Текст книги "Покров для архиепископа"

Автор книги: Питер Тримейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Фидельма вдруг посмотрела на нее, улыбаясь.

– Io Saturnalia! [11]11
  Да здравствуют Сатурналии! (лат.).


[Закрыть]– сказала она почти шепотом.

Настоятельница Вульфрун замолчала на полуслове и недоуменно поглядела на нее.

– Что вы сказали? – спросила она.

Даже Эадульф не очень понял, что хотела сказать Фидельма. Он силился вспомнить, почему же Фидельма недавно так интересовалась и расспрашивала всех о языческом празднике Сатурналий.

– Жила-была саксонская принцесса, и была у нее рабыня, которую она очень любила, – начала Фидельма непринужденным тоном, будто решила сменить тему. – Когда принцесса обвенчалась с королем соседней земли, она, естественно, переехала туда со всем своим домом. Была она очень благочестива и желала посвятить свою жизнь богоугодным делам в королевстве. Она основала обитель на одном маленьком острове, что звался Овечьим, и ей пришло в голову освободить свою рабыню и поставить ее настоятельницей. Она и эта рабыня были очень близки… почти как родные сестры.

Лицо Вульфрун теперь было белее снега. Она сжимала пальцами шею. Круглыми от ужаса глазами она уставилась на Фидельму. Без единого звука, не шевелясь, настоятельница стояла и смотрела на ирландскую монахиню.

Разрушил эти чары Геласий, который совершенно не понимал, о чем толкует Фидельма, как и почти все остальные. Кроме брата Инэ, который сидел и молча улыбался, злорадствуя над поражением настоятельницы.

– Замечательная история, – раздраженно сказал Геласий. – Но какое отношение она имеет к нашему делу? Мало ли, сколько вольноотпущенников обрели высокий сан на стезе Церкви. Но в этом нет ничего особенного, и меньше всего это интересует нас сейчас, когда мы решаем вопрос о Вигхарде.

– Ах, – сказала Фидельма, кусая губу и не сводя сверкающего взгляда с выпученных глаз настоятельницы. – Я только хотела заодно показать, как грех гордыни может уничтожить самые благие начинания. Мне рассказывали, что на празднике Сатурналий был такой обычай: рабы переодевались в одежды своих господ. И хозяйка той освобожденной рабыни была так добра, что даже звала ее сестрой; а та пыталась сделать вид, что так и есть, потому что стыдилась своего рабского прошлого. Но в результате вышло так, что она стала обращаться со всеми вокруг как с рабами, вместо того чтобы относиться к людям справедливо и со смирением.

Эадульф сглотнул, пораженный, постепенно понимая смысл этой побочной линии. Он видел теперь надменную настоятельницу в новом свете, глядя, как она внезапно села обратно на стул, все еще тараща полные ужаса глаза.

Значит, Вульфрун была рабыней? Она постоянно треплет плат у горла. Неужели там, под ним, – шрамы от рабского ошейника? Он посмотрел на Фидельму – доведет ли она это разоблачение до конца? Но, похоже, никто из остальных не понял ее намека. По крайней мере, Геласий.

– Я с трудом понимаю, о чем речь, – говорил он. – Давайте вернемся к убийце, который рассказал Ронану Рагаллаху свою историю.

Фидельма закивала.

– Конечно. Итак, Ронан услышал это признание, потом этот человек умер. Вскоре после того Ронан уехал из Кента в Рим. Все это время он свято хранил тайну исповеди и никому не открывал ни этой истории, ни имени священника, который уничтожил свою семью ради епископского трона. Так было до тех пор, пока он не встретил здесь, в Риме, Вигхарда, который к тому же прибыл не просто паломником, а как архиепископ-дезигнат, почетный гость Его Святейшества, окруженный хвалой и ожидавший посвящения в сан архиепископа. И Ронан почувствовал, что не в силах больше держать в себе эту тайну. Он рассказал Осимо Ландо, который был его анам кара, то есть «другом души»; видите ли, в нашей церкви у каждого из нас есть такой человек, которому мы поверяем свои тревоги и грехи; Осимо же был к тому же и любовником Ронана. Это-то признание и привело к тому, что страшная месть настигла Вигхарда.

Она сделала еще один глоток из чаши.

