Текст книги "Эллинистический мир"

Автор книги: Пьер Левек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

евразийское лицо. В греко-индийских царствах сильным было

воздействие местных культов. Греческие цари явно

покровительствовали очень распространенному здесь буддизму.

Даже если исключить притягательность столь человечного

учения всеобщего сочувствия, естественно, что иноземцы

218

прежде всего обращались к этой доступной всем религии, а не к

традиционному брахманизму, варновая система которого по

существу своему малопонятна неариям. Другие правители

широко следовали примеру таких царей, как Менандр. Найдено

около десятка надписей на пракрите, переданных местным

алфавитом (характерно, что в этой сфере практически

отсутствуют греческие надписи). Это буддийские посвящения,

сделанные греками (один из них, меридарх Теодор, жертвует

ящичек для мощей). Надписи являлись копиями индийских

ритуальных формул. <213>

Но и традиционный брахманизм оказал на греков

определенное влияние. Некоторые из индийских текстов даже

допускают принадлежность греческого меньшинства ко второй

варне – варне кшатриев (воинов). В Видище найдена колонна,

воздвигнутая около 100 г. до н. э. послом Антиалкида в честь

бога Васудевы, воплощения Вишну. На ней высечена

следующая любопытная надпись: «Столп с изображением

Гаруды, Васудевы, бога богов, был воздвигнут Гелиодором

Бхагаватой, сыном Диона, живущим в Таксиле и пришедшим в

качестве посла от великого царя Антиалкида к царю

Косипутре...» Не менее странно видеть на монетах Антиалкида

– Зевса на слоне – рисунок, повторяющийся во множестве

вариантов. Верховный греческий бог изображен с символом,

заимствованным из индийской мифологии, так как слон – это

«вахана» Индры (животное, перевозящее Индру), который

также, по представлениям индийцев, бог богов.

Своим богатством греко-бактрийские и греко-индийские

царства были обязаны как плодородию земли, так и оживленной

торговле. По их территории проходил важный торговый путь,

который вел из Бактры через перевалы Гиндукуша к Беграму,

Таксиле, затем в независимые государства Индии, в Матхуру,

откуда одна дорога вела к Паталипутре на Ганге, другая – к

Баригазе на побережье Индийского океана. Вдоль него

располагались города, огромные караван-сараи, как, например, в

Бактре. На нем находились перекрестки торговых путей,

ведущих из Индии через Пешавар к Средиземноморью, и дорог,

шедших из Китая через Туркестанский оазис или через

Монголию, удивительное описание которых оставил китайский

посол Чжан Цянь. В результате недавних (с 1964 г.) раскопок в

Афганистане на слиянии Амударьи и Кокши открыт еще один

греческий полис, название которого пока неизвестно

219

(современное название – Ай-Ханум). Городище Ай-Ханум

делится на акрополь и сильно укрепленный нижний город,

застроенный в шашечном порядке вдоль главной оси длиной 1,6

километра. Уже раскопаны один квартал жилых домов и один

квартал общественных зданий. Найдены две греческие надписи:

посвятительные – Гермесу и Гераклу – богам гимнасия, а также

дельфийские изречения, скопированные философом Клеанфом

из Сол. Керамика (мегарские чаши, амфоры) была

импортирована из стран Средиземноморья. По другую сторону

Гиндукуша <214> известны два значительных поселения,

разбитые на кварталы по Гипподамовой схеме. Это Беграм

(древний город Капиши) около Кабула с укреплениями,

построенными из двух рядов кирпичей на каменном

фундаменте, и Таксила, где стена длиной 1,2 километра

окружает акрополь и нижний город.

