Текст книги "Сумерки жизни"
Автор книги: Петер Альтенберг
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
БОЛТОВНЯ.
Настоящий человек не смеется в обществе постоянно по всякому поводу. Для него все трагически-серьезно, замечательно, мистично и достойно нового познания, до сих пор недоступного. По всякому поводу теряет свои так называемые обоснованные, исторические предрассудки во всех областях своего прежнего сознания и признается, как благородный и талантливый ученик, что он в таких-то и таких-то областях до сих пор глубоко заблуждался! Все свои прежние взгляды на все предметы этой жизни он сваливает в кучу, осуждает, как склероз артерий. Он стремится с новыми весенними силами к полному перерождению своих прежних духовно-душевных предрассудков, чтобы преодолеть, пока он живет, рту отвратительно глупую неизменность своего проклятого старчества! Человек, связанный с историей своей жизни и жизни всего человечества, не есть человек, он старается в силу необходимости как-нибудь сбросить в болото свою телегу! Только тот человек, чей организм способен видеть в каждом новом свежем утре возможность перемены во всех смыслах. Для всех других артерио-склеротиков, страдающих болезнью обмена веществ, ложно-удобные привычки стали жизненным законом. Тот, кто утром неспособен опрокинуть, изменить, исправить все то, что ленивые будни вложили в его мозг до сих пор, тот не человек! Он лже-философ, он отговаривается вредным для современного духа «историческим развитием», которое удобно лишь для артериосклеротического, задерживающего обмен веществ ленивого мозга, неспособного мыслить! Действительно свежий организм отбрасывает от себя каждое утро все свои прежние сумасбродства, ошибки, предрассудки, исторические размышления и начинает свою жизнь с новыми, до сих пор неведомыми силами! Его любовь к людям и его презрение ко всем ограниченностям здесь, на земле, углубились безмерно, изменились, и никто не в состоянии внушить ему преступными средствами так называемой «исторической логики» что-нибудь ложное или что-нибудь правильное! Его мозг нашел за ночь свой собственный правильный путь, и все рассуждения, которыми его друзья, желающие ему добра, пытаются направить его снова на истинный путь (т.-е. неправильный путь), встречают дьявольский, язвительный смех!
Он был «нашим». Это преступное свидетельство идиота, который мыслит трусливо вместе со стадом! Наша жизнь, по милости судьбы или немилости ее, определяется по идеальным планам бога, и тщетно будут они стараться стянуть нас вниз своими с виду вполне обоснованными историческими предрассудками! Одна единственная телеграфическая фраза хорошо организованного современного мозга может разрушить всю мрачную груду вековых предрассудков, изгнать их из современного мира! «Философствующий историк» – Это несчастный, страдающий болезнью обмена веществ, стремящийся нагло-коварно навязать молодому, свежему, способному к вечному возрождению миру свою собственную неспособность к возрождению, потому что он не может освободиться от своей духовно-душевно парализованной природы. Он смотрит на людей, как на дураков, двигающихся эластичней, чем он. Он не хочет допустить, чтобы молодой весенний мир перешел от его «старчества» к порядку дня!
Конечно, имеются люди «бури и натиска», опасные, зловредные, своевольные, ничего не стоящие, особенно в ультра-современной литературе. Но их можно обезвредить, уничтожить одним ловким движением. А между тем «историки» имеют за собою глупый легион веков и защищаются именами, означающими для нас не что иное, как наглую глупость. Еще до сих пор есть много преступников, остающихся безнаказанными, которые выколачивают свои старые ковры, занавеси, мебель изо всей силы прямо на улицу, а это значит – в драгоценные легкие прохожих.
Большие штрафы в пользу «слепых воинов» изменили бы это моментально! Но никто об этом не заботится, хотя о человеческих легких надо было бы подумать прежде, чем они будут разрушены и уничтожены! Principiis obsta! Святые слова, остававшиеся тщетными в течение тысячелетий, жаль!
