Текст книги "Цивилизация классической Европы"

Автор книги: Пьер Шоню

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 41 страниц)

Долгая английская война 1641–1649 годов относится к такой модели. Она была главным образом сопротивлением мелкого дворянства, архаичного джентри, фискальным поползновениям династии, связанной с крупной торговой буржуазией, – согласно трактовке, предложенной недавно Тревор-Ропером в противовес традиционному, явно ошибочному объяснению. Во Франции и Англии последнее слово принадлежало центральной власти, и здесь победило нововременное государство. В иных местах не все было так просто. Фердинанд II (1619–1632) отчасти потерпел поражение в своей попытке централизации. Он преуспел в наследственных государствах Габсбургов, имел минимальные потери в Альпах, добился успеха также в Богемии и Моравии ужасной ценой истребления около 50 % населения и имущества, но попытка австрийского государства на севере урезать империю ускорила катаклизм Тридцатилетней войны. Империя в XVII веке потерпела поражение. Поражение потерпела Испания. То государство, которое возникло во Франции и в Англии в XVII веке, в других местах только подготавливается в течение XVIII века. Но при разных возможностях и различных ритмах направление было единым.

Россия, вероятно, заслуживает определенного внимания. Своими просторами она словно опровергает общее правило возвышения средних государств в противовес империям. Московское княжество, занимавшее 460 тыс. кв. км в 1462 году – в начале правления Ивана III, – достигает 5 млн. 400 тыс. кв. км к 1598 году, когда началась эпоха Смутного времени.

Два миллиона восемьсот тысяч квадратных километров в момент восшествия на престол Ивана IV Грозного в 1533 году будут удвоены за 60 лет. В конце XVII века, если принимать всерьез присоединение Сибири, это весьма условно 15 млн. кв. км, из которых 10 млн. – потенциальных.

В самом деле, Россия наращивает с 2 млн. кв. км действительно русской территории сравнимую с Америкой колониальную территорию, где перемежаются фронты русской колонизации и кочевое инородческое население: финно-татарские народы средней Волги (чуваши, черемисы, [3]3
  Современное название народа – марийцы. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть]волжские татары), вогулы, [4]4
  Современное название народа – манси. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть]башкиры предуральского и южноуральского региона. Еще в XVII веке Нижний Новгород беспокоят набеги мордвы на «пограничные» деревни. Что касается Сибири (казаки основывают Охотск на Тихом океане в 1649 году), она насчитывает в середине XVII века 250 тыс. туземцев-кочевников, обложенных частично пушной данью – ясаком.

4. Два крупнейших восстания классической России. Разин и Пугачев

В длинной череде восстаний, потрясавших русские просторы в XVII–XVIII веках, выделяются два эпизода: восстание Разина (1670–1671) и Пугачева (1773–1774) – более сложное и более значительное.

Данная карта показывает, как совмещаются в пространстве с интервалом в столетие территории, охваченные волнением. Речь идет о движении в малонаселенном юго-восточном направлении потенциально огромной колониальной России, которая противится растущему гнету крепостничества.

«Пограничные» инородцы, беглые крепостные объединяли силы со всеми, кто был против растущего гнета центральной власти.

Русское государство в действительности не имело в XVII–XVIII веках тех амбиций, которые стояли перед государством классической Европы. Пространственная аномалия (колониальные территории Урала, отвоеванной у ханов Украины, не считая Сибири) была возможна постольку, поскольку русское государство отказывалось управлять непосредственно крестьянской массой.