Повсюду в изобилии обращались монеты греческих

властителей, причем ареал их распространения охватывал

территории, далеко выходившие за сферу их политического

влияния (так, тетрадрахма Агафокла Бактрийского была найдена

в Польше на территории Познаньского воеводства). Только трое

из них – Евтидем I, Евкратид и Менандр – чеканили золотые

монеты (подчас чрезвычайно тяжелые), серебряных же и

медных монет было очень много. Чисто греческие легенды в

Бактрии сменились двуязычными в греко-индийских царствах,

так же они стали более многочисленными и пышными. Легенды

– прекрасное свидетельство религиозного синкретизма. На

монетах изображаются греческие божества (десять греческих

богов: Зево, Геракл, Аполлон, Дионис – особенно часто

благодаря своему индийскому походу, Диоскуры, Посейдон,

Афина, Артемида, Нике, Тюхе), буддийские символы (Колесо

закона,

ступа),

местные

божества-покровители,

ассимилированные е греческими (например, в Капиши местный

бог-громовержец идентифицирован с Зевсом и Индрой, в

Гандхаре Шива – с Дионисом, а Парвати – с Артемидой-

охотницей. Как и в Египте, некоторые идентификации

неадекватны).

Впрочем, главным своим богатством эти царства обязаны

своему выгоднейшему положению на великих торговых путях,

соединявших Индию и даже Монголию и Китай со

Средиземноморьем.

220

Торговля между эллинистическим миром и Индией

Часть Индо-Гангской равнины приоткрылась грекам

благодаря отважным предприятиям царей. Но на протяжении

всего эллинистического периода развертывались и Другие

предприятия – предприятия купцов, которые везли к

Средиземному морю предметы роскоши из Индии или

Афганистана (слоновую кость, драгоценные камни, Жемчуг,

благовония, пряности, муслин, древесину), Животных, в

основном слонов, но нередко и попугаев, <215> собак, крупный

рогатый скот, кости которых были найдены в Александрии, и,

видимо, даже куртизанок.

Можно выделить три главных торговых пути из

Средиземноморья в Индию, о которых известно, что они

существовали с эллинистической эпохи и немалое значение

имели в римскую эпоху. Самый простой из них – морской путь.

Он предполагал использование муссонов, позволявших быстро

и регулярно плавать в обоих направлениях. Муссон, кстати, стал

известен довольно поздно благодаря некому Гиппалу; по

мнению одних, это произошло около 80 г. до н. э., согласно

точке зрения других – около 40 г. н. э. Но задолго до Гиппала, с

одной стороны, арабские, с другой – индийские и сингальские

мореходы обратили внимание на муссоны, и большая часть

торговли находилась в их руках. Товары чаще всего

выгружались в Персидском заливе: либо в Геррах, либо в устье

Тигра, в Александрии Хараксе, которая впоследствии

называлась Антиохией. В первом случае их отправляли

караванами к Петре, откуда они достигали Газы и портов Сирии

или Александрии. Во втором случае суда с товарами

поднимались до Селевкии-на-Тигре и откуда попадали на

второй торговый путь (см. ниже).

Более перспективный вариант морского торгового пути начал

использоваться в позднеэллинистическую эпоху. Страбон

сообщает, что ежегодно 120 кораблей отправлялись из гавани

Миос Гормос на Красном море в Индию. Он добавляет, что

александрийские купцы лишь незадолго до пего стали

совершать подобные путешествия, тогда как во времена

Птолемеев мало кто осмеливался на подобное предприятие.

Этот торговый путь, на всем своем протяжении от берегов

Египта до Индии проходивший по морю, давал возможность

избегать поборов жителей Герры и Набатеи. Его использование

221

предполагает, поскольку речь идет о большом флоте и

регулярном сообщении, что тогда уже были знакомы с

муссонными ветрами; отсюда и дата, которую мы предлагаем

для этого «изобретения» греков: первая половина I в. до н. э. Но

Страбон утверждает, что этот путь был пройден раньше, по

крайней мере единичными мореходами.

