Текст книги "Красная змея"

Автор книги: Питер Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Магистр в знак доверия похлопал революционера по плечу и проводил до двери, нашептывая на ухо:

– Пять дней, Максимилиан, пять дней. Ни единым больше.

Голос его звучал мягко, что ни в коей мере не отменяло категоричности приказа.

Сразу после того как Робеспьер покинул дворец «Три гусыни», двое мужчин, встречавших его у дверей, поднялись в зал с нимфами, собрали вещи и сопроводили магистра до кареты, которая только что подъехала к дверям. Пассажиры заняли свои места.

Как только дверца кареты захлопнулась, магистр произнес:

– В надлежащий момент от Робеспьера придется избавиться.

Его голос был еще более холодным, чем ледяная стужа, царящая на парижских улицах.

Холодно было не на шутку, хотя первые лучи восходящего солнца предвещали ясную погоду. Двадцать первого января на небе не появилось ни облачка. Все подсказывало, что наступает особенный день.

Возле тюремных ворот собралась толпа. Несколько отрядов солдат и рой национальных гвардейцев пытались расчистить дорогу для кареты.

Вскоре после девяти утра раздался скрип петель. Распахнулись большие ворота старой крепости Тампль, которую теперь использовали в качестве тюрьмы для врагов революции. Выкрики сержантов, отдававших команды солдатам, перекрывали гул толпы.

В полумраке въездных ворот показалась лошадь. Она тянула зеленую карету, внутри которой можно было различить Людовика Шестнадцатого. Бывший король крепко вцепился в решетку, закрывавшую окно.

Это зрелище заставило умолкнуть всех говорунов. Перед тюрьмой вдруг воцарилась напряженная тишина. Фигура короля, хотя и поверженного, сохраняла некое величие.

Потом из всеобщего молчания, нарушаемого лишь скрипом колес и цокотом копыт, вырвался отчаянный крик:

– Предатель! Предатель Франции!

Этот вопль был подхвачен целым хором голосов, на редкость слаженным:

– Капет – предатель!

– Смерть! Смерть предателям!

Горожане толпились по обе стороны дороги и бурно выражали свою радость. Зато слухи, облетевшие весь Париж, не внушали спокойствия властям.

Злые языки поговаривали, что люди, прибывшие из северо-восточных департаментов, особенно из Вандеи, готовят монархический переворот. Беглые дворяне возвращаются, чтобы защитить своего короля.

Вести, приходившие из-за рубежей Франции, тоже вселяли тревогу. Путешественники утверждали, что австрийцы и пруссаки стягивают большие войска на берег Рейна, а на юге, в Пиренеях, собираются отряды испанцев.

Пронесся также слух о том, что в последний момент смертная казнь короля будет заменена пожизненным заключением. По этому поводу вспыхивало немало споров и потасовок. Все единодушно считали обвиняемого виновным. Разногласия на улицах, как и в стенах Национальной ассамблеи, начались в момент определения меры наказания. Париж бурлил от сплетен и перебранок.

Правительство республики предвидело такую ситуацию и сосредоточило в столице восемьдесят тысяч национальных гвардейцев. В стратегически важных местах были выставлены три тысячи шестьсот до зубов вооруженных солдат. Еще бы – ведь не каждый день король отправляется на гильотину!

Уличная толчея превратилась для осужденного в крестную муку. Карета двигалась медленно, лошадка трусила устало. Брань, которой парижане осыпали Людовика, вспыхнула с новой силой после секундного молчания.

На площади Революции, в центре которой возвышалась гильотина, яблоку было негде упасть. Осужденного поносили со всех сторон, хотя можно было заметить и молчаливо стоявших зрителей, на лицах которых читалась печаль.

Когда карета проезжала мимо особенно активной группы санкюлотов, стражникам пришлось применить силу, чтобы сдержать самых ярых.

Оскорбления переросли в рев:

– Убийца!

– Изменник!

– Подлец!

