Текст книги "Красная змея"
Автор книги: Питер Харрис
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)
11
Клерво, Шампань (Франция), конец лета 1128 года
Четверо мужчин, рассевшихся вокруг стола, не отводили глаз от монаха, который ходил по комнате из угла в угол. По временам он замирал возле окна, створки которого давали представление о немалой толщине крепостных стен, и устремлял взгляд к грядкам овощей, занимавших весь двор. Там стройными рядами, словно размеренными с помощью линейки и угломера, зеленели острые луковые стрелы, кругленькие капустные кочаны и приплюснутые цветки репы, уже начинавшие желтеть и привносившие золотистый оттенок в аккуратнейшие посадки огорода, который с великим тщанием возделывали монахи.
– Вам, вероятно, интересно, для чего я вас созвал.
Цистерцианец начал говорить, стоя спиной к собравшимся.
Никто не проронил ни слова. Все ждали, чтобы монах сам объяснил причины их присутствия в уединенной обители.
– Рыцарям, живущим в храме Соломона и называемым в народе тамплиерами, пора обзавестись надлежащим статусом. Только это поможет избавить вас от кривотолков.
– Я вас не понимаю, брат Бернар.
– Все очень просто, любезный мой Гуго. Надо создать рыцарский орден. Это будет лучший способ исполнения нашей миссии.
– Вот уж тогда сплетен и пересудов точно избежать не удастся, – заметил Гуго де Пайен.
– В ваших словах, конечно же, есть правота. От пересудов и сплетен никуда не денешься. Но если все те, кто обязан хранить молчание, будут исполнять свой долг, то никому не удастся что-либо утверждать определенно, без вреда для собственной чести.
– Можно считать, что орден в какой-то степени уже создан. Людям мы известны под именем рыцарей храма, так как долго проживаем в иерусалимских руинах, – высказался Андре де Монбар, дядя Бернара.
– Ты заблуждаешься, если считаешь, что именование, каким бы общеизвестным оно ни было, позволяет вам называться орденом. Ордена как такового не существует.
– Почему же не существует?
– Он не узаконен.
– Как это не узаконен! – запальчиво воскликнул Андре, и его серые кустистые брови резко вскинулись. – Скоро минет уже десять лет с тех пор, как мы принесли обеты целомудрия, послушания и бедности в присутствии патриарха Иерусалимского, а король Балдуин предоставил нам место для обустройства. Эти годы мы посвятили исполнению миссии, которую ты же нам и поручил.
– Все, что ты говоришь, справедливо. Однако это не означает, что вы составляете орден. – Слова клирика лились мягко, точно сироп. – Если уж на то пошло, то вас можно считать особым отделением капитула каноников Гроба Господня, они же сионские каноники, но никак не рыцарским орденом. Ты абсолютно прав, утверждая, что ваше пребывание в Иерусалиме было связано с выполнением некоей миссии и что Балдуин предоставил вам место для обустройства. Истинно также и то, что ты сказал насчет обетов. Но в глазах церкви вы не составляете ордена. Вам не хватает для этого законных атрибутов. Да разве я погрешу против истины, делая такое заявление!
– Нет, мы орден!
Де Монбар ударил кулаком по столу.
Брат Бернар, само присутствие которого всем внушало трепет, впился взглядом в глаза своего дядюшки, и тот разглядел пламя, мерцающее в этом взгляде. Оно было столь ярким, что рыцарь не смог ему противиться и склонил голову. Священник же продолжил невозмутимым монотонным голосом, точно читая псалтирь:
– Вы не обороняли дороги в Святой земле, не оказывали помощи паломникам. У вас не имеется устава, которым управлялась бы ваша жизнь. Вы даже никому не позволили присоединиться к вашему братству. Что же это, по-вашему, за орден?
– Если мы никого и не принимали в наши ряды, так это во исполнение ваших же наставлений. – Гундемар, также присутствовавший за столом, пришел на помощь Андре де Монбару, чья голова склонилась на грудь.