Другой путь, полностью сухопутный, начинался в долине

Инда или в портах, расположенных к югу от его дельты, и

проходил по перевалам Пешавара, пересекал государства греко-

бактрийских монархов, затем Парфию (в пору ее

независимости) и царство Селевкидов через <216>

Александрию Маргиану (Мерв), порты Каспийского моря, Раги

(совр. Рей), Экбатаны, Селевкию-на-Тигре. Там он сливался с

путем, идущим из Александрии Харакс и Дура-Европос. Затем

разветвлялся: одна ветка уходила через Дамаск или Пальмиру к

финикийским портам, другая – к Антиохии и через горы Тавра к

Эфесу. Более северный вариант позволял непосредственно

достичь побережья Анатолии через Нисибис, Эдессу и Сарды.

Дополнительные указания Страбона и Плиния Старшего

позволяют реконструировать с достаточной вероятностью

третий путь, совпадающий с предыдущим, до Бактрии. Затем он

проходил по Оксу, навигация по которому была довольно

интенсивной, потом по Каспийскому морю (правда, Страбон

утверждает, что навигация по нему невозможна), поднимался по

Киросу (Куре) и спускался по Фасису до Понта, откуда легко

было попасть в Средиземное море. Остаются и невыясненные

участки этого пути, например от Аральского до Каспийского

моря. Некоторые без всяких на то оснований утверждают, что в

те времена Окс впадал не в Арал, а в Каспий. Возможно, для

навигации использовался Охос (Теджен), название которого

древние часто путали с Оксом.

На каждом из этих путей большую роль играли посредники,

и не надо думать, что греческие купцы сопровождали свои

товары из конца в конец столь длинного маршрута. Морские

пути находились в основном в руках арабских или индийских

мореходов, сменявших караванщиков Аравии. Великий

сухопутный путь также предполагал серию передач товаров из

рук в руки. Постепенное ослабление державы Селевкидов

делало сухопутные пути все более и более труднопроходимыми.

Уже во II в. до н. э. им приходилось пересекать независимую

222

Парфию, а с 100 г. до н. э. даже княжества саков, возникшие на

развалинах Греко-Бактрийского царства.

В этой торговле баланс складывался явно не в пользу

эллинистического мира, который покупал гораздо больше, чем

продавал, что частично объясняет все возраставшую утечку

драгоценных металлов на Восток. Все равно предметы роскоши

шли на Восток по тем же дорогам, что показали столь обильные

находки в Беграме.

С первых веков нашей эры Беграм становится летней

резиденцией кушанских царей, одним из которых был <217>

223

великий Канишка. В развалинах царского дворца,

разрушенного во время взятия города Шапуром I в 241 г. н. э.,

был найден замечательный клад, накапливавшийся в течение

долгого времени. Он состоит из эллинистических монет,

иранских вещей, индийских изделий из слоновой кости, лаковых

изделий из Китая – странная встреча всего самого прекрасного,

что было создано четырьмя цивилизациями. Большинство

изделий греческих ремесленников, очень разнообразных по

материалу (бронза, цветное стекло, хрусталь, порфир и даже

гипс), было из Египта, но некоторые из них, возможно,

изготовлены в Сирии Селевкидов. Изображения на предметах

самые разнообразные: Александрийский маяк, вид на порт,

Гомер, Софокл, музы... Многочисленны религиозные сюжеты:

похищение Ганимеда и Европы, Тюхе, Сарапис-Геракл, несущий

одновременно модий и палицу, толстощекий Эрот с бабочкой,

символизирующей душу, Дионис, присутствующий при

ритуальной варке свиньи, Вакх-дитя. Нельзя не задуматься об

удивительной притягательности греческого искусства и о том

воздействии, которое оно оказывало на индийских царей, а

также над тем долгим путем, которые эти ценнейшие изделия

проделали до Беграма. А Беграм был лишь этапом на том пути,

по которому медленно, веками будет продвигаться по

направлению к Китаю греческое влияние.

Греко-буддийское и греко-бактрийское искусство

1. Находки в Беграме, к которым следует добавить открытие

ионийских документов и загадочных александрийских

многогранников в Таксиле, показывают, что задолго до того, как

римские торговцы начали ввозить в индийский мир множество

греко-римских товаров, туда проникли высококачественные

изделия из Средиземноморья. Этим объясняется глубокое

влияние греческого искусства на современное ему буддийское

искусство. Вернее, следует говорить о западном влиянии, так

как изделия греческих ремесленников часто сопровождались

иранскими, точнее, месопотамскими безделушками.