– Следующий шаг: Корнелий предлагает Осимо участвовать в его плане. Осимо просит принять туда и Ронана, зная, что тот не будет иметь ничего против того, чтобы избавить Вигхарда от богатства. Когда Корнелий спросил у Осимо, почему, Осимо не удержался и открыл тайну Ронана и рассказал все Корнелию, чтобы объяснить ему, почему Ронан будет рад принять участие в этой операции.

– А Корнелий счел своим долгом рассказать Путтоку, – вставил Эадульф, забегая вперед. – Корнелию казалось, что это святотатство – то, что такой человек может получить высший церковный чин, и он убедил Путтока выразить протест Его Святейшеству… как будто Путтока нужно было убеждать. Он сам имел немалые виды на архиепископский престол Кентербери.

Геласий уставился на него, потом с пониманием в глазах повернулся к Фидельме.

– Видите ли, Геласий, – продолжала Фидельма, прежде чем он успел открыть рот, – я поняла, что вы уже знаете о том, что Вигхард был женат, потому что вы сами нам об этом сказали.

Геласий медленно кивнул, вспоминая.

– Да. Настоятель Путток говорил мне, что у Вигхарда была жена и двое детей. Он представил это как аргумент против назначения Вигхарда архиепископом Кентербери. Когда же мы обсуждали это с Вигхардом, он заверил меня, что его жена и дети погибли много лет назад в Кенте, во время набега пиктов.

– Несомненно, Путток бы это так не оставил. Он бы рано или поздно обнародовал все то, что узнал от Корнелия, – сказал Эадульф.

– Но неожиданные события его опередили, – заметила Фидельма. – И здесь перед нами одно из тех совпадений, которые случаются в жизни чаще, чем мы ожидаем.

Ее взгляд остановился на Себби. Тот вдруг понял, и губы его растянулись в улыбке. Он откинул голову назад и захихикал. Все удивленно повернулись к нему, не понимая этой неожиданной веселости.

– Но вы же не хотите сказать, что это Вигхардова сына Путток спас от виселицы! – сказал он, давясь от смеха и безуспешно пытаясь вновь принять серьезный вид.

Фидельма внимательно и без улыбки смотрела на него.

– Наемный убийца продал детей Вигхарда в рабство в Уэссексе и вернулся в Кент. Дети выросли, работая на хозяина, который их купил. Убийца в своей исповеди назвал Ронану имя этого хозяина. Я сейчас напишу это имя и передам его в надежные руки суперисты Марина.

Она дала знак Эадульфу, который по ее просьбе уже приготовил таблички и стилос. Он протянул их ей. Она быстро что-то написала и отдала табличку Марину с просьбой не смотреть. Потом повернулась к Себби.

– Себби, я прошу вас сейчас повторить для всех историю, что вы рассказывали мне, о том, как Путток выкупил из рабства брата Эанреда. И как Эанред убил своего хозяина и его приговорили к повешению.

Брат Себби быстро объяснил все примерно теми же словами, какими в первый раз рассказывал Фидельме.

– Итак, – заключила Фидельма, – Эанред с четырех лет рос в рабстве в крестьянской усадьбе, вместе с сестрой. Когда его сестра подросла и их хозяин изнасиловал ее, Эанред его задушил. По саксонским законам его приговорили к смерти, но вмешательство Путтока спасло его. Себби, сейчас Эадульф выдаст вам табличку. Я прошу вас написать на ней имя хозяина, которого задушил Эанред, и отдать табличку Марину.

С удивленным видом Себби сделал, как она велела.

– Что означают все эти загадки? – недовольно спросил Марин, получив вторую табличку.

– Мы вот-вот придем к решению, – заверила его Фидельма.

– Которое заключается в том, – вмешался Геласий, – что Эанред – сын Вигхарда.

Эадульф с жаром подтвердил его догадку.

– Раз так, – сказал Геласий, – значит, Эанред и есть убийца?

Фидельма выглядела недовольной.

– Действительно, если сравнить имена на этих двух табличках, окажется, что хозяин усадьбы, купивший детей Вигхарда, и тот, убитый Эанредом, – один и тот же человек. Таким образом, Эанред был сыном Вигхарда. Однако это еще не означает, что он был убийцей своего отца, а также Ронана и Путтока.

– Тогда я не понимаю… – начал Геласий, беспомощно разводя руками.

– Еще немного терпения, епископ, – настаивала Фидельма, – мы уже почти закончили.