Людовика Шестнадцатого будто бы вовсе не касалось все то, что происходило вокруг. Голову он держал прямо. Взгляд его застыл в какой-то неясной точке. Такое поведение человека, приговоренного к смерти, поубавило пылу даже у самых горячих крикунов. Они-то рассчитывали на то, что король будет умолять о снисхождении.

Лошадка послушно остановилась у подножия эшафота, окруженного тремя рядами солдат. С одной стороны выстроилась сотня барабанщиков, в любую минуту готовых отбить дробь. В нескольких шагах от них расселась на табуретах группа неряшливо одетых женщин. Все они что-то вязали длинными спицами. Эти гражданки прославились на весь Париж своими яростными оскорблениями и насмешками. Они появлялись в первых рядах при каждой публичной казни.

Особенно крепко доставалось от них упрямым священникам, монахам, отказывавшимся присягнуть конституции, и представителям аристократии. Их все знали под именем «tricoteuses». <sup>[15]15
  Вязальщицы (фр.).


[Закрыть]</sup> Мало кто отваживался поспорить с этими склочницами за лучшие места на площади, которую они почитали своим достоянием.

Людовик в сопровождении конвоя солдат и священника, который прошагал весь путь рядом с каретой, поднялся по ступеням на эшафот. Все затаили дыхание, когда палач попытался связать осужденному руки.

– В этом нет необходимости. Я ведь не преступник, – возразил было Людовик.

Палач, ужасно волновавшийся перед предстоящей процедурой, вынужден был настаивать. Он получил весьма жесткие инструкции на сей счет.

Потрясенный ответом короля, он с мольбой в глазах обернулся к священнику.

– Ваше величество, – зашептал тот на ухо Людовику, – сжальтесь над этим человеком и принесите последнюю из своих жертв.

Король протянул руки палачу, затем спросил:

– Во время казни зазвучат барабаны?

– Таков обычай.

Осужденный шагнул к краю помоста и попытался обратиться к толпе:

– Народ, я умираю невиновным! Я!..

Тут солдаты подступили к королю и, угрожая штыками, пытались заставить его замолчать.

Офицер взмахнул рукой, отдавая приказ барабанщикам. Грохот заполнил всю площадь.

– Я желаю заявить, что ни в чем не виновен, и молю Бога о том, чтобы моя кровь спаяла счастье французов!

Последние слова короля не расслышал почти никто, за исключением тех людей, которые стояли совсем близко к эшафоту.

Солдаты заставили Людовика умолкнуть. Палач поместил его голову в прорезь, чтобы нож гильотины упал точно на шею.

Раздался сухой удар. Из шеи хлынула кровавая струя. Голова казненного скатилась в подставленную корзину. Барабаны на секунду смолкли.

Всеобщее внимание привлекла фигура мужчины в черном плаще, который проворно вскарабкался на эшафот и прокричал во всю силу своих легких:

– Жак де Моле, возмездие не окончено!

Но и эту загадочную фразу расслышали только те, кто стоял ближе всех к эшафоту.

Когда солдаты опомнились и бросились к незнакомцу, тот уже растворился в толпе, исчез столь же неожиданно, как и появился. Несомненно, столь стремительный побег был обеспечен сподвижниками этого человека. Другого объяснения случившемуся просто не оставалось.

За две лиги от Парижа, в замке, стоявшем на севере Венсенского леса, люди в рыцарских одеяниях, числом двадцать один, поднимали тосты в честь казни Людовика Шестнадцатого и ее исторического значения. Особого внимания заслуживало и бездействие роялистов, проявивших полнейшую беспомощность. Это означало, что французская монархия получила смертельную рану. Нет, собравшиеся, в принципе, не были противниками монархии. Однако уже много лет, даже много веков рыцари стремились к своей цели – покончить с этим учреждением именно во Франции.

Незадолго перед полуночью мужчины накинули на плечи белые плащи и спустились в маленькую комнату по спиральной лестнице, спрятанной под огромной каменной плитой. Ее приводил в движение хитроумный механизм, а в центре располагался инкрустированный крест из красного мрамора.

