Текст книги "В открытом море(изд.1965)-сборник"

Автор книги: Петр Капица

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Зенитчики отбивались отчаянно: в оранжевом чаду пороховых газов так и сверкали вспышки залпов. Один из бомбардировщиков уже пылал на берегу. Но другие – их было не меньше дюжины – не переставали с ревом носиться над бухтой и сбрасывать бомбы.

«Утопят, сейчас утопят», – думал Степа, взводя автомат. Он видел, как ослабевает огонь зенитной батареи, как падают один за другим у пушек подкошенные пулями и осколками зенитчики.

И в это время из глубины бухты вдруг показался его родной МО. Не обращая внимания на близкие разрывы бомб, катер смело мчался к батарее, таща за собой хвост дымовой завесы. Его пулеметы и пушка стреляли.

Из своих укрытий повыскакивали и другие катера. Они также ввязались в бой. Теперь уже не одна зенитная батарея, а вся бухта била по фашистским «юнкерсам» и «мессершмиттам». Грохот стоял такой, что, казалось, рушилось небо.

Степа также принялся строчить из автомата по бомбардировщикам, хотя понимал, что это бесполезное занятие. Но он не мог оставаться безучастным.

Дым обволок батарею, полз по воде, заполнял бухту. Самолеты больше не пикировали, они сбрасывали бомбы беспорядочно.

Взрывы поднимали со дна ил. Высокие зелено-мутные валы катились к берегу, разбивались в брызги о выступы скал...

В горячке боя юнга не заметил, как шлюпку подхватило и потянуло течением, созданным откатными волнами. Он прекратил стрельбу, только когда космы молочного дыма закрыли перед ним небо.

«Куда меня отнесло?» – не мог понять Степа. Дым клубился вокруг. Сквозь него трудно было что-либо разглядеть.

Пронзительный шипящий свист падавшей бомбы заставил юнгу инстинктивно присесть и втянуть голову в плечи...

Сильный толчок с глубины подкинул шлюпку... Слева выросла стена воды... В уши ударил грохот...

Степу накрыло волной и, закружив в водовороте, потянуло вниз. Стало темно. Лицо и плечи оплели какие-то водоросли. Стремясь освободиться от них, юнга замолотил руками и ногами.

Почти задохнувшись, он выскочил на поверхность моря и, отплевываясь, начал искать шлюпку. Но, кроме дыма, ничего не мог разглядеть. Под руки ему попалась лопасть сломанного весла. Потом пальцы наткнулись на скользкую дощатую поверхность. «Днище шлюпки? Нет, анкерок. Он не утонул, плавает! – обрадовался Степа. – Спасти, надо спасти воду! Но где же берег?..»

Толкая перед собой анкерок, он поплыл наугад. Мутная пелена окружила его. Степа не слышал ни выстрелов, ни гудения самолетов, ни плеска воды.

«Бой, что ли, кончился? Почему так тихо? – недоумевал он. – Не попала ли мне в уши вода?»

Юнга мотнул головой, и от этого движения в глазах его вдруг потемнело, уши наполнились звоном, к горлу подкатывалась тошнота... Боясь потерять сознание, он крепко вцепился в анкерок и подтянул его себе под грудь...

Когда самолеты улетели и дым рассеялся, катерники увидели почти на середине бухты перевернутую шлюпку и невдалеке от нее в полубессознательном состоянии юнгу, державшегося за плоский бочонок.

Они вытащили его вместе с анкерком и поспешили уйти в укрытие.

Скрыба с боцманом начали тут же на палубе ощупывать Степу. Ран никаких не было. Только от щеки к виску тянулась багровая ссадина.

– Оглушило, видно, или захлебнулся, – сказал Гвоздев. – А ну, расступись!.. Дай воздуху... не видите – человек обмер!

Боцман с таким усердием принялся растирать Степину грудь и налаживать дыхание, что юнга поневоле открыл глаза и, вцепившись в его сильную руку, попросил:

– Довольно... не надо! Я встану...

– Лежи, лежи, – придержал его Скрыба. – Сразу нельзя... Отдышись чуточку.

– А куда вы анкерок дели?– забеспокоился Степа.

– Тут он, – сказал сигнальщик Апушкин.

Матрос поднял бочонок и, услышав в нем плеск воды, в изумлении раскрыл рот. Затем он торопливо вытащил деревянную затычку зубами и, слизнув с нее капельку, закричал:

– Братцы, да тут вода... пресная вода!

– Молодец, Степа, доставил все-таки, – похвалил боцман.

