Текст книги "Василий Теркин"

Автор книги: Петр Боборыкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

XXIV

За нею потянулась и Марфа Захаровна.

– Мы сейчас за вами! – крикнул вслед ей Теркин. – Мне надо сказать два слова Николаю Никаноровичу.

Когда толстуха вышла из комнаты, он облокотился локтем на стол и пригласил таксатора подсесть к себе.

– Не выпьем ли еще по рюмке? – пригласил он.

– С удовольствием.

Пододвигая свой стул, Первач возбужденно поглядел на него. Ему сдавалось, что "лесной туз", – так он называл Теркина про себя, – хочет его «пощупать». До сих пор он избегал всякого разговора с глазу на глаз, а тут – сам предложил, перед тем как покончить с Иваном Захарычем. Да и с Низовьевым еще не дошло у него до окончательной сделки.

Лицо у Теркина было особенно благодушно. Они чокнулись.

– Что же, господин таксатор, – начал он шутливо, – вашей работой я доволен… и в низовьевских дачах и здесь. Вы дело смыслите.

– Мне чрезвычайно лестно, – начал было Первач, но Теркин перебил его.

– Только со мною надо во всем начистоту… Вам, быть может, желательно бы было продолжать и дальнейшие работы, какие наша компания будет производить в своих лесных угодьях? стр.432

– О, весьма!

Восклицание вырвалось у Первача раньше, чем бы он сам хотел, но устоять было трудно.

В глазах Теркина, – Первач был в этом уверен, мелькнуло что-то, говорившее прямо: "любезный друг, ты, прежде всего, должен сам выказать готовность держать нашу руку…"

– По даче Низовьева, – продолжал Теркин, – вы не были посредником… Но в вотчине Ивана Захарыча…

– Позвольте, Василий Иваныч, доложить вам, перебил

Первач, – что и в даче Низовьева есть целое урочище, по которому сам владелец еще не имеет вполне ясного представления о ценности этого участка. Он ждет окончательной оценки от меня… Я уже не говорю о лесе Ивана Захарыча и усадьбе с парком, если бы вы пожелали приобрести их… Без моего мнения это дело не может состояться.

Теркин одобрительно качнул головой.

– Другой бы на моем месте заявил требования… знаете, как нынче разные штукмахеры… Но я далек от всякого нахального куртажа… Не скрою от вас и того, -

Первач оглянулся и стал говорить тише, – в семействе

Черносошных с этой продажей связаны разные интересы… И без моего совета, смею думать, ничего не состоится. Вся суть не в старике, главе семейства… а в другой особе, и вы, может быть, догадываетесь – в ком именно.

– А-а? – вопросительно протянул Теркин.

– В таком смысле я уже заводил речь с господином

Хрящевым.

– Заводили? – переспросил Теркин и прищурился.

– Я полагал, Василий Иваныч, что он ваш фактотум и вполне доверенное лицо… А между тем… он не больше как… вроде нарядчика.

– Это неверно, Николай Никанорыч. Хрящеву мы думаем поручить довольно ответственное место. Он человек больших практических сведений.

– Не спорю. Но я боюсь, Василий Иваныч, что он меня плохо понял. Пожалуй, подумал, что я ему предлагаю куртаж… подкупаю его. Ничего подобного не было… Совершенно понятно… я хотел знать немного и ваши намерения. Не скрываю и того, что судьба фамилии Черносошных… для меня не безразлична. стр.433

– Породниться не хотите ли? – спросил Теркин и подмигнул.

– До этого еще далеко… Иван Захарыч может в скором времени очутиться в весьма печальных обстоятельствах… Я бы не сказал этого другому покупщику, но вы – человек благородной души, и вам я могу это сказать. Разумеется, компания не обязана входить в семейные интересы продавцов. С другой стороны, от меня зависит направить торг так или иначе.

Первач быстро вскинул на Теркина своими красивыми глазами и опустил ресницы.