– Истинно то, что вы исполнили порученную вам задачу, важность которой стократ превышает те подвиги, которые вы могли бы совершить на дорогах Палестины, – продолжал брат Бернар. – Однако это не означает, что вы являетесь орденом. Я должен сказать вам со всей серьезностью, что для его организации необходима папская булла, которая дала бы вам возможность существовать в качестве рыцарского сообщества. Вам нужно покровительство в виде благословления Папы. Это избавит вас от посягательств со стороны епископов. Некоторые из них чересчур любопытны. Им нравится совать нос даже в такие дела, которыми и вовсе не следовало бы интересоваться. К тому же у вас появляется все больше и больше хулителей. Быть может, дело тут в желании личной выгоды.
– Каких еще хулителей? Что же они говорят? – забеспокоился Гуго де Пайен.
– Злые языки поговаривают, что само ваше существование способно переменить естественный порядок вещей, установленный нашим Господом Богом.
– Объясни! Я ничего не понимаю! – Андре де Монбар, слегка оправившийся после грозного натиска Бернара, вскочил на ноги. Теперь он был в ярости.
– Ваши враги заявляют, что вы не монахи и не воины. Еще точнее – что вы наполовину монахи и наполовину воины, что противоречит естественному устройству общества. Человеку приличествует быть либо oratore, [5]5
Молящийся (лат.).
[Закрыть] либо bellatore, [6]6
Воюющий (лат.).
[Закрыть] либо laboratore. [7]7
Работающий (лат.).
[Закрыть] Люди молятся, воюют или трудятся, но нельзя же оставаться всем понемногу.
– Мы стремимся служить Господу и христианскому миру!
Брат Бернар не обратил внимания на этот выкрик.
– Нам нужна свобода передвижений, если мы желаем достичь наших целей.
– Я не понимаю, что происходит! – воскликнул де Монбар. – По какой же причине у нас возникли эти враги, если единственное, что мы совершили, так это прожили какое-то время в удалении от мира, за стенами иерусалимского храма?
– Причина в том, что вы ни на кого не похожи, возлюбленный мой дядюшка! Вы кажетесь необычными всем, кому неведомы истинные цели вашего существования. Только вообразите, что случилось бы, если бы враги узнали настоящую причину вашего пребывания в развалинах храма в течение столь долгого срока.
Брат Бернар уже приобрел известность под именем монаха из Клерво. Так называлась тихая долина в Лангре, где по велению Стефана Гардинга, настоятеля своего ордена, он основал монастырь. Благодаря яркой личности своего основателя обитель за несколько лет превратилась в главнейший монастырь цистерцианцев. Это было место просветления и уединения, затерянное в обширном лесном массиве, но именно ясный свет, которым озарялась обитель, дал монахам повод назвать ее Клерво, то есть Долина света.
Бернар говорил о любви к природе, к цветам, к деревьям, к животным и к малым явлениям жизни, превозносил ценности, до сей поры не привлекавшие к себе людского внимания, и делал это с такой мощью и страстью, что его красноречие почиталось необыкновенным. Когда Бернар Клервоский приходил в какой-нибудь город, его обитатели толпами стекались послушать проповеди. Жар и сила его слова утешали людей в их повседневных заботах.
Популярность монаха являлась главным оружием, которым обладал его орден. Самого же Бернара она превратила в одного из самых влиятельных персонажей своей эпохи. Родилась даже легенда о том, что во многих почтенных семействах матери прятали детей, чтобы те не слушали жгучих проповедей Бернара и не принимали монашеский сан.
– Каким же образом сообщество рыцарей достигает статуса ордена? – спросил Теобальд, новый граф Шампанский, четвертый из тех людей, которых созвал сюда монах.
– Если все присутствующие согласны, то давайте устроим дело наилучшим образом. Рассудив, что в этом может возникнуть необходимость, я принял решение отправить в Рим гонцов с письмом, содержащим просьбу о том, чтобы Папа Гонорий выдал нам буллу. Тогда уже всем придется признать существование ордена бедных Христовых рыцарей.