От Алексея Михайловича (1645–1676) до Екатерины II (1762–1796), через насилие великого царствования Петра I (1682–1725), оно в социальном плане эволюционирует в противоток Западу. Уложение 1649 года окончательно прикрепляет крестьян к земле. Эволюция началась после 1570 года. Установление крепостничества, завершившееся лишением гражданского состояния 80 % населения в середине правления Екатерины II, достигло кульминации в юридической работе комиссии 1767 года. Империя вполне могла насчитывать 15 млн. жителей к 1725 году, 36 млн. – к моменту смерти Екатерины; с конца XVII века Россия была всего лишь Россией дворян (все больше и больше) и городов (все меньше и меньше). Для 30 млн. крестьян в 1790 году крупные поместья являлись единственной экономической и политической реальностью, которая их касалась. Классическое государство в России начинается с отмены крепостничества в 1861 году. В то же время понятно, что работа комиссии 1767 года могла привести в восторг Европу Просвещения. Екатерина II была вполне либеральным сувереном дворянской республики. Несмотря на пространственный размах и общую численность населения, государство в России не совпадает с империей. Государство касается в среднем 2 млн. душ – чуть меньше, чем в Пруссии. Зачастую оно оказывает вооруженную поддержку десятку тысяч микрогосударств, подвергшихся народным восстаниям. Восстания 1606–1607, 1607–1608, 1616–1648 годов, восстание 1669–1671 Стеньки Разина в Донской области, много позже – Пугачева (1773–1774) примерно в том же регионе (с более широким размахом) приводят в действие русское государство в эпохуФранции Ришелье и Мазарини. Прямой контроль на западе, косвенный – на востоке, два уровня развития. Однако на западе, как и на востоке, государство классической Европы не всегда было государством для всех.

Классическая эпоха почти везде демонстрирует укрепление монархического принципа. Внешне только Англия отклоняется на путь, ведущий к более строгому определению абсолютной монархии божественного права. Король воплощает государство, король помогает государству жить. «Государство – это я» и «Фридрих II – первый слуга короля Пруссии» – обе эти формулы подчеркивают два неотъемлемых аспекта одной и той же диалектической реальности. Нужно ли напоминать, что нет ничего более основательно противостоящего своенравному деспотическому режиму, такому, как его определил Монтескье в конце нашего периода, чем абсолютная монархия божественного права, административная монархия в сословном обществе, таком, какое во Франции достигло своего совершенства между 1660 и 1740–1750 годами. Вокруг короля – источника права, но покорного праву, как он говорит, складывается в конечном счете сложная иерархия советов, ведомств, должностей и неотъемлемых обязанностей, удерживающая власть от произвола. Системе угрожает уже не произвол и беспорядочные движения, а в большей степени затрудненность движения. И в конечном счете с точки зрения сугубо политической монархия Старого порядка потерпела во Франции крах в 1789–1792 годах не по причине избыточной власти короля, но как раз наоборот, по причине ее радикальной недостаточности после драматического провала великой реформы (1771–1774), симптоматично названной переворотом Мопу.

Государство не отделимо от общества, чаяния которого оно объединяет. Общество XVII века повсеместно было обществом сословным, иначе говоря, тогдашняя социальная иерархия покоилась главным образом не на положении группы в процессе производства и обмена материальных благ, а на иерархии достоинства, статуса, должности. Стоило сословию уступить дорогу классу сначала в Англии и Голландии, позже во Франции, а потом и во всех других странах – и государству пришлось приспосабливаться к этим грандиозным изменениям.

Проявляя себя как сословное общество, пребывающее в состоянии перехода к классовому обществу, классическое государство осуществляет свою как никогда сильную власть в пользу группы, которая и является государством. Правильно понять, что такое государство, – значит понять, в пользу кого работает государство. Для каждой конкретной страны не существует лежащего на поверхности ответа, но его относительно просто найти. Для всей же Европы ответ затруднен по причине общей неравномерности эволюции. В качестве общего правила можно утверждать, что классическое государство повсеместно устанавливалось в борьбе с господством земельной аристократии, имевшей гораздо больше, чем просто землю, а именно совокупность прав на людей, право юрисдикции, управления, что достаточно удачно резюмировалось понятием бан у наших древних легистов. Таким образом, административное централизующее государство утверждается в противовес государству раздробленному: баронам, лордам, крупным феодалам, боярам, которые заменяли государство в отсутствие государства. Оно утверждается, опираясь на группу служащих, которая является группой специалистов. Эта группа представляет собой зародыш верхушки среднего класса. Вот почему предклассическое государство всегда поначалу революционно: Англия Тюдоров, Франция Франциска I. История Франции XVI века отмечена утверждением чиновничества, иначе говоря, переходом элиты крестьянства и города в государство, на службу государства. Причем до такой степени, что, благодаря торговле должностями, чиновник с большим основанием, чем Людовик XIV, мог восклицать: «Государство – это я».

