Текст книги "Соболиная вершина"
Автор книги: Перри Девни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
33. МАТЕО
– Папа! Нет! – Алли вырывалась и кричала.
– Мам! – крикнул я.
Мама уже протягивала руки, чтобы забрать Алли.
– Я держу её.
Я передал ей свою дочь, а затем бросился за Верой. Но в мокрых шлёпанцах догнать её было невозможно. Я сбросил обувь и рванул к своей палатке, схватив кроссовки, которые были на мне раньше. Пока я натягивал их, Веры уже и след простыл.
– Чёрт.
Но Вэнс погнался за ней. Я заметил его, прежде чем он исчез за кучей деревьев. Фостер, Джаспер и отец бежали за ним по пятам. Гриффин и Нокс, которые даже не стали переобуваться, присоединились к погоне.
Я обогнал их всех и, не говоря ни слова, помчался за ней.
Когда я нагнал Вэнса, с горящими лёгкими и ногами, он просто указал вперёд, туда, где вдали мелькнуло красно-оранжевое пятно.
– Вера!
Она не отреагировала и продолжала бежать – быстрее, чем я когда-либо видел. Будто если она будет достаточно быстрой, то сможет убежать от прошлого.
Она бежала.
И дал ей эту возможность.
Но теперь она больше не бежала одна.
Я заставил своё тело двигаться быстрее, сильнее, и когда я наконец догнал её, я не стал останавливать. Всем нутром хотел схватить её и покончить с этим, но она ещё не была готова. Ей нужно было бежать.
Поэтому я просто следовал за ней, держась в одном темпе.
Она бежала.
А я следовал за ней.
Когда её шаги замедлились, я был весь в поту и едва дышал. Бег перешёл в трусцу, затем в шаг. Наконец, она закрыла лицо руками, и стон, вырвавшийся из её ладоней, пронзил моё сердце.
– Персик, – я обнял её, прижимая к себе.
– Отпусти меня, – она всхлипнула и попыталась вырваться.
Я обнял её крепче.
– Я люблю тебя.
Она снова пыталась бороться, извиваясь и дёргаясь, стараясь выскользнуть. Пусть борется сколько хочет.
Ни за что не собирался её отпускать.
– Я держу тебя.
Её плечи затряслись, и сопротивление покинуло её тело.
– Я люблю тебя, – больше ничего не имело значения. В самые тяжёлые дни её жизни я был рядом, чтобы напомнить, как сильно я её люблю.
– Матео, – она снова всхлипнула и обмякла в моих руках.
– Я рядом и не отпущу тебя.
– Больно, – она плакала, не останавливаясь, и её слёзы разрывали меня на части.
– Знаю, милая, – я держал её ещё крепче, с комом в горле. Её боль. Моя боль.
– Она открыта.
– Что открыто?
Она заплакала ещё сильнее.
– Коробка. Она открыта, и это так больно.
О Боже. Это убивало её. Слишком долго она держала всё в себе.
– Выпусти это наружу.
– Я не м-мо-гу.
– Можешь, – я уткнулся носом в её волосы. – Отдай мне свою боль.
– Она убила их, – её тело обмякло, и я развернул её к себе, прижал к плечу и опустился вместе с ней на колени. – Она убила их. Хэдли и Элси. Убила моих сестёр. И пыталась убить меня.
Её мать.
Я это предполагал, но услышать это из её уст было всё равно что плетью полоснуть по голой спине, разрывая плоть до костей.
Это был первый раз, когда она говорила правду? Она ведь никому раньше этого не рассказывала, правда? Просто закрыла это в себе. Бежала от правды.
Боль и ярость вспыхнули в моей крови, превращая её в дикое пламя, но я даже не шелохнулся. Я держал Веру в своих объятиях, зная, что всё только начинается.
Прошло какое-то время, прежде чем её слёзы прекратились. Лес жил своей жизнью, не замечая важности этого момента. Птицы порхали и щебетали. Деревья качались, а сосновые шишки стукались о ветки, падая вниз.
А я просто держал Веру, чувствуя, как кто-то смотрит мне в спину.
Отец. Мои братья. Они не подходили, оставляя нам это мгновение. Но они были рядом, готовые помочь, когда придёт время поднимать её с земли.