В небольшой крипте едва хватало места для круглого стола и кресел. В углу на аналое покоилась большая книга, по размерам схожая с той, в которую столетия назад записывались партитуры григорианских хоров. На ярко окрашенном кожаном переплете виднелась огромная змея, распятая на кресте.

Магистр что-то прошептал на ухо рыцарю, сидевшему от него полевую руку. Тот прокашлялся, очищая горло, и громко зачитал короткий текст:

Сегодня, в день двадцать первый с начала января тысяча семьсот девяносто третьего года, спустя четыреста семьдесят восемь лет, десять месяцев и три дня по смерти Жака де Моле, был предан казни Людовик Шестнадцатый, по нескольким родословным линиям – потомок Филиппа Четвертого. «Братство змеи», столь решительным образом поспешествовавшее развитию великих событий, приведших нас к сегодняшнему дню, объявляет, что удовлетворено исполнением одного из обязательств, данных законными представителями Pauperes Commilitones Christi Templique Solomonici.

Магистр спросил, что собравшиеся думают по этому поводу, те прошептали в ответ, что удовлетворены.

– В таком случае пусть эти слова будут записаны в книге для сведения грядущих поколений.

24

Услышанная история потрясла Пьера. Единственным подтверждением ее истинности служило то, что рассказала ее Маргарет, мало склонная к пустой болтовне.

– Ты уверена, Марго?

Медиевистка отхлебнула из стакана.

– Ты ведь знаешь, мой французский далек от идеального, но в целом его хватает. Может, какие-нибудь детали от меня и ускользнули, однако я полностью отвечаю за свои слова. Эти парни заставили меня сесть в машину, поднесли к носу платок с хлороформом и решили, что я отключилась. Мой рассудок словно заволокло пеленой, но сознания я не потеряла. Звуки их разговора долетали до меня словно бы издалека, но уже через несколько минут я пришла в себя и вполне могла расслышать то, что и пересказала тебе. Когда меня выносили из машины, я притворялась, что нахожусь без сознания, не шевелилась и потом, когда они заклеивали мне рот и привязывали к кровати.

– Ты убеждена в том, что эти двое упоминали про какой-то замок Змеи?

Маргарет впервые чуть заколебалась, но все же твердо сказала:

– Да, убеждена. Кстати, мы могли бы проверить, существует ли такое название. Они говорили, что это место расположено неподалеку от Каркассона, хотя я не знаю, что для них означает «неподалеку». Энциклопедия у тебя найдется?

– Лучше поищем в Интернете.

– Ладно. Я почитаю энциклопедию, а ты поройся в Сети.

В ту секунду, когда Бланшар только собирался нажать заветную иконку, за спиной его послышался торжествующий выкрик:

– Бинго!

– Уже нашла?

– Не могу поверить!

Пьер отвлекся от экрана.

– Во что именно?

– Есть местечко под названием Ла-Серпан. Это городок в департаменте Од.

– Там есть замок? – решил уточнить Пьер.

Маргарет не отвечала, пока не прочитала всю статью целиком.

– Замок есть. Тут пишут, что он был воздвигнут в семнадцатом веке в подражание Версальскому дворцу. Вот оно, Пьер! Замок Змеи существует!

Маргарет передала журналисту том энциклопедии, чтобы он сам во всем убедился. Бланшар прочитал статью и наморщил лоб.

– И все-таки…

– Что?

– Ла-Серпан – поселок в коммуне Куиза. Там всего восемьдесят жителей.

– Что же с того?

Бланшар пожал плечами.

– Вообще-то такое место не кажется мне слишком подходящим для собраний братства, которое, судя по нашим сведениям, стремится оставаться в тени и не привлекать к себе внимания. Чтобы сохранить свой секрет, они, по-видимому, не останавливаются и перед убийством. Вот в чем объяснение смертей Мадлен и Вожирара, библиотекарей отдела, где находится папка.

Маргарет опять отпила воды.

