Текст книги "Эллинистический мир"
Автор книги: Пьер Левек
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
мыслителя становятся во главе Средней Стои: Панетий <115> с
Родоса (180–110) и Посидоний из Апамеи-на-Оронте (135–51).
Очень непохожие один на другого, они тем не менее сходны в
своем интересе к платонизму и во взгляде на связи между
созерцанием и действием, что сделало их основателями
философии действия.
Начиная с 146 г. до н. э. Панетий более пятнадцати лет жил в
Риме, где сблизился с кружком Сципионов. Он сопровождал
Эмилиана в его путешествиях и оставил множество учеников,
среди которых можно назвать племянника Сципиона Квинта
Элия Туберона, Луция Муция Сцеволу, Луция Элия Стилона.
Отозванный в Афины, он там до самой смерти был сколархом
(129–110).
Панетий – новатор, отвергавший ряд наиболее ярких идей
Древней Стои: ориентализированную теологию, пожар,
мировую симпатию. Согласно ему, человек двойствен благодаря
своим звериным инстинктам и главным стремлениям; «жить в
соответствии с природой» – значит ставить эти стремления над
инстинктами. Как моралист, он много размышлял над
добродетелями, отказываясь от большинства пародоксов
стоиков. Вполне понятно то глубокое влияние, которое оказал
этот гуманист на многие умы, влияние, длившееся довольно
долго, поскольку под него подпал и Цицерон.
Посидоний, учившийся у Панетия в Афинах, основал на
Родосе школу стоиков, получил там гражданство и выполнял
магистратуры. Он был отправлен послом в Рим с целью
получения помощи для борьбы с Митридатом. Там Посидоний
сблизился с Помпеем, впоследствии неоднократно посещавшим
его на Родосе, и учителем Цицерона. Будучи неутомимым
путешественником, философ объездил Испанию и Галлию, о
которых оставил ценные записи.
Как и Аристотель, Посидоний был чрезвычайно
разносторонним ученым, накопившим массу сведений по
различным областям науки. Он первый объяснил причину
приливов и сконструировал планетарий, которым восхищался
Цицерон. Как историк, он продолжил повествование Полибия от
145 г. до н. э., доведя его до 86 г. до н. э. Очень способный
математик, Посидоний пытался доказать, что геометрия – это
119
часть физики. Всеобъемлющий ум ученого пытался
синтезировать все науки под углом зрения стоицизма.
Труды Посидония настолько плохо сохранились, что его
интерпретировали в самых различных направлениях. Ему
приписывали мистическую эсхатологию, которую он <116>
якобы позаимствовал у неопифагорейцев. Синтез стоицизма и
пифагореизма, который он якобы выработал, пытались найти и в
«Сне Сципиона» Цицерона, и в эсхатологических мифах шестой
книги «Энеиды», и в трактатах Плутарха «О лице, которое мы
видим на Луне». Эта теория не подтверждается
сохранившимися фрагментами. Правильнее искать глубину его
мыслей в мировой симпатии, столь дорогой ранним стоикам.
Мировая симпатия позволяла ему допускать влияние звезд на
земной феномен приливов и признавать за пророчеством
исключительное влияние. По этим двум пунктам он полностью
разошелся с Панетием и предвосхитил тех, кто в последующие
века будет проповедовать единство Космоса.
Эволюция, пройденная Средней Стоей, – лучший признак
жизнеспособности учения, этика которого представляла собой,
очевидно, одно из прекраснейших созданий человеческого
разума в античную эпоху. И не надо удивляться тому, что ею
вдохновлялись такие великие личности, как спартанский царь
Клеомен и Тиберий Гракх. Влияние стоической этики в Риме
было значительным уже в республиканский период, так как она
побуждала к действию и оправдывала политику традиционной
аристократии. Последние столпы республики Марк Брут и
Катон Утический были среди самых знаменитых ее
сторонников. Новая Стоя в эпоху Империи 63 дала элите
духовную опору. Она помогала умирать жертвам тиранов,
таким, как Сенека. Во II в. н. э., исповедуемая и рабом
Эпиктетом, и императором Марком Аврелием, она становится
чем-то вроде государственной философии. Стоическая этика
вдохновляла филантропические порывы наиболее мудрых
правителей и показывала идеал душам избранных,
испытывавших отвращение к царившей вокруг коррупции и не
желавших поддаваться фальшивым удобствам различных
восточных мистических культов.