Торговля должностями во Франции способствовала ликвидации Генеральных штатов (собиравшихся в последний раз в 1614–1615 годах) и ослаблению провинциальных штатов, поскольку при наличии денег государство вплоть до середины XVII века было вполне доступно для элиты третьего сословия и с помощью денег элита третьего сословия медленно, но верно контролировала дворянство – второе, как принято говорить, сословие. В Англии первоначально условия были не столь благоприятны по двум причинам: по причине более сильной аристократии и по причине меньших запросов у государства, защищенного островным положением. Таким образом, не было настоятельной необходимости прибегать к продаже должностей. Вот почему парламент – Генеральные штаты, которые во Франции испускают дух, – благополучно переживает долгий и суровый для него XVI век Тюдоров. Парламент и, после Славной революции (1688–1689), система кабинетов стали средством доступа upper middle class [5]5
  Верхушки среднего класса (англ.). – Примеч. ред.


[Закрыть]к контролю за государством. Этот upper middle classбыл одновременно джентри, мелким сельским дворянством, не сплошь землевладельческим, как во Франции, и торговой буржуазией городов и портов. Первая революция XVII века (1640–1649) внешне выглядела как конфликт между королем и парламентским средним классом. В действительности же она была конфликтом между двумя ветвями upper middle class.Первые Стюарты (1603–1640) покровительствовали верхушке буржуазии в ущерб джентри. При республике 1649–1660 годов и Кромвеле джентри попытались взять реванш, но проиграли: крупная буржуазия осталась собственницей земли. Далее, захваченные бурным ростом капитализма, они объединяются в XVIII веке и устанавливают под именем парламентского режима первое классовое государство, никогда не воплощавшееся с таким совершенством. Не будучи поначалу столь стремительной, как во Франции, эволюция государства в Англии была более гармоничной и более совершенной.

То, что группа, которая сливается с государством, смешивает общие интересы со своим групповым интересом, – это одновременно и неизбежно, и не суть важно. В конечном счете интерес доминирующей группы – это вполне общий интерес. Опасность в другом. Весь upper middle class,которому удалось возвыситься, стремится отгородиться от низов. В том и состояло вконечном счете превосходство английской парламентской системы над системой чиновной монархии, функционировавшей во Франции, что ее отмежевание от низов было менее радикальным. Монархия Старого порядка потерпела во Франции крах по вине аристократии XVIII века – аноблированных благодаря должностям сыновей сельской верхушки и буржуа XVI века. Социальная мобильность в Англии XVIII века была не столь легкой, как в XV веке, но оставалась достаточной, чтобы удержать от ненужного насилия. Гибкость английского государства и общества учитывала основные различия, возникшие после 1770 года.

Эта схема вполне применима на западе, но не подходит для других областей.

На юге причина затруднений проста. Испанское чиновничество Филиппа II – letrados– в XVII веке позволило испанскому государству обходиться без него. Семнадцатый век в Испании – это тотальная аристократическая реакция. И лишь XVIII век продолжает линию XVI столетия – после имевшего противоположную тенденцию XVII века.

А на востоке? На востоке главное – Россия. Русская модель достаточно хорошо сопоставима с западной – с учетом радикальных различий времени и среды. Государство устанавливается в XVI веке против земельной и политической боярской аристократии. Иван IV (1533– 1584)оттесняет бояр, опираясь на upper middle class.Смутное время породило обратную волну (1598– 1613),но процесс возобновился при Алексее Михайловиче (1645– 1676)и почти завершился при Петре I (1682– 1725):замещение бояр служилым дворянством. Однако обширность расстояний, отсталость товарно-денежной экономики создают ситуацию земельного вознаграждения нового дворянства и даже формирования двухэтажного государства. Парадоксальное утверждение крепостничества в XVI и XVII веках закрепляет отныне крупные поместья в руках служилого дворянства. Русское государство правит двумя миллионами душ в XVIII веке. Ниже его – 20– 30млн. подданных крупных поместий. Именно за счет исключения крестьян из гражданского состояния Россия Петра Великого осуществила ту поверхностную вестернизацию, которой восхищалась Европа эпохи Просвещения в XVIII веке. По этому поводу можно задаться вопросом: а может, вместо многократно описанного процесса подтягивания славянской Европы к Европе западной Россия, наоборот, углубила разделяющий их ров и вплоть до середины XX века законсервировала архаичный строй русской истории?

Как бы то ни было, только в России Анны Иоанновны (1730–1740), Елизаветы (1741–1762) и Екатерины II (1762–1796) государство безусловно стояло на службе у слившейся с ним группы. И государство не становилось от этого менее могущественным.