– Мы хотим быть тамплиерами! – выкрикнул Андре.
– Отлично, вы будете орденом бедных Христовых рыцарей при храме Соломона. Мы получим в свое распоряжение папскую буллу и созовем синод, провинциальный совет, на котором ее и огласим.
– Нам нужен устав, в котором будут определены правила нашей жизни, – вставил Гуго де Пайен.
На губах брата Бернара мелькнула легкая улыбка.
– Я предугадал эту потребность и позволил себе подготовить черновик тех правил, которые войдут в силу, если на то будет ваша добрая воля.
– Где и когда может состояться совет? – спросил Теобальд.
Брат Бернар, который так и не присел, изобразил на своем лице задумчивость, хотя на самом деле уже успел поразмыслить и о месте, и о времени. Он знал, что графу его предложение придется по душе.
– Почему бы не в Труа, в столице ваших владений?
Теобальд Шампанский с радостью согласился. Ему явно понравилось, что столица его графства превратится в центр этих событий.
– Когда?
– Чем раньше, тем лучше, – ответил клирик.
Он знал, что Теобальд воспринимал свою роль в этом деле как тяжкий груз, полученный по наследству. Ведь его дядя решил отказаться от своих прав и владений и удалиться в Святую землю. Граф Гуго узнал, что его супруга, графиня Елизавета, зачала сына, которого он никак не мог посчитать своим.
Новому графу ничего было не известно о том, чем его дядюшка занимался в Иерусалиме. Брат Бернар предпочитал, чтобы так оно и продолжалось. Если граф Теобальд и получил приглашение явиться в монастырь, то лишь потому, что его присутствие было необходимо для принятия решения о созыве совета в Труа.
– Мне хотелось бы знать более точную дату.
– Я полагаю, за четыре месяца все можно подготовить.
– Будем считать это окончательным сроком?
– Да, согласен, но только начиная с момента, когда мы получим разрешение Папы.
– Сколько времени это может занять?
– Я ожидаю ответа его святейшества не ранее чем через две недели. Гонцы отправились в Рим почти три месяца назад. Основную проблему на пути составляют лихие разбойники, но охрана у нас хорошая.
– Тогда я начинаю подготовку к совету, который состоится через четыре месяца.
Граф поднялся с места.
Теобальд откровенно скучал на подобных сборищах. Он не желал проводить время среди монашеских ряс. Еще меньше ему хотелось оставаться в компании этих безумцев, которые почти девять лет копались в иерусалимских развалинах как грубые мужланы. Граф никогда не мог уразуметь, почему его дядя все последние годы так интересовался этими делами, отдавал тамплиерам много средств и не меньше личного внимания.
Брат Бернар не ошибся. Разговоры об ордене представлялись молодому графу тяжелым грузом, свалившимся на него вместе с неожиданным наследством. Чем раньше со всем этим будет покончено, тем скорее он скинет с себя эту ношу. Мысль о том, что дело будет решено в четыре месяца, наполняла его сердце ликованием.
Граф Теобальд попрощался, ссылаясь на крайнюю занятость, хотя, по правде говоря, он просто не хотел, чтобы ночь застала его в монастыре. Об аскетичной жизни братьев из Клерво было известно по всей округе. Граф же предпочитал почивать на мягком ложе и, по возможности, не в одиночку.
Брат Бернар поблагодарил Теобальда за посещение и проводил его до дверей. Рыцари при этом встали со своих мест.
Как только граф ушел, священник поразил собравшихся такими словами:
– Теперь мы можем поговорить без недомолвок, к которым обязывало нас присутствие графа.
– Что вы имеете в виду?