Новый тип человека – мудрец
120
Для этого смутного периода характерно то, что самые
крупные философы пытаются создать теорию счастья. Но
счастье возможно лишь при безразличии души, которая через
аскезу отрывается от суеты мира. Ситуация здесь такая же, как
во времена кризиса III и V вв. н. э., когда мистический порыв
неоплатонизма сулил посвященному <117> приобщение к
блаженству ухода от действительности.
Таким образом, вырисовывался новый идеал. Героя
древнейших времен, гражданина классической эпохи сменил
мудрец. В этой концепции есть элемент смирения, бегство от
действительности, которую необходимо покорять, ибо
переносить ее невозможно; однако сколько величия, сколько
благородства в этом взлете, дававшем так много власти душе!
Спасение, которого искали религии, достигается в борьбе.
Эллинизм окончательно склоняется к индивидуализму, так как
только сознание противостоит судьбе, хотя и не оставляет
надежды на преобразование общественных отношений, в
частности с помощью стоиков, великих советников правителей.
В этом филантропическом, в буквальном смысле слова, порыве
мыслители эллинистической эпохи не забывали, что все люди
братья.
Конечное сходство атараксии и апатии, достигнутое в корне
противоположными путями, не может не поражать историка.
Мы уже отмечали похожесть этих состояний безмятежного
спокойствия с нирваной индийской философии. Это, очевидно,
больше, чем случайное совпадение: не без причины один и тот
же тип мудрости расцветает и в Восточном Средиземноморье, и
на Индо-Гангской равнине, в районах, между которыми
продолжали устанавливаться плодотворные контакты.
Апогей развития греческой науки
Наука в эллинистическое время становится полностью
независимой от философии. Возобладала тенденция к
образованию отдельных научных дисциплин, и больше уже ни
один ученый не мог, как Аристотель, охватить почти весь объем
знаний человечества.
Среди благоприятных условий, объяснявших значительное
развитие науки, нужно назвать меценатство, создававшее
настоящие исследовательские институты, такие, например, как
Мусей в Александрии с его анатомическими театрами,
121
обсерваториями, зоопарками и ботаническими садами.
Расширение границ знакомого мира также играло свою роль – и
не только в познании ойкумены, но и в математической
географии: данные о протяженности Египта позволяли измерить
земной меридиан. <118>
Математические исследования
Математика сохранила свое первенство среди наук, ее
прогресс несомненен. При этом она все более и более служила
познанию мира.
Евклид, приглашенный в Александрию Птолемеем I
Сотером, составил там около 300 г. до н. э. 15 книг своих
«Начал». Он систематизировал все сделанные до него
исследования, к которым добавил и свои собственные (в
частности, дал определение пятого постулата 64, сохранившего
его имя). Евклид пользуется систематическим подходом,
переходя от простого к сложному через долгую череду
доказательств, базирующихся на основополагающих принципах.
Историческое значение труда Евклида не следует
недооценивать, ибо он представлял собой основу всех
человеческих знаний в этой области до недавнего открытия
новой математики.
Аполлоний из Перг (262–200) около 200 г. до п. э. преподавал
в Александрии и Пергаме и заслужил прозвище «великого
геометра». Его работы касаются в основном определения
значения числа «пи» и конических сечений, которым он первый
дал рациональное определение.