Основное нововведение, характеризующее искусство эпохи

Маурьев, – это использование камня, чаще всего песчаника,

вместо дерева. Некоторые хотели бы видеть в <218> этом

подражание греко-иранскому искусству. Памятники Ашоки

выдают, очевидно, персидское влияние: большой гипостильный

224

зал дворца Паталипутры напоминает тронный зал Дария в

Персеполе, а великолепные колонны с капителями в форме

колокола, увенчанные изображениями животных из удивительно

гладко полированного камня, которые встречаются по всей

территории державы Маурьев, явно связаны с искусством

Ахеменидов. Но техника свидетельствует о греческом влиянии,

настолько смягчающем сухость ахеменидских образцов, что

некоторые исследователи считают возможным приезд

селевкидских художников ко двору Паталипутры.

При династии Шунгов (176–64) греческое влияние усилилось

именно тогда, когда окончательно сложилась иконография

прошлых воплощений Будды. Главное произведение эпохи –

большая ступа в Санчи (ступа – это сооружение в виде

полусферы, окруженное балюстрадой с четырьмя портиками,

или «торанами», ориентированными по странам света).

Основная идея ансамбля (буддийская) выражает специфически

индийское пристрастие к животной и растительной жизни,– что-

то вроде язычества, одушевленного верой в единство всего

сущего, но некоторые смелые пропорции можно объяснить

только знакомством с греческой техникой. Греческие мотивы

еще более очевидны в укреплении Бодх-Гая, построенном

примерно в то же время; здесь есть явно заимствованные

мотивы: вздыбленная квадрига Сурьи (бога Солнца), медальон с

кентавром.

В искусстве Шунгов, распространенном в основном в

Центральной Индии, категорически запрещались рельефные и

особенно скульптурные изображения Будды; использовались

только его символы. Эллинизм в это время остается

приглушенным и скромным. Его апогей приходится на

следующий период – кушанский. Центром греческого влияния

стала Гандхара, и с наибольшей силой оно проявилось в

скульптуре, изображавшей самого великого Сострадающего.

Появляется Будда с юношескими чертами Аполлона, с

греческим носом, четко очерченным ртом. Только тяжелые веки

и некоторая одутловатость лица выдают восточный тип.

Сохраняются все его отличительные черты: прическа с пучком,

пятнышко мудрости между глаз, удлиненные мочки ушей. Его

монашеский плащ – это настоящий гиматий с концентрически

расположенными складками. Зевс служит прообразом духа

молнии, менады – нагинь; некоторые <219> произведения

изображают Афины и троянского коня с Кассандрой. I:

225

В искусстве Гандхары быстро выделились школы: в Матхуре

и в Амаравати. Самые прекрасные образцы этого искусства –

рельефы и статуи из голубого сланца Гандхары и фигурки,

сделанные из материала, имитирующего мрамор Хадды

(Афганистан) и Таксилы (датируются римской эпохой – II–V

вв.). Их рождение следует связывать С просвещенным

покровительством, которое оказывал буддизму величайший

властитель кушан – Канишка, с несравненным богатством его

державы, с развитием буддизма Махаяны. Но, как

представляется, хотя это спорно, зарождение искусства

Гандхары относится к гораздо более раннему периоду, примерно

к 100 г. до н. э. Именно в греко-индийских царствах греческое

влияние, шедшее из Александрии и Сирии, могло проявиться с

достаточной силой, чтобы преодолеть укоренившуюся в Индии

традицию не изображать людей.

Таким образом, боги и герои греческой религии

формировали буддийскую иконографию, как позже это

произойдет с христианством. Парадоксально, но влияние

греческой традиции будет сильнее на Востоке, чем на Западе. В

течение почти тысячи лет Будда-Аполлон постепенно завоюет

Индию, Центральную Азию, Индокитай, Китай, Корею,

Японию, понемногу эволюционизируя и изменяясь. Трудно

привести другой пример столь неожиданного отзвука

эллинизма. Так с распространением буддизма медленно

путешествовал прекраснейший из греческих богов, так далеко

расходились волны от упавшего в воду камешка.