– Твое последнее утверждение не слишком разумно. Если бы они хотели, чтобы папка исчезла бесследно, то попросту выкрали бы ее. Все указывает на то, что служба безопасности в библиотеке поставлена не лучшим образом. Тот самый человек, который поменял содержимое папки, мог бы и вовсе его уничтожить, подложив вместо тех вырезок, ксерокопий и машинописных страниц другие, с совершенно иными записями.

– Но это же чудовищно!

– Как и то, что уже произошло. Все это дело как-то связано с папкой. Однако у меня складывается впечатление, что истинную разгадку надо искать где-то в другом месте. Если бы о существовании папки вообще нельзя было знать, то мы с тобой сейчас ничем не отличались бы от твоей подруги Мадлен и этого Вожирара, – рассуждала Маргарет с уверенностью, потрясшей Бланшара.

– Не знаю, Марго. Тут еще кое-что не вяжется.

– Что именно?

– Если они хотят, чтобы вообще ничего не выплыло на свет, то почему же эта папка оказалась в библиотечных каталогах?

– Хороший вопрос. Кажется, у меня есть ответ на него.

– Я весь внимание.

– Составитель папки по неизвестным нам причинам захотел поиграться со «Змееносцем» в кошки-мышки. Он не обладал подлинными историческими документами, поэтому и собирал в папку все то, чем располагал. Эти вырезки и машинописные листочки не представляют интереса для историка, но при этом содержат информацию, опасную для «Змееносца». Об этом имели представление и Мадлен, и Вожирар. Вот отчего их пришлось уничтожить. Нам с тобой про это ничего не известно, поэтому мы живы.

– Ты и в самом деле так думаешь?

– Скажем так, других вариантов немного. Мне кажется, что эти люди, расписавшиеся в совершении обоих преступлений, оставляют нам послание: «Забудьте об этом деле, или вас ожидает та же участь». Они даже позволяют себе хвастаться своими возможностями.

– В каком смысле?

– Меня похищают, а через несколько часов объявляют, что ты можешь меня забрать, и сообщают адрес. Что-то в этих бумагах их беспокоит, вот почему они хорошенько поработали в твоей квартире.

– Великолепно, Марго! Однако в твоих рассуждениях немало слабых мест.

– Знаю.

– Что же именно?

– Есть по меньшей мере два доказательства существования папки. Это оригиналы документов, хранящиеся в библиотеке, и копии – в полиции.

– Верно.

– Получить доступ к библиотечным документам – задача не из легких. Помнишь, как принял нас покойный Вожирар?

– Но так не может продолжаться вечно.

– В некоторых европейских библиотеках и архивах получить доступ к определенной документации можно, лишь совершив подвиг, сопоставимый с покорением Эвереста.

– Да что ты?!

– Я говорю серьезно, Пьер. Для отказа может обнаружиться тысяча и одна причина. Вот тебе, например, понадобилось бы специальное разрешение для допуска к некоторым фондам Национальной библиотеки Франции. Твое журналистское удостоверение там стало бы простым куском картона. Эти хранители могут значительно осложнить жизнь даже мне – заявят, например, что документы на реставрации, или что именно с этой единицей хранения сейчас работает другой исследователь, или, попросту, что это закрытый источник. Никто толком не знает, что означает последнее определение, однако такой ответ закрывает тебе дорогу к документу. Кроме того, сотрудники архива могут сослаться на тысячу причин, чтобы запретить тебе копирование документа.

– Как бы то ни было, остаются копии в комиссариате.

– Это верно, но, быть может, полицейское расследование, цели и методы которого в корне отличны от исторического изучения, не слишком беспокоит этих людей. Лучшего объяснения я сейчас придумать не смогу, однако убеждена в том, что сотрудники «отдела игрек» погибли потому, что знали нечто, нам неведомое. По той же причине мы с тобой живы.

– Вернемся к собранию в замке Змеи. Вот послушай. – Пьер склонился над энциклопедией, – Здесь сообщается, что в тысяча триста девятнадцатом году на этом месте возник военный лагерь, получивший название Castrum de Serpente. В конце шестнадцатого века поселок именовался Ла-Серпан. Помимо замка там находилась церковь Сент-Этьен. Основной род занятий местных жителей – возделывание нескольких гектаров виноградников. Там делают пенистое белое вино… – Пьер энергично замотал головой. – Марго, такие бывает. Встреча в местечке, столь…

– Столь уединенном?