Архимед Сиракузский (287–212) также интересуется
математикой, и в частности числом «пи» (величину которого он
определил как 3,1416), сферой, доказав, что ее объем равен
трети объема описанного цилиндра, цилиндром и коническими
сечениями; он является основателем рациональной механики и
гидростатики. Но наряду с этой великолепной теоретической
работой Архимед проявляет свой гений в области практической
механики, изобретая рычаг, механические игрушки, осадные
машины; его имя звучит в названии винта, приспособленного в
Египте для нужд искусственного орошения. Всем этим он
демонстрирует новую склонность к изобретательству,
проявившуюся в Александрии у целой плеяды замечательных
122
инженеров, один из которых, Сострат Книдский, был
архитектором Александрийского маяка.
Прогресс в области математики используется и в
астрономии. Расширение пределов известного мира пробудило
интерес к земле, ее форме, месту во вселенной, движению.
Эратосфен из Кирены (библиотекарь в Александрии при
Птолемее Эвергете) создал научную географию. Он вычислил
длину земного меридиана довольно простым способом. Сиена и
Александрия находятся примерно <119> на одном меридиане, в
день летнего солнцестояния в Сиене, расположенной на
тропике, солнечные лучи падают отвесно, тогда как в
Александрии они образуют с вертикалью угол в 7°. Зная
расстояние между обоими городами, он вычислил длину
меридиана – 252 000 стадий (39 690 километров), результат,
точность которого восхищает. Он также составил карты земной
поверхности с долготами и широтами; приняв Родос за центр
своих координат, он вычислил долготы по разнице во времени, а
широты – по отклонению солнца от вертикали в день
солнцестояния.
Эратосфен также создал научную хронологию, установив
даты со времени взятия Трои до смерти Александра.
Аристарх Самосский (начало III в. до н. э.) определил
размеры Солнца и Луны и расстояние к ним от Земли. Но по-
настоящему прославился он тем, что отстаивал теорию
неподвижности Солнца и вращения Земли вокруг него. Хотя он
и предусматривал для Земли, Луны и других планет круговые
орбиты (греческая философия рассматривает окружность как
единственную совершенную кривую), его можно считать
первым предшественником Коперника (гелиоцентрическая
теория была развита Селевком из Вавилона).
Эта гипотеза произвела настоящий скандал, и самый великий
из ее приверженцев Гиппарх Никейский умудрился «сохранить
видимость» и улучшить геоцентрическую систему,
усовершенствовав теорию эксцентриков и эпициклов.
Сущность последней, очень сложной теории состоит в том,
что звезды вращаются не собственно вокруг Земли, а вокруг
некоей точки, которая, в свою очередь, вращается вокруг Земли,
– это позволяло объяснить видимую нерегулярность в движении
планет, их остановки, обратное движение. Одаренный
наблюдатель, он в своей обсерватории на Родосе составляет
карту небесного свода, на которой отмечает более 800
123
неподвижных звезд, и, сравнив свои результаты с результатами
халдеев, открывает прецессию равноденствий. Он вычисляет с
большой точностью наклонение эклиптики, расстояние до Луны
(с ошибкой менее 5%), продолжительность солнечного года (365
дней 5 часов 55 минут – правильный результат – 48 минут). В то
же время он закладывает основы тригонометрии, в частности
разделив окружность на 360°, подразделенных, в свою очередь,
на минуты и секунды. <120>
Посидоний Апамейский, великий философ-стоик, также
имел склонность к научным исследованиям. Он интересовался
измерениями (длиной меридиана, толщиной атмосферного слоя,
расстоянием до звезд) и высказал идею, что приливы
вызываются лунным притяжением.
