой женщины и все равно стараешься обратить все в шутку. А она очень искренне переживает за тебя. Она считает, что ты винишь себя в том, что случилось с Коулом, и что с того происшествия ты стараешься вести себя так, как вел себя он, чтобы как-то загладить случившееся. И мы с твоим отцом с ней согласны.
Я хочу объяснить, что не имею ни малейшего понятия кто такая эта доктор Моррисон, и что последний человек, чье поведение я буду копировать – это Коул.
Черт, даже не знаю с чего начать. Что-то подсказывает мне, что если я сейчас прерву маму, то все окончательно испорчу.
– Ты разве не помнишь, как ненавидел спорт? – спрашивает она. – Когда ты был маленький, ты ненавидел все спортивные игры. У тебя не получалось ловить мячи, ты даже не хотел пытаться. Оказывается, у тебя был скрытый талант к спорту. И мы так гордимся тем, чего ты смог достичь за последние два года. Очень гордимся. Но ты делаешь все это из неправильных побуждений, Кэл. Ты должен делать все только ради себя, а не потому что ощущаешь вину из-за того, что приключилось с Коулом. Ты ничего не мог поделать. Ничего. Ты же знаешь, каким был твой брат. Он был бесстрашным, сорвиголовой. Он бы тебя все равно не послушал. А жестокость, выпивка, лихачество не делают тебя больше похожим на брата. Этим ты только причиняешь боль семье. Это должно прекратиться. Иначе в итоге ты окажешься в тюрьме, – маму начинает трясти. – Или случится непоправимое...
– Мам, ну серьезно.
– Я не могу потерять и тебя тоже, Кэл! – выпаливает она. – Просто не могу! – по ее щекам катятся слезы. Странно, но они напоминают мне о водопаде – текут так же безостановочно, пока она не достает платок из рукава свитера и не вытирает их.
– Ма, я правда не пытался свести счеты с жизнью, – хрипло говорю я. – Клянусь, что нет. Я бы никогда не поступил так с тобой.
Но все остальное, сказанное ею, так и остается висеть в воздухе между нами – то что я вынуждаю семью страдать еще больше, чем она и без того страдает.
Правда, я не помню, чтобы делал что-то ужасное, как и доктора Моррисон. Мама боится, что я окажусь за решеткой или еще что похуже? Но это же бред!
Тут я вспоминаю о пистоле в ящике моего стола и о пачке с деньгами. Понятия не имею куда они делись. Зато в шкафу стоит ящик ворованного виски, который я туда лично упрятал.
А сегодня я даже ударил человека, возможно, даже серьезно ранил его, просто потому что у него язык без костей. И правда заключается в том, что мне от этого стало хорошо.
Так кто же я?
– Ешь бутерброд, – напоминает мне мама о еде. – Иначе остынет. – Она встает и не сказав мне больше ни слова выходит из комнаты, закрыв за собой дверь.
И вскоре я слышу, как она плачет в своей комнате.
ГЛАВА 13
Рано утром в пятницу у отца совещание, поэтому встав, я говорю, что сам доберусь до школы. Родители не против. Я рад, потому что не думаю, что у меня получилось бы поболтать с мамой этим утром, или, что еще хуже, вытерпеть поездку до города в полной тишине. К счастью день солнечный, хотя на улице и прохладно. Пока я иду по мосту, дует такой кусачий ветер, что у меня даже уши болят. Я стараюсь смотреть строго вперед.
Такое облегчение оказаться в северной части города, оставив ущелье позади. Прямо над головой пролетает стайка гусей, гогочущих от восторга, что они совершают эпичное путешествие на юг.
Будь у меня крылья, я бы всерьез задумался, не присоединиться ли к ним.
Сегодня надо поговорить с Брайсом, принимаю я решение, когда стая гусей скрывается за ветвями деревьев. У обычно кроткого парня должна быть довольно веская причина, чтобы набрасываться на человека, не говоря уже о его когда-то лучшем друге. И какой бы ни была эта причина, она наверняка объяснит, что тут недавно произошло.
Так что, вражда враждой, а я все равно попытаюсь, как минимум, получить от него парочку ответов. Я стал думать о том, что могло бы растопить лед между почти-жертвой и ее почти-убийцей.
– Здарова, чел, чо задумал?
Не то.
– Привет, Брайс. У меня сложилось впечатление, что ты на меня злишься.
Не то.