Рак и сахарная болезнь неизлечимы. Но о первоначальной стадии тайны разрушения организма никогда не заботятся. Надежда, глупейшая надежда – это единственное, что нам дают. В заключение семья призывает совершенно неповинного «специалиста» и ждет от него за деньги невозможного физиологического чуда. И за его тщетные старания платят дорого. С виду здоровый человек не интересует своих кажущихся озабоченными друзей, перед ними должен быть «живой труп», который в последнюю минуту передается доверчиво за деньги искусству модных врачей! Зубы пломбируются тогда, когда они болят, хотя их следовало бы пломбировать до того, как они готовы заболеть. Вся жизнь состоит из таких маленьких больших преступлений, и те, кто на этом выигрывают, право, не заслуживают моего уважения! Principiis obsta!
ОСВОБОДИЛАСЬ.
Она рада, что освободилась от него.
Это так просто, понятно, несложно.
Она рада, что освободилась от него.
«Другой» не лучше и не хуже,
но он дает ей более удобную, более
легкую жизнь!
Какая польза от этого?! Никакой.
Только те, кто выгадал,
имеют что-то, более удобное прозябание, тьфу!
Их нервы бессильны истекать кровью
за идеалы собственной души,
да помилует их бог за несвятое, здоровое
отсутствие потребностей!
БОЛЕЗНЬ.
Завтра приезжает моя сестра. Близкие родственники заняты своими собственными делами, поглощены ими. На все другое, даже если они сочувствуют мне, они смотрят как на нечто, их нисколько не касающееся и отвлекающее их от серьезных жизненных задач! Так и сестру больной брат отвлекает от нормальной жизни. Того органического, почти мистического внимания, которого больной организм требует безусловно, эгоистически для своего выздоровления, нет больше, или оно постепенно потерялось. Посещения друзей его утомляют, цветы он встречает вымученным любезным утомлением.
Я хочу, нет, я не могу жить без моей подруги, Альмы Пт. Я не влюблен в нее, не ревнив, я готов ее отдать от всего сердца кому угодно. Но я не могу жить без нее. Я забрасываю, я мучаю сам себя в жизненной меланхолии, считаю все неестественным, смешным и недостойным разумного человека. Платья мои и разные многочисленные обстоятельства, относящиеся к так называемому буржуазному комфорту, не интересуют меня. Меня интересуют лишь она одна и ее жизненное счастье. Это тоже, вероятно, нечто вроде idée fixe. Во мне страстное, неутомимое, беспрерывное стремление заботиться постоянно о ее жизненном счастье, будь то особенно удобные лайковые перчатки, купленные мною, или я вытоплю сам ее комнату. Ее благодарность меня не интересует. Моя потребность сделать для ее жизни что-нибудь, пусть это будет зубочистка или спички, удовлетворяет меня вполне и целиком. Благодарность – для меня неприятная банальность, которая меня унижает. Я хочу помочь по свободному решению, как и где смогу.
Сознание того, что я ей как-то помог в тяжелой жизни, глубочайшая награда для меня. Все остальное я считаю смешным.
ТЕЧЕНИЕ ЖИЗНИ.
Бетховен сказал незадолго до своей смерти: «Я считаю себя самым несчастным из людей!» Я уверен, что Франц Шуберт и Гуго Вольф чувствовали то же самое. О других гениях нечего и говорить. Это все кандидаты на самоубийство, без малейшей к этому способности. Утром встать, умыться, одеться, что-нибудь сделать, без честолюбия, без потребности, смотреть на стенные часы, пока не настанет 10 часов вечера; но ведь это еще не так скоро. Нет спичек, мыла, папирос. Нет нужного белья, и за все, за все надо платить. В то же время внутри ужасные и постоянно одни и те же мысли: «К чему это все?» Служащие нашего отеля не думают об этом. Они работают с шести часов утра до одиннадцати часов ночи. И их разговоры библейски просты. Никогда не бывает особенных волнений по какому-нибудь поводу. Постоянно одни лишь важные, незначительные мелочи. И всегда хорошее настроение прилежных, отвлекшихся от себя людей. Но Бетховен незадолго до своей смерти сказал: «Я самый несчастный из людей!» Вероятно, думали то же самое Франц Шуберт, Гуго Вольф etc etc. Как изумительно вознаграждается «внутренняя свобода от потребностей». Но разве она действительно вознаграждается?!? Ничуть! Человек идет ощупью во тьме своих дней, пока это как-нибудь не кончится. Не думать означает постоянную мысль о несознательности своей ненужной жизни!
СОВРЕМЕННО.