– По моим соображениям, – отозвался Теркин спокойно и все так же благодушно, – Иван Захарыч настолько запутался в делах, что ему надо как можно скорее найти покупщика на усадьбу. И на ней он сделает б/ольшую уступку, чем на лесной даче.

– Понятное дело!

Первач засмеялся коротким смехом.

Дверь тихо отворилась.

Вошла Павла Захаровна.

Они оба разом встали.

– Николай Никанорыч! брат вас просит к себе, – сказала она и заглянула. – Вы вернулись, Василий Иваныч, а мне никто не доложит… Где же ваши дамы?

– В саду, – ответил Первач.

– И вы туда собираетесь?

– Нет-с… Я к Ивану Захарычу. Мы вот с Василием Иванычем побеседовали немножко.

Первач обернулся к Теркину.

– Имею честь кланяться, Василий Иваныч; разговор наш, если позволите, как-нибудь продолжим.

– Я не хочу мешать! – выговорила Павла Захаровна и пристально поглядела на них обоих.

– Это не к спеху, – ответил Теркин. – Да все существенное и сказано.

Первач, уходя, шаркнул ногой.

– Вам в сад угодно? – еще раз спросила Павла Захаровна.

Она присела на конец дивана и оглядела стол с остатками угощения.

– Веселая компания у вас была. И пение, кажется?

Ее губы повела брезгливая усмешка.

– Да, – ответил ей Теркин, присаживаясь к столу. – Я застал компанию в полном сборе. Кажется, у вас скоро и свадьба? – прибавил он простодушно. стр.434

– Свадьба? Кого же выдавать будут?

– Племянницу вашу, Александру Ивановну. Разве господин Первач не жених ее?

– От вас первого слышу.

– Так как же, почтеннейшая Павла Захаровна, сестрица ваша позволяет постороннему мужчине быть на такой ноге с девушкой хорошего дома?.. Вы меня извините: я не имею права делать какие-нибудь замечания… Я судил по очевидности…

– Девочка эта – по натуре испорченная в корень… Вся в мать… Я умываю руки… Сестра по слабости своего характера потакает ее наклонностям. Господин ли Первач, другой ли – точно так же бы повел себя.

– Жаль мне ее стало… Если позволите поговорить по душе, такая она юная и беспомощная… Опять же – единственная наследница своего отца… На нее охотников немало будет, на ее приданое.

– Какое?

Павла Захаровна повела своими приподнятыми плечами.

– Неужели же от двух вотчин Ивана Захарыча ничего не останется? Мне неловко спрашивать об этом. Я – представитель компании, которой ваш брат предлагает свой лес и даже – вам это, вероятно, известно – и эту усадьбу с парком. Если мы поладим, он получит самую высшую цену по здешним местам… Но только, почтеннейшая Павла Захаровна, надо устранить всяких ненужных посредников и маклаков.

– Вы на кого же намекаете?

Она уже догадывалась, что он намекает на таксатора.

Первач мог провести ее с братом и передаться на сторону покупщика. Пускай он поскорее осрамит девчонку, и тогда можно будет из денег, полученных за продажу одного имения, выкинуть тысяч пять или десять на приданое ей, – и чтобы ее духу не было!

Но этот разночинец сам простоват. Его можно поддеть на благородстве его чувств. Он желает показать, что у него больше благородства и честности, чем у дворян. Она еще вчера решила с глазу на глаз переговорить с ним… Кажется, и девчонка ему приглянулась… Пускай отобьет ее у землемера и увезет…

Тем лучше…

– Не угодно ли вам пройти ко мне? – выговорила она и встала. – Я вас долго не задержу… Вы увидите, что вам нельзя покончить с братом, не выслушав меня. стр.435

– К вашим услугам, Павла Захаровна. Вы ведь здесь – голова… Я это сразу увидал.

Она ничего не ответила и только издала неопределенный звук носом.