ПОЕДИНОК

У Каменного мыса, вблизи от наших коммуникаций, появилась неуловимая подводная лодка противника. Ее перископ несколько раз видели корабли и береговые посты наблюдения, но «морским охотникам» не удавалось захватить лодку врасплох: во время бомбежек она бесследно исчезала, словно растворялась в воде.

Подводная лодка до того обнаглела, что даже днем попыталась торпедировать госпитальный корабль. К счастью, капитан издали заметил сверкнувшую на солнце головку перископа и своевременно дал задний ход... Торпеда не попала в корабль, она пронеслась почти под его носом.

После этого нападения на поиски подводной лодки ходило несколько «морских охотников». Они сутки дрейфовали в море у мыса и только раз акустической аппаратурой уловили шум винтов под водой. «Охотники» строем фронта прошли над подозрительным местом и пробомбили его так, что даже лежащая на глубине камбала всплыла вверх брюхом, а подводная лодка почему-то осталась невредимой.

Ночью, за милю от Каменного мыса, береговой пост видел, как она, всплыв, удирала в море. Артиллеристы обстреляли ее, но утопить не сумели: лодка ускользнула из-под луча прожектора и скрылась в темноте.

Решив, что после такого угощения подводной лодке не захочется вернуться на старое место, «морские охотники» вернулись в базу. А через день стало известно, что невдалеке от Каменного мыса зазевавшемуся буксиру торпедой оторвало корму.

Наше соединение получило приказание во что бы то ни стало найти подводную лодку и уничтожить.

На второй поиск пошло пять МО. Среди них был и катер младшего лейтенанта Шиманюка, прозванный матросами «Глухарем».

Этот катер не имел акустической аппаратуры и не мог прослушивать морские глубины, поэтому его не посылали в далекие дозоры, а держали в базе как посыльное судно. Он почти все время сновал из бухты в бухту по вызовам, охранял на рейде прибывавшие танкеры с горючим и безоружные транспорты.

Младшего лейтенанта Шиманюка, конечно, не устраивала такая неприметная и суетливая работа. По натуре он был человеком отчаянным и рвался в море, в бой, но его пыл охлаждал осторожный и уравновешенный начальник штаба нашего соединения.

– Успеете, навоюетесь еще, молодой человек, – говорил он ему. – Слишком у вас кровь горячая. Пусть остынет на рейде. В бою хладнокровные нужны.

Шиманюк и вправду был горяч и порывист. Он мог вспылить по любому пустяку. А когда волновался, то начинал немного заикаться. Волосы у него росли какого-то огненно-рыжего цвета; твердый подбородок был раздвоен, а востроносое лицо – сплошь усыпано золотящимися веснушками.

Меня прислали к Шиманюку дублером. По очереди с ним я должен был нести командирские вахты и приучаться самостоятельно водить катер.

Предстоящее дело нас обрадовало. Приняв солидный запас глубинных бомб, мы со всем отрядом двинулись к Каменному мысу.

Придя на место, катера разошлись на видимое расстояние друг от друга и целый день дрейфовали, не запуская моторов.

Наши соседи чутко прислушивались к звукам под водой, а мы ограничивались лишь наблюдением за поверхностью моря. Занятие это довольно утомительное и однообразное. Наши наблюдатели то и дело протирали глаза и прятали в ладони зевоту.

В последние дни у нас было немало вызовов и тревог, катер почти не стоял у стенки. Мы больше недели питались всухомятку. Поэтому Шиманюк не замедлил воспользоваться длительным и спокойным дрейфом. Вызвав на мостик катерного кока матроса Сапурова, он приказал приготовить флотский борщ, макароны, а на третье – компот.

Эти блюда Сапуров готовил отменно. И вот, когда мы в сумерках расположились на палубе поесть сапуровского борща, проклятой подводной лодке взбрело всплыть прямо под нашим катером. Вначале мы услышали металлический стук в днище, потом крик трех наблюдателей:

– Перископ! С правого борта перископ!

Тут, конечно, полетел хлеб, покатились миски с борщом, зазвенели ложки по палубе...

Шиманюк, как на крыльях, взлетел на мостик. Он дал ракету соседям и, боясь, что лодка уйдет далеко в сторону, не набрав еще полной скорости, принялся бомбить ее.

От близких взрывов катер подбрасывало, обдавало брызгами и кренило.

Все четыре МО заметили сигнальную ракету и бешеную пляску нашего катера. Они моментально отрезали подводной лодке путь отхода в море и, сжимая полукруг, стали прислушиваться к шумам под водой.