Большинство молодых стройных женщин думает, что они представляют собою «П. А. тип». И хотя во всех отношениях о них заботятся и берегут их, все же это поднимает их уверенность в себе и изменяет в каком-то отношении их жизненный тонус. Но они не подозревают, какова для художника мистическая притягательная сила движения плеч, движения рук, манеры сидеть, нагибаться, какова сила мистического взгляда мечтательных, смотрящих в пространство, нежных глаз! То, что вечно влечет, трогает, пробуждает глубокую симпатию, это не одна мило-привлекательная внешность, это таинство бессознательной гениальности движения или покоя, побуждающее мужчину бессознательно «пасть ниц» и «молиться». Сами по себе они, конечно, милые, нежные создания, но это не искупает еще того чувства, которое двигает нами, когда мы бежим ночью домой, чтобы принести им любимую папиросу.
Наших «романтических чувств» они не искупают, не создают готовности пожертвовать собою хотя бы на один час ради себя самого. Они очень милы и верны тому, кто заботится о них с нежностью, но они не чувствуют таинства своей притягательной силы. В их обеспеченной жизни нет «идеального подъема», в них нет «поэтического романтизма», им недостает этого, как легким недостает кислорода; они живут, но благородной эмоции, могущей превратить их в подвижных кошечек, в них нет. При всей благодарности за то, что дано, в них живет вечно гнетущий вопрос: «Боже, неужели это уже все?!» Они живут под давлением удовлетворенных и приятных потребностей, но «Юхге!» пастушек, поднимающихся на горные пастбища, в них нет. Их дни проходят беззаботно, равномерно, и старость их не удивляет, потому что они ее предвидят все время. Тот, кто спрятал бы салфетку, которой они вытирают свой ротик, тот омолодил бы их, оживил. Но к чему?!? К чему осложнять жизнь?! Нарушать удобный покой?!? Разве нужно быть всегда молодым и свежим, ведь можно стать степенным и благоразумным... «Мне нужен, вероятно, Карлсбад, Мариенбад, Теплиц, Франценсбад, Наугейм!» Нет, тебе нужны: тоска, меланхолия, надежда и ожидание, благородное самозабвение. Оставим это. Не каждая решается внести в свою душу беспокойство. Это рискованно и неудобно. Обеспеченный покой это тоже нечто вроде здоровья, хотя это и нездорово! Плясать пляску жизни, ведь это небезопасно и утомительно! Гораздо безопаснее, особенно для других, сидеть в удобном кресле и читать хорошую книгу. Для «пляшущих, прыгающих, постоянно стремящихся душ» необходимо много исключительных и даже гениальных предпосылок. Мы идем своей дорогой, исполняем разнообразные поручения; беседуем с тем или другим и тихо говорим своей романтической душе: «Милая, предоставь это, пожалуйста, другим, для тебя, к сожалению, и слава богу, нет опасных проблем. Да будет твоим жизненным девизом порядок!»
СЛОВА.
«Да, она кандидатка на самоубийство» – это одно из самых страшных слов буржуазного общества. Если кто-нибудь, вследствие всех разочарований этой «несвятой», варварской, ненужно жестокой жизни, теряет наконец, против своего желания и воли, охоту существовать, тогда буржуазное общество, в отместку за то, что оно само переносит этот свинушник «жизни» удобно, просто и покорно, как вполне естественную вещь, дает ему или ей почетное звание: «Да, она кандидатка на самоубийство, она не доросла до требований этой жизни!»
Она, слава богу, создана иначе!
Она не позволяет гнуть и ломать себя по «Экономическим» или «социальным» мотивам, нет, она внутренно восстает с плачем или без слез, и отказывается прилично, благородно от того, чтобы как-нибудь войти в ряд и подчиниться порядку, к которому она ведь, слава богу, и не принадлежит!
Горе тем, кто в какой-либо форме уступает. Бог, природа и внутренняя судьба карают немилосердно, хотя бы лишь через десятки лет, за их вероломное отступление от своего жизненного идеализма! Они погибают, не замечая того; их покинутые жизненные идеалы душат их медленно, незаметно и никто, кроме поэта, не видит, отчего они стареют, падают и погибают!
ПЕРЕЖИВАНИЕ.