– Называй как хочешь, но в таких местах и муха не пролетит без ведома местных жителей.

– Ты прав, но подумай о другом.

– О чем?

Пьер захлопнул книгу и поставил ее на полку.

– Может быть, какая-то конкретная причина заставляет людей из «Красной змеи» собираться именно там, – предположила Маргарет.

– В поселке на восемьдесят жителей?

– В поселке на восемьдесят жителей, возникшем как военный лагерь в тысяча триста девятнадцатом году.

– Как эти энциклопедические сведения связаны с нашей историей?

– Некоторые историки утверждают, что тогда было созвано нечто вроде тамплиерского конклава. На него собрались несколько сотен или даже тысяч рыцарей, которым удалось избежать гонений на запрещенный орден. На этом собрании схлестнулись две партии. Сторонники сохранения ордена предлагали требовать от Папы восстановления справедливости и возвращения всех законных прав. Их противники утверждали, что подобное несбыточно, на самом деле важно сохранить в веках великую тайну, ради которой когда-то и создавался орден.

– Что же они решили?

– Ты спрашиваешь о том, что решили на собрании, которое многие историки почитают за легенду, за чистый вымысел!

– Как и проклятие Жака де Моле?

– Приблизительно.

– Хорошо, я сформулирую вопрос несколько иначе. Что говорят о решении тамплиерского конклава те специалисты, которые считают, что он вообще состоялся?

– Там будто бы одержали верх сторонники ликвидации ордена. Они решили найти способ пронести свою тайну сквозь века.

– В чем суть этой тайны?

– Ой, на этот счет существует тысяча версий. Для беглого обзора истории этого запутанного вопроса нам понадобилось бы несколько месяцев.

Пьер задумчиво почесал подбородок.

– Ты мне так и не объяснила, как связано это собрание тамплиеров с появлением в тысяча триста девятнадцатом году военного поселения с названием Castrum de Serpente.

– Историки, признающие факт этого самого собрания, утверждают, что произошло оно через пять лет после гибели Жака де Моле. Когда было принято решение о роспуске ордена тамплиеров, все его наследие будто бы перешло к «Братству змеи».

– Ты полагаешь?..

Пьер как будто не осмеливался докончить начатую фразу.

– Что я, по-твоему, должна полагать?

– Что нам надо бы наведаться в этот Ла-Серпан.

Маргарет поднялась с неудобного стула, на котором приходилось сидеть посетителям рабочего кабинета журналиста, подскочила к Пьеру, расцеловала его в обе щеки и подмигнула.

– Я уже давно дожидаюсь этого предложения! Когда отправляемся? У нас на все про все не больше суток.

Пьер призадумался.

– Полицию поставим в известность?

– С какой еще стати? Никто не сможет доказать, что я слышала тот разговор.

– Право, не знаю… Годунов предупреждал, что если я соберусь выехать из Парижа, то должен буду сообщить ему об этом.

– Боюсь, если ты так поступишь, то о поездке в Ла-Серпан придется забыть.

– Это означает скрывать информацию от полиции.

– Если нам немного повезет, то Годунов ничего не узнает до тех пор, пока все не завершится.

Пьер ничуть не удивлялся решительности Маргарет. Темперамент этой женщины по временам мешал ей задумываться о последствиях своих поступков. Бланшар понимал, что они вступают на зыбкую, крайне опасную почву, однако его подгоняло расследование, о котором мечтает любой журналист.

Маргарет была права. Если предупредить полицейских, то у них у самих ничего не получится. Пьер взвесил все «pro» и «contra» и пришел к выводу, что раньше ему случалось браться за дела и с куда меньшими шансами на успех. Рискнуть все-таки стоило.