– Я была в команде по плаванию, – прошептала Вера, голос сорвался. – Я хорошо плавала. Мы жили на озере. У нас была лодка. Папа учил нас кататься на водных лыжах. И он отвозил нас в тихое место, где мы могли нырять и плавать.
Озеро. Вот что стало триггером. Она увидела Алли в озере.
Озеро, как то, где она жила. Где утонули её сёстры.
Чёрт. Почему я об этом не подумал?
– Прости. Я так чертовски сожалею, Вера. Мне не следовало привозить тебя сюда, – мне нужно было взглянуть на это озеро сразу, как мы приехали, и свернуть этот поход к чёрту.
Она прижалась ко мне ещё крепче, словно если бы она смогла забраться мне в грудь, то всё бы исчезло.
Если бы я мог забрать её боль, я бы сделал это в одно мгновение.
– Она странно себя вела, когда мы вернулись из школы в тот день.
Она. Не мама. Она.
– Я никогда раньше не видела никого в таком состоянии. Я не дружила с ребятами, которые курили травку, но видела их под кайфом. Это было не то. Это было больше, чем просто марихуана. И это было хуже, чем просто напиться, но я не понимала, не разбиралась. Я не пила. Никогда. Не только потому, что папа был копом и учил нас ответственности, но и потому, что я не любила попадать в неприятности.
Хорошая девочка. Моя хорошая девочка.
Я ненавидел её мать за то, что она заставила её пройти через это. Я ненавидел её отца за то, что он позволил этому гноиться. Шесть грёбаных лет это жило внутри неё, и она справлялась с этим совсем одна.
– Она пила вино, – Вера вздрогнула, пока старые раны снова вскрывались. – В четыре часа дня. Я подумала, что она просто пьяна. Она не пила так. По крайней мере, обычно. Но с ней что-то было не так. Два раза я приходила домой, и она была пьяна. Не так, чтобы заплетался язык или в отключке, но как будто... с похмелья. Я пыталась скрыть это от Хэдли и Элси.
Может быть, её мать начинала пить сразу после того, как дети уходили в школу. А к их возвращению успевала протрезветь. Или к моменту, когда домой приходил Кормак – взрослый, который знал, как выглядят пьяные и обдолбанные люди.
– Я не сказала папе, – её голос дрогнул. – Почему я не сказала папе?
Вина, с которой был задан этот вопрос, была такой же невыносимой, как и её боль.
– Это не твоя вина.
– Я должна была ему сказать. Раньше.
До того, как ее мать совершила попытку убийства.
– Папа был на каком-то собрании тренеров в школе, – сказала она. – Обучение по предотвращению сотрясений мозга, кажется, для волонтёров. Она вела себя странно, поэтому я сказала Хэдли и Элси пойти наверх и делать уроки, пока он не вернётся. Была гроза. Было громко, и дождь хлестал очень сильно.
Я был прав. Поэтому она испугалась той ночи, когда была гроза несколько недель назад. Потому что в тот день тоже она была.
– Она впадала в панику. Каждый раз, когда гремел гром, она начинала рвать на себе волосы и разговаривать сама с собой. Это меня пугало. Каждый раз, когда я пыталась с ней заговорить, успокоить, она смотрела на меня, как на незнакомку. Она даже не понимала, что я её дочь. Я уже хотела позвонить папе и попросить его вернуться домой, но тут она закричала. Так громко, Матео. Мне пришлось закрыть уши.
Чёрт возьми. Её мать окончательно сорвалась, и она была вынуждена это видеть.
– Она выбежала на улицу. Прямо в шторм. Ещё было рано. Серо. Гроза заслонила солнце, но ещё не стемнело. Она побежала к пристани и залезла в лодку, отвязывая её, пока я не успела её остановить. Я пыталась заставить её остановиться. Мы все пытались.
Тело Веры начало дрожать, и она прижалась ко мне ещё крепче.
Я гладил ее по волосам, прижимая к себе так крепко, что мышцы затекли. Они будут болеть, когда я, наконец, отпущу.
– Я бы отдала всё, чтобы вернуться в тот момент, – новый поток слёз намочил мою кожу. – Я бы сделала всё, чтобы удержать своих сестёр от этой лодки.
– Мне жаль, – прошептал я.