Биология и медицина
Науки о живых организмах в эпоху эллинизма расцвели не
менее пышно, обязанные этим страсти к точным наблюдениям,
унаследованной от Аристотеля, а также достижениям
медицины. Александрия является местопребыванием самой
знаменитой школы естественных знаний. Именно здесь начали
препарировать трупы: практика мумифицирования, как это ни
парадоксально, сделала почитание человеческих останков менее
всеобъемлющим, чем в Греции. Но Кос, родина Гиппократа,
издавна известный своим Асклепиейоном, сохраняет былую
славу, так же как и Книд 65. В основном во всех святилищах
Асклепия (в частности, в Эпидавре и Пергаме) на смену чудесам
наступало выздоровление пациентов вследствие лечения.
Наиболее прославлены имена двух современников,
родившихся в конце IV в. до н. э. Герофил из Халкедона был
одним из пионеров в анатомии. Он открыл нервную систему и
объяснил общие принципы ее функционирования, раскрыл роль
спинного и головного мозга, изучил глаз и зрительный нерв,
разработал диагностику по пульсу. Эрасистрат из Кеоса был
подлинным основателем физиологии. Он специализировался в
изучении кровообращения, интуитивно открыл роль
капиллярных сосудов. Несмотря на то что Эрасистрат считал,
что в артериях содержится воздух и только по венам проходит
кровь, ею открытия останутся непревзойденными вплоть до
Гарвея.
124
Врач остался одним из самых благородных социальных
типов греческого мира. Почти не испытывая влияния Востока,
он практиковал светскую, научную медицину, истоком которой
были великие философские системы Греции. Его деятельность
представляла собой нечто гораздо большее, чем просто
механика врачевания: он обладал моральным авторитетом, от
него ждали и психологической помощи. При царском дворе, в
частности при <121> дворе Птолемеев, у врачей был ни с чем не
сравнимый престиж.
У науки эллинистической поры были границы, о которых
нельзя не упомянуть. Несмотря на то что математика проникала
в новые области, еще не существовало связанной системы
обозначения чисел. Единицы, десятки, сотни продолжали
обозначать буквами греческого алфавита. Это была система,
удовлетворявшая требованиям торговли, но не науки. Только
Диофант в III в. п. э. обозначил самые элементарные начала
алгебры. Кроме того, отсутствие инструментов наблюдения
очень сказывалось на развитии естественных наук. Тем не менее
успехи эпохи эллинизма поражают. «Тот, кто понимает
Архимеда и Аполлония,– говорил Лейбниц,– меньше
восхищается современными учеными». Этот расцвет был тем
более замечателен, что знаменовал собой конец античной науки.
Римляне в этой области так никогда и не смогли сравняться с
греками, и человечество вплоть до открытий эпохи
Возрождения будет жить за счет научного капитала,
накопленного в Александрии, на Родосе и в Пергаме.
Искусство
Если философия и наука увлекают нас в «безмятежные
храмы», доступ в которые открыт только посвященным, то
искусство возвращает нас в повседневность. Действительно, ни
одна эпоха не была столь требовательной к художникам в
искусстве украшения обыденной жизни. Объем художественной
продукции был колоссальным. Велось лихорадочное
строительство. Благодаря раскопкам открыты тысячи статуй и
статуэток, предназначенных для декора зданий. Никогда прежде
не трудилось столько архитекторов, скульпторов, художников.
Это происходило потому, что, во-первых, эллинистический мир
процветал и правители считали своим долгом окружать себя
людьми, способными прославить их столицы и дворцы; во-
125
вторых, потому, что многочисленная и богатая «буржуазия»
покровительствовала искусству и литературе и в ее среде
традиции «эвергетов» («благодетелей») получали столь же
широкое развитие, что и при дворе.
Искусство приобрело более светский характер, так как
самыми крупными заказчиками были цари и богатые слои
городов. При этом, конечно, религиозная <122> архитектура и
скульптура не исчезли: ведь греческий полис не мог обходиться
без святилища. Но, за редким исключением, истинная вера в
богов здесь ни при чем. Храмы почти никогда не обновлялись,
строили их, используя традиционные образцы. В скульптуре
боги изображались как люди, и жанровые сцены часто заменяли
религиозные рельефы. К тому же возводилось очень много
гражданских зданий, они строились в прекрасных, рационально
спланированных городах. Дворцы и частные дома соперничали
в роскоши и удобстве.