* * *

В распоряжении государства были крупные средства. Между началом XVII и серединой XVIII века экономический рост трудно измерить. Часть прибавочных средств была поглощена демографическим приростом. И все-таки общий годовой доход в 1750–1760 годы был, несомненно, больше, нежели в начале XVII века: на 10–15—20 %. Между 1600 и 1760 годами классическое государство имеет прирост своих средств в пропорции, меняющейся от 200–500 до 1 000 %. Отсюда до утверждения о том, что налицо тенденция роста, – всего один шаг, делать который надо с осторожностью.

Прирост средств был колоссальным. Прирост финансовых средств. Отток в Испании и мощный приток во Франции. Он происходит главным образом в 1-й пол. XVII века в правление Ришелье. Он одна из причин напряженности, которая достигает кульминации в момент Фронды. Но этот рост был еще более значительным на востоке. В Австрии и Бранденбург-Пруссии происходило становление современного государства. Рассмотрим модернизацию курфюршества Бранденбургского в период разумного правления Фридриха-Вильгельма (1640–1686), великого курфюрста после потрясений Тридцатилетней и Северной войн. За 20 лет, с 1660 по 1680 год, благодаря наилучшей эксплуатации курфюршеского домена, насаждению эффективной системы косвенных налогов, ловкой политике внутренней реколонизации опустошенных земель, казна правителя выросла в четыре раза с 500 тыс. талеров до 2 млн., появляются немногочисленные хорошо оплачиваемые агенты курфюрста и огромная постоянная армия в 27 тыс. человек.

* * *

Между 1600 и 1760 годами армии классической Европы численно увеличиваются пятикратно, во сто раз умножают огневую мощь и особенно радикально меняют приемы и методы. В целом стоимость войска почти удесятеряется между началом XVII и 2-й пол. XVIII века. Было бы грубой ошибкой считать подобную эволюцию чисто негативным фактором. Армия противостояла разбою, способствовала распространению элементарной культуры, усиливала сплоченность государств, становилась решающим фактором технического прогресса.

Произошла модификация набора и радикальное изменение численности армий. Во Франции за одно столетие, с начала XVII по начало XVIII века, армия вырастает с 10 до 200 тыс. человек при увеличении населения только на 10–15 %. Одновременно это был конец вассального войска. От феодального призыва вассалов к ополчению остались только воспоминания. Пришло время профессиональной армии и – с конца XVII века – вспомогательных войск.

Первоначально рекрутирование таких людских масс, их экипировка и содержание превосходили возможности государства. Вот почему во время Тридцатилетней войны (1621–1648) обращаются к военным предпринимателям. Все Тилли и Валленштейны были не кем иным, как военными предпринимателями. Взяв на себя финансирование армии кондотьера, Франция начала проникновение в Эльзас. Внедрение продолжалось и после смерти военачальника, потому что армия была взята на полное содержание. Между 1660 и 1670 годами полковники и капитаны еще подчинялись предпринимателю. Превращение армий из частного предприятия в государственное произошло между 1670 и 1680 годами при Летелье и Лувуа во Франции, несколько раньше в Бранденбурге, несколько позже в Австрии. Прогресс существенный. За исключением Франции, где Кольбер учредил категорию военнообязанных моряков и систему призывных возрастов, военные моряки даже в Англии и Голландии оставались на стадии, присущей сухопутным армиям начала XVII века.

Первый сдвиг в численности был следствием Тридцатилетней войны. Альпы, горные зоны Гарца в Германии были излюбленными местами вербовщиков. Mutatis mutandisТридцатилетнюю [6]6
  С определенной оговоркой, при соответствующих поправках (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]войну в конце длительного демографического подъема можно воспринимать как миграционное движение с гор и бедных равнин на равнины богатые: великое вторжение изнутри. Эти огромные, но наспех сколоченные, а потому недостаточно сплоченные армии, несмотря на суровость жестокой дисциплины, были плохо обучены.