Она повернулась к Вульфрун, глядя сверху вниз в ее узкое и бледное напряженное лицо.

– Как вы думаете, настоятельница Шеппи, на этих табличках окажется одно и то же имя? – невинно спросила она.

– Откуда мне знать? – проскрипела та, но она словно сжалась, вся ее прежняя напыщенность куда-то делась.

– Действительно, откуда? – согласилась Фидельма. – Вы выросли в королевстве восточных саксов, если я не ошибаюсь?

Все глаза удивленно уставились на настоятельницу.

– Да, я… да…

Эадульф вдруг осознал, что означал тот разговор про Сатурналии. Он в изумлении глядел на Вульфрун. Вульфрун, бывшая рабыня… Вульфрун – пропавшая сестра Эанреда?..

– Ты хочешь сказать, что Вульфрун… – начал он.

Лицо Вульфрун перекосило от гнева и презрения, она чуть было не вскочила снова со стула, но Фидельма вдруг отвернулась от нее.

– Как я уже говорила, – начала объяснять она, – у Вигхарда было двое детей, сын и дочь.

– Я не… – вскрикнула Вульфрун, вскакивая, словно чтобы схватить Фидельму, и с ее шеи соскользнул плат, который она так оберегала. Вокруг ее шеи предательски алел шрам. След рабского ошейника.

Но Фидельма не обращала на нее никакого внимания. Вместо этого ее сверкающие глаза остановились на неуклюжей фигуре сестры Эафы.

– Эафа, вы ведь были раньше рабыней на хуторе?

Девушка моргнула и ничего не ответила.

– Я не буду заставлять вас снимать покрывало с головы, Эафа. Просто подтвердите – я знаю, что под ним. Как и у Вульфрун, у вас на шее шрам от ошейника рабыни, правда?

Светло-карие глаза девушки вдруг необычно оживились. Она глядела на Фидельму со странным огнем в глазах.

– Если вы знаете, то зачем спрашиваете? Да, я выросла в рабстве на хуторе в земле восточных саксов.

– И на этом хуторе вас нашла настоятельница Вульфрун, выкупила вас и взяла с собой в обитель Шеппи, сделав своей служанкой.

Монашка в ответ только пожала плечами.

– Не могли бы вы сказать, как звали хозяина хутора и где он располагался? Или нам стоит лучше спросить об этом настоятельницу Вульфрун?

Сестра Эафа закусила губу. Потом тихо сказала:

– Это был хутор Фоббы, в Фоббастуне.

Лицо Фидельмы растянулось в широкой улыбке.

– Марин, не затруднит ли вас прочесть имя на двух табличках, что у вас в руках?

Военный комендант взял таблички и, щурясь, прочитал:

– Фобба из Фоббастуна.

– То, что она выросла на хуторе Фоббы, еще ничего не означает, – перебила Вульфрун, пытаясь хотя бы частично вернуть себе былое достоинство.

– Нет, означает. Потому что сестра Эафа сама призналась, что она родом из Кента, а в Уэссекс попала в раннем детстве. Она не стала уточнять, что попала туда как рабыня. Она – сестра Эанреда и дочь Вигхарда.

Девушка подняла голову, глаза ее гневно сверкали.

– Нет греха в том, чтобы быть сестрой Эанреда.

Фидельма грустно улыбнулась в ответ.

– Да, в этом не было греха. И даже если не считать доказательством ваши светло-карие глаза, такие же, как у Эанреда, – я поняла, что вы брат и сестра, когда увидела, как вы беседовали в часовне Святой Елены. То, как вы обнялись…

– Так это Эафа была той женщиной в часовне? – воскликнул Фурий Лициний в изумлении. – Но вы не сказали тогда, что узнали ее…

– Это были вы, Эафа, ведь правда? – настаивала Фидельма.

Эафа пожала плечами. По ее лицу было понятно, что Фидельма права.

– Я подозревала это, но не была уверена, – сказала Фидельма со вздохом. – Поцелуй брата и сестры не похож на поцелуй влюбленных. Эанред всегда защищал свою сестру, не так ли? Всегда оберегал вас и был к вам добр. Когда убили вашу мать и вас продали в рабство, он стал для вас защитником. Когда Фобба вас изнасиловал, Эанред решил отомстить. Только Путток, вмешавшись, спас его, и он уехал с ним в Стэнгранд. С тех пор вы не видели его, пока не встретились в Риме.