Они въехали в Каркассон, сверились с картой и обнаружили, что шоссе на Лиму идет параллельно течению реки Од. Вокруг них лежала равнина с пышными виноградниками. Повсюду, насколько хватало взгляда, землю заботливо укутывало весеннее зеленое покрывало, что было очень отрадно для двух пассажиров старенького «рено», ощущавших на своих плечах груз многих километров, оставшихся за спиной после восьми часов езды. Пьер и Маргарет вели машину по очереди. Когда один из них засыпал, другой включал радио погромче и продолжал путь.

По радио в эту долгую ночь больше всего говорилось о здоровье Папы. Каждая сводка новостей открывалась очередным сообщением на эту тему. Такие сообщения вот уже несколько месяцев неизменно появлялись во всех средствах массовой информации.

Вначале пресс-центр Ватикана сообщал о легком желудочном недомогании его святейшества, чтобы заглушить нездоровые слухи. Вскоре эту официальную версию уже почти никто не принимал в расчет. «L'Osservatore Romano» предпочитал хранить красноречивое молчание.

В считаные дни слухи расползлись еще шире. Их подкрепило еще и то обстоятельство, что в воскресенье Папа не вышел на балкон, с которого обычно обращался с приветствием к паломникам, собиравшимся на площади Святого Петра.

Через неделю, когда понтифик снова появился на знаменитом балконе, злые языки поутихли. Полчища журналистов охотились за мельчайшими подробностями в поисках зацепки, указания на реальное состояние здоровья Папы, однако ничего необычного им обнаружить не удалось. Впрочем, кое-кто поспешил заявить, что выглядел святой отец не лучшим образом.

Ватиканские средства массовой информации попытались закрыть эту тему. Они сообщили, что его святейшество справился с недомоганием, и это подействовало. Солидные информационные агентства довольно долго не касались этого вопроса.

Тревогу они начали бить еще через три недели, когда Папу срочно доставили в клинику Гемелли. Ватиканское радио и «L'Osservatore Romano» <sup>[16]16
  «L'Osservatore Romano» – официальная газета Ватикана. Ее название переводится как «Римский обозреватель».


[Закрыть]</sup> выступили с заявлением, в котором сообщалось, что речь идет о плановом осмотре, необходимость которого вызвана недавним недомоганием, однако сейчас проблем не наблюдается. Состояние здоровья его святейшества было признано удовлетворительным.

Все-таки эти слухи, измышления и срочные сообщения наводили католиков всего мира на одну-единственную мысль. Преклонный возраст Папы и очевидный упадок его сил говорили о том, что этому понтификату скоро придет конец.

По мере приближения к Лиму пейзаж постепенно становился все более разнообразным. Справа от дороги начали подниматься холмы, чем дальше – тем выше. Слева продолжалась равнина, но и на ней время от времени стали появляться отдельные возвышенности.

За триста метров до въезда в Але-ле-Бен Пьер и Маргарет увидели первый указатель на Ла-Серпан. Они переехали железнодорожные пути и свернули направо.

В этот момент путешественников больше всего заботили две вещи. Это было молчание Габриэля д'Онненкура, который не отозвался уже на полдюжины звонков Пьера, и опасение за то, что в маленьком поселке их сможет узнать кто-нибудь из членов «Братства змеи».

– Почему же д'Онненкур не снимает трубку?

Пьеру пришлось резко вывернуть руль. Дорога поворачивала на сто восемьдесят градусов. Он не успел сбавить скорость, и раздался противный визг покрышек.

Маргарет уперлась руками перед собой, но разворот оказался столь резким, что ее бросило влево, и Пьер еле-еле удержал управление автомобилем. Ему удалось выровняться, лишь выехав на встречную полосу. По счастью, там никого не было. Еще через сто метров он затормозил и тяжело отдышался после опасного маневра, ощущая прилив адреналина в крови.

– Марго, ты в порядке?

Шотландка не отвечала. Она сидела неподвижно, уставившись в одну точку.

– Что с тобой? – с тревогой спросил Пьер.

– Все хорошо, – произнесла она пустым голосом. С Маргарет явно что-то случилось. Лицо ее вдруг приобрело белизну того самого пенистого вина, которым были знамениты эти края.