– Что разговор о провинциальном соборе, где ваш статус узаконят и вы окажетесь под прямым покровительством Рима, – не основная причина, по которой я созвал вас в Клерво. Как вы уже успели убедиться, дело движется. Вчера один из почтовых голубей, которых мы держим в наших цистерцианских обителях, вернулся с известием, что булла окажется здесь через несколько дней. Потом, как и было уговорено с графом, мы созовем собор, на котором вас провозгласят рыцарским орденом. В ожидании этого момента я передам вам тексты устава, которые сейчас заканчивают готовить переписчики из нашего скриптория.
– По какой же иной причине ты нас созвал? – спросил Андре, до сих пор все еще сердитый на своего племянника.
– Теперь я могу говорить с полной свободой.
– Неужели ваше священство не доверяет графу Теобальду? – спросил Гуго де Пайен.
– То, что я вам собираюсь сообщить, не должно выйти за пределы узкого круга лиц, поскольку речь идет о великой тайне, которую будут хранить, гм… тамплиеры. – Трое рыцарей в изумлении переглянулись. – Эта тайна не будет доверена прочим членам организации, – продолжал Бернар. – Истинная причина, по которой я вас созвал, заключается в том, что я собираюсь раскрыть вам этот секрет.
– Племянник, я тебя не понимаю, клянусь Пресвятой Богородицей! Сначала ты морочишь нам голову, отрицая законность существования ордена, сообщаешь о могущественных врагах, утверждаешь, что рыцарский орден необходим ради исполнения нашей миссии, что мы нуждаемся в покровительстве Папы, а теперь заявляешь, что мы собрались здесь, чтобы узнать некую тайну. Да разве мы до сих пор не сопричастны тайне?
– Возлюбленный мой дядюшка, ты замечательно обрисовал положение и правильно поставил вопрос. Но ты заблуждался, когда воскликнул, что мы уже сопричастны тайне.
– Да разве это не так?
– Речь идет не о сокровищах храма, а о чем-то куда более волнующем, чего ты и представить себе не можешь. Это никак не связано с богатствами земными. Теперь они будут иметь для вас такую же ценность, как и песок посреди пустыни.
– Пресвятая Богородица! Я совсем не понимаю, что происходит. Мы годами рылись в земле, пока не натолкнулись на гору золота, серебра и драгоценных камней! Граф Гуго тогда был растерян. Возможно, он полагал, что наши поиски увенчаются иным результатом, вот и повелел нам оставаться в Иерусалиме, пока мы не получим указаний от тебя. Нам пришлось провести там еще год, пока не пришла весть о том, что поиски окончены. Хотя вообще-то ничего нового мы не обнаружили.
– Именно обнаружили, сами того не сознавая!
– Как же?
– Слушайте меня внимательно. На самом деле то, что вы искали, находилось на том самом плане, где были указаны все драгоценные тайники.
– Как это на плане?.. Мы нашли ровно двадцать четыре клада и больше ничего!
– На том листе было и кое-что еще, – с важностью произнес Бернар Клервоский.
Рыцари вконец запутались.
– Ничего там больше не было, – заверил его Гуго де Пайен.
– Там были письмена.
– Да нет же!
– Спрятанные письмена.
– Какое-то ведовство? – спросил де Монбар.
– Этот текст по счастливой случайности обнаружил брат Этельберт. Письмена проступили, когда на пергамент упало несколько капель лимонного сока.
– Что еще за чудеса?
Вместо ответа брат Бернар извлек из складок одеяния пергамент и развернул его на столе.
– Узнаете?
– Да, это наша карта.
Монах перевернул лист, и все увидели текст, занимавший половину оборотной стороны.
– Но здесь же ничего не было! – воскликнул Гундемар.
– Было, просто вы не видели. Вот этот самый текст по воле случая обнаружил брат Этельберт.
– Что здесь написано? – недовольно спросил де Монбар.
– Эти строчки подтверждают тот текст на древнем пергаменте, который когда-то попал ко мне в руки. С него-то и началось ваше путешествие и труды в Иерусалиме.
– Но что именно?
– То, что вы должны будете хранить в секрете. То, о чем узнают лишь избранные члены ордена.