Влияние Востока почти не чувствовалось. Искусство
коренного населения пришло в упадок, не дало ничего нового и
приобрело тенденцию следовать греческим образцам. Эллинизм
царил везде, и, несмотря на явные различия между школами,
этот процесс можно охарактеризовать как выработку единого
художественного языка.
Жилища богов и людей
В религиозной архитектуре, жанре, которому отдавало
предпочтение искусство классической эпохи, было мало нового.
Работы на афинском Олимпейоне, заброшенные после падения
Писистратидов, возобновились благодаря субсидиям Антиоха
IV, но они велись со значительными изменениями: здесь
впервые в большом храме был применен коринфский ордер.
Однако работы вновь прервались, и строительство
колоссального здания будет завершено только при Адриане.
Много новых храмов строилось по традиционным нормам.
Дорический ордер использовался все меньше и меньше. Тем не
менее в Пергаме мы находим его неплохие образцы (храмы Геры
Басилеи и Афины Полии), облегченные под влиянием
ионического ордера: более легкие колонны, более
многочисленные метопы и триглифы (три метопы между
колоннами вместо двух), упрощенный, без опистодома план.
126
Ионический ордер приобрел наибольшее распространение, в
частности, в Анатолии, где архитекторы старались находить
математические соответствия между различными элементами в
традициях Пифея (архитектор IV в. до н. э., построивший храм
Афины Полии в Приене). Задуманный при Александре, но
законченный только во II в. до н. э., он был воплощением канона
пропорций, которому Пифей посвятил книгу. В этом храме все
элементы <123> кратны стороне цоколя, несущего колонны
перистиля). В начале II в. до н. э. Гермоген, автор трактата о
пропорциях, возводит храм Диониса на Теосе и храм Артемиды
Левкофриены в Магнесии на реке Меандр. (Левкофриена – букв,
«белобровая».) Этот храм Артемиды (31 x 58 метров) покоился
на высоком основании из 7 ступеней (в классическом храме их
только три). Он был окружен двумя рядами колонн.
Продолжалась начатая в IV в. до н. э. реконструкция
крупных ионических храмов Анатолии (Артемиды в Эфесе и
Кибелы в Сардах). Единственное сооружение, заложенное в
начале III в. до н. э., выбивается из общего ряда – это
Дидимейон (оракульный храм Аполлона в Дидимах около
Милета), наконец перестроенный после пожара в начале V в. до
н. э. Это гигантское здание (116 x 52 метра), окруженное
перистасисом из двух рядов колонн по длинным сторонам и из
трех по фасаду (всего 120 колонн), представляло собой
настоящий мраморный лес в традициях величественных
построек анатолийской архаики. У него очень любопытный
план: за пронаосом из 12 колонн следует притвор, служивший
залом для оракулов, сообщавшийся с ним только балконом,
откуда, возможно, провозглашали пророчества. В широкий
центральный двор, расположенный на 5 метров ниже уровня
пронаоса, доступ с одной стороны – из притвора по большой
монументальной лестнице, с другой стороны – из пронаоса по
двум туннелям, проходившим с двух сторон лестницы. Этот
двор под открытым небом соответствовал наосу канонического
храма, но размеры (или, может быть, религиозные мотивы)
помешали его перекрытию. В глубине двора находился
маленький ионический храм простиль; тетрастиль расположен
рядом со священным источником, с которым связан оракул. В
нем хранилась архаическая статуя Аполлона Канаха, которая
была похищена Ксерксом и возвращена из Экбатаны Селевком.
Трудно вообразить причины, вызвавшие постройку столь
оригинального храма: нужды культа или необходимость
127
обновления? Украшения сделаны в ионической традиции с
подавляющей роскошью.