На суше цели ограниченны. Армии перемещаются большими массами, не рискуя развертываться. Они остаются естественным образом привязанными к укрепленным базам – tercioФландрии или tercioЛомбардии, они перемещаются параллельными, готовыми сблизиться в битве колоннами. Таким образом, скрываться бесполезно. Сбор сведений доверялся малым отрядам и, главным образом, шпионам. Возможность получения информации предоставляли проститутки, гулявшие из лагеря в лагерь. Каждый театр военных действий до середины XVII века имел свое оперативное соединение. Координации операций, перехода корпуса с одного театра на другой почти не наблюдалось до 1650 года. Надо ли говорить, что стратегия родилась в Европе в середине XVII века?

Начиная с этой массивной структуры наметилось развитие маневрирования. С ним связано великое имя Густава-Адольфа. Он располагал фактически национальной армией, состоящей из верных, сражавшихся за идею солдат. Тактика Густава-Адольфа побеждала в Европе по мере того, как сдавало позиции рекрутирование добровольцев военными предпринимателями. Вслед за ним Тюренн, Люксембург, Монтекукколи развертывают боевые порядки. Театры военных действий контролируются. [7]7
  См. прекрасную работу: Muraise Е. Introduction a 1’histoire militaire. Paris, 1964.


[Закрыть]Мелкими постами и, наконец, крупными корпусами. Так, например, в 1657 году Тюренн за шесть дней перегруппировки между Эденом и Мезьером свел свои 50 тыс. человек в три корпуса. В 1672 году он еще виртуознее переместил 120 тыс. человек из Фландрии в Голландию. Кампании Тюренна 1646 года в Баварии и 1674–1675 годов в Эльзасе – это два шедевра стратегии, т. е. масштабной группировки и координации и скорости, отвечающей на огонь противника. Эрик Мюрез пишет о нем: «Не имея возможности помешать соединению курфюрста Бранденбургского и имперцев Бурнонвиля в Нижнем Эльзасе, Тюренн покинул его через Саверн. Рассредоточив по всей сети лотарингских дорог автономные колонны и получив подкрепление от встречных гарнизонов, внезапно он снова появился под Бельфором. Бурнонвилю, распылившему войска по зимним квартирам у Мюлуза, осталось только удивляться: он был разбит и бежал. Подобным же образом Тюренн разгромил курфюрста у Туркгейма, захватил его обозы и даже не стал преследовать неприятеля до Страсбурга. Победа была столь полной, что его войска свободно пополняли свои запасы в Бадене и вплоть до Неккара. Он сделал ставку на скорость и разорвал связи с опорными складами, нацелившись на склады противника».

Усложнение военного искусства

1.  Битва при Рокруа (1643); 2. Битва при Фонтенуа (1745);3. Челночные рейды Бервика (1709)

«Оставалась эта грозная инфантерия испанского короля». Разгром в открытом поле 19 мая 1643 года tercio и «валлонских банд» знаменовал конец 130-летнего военного превосходства Испании. Это событие, кроме того, имеет значение для истории тактики. В пользу Франции сыграли два фактора: превосходство кавалерии и артиллерии – богатого войска и войска богатых; таким образом, Рокруа является вехой в новых экономических отношениях. Тяжеловесность испанских боевых порядков восходит к эпохе, когда копье торжествовало над мушкетом. Они представляли легкую добычу для огня противника. Эрик Мюрез пишет: «При Рокруа стало очевидно, что испанский боевой строй устарел. Разумеется, кавалерийская атака, которая внезапно смела испанские каре третьей линии, имела свою цену, но каре первых линий дрогнули перед пушкой. Массивность губила их с той же неотвратимостью, что и слабая огневая мощь и уязвимость флангов. Надо было, таким образом, развернуть пехоту в линию, чтобы давать больше огня, как это делал Густав-Адольф. Вся сложность теперь будет состоять в том, чтобы перемещать эти тонкие линии, не разрывая их, и уклоняться от фронтального огня противника. Тюренн показал при Туркгейме (1675), как следует за это браться».

Рокруа – это признание превосходства огня. А значит, великий сдвиг в тактике ведения войны. С одной стороны, огонь выдвшает на первое место экономическое и техническое превосходство. Линейные порядки требуют гораздо большей координации, а стало быть, более совершенной подготовки людей. Солдат стоит дороже. Все способствует возрастанию цены и изощренности войны. На смену столкновению орд приходит изощренная игра. Будучи более грамотной, война становится более гуманной.

Типичная битва линейным строем прославила Фонтенуа в 1745 году. Английская пехота колоннами атаковала и без труда преодолела тонкую французскую линию, но французский редут в Баррийском лесу устоял. Мориц Саксонский атаковал с флангов опасно растянутую английскую колонну, проявив самообладание, хладнокровие, искусство маневра.