– Йоу, братело, я на счет подушки…
Не то, не то, не то.
Мне так и не удалось придумать ничего подходящего, хотя впереди уже замаячило здание школы. Услышав первый звонок, я понял, что опаздываю и последний квартал мне пришлось преодолеть бегом. Ногам определенно лучше, как я понимаю. Тело человека – удивительная машина, должен признать, автоматически чинит само себя, без всяких инструкций и сторонней помощи. Кроме случаев, когда человек сильно пострадал. Или, когда ситуация совсем безнадежная.
По этому вопросу, я пришел к заключению, что мой мозг или временно сломан, или в полном порядке. В любом случае, мир вокруг меня не станет таким, каким я его помню. Так что нет смысла волновать родителей или, что еще хуже, привлекать врачей. Нет, докторов точно не надо. В мозгу вспыхнули образы того, как будет проводится операция на мозге: с головы снимут скальп, выпилят в черепе отверстие, как в фонарике из тыквы; а затем хирург начнет копаться там своими острыми инструментами. Чувствуете что-то? Что вы видите? Какие запахи ощущаете? Нетушки, спасибо. Пока перед глазами не начнут плясать феечки и единороги, я пас.
Добравшись до школы, Брайса я не увидел, впрочем, у нас все равно не было бы времени поговорить. Я быстро беру учебники для первого урока и спешу в класс, чтобы успеть до второго звонка. Успеваю секунда в секунду. Когда я плюхаюсь на свое место, миссис Льюис как раз начинает проверять посещаемость.
– Брайс?
Тишина. Я оглядываюсь, на его парту и вижу, что его в кабинете нет.
– Брайс Тримбл, – снова зовет его миссис Льюис, не поднимая головы от списка.
– Наверное, он заболел и остался дома, – вступает в разговор один из учеников.
– Ага, вчера на уроке истории он блеванул.
– Фууууу....
В классе раздаются смешки, но затем миссис Льюис велит всем успокоиться. Теперь я понимаю: Брайс должно быть ушел домой из-за мигрени. Они у него часто бывают, причем довольно сильные и всегда застают его врасплох.
Но насколько я знаю, раньше его никогда не рвало в классе.
Как бы то ни было, после ночи изматывающей боли и тошноты, Брайс обычно, как выжатый лимон и его мама оставляет его на весь день дома. Что в свою очередь означает, что я в пролете до понедельника – если только не решу позвонить ему сегодня вечером. Но внутренний голос подсказывает мне, что это не самая лучшая идея и что он скорее всего просто повесит трубку. И тогда все выходные будет накручивать себя. Нет уж, лучше поговорю с Брайсом с глазу на глаз – при встрече покажу ему, что не собираюсь причинять ему вред.
На перемене мне ни с кем не хочется разговаривать, поэтому я заскакиваю в мужской туалет и прячусь в одной из кабинок. Не самый смелый поступок, который я совершал в жизни, но по крайней мере тут меня никто не станет беспокоить. Как обычно половина лампочек не работает. Сидя в полутемной кабинке, я начинаю безостановочно зевать. Начинаю понимать, что раз мне не нужно избегать людей, и у меня нет друзей, день обещает быть долгим. Сегодня нет физкультуры, а значит подремать в библиотеке не получится.
И решаю, что мне лучше подвигаться. Выхожу из кабинки и умываюсь холодной водой, чтобы проснуться. Затем промокаю лицо жестким коричневым бумажным полотенцем.
Направляясь к выходу из туалета, я врезаюсь в мясистую тушу со свистком посредине. Это тренер Келлер, единственный учитель, который ходит в туалет вместе с учениками.
– Харрис! – радуется он.
– Тренер, – вяло отзываюсь я и пытаюсь протиснуться мимо него.
– Что случилось мой мальчик?
– Ничего, – отвечаю я.
– Я надеялся, что увижу тебя сегодня. Как твои ноги?
– Как ни удивительно, в порядке, – признаюсь я, вспомнив свою утреннюю пробежку с целью успеть до звонка.
Не самый умный ответ, так как Келлер сразу же нависает надо мной.
– Отличные новости! – радуется он, уперев руки в бедра, и отрезая путь к выходу. – Просто отличные!
– Спасибо, – говорю я, испытывая непреодолимое желание выбраться из грязной уборной.
– Так, полагаю, ты слышал, – говорит он.
Судя по выражению его лица, почти ожидаю, что сейчас он сообщит мне о том, что кто-то умер.