– Я был уверен в том, что там есть что-то еще! – с великой радостью воскликнул Гундемар. – Я знал, что мы искали не золото и не серебро, вот только не предполагал, что мы так близки к находке.
– Проявите внимание. Этот текст был написан незадолго до того, как римляне разрушили Иерусалим. Он подтверждает сведения из старинного пергамента, который достался мне много лет назад. Мы можем назвать эти записи Евангелием, которое ни в коем случае не должно быть утрачено. Ему суждено пройти сквозь века и открыться миру, когда настанет подходящий момент. Вы станете хранителями этого Евангелия.
– Именно мы?
Брат Бернар ответил кратко:
– Именно вы.
– Если об этой тайне известно только нам, а еще брату Этельберту и Гуго Шампанскому, то как же мы справимся с задачей, которую ты на нас возлагаешь?
– Тайна будет принадлежать не только вам. Она станет достоянием особого круга посвященных, существующего внутри ордена.
– Круг посвященных внутри ордена? Не понимаю.
– Это будет группа рыцарей, членов ордена, которых следует тщательно отбирать. Тем, кто явится на смену первым хранителям, предстоит пронести сквозь века миссию, которую я ныне возлагаю на вас. Вы станете членами союза, который будет именоваться «Братством змеи».
– Почему такое странное имя? – изумился Гундемар.
– Потому что в очень древние времена существовала тайная наука, о которой почти не осталось воспоминаний. Она позволяла прикоснуться к необыкновенному знанию. Змея – это животное, символизирующее именно такое знание. Нелишним будет добавить, что для того, чтобы справиться со своей миссией, вам придется сделаться молчаливыми и хитрыми, точно змеи.
– Почему нам?
– Потому что вы будете единственными, кто причастен к тайне.
– Но ведь нас слишком мало. Столь ограниченный круг хранителей означает великий риск.
– Вас будет чуть больше, хотя и не много. Великие секреты могут являться достоянием лишь немногих.
12
Париж, 12 октября 1307 года
По окончании церемонии присутствующие начали подходить к помосту, на котором восседал король Филипп Красивый – главное лицо на похоронах своей невестки, Каталины де Куртене, супруги его брата Карла. Вдовец, сидевший по правую руку от монарха, вежливо кланялся каждому, кто подходил к нему с изъявлениями скорби.
В главном нефе храма выстроилась длинная очередь из благородных особ, желавших принести свои соболезнования королевскому семейству. Разговоры велись о напряженности на границе с англичанами и о действиях Папы, который, по-видимому, окончательно обосновался в городе Авиньон, превратив его в апостолическую столицу христианского мира.
После членов королевской семьи наступила очередь Жака де Моле, уже довольно давно находившегося в городе. Кое-кто поговаривал, что парижское путешествие магистра связано с его желанием заручиться высочайшей поддержкой для организации нового Крестового похода.
Магистр тамплиеров взошел на помост и преклонил колено в знак почтения. Филипп подхватил его за плечи и заключил в братские объятия. Это был знак особого расположения короля к этому человеку. Никто не мог расслышать слов, которые монарх прошептал магистру на ухо. Тот в ответ церемонно склонил голову, а затем принес Карлу Валуа соболезнования по поводу потери супруги. На лице королевского канцлера Гийома де Ногаре, стоявшего в шаге за спиной своего господина, при этом не отразилось никаких эмоций.
Когда Жак де Моле в сопровождении полудюжины рыцарей удалялся по одному из боковых нефов, к нему были прикованы взгляды всех придворных и прочих особ, дожидавшихся своей очереди. Этот визит вызвал волну комментариев. По Парижу ходили слухи о разногласиях между короной и орденом. Разумеется, теперь, после приема, оказанного Филиппом Четвертым предводителю тамплиеров, всем стало ясно, что это лишь злонамеренные сплетни.
Когда рыцари вышли на маленькую площадь, расположенную перед церковью, они натолкнулись на толпу, мешавшую двигаться дальше. Несмотря на то что четверг был объявлен не рыночным днем, множество людей собралось здесь, чтобы посмотреть на короля, на знатных придворных и на прочих выдающихся участников церковной церемонии.