А я в этот момент ясно различил на воде масляные пятна, расплывавшиеся широким кругом, и показал на них Шиманюку. Младший лейтенант обрадовался и поспешил передать семафором капитану-лейтенанту Корневу, что лодка нами потоплена.

Капитан-лейтенант не замедлил примчаться на своем катере. Взглянув на бурые пятна, он еще раз пробомбил это же место и пустил в ход шумопеленгатор.

– Молчит, – радостно сообщил он нам. – Видно, крепко досталось. Вон как масло травит!

Шиманюк собрался было скромно ответить, что впредь готов так же чисто работать, но вовремя сдержался, так как заметил перепуганную физиономию механика, поднимавшегося на мостик.

– У нас сальники выбило. Машину заливает. Не могу воду остановить... – задыхаясь, доложил механик. – Скорее к берегу – иначе крабов будем кормить!

Крен катера заметил и капитан-лейтенант.

– Чего это вас скособочило? – обеспокоенно спросил он.

– Сальники вышибло, отсек заливает! – ответил Шиманюк.

Капитан-лейтенант приказал одному из подошедших МО передать нам буксирный конец и быстрее тащить к берегу.

И вот, идя на буксире к скалистому мысу, мы заметили, что за нами тянется маслянистый след. Бледнея, мы переглянулись с Шиманюком. Теперь нам стало ясно, что масло травила не подводная лодка, а наш собственный катер, пострадавший на малой скорости от взрывов глубинных бомб. Можно было бы промолчать, никому ни слова не сказать об этом, но Шиманюк доложил капитану-лейтенанту о нашем весьма неприятном открытии.

Сообщение Шиманюка, как и следовало ожидать, вызвало среди командиров катеров негодование. Из-за нас опять была упущена подводная лодка.

Проверить в точности, чье масло плавало на воде – катерное или подводников, – не представлялось никакой возможности. Глубины в этих местах оказались такими, что нельзя было спустить водолаза.

«Морские охотники», пока мы ремонтировались у мыса, в течение суток бессменно дежурили в море, настораживаясь при всяком всплеске и пузыре, поднимавшемся из глубины, но ни глухих стуков, ни работы механизмов под водой никому из них не удалось услышать.

Подводная лодка либо опять ловко увильнула от бомб и таинственно исчезла, либо навсегда осталась лежать на дне.

Дольше болтаться в море у мыса всем катерам не имело смысла. Капитан-лейтенант, обозленный неудачей, оставил в дозоре только наш МО, а всем остальным приказал лечь на обратный курс.

– Не уходите отсюда до тех пор, пока не получите особого распоряжения, – сказал он и даже не попрощался с нами.

Шиманюк догадывался, каким может быть это особое распоряжение. После такой неумелой бомбежки его могли списать в резерв, а в лучшем случае оставить помощником у более опытного командира катера.

Когда скрылись катера за горизонтом, младший лейтенант стал искать укромное место для наблюдений. У него еще теплилась надежда на то, что подводная лодка где-то прячется поблизости, что она не могла уйти незаметно.

Местом для наблюдений мы выбрали узкое пространство между двумя почти отвесными скалами, торчавшими из воды в двух кабельтовых [9] 9
  Кабельтов – одна десятая часть морской мили, равная 185 метрам.


[Закрыть]от берега. Здесь можно было, не показываясь никому, просматривать весь обширный участок моря.

Пошумев немного на фарватере у мыса, мы малым ходом подошли к своему убежищу и притихли.

Матросы со старшинами, понимая состояние командира, горели желанием выручить его. Они с необычайным вниманием наблюдали за поверхностью воды и прислушивались к шумам моря.

Так мы простояли до глубокой ночи и только в третьем часу услышали слева нечто, похожее на вздох облегчения, вырвавшийся со дна моря. Бурлящий звук повторился. Но, сколько мы ни всматривались в темноту, разглядеть ничего не удалось.

Шиманюка лихорадило от нетерпения, но я уговорил его выждать, не спешить с нападением. В темноте мы могли сделать промах и потерять подводную лодку навсегда. Узнав о засаде, фашисты, конечно, больше бы не показались в этих местах. Вскоре послышался шумный всплеск, а затем почти час стояла полная тишина.

– Неужели огляделась и ушла в море? – тревожился Шиманюк. – Тогда служить мне на буксире. Второй ошибки никто не простит. Надо кинуться вдогонку.

– А что толку? – сдерживал я его. – Как мы обнаружим ее?

– Это верно, – досадовал младший лейтенант. – Придется ждать рассвета. Вот не везет!