Тяга к колоссальному, которая часто отличает постройки
эллинистического периода, обнаруживается в строительстве
монументальных алтарей – алтаря Гиерона II в Сиракузах
длиной в одну стадию; большого алтаря Зевса и Афины на
акрополе в Пергаме (размеры цоколя 36 x 34 x 5,6 метра),
известного в основном благодаря <124> своему скульптурному
убранству; алтаря Афины в Приене (13 x 7 метров), который
испытал влияние пергамского алтаря.
К этим постройкам, возведенным в соответствии с
греческими традициями, добавились местные храмы, которые
властители строили или реставрировали, желая завоевать
симпатии жречества и народных масс. Особенно известны
египетские храмы, где местная религия получала значительную
поддержку. Назовем храмы, построенные Птолемеями: в Филе –
храм Исиды (Птолемей II); в Эдфу – храм Хора (Птолемей III,
закончен в I в. до н. э.); в Эсне – храм Хнума-Ра (Птолемей VI);
в Ком-Омбо – храм бога-крокодила Себека (Птолемей VI); в
Ком-Омбо – храм бога-сокола Гарвериса (Птолемей VI); в
Дендере – храм Хатхор (последние Птолемеи).
План постройки остается чисто египетским: пилоны, двор с
портиком, пронаос, зал гипостиля, святилище, окруженные
приделами. Но и здесь начинает проявляться организующая
тенденция: каждую часть заключают в свою ограду, и в
результате храмовой комплекс представляет собой ряд
огороженных территорий, одна в другой. Можно отметить поиск
более тщательных пропорций и чистоты линий. Появляется и
вскоре становится единственным новый ордер – композитный,
очевидно происходящий от коринфского; растительные
орнаменты располагаются уже ярусами. В целом нельзя
отрицать, что греческая архитектура оказала определенное
влияние на эти пышные постройки.
Развитие архитектуры гораздо ярче проявилось в
строительстве жилищ, которые стали просторнее, пышнее,
удобнее. Изменения в этой области, начавшиеся в IV в. до н. э.,
углубились. Теперь человек, превратившийся из гражданина
полиса в частное лицо, уже не проводит свое время в
обсуждениях на агоре и в народном собрании, а начинает все
больше и больше интересоваться своим домом.
128
Конечно, продолжали существовать и многочисленные
трущобы. В Александрии, например, бедняки теснились в
многоэтажных (как минимум в четыре этажа) доходных домах,
предшественниках инсул императорского Рима. Так или иначе,
появление зажиточной «буржуазии» ведет за собой усиление
строительства, как об этом свидетельствуют раскопки в Приене
и особенно на Делосе. Эти раскопки дополняют друг друга, так
как архитектура <125> жилых зданий гораздо богаче на Делосе,
чем в Приене. Некоторые письменные свидетельства также
позволяют представить себе характер жилищ: согласно архиву
Зенона, вилла гиподиойкета Диотима на дарственной земле
Фаюма была сделана из местного материала (высушенного на
солнце кирпича), но расписана художниками из Александрии.
В Приене большой зал с вестибюлем, украшенным
колоннами, валы поменьше и портик группируются вокруг
двора. По обеим сторонам главных улиц оставлены участки
земли, поделенные между отдельными магазинчиками.
На острове Аполлона, ставшего теперь одним из
крупнейших центров средиземноморской торговли, раскопки
раскрыли как небольшие, пристроенные один к другому дома,
так и великолепные жилища, занимающие целый квартал.