В конце XVII – начале XVIII века армии становятся гораздо мобильнее: стратегия опережает и скоро торжествует над тактикой. Бервик сумел с горсткой людей защитить границу в Альпах во время Войны за испанское наследство. Маневр по внутренним линиям станет общепринятым, будет совершаться между армейскими частями, действующими на одном театре. Бервик довел эту систему до совершенства. Он излагал ее в следующих выражениях: «Я придумал новое расположение, посредством которого все оказалось бы в пределах моей досягаемости и я был бы в состоянии прибыть куда угодно со всей армией или по крайней мере с силами достаточными, чтобы перекрыть путь неприятелю. Таким образом, у меня возникла идея линии с выдвинутым вперед центром и оттянутыми назад флангами так, чтобы я всегда действовал по хорде, тогда как противник неизбежно – по дуге. Все сводилось лишь к тому, чтобы быть хорошо осведомленным о передвижениях противника и вовремя совершать челночные рейды: то и другое было весьма несложно, ибо благодаря моей позиции можно было наблюдать приближение противника на таком расстоянии, что всегда можно было успеть, пока он скрытно делает свои передвижения» (цит. по Э.Мюрезу).

С тех пор маневр сделался классическим. Единственная возможная ошибка будет связана с допустимым масштабом маневра.

Вот что касается стратегии. Она сопровождалась эволюцией тактики. От Мариньяно (1515) до Рокруа (1643), ознаменовавшего конец целой эпохи, тактика всегда придавала большое значение тяжелой кавалерии. Инфантерия строилась по методу Гонсальво да Кордова: массивными каре в две-три линии.

Сражение при Рокруа показало, что такой порядок уже не отвечает эволюции вооружения. Кроме того, знаменитая атака кавалерии, проведенная внезапно, разметала каре третьего ряда. Но важнее всего пушка: превосходство французской артиллерии над испанской системой было превосходством техническим и экономическим. Каре первой линии выкосило огнем. Каре Гонсальво да Кордова были рассчитаны на копье. Мушкет, а вскоре ружье (конец XVII века) и пушка требовали линейного строя.

В XVIII веке военная наука достигла совершенства. Она основывалась на солдатах-автоматах, механических солдатах прусского короля. Солдат стоил так дорого, что его берегли.

Если искусство прибавляет в тонкости, оно теряет в грубой силе. Прежних рубак сменили паркетные шаркуны. Вместо мускулов потребовались мозги и нервы. Великие войны хитроумных коалиций потребовали синхронности театров военных действий, поэтапного развертывания каждой армии на своем театре.

Маневр по внутренним линиям благоприятен для центральных позиций. Многонаселенная Франция применяла его постоянно, и Фридрих Великий, король внутренних маневров, обязан им своей победой в Семилетней войне (1757–1763).

Развернутый боевой порядок уже не позволяет уклониться от битвы. Отказаться от битвы, чтобы обратиться к авгурам и подождать лучших дней, значило обречь себя впредь на окружение. Маневр по коммуникациям, введенный Тюренном, становится обычным приемом прусского короля. Великое искусство состоит в быстром переходе от развертывания к концентрации для мощного удара. В эпоху Войны за австрийское наследство и во время Семилетней войны (1741–1763) «для пеших войск оптимальный механический размах армейских порядков не превышал 200 км. Потребуется немало времени, чтобы это понять». Понимание этого – вот в чем, быть может, секрет превосходства прусского короля.

Поскольку разведку научились вести гораздо лучше, внезапное прямое столкновение стало редкостью. Шедевром внезапного прямого нападения остается Денен (24 июля 1712 года). Славу Виллара умножало то, что побежденным был принц Евгений. Положение Франции было таково, что на самом деле требовало поставить на карту все. Если внезапное прямое сближение было редкостью, то позиционная схватка стала банальностью.

Отсюда увеличение числа авангардов. Излюбленное место – Бавария и Богемия (1741–1749). Здесь не было системы фортификаций, как в Ломбардии, Фландрии и по железному поясу Вобана на французской границе. Кроме того, там было превосходство австрийской армии с ее 30-тысячной венгерской легкой кавалерией.