И он терпеливо ждал. На нас косились недоумевающие старшины и матросы. Они не понимали, что случилось с командиром? Почему он медлит?

В море возник предрассветный ветер. Он донес неясный стук молотка и едва уловимые звуки, издаваемые пилой, режущей железо.

– Лодка повреждена! – радостно шепнул Шиманюк.

Но младший лейтенант не отдавал команды готовиться к бою.

– Если подводники осмелились стучать здесь, поблизости от берега, – значит, повреждение немалое. Они не могут далеко уйти. Понимаешь? – убеждал он меня, сдерживая дрожь в голосе. – Я успею вызвать радиограммой катер с шумопеленгатором. Но поверят ли мне в штабе? А вдруг это вовсе не подводная лодка? Тогда совсем засмеют меня. Нет, лучше дождемся рассвета. Надо действовать наверняка.

Светать начало в пятом часу. Сквозь дымку легкого утреннего тумана мы увидели в семи-восьми кабельтовых, у такой же скалы, как наша, темный силуэт длинной и узкой подводной лодки. В бинокль можно было различить ее рубку, носовую пушку и тумбу перископа, у которой возились два человека в беретах.

Мы бесшумно начали готовиться к нападению. Поднесли боезапас к пушкам, снарядили глубинные бомбы... И вот в это время, как на грех, в стороне показался наш самолет У-2. Он летел так низко над водой, что, казалось, задевал колесами волны.

Фашистская подводная лодка моментально ушла под воду. А злосчастный самолет принялся рьяно кружить у скалы и покачивать крыльями. Летчик, видимо, заметил погружение вражеской лодки и всячески привлекал наше внимание.

От злости Шиманюк готов был обстрелять его из пулемета. Теперь бесполезны были все наши приготовления. Подводная лодка шла где-то на глубине, и мы не могли ее преследовать.

Когда «услужливый» самолет подлетел к нам ближе, младший лейтенант злобно погрозил ему кулаком и от огорчения чуть не разревелся.

Летчик, не понимая нашего озлобления, сделал еще полукруг, затем обиженно взмыл вверх и скрылся за мысом.

Что нам оставалось делать? Ведь не будешь же без конца ругать подвернувшегося некстати летчика и клясть свою неудачливую судьбу! Надо было что-то придумывать.

Мы теперь знали, что подводная лодка никуда не уходила. Нами подраненная, она где-то пряталась поблизости. Но где? Где то укромное место, которое не раз спасало хитрых подводников от глубинных бомб?

Оставив на мостике наблюдателей, мы с Шиманюком прошли в рубку, вытащили штурманские карты, лоции и принялись тщательно изучать весь район. Я внимательно приглядывался к извилистым берегам, к цифрам, указывающим глубины, и ничего подозрительного обнаружить не мог.

– Не нашла ли она какую-нибудь подводную пещеру?

– Чепуха! – досадовал Шиманюк. – Какая подлодка осмелится заползти в пещеру!.. Может, она, проклятая, прячется вот на этой банке?.. – задумчиво тыкал он карандашом в длинную подводную гряду, протянувшуюся вблизи от фарватера, но тут же разубеждал себя: – Бред... все бред! Не будет же она ползать на брюхе...

Поднявшееся солнце так накалило палубу, что в рубке стало душно. Мы еще не завтракали. В горле у меня пересохло. Я вызвал к себе Сапурова и спросил, сумеет ли он быстро приготовить холодное питье.

Кок смутился. Его припухшие раскосые глаза сразу как-то потускнели и превратились в щелочки. Полагая, что в моих словах кроется подвох, он приглушенным голосом доложил:

– Так что, виноват, товарищ помощник, не сумею быстро охладить. Наш охладительный бачок с покрывушкой затонул не по уставу...

– Как так – не по уставу? – вмешался в разговор Шиманюк. – Где он затонул?

– Над долгой банкой, товарищ командир, – начал виновато оправдываться Сапуров. – Когда лежали в дрейфе, я спустил бачок с компотом на тросике за борт. Охладить думал... А лодка возьми и всплыви под нами. Вам, конечно, невдомек, что бачок за бортом. Вы как дернете да как пойдете глушить... Где же здесь компоту удержаться! Сорвался бачок! Его, думаю, еще достать можно. Я это место запомнил.

– Покажи на карте, – потребовал Шиманюк.

Сапуров, приглядевшись к цифрам глубин, ткнул указательным пальцем в левый край подводной гряды.

– Разве она тогда здесь всплыла? – не поверил младший лейтенант. – Ты не выдумываешь?