Отряд солдат расчистил для тамплиеров коридор. Рыцари удалялись неспешным шагом, несколько высокомерно. Эти люди давали толпе понять, что они ничего не боятся. Рыцари были уверены в своем могуществе.
Когда все, кто мог бы их подслушать, остались позади, магистр заметил:
– Полагаю, никто из вас не станет сомневаться в том, что мы правильно поступили, явившись на похороны королевской невестки.
– Господин, никто из нас не был против того, чтобы присутствовать на траурной церемонии. Сомнения наши заключались вот в чем. Подобает ли нам в сложившихся обстоятельствах чересчур выказывать себя?
Де Моле посмотрел на рыцаря, шагавшего по правую руку от него. Тот был гораздо моложе магистра, мужчины лет шестидесяти, отменно сохранившегося для своего возраста.
– Похороны – не выставление себя напоказ. Это ритуал, предписываемый церковью. Участие в нем есть дело христианского милосердия.
– В этом ни у кого не возникнет сомнений, мой магистр. Однако вы ведь согласитесь со мной в том, что похороны, которые мы только что наблюдали, – это также и придворная церемония, на которую все собираются, чтобы на других посмотреть и себя показать.
– В таком случае ты должен признать, что лучше было присутствовать, дабы все болтуны и сплетники видели нас на церемонии.
– Мой магистр, мне кажется, все гораздо серьезнее. Вы не заметили, какое лицо было у канцлера?
– Ногаре всегда подчеркивал свое нерасположение к нам. Не думаю, что здесь есть повод для беспокойства. Как вы сами могли убедиться, слухи, которые о нас распускают в эти дни, не имеют под собой оснований. Все это сплетни, наговоры наших врагов, которые распространяются праздными завистниками. Вы же видели, что его величество был в высшей степени благосклонен ко мне.
Слова магистра сперва не вызвали никаких комментариев, что можно было воспринять как знак согласия. Все-таки самый молодой тамплиер поколебался несколько секунд, а потом решился высказаться:
– Простите, мой магистр, однако Филипп Четвертый – не тот человек, которому можно было бы доверять.
– Ты не должен так отзываться о короле, – одернул юношу де Моле.
– Прошу простить, мой господин.
Рыцари в молчании проследовали к замку Тампль. Так парижане окрестили массивную крепость, командорство ордена во французской столице.
Легкий ветерок постепенно превращался в яростный ураган. Выдерживать его становилось все труднее. Тамплиеры подошли к крепости, остановились и подождали, пока часовые изнутри не поднимут решетку и не откроют ворота. Несколько дней назад руководство ордена решило до крайности ужесточить меры безопасности. Когда рыцари прошли внутрь, ворота за ними немедленно были заперты.
Магистр обратился к своему молодому спутнику:
– Почему ты так отозвался о короле?
– Мой господин, мне не хотелось бы, чтобы вы вторично порицали меня за мои слова.
– Не беспокойся, я просто жду ответа на свой вопрос и хочу, чтобы ты объяснился со всей прямотой.
– Господин, всем известно, что король частенько отказывается от своих слов. Торговые люди опасаются вызовов к его управителям, в особенности к Гийому де Ногаре. От них требуют займов, которые после не оплачивают.
– Кое-что об этом известно и нам.
– Я слышал, бывают случаи, когда король и вовсе не признает существования подобных долговых обязательств. Он дает различные обещания многим рыцарям, а затем выказывает необычную забывчивость. Даже с дамами он ведет себя не по-рыцарски. Как мне дали понять, король повелел умертвить мужа одной красавицы, чтобы потом было проще добиться ее благосклонности.
– Может быть, все это лишь сплетни.
– Возможно, господин, однако мне кажется, что люди не стали бы рисковать своими шеями ради простых сплетен. Всем известно, что король повелел изгнать из страны евреев, чтобы не отдавать деньги, занятые им у банкиров, происходящих из этого народа.