Каждому человеку его восприятие жизни кажется самым необыкновенным в этом и без того изумительном мире. Но когда, занятый воспоминаниями о каком-либо выдающемся событии своей жизни, романтически разукрашенном, он начинает рассказывать, то невольно замечает, что это не производит никакого впечатления не только на других, но и на него самого. А потому он начинает входить в неприятный, горячий, навязчивый экстаз по поводу ничего не стоящего, ничего не говорящего отдельного случая из ничего не говорящей совершенно изолированной жизни. Вместе с тем он замечает, что все это для всех, а, главное, для него самого, ничего не значащее событие, несвойственная каждому прирожденная мания величия в течение бледных лет превратила его в нечто «исключительное в жизни». И он старается, какой бы то ни было ценой, внушить это другим!
ОБЩЕНИЕ.
Замечательно, что большинство людей не чувствуют, не желают понять, что с ними не хотят иметь дело, особенно с их так называемыми содержательными, скучными беседами. Этими разговорами вас отвлекают от вашего собственного я, от вашей собственной полной отчаяния жизни, от всех действительно болезненных состояний вашей разочарованной, дорогой вам души. Получается обман. Над безднами вашей жизни возвели мост, в то время как вы знаете, что через эти бездны никак нельзя перекинуть моста. Мы сами себя обманываем. Помочь друг другу могут лишь те люди, которые действительно хотят себе помочь, для которых действовать, хотя бы в маленьком, ограниченном кругу, как Христос, является вопросом чести. «Снобы», ожидающие признания других, как «душевной добычи», исключены из этого отношения к жизни раз навсегда. Альтруизм сам по себе ничто, но находить в альтруизме свою глубочайшую душевную выгоду – это все!
ПЕРВЫЙ СНЕГ.
Изумительная жизнь!
Опять первый снег, приводящий всех в изумление!
Газеты обсуждают белое, пушистое, легко преходящее покрывало на старых,
коричнево-красных крышах.
Совсем недавно стояла красно-золотистая осень.
Только что верили, и нет больше веры. Никогда не нужно верить!
Зимняя одежда кажется слишком тяжелой, обременительной, излишней,
а осенняя одежда слишком легка.
Паула вышла замуж в Иннсбруке,
любуется северной цепью гор, что глядит вниз на широкую городскую площадь.
Непритязательные люди чувствуют себя хорошо в вечном, одинаковом движении жизни.
Но есть души, нет – духи,
стремящиеся вперед, вверх,
и видящие в равномерности постоянное
самоотравление! Уничтожение!
Если не происходит ничего особенного,
нет ничего особенного,
разве твоей душе нужно богатство содержания?!?
Ты доволен тем скудным, малым,
«что у тебя нет рака в желудке»!?!
Как мало лишнего, особенного, подарила
тебе природа в своем летнем великолепии,
если ты в конце концов удовлетворяешься
своим трусливо добытым покоем
равномерных дней?!?
Опять выпал «первый снег», 3/12. 1917,
и коричнево-красные крыши,
слегка покрылись белыми хлопьями.
Это не надолго.
Ты удивлен, что так мало
чему можно удивляться?!
Удивляйся тому,
что тебя это еще удивляет!?!
РАЗНИЦА.
Это одно из самых глубоких отличий мужской натуры. Кто-нибудь вдруг, в «ресторане», в «кафе», на улице, где бы то ни было, не желая даже того, глубоко очарован женщиной, становится вдруг поэтом, мечтателем, меланхоликом, познав вдруг нирвану всего бытия. Или же кто-нибудь пытается неловко удовлетворить свою суетность, «нарочно» давая понять женщине, что она ему не безразлична и что она его «покорила». Он, само собою разумеется, хочет повесить на своем пустом, суетном кушаке новый скальп покоренной женщины.
Между настоящим, альтруистическим восторгом перед женской прелестью и вашими наглыми, бесстыдными, суетными чувствами людей дурной породы лежит целый непонятый мир. Вы, конечно, не поймете никогда, каким образом может сирень осчастливить нас сама по себе своим голубым ароматом!?!
БРАК.
Если нужно для того, чтобы жить удобно,
приносить все эти жертвы,
то было бы гораздо удобнее жить без удобств.
Нет такого «единения», которого бы мы желали,
потому что оно нам необходимо! Существует
только одно единение, которое нельзя ничем разрушить!