Не говоря ни слова, женщина указала на каменное сооружение, торчавшее в нескольких метрах впереди. Пьер не успел его заметить, сосредоточившись на управлении автомобилем.

– Ты видишь то же, что и я? – дрожащим голосом спросила Маргарет.

– Это?.. Да ведь это же змея!

Пьер выключил мотор, поставил машину на ручной тормоз и помог подруге выбраться на обочину.

– Давай-ка посмотрим поближе.

Они приближались к камням осторожно, точно предчувствуя опасность. Диковинное изображение не оставляло места для сомнений. На древнем каменном кресте извивалась змея. Время и непогода несколько стерли ее очертания, однако это была именно змея.

– Как странно! – заметила Маргарет.

– Что?

Женщина смотрела на шоссе.

– Если бы мы не влетели в поворот на предельной скорости, то, наверное, и не заметили бы этого знака.

– Змея на кресте выглядит очень древней. Может, люди, которые пришли сюда в тысяча триста девятнадцатом году, были как-то связаны с этим самым братством, ставшим правопреемником ордена тамплиеров?

– Мне кажется, что ты торопишься с выводами, – возразила медиевистка. – Змея почти от начала времен является проклятым животным. Именно змей искушал Еву в райском саду. Женщина съела запретный плод, и с тех пор это животное осуждено ползать на брюхе. Богоматерь часто изображали попирающей змеиную голову. Это прямое указание на то, что Пресвятая Дева охраняет нас от зла, воплощенного в данном пресмыкающемся. У многих людей это животное вызывает такое отвращение, что они теряют способность двигаться.

– Какая ты умная, Марго!

Шотландке было трудно распознать значение этой фразы. Она не могла понять, то ли Пьер шутит, то ли выражает восхищение. На всякий случай она предположила первое и решила поставить журналиста на место:

– Ты знаешь, каков был запретный плод?

Вопрос застал Пьера врасплох.

– Думаю, это было яблоко.

– Вот дурак! – с нескрываемым удовольствием воскликнула женщина.

– В Библии сказано, что Ева съела яблоко. – Пьер желал настоять на своем, поэтому подкрепил эти слова дополнительной информацией: – Она и Адаму предложила его попробовать. Он тоже отведал яблока.

– Речь шла о плоде очень редкого дерева, которое в Книге Бытия именуется древом познания добра и зла. Ты никогда не задумывался, почему яблоню обозначили таким образом?

– По правде говоря, нет, – поджал губы Пьер. – Никогда не задумывался. Когда мне рассказывали об этом в школе, религия держалась только на вере. Всем полагалось веровать, а не рассуждать. Меня куда больше волновала утрата земного рая, который нам представляли как наилучший из миров. Вообще-то я так и не понял, как человечество могло лишиться рая из-за обыкновенного яблока. Точно говорю, ребенком я часто раздумывал, отчего же так промахнулись наши прародители, зачем совершили подобную глупость?

– Ты не пытался разобраться в том, что же стоит за этой историей?

– Честно сказать, нет.

– Да будет тебе известно, что змея во многих культурах почитается священным животным. Даже для самих иудеев она являлась тотемом, который защитил их от страшной болезни. Чтобы избавиться от кошмарной язвы, они, по указанию Иеговы, отлили громадную змею из бронзы. Это средство оказалось настолько действенным, что в конце концов иудеи принялись ей поклоняться точно божеству, что и вызвало гнев Господень.

Пьер призадумался. Подруга обштопала его по всем статьям.

– Мне казалось, что ты разбираешься только в истории.

Маргарет бросила на Пьера хитрый взгляд, возбуждавший его любопытство. Журналисту показалось, что от злости, обуявшей шотландку после того, как он обманом завлек ее в Париж, не осталось и следа. Сами события, пережитые ими в последние дни, включая похищение Маргарет, избавили ее от последних остатков обиды.

– В Библии, мой дорогой Пьер, заложены основы почти всей нашей цивилизации. Чтобы хоть как-то ориентироваться в истории так называемого Ближнего Востока эпохи Крестовых походов, необходимо как минимум иметь представление о более ранних временах. Ведь для многих это Святая земля. Причины всех событий, происходящих здесь, кроются в Библии.