Последние особенно многочисленны в районе театра. В них за
единственным входом открывается вестибюль. Дом
располагается вокруг центрального дворика, чаще всего
окруженного перистилем (северный фасад портика может быть
более высоким, в таком случае он называется родосским), куда
входят гостиные (в частности, ойкос 11*) и жилые комнаты. В
центре – покрытая мозаикой цистерна для сбора воды, как нигде
необходимой на этом безводном острове. План дома
неоригинален и является как бы продолжением уже
существовавших, новое – лишь обилие и пышность декора. В
главных комнатах пол покрыт высокохудожественными
многоцветными мозаиками, самая замечательная из которых –
«Дионис, потрясающий тирсом». Стены оштукатурены, и яркая
окраска обрамляет поясные карнизы с изображенными на них
сценами. Статуи и статуэтки оживляют двор и жилые комнаты,
как, например, в «доме Гермеса», величественном здании в
несколько этажей с двумя, расположенными друг над другом
11 Главная комната, расположенная чаще всего с северной стороны
перистиля, с окнами, выходящими на юг.
129
перистилями. В нем архитектурное убранство, как было
задумано, зависит от скульптурного. Мраморные столы и кресла
гармонично украшают интерьер. Становится понятным, почему
италийским купцам, обосновавшимся на Делосе, нравилось
жить в этих уютных и в то же время просторных, полных
воздуха домах и почему вскоре похожие дома, где перистиль
повторяет древний атриум, начинают строить сначала в
Кампании, а затем в Риме. <125>
Рассчитанный успех: город
При рассмотрении городского ансамбля мы также наблюдаем
явный прогресс. Очень редко развитие города происходило само
по себе; по-видимому, так было на Делосе, где дома
нагромождены один на другой самым удивительным образом.
Планомерное градостроительство в эпоху эллинизма стало
правилом, причем неважно, застраивалось ли, как в Милете или
Пирее, давно очерченное городское пространство, или
создавался город на пустом месте, как в новых агломерациях.
Города, возникавшие в то время по всему Востоку, строились
чаще всего по Гипподамовой системе (что было характерно для
маленьких городов, таких, как Филадельфия в Фаюме).
Александрия и Антиохия представляют собой великолепные
примеры реализации этой системы, отвечающей законам как
эстетики, так и удобства. Пергам же со своим очень высоким
акрополем давал архитекторам Атталидов возможность
проявить себя совершенно иначе в постройке города, которая
длилась больше века (наиболее активно при Аттале I Сотере и
Эвмене II Сотере). Пергам представляет собой как бы
соединение трех городов (каждый со своим храмом),
расположенных один над другим, цепляющихся за террасы,
соединенные извилистой дорогой и гигантскими лестницами,
как будто необычайные театральные декорации, подвешенные к
крутому склону холма, господствующего над равниной.
Так или иначе, сделанные ли по Гипподамовой системе или
нет, планы эллинистических городов свидетельствуют о
большей тонкости замысла, чем это может показаться на первый
взгляд. Приспособление к окружающему пейзажу (из которого
Пергам черпает свою могучую красоту) столь же обязательный
закон и для равнинных городов, таких, как Александрия. В
Александрии все располагается вокруг порта: в этом тесном
130
союзе воды и построек художники и мозаисты неустанно будут
черпать вдохновение.
Эллинистические города отнюдь не были монотонными, как
можно было бы думать о городах с продуманной планировкой. И
если в них уже не присутствовала хаотическая свобода старых
времен, зато были великолепные здания, удивлявшие и
потрясавшие своим величием и красотой. Над Александрией
возвышается Маяк, одно из семи чудес света, построенный в
форме параллелепипеда, восьмиугольника и цилиндра,
поставленных один <127> на другой. В городе были также
воздвигнуты палатка-павильон Птолемея Филадельфа и таламег
(дом-корабль) Птолемея Филопатора. Пергам демонстрирует
огромный алтарь Зевса и Афины, уникальный как по размерам,
так и по красоте жертвенник, достойный величайшего из богов и
его любимой дочери. В конце эллинистического периода улицы,
в частности в Сирии и Анатолии, строились уже более
широкими и с колоннадами.