– Она рванула с места. Так резко, что меня швырнуло вниз. Элси чуть не упала за борт, но Хэдли успела её поймать. Волны были... огромные. Вода всё лилась в лодку, хлестала через борт, а она совсем потеряла контроль, двигалась всё быстрее и петляла из стороны в сторону. Я наконец смогла подняться на ноги и оттащить её от руля. Хотела отвезти нас домой, но тут она сказала что-то про уроки плавания. Я не поняла.
Вера отстранилась от моей груди, глядя на меня с таким сожалением в своих прекрасных глазах, что мне хотелось закричать.
Это было нечестно. Она не должна была через это пройти. Это было чертовски нечестно.
– Уроки плавания?
Она кивнула, её подбородок дрожал.
– Она схватила Хэдли за руку и подтолкнула к краю лодки. Волна сильно качнула нас, и моя сестра просто… исчезла.
Я закрыл глаза.
– Господи.
– Я прыгнула за ней, и вода была такой холодной. Дышать было тяжело, и мне потребовалась минута, чтобы прийти в себя. Но я плыла к Хэдли так быстро, как только могла, пытаясь держать голову над волнами. Они были слишком большие. Вода была слишком холодной. Я обернулась посмотреть на лодку, но Элси уже не было. Я собиралась вернуться и найти её тоже, но она уехала. Она… оставила нас, – её лицо исказилось от боли. – Бросила нас.
Сидя у меня на коленях, свернувшись в моих объятиях, Вера развалилась на части.
Рыдания, сотрясавшие её грудь, трясли всё её тело. Они не прекращались. Каждый раз, когда мне казалось, что всё, поднималась новая волна, и боль начиналась заново.
Такой же была и та ночь? Волна за волной, тянувшая её на дно.
– Я потеряла их, – всхлипнула она, вцепившись в меня. – Я потеряла их, Матео. Не смогла найти Хэдли. Пыталась найти Элси, но её тоже не было. Я потеряла их.
– Это не твоя вина, Вера.
– Я должна была их найти. Я была старшей сестрой, занималась плаванием, и это была моя ответственность – спасти их.
– Посмотри на меня, – я взял её лицо в ладони и оторвал от своего плеча. – Ты не теряла их.
Она зажмурилась.
– Я их оставила. Думала, что они поплывут домой, и когда я не видела их, то поплыла туда сама. Сняла обувь, потому что в ней плыть тяжело. Наверное, они не догадались снять обувь, правда?
– Не знаю, дорогая, – я поцеловал её в лоб и стер слёзы большими пальцами.
Чёрт тебя побери, Нора Галлагер. За то, что ты сделала со своей дочерью, я надеялся, что тебя упрятали в особенно жаркий угол ада.
– Я думала, что найду их, – всхлипнула Вера. – Стояла на причале несколько часов, вся промокшая под дождём, и ждала, что они доберутся. Лодка исчезла. Я подумала, что она могла утопить ее. Я хотела, чтобы она утонула.
Чтобы она утонула вместе с ней.
– А потом появился папа. Он был насквозь мокрый. Никогда не видела его таким испуганным. Но он был один, и я поняла… что мы остались одни, – она снова сжалась, свернувшись в тугой комок у меня на коленях. – Им было страшно. Они умерли в страхе. Потому что я их не спасла.
Моё сердце разрывалось. Снова и снова и снова.
– Мне жаль, Вера. Мне так жаль, – прошептал я.
Она плакала так долго, что я начал бояться, что она никогда не остановится. Но в конце концов дрожь в её плечах прекратилась, и с ней ушли слёзы. Её тело обмякло, она больше не могла сидеть прямо. Слишком много боли, и она просто перестала чувствовать.
Я переместился и поднял ее на руки, прижимая к груди, пока шел к ближайшему дереву. Сел у его ствола, использовав его как спинку, несмотря на то что кора врезалась в мою голую кожу. Но это было ничто по сравнению с тем, что Вера пережила в одиночку.
Сколько же в ней было сил в семнадцать лет, чтобы доплыть до дома. Продолжать плыть. Не сдаваться. Чёрт, я никогда не испытывал такой боли за другого человека и одновременно гордости.
Я держал её, не двигаясь, пока она не отстранилась, чтобы встретиться с моим взглядом.
– Она была зависима, – её голос звучал тускло и безжизненно. – Я никогда не говорила об этом с папой. Он пытался поговорить со мной в начале, но я оттолкнула его. Просто… не могла.