Ничто из того, что рассказал молодой тамплиер, не явилось новостью для магистра. Мрачные думы, такие же черные, как и тучи, покрывшие небо над Парижем, бродили у него в голове. Лицо его приобрело пепельный оттенок.
– Какой сегодня день?
– Четверг, мой господин, двенадцатое октября.
– Есть известия от наших посланцев? – спросил де Моле у сенешаля ордена.
– Да, мой магистр. Все идет по намеченному плану.
Такой ответ немного успокоил руководителя ордена.
– Хорошо, теперь оставьте меня одного. Мне нужно о многом подумать. Если появятся новости, то вы найдете меня в часовне.
Добрая сотня тамплиеров наполняла трапезную командорства. Рыцари ужинали в молчании, слушая голос, читавший из Книги Царств.
Когда отзвучала благодарственная молитва, которой завершалась всякая трапеза, магистр попросил двух рыцарей, сидевших с ним за одним столом, сопроводить его в маленькую, небогато обставленную комнату, которую он использовал как рабочий кабинет, место для собраний и приема гостей.
С этой просьбой магистр обратился к сенешалю и недавно назначенному командору Антиохии.
– Долго я вас не задержу, но все же присаживайтесь, – указал де Моле на два простых кресла, спинки и сиденья которых представляли собой переплетение кожаных ремешков. – Я хотел бы узнать ваше мнение по поводу сложившийся ситуации.
– Что вы имеете в виду?
– Ходят упорные слухи о том, что нашему ордену угрожает опасность. Я отказываюсь верить досужим пересудам, но должен признаться в том, что растерян, дух мой подавлен, думы мои беспокойны. У нас, конечно же, имеются могущественные неприятели. После разрушения Акры многие возвышают голос против самого существования ордена, поскольку полагают, что в нас больше нет необходимости. Что вы думаете обо всем этом? Быть может, мне следует отправиться в Авиньон и испросить встречи с Папой? Или же вы считаете, что лучше ничего не предпринимать, эта буря сама по себе промчится стороной?
Первым заговорил сенешаль:
– Все мы крайне озабочены. Понятно, что Филипп Четвертый смотрит на нас недобро, в числе прочего еще и потому, что должен нам немало денег, а лучший способ избавиться от обязательств – это уничтожить заимодавцев. С евреями он это уже проделал. Однако же король ничего не сможет предпринять против нас, не заручившись одобрением Папы.
Командор Антиохии подскочил, словно на пружинах. Он заговорил и сразу же назвал Папу его мирским именем:
– Бертран де Го – только марионетка в руках короля. Еще в бытность свою архиепископом Лионским он начал угождать Филиппу Четвертому и по сию пору находится в услужении у короля, которому обязан своим избранием. Этот человек настолько несамостоятелен, что даже перенес папскую резиденцию из Рима в Авиньон. Если наша безопасность зависит от него, то мы пропали.
– Мне кажется, что в твоих словах чересчур много горячности.
– Господин, я не опираюсь на домыслы, говорю только то, что знаю наверняка. Скольких кардиналов он назначил с тех пор, как сделался Папой?
– Восьмерых? – спросил сенешаль.
– Девятерых, если быть точным. Все они французы, вассалы Филиппа. Король поймал понтифика в свои сети.
– Несмотря ни на что, я не готов поверить в то, что уже разработан план расправы с нами, – вздохнул магистр.
– Может быть, положение ордена и не является столь удручающим, – согласился сенешаль. – Однако думаю, что нам лучше оставаться начеку. По моему мнению, будет разумно перенести сокровища в другое место, более безопасное, чем подвалы этого командорства. Мы не слишком-то долго сможем сопротивляться, если – как опасаются некоторые – нас атакуют королевские солдаты.
– Невозможно и подумать об этом! Это безумие! Только сегодня утром Филипп проявил ко мне чрезвычайную любезность.