2. Недавние раскопки позволяют выявить феномен, схожий с

возникновением греко-индийского искусства, – зарождение

греко-бактрийского искусства. В Халчаяне, в руинах города,

расположенного на берегах одного из притоков Амударьи, были

найдены скульптуры, явно навеянные эллинистическими

образцами, претерпевшими глубокие изменения в соответствии

с иранскими вкусами. У Афины – бактрийский шлем и платье с

узкими рукавами. Ее лицо выражает не мужественную

безмятежность, свойственную дочери Зевса, а женственную

нежность, и черты лица настолько индивидуализированы, что,

вероятно, обладают портретным сходством с одной из сакских

цариц. Нику изображают различными способами, но в

несомненно местном религиозном и политическом контексте.

На одном из барельефов она парит над [головой] <220> Митры,

на терракотовом медальоне возлагает корону на царя, сидящего

226

на зооморфном троне, в остроконечной шапке, рядом с ним

стоит визирь.

Необходимо отметить, что все эти замечательные

произведения датируются периодом следующим за гибелью

Греко-Бактрииского царства, гибелью, которая не смогла

препятствовать проникновению эллинизма по крайней мере в

придворное искусство, так как терракотовые статуэтки самого

разного типа – местные по стилю.

Интеллектуальные контакты

Отношения Индии с Западом не ограничивались обменом

предметами роскоши и уроками греческого искусства.

Устанавливалось лучшее понимание между обоими мирами.

Конечно, подобные контакты были не внове. Некоторые

восточные элементы пифагорейства, возможно, заимствованы из

Индии. Во всяком случае, «великий год», равный 10 800 годам, в

течение которого, по Гераклиту, звезды возвращаются на свои

места, кажется, действительно индийского происхождения.

Аристоксен из Тарента, ученик Аристотеля, рассказывает о

посещении Сократа индийским мудрецом, который учил его, что

познать человеческий мир невозможно, не зная божественного,–

история эта, правдива она или нет, вполне вероятна.

История науки (астрономии и медицины особенно), также

может дать примеры подобного влияния Востока на Запад. В

«Гиппократовом корпусе» встречаются индийские методы

лечения. В трактате «О ветрах» описывается нарушение

циркуляции «ветра в организме», что соответствует воззрениям

брахманов. Платон в диалоге «Тимей» объясняет равновесие

организма взаимодействием трех основных субстанций:

воздуха, флегмы и желчи, а это классическое учение индийской

философии.

Благодаря обмену посольствами и торговым связям в

эллинистические государства Средиземноморья увеличился

приток информации о далеком Востоке. (Александрийский

фарс, сохранившийся на папирусе, рассказывает об одиссее

греческих моряков, потерпевших кораблекрушение на

Малабарском берегу. Их принимает царь этой страны, и, пируя

вместе с ним, они забывают о своих несчастьях.) В греческом

мире восхищались примерной жизнью и мудростью

гимнософистов. Знаменитая <221> беседа Кинея с его учителем

227

Пирром о тщете человеческих желаний любопытным образом

напоминает диалог между царем Коравио с Буддой Раттхапалой.

Конечно, не всегда можно говорить о факторе влияния.

Например, он исключается в случае появления настоящей

софистики в Индии и Китае одновременно с Грецией. Или в

случае с китайцем Гуй Цзу, который на сто лет позднее Зенона

Элейского доказывал, что палка, укорачиваемая ежедневно

наполовину, бесконечна,– ведь он не мог знать об опытах своего

предшественника. Но между двумя регионами высоких

цивилизаций, которые были связаны столькими нитями,

устанавливалось трудноопределимое взаимопроникновение

(осмос).

Мы видим сходство в понимании царской власти, и нам

представляется, что апатия и атараксия недалеки от нирваны.