– Слышал что? – понукаю я его продолжать свою мысль.
– О том, как нас разгромили на прошлой неделе, – мрачно поясняет он. – И кто? Колчестер. Колчестер!
Вот видишь, Коул, думаю я.
– Бывает. В следующий раз повезет больше.
– Нам нужно нечто большее, нежели просто удача, мой друг, – возражает он. – Мы слишком быстро сползаем в турнирной таблице.
– Фигово.
– Знаю. Если победим Мидлфилд, то снова вернемся в нужную колею. Или, по крайней мере, приблизимся к ней.
– Мидлфилд? – повторяю я, изображая отвращение к старшей школе, о которой даже никогда не слышал. – Не волнуйтесь, тренер. Мы выиграем у них.
Я собираюсь обойти тренера. Но нет. Келлер останавливает меня своей лапищей, такой горячей, что я чувствую жар сквозь ткань футболки.
– Так... погоди... ты сделаешь это?
– Сделаю что?
Тренер смотрит на меня и начинает ржать.
– Начнешь играть в футбол! Ты, должно быть, умираешь хочешь вернуться в...
– Не знаю, тренер, – прерываю я его. – Не уверен, что готов.
Небольшое преувеличение. Я нормально мяч не могу бросить даже на радость собственной собаке, молчу уже о том, чтобы поймать его.
– Слушай, я, кажется, знаю, что тебя беспокоит, – говорит Келлер, подойдя к писсуару и расстегнув ширинку. – Ты хочешь быть квотербэком. Но давай смотреть правде в глаза: этому никогда не бывать. Ты мелкий и жилистый. Это личный тайный рецепт Господа Бога для идеальных бегунов.
Я стараюсь не обращать внимание на журчание мочеиспускания тренера – просто нереально, сколько же жидкости выпивает этот мужик?
– Послушайте, тренер, я подумаю об этом, – настаиваю я на своем. – Но ничего не обещаю.
– Ладно, ладно. Но ты нам нужен, Кэл. Ты нам очень нужен.
Звенит звонок.
– Наверное. Сэр, мне пора на урок.
Наконец-то, мне удается выбраться из уборной. Я обижен замечанием тренера. Мелкий? Это он загнул. Впрочем, не знаю. Если сравнить с другими футболистами, может он и прав. Рядом с ними даже Коул казался ниже ростом, если призадуматься. Даже в шлеме и наплечниках лично мне бы не хотелось сцепиться ни с одним из этих парней.
Надо было сообщить, что ухожу, прямо там. Уверен, что тогда тренер попытался бы заставить меня передумать прямо в сортире. А мне очень хотелось избежать этой сцены. Нет уж, сообщу ему об уходе позже. Например, когда буду в полном порядке и готов к этому.
Остаток дня я стараюсь держаться особняком, сбегая ото всех, кто пытается заговорить со мной. В большинстве случаев, мне везет. Но в какой-то момент между пятым и шестым уроками в коридоре ко мне подкрадывается Айви Йохансен и засовывает палец за пояс моих джинсов.
– Хороший денек выдался, мистер Сэкси? Дождаться не могу вечера.
Я заливаюсь краской и отпрыгиваю от нее. Айви смеется и возвращается к своим друзьям.
После последнего звонка, я стараюсь, как можно быстрее выбраться из школы. Опустив голову, я быстрым шагом иду домой. Асфальт слился в одно сплошное пятно перед глазами. Пересекая мост, я не решаюсь посмотреть на водопад и стараюсь игнорировать его громкий гул.
Добравшись до дома, чувствую себя довольно-таки уставшим. Но в коридоре сидит Джесс, и ждет.
– Привет, девочка, – здороваюсь я, глядя в ее большие карие глаза.
Джесс поскуливает: явный признак того, что ей пора на прогулку. Я очень рад, что она, по крайней мере, больше не боится подходить ко мне.
– Хочешь гулять? – спрашиваю я ее, надеясь, что она не хочет.
Джесс радостно виляет хвостом. Устал я или нет, отказать Джесс не могу. Ведь я хочу вернуть свою собаку – веселую и ласковую – а не видеть это запуганное существо, которое убегает со всех ног, едва завидит меня.
– Ладно, сначала только водички выпью.
Жадно выпив стакан воды, я готов идти на прогулку. Джесс покорно стоит, пока я надеваю на нее ошейник и цепляю поводок. Я открываю дверь, и она пулей вылетает на улицу, где приседает на ближайшем клочке травы.
– Стой тут, – даю я команду, когда она заканчивает свои делишки. – Сидеть, – видя, что собака послушно выполнила команду, я быстро бегу в гараж, чтобы захватить старый помятый футбольный мяч.
Приподнимаю дверь ровно настолько, чтоб можно было протиснуться внутрь. В гараже темно, и я на ощупь ищу выключатель. В результате моих поисков, медленно мигая, загораются неоновые лампы.
Я оглядываю помещение, и внезапно мое внимание привлекает исцарапанное дно нашего пластикового каноэ. Мне становится любопытно.
Подтащив лестницу, прислоняю ее к балке и взбираюсь наверх, чтобы заглянуть внутрь. Там я обнаруживаю спасательный жилет, свешивающийся через борт.
Полагаю, это тот, который был на мне, когда меня вытащили из реки. Видимо отец просто зашвырнул его сюда, поленившись подтащить лестницу. Я бросаю его вниз, и он со стуком падает на цементный пол.
Пошарив по холодной на ощупь внутренности каноэ, я вытаскиваю на свет старый желтый детский спасательный жилет, а затем еще один и сбрасываю вниз и их тоже.
А затем обнаруживаю нечто неожиданное. За весла заткнуты еще два спасательных жилета. Я вытаскиваю их оттуда. Два оранжевых спасательных жилета.
Сбросив их вниз, спускаюсь с лестницы.
Стою и неверяще разглядываю свои находки: на полу лежит пять спасательных жилетов. Два маленьких желтых детских спасательных жилета и три обычных оранжевых жилета для взрослых.
Три оранжевых. Абсолютно одинаковых.
Уверен на все сто, что у нас никогда не было трех жилетов. Да и зачем бы нам были нужны три жилета? Каноэ рассчитано на двоих – три жилета просто не имели бы смысла. Тем не менее, теперь у нас есть один лишний жилет.
Помню, как однажды мы носили жилеты к кому-то в коттедж, и мама маркером надписала наши имена с внутренней стороны жилетов, чтобы мы их не потеряли. Я выворачиваю один жилет. Изнутри на груди написано «Коул». Я выворачиваю второй – «Кэл»
Ну ладно.
Выворачиваю последний жилет – тот первый, который я вытащил из каноэ и который свисал с края.
На внутренней стороне жилета написано «Кэллум»
Я падаю – в прямом смысле этого слова – и приземляюсь на пол. Кэл. Кэллум. И сколько же версий меня живет в этой семье?
Внезапно с улицы раздается лай. Резко дернувшись, я вспоминаю, что снаружи в полном одиночестве меня ждет Джесс. С учетом того, что мы живем у дороги с высоким движением, довольно опасно оставлять ее одну, еще и так надолго.
Бросив спасательный жилет, я быстро хватаю футбольный мяч и, пригнувшись, выбираюсь из-под двери. В процессе, я оцарапываю спину и ругаюсь.
Джесс снова лает и подбегает ко мне.
– Хорошая девочка, – хвалю я ее, радуясь тому, как она носится вокруг меня. Я целую собаку в лоб. – Хорошая девочка.
Слава Богу, она осталась на месте, думаю я, пока мы идем вдоль дороги. Глупая ошибка. Я бы не смог спокойно жить, если бы ее сбила машина. Свернув с дороги, я продолжаю недоумевать по поводу жилетов.
Должно существовать множество разумных объяснений. Может быть, мой спасательный жилет затерялся на какое-то время, и на замену мне купили другой. Может быть, моя мама написала «Кэл» на первом, а затем «Кэллум» на новом.
За исключением того факта, что я ничего об этом не помню. За исключением того, что меня в дрожь бросает всякий раз, как я подумаю об этом лишнем жилете. Потому что здесь явно что-то не так. И все то, что приходит мне в голову не имеет никакого смысла.
Только оказавшись на развилке дороги, ведущей к кемпингу, я начинаю обращать внимание куда иду. Мы с Джесс пошли не туда, и подошли к территории кемпинга.
Мне не хочется идти обратно. Да и с чего бы мне беспокоиться. Это общественная дорога – Гайз сам подтвердил это. Кроме того, я устал бояться всех подряд. Пришло время «разбить еще пару голов».