– Василий Иваныч! – окликнула Саня, подбегая к террасе. – Вы здесь?

– Василию Иванычу сейчас некогда! – ответила в окно Павла Захаровна и застучала по полу палкой, уводя за собою Теркина.

XXV

– Так вот какое дело, Павла Захаровна!..

Теркин выслушал горбунью внимательно и с почтительным выражением лица; но внутри у него накипало желание «оттаскать» ее – так она была ему противна. Под конец, однако, и эта злобная старая дева показалась ему жалка, – чем-то вроде психопатки. Она ему не открыла главной причины своего поведения; но он хорошо помнил то. что рассказывала Федосеевна, и все сообразил.

– Да-с, – с оттяжкой нижней губы выговорила Павла

Захаровна. – Вы понимаете, милостивый государь, ежели брат мой имеет такие обязательства предо мною и сестрой и, по слабости своего характера, привел дела в такое расстройство, я должна была поставить вам это на вид…

– Конечно, конечно, – поспешил согласиться Теркин. -

Но с чем же очутится племянница ваша? У Ивана

Захаровича, если он продаст и усадьбу, останется то дальнее именьице; но и на него вы предъявляете свое право. Стало, оно фактически ему принадлежать не будет. Правда, наследницей вашей, во всяком случае, Александра Ивановна…

– Позвольте-с… Я умирать еще не собираюсь! Дело отца – заботиться о своей дочери… И наконец, это… это…

– До меня не касается, хотели вы сказать? Это точно, Павла Захаровна. Но ведь вашу барышню мне вчуже жаль. Она без всякого призора. Вы не можете же не знать, что здесь через стену делается. Вы меня извините… Я говорю так после вашего ко мне обращения…

Вы желаете, чтобы я вас при предстоящей сделке с братом вашим поддержал? Стало, доверяете мне? стр.436

Горбунья повела плечами, глаза сначала замигали, потом в них вспыхнул огонек, и губы стали вздрагивать.

– Господин Теркин! Вы хоть и посторонний человек, но я должна вам сказать – эта девочка по натуре своей в корень испорчена… Бедный мой брат боготворил ее мать, а она его самым постыдным манером обманывала.

"Так, так! – думал Теркин. – Федосеевна правду говорила".

– И вы, что же… теперь на дочери вину матери ее вымещаете, даже если предположить, что та и согрешила перед мужем своим?..

– Позвольте, милостивый государь! Эта девчонка вовсе не дочь брата Ивана и никогда ею не бывала!

– Быть может, почтеннейшая Павла Захаровна; но она значится его дочерью, она – дворянское дитя, воспитанная девушка из института… тоже, наверное, дворянского, и все в ней полудетское, чистое.

Говоря это, Теркин чувствовал, что выходит из своей роли дипломата, желавшего обойти горбунью, что он открывает перед ней свои карты… Его что-то влекло к Сане, что-то большее, чем простая жалость.

– Чистое? – резко повторила Павла Захаровна. Шашни уже начала! Поди, во всех углах целуется…

– С кем?

Вопрос Теркина прозвучал почти гневно. Он присел к ней ближе и заговорил вполголоса и быстро:

– Как вам не грех – вам и сестрице вашей – толкать ее в лапы такому прощелыге, как этот таксатор!.. Вы думаете, он женится на ней, не заполучив куша? Как бы не так! А вы, видимое дело, хотите се осрамить и выгнать без куска хлеба…

– Мои чувства и мысли при мне остаются.

– Полноте хитрить! – громче отрезал Теркин и заходил по комнате. – Я вас выслушал. Теперь мой черед. В ваши родственные расчеты я входить не обязан, но коли захочу – могу оказать давление на вашего брата и помочь вам получить с него если не все, то хоть часть долга… И я ставлю первым условием: этого шустрого таксатора сейчас же устранить. Он – плут, и моему лесоводу, и мне лично делает посулы и готов сейчас же вас всех продать.

– Все нынче такие! стр.437

– Может быть; но его чтобы завтра же здесь духу не было. Извольте на вашего братца подействовать: сделать это сегодня же и при мне. А затем – в случае покупки мною усадьбы с парком – Иван Захарыч обеспечит Александру Ивановну при жизни и при заключении нашей сделки.

Павла Захаровна поднялась, нервно обдернула платье вокруг своей жилистой шеи и порывисто отковыляла к дальнему углу комнаты.

– Но вы, милостивый государь, кажется, законы ваши думаете предписывать?

Этот «хам» возмущал ее нестерпимо: в концах ее костлявых пальцев она ощущала зуд. Мужик, разночинец – и смеет так вести себя!

Она громко перевела дыхание и вернулась опять на свое место.

– Вы злоупотребили моим доверием, и теперь…

– Та-та-та! – перебил Теркин и махнул рукой. Без жалких слов, Павла Захаровна, без жалких слов… Я вам нужен. И кроме меня в эту минуту никто у Ивана Захарыча лесной его дачи за хорошую цену не купит. Только наша компания может это себе позволить.

И усадьбу с парком компания не купит без моего особого ходатайства. Следственно, извольте выбирать: или сделайте порядочное дело и не обижайте ни в чем не повинной девушки, не развращайте ее, да еще так предательски…

– Я ее развращаю?!

– А то как же? Ваша сестрица прямо спаивает ее и… сводит с жуликом.

Он спохватился: не слишком ли он далеко зашел. Но ему уже трудно было переменить тон, да и не хотелось. Головка Сани с ясными глазами, ее голосок, особая беспомощность и безобидность всего ее существа согревали его и настроивали на новый прилив жалости к этому чаду вырождающейся помещичьей семьи. В ней еще текли свежие соки. А остальное вызывало в нем гадливость и сознание своего превосходства: эта горбунья, ее жирная сестра-дура, их брат, вся бестолочь их ненужной и постылой прозябаемости, где самым жизненным нервом являлась мания старой девы, так бездушно мстящей за любовь брата к ненавистной невестке… Какая дичь!.. Стесняться ему нечего.

Глаза Павлы Захаровны блеснули ярче, и углы рта вздрогнули. Она издала короткий звук смеха. стр.438

– Да вы уж не желаете ли сами осчастливить нашу идиотку… предложением руки и сердца? Ха-ха!

Этот вопрос заставил его встрепенуться. К щекам прилила краска. Он подавил смущение и не сразу ответил ей.

– Нам где же, мы – простецы… На вашем барском наречии вы нашего брата кошатником величаете. Одно скажу – имей я виды на Александру Ивановну, я бы не так повел дело… Вы это изволили сказать в пику мне, что, мол, я об ее приданом хлопочу на всякий случай, так позвольте вам доложить, сударыня, – он в первый раз так назвал ее, – я в таких денежных делах, что мне зазорно будет и о более крупном куше хлопотать, когда надумаю жениться.

За дверью раздались шаги Первача.

– Можно войти?

– Уговор лучше денег! – шепотом произнес Теркин, нагнувшись над столом. – Его… – и он сделал жест рукой.

– Можете войти! – крикнула Павла Захаровна.

– Наша конференция с Иваном Захарычем кончилась, – заговорил он, потирая руки. Глаза его беспокойно перескочили от горбуньи к Теркину.

– Брат у себя в кабинете? – спросила Павла Захаровна.

– И желал бы до чая побеседовать еще с Василием Иванычем.

– Попросите Ивана Захарыча сюда! – сказал Теркин. -

Одного! – прибавил он значительно.

– Понимаю-с!.. Я и не желаю быть лишним… Сделайте одолжение!

Первач повернулся на одном каблуке и у двери обернулся к ним лицом.

– Напрасно вы беспокоитесь, Василий Иваныч! Лишним я не желаю быть.