– Ты полагаешь, что библейские события имеют историческое подтверждение? – изумился Бланшар.

– Разумеется. Просто дело в том, что к этой великой книге нужен совершенно иной подход, не тот, который нам демонстрировали школьные учителя.

Пьер решил, что ему лучше на время отказаться от своей иронии, раз уж он проигрывает по всем фронтам. В этот момент ожил телефон, и журналист подумал, что это д'Онненкур откликнулся на его звонки.

– Алло.

– Бланшар?

– Да, я.

– Где вас черти носят?

Голос был громкий и такой неприятный, что Пьер отвел трубку от уха. Нет, это определенно был не д'Онненкур.

– Кто это?

– Годунов. Черт возьми, куда вы запропастились? Я уже несколько часов пытаюсь вас разыскать.

– Почему же вы раньше не позвонили?

– Потому что у меня не было номера вашего мобильника!

Пьер сильно удивился. Этот голос вполне мог принадлежать комиссару, вот только слова были совершенно не его. Годунов знал номер! Он ведь говорил, что установил его еще по записи телефонных звонков в квартире Маргарет.

– У вас есть мой номер.

– Ну да, он у меня был.

– Что же случилось?

Годунов ответил не сразу:

– Наш комиссариат ограбили. Среди похищенных вещей оказался и мой мобильник.

Полицейский произнес эту фразу через силу, словно открывая постыдную тайну. Пьер даже улыбнулся, а Маргарет изо всех сил пыталась не упустить ни слова из этого диалога, самая интересная половина которого оставалась для нее недоступной.

– Да что вы говорите!

В этих четырех словах Годунов отчетливо расслышал насмешку.

– Именно это я и говорю, Бланшар. Не тяните меня за яйца! Я сейчас не в том настроении! Мне известно, что в ограбление полицейского участка трудно поверить, тем не менее оно имело место, и мне некогда вдаваться в подробности. Все это слишком серьезно. Говорите, где вы находитесь?

– В департаменте Од.

– Где-где?

Пьеру не хотелось давать комиссару отчет о своих передвижениях, и все-таки он понимал, что лгать нельзя.

– Неподалеку от Каркассона.

– Это же восемьсот с лишним километров от Парижа!

– Примерно так.

– Какого хрена вам понадобилось в Каркассоне?

Несколько минут назад Бланшар ощущал свою полную беспомощность перед познаниями Маргарет, теперь же он почувствовал абсолютное превосходство над полицейским, оравшим в трубку.

– Я обязан вам отвечать?

– Бланшар, прекратите тянуть меня за яйца! Здесь у меня черт знает что творится. Я же предупреждал, чтобы вы не отлучались из Парижа, не поставив меня в известность. Судя по вашим словам, вам насрать на мои предупреждения! Итак, еще раз повторяю, не тяните меня за яйца!

Бланшар убедился в том, что если он не изменит своего поведения, то Годунов с радостью доставит ему кучу проблем. Пьер и Маргарет приняли сознательное решение ничего не сообщать полиции и действовать на свой страх и риск. Может быть, они допустили ошибку. Все-таки журналист не собирался докладывать комиссару, что привело их в этот безвестный уголок французской земли. Он принялся импровизировать:

– Я нахожусь здесь вместе с Маргарет Тауэрс. Как вам известно, она историк. Вот ей и захотелось осмотреть область, где зародилась ересь катаров, старинную провинцию Окситания. Это, знаете ли, Каркассон, Альби, Безье, Монсегюр…

– Оставьте ваше бормотание, Бланшар, и отвечайте, какого хрена вы с вашей шотландской подружкой там забыли!

Комиссар загнал Пьера в угол. Теперь уже журналист оказался в невыгодной ситуации. У него не оставалось иного выхода, кроме как ответить на вопрос Годунова. Маргарет не сводила глаз с его лица, пытаясь разобраться, что же происходит.