– Это понятно, – я убрал прядь волос за её ухо, а затем снова выпустил её.
– Когда меня нашли Вэнс и Лайла, папа рассказал им правду. Они не знали, что я подслушивала, но я стояла снаружи нашего убежища и слышала каждое слово.
Она глубоко вдохнула – впервые за несколько часов. Вдох, чтобы рассказать ещё одну историю.
Историю её отца.
– Папа встретил её в баре на Аляске. Когда они рассказывали нам эту историю, он говорил, что, как только увидел её, бросил друзей и сделал предложение на следующий же день. Любовь с первого взгляда. Я верила в это почти всю свою жизнь.
– А теперь? – спросил я.
Она посмотрела на меня, её взгляд стал мягче.
– Теперь нет. Не для них.
Но для неё. Она полюбила меня с первого взгляда. А я буду вечно корить себя за то, что не ответил ей тем же сразу.
– А как всё было на самом деле? – спросил я.
– В том же баре. Он пошёл в туалет и нашёл её без сознания с иглой от героина в руке.
– Героин?
Вера кивнула.
– Он отвёз её в больницу. А следующий день вернулся, чтобы проведать её. Он сказал, что, когда она выйдет из реабилитации, пусть позвонит ему, и он купит ей молочный коктейль с печеньем и сливками.
– И купил?
– Да. Они начали встречаться. Она забеременела мной, и они поженились. Папа думал, что всё в порядке, но однажды он вернулся с работы, когда мне было девять месяцев, и нашёл её в ванне, пьяную от водки. Она оставила меня в кроватке на несколько часов – с грязным подгузником и без еды.
Этот образ был настолько ярким, что меня передёрнуло. Возможно, потому что Алли тоже ещё маленькая. Я мог ясно представить её в таком возрасте. Слышать её плач из кроватки, когда она просыпалась и тянула руки, чтобы я пришёл и спас её.
– Видимо, ей назначили какие-то лекарства от послеродовой депрессии. Они переехали в Айдахо, чтобы не сталкиваться с долгими, тёмными зимами Аляски.
Я пережил одну такую зиму – это было ужасно. В Монтане тоже холодно по шесть и более месяцев в году, но солнце хотя бы светит чаще.
– По словам папы, её семья была токсичной. Я их не помню, потому что он не позволял им находиться рядом с нами после переезда. Мы так и не вернулись на Аляску, хотя именно там жили его родители. Они приезжали к нам в Айдахо, пока не умерли. Папа использовал своё наследство, чтобы купить тот дом у озера и лодку.
Каждая новая деталь была как крошечный порез. Как щепотка соли на открытую рану. Сожалел ли Кормак о каждом своём решении? Моё сердце дрогнуло от сочувствия к её отцу. На его месте я бы винил одного человека.
Себя.
– Они подождали какое-то время, прежде чем завести Элси и Хэдли. Папа хотел убедиться, что с ней всё в порядке. Что она будет хорошей матерью, – в голосе Веры звучал яд. – Она была хорошей матерью – оставляла мне записки в ланчбоксе, заплетала косы, говорила о мальчиках, которые мне нравились, и обнимала, когда я была рядом. Целовала в висок и говорила, что любит до луны и обратно. Я тоже её любила.
Любила. Не люблю. Её любовь к Норе утонула вместе с её сёстрами.
– Приехала ее подруга с Аляски. Они пошли на обед. Папа с ними не пошёл. Он рассказал Вэнсу, что не придал этому значения. Но, видимо, это и был тот момент, когда она снова начала принимать наркотики.
Кормак этого не заметил? Я оставил этот вопрос при себе. У меня было достаточно причин обвинять этого человека. Из-за моей сестры. Из-за Веры. Но мой друг из колледжа был зависим от метамфетамина. Я не знал об этом, пока его не арестовали за взлом дома своих бабушки и дедушки. Он хотел украсть украшения и заложить их, чтобы купить наркотики.
Наркоманы умеют скрывать свои слабости.
– Папа вернулся домой той ночью и нашёл её одну, – продолжила Вера.
Значит, Нора успела вернуться домой на лодке, пока ее дочери тонули в озере, а Вера спасалась вплавь.
– Папа спросил её, что происходит, но она все говорила об уроках плавания. Она решила, что он спасатель, и попросила его забрать детей из бассейна. Он вышел на улицу, нашёл лодку на берегу, не привязанную. Когда он всё понял, он её задушил.
Я вздрогнул.
Она произнесла это так холодно и отстранённо, как простую истину.
Её отец убил её мать, а Вера говорила об этом, словно это был просто факт. Злилась ли она когда-нибудь на него за это? Нет. Вряд ли. Не после того, что сделала Нора.
– Папа отправился на поиски. На лодке почти не было бензина. Я была на причале, когда он вернулся.
А потом он забрал её из этого мира. Спрятал и позволил всем думать, что она умерла. Что он мужчина, убивший свою семью.
Поступил бы я иначе? Забрал бы я Веру от этого ужаса? Он бы попал в тюрьму. А в семнадцать лет она осталась бы под опекой государства. Или её отправили бы жить к родственникам. Возможно, к токсичным родителям Норы из Аляски.
Были ли у неё другие родственники? Вэнс казался единственной связью с прошлым, но он не был настоящим дядей, просто другом.
Ещё была бы шумиха в прессе. Трагедия такого масштаба… журналисты бы не отстали от неё ни на шаг. Так и было, когда она появилась спустя годы – живая. Они бы задушили её вниманием.
Может, Кормак и поступил правильно, забрав её.
– Матео? – её лицо было красным и опухшим от слёз, но даже в таком виде она оставалась красивой.
– Да? – я провёл костяшками пальцев по её щеке.
– Будет ли боль всегда?
– Не знаю, Персик.
Она опустила голову мне на плечо, а руку положила на сердце, словно могла ощутить, как оно скручивается от боли.
– Думаю, да.
Да. Возможно, боль останется навсегда. Но теперь она не будет терпеть её в одиночку.
Мы просидели под деревом несколько часов, просто обнимая друг друга. Наконец, когда Вера пошевелилась, чтобы встать, мы поднялись на ноги и отправились обратно в лагерь.
Все палатки, включая нашу, уже были собраны. Джаспер ставил последний холодильник в свою машину, после чего захлопнул багажник. Остальные автомобили были загружены, а дом на колесах моих родителей уже был прицеплен к их пикапу.
Когда отец нас заметил, он подошёл и протянул мне ключи от моего грузовика.
– Алли поедет с нами. Мы переезжаем в другой лагерь.
Слава богу. Я ни за что бы не оставил Веру на этом озере.
– Куда едем?
Отец протянул руку и большим пальцем стёр следы слёз с её щеки, улыбнувшись ей. Улыбкой отца.
– На ранчо Иденов.
34. ВЕРА
Будильник на тумбочке Матео светился голубым. Пять двадцать три утра. Я уже больше часа наблюдала, как он спит.
Сдерживаться, чтобы не прикоснуться к нему, было непросто. Не провести кончиком пальца по прямой линии его носа. Не положить ладонь на его скулу, чтобы почувствовать грубую щетину на своей коже. Не коснуться его мягких губ своими.
Его волосы были растрепаны, темные пряди беспорядочно лежали на белой подушке. Грудь мерно поднималась и опускалась с каждым сонным вздохом. Одна рука была протянута и лежала на моей талии, удерживая меня рядом.
Всю эту неделю я просыпалась до рассвета и проводила ранние часы, запоминая его лицо. Спать было сложно, почти невозможно, с тех пор как мы вернулись с кемпинга. Мозг не мог отключиться. Поделиться с Матео правдой стало одновременно облегчением и пыткой.
Та коробка, что так глубоко во мне была заперта, теперь пуста. Крышка распахнулась, и все то, что я с таким трудом хранила взаперти, вырвалось на свободу. Но эти воспоминания не исчезли, не растворились где-то далеко. Они зависли рядом, жужжа у меня в ушах. Сколько бы я ни отмахивалась, прогнать их не получалось.
По крайней мере, теперь я отмахивалась не одна.
Матео теперь был хранителем моей правды. Как бы сильно я ни пыталась сдержать ее в себе, было правильно, что он узнал. Мы больше об этом не говорили. Я еще не была готова. Раны были слишком свежи. Но если – когда – настанет время, он будет рядом.
Семья Иденов, особенно Харрисон, ужасно переживала из-за того кемпинга. Никто не предполагал, что озеро всколыхнет те воспоминания.
Ни Матео.
Ни Вэнс или Лайла.