Поэтому мы продолжаем наш путь по грязной дороге. Джесс идет рядом со мной. Собака так изменилась. Помню, как она всегда на максимум натягивала поводок, как только мы выходили на улицу. Она была очень жизнелюбива и стремилась насладиться каждым мгновеньем прогулки.
А сейчас она ведет себя осторожно, как служебная собака, которая боится, что ее накажут.
Что ж, мы это исправим, прямо сейчас.
Поле так никто и не покосил, поэтому мы вынуждены держаться обочины дороги. Но ближе к площадке кемпинга местность довольно сухая, и думаю, машин тут не будет.
– Давай, девочка, – обращаюсь я к Джесс, и отцепляю карабин поводка. – Давай поиграем в «принеси мячик»!
По всему телу, словно электрический ток, разливается уверенность, когда я отвожу руку назад и бросаю мяч. Лучший бросок за всю мою жизнь – мяч взмывает высоко в воздух и пролетает над дорогой.
Джесс не в силах удержаться: коричневое ядро, дугой рассекающее безоблачное голубое небо. Она срывается с места и лает все время пока несется за мячом.
– Давай, Джесс! Принеси!
Мяч всего два раза отпрыгивает от земли, прежде чем Джесс хватает его. Довольная собой, она гордо наворачивает круг, и начинает трепать мяч, а я довольно смеюсь. Услышав меня, она быстро пересекает дорогу и бросает обслюнявленный мяч мне под ноги.
– Молодец! – хвалю я ее, и почесываю сразу за обоими ушами. – Хорошая собака!
Этого достаточно. Я вижу, что она снова любит меня – своего друга и хозяина.
Я быстро хватаю мяч.
– А ну? У кого мячик? – лопочу, я как маленький, как всегда делаю, когда мы с ней оказываемся там, где меня никто не может слышать.
Пару раз я отвожу руку, делая вид, что готовлюсь к броску, но в итоге мяч не бросаю. Я дразню Джесс, которая начинает лаять от восторга, когда я, в конце концов, отправляю мяч в полет. И снова мяч, как пуля, рассекает воздух. У меня так легко получаются броски. Неужели мне только и нужно было почувствовать уверенность?
А Джесс снова мчится за мячом.
Какое-то время мы оба, получая удовольствие, играем в эту игру. Джесс все неохотнее отдает мяч, и мне приходится бегать за ней, все дальше и дальше забегая на дорогу, ведущую к парку.
Но мне плевать. У меня немного начала побаливать рука, а на все остальное мне плевать.
– Еще разок, да, девочка? А потом пойдем домой.
Разумеется, в словаре Джесс нет всех этих слов, особенно в те моменты, когда она играет. Несмотря на мою усталость, этот последний бросок у меня получается самым выдающимся: мяч летит гораздо дальше, чем я прицеливался.
Он несколько раз успевает коснуться земли, прежде чем Джесс удается догнать его и в итоге исчезает из виду, перелетев через холм.
Я немного нервничаю. Хотя дорога кажется пустынной, с моего места я не увижу, если будет ехать машина, а от мысли, что Джесс может попасть под колеса приближающегося транспорта, меня бросает в дрожь.
Я кричу «стоять» и «ко мне», но она или не слышит, или ей сейчас все равно. Погнавшись за мячом, Джесс исчезает из виду.
Пытаясь убедить себя не паниковать понапрасну, я бегу трусцой за ней. Пару раз я зову ее по имени, надеясь, что она появится, держа мяч в пасти. Но, увы. Я срываюсь на бег.
Добежав до вершины холма, вижу, что мяч лежит посреди дороги. Но где же Джесс? Затем я наконец нахожу и ее: она словно статуя застыла у обочины метрах в шести впереди.
– Что такое, девочка? – зову я, переходя на шаг. Я задыхаюсь, в боку колет. Наклонившись поднять мяч, чувствую себя так, словно в меня кто-то копье вонзил.
Я выпрямляюсь, но Джесс так и стоит статуей. Она не сдвинулась ни на миллиметр и застывшим взглядом смотрит куда-то вдаль.
Я вскидываю голову, полагая, что она заприметила кошку. Здесь всегда бродит парочка-другая, брошенных своими хозяевами, когда те уехали из кемпинга на своих трейлерах и внедорожниках. Я всегда гадал, каково было тем бедным домашним кошкам, которые, вернувшись после долгих прогулок, обнаруживали, что их бросили. Наверное, они не очень долго страдали, так как их инстинкты брали свое, и они начинали в большом количестве охотиться на полевых мышей. Или оказывались у кого-нибудь под дверью, мяуканьем выпрашивая подачки.