Уже Мегасфен отметил подобное сближение нравов и идей. Он

был послом Селевка Никатора в Паталипутре и оставил

описание своего путешествия, которое было, по всей

видимости, одним из основных источников об Индии периода

эллинизма.

Конечно, оставалось еще много возможностей для

расширения контактов. Страбон сожалел о скудости

информации об Индии. Только римская эпоха благодаря

интенсификации торговли придала интеллектуальным

контактам настоящий размах. Тогда Индия стала приобщаться к

греческой астрологии и медицине и, возможно, начала

копировать театр. В то же время допустимо и обратное влияние

– на греческий роман, на гностицизм и философию Плотина.

Муссон сблизил два мира, которые на протяжении веков уже

знали друг друга.

Греки, азиатские степи и Китай

Трудно представить себе, что в эллинистическое время

существовали еще более дальние связи – со степью, населенной

иранцами, саками и сарматами, а восточнее – гуннами, с

Китаем. Тем не менее их нельзя отрицать, хотя они и были

единичными, и лишь немногочисленные археологические

находки проливают на них свет.

В этих связях ведущую роль играла Бактрия. Пути огромной

протяженности, на которых путешественник должен был

преодолевать трудные перевалы и испытывать муки жажды в

228

пустыне, издавна соединяли ее с <222> китайским миром. Два

из них заслуживают особого внимания.

Первый часто называют «великим шелковым путем», и

проходил он по долинам Памира, достигал Кашгара и огибал с

севера (по Аксу и Турфану) или с юга (по Хотану и Дуньхуану)

пустынный бассейн Тарима; остаток пути до Китая был не столь

труден. Он приводил к Чанъаню (совр. Сиань), столице империи

ранних Хань. Очевидно, слово «Чанъань» означало sera

metropolis – столицу серов у римских географов. Второй путь

поднимается на север к Самарканду, откуда можно попасть на

северный отрезок первого пути у Аксу или идти дальше к

северо-востоку, чтобы через Монголию достичь Хуанхэ.

Китайским текстам хорошо известны Та-Юань (Фергана),

часть которой была завоевана бактрийскими царями, и Да-Хья

(Бактрия). В них содержатся точные сведения о завоевании

Бактрийского царства племенами юэчжи. Император У-ди

посылает в Бактрию разведывательную экспедицию под

командованием Чжан Цяня (около 138–125), его рассказ

использован и частично воспроизведен около 100 г. до н. э.

великим историком Сыма Цянем, который сообщает о

многочисленных укрепленных городах в Фергане – они могли

быть построены только греками. Рассказ ценен не только

деталями, которые видел сам автор (например, в Бактрах –

сычуаньские ткани и трости из бамбука). Он также слышал о

двух странах, расположенных дальше к западу: Нган-си

(Персия) и Тяо-че (вся остальная Азия до Западного, т. е.

Средиземного, моря). О Тяо-че, т. е., по всей видимости, об

эллинистических или эллинизированных государствах, он знал,

что там сеяли рис, правили мелкие владыки, а люди там –

ловкие фокусники!

Тот же источник повествует о трудностях ферганских

купцов, желавших наладить прямые контакты с Китаем. Первые

такие контакты произошли, судя по всему, только в 106 г. до п.

э., когда в Парфию через Бактрию прибыл первый китайский

караван. Но обмен через посредников осуществлялся и раньше.

В одном направлении шли жеребцы для китайских конных

заводов, в обратном – шелковые изделия, меха, обогащенная

железная руда, драгоценные металлы. Доказательством могут

служить медно-никелевые монеты, которые бактрийские цари

Евтидем III, Панталион и Агафокл начали чеканить в начале II в.