Даже я сама.
За те годы, что мы с отцом провели в бегах, мы ни разу не были на озере. Ни разу. Когда нужно было помыться, мы делали это в ручьях или реках. Отец четыре года держал меня подальше от озер.
Потому что знал, что я не справлюсь.
Или потому что сам не мог.
Но увидеть Алли в той воде…
Это стало катализатором. Или, может, время просто вышло, и неважно, были бы мы тогда у озера, у бассейна или посреди центра Куинси, где не было ни капли воды, – это все равно был бы момент, когда я сломалась.
К счастью, рядом были люди, которые меня любили.
В первую ночь после переезда на ранчо атмосфера была неловкой. Все старались двигаться вперед, улыбаться мне как можно ярче, но я была слишком разбита и опустошена, чтобы это оценить. Поэтому просто сидела в кресле с Алли на руках, пока она не заснула. Потом мы ушли в палатку.
Но на следующее утро, после ночи в объятиях Матео в нашем спальном мешке, я выбралась наружу раньше него.
Энн уже не спала – она сидела с чашкой кофе в руках. Увидев меня, она притянула меня к себе и поцеловала в макушку. Сказала, что любит меня. И обняла крепко-крепко.
Это были материнские объятия.
Своих я лишилась. Поэтому теперь я берегла объятия Матео для себя.
С началом нового дня кемпинг стал настоящим удовольствием. Мы играли в корнхол и подковы. Ходили в поход с детьми и позволяли Алли собирать полевые цветы. Мы смеялись у костра и рассказывали друг другу истории часами напролет.
А потом вернулись домой. Вернулись к обычной жизни.
К новой обычной жизни.
Груз на моем сердце стал легче. Он не исчез, но теперь его часть нес на себе Матео.
Я должна была спать спокойно, должна была отдохнуть. Но что-то продолжало беспокоить меня. Что-то недосказанное. И только этим утром, пока я наблюдала, как спит Матео, я наконец поняла, что должна сделать.
Прошло еще двадцать минут, прежде чем он зашевелился. Его глаза медленно открылись, и, когда он встретился со мной взглядом, на его лице появилась ленивая улыбка. Рука, что лежала на мне, притянула меня ближе, и наши тела слились воедино.
– Доброе утро, Персик, – пробормотал он, уткнувшись носом в мои волосы. Его рука скользнула вниз по моему боку, а затем подняла мою ногу, перекинув её через свою, так что мы запутались в простынях.
Я прижалась к его груди, вдыхая пряный запах его кожи.
– Матео?
Он ответил глухим «ммм».
– Мне нужно кое-что сделать сегодня.
Он отстранился и взглянул на меня сверху вниз:
– Что именно?
Я глубоко вдохнула, собираясь с духом, потому что ему это точно не понравится.
– Подняться на Соболиную вершину.
Он заморгал, удивленный, а затем его челюсть сжалась.
– Нет.
– Подожди, – я обхватила его шею, когда он попытался встать. – Пожалуйста, выслушай меня.
– Вера, – прорычал он, но все же остановился.
– Мы с папой никогда об этом не говорили. Я не могла. Но сейчас... есть вещи, которые я хочу ему сказать. Вещи, которые нужно сказать. Но я не могу его найти. Не знаю, увижу ли я его снова. Но должна попытаться. Последний раз.
Глаза Матео смягчились, и он тяжело вздохнул: – Он не хочет, чтобы его нашли.
– Возможно. Но если я сдамся сейчас, я всегда буду жалеть об этом, – этот поход был нужен мне больше для того, чтобы отпустить боль.
– Он винит себя, – добавила я, глядя на Матео. – Когда я подслушивала разговор папы с Вэнсом и Лайлой, он винил себя за то, что не заметил, как она катится вниз, снова начала употреблять и пить. Думаю, часть меня тоже винила его. Не знаю.
Должен ли он был заметить? Я не меньше его несла вину за то, что не рассказала ему о её пьянстве. А он – за то, что любил её так слепо.
– Это не его вина, – прошептала я. – И не моя тоже.
– Нет, не твоя, – Матео провёл рукой по моему лицу, убирая волосы с виска.
– Знаю, что это не моя вина, но чувство вины останется. Я всегда буду хотеть, чтобы всё закончилось по-другому. Разговор с тобой помог. А у него ведь никого нет.