Маневры по внутренним линиям составят репутацию Мальборо от Баварии до Нидерландов. С ними можно сравнить знаменитые челночные рейды Бервика на оборонительных рубежах альпийской границы в 1709–1712 годах.

В XVIII веке война действительно стала одним из наиболее изощренных искусств классической Европы.

6. Фундаментальный прогресс в искусстве фортификации

1. Схема укреплений в Сузах; 2. Схема кремальера в Мунихии;3. Горнверк и реданная схема; 4. Двойная полоса укреплений со смещенными башнями;5. «Бреющая фортификация»; 6. Звездообразно-фракционная схема

Семнадцатый век стал свидетелем радикальных перемен в искусстве фортификации. Высокие укрепления, достигшие совершенства в XIII–XIV веках, внезапно оказались обесценены артиллерией.

Сложные геометрические очертания, позволяющие увеличить количество углов стрельбы, имели весьма древнее происхождение. Наиболее простое решение, боковое фланкирование, появилось в Персии при обороне Суз за шесть веков до Рождества Христова. В Греции аналогичного эффекта добились за счет кремальерной схемы: зубчатая стена в Мунихии (403 год до P. X.) позволяла обойтись без башен. Начавшись с этого, развитие постепенно довело двойной пояс укреплений со смещенными башнями (4) и горнверк и реданную схему (3) до звездообразно-фракционной схемы (6), изобретенной Вобаном. «Вобан, – пишет Эрик Мюрез, – внедрял звездообразно-фракционную схему, адаптированную скорее к рельефу, нежели к геометрическим принципам. Эта схема комбинировала реданные внешние линии с бастионированными внутренними, между которыми были вставлены ступенчатые укрепления. Прежний ход, прикрытый гласисом, организовался в плацдармы с укрытием; равелины и тенали эшелонировались между плацдармами и куртиной, тогда как контр гарды венчали бастионы. Некоторые бастионы были даже увенчаны массивом кавальера». Но Вобан – это главным образом геометрическая изощренность старинной фортификации применительно к заглубленным укреплениям (6). «Бреющие, или заглубленные, укрепления – вот эффективный ответ на прогресс артиллерии. Это было сделано в два этапа. Первый – низкие укрепления Паччиотто (1567); массивные земляные формы у подножия стен, которые убегали по касательной. В конце эволюции – первая «бреющая фортификация», приписываемая шевалье де Вилле, в 1628 году.

Согласование ската бруствера земляного вала со скатом гласиса (5). Такая фортификация подставляет под выстрелы лишь толщу земли, при том что звездообразно-фракционная схема увеличивает углы смертоносной стрельбы обороняющихся. К 1680 году оборона превзошла атаку. Отсюда эффективность «железного пояса» Вобана – совокупности крепостей, прикрывавших границы Французского королевства. Он спас Францию от вторжения в 1709 и 1793 годах. Он отступил в 1814–1815 годах лишь постольку, поскольку был оставлен без гарнизонов и артиллерии.

7. География рекрутирования французских армий

Эти карты отчетливо демонстрируют две Франции: северо-восточную часть с ее военной направленностью, другую – с меньшей склонностью к военному ремеслу.

Со временем контраст усилился. Он был более заметен в 1763 году, нежели в 1716-м; он стал еще более заметен в 1789 году. (Данные по 1763 году (2) несколько ниже реальных, поскольку не учитывались артиллеристы.) В 1763 году Аквитания окончательно утратила воинственные наклонности, характерные для нее еще в 1716 году, как и в XVI–XVII веках.

По офицерам данные заметно отличаются (приведенные цифры подлежат увеличению примерно на треть, поскольку учитывались только те офицеры, место рождения которых известно). Пополнению армейских кадров содействовал юг с его неимущим дворянством. Контраст двух Франций в данном случае сглажен. Данные по милиции (3), напротив, подкрепляются данными по войскам. Следует отметить в плане национальном в общих чертах позитивную корреляцию между богатством и плотностью рекрутирования. Она неожиданна и, таким образом, весьма показательна.

Можно ли считать армию в XVIII веке мощным средством социальной мобильности?

* * *

Чтобы обеспечить безопасность своих границ по примеру фортификационных систем долины По и Нидерландов, где все определялось высокой плотностью населения и необходимостью защиты огромных богатств, многолюдная Франция при Людовике XIV обзавелась беспримерной системой укреплений.