– И разлюбезное дело! – сказал ему вслед Теркин точно так, как виденный им московский актер в Льве Краснове.

XXVI

На балконе собрались все к чаю.

Разливала Марфа Захаровна. Саня сидела немножко поодаль. Первач отошел к перилам, присел на них, стр.439 обкусывал стебелек какой-то травы и тревожно взглядывал на тот конец стола, где между Иваном Захарычем и его старшей сестрой помещался Теркин. Он уже почуял, что ему больше ходу не будет в этом доме, что "лесной воротила" на службу компании его не возьмет… Да и с барышней ничего путного не выйдет.

Иван Захарыч, в светло-голубой домашней тужурке, с закинутой назад маленькой головой, медленно курил папиросу и старался соблюсти свое достоинство. Лицо у него было краснее обыкновенного. Его грызло то, что он должен был при покупателе из разночинцев сводить свои родственные счеты. Сестра Павла подвела его, стакнулась с покупщиком. Никогда еще его дворянский гонор так не страдал. Еще добро бы Теркин влюбился в Саню и сделал предложение… И того нет. Он только разыграл роль сердобольного опекуна: поставил условием сделки обеспечение Сани… Бог знает, что такое! На все это Иван Захарыч должен был согласиться и чувствует теперь, что сестра Павла еще больше заберет его; а на стороне у него на днях ожидается приращение незаконной семьи. Надо и тех обеспечить. Без продажи усадьбы нечего и думать обойтись; а лучшего покупщика не найти. Злиться на сестру он не смеет. Формально она права; но никак он уже не ожидал такого подхода.

Павла Захаровна поглядывала вкось на брата и прихлебывала чай с блюдечка. Она добьется того, что получит свое; но этот «кошатник» как-то сразу изменил ее позицию. Ему она будет обязана, а не своей мудрой голове. Точно подачку ей подал. И как он ни хитри, ему «девчонка» понравилась. Очень может статься, она угодит за него!.. Брыкаться и брат не станет; а ей и подавно нечего стоять за ненавистное отродье распутной невестки. И что же выйдет? Госпожа Теркина вот здесь барыней заживет, миллионщицей; отец совсем прогорит, продаст и вторую вотчину.

Положим, они с сестрой купят ее, и он при них останется. А если зятек с дочкой здесь очутятся? Они его к себе переманят… «Кошатник» из одного разночинского задора это сделает.

Чай плохо шел в горло Павлы Захаровны, и она то и дело откашливалась.

Теркин сидел между ними, но разговаривал больше с Саней. стр.440

Его подмывало настроение, сходное с чувством, когда удастся кого-нибудь вытянуть из воды. На Саню он поглядывал точно на собственное «чадо». Почему-то ему верилось, что теперь она уже не пропадет. Таксатора завтра же не будет здесь: он этого прямо потребовал. Не плутоватого маклака устранял он, главным образом, а нахала, способного развратить милую девушку. И он не стыдился такого сознания. Все сильнее и сильнее разгоралось в нем желание оставить Заводное за собою, если не сейчас, то через два-три года. Он уже решался взять на свой страх эту покупку. Если компания не одобрит ее, тем лучше: это будет его имение, и он на свой счет создаст в нем школу практических лесоводов.

Не одно это его тешило. Сидит он среди помещичьей семьи, с гонором, – он – мужичий подкидыш, разночинец, которого Павла Захаровна наверное зовет «кошатником» и «хамом»… Нет! от них следует отбирать вотчины людям, как он, у кого есть любовь к родному краю, к лесным угодьям, к кормилице реке. Не собственной мошной он силен, не ею он величается, а добился всего этого головой и волей, надзором за собственной совестью.

– Вам покрепче, Василий Иваныч? – донесся до него голосок Сани.

Она глядела на него из-за самовара.

– Да, покрепче, Александра Ивановна.

– Со сливками?