Самая преступная жизненная философия: «Да, так оно есть, как, к сожалению, должно быть!»
Восстаньте, подымитесь вверх к жизненным идеалам; но уступать, сгибаться ради пищи одежды etc., какое неверное понимание мнимого счастья?!? Плохие, неверно рассчитанные сделки, заключенные с жизнью, означают преждевременое банкротство! Лучше подождите немного. Тогда, по крайней мере, вы погибнете на вашем органическом пути безболезненнее, чем на том, что вам навязан судьбой!
При таких «компромиссах» в личности умирает благородный человек, остается «соглашатель!» Но «человека» уже нет больше!
БОЛЕЗНЬ.
Вот уже много недель, как я болен,
совершенно неэластичен!
Стал таким, как все здоровые!
Но нам нужно совершить больше, нежели тем, всегда здоровым. Мы должны остаться «эластичными»!
Мы должны попытаться при помощи нашего духа, нашей души и небольшого, дарованного милостью судьбы (хорошая наследственность!?) таланта,
показать другим их страшное заблуждение относительно внешне драгоценной жизни, сотканной из глупости и трусости, для того, чтобы следующее поколение, по крайней мере, не оставалось перед лицом жизни таким опасно и глупо равнодушным!
Когда я болен, и во мне нет больше жизненной эластичности,
мне кажется, что я пал глубоко до состояния нормального здоровья,
словом, я как бы здоров. Ужасно!
Какие у здорового интересы?! Просвещать как-нибудь в какой-нибудь области человечество?! Ничуть.
Они стремятся вперед за счет других, толкаются,
всем, кто поддается обману,
выдают X за Z.
Мое здоровье заключается в том, чтобы взирать неумолимо анормально на все бедствия, исторически
причиняющиеся не-эластичными, с виду нормальными людьми,
и надеяться вечно,
что так называемые здравые взгляды
уступят наконец место истинной правде
во всех областях этого коварного бытия,
этого загадочного, глубоко лживого бытия,
и что история будет на веки
уничтожена одним единственным росчерком пера современного мышления!
РАДИКАЛИЗМ «ЧУЖИХ».
Дитя должно своим присутствием не только не мешать, не смущать, не принуждать к «вынужденной любезности», нет, оно должно, наоборот, превращать доселе обыкновенного, обычно идущего своей дорогой человека в поэта! У нас, художников – речь идет о том, чтобы стать сразу «горячим приверженцем», глубоким «другом этой маленькой души», и это без той бледной родительской любви, самостоятельно, лишь благодаря мистической личности чужого ребенка!
Вы, другие, не сможете нас ни в чем убедить, кроме того, что мы уже знаем о вас, что вы не художники! Кое-где вы привязываетесь по нужде, как-нибудь, когда-нибудь, но вы, к сожалению и слава богу, не имеете даже смутного представления о жизни души, способной объективно восторгаться чем-нибудь. Если бы вы могли честно признаться в ртом?! Нет, вы хотите даже конкурировать с нашей душой, ха, ха, хи, хи, ха! В вас недостает единственной, как раз самой главной способности, способности нам подчиниться!!!
СТРАХ.
Эта вечная боязнь перед смертью! Глупо-патологическая, как и большинство с виду нужных значительных (хи, ха, ха, ха) вещей в этой совершенно ничтожной жизни! Кое-что здесь верно: мы, к сожалению, и здесь, большей частью, не можем уйти в нужный момент благодаря нашему глупейшему «инстинкту самосохранения». Нужно, следовательно, оставаться; для разумно мыслящего, логически приличного человека это ужасно! Приходится смотреть на низкую подлость всех других людей, чувствовать, испытывать на себе?!? Тьфу!
До самого конца жизни ждешь, надеешься, что найдешь в себе достаточно приличия и мужества чтобы сказать сотне людей в лицо: «Вы свиньи и собаки!» Но это никогда не удается, всегда есть причины, заключающиеся в нашем собственном преступном «инстинкте самосохранения», мешающие нам быть приличными людьми. Ну, пусть женщины, которые хотят себя «обеспечить» как-нибудь, где-нибудь, когда-нибудь! их убожеству все равно прощается все. Но мужчины, мужчины, мужчины, «сознательные» обитатели этого идиотского мира!? Какая у них отговорка?!
Что они только мужчины!