– Чего ж мне выдумывать, – обиделся кок, – когда наш бачок тут сорвался?

– Отставить питье! – чему-то радуясь, приказал Шиманюк. – Вызвать ко мне радиста.

Сапуров, не понимая, какая радость может быть в том, что бачок затонул не где-нибудь, а на каменной гряде, все же поспешил покинуть рубку. Я тоже недоумевал. А младший лейтенант, запустив пальцы в волосы, всматривался в карту и возбужденно бормотал:

– Ну, конечно, первые маслянистые пятна появились вот здесь, у гряды. От нее я набирал скорость... Никому и в голову не придет бомбить отмель. Противник, видно, на это и рассчитывал. Теперь мне ясно: подводная лодка, пока мы шумели на фарватере, ушла на гряду и спокойно отлеживалась на грунте.

Мысль Шиманюка мне показалась правильной. Мы немедля составили шифрованную радиограмму в штаб с просьбой выслать катер с шумопеленгатором.

Не успел наш радист передать и половину текста, как сверху послышались голоса наблюдателей:

– Перископ!

– Слева по носу перископ подлодки!

Мы с Шиманюком выскочили на мостик и, вооружившись биноклями, стали всматриваться в сторону отмели. Догадка младшего лейтенанта оправдалась. Там, где виднелись вешки, обозначавшие границы подводной банки, выглядывала черная головка перископа. Поблескивая на солнце стеклянным глазом, она медленно поворачивалась, осматривая горизонт. Затем за перископом появилась нитка пенистого следа и лодка привсплыла. Она направлялась к прежнему месту у скалы.

Шиманюк приказал взять ее на прицел и велел запустить моторы. Как только вражеская подводная лодка застопорила ход, мы дали несколько выстрелов из пушки, выскочили из укрытия и понеслись к скале, отрезая путь отступления в море.

Нам думалось, что фашисты, увидев внезапно появившийся «морской охотник», сделают все возможное, чтобы скорее погрузиться и уйти под водой, а они вдруг открыли ответный огонь. Пушки у них были более крупного калибра – артиллерийская дуэль могла для нас окончиться печально. Но мы не думали об опасности и полным ходом шли на сближение.

Руководя стрельбой, Шиманюк в горячке не заметил, как осколком взорвавшегося вблизи снаряда посекло мостик и рубку. Только когда катер завихлял и стал отклоняться в сторону от подводной лодки, он сердито обернулся и, увидев повисшего на штурвале рулевого, крикнул:

– Руль!.. Живей к рулю!

Пока я оттаскивал раненого матроса и выравнивал катер, подводная лодка успела еще одним снарядом продырявить носовой отсек и пошла на погружение.

Развернувшись, мы понеслись наперерез подводной лодке, решив таранить ее, но не успели. На том месте, где только что виднелась тумба перископа, плавал труп фашистского матроса и расплывалось бурое пятно нефти.

Нефть всплывала на поверхность моря все в новых и новых местах. Это был путь удирающей подводной лодки. Хитрые подводники шли по проторенной дорожке отлеживаться на облюбованном месте и, видимо, не знали, что за ними тянется предательский след.

У нас на борту было мало глубинных бомб. Мы не могли попусту транжирить их, хотелось действовать только наверняка. Мы осторожно повели катер малым ходом по следу подводной лодки, надеясь, что она опять заляжет на облюбованной ею гряде, а там не сложно будет добить ее и небольшим запасом бомб.

Фашисты, конечно, услышали, что моторы нашего катера неотвязно гудят над ними. Они начали маневрировать под водой, стараясь оторваться от нас. Но не тут-то было: мы хорошо видели бегущие из глубины пузырьки, расплывавшиеся на поверхности моря жирными фиолетовыми пятнами, и неотступно двигались за ними.

Подводники, наверное, каялись в том, что, не утопив нас, скрылись на глубину, но вновь всплыть они не решались. Вскоре мы поняли, что нервы у фашистов сдают: побоявшись идти к банке, они повернули в открытое море. Тут уже медлить нельзя было ни секунды.

Дав самый быстрый ход, мы одну за другой сбросили четыре бомбы, затем развернулись и накрыли подводную лодку еще тремя. А когда поверхность воды забурлила от воздушных пузырей, то для верности кинули две последние бомбы прямо в пузыри...

Раздался двойной взрыв. Наш катер подбросило. Тонущая подводная лодка выпустила нефть. Черная кровь фашистской субмарины разлилась широким кругом на десятки метров...

Теперь нам было ясно, что больше она уже никогда не всплывет.