– Не доверяйте Филиппу, магистр. Его двоедушие известно всем и каждому. Мне было бы гораздо спокойнее, если бы король не выказывал подобного расположения, – возразил командор Антиохии.
– Разумеется, мы переживаем не лучшие времена, однако я почитаю лжепророками всех тех, кто предрекает всяческие катастрофы.
– Возможно, вы и правы, однако было бы нелишним принять некоторые меры предосторожности, – настаивал сенешаль.
– Вот именно о мерах предосторожности я и собирался с вами поговорить. Не желаете ли отведать сладкого кипрского вина? Уверяю вас, это просто нектар, достойный истинных ценителей.
Жак де Моле пользовался славой аскета, так что его сотоварищи изумились такому предложению. Магистр извлек из небольшого сундучка, стоявшего на стенной полке, пузатый сосуд из глазурованной глины и три плошки из того же материала, наполнил их до краев и предложил рыцарям.
Сенешаль и командор убедились в том, что де Моле нисколько не преувеличивал, говоря о качестве напитка. Кипрское вино пользовалось заслуженной славой, как и виноград, доставляемый с этого острова.
– Любезный мой Этьен, известно ли тебе, отчего цвета нашего босеана – это белый и черный?
Сенешаль вздрогнул. Тот же самый вопрос магистр задавал ему много лет назад, вскоре после его назначения на важный пост, который он теперь занимал. Ведь в иерархии ордена сенешаль – это вторая фигура. Теперь ему стала ясна главная причина, по которой Жак де Моле призвал их к себе в кабинет.
Командора этот вопрос немало удивил. Он знал, насколько рыцари ценили свой черно-белый стяг, насколько велика честь держать его на поле брани, знал и о строгости дисциплины в отношении босеана, и о жестокости наказаний, ожидавших его носителя в случае неисполнения положенных ритуалов. Ему было известно, что рыцари не вступали в битву, пока их штандарт не был развернут, и что никому ни в коем случае не дозволялось покидать поле боя, пока босеан реял в небе. Он слышал много историй о подвигах, совершенных на протяжении почти двух веков существования ордена. Рыцари сражались насмерть, защищая свой штандарт. Однако командор Антиохии никогда не задумывался о том, почему его цвета – это белый и черный.
– Мне это неизвестно, господин. Я знаю, что правила в отношении стяга очень строги, поскольку он символизирует наш орден.
– Именно так. Босеан – символ нашего ордена, устройство которого является куда более сложным, чем это представляется внешним взорам.
– Что вы сказали, мой господин?
– Я имел в виду, что на самом деле мы представляем два ордена. Один из них скрыт внутри другого.
– Я не понимаю вас, магистр.
– Все очень просто. Наш орден велик и известен. Однако немногочисленная группа наших рыцарей образует внутреннее братство, про которое ничего не известно тем, кто в него не входит.
– Отчего вы мне это рассказываете?
– Потому что в силу твоих добродетелей ты достоин много большего, нежели недавно полученный тобою титул командора. Ты войдешь в это братство.
Магистр поднялся, достал из шкафчика Библию, устав ордена тамплиеров и положил их на стол.
– Хотя ты уже обязан хранить тайну, связан клятвой, данной при вступлении в орден, теперь тебе придется повторить ее, чтобы стать членом братства.
– Вы считаете, что я достоин такой чести?
– Я нисколько не сомневаюсь в твоих достоинствах. Но тебе надлежит знать, что вступление в братство – это не только высокая честь. Оно подразумевает и великую ответственность, которая ляжет на твои плечи. Если ты готов, то поклянись спасением своей души перед святыми Евангелиями и перед уставом ордена, который ты когда-то поклялся блюсти неукоснительно, что никогда, ни при каких условиях, ни при каких обстоятельствах не расскажешь о существовании братства, членом которого ты станешь.
Этьен де Ламюэтт возложил ладони на тексты и поклялся спасением своей души хранить тайну, которая будет ему открыта.