– Нет, позвольте с лимоном.

Что-то заиграло у него в груди от голоска Сани и мягкого блеска ее глаз. Прилив жалости подступил к сердцу. Захотелось сейчас же увести ее из этой семьи, обласкать, наставить, создать для нее совсем другую жизнь. Быстрая-быстрая мысль пронизала его мозг… Ведь женщина два года назад помогла ему. С ее деньгами дошел он в такой ничтожный срок до теперешнего положения… И она же довела его до сделки с совестью. Всю жизнь он будет помнить про эту сделку. Там он попользовался, здесь – сам должен оградить беспомощное женское существо, разделить с ним свой достаток, сделать из нее подругу не потому, что животная страсть колышет его, а потому что "так будет гоже", мысленно выговорил он по-мужицки.

Его взгляд приласкал Саню, когда она подавала ему стакан чаю. стр.441

Сегодня во всем доме произошло какое-то событие. И в ней самой есть что-то новое. Ей почти неприятно чувствовать позади себя Николая Никанорыча. Хотелось бы выкинуть то, что было между ними. Он ей чужой. "Хороший человек" не он, а вот тот, Василий Иванович, перед которым все смирились, даже тетка Павла. Как будто и всю судьбу их семьи держит он в своих руках. Но ей он не страшен. Напротив! Василий

Иваныч добрый и красивый, гораздо милее Николая

Никанорыча. Наверное он будет с ней еще много говорить… И она ему во всем покается сама, не дожидаясь его расспросов.

– А ваш управляющий где же? – спросила Теркина

Марфа Захаровна. – И ему бы чаю предложить.

– Он еще не вернулся из лесу, – ответил Теркин.

Павла Захаровна поглядела вбок на сестру: "довольно, мол, и одного хама, а то еще его приказчиков всяких в свою компанию принимать!"

Теркин подметил этот взгляд и сказал, обернувшись к

Ивану Захарычу:

– Вашу дачу он теперь знает как свои пять пальцев.

Иван Захарыч промолчал и только слащаво усмехнулся.

Ему предстояло объяснение с Первачом, и он не знал, как ему быть: сестра отказалась от всякого посредничества… Денег заплатить Первачу у него не было: приходилось просить их у покупщика.

Протянулось очень длинное молчание. Теркину оно не показалось тягостным. Он и не требовал, чтобы его занимали… Ему было хорошо. Из цветника долетало благоухание ветерка. В парке защелкал соловей. Позади, внизу, неслышно текла река, куда ему хотелось спуститься под руку с Саней.

– Колокольчик! – тихо вскрикнула Саня, будто она вздохнула.

– Кто бы это?.. – спросила Марфа Захаровна.

Предводитель?

– Ему теперь не до разъездов! – выговорил Иван Захарыч.

Звон резко оборвался у крыльца.

Теркин подумал о Звереве. Будь он тогда у него в таком же настроении, как сегодня, вероятно «Петька» выклянчил бы у него тысчонку-другую.

Камердинер Ивана Захарыча показался в дверях террасы. стр.442

– Кто приехал? – спросила первая Марфа Захаровна.

– Барыня… Карточку вот дали… Господину Теркину… По делу… Их желают видеть.

– Меня? – переспросил Теркин и быстро поднялся.

– Так точно.

На карточке стояло: "Серафима Ефимовна Рудич".

Он подавил в себе смущение, но Саня заметила, как глаза его вдруг потемнели.

– Вы позволите принять эту госпожу, – обратился он к хозяевам – во флигеле?

– Почему же нет? Гостиная в вашем распоряжении, – чопорно выговорил Иван Захарыч.

Теркин был уже на пороге, скорым шагом прошел из гостиной и в зале столкнулся с гостьей.

Первая его мысль была не принять ее, но он сейчас же нашел это "гнусной трусостью" и смело пошел на все, что этот приезд Серафимы мог повести за собою.