– Мы искали его, сколько могли.
– Мы не ездили к тому озеру.
Матео приподнялся на локте: – Думаешь, он там?
– Может быть? Не знаю. Но за все те годы, что мы прятались в горах, он ни разу не брал меня к озеру. Я даже не замечала этого. Если вспомнить… он избегал их. Как будто знал, что это может меня сломать.
– Хм, – пробормотал он, падая обратно на подушку и глядя в потолок, пока тёр подбородок.
Мне не нужно было разрешение Матео. Но я любила его достаточно, чтобы позволить ему участвовать в моём решении.
– А если его там не будет? – спросил он.
– Значит, всё, – ради своего сердца и ради спокойствия Матео это нужно было закончить.
Он нахмурился, сдёрнул с себя простыни, поднялся с кровати и взял телефон с прикроватной тумбы. Провёл пальцем по экрану и приложил трубку к уху: – Мам, не могла бы ты сегодня присмотреть за Алли?
Я не просила его ехать со мной. Но знала, что он всё равно поедет.
Когда он взглянул на меня, я села и одними губами сказала: – Я люблю тебя.
Он подмигнул мне, а потом стал одеваться, чтобы мы успели выехать пораньше.
***
Я быстро продвигалась по десятимильной тропе к Соболиной вершине, а Матео держался прямо за мной. Сегодня мы придерживались маршрута, и, поскольку не приходилось пробираться сквозь заросли и петлять между деревьями, до озера мы доберёмся быстро.
Мои мышцы уже разогрелись, и с каждым вдохом чистого воздуха, который я втягивала в лёгкие, я чувствовала себя всё более умиротворённой в своём решении.
Сегодня был последний день, когда я поднималась на Соболиную вершину. Найдём мы отца или нет, я больше сюда не вернусь.
Мы с Матео найдём другие места для прогулок. Будем исследовать горы вокруг нашего домика или открывать для себя уголки на ранчо. Но с Соболиной вершиной я прощаюсь навсегда. Я не вернусь и в то место, где мы с отцом жили.
Пришло время двигаться дальше. Вместе с Матео и Алли.
– Вера?
Я обернулась и увидела его совсем рядом.
– Что?
– Какими они были? Твои сёстры?
– Хэдли и Элси, – до сих пор было непривычно произносить их имена. Это всё ещё причиняло боль. Но я больше не хотела их скрывать. Особенно от Матео.
– Они были очень красивыми. Их волосы были чуть темнее моих, но глаза у нас были одинаковые. Они были так похожи, что их трудно было различить, если только не знать их. Они часто разыгрывали людей просто ради смеха. Когда Вэнс стал напарником отца и начал приходить к нам на ужин, они несколько месяцев его обманывали, пока он не понял, кто из них Хэдли, а кто Элси.
– Как он разобрался?
– По прозвищам, – я сбавила шаг и посмотрела на Матео. – Отец подыгрывал им, но всегда звал их правильными прозвищами. Элси он называл Росток. А Хэдли...
– Мармеладка.
Я кивнула.
– Вера, – он остановился. – Ты не сказала мне о прозвищах. Я бы выбрал другое.
– Знаю, – я грустно улыбнулась. – Но мне нравится, что ты зовёшь Алли Ростком. И мне показалось правильным, что я могу звать её Мармеладкой.
Он сократил расстояние между нами и, заглядывая на меня из-под козырька бейсболки, замер. Сегодня он надел простую серую футболку, ткань которой плотно обтягивала его широкую грудь.
Я обняла его за талию, спрятав руки в задние карманы его джинсов.
– Моим сестрам ты бы понравился. Они были остроумные, шумные, милые и саркастичные. Элси наверняка захотела бы огромную пряжку на ремне, как у тебя, и ковбойские сапоги, чтобы называться ковбойшей. А Хэдли попросила бы научить её ездить верхом. Они обе бы умоляли отца купить им лошадей.
Матео чуть потянул меня за конец хвоста.
– Что ещё?
– Хэдли мечтала стать актрисой. Элси хотела написать книгу про всадников на драконах. У них было невероятное воображение. Всё для них превращалось в драму. Они всегда были вместе. И они так и не научились стучать в дверь, – я усмехнулась. – Это сводило меня с ума. Я закрывала дверь в свою комнату, а через две секунды они уже врывались, чтобы рассказать историю, посплетничать или ограбить мой шкаф для их очередного костюма.