до н. э. и которые в то время можно <223> было делать только из

229

естественных сплавов, содержащих никель из-за высокой точки

плавления последнего. Если бы было точно установлено, что

подобные руды есть только в Юньани (что недавно было

подвергнуто сомнению, так как полагают, что месторождения

подобных руд были и в Иране), мы имели бы неопровержимое

доказательство существования китайско-бактрийской торговли с

начала II в. до н. э. Однако слово «шелк» было хорошо известно

в Средиземноморье еще до нашей эры. (Несмотря на

конкуренцию бомбицина (косского шелка), китайский шелк

высоко ценился в Средиземноморье в позднеэллинистическую

эпоху. Римляне оценили его по достоинству при Цезаре.)

Большое значение имеют находки предметов из стран

Средиземноморья, служащих как бы вехами на торговых путях,

например боспорских монет IV в. до н. э., найденных в долине

реки Или, впадающей в озеро Балхаш. Шерстяные ткани

Анатолии, драгоценности со стилизованным животным

орнаментом, изготовленные степными мастерами,– все это

лежит рядом в знаменитых «ледяных могилах» сарматских

вождей на севере Алтая, в долине Пазырыка (Пазырыкские

курганы).

Греческие ткани конца II в. до н. э. (из Сирии, Бактрии или

Боспора Киммерийского), китайские изделия из нефрита и

войлочные ковры, степные бронзовые изделия находят в

курганном могильнике гуннов Ноин-Ула в горах Ноин-Ула в

Северной Монголии. Александрийская стеклянная ваза с

головой Афины (II в. до н. э.) была обнаружена в Хунани, т. е. в

среднем течении Янцзы.

Мы говорили об эстетическом влиянии эллинистического

искусства на Южную Сибирь (через северный торговый путь в

Бактры доставлялось сибирское золото) и на китайское

искусство эпохи Хань. В текстах Хотана (Восточный Туркестан)

III в. н. э. есть греческие слова, обозначающие драхму, военный

лагерь и др., и никто еще не предположил, что они восходят ко

времени Греко-Бактрийского царства. Китайское слово,

обозначающее «виноград» («пу тхао»), может быть

транскрипцией греческого слова «ботрюс» (виноградная

гроздь). Виноград, возможно, попал в Китай вследствие

китайско-бактрийских контактов.

Но Бактрия была не единственным центром, через который

осуществлялись связи между Китаем и эллинистическим миром.

Сухопутные и морские пути соединяли <224> Китай и Индию.

230

Греко-индийские царства, очевидно, ввозили золото из Юньани.

В эллинистической Таксиле найдены китайские изделия из

нефрита, раковина из Японского моря, а также явно греческая

статуэтка, изображающая гориллу, – единственное

свидетельство возможного контакта с Индокитайским

полуостровом. Даже после завоевания Бактрии кочевниками, т.

е. после прекращения сухопутной торговли между Индией и

Средиземноморьем, продолжали существовать морские связи,

благодаря которым можно было перевозить китайские изделия, в

частности шелк. И наконец, вполне вероятно, что северный путь

из Китая через Монголию, огибавший далеко с севера

Центральную Азию, не обязательно вел к Самарканду и Бактрам

– его ответвление выводило прямо к Ольвии на Черном море.

Но все это блекнет в сравнении с историческим фактом

прямого контакта – посольством 166 г. до н. э. Марка Аврелия к

китайскому императору.

От Бу-Регрега до Ганга, от Эльбы до Голубого Нила

эллинизм был единственной силой, способной хоть в какой-то

мере объединить блиставший разнообразием мир. Но в образе

мысли и жизни греков не все одинаково поддавалось освоению,

его степень зависела от удаления, этнического характера, но в

основном от уровня цивилизации. Если Рим полностью

изменился в результате контактов с эллинистическими

царствами, если кельты, иберы, нубийцы благодаря греческой

культуре поднялись в своем развитии, то индийцы обязаны

эллинизму только новым пониманием красоты.

Эллинизм проникал повсюду благодаря своему

необъяснимому очарованию. Он завоевывал не только

покоренные народы, но и римлян, политически победивших

греков, и свободных от их опеки парфян или скифов.

Знаменитые слова Горация о побежденной Греции, победившей

своих диких победителей («Послания», 2, 1, 156), относятся не

только к римлянам эпохи Республики, но и ко многим другим

народам.