– Это так. Я не буду этого скрывать, – спокойно и с достоинством ответила девушка. – Но где же здесь преступление?

– Вы и дальше работали на этом хуторе, уже на наследника Фоббы, до тех пор, пока через несколько месяцев волею судеб туда не приехала настоятельница Вульфрун. Она как раз искала себе смышленую служанку, которая будет повиноваться ей. И она выкупила вас.

Фидельма взглянула на настоятельницу, смущенную и потрясенную. Она взглядом попросила подтверждения своих слов, и Вульфрун отрывисто кивнула.

– Я не знала, что Эафа – дочь Вигхарда, – добавила она растерянно.

– Конечно. Но тогда и Эафа этого не знала, – согласилась Фидельма. – На самом деле оба они, и Эанред и Эафа, почти не помнили своего прошлого, не знали, что их отцом был Вигхард и что он приказал убить их вместе с матерью только для того, чтобы самому возвыситься.

– Как же тогда… – начал Марин.

– Не могли бы вы сказать нам, Эафа, когда и от кого вы впервые узнали эту ужасную тайну вашей семьи? – спросила Фидельма, прервав его и опережая его вопрос.

Молодая монахиня с вызовом выставила вперед подбородок. Фидельма расценила это как отказ. Она подождала немного и продолжила:

– Настоятель Путток был человеком большого ума, но имел одну слабость. А именно – не отказывал себе в том, что Римская церковь зовет грехом плоти. Хуже всего было то, что он навязывал женщинам свое похотливое внимание, даже если они того не хотели.

Теперь Эафа не могла скрыть своего потрясения, как бы ни пыталась выглядеть невозмутимой.

– Он знал историю Эанреда и знал, что тот убил своего хозяина, вступившись за сестру. Путток знал, что хозяином Эанреда был Фобба из Фоббастуна. Из случайно оброненных в разговоре слов настоятельницы Вульфрун он узнал, что и Эафа была из Фоббастуна, и понял, что она не иначе, как сестра Эанреда.

– Но как он мог связать их с Вигхардом? – спросил Себби, перебивая ее.

– Очень просто, – ответила Фидельма. – Ронан Рагаллах знал имя того, кто купил детей Вигхарда. Он рассказал Осимо, Осимо рассказал Корнелию, а тот…

– …рассказал Путтоку! – торжествующе закончил Эадульф.

– А Путток рассказал вам, да, Эафа? – спросила Фидельма, поворачиваясь и глядя сверху вниз на девушку, на лице которой читалось странное смешение чувств. – Нужно ли говорить, зачем?

Вдруг девушка яростно обрушилась на Фидельму. Она будто вся превратилась во вспышку гнева.

– Не нужно. Он пытался совратить меня, а когда я отказала, этот хряк разозлился и рассказал мне все про… все про моего отца! – Последнее слово она произнесла, словно выплюнула что-то несъедобное.

– То есть вы знали, что Вигхард ваш отец? – спросил Геласий, пораженный.

– Я вызвала Вигхарда на разговор в тот же вечер, после cena. Я дождалась, пока он выйдет один прогуляться в сад, и спросила, будет ли он это отрицать.

– Да, я видел вас там, – подтвердил брат Себби, – но вас не узнал, только Вигхарда.

– И что же было? – нетерпеливо переспросила Фидельма. – Он отрицал?

– Сначала он был потрясен. Но быстро пришел в себя и сказал, чтобы я зашла в его покои тем же вечером чуть позже, – ответила Эафа. – Он не сказал ни да, ни нет.

– Но вы знали, – настаивала Фидельма. – Знали, что Вигхард ваш отец, и сказали Эанреду. Эанреду уже приходилось душить человека ради вас. И Эанред явился в назначенное время, не так ли? Он вошел в покои Вигхарда и убил его, а потом пошел в Колизей.

Она повернулась к епископу Геласию и пояснила:

– Эанред когда-то задушил Фоббу, а теперь он задушил своего отца, Вигхарда, за то, что тот сделал с его матерью, с Эафой и с ним самим.

– А потом убил Ронана Рагаллаха тем же способом, – перебил Эадульф, внезапно уловив ход ее мысли. – Путток сказал Эафе, что узнал это от Ронана Рагаллаха, но не упомянул Осимо и Корнелия. В результате Эафа была уверена, что Ронан – единственный человек, знавший ее тайну… не считая Путтока. И по ее приказу ее брат удавил обоих, и Ронана и Путтока!

Он торжествующе улыбался, радуясь, как все в итоге оказалось просто. А потом понял слабость своего рассуждения. Ведь Эанред ушел в Колизей после ужина. Потом он остался у Корнелия и пил с ним. Инэ видел Вигхарда значительно позже. Эанред не мог…

Он увидел, что Фидельма ему улыбается, и вдруг понял, что все это время она расставляла ловушку.

– Нет! Это неправда!

Отчаянный крик Эафы огласил комнату, и все в испуге повернулись к ней. Она стояла, мелко дрожа всем своим хрупким телом.

– Мой брат Эанред был добрый. Он был простой человек и верил, что жизнь священна. Он любил животных и никогда не делал ничего дурного никому, кого встречал. Для меня он мог сделать что угодно…

– Даже убить? – ухмыльнулся Лициний. Обращаясь к Геласию, он добавил: – Я думаю, что перед вами сейчас подлинные факты…

– Довольно! – На этот раз пронзительный вопль настоятельницы Вульфрун заставил всех застыть в ужасе. На мгновение отвлекшись на нее, они снова посмотрели на Эафу и увидели, что та медленно сползает на пол. И что на груди по ее одеянию-столе расползается алое пятно.

Фидельма быстро подбежала и подхватила девушку, не дав ей упасть на пол.

Рукоять меча, торчавшая из ее груди, говорила сама за себя.

Вульфрун тихо стонала, потрясенная.

– Почему? – спросила Фидельма, когда они столпились полукругом вокруг девушки.

Эафа заморгала, глядя на Фидельму и пытаясь остановить на ней блуждающий взор. Лицо ее было искажено болью.

– Благословите меня… я согрешила…

– Почему вы это сделали? – не отступала Фидельма.

– Чтобы спасти душу Эанреда, – пробормотала она.

– Пожалуйста, объясните, – мягко настаивала Фидельма.

Эафа начала кашлять кровью.

– Я не боюсь… – прошептала она. Ее светло-карие глаза вдруг прояснились и сфокусировались на лице Фидельмы. – Фидельма, вы ошиблись. Это я пошла тогда в его покои.

– Значит, вот что за девушку он ждал, – пробормотал маячивший позади всех Инэ. – Вот почему он не захотел, чтобы я пришел приготовить его ложе.

Было видно, что Эафе осталось жить совсем недолго.

– Вы пошли туда? – спросила Фидельма, снова повернувшись к ней. – Пошли к Вигхарду?

Девушка снова зашлась в кашле.

– Да… Я еще раз сказала ему, что все знаю. Я сказала ему, что мы с Эанредом – его дети, и что мы знаем, что он заплатил, чтобы нас и нашу мать убили.

– Он стал отрицать?

– Он… я… я бы еще стерпела, если бы он стал отрицать. Но он во всем сознался. Он залился слезами и упал на колени перед кроватью. Ох… – Она снова закашлялась. – О, если бы он стал просить прощения у меня, или у Эанреда, или у духа моей мамы… Но нет. Он стал просить Господа простить его! Перед ним стояла я, его родная дочь, от которой он отказался, а он преклонил колени и стал молить Бога о прощении. Спиной ко мне. Он стоял на коленях у кровати и молился. Казалось… – Новый приступ мучительного кашля сотряс все ее тело. – Казалось, сам Господь указывает мне, что делать. Я тихонько подобрала его веревочные четки, и он не успел что-либо заметить, как уже был мертв.

Приближавшаяся смерть уже перехватывала ей дыхание и голос был еле слышен, но в нем звучала мрачная удовлетворенность.

Геласий глядел на нее, вытаращив глаза и не веря собственным ушам.

– Как могли вы, такая хрупкая девушка, удавить крупного мужчину?

Взгляд Эафы уже уплывал. Вокруг нее растекалась лужа крови. Но при этих словах слабая недобрая улыбка заиграла на ее губах.

– Я была рабыней на хуторе. Я с детства умела забивать скот. Если ты в двенадцать лет можешь удавить свинью, убить человека тебе ничего не стоит.

Тело ее выгнулось, она снова стала кашлять.

Фидельма торопливо склонилась над ней.

– Сестра, времени совсем мало. Если вы убили Вигхарда, то Ронана Рагаллаха убили тоже вы?

Умирающая кивнула.

– Причину вы уже назвали. Путток не сказал, что кто-то еще знает. Назвал только Ронана Рагаллаха. Я убила ирландца, потому что думала, что только он делит с Путтоком страшную тайну о моем отце.

– Но откуда вы знали, где и когда можно встретить Ронана, если весь отряд стражи не мог его найти? – спросил Лициний. – Вы ведь, наверное, даже никогда раньше не видели Ронана Рагаллаха?

Лицо Эафы перекосило от смеха и боли.

Фидельма ответила за нее:

– Вы были на кладбище. С настоятельницей. Когда я приходила в сознание, мне показалось, что я слышала ваш голос.

Эафа в ответ криво улыбнулась.

– Это была чистая случайность. Настоятельница хотела принести цветы на могилу Вигхарда. И я узнала ирландского монаха.

– Как же вы его узнали? – спросил Лициний.

Ответил Эадульф:

– Она узнала в нем того самого человека, который расспрашивал ее о Вигхарде утром в день убийства. Ронан заговорил с Эафой снаружи у гостевых палат. Потом она поняла по описанию, что это и был Ронан Рагаллах.

– Эафа сделала ошибку, рассказав нам о своей первой встрече с Ронаном, – сказала Фидельма. – Увидев Ронана на кладбище, она незаметно от настоятельницы ускользнула, спустилась за ним в катакомбы и…

– Вы правы, Фидельма, – подтвердила Эафа. Конец фразы утонул в приступе кашля.

– А Путток? – настаивала Фидельма.

Глаза Эафы засверкали.

– Путтока я тоже убила. Он был свиньей. Он попытался меня изнасиловать, как Фобба. Уже за одно это он должен был умереть, но он к тому же знал про моего отца. Я думаю, когда я пошла в его спальню сегодня днем, он уже что-то почуял…

Эадульф, стоявший на коленях возле ее головы, был потрясен.

– Что же тогда Эанред делал, когда мы вошли в спальню Путтока? Все выглядело так, как будто это он убил его. Если он не убивал, почему он бежал?

Фидельма подняла на него глаза.

– Когда Эафа убивала настоятеля, он схватил ее за платье и оторвал кусок ткани с брошью, которую она купила тут, в Риме, – объяснила Фидельма. – Уже в своей комнате она обнаружила пропажу. Понимая, что оставила улику, она попросила своего брата Эанреда пойти и забрать ее из комнаты Путтока, пока труп не нашли. К несчастью для Эанреда, вошли мы и застали его врасплох, но он не убивал, а пытался скрыть виновность своей сестры.

Эадульф в ужасе уставился на нее.

– Так ты знала? – спросил он с упреком. – Ты уже тогда знала, что это Эафа?

– Я уже очень давно заподозрила, что Эафа причастна к этой истории. Еще в первой беседе с Эанредом, когда он назвал Эафу «моя сестра». Сперва я решила, что он просто оговорился и называл ее сестрой в духовном смысле. Только потом я поняла, что Эафа действительно была его сестрой по крови и плоти, а не только во Христе.

Эадульф скорчил недовольную гримасу, досадуя на себя за ложный след.

– Ну, это мог быть и Эанред, – сказал он, чтобы как-то оправдать себя. – В конце концов, ему уже случалось убивать за сестру. Не будем забывать о Фоббе из Фоббастуна, которого он задушил.

Тело умирающей девушки дрогнуло в тихом вздохе.

– Это я… а не Эанред… это я задушила Фоббу… Фобба меня изнасиловал… и я убила свинью… как свинью… руки Эанреда чисты.

Кожа Эафы покрылась пятнами, губы странно искривились. В груди ее послышался хрип и тут же стих. Пятна сошли с лица, и кожа приняла желтоватый восковой оттенок.

Фидельма склонилась над девушкой и закрыла ее глаза, а потом преклонила колени.

– Requiem aeternum dona еа, Domine… [12]12
  Вечный покой даруй ей, Господи… (лат.).


[Закрыть]– торжественно начала она. И все постепенно, один за другим, присоединялись к молитве за упокой души, и их голоса, возносясь и понижаясь, звучали слаженно, но не в унисон.