Я ошибался. То была не кошка. Облокотившись о старый трейлер, там стоит человек. Но это не мистер Гайз. Это он – тот парень в куртке с эмблемой Крокодилов.
Он не двигается, разве что оторвался от стенки трейлера. После чего он просто стоит там и издали наблюдает за нами.
Принюхивавшаяся Джесс, усиленно пыхтит и сопит. Ее явно что-то беспокоит. Присев на задние лапы, она внезапно разворачивается и, подбежав ко мне, прячется за моими ногами.
Но тут же снова передумывает и подбегает к краю холма.
Я разворачиваюсь посмотреть на человека в капюшоне, который так и стоит на месте. Создается впечатление, что он хочет борьбы один на один. Мне тоже хочется рвануть к нему.
Но тут за спиной у меня раздается рев мотора и визг шин, резко тормозящих по грязи. И затем – Господи, нет – лязг метала, когда что-то ударяется о бампер.
– Джесс! – похолодев от страха, я взлетаю на вершину холма. – Джесс!!
Сверху я вижу машину, точнее пикап. Он съехал с дороги и впечатался в дерево.
Джесс, живая и невредимая, испуганно носится по заросшему травой полю.
– Какого лешего?! – мистер Гайз выскакивает из пикапа и спешит оценить нанесенный ущерб. – Чертова шавка! Я мог наехать на тебя!
Затем он вскидывает голову и замечает меня.
Моя показанная смелость мигом улетучивается.
Мужчина, вроде бы не так пьян, как в прошлый раз, зато он раз в десять злее. На состояние его настроения, очевидно, так же влияет то, что кто-то недавно вмазал ему. Вокруг левого глаза у него красуется синяк, а губа треснула, и в центре раны запеклась кровь.
Положеньице так себе. Точнее все настолько плохо, что на секунду меня посещает искушение присоединится к Джесс и скрыться в траве. Но покалывания в боку, все еще не прошли, и я уже не так уверен, что сегодня смогу убежать от этого мужчины, когда он трезв.
Моя единственная надежда, что Джесс придет мне на помощь и набросится на него. Но я не делаю ставку на это.
Удивив меня, Гайз вскидывает руки в воздух, так, словно я нацелил на него невидимое ружье.
– Я не зацепил твою собаку! – оправдывается он. – Я чуть сам не дал дуба, пытаясь не задеть ее! – он тычет пальцем в сторону поврежденного пикапа, затем разворачивается, и снова поднимает руки вверх.
– Расслабься, – говорю я. Но, признаюсь, очень даже приятно видеть его вот таким. Может быть, подбитый глаз и губа поспособствовали усвоению хороших манер или, по крайней мере, научили не связываться с людьми, которых он не знает. Я спускаюсь по склону к нему.
Мистер Гайз начинает испуганно отступать. И я ничего не могу поделать с собой – чувствую себя невообразимо хорошо, как и после того, как ударил того парня в коридоре. Чувствую себя всесильным.
– Эй, эй! – верещит мистер Гайз. – Ты все не так понял. Иди сам убедись. С электричеством и септиком – можешь брать. Лучший и всех, что у меня есть, клянусь! Только не психуй, я не хочу неприятностей!
Понятия не имею, о чем это он. Но когда я подхожу, мужчина прижимается к машине, чтобы быть как можно дальше от меня. А я никак не могу насладиться его страхом – он напоминает попкорн, и я хочу поглощать его пригоршнями.
Я вставляю в рот большой и указательный пальцы. Мой единственный талант: никто не умеет свистеть так же громко, как я. Даже Коул.
У мистера Гайза такой видок, как будто он чуть не обмочился.
С поля ко мне подбегает Джесс. Запихнув пожёванный мяч под мышку, ухожу вместе с ней обратно к площадке кемпинга.
Я намерен встретиться с парнем в куртке с эмблемой «Крокодилов» лицом к лицу. Сейчас же.
ГЛАВА 14
В кемпинге пусто. Никаких признаков «Крокодила» – так я называю парня в куртке с эмблемой футбольной команды. Но так как он Крокодил, то наверняка где-то будут торчать его крошечные глазки-бусинки. Мне просто нужно хорошенько присмотреться.