Градостроители, планировавшие эти пространства,
организованные в камне, всегда стремились воплотить в них и
математический расчет, и театральную фантазию, но при этом
не забывали практические нужды. Так, по надписям нам
известен ряд предписаний городских властей,
регламентирующих ширину улиц или расстояние между
домами. Вода, подводившаяся по акведукам, распределялась, не
играя тем не менее такой важной роли, как позже в римских
городах. Была организована специальная служба для удаления
отбросов.
Особое развитие в эпоху эллинизма получило строительство
общественных зданий. Залы заседаний совета чаще всего
повторяли план мегалопольского терсилиона (зал собраний
Десяти тысяч, построенный в IV в. до п. э. для Аркадского
союза). Лучший пример таких залов – булевтерий Приены
(начало II в. до н. э.). Квадратный в плане, он выходит па
большой портик агоры; с трех сторон вокруг алтаря в нем
амфитеатром устроены сиденья; колонны, расположенные по
диагоналям, поддерживают выступающие балки. Та же
строгость и в несколько более поздних булевтериях Милета и
Ассоса.
Ослабление политической жизни объясняет то, что самые
прекрасные здания предназначены были для удовольствия и
удобства жителей. Особую склонность архитекторы проявляли к
131
портикам, которые придавали монументальность городскому
ансамблю, укрывали от солнца и дождя как бездельника, так и
философа. Римляне быстро позаимствуют этот тип конструкции,
внеся в него некоторые изменения.
Портик часто использовался изолированно, чтобы придать
святилищу более грандиозное обрамление (портик Антигона
Гоната и Филиппа V на Делосе) или чтобы подчеркнуть ранее
существовавший городской пейзаж (портик Эвмена у южного
подножия афинского Акрополя, ведущий к храмам Асклепия и
Диониса). Чаще всего он возводился по краям агоры и служил
для ограничения и упорядочения застройки. Агора, являвшаяся
до <128> сих пор просто рыночной площадью, отныне по
примеру Милета становится прямоугольной, ограниченной
портиком. На Делосе существовало несколько агор около порта,
где была сконцентрирована жизнь торгового острова. В
Коринфе, Фасосе, Магнесии-на-Меандре имелись свои агоры,
обширные и гармоничные. Афинская агора, самая замечательная
из них, была окружена тремя новыми портиками – Средним,
Южным и Восточным (последний -дар Аттала II).
Более гуманная цивилизация множила общественные здания,
служившие развлечению. Повсюду на склонах холмов
возникали каменные театры. Из эллинистических театров
наиболее значительны театры в Дельфах, Додоне, Оропе, на
Делосе в Греции, в Приене и Пергаме в Анатолии, в Сиракузах
(перестроен Гиероном II) и в Эгесте на Сицилии.
Математические исследования исправили оптические иллюзии,
превратив театры в научно выстроенные композиции,
гармонично вписанные в ландшафт. Значительные
модификации, внесенные в их план, позволили сделать
настоящие, постоянно действующие сцены. Раньше актеры
располагались на деревянном возвышении перед проскением,
игравшим роль задника, теперь они поднимались на проскений.
Это изменение особенно было заметно в театре Приены (его
можно отнести к 150 г. до н. э.).
132
Гимнасии, палестры 12*, стадионы свидетельствуют о
повсеместной (даже в маленьких городах) любви к физическим
упражнениям – основе свободного воспитания. Гимнасии, где
регулярно собиралась молодежь, становился также
университетским центром города. Учителя в гимнасии
преподавали литературу, науки, философию, музыку, здесь же
выступали приезжие декламаторы. Эта функция была
зафиксирована в надписях начиная с III в. до н. э., и на
протяжении всего этого века в Афинах грамматики, риторы или
софисты обыкновенно назначали встречи в гимнасии. Новым
нуждам отвечали новые помещения – комнаты для занятий
(акротерии) и библиотеки; вокруг них разбивались сады для
прогулок философов. Чтобы насладиться беседой, в эти
святилища <129> тела и духа, находившиеся под особым