Я всё ещё помнила их лица, но уже не могла вспомнить голоса.
– Я скучаю по их шуму.
– Мне жаль.
Я почувствовала, как нос начинает щипать, но быстро вдохнула, прогоняя угрозу слёз.
– Мы слишком долго избегали разговоров о них.
– Я рядом, – мягко ответил Матео. – В любое время.
Может быть, если я буду говорить о сестрах чаще, то снова услышу их смех. Может быть, если перестану прятаться от воспоминаний, они станут ярче, а не угаснут.
– Вэнс кремировал их и развеял прах на лугу. Когда мы вернулись в Айдахо после того, как я ушла от отца, там было слишком снежно, чтобы туда сходить. Но, думаю, я бы хотела это сделать, – я знала, что он ответит, но всё равно спросила: – Ты поедешь со мной?
– Конечно.
– Спасибо.
– Тебе не нужно меня благодарить, Персик. Мы всегда вместе. Отсюда до Айдахо и хоть на край света.
Как он всегда знает, что сказать? Сегодня мы не шли на край света, всего лишь к озеру. Я взяла его за руку, переплела наши пальцы, и мы продолжили подниматься по тропе.
На подъём к вершине горы у нас ушло два часа. Ещё миля узкой тропой через лес – и мы были у озера.
Тропа становилась всё менее заметной, и в одном месте упавшее дерево перекрыло путь, нам пришлось его обойти. Но вскоре привычный запах хвои сменился свежим и лёгким ароматом.
Тропа привела нас прямо к берегу. Озеро было размером с футбольное поле, его длина втрое превышала ширину. Вода была кристально чистой и гладкой, как стекло. Лёгкий ветерок едва рябил её поверхность.
Оно было завораживающе красивым. Пугающим, но прекрасным.
Мое сердце заколотилось, страх начал сковывать меня, но тут Матео крепко схватил меня за локоть.
Я привалилась к нему, черпая силы из его уверенности.
– Все в порядке.
– Вера, – резкость в его голосе заставила меня выпрямиться.
– Что? – я проследила за его взглядом.
На другом берегу озера стоял человек.
Папа.
Я ахнула.
Неужели это действительно он? Если бы не хватка Матео, я бы подумала, что он привиделся мне.
Но это не было иллюзией. Его борода была такой же растрепанной, рыжеватой.
Мы нашли его. Наконец-то. Я нашла его.
Он был жив.
Папа стоял, пораженный, смотря на нас. Даже с этого расстояния я видела, как его лицо побледнело. Шрам на щеке казался слишком розовым, волосы – слишком седыми, фигура – слишком худой. Таким же он был в тот день, когда я мельком увидела его несколько недель назад.
Он знал, что я искала его. Видел, как я иду за ним.
И все равно ушел.
Я сделала шаг вперед, к воде.
Мое движение словно выдернуло его из оцепенения. Он прижал руку к сердцу, его лицо исказила боль.
Он снова собирался уйти.
– Нет, – мой голос, твердый и громкий, разнесся над водой. – Не смей убегать от меня.
– Уходи, Вера. Забудь обо мне, – ответил он, и его голос дрогнул. Но, Боже, как же было хорошо снова его услышать. Увидеть его.
Он был жив.
Два года страха и сомнений улетучились. Он был жив.
И он снова покидал меня.
Папа развернулся к лесу.
– Стой!
Его плечи опустились. Он остановился. Но не обернулся.
Четыре года я следовала за ним по дикой природе, и он всегда был с рюкзаком. Сейчас его не было, и это делало его уязвимым. Меньше. Слабее.
Но все еще достаточно сильным, чтобы уйти.
– Не уходи, – закричала я. – Пожалуйста, папа.
Он повернул голову, его профиль обернулся ко мне. На лице застыла печальная, безнадежная улыбка.
– Живи своей жизнью, Вера. Перестань искать меня.
– Ни за что.
Он развернулся ко мне чуть больше, бросая последний, долгий взгляд на свою дочь.
Мы не успеем догнать его. Если он войдет в лес, я больше никогда его не увижу. Он уйдет быстрее, чем мы обойдем озеро. И даже если я уговорю Матео вернуться сюда, это не поможет. Папа покинет Монтану навсегда.