Поддаться чарам эллинизма (для любого народа) никогда не

значило отказаться от самого себя. Напротив, это означало

обрести средства для более полного и верного самовыражения,

стать причастным к более человечной жизни.

Отсюда и значение искусства, распространявшего в высшей

степени гармоничные формы. Искусство – это тот язык, в

котором форма и содержание едины, <225> это тот синтаксис,

231

который таит в себе самое сложное выражение видимости и

сущности. Для лучших эллинизм – это освобождение, доступ к

безмятежным храмам, освобождение от суеверий и ритуализма.

Для всех это было откровение, острое осознание своих скрытых

возможностей, средство углубить самые сокровенные

верования. И суровые лица героев Энтремона, и

разочарованную улыбку Будды из Гандхары можно одинаково

считать детищами Греции.

232

Комментарии

<226> – <237>

Литература

Бенгстон Г. Правители эпохи эллинизма. М., 1982.

Бикерман Э. Государство Селевкидов. М., 1985,

Блаватская Т. В, Из истории греческой интеллигенции

эллинистического времени. М., 1983.

Блаватская Т. В., Голубцова Е. С, Павловская А. Я. Рабство в

эллинистических государствах в III-I вв. до н. э. М., 1969.

Дройзен И. Г. История эллинизма. Т. 1-3. М., 1890-1893.

Жигунин В. Д. Международные отношения эллинистических

государств в 280-220 гг. до н. э. Казань, 1980.

Зельин К. К. Исследования по истории земельных отношений

II–I веков до н. э. М., 1960.

Ковалев С. И. Эллинизм. Рим. Л., 1936.

Кошеленко Г. А. Греческий город на эллинистическом

Востоке. М., 1979.

Кравчук А. Закат Птолемеев. М., 1973.

Ломоури П. К истории Понтийского царства. Тб., 1979.

Пикус П. Н. Царские земледельцы (непосредственные

производители) и ремесленники в Египте III в. до н. э. М., 1972.

Ранович А. Б. Эллинизм и его историческая роль. М.-Л.,

1950.

Тарн В. Эллинистическая цивилизация. М., 1949.

Уилер М. Пламя над Персеполем. М., 1972.

Хвостов М. История восточной торговли греко-римского

Египта. Казань, 1907.

Цибукидис Д. И. Древняя Греция и Восток. М., 1981.

Циркин Ю. Б. Карфаген и его культура. М., 1987.

Шахермайр Ф. Александр Македонский. М., 1984.

Шифман И, Ш. Набатейское государство и его культура. М.,

1976.

Шлюмберже Д. Эллинизированный Восток. М., 1985.

Шофман А. С. Распад империи Александра Македонского.

Казань, 1984.

Эллинистическая техника. Сборник статей под редакцией

акад. И. И. Толстого. М.-Л., 1948.

234

Послесловие

Каждому исследователю, занимающемуся историей

античного мира, известно, какое огромное количество научной и

научно-популярной литературы, посвященной различным

проблемам антиковедения, выходит ежегодно в свет за рубежом.

Достаточно взглянуть на солидный том библиографического

справочника «Марузо», содержащего одни лишь названия и

короткие аннотации к той или иной работе.

Однако столь же хорошо известно, что книг по античности

на русский язык переведено очень мало и что большинство

зарубежных изданий в нашей стране имеются лишь в одном-

двух экземплярах, да и те хранятся в крупнейших

книгохранилищах Москвы и Ленинграда и доступны только

узкому кругу ученых. Поэтому специалиста, предложившего

перевести на русский язык книгу зарубежного автора,

неизбежно будет волновать вопрос, в какой степени оправдан

его выбор и что в конечном счете составит ту часть «духовной

пищи», которая дойдет до читателя. Эта ответственность перед

читателем и заставила меня, научного редактора, попытаться

объяснить, почему из сотен книг по античной истории я отдал

предпочтение именно книге П. Левека.

Выбор обосновывался тремя группами взаимосвязанных