Текст книги "Мазарини"
Автор книги: Пьер Губер
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)
Королева, которую Мазарини торопил покинуть Париж (она не всегда слушалась его, боясь, с одной стороны, удаляться от Брюля, с другой – беспокоясь о военных действиях на северных и северо-восточных границах. Д'Аркур успешно оборонял Пикардию, но объединенные части испанцев и Конде – несколько тысяч человек, стоявшие на Мезе, угрожали границам Шампани. Маршалам д'Омону и де Лафертесентерру со свежими частями удалось оттеснить войска испанцев и Конде к Монмеди и соединиться с двором, более того, они увели с собой нескольких хороших генералов. Двор уже прибыл в Пуатье.
Успокоенная этими успехами Анна Австрийская в конце сентября отдала приказ об отъезде (разве думала она, что покидает Париж на 13 месяцев?).
Для начала двор поехал в Фонтенбло подышать свежим воздухом, потом все отправились в путь под охраной маршала д'Эстре с его четырьмя тысячами солдат, в направлении Монтеро, Жьена и Буржа. Любопытно, что ни раскаявшийся Гонди, ни вечно колеблющийся Гастон, ни умнеющий на глазах парламент не были обеспокоены этим неторопливым путешествием. Из Буржа граф де Паллюо (будущий маршал де Клерамбо) отправился на осаду Монтрона, и все окружающие задавали себе один вопрос: «Займет граф крепость или сравняет с землей круглую горку, похожую на большую кочку?» В конце концов горку решили оставить Конде и его сторонникам, приняв мудрое решение двигаться к старинному, надежному, богатому, религиозному и хорошо защищенному Пуатье, где и обосновались. Из Пуатье королевские войска могли наблюдать за Анжу, где бунтовали, и за Ангумуа, где шли бои. Королевская сторона получила неоценимую помощь трех тысяч солдат графа д'Аркура, вернувшихся из Пикардии (испанцы воспользовались этим и немедленно взяли Дюнкерк), тысячи дворян и крестьян из Ангумуа, завербованных бароном д'Эстиссаком (дядей мятежного Ларошфуко) из Лафорса (в благодарность его сделали маршалом) и – главное – обоих братьев Латур д'Овернь – Буйона, покинувшего Конде и лишившего его лимузенского подкрепления, и Тюренна, наконец-то ставшего верным навсегда (его подтолкнул к сему разумному шагу один важный гугенот, разочарование, долгие размышления и обещание титула принца). Тюренн был самым ценным «приобретением»; он никогда не будет вести себя так безответственно и безумно, как его прежний (и будущий) сообщник-полководец.
Брюль – Пуатье: кардинал
Уже в начале октября королева потребовала, чтобы Мазарини вернулся: ей необходимы были его надежная поддержка, сильная воля и проницательный ум, хотя «услуги» его обходились дорого. Мазарини только этого и ждал, но был слишком хитер (как оказалось – недостаточно), чтобы не понимать, что его возвращение способно объединить разрозненные группы фрондеров: прежних, новых, парламентских, буржуазных, народных, орлеанских, коадъюторских, сумасбродных и легкомысленных. Итак, кардинал решил подождать три месяца, хотя готовиться к отъезду начал уже в конце октября. Для возвращения Мазарини нужны были войска, политическая безопасность, крепости, где он мог бы останавливаться в пути, и много денег, которых ему все время не хватало.
Несколько человек в Париже и Германии пытались раздобыть для Джулио деньги. Как именно? Серьезный исследователь Жан Биллей, работавший в Счетной палате,' попытался восстановить механизм непростой процедуры. Очевидно, деньги брались в долг под будущие получения от сбора налогов (тальи, налога на продукты, габели, что являлось надежной гарантией), или под драгоценности, или под гарантийные письма банкиров – часто итальянских, в том числе Ченами и Контарини. Одним из самых удачных предприятий Мазарини было получение 400 000 ливров наличными от почтенного Лавьейвиля, который хотел снова стать суперинтендантом финансов (каждый, кто получал новую должность или новый титул, должен был дать большую взятку). Подъехав в середине октября к границе близ Ги на Мезе, Мазарини имел при себе солидную сумму денег. Он обеспечил себе все удобства и максимальную помощь на всем протяжении долгого и непрямого пути назад в Париж. В Седане верный Фабер «начистил до блеска» все пушки ради кардинала и приготовил свежих лошадей для шумной компании племянников, племянниц и свиты. В Перонне Окенкур тоже готовил торжественный прием. Очень важна была покупка войск. У курфюрста Бранденбурга при посредничестве графа Вальдека были куплены восемь полков (из них три – кавалерийских), то есть пять тысяч человек, главным образом немцев. Через Гравеля, одного из своих агентов, Мазарини в конце октября купил части прирейнских князей; «старые полки, шведы и гессенцы, лучшие, но очень дорогие» – писал 30 октября Джулио (позже он урегулировал денежные дела за счет королевской казны). Уже 11 ноября, в праздник святого Мартена, он был готов отправиться в путь.
И все-таки Мазарини хотел вернуться – его осторожность была ничуть не меньше его жадности – только по королевскому приказу, должным образом подписанному государственным секретарем (как правило, это был один из Фелипо). При дворе в Пуатье кое-кто из осторожных стариков и нескольких прежних противников кардинала не желали его быстрого возвращения. Так, воспитатель короля Бомон, ставший епископом, высказывался, скорее, против (и чуть было не лишился должности), а духовник короля, иезуит Полен, при всей его осторожности, был за. В конце декабря парламент понял, что возвращение кардинала неизбежно: впав в ярость, он снова (29-го) назначил цену за голову кардинала (29-го), решил украсть его имущество (большую часть спрятали друзья – Ондедеи, Кольбер и другие) и удовольствовался тем, что разграбил и продавал с аукциона его великолепную библиотеку (большинство книг спасли, выкупив).
Мазарини был уже во Франции: он пересек границу накануне Рождества, в Седане его приветствовали тремя артиллерийскими залпами. Несколько дней спустя он въехал в Шампань во главе семи-восьми тысяч солдат, повязанных зелеными шарфами (они были французами в еще меньшей степени, чем сам кардинал).
Путешествие до Луары (Пон-сюр-Ивонн – 9 января, Жьен – 16 января) длилось довольно долго: приходилось помнить об опасностях, после Вьерзона (в этой провинции находились только королевские войска, повязанные развевающимися белыми шарфами) скорость продвижения выросла. Мазарини ехал в сопровождении 300 кавалеристов, когда он 28 января, в двух лье от Пуатье, встретился с королем, его братом и дворянами, выехавшими ему навстречу: все они будто бы держали в руках лавровые ветви – символ победы… Королева, ожидавшая кардинала у себя, выказывала такие признаки' нетерпения, что удивила даже верного мудрого Летелье: он спрашивал себя, каков реальный характер «семейного воссоединения», где все были так счастливы и перешептывались, как заговорщики.
Пришла пора поговорить на эту тему. Вот уже триста лет мы задаем себе серьезный вопрос, имеющий решающее значение в истории человечества: были или нет королева и кардинал любовниками в нашем понимании этого слова?
Простолюдины, особенно городская чернь, читавшая или слушавшая самые похотливые мазаринады, были в этом уверены. Заявим сразу очень определенно: не существует ни одного доказательства их любовной связи, мы ничего не знаем и о «сексуальной ориентации» Джулио, которому приписывали так много пороков, что его образ оброс самыми нелепыми вымыслами. Как тщательно и жадно изучалась его переписка, кабалистические знаки и печати! Кто только их ни комментировал… Двое из троих чартистов высказались в пользу его целомудрия, а госпожа Клод Дюлон заявила, что любовные отношения начались в Пуатье, причем королева любила страстно, а Мазарини – гораздо спокойнее, иногда кардинал обращался с Анной Австрийской как «муж», по ироничному замечанию Юбера Метивье. Я же полагаю, что этот момент не представляет никакого интереса с исторической точки зрения.
Единственное, что имеет значение, это то почти абсолютное доверие, которое две великие личности, особенно королева, питали друг к другу. Важно, что королева (и ее сын) не могли управлять страной без министра, который почти все держал в своих руках, и никто – ни один человек из ее окружения – не был способен заменить его надлежащим образом. Этот человек, крестный отец короля, стал его духовным отцом, он будет учить Людовика думать и править. Мазарини, как бы велика ни была его власть или его обаяние, до 5 сентября 1651 года получил всю власть из рук королевы, а потом от короля, хотя тот мог (теоретически) немедленно отправить его в отставку. Эти сначала двое, а потом трое людей были очень тесно связаны и ничего не могли друг без друга; в принципе, взрослеющий король мог все, но не думал и не хотел об этом думать.
Итак, в феврале 1652 года законная и мистическая власть, как и право управлять королевством, находились там, где был король, то есть в Пуатье, несмотря на два сильных гнезда оппозиции в Париже, который лихорадило, и в Бордо, где по окрестностям рыскали Конде и его банды. Помимо неспокойных Анжу и Прованса, была еще испанская армия – на границах и даже в самом сердце королевства, благодаря Конде, его сторонникам и жителям Бордо.
Как справиться с этой ситуацией?
Возвращения:
Бордо—Париже, Пуатье—Париж
(январь—апрель 1652)
Конде и его приспешники из Бордо и других городов не смогли добиться успеха, на который рассчитывали. В довольно спокойном Сентонже принц и его люди легко взяли (в конце 1651 года) Сент, Тайбур, Тонне-Шарант и осадили Коньяк и Ангулем. Однако королевские войска, вернувшиеся от границ, забрали города назад, а Ла-Рошель перешла от Конде к королю за некоторую сумму денег. В начале 1652 года войска Конде. таявшие на глазах, были разбиты при Тонне-Шаранте и решили подкормиться к югу от реки. Королевские полки под командованием Аркура и Сен-Люка появились внезапно, и принц Конде потерял все города, где его совсем недавно встречали как триумфатора; даже Ажан отказался снова открыть перед ним ворота и приветствовал д'Аркура, который привез обещание короля сохранить привилегии и собственность (1 апреля). Оставался только Бордо, где царили беспорядок и гражданская война. Конде беспокоился о Бордо не больше, чем Мазарини. Он очень быстро понял, что решение выносится в Париже, и с несколькими верными друзьями совершил невероятно стремительный бросок через внутреннюю Францию, где до него никому не было никакого дела, – там залечивали собственные раны. 1 апреля Конде встретился с дружественными войсками Мсье, потом с частями Тюренна, настроенными совсем иначе. Откуда они шли?
Мазарини и двору в Пуатье быстро стало известно, что, поскольку большая часть Гиени покорилась, отпала необходимость идти на Бордо, хотя город сильно лихорадило, фрондировали и в соседнем Анжу. Беспокойный Анжер опять со всеми перессорился, прогнал чиновников мэрии, считавшейся верным королю, и назначил новых людей – торговцев и лавочников: ведь они не были назначены королем. Эта мини-революция в ратуше осталась бы незначительным событием, если бы не вмешались два опасных персонажа: герцог де Роган, губернатор Анжу, в январе объявил себя сторонником Конде и стал преследовать чиновников вместе с так называемой народной партией. Герцог де Бофор покинул Париж с маленькой армией в три или четыре тысячи человек, собираясь поддержать Рогана. Необходимо было действовать.
Двор и свита отправились в Сомюр. Огромный замок был великолепно отреставрирован и укреплен Дюплесси-Морнеем. Почти сразу стало известно, что бедный Бофор немного заблудился вместе с войсками и был остановлен где-то в районе Манца верными королю полками. Следовало решиться и осадить Анжер, город-форт, сопротивлявшийся больше двух месяцев. Епископ, член знаменитой янсенистской семьи Арно, быстро покинул город – как из осторожности, так и по здравому размышлению. Роган, не получивший помощи извне, капитулировал 29 января, но епископу удалось помешать разграбить город: он оставил на откуп солдатам предместья, заселенные рабочими и крестьянами. Интендант де Геере, уже действовавший здесь, прибыл в обозе армии, очистил муниципалитет от фрондеров и внедрил туда больше чем на век преданных королю чиновников – символичный эпизод. Город взбунтовался в 1656 году – хорошее доказательство того, что официальное «закрытие» Фронды отнюдь не означало немедленного наступления полного спокойствия и абсолютного порядка. Победив маленькую фронду в Анжере и оттеснив войска Конде от Бордо, Мазарини и двор поднялись по Луаре, проехав через Тур и Блуа, но обошли осажденный Орлеан – город Мсье, позже занятый его героической дочерью (ее называли Старшей Мадемуазелью, и у нее был штаб из трех «женщин-маршалов», весьма буйных графинь, закрывших город для Немура, Бофора и их экипажей). Двор добрался до долины реки Луен… где оказался и Конде, и его люди. Две армии одновременно опустошали все на своем пути и в конце встретились близ Блено (7 апреля). Сначала Конде заставил отступить Тюренна (он укрыл двор в Жьене), потом Тюренн оттеснил его, и Конде направился к столице с остатками своих частей, грабивших все и вся на своем пути. Принц вошел в Париж 11 апреля; парижане радостно его приветствовали, возможно, не так, как прежде, несколько устав от волнений. Столица переживала серьезные экономические трудности, парижане говорили о «голоде» (для нас это преувеличение), а ведь позже цены на хлеб вырастут в четыре раза. Двор из осторожности остановился в Сен-Жермене (28 апреля), готовясь к решительному удару.
В целом, ситуация была почти такой же, как три года назад, но теперь не Конде, а Тюренн охранял короля и двор, а принц стал противником.
Предстоял последний эпизод бессмысленной череды беспорядков, безумств, предательств и убийств, получивших название «Фронда».
Последний эпизод:
шестимесячная война (апрель—октябрь 1652)
Мы можем лишь упомянуть (но не рассказать – пришлось бы исписать тысячу страниц и половина оказалась бы недостоверной) все запутанные интриги, ссоры, сражения и бунты 1652 года, то был один из самых тяжелых моментов в истории французского королевства той эпохи.
Напомним, что Конде, прибывший 11 апреля, 13 октября снова уехал за границу, выиграв, с грехом пополам, ужасную кровавую битву у Сент-Антуанских ворот (2 июля). Людовик XIV с триумфом возвратился в свою столицу, где его радостно приветствовали неделю спустя после бегства принца-изменника. Мазарини из осторожности задержался и тоже вернулся с триумфом 3 февраля 1653 года.
Итак, поговорим о действующих лицах и о перипетиях судьбы.
Действующие лица – все те же, друзья и враги, но всегда люди, в которых честолюбие преобладает, ненавидящие Мазарини. Некоторые парламентарии, буржуа, измученные кризисом бедняки склоняются к примирению, что долгое время считалось невероятным. Один из главных героев – Поль де Гонди – 19 февраля наконец получил от Папы титул кардинала. Десять дней спустя он взял имя кардинала де Реца (третьего в семье) и принялся ждать от короля кардинальскую шапочку, чтобы отправиться в Рим на церемонию. Тем не менее Гонди остался коадъютором, поскольку его дядя архиепископ был все еще жив. Одно из жгучих желаний Гонди было удовлетворено, и можно было предположить, что он обуздает другие, но коадъютор продолжал интриговать, конечно, больше таясь, но держа при себе сторонников-кюре, памфлетистов и подстрекателей, которым платил, а они могли в любой момент мобилизовать сотни бандитов и грабителей. Мсье, Бофор, Бруссели и другие жили в атмосфере неуверенности и нервозности. Конде выделяется среди них своим невероятным честолюбием, гордыней, почти безрассудной храбростью, выносливостью и быстрым умом. Но принц сталкивается с честолюбивыми соперниками, людьми очень осторожными, с толпой черни и со сторонниками короля.
Той ужасной весной 1652 года, когда свирепствовали чума, нищета, голод, кражи, насилие и «поджоги», через предместья Парижа прошло множество армий. Две противоборствующие армии брали, отдавали и вновь брали то город (Этамп), то деревню (Сен-Клу), они испытывали нехватку во всем и крали все, что попадалось под руку. Потом появилась третья армия – она пришла с востока, и это была армия Карла IV, герцога Лотарингского, герцога без герцогства (его страна была оккупирована французами), тестя Гастона, ставшего «condottiere», продающего тому, кто больше заплатит, услуги своих наемников – солдафонов, за которыми тянулся эскорт бродячих акробатов, проституток, телег и скота. Принцы купили Карла, чтобы освободить свой гарнизон в Этампе, Мазарини решил заплатить дороже, чтобы герцог ушел. Карл ушел, убив множество людей и устроив несколько поджогов.
Сражение было неизбежно: Конде и Тюренн двигались друг за другом в ожидании случая. Конде гнал свои войска вперед днем и ночью; пройдя через Сюрен, Сен-Клу, Медон, он остановился у Сены близ Шарантона и не смог войти в Париж; тогда он обогнул столицу. Тюренн, защищавший двор, устроившийся в Сен-Дени, был предупрежден о маневре и зажал противника между Шароннскими высотами и воротами Сент-Антуан. 2 июля завязалась ужасная кровавая битва. Конде должен был вот-вот потерпеть поражение, и вдруг произошло чудо. Его кузина Мадемуазель заставила повернуть пушки Бастилии против королевских войск и открыть ворота, куда ринулись окровавленные, растерзанные солдаты: теперь они были спасены. Во время битвы был смертельно ранен Паоло Манчини, любимый племянник Мазарини, которого он выбрал в компаньоны королю и хотел сделать своим наследником. Уход из жизни блестящего юноши (четырнадцати лет от роду) поверг Мазарини в отчаяние: он переживал самое большое горе в своей жизни.
Король и двор ждали своего часа. Мазарини в Париже заставляет работать сторонников мира; совершенно очевидно, что именно здесь будет разыгран последний акт трагедии. В Париже парламентарии (не все) и буржуа настолько не доверяли Конде и его солдатам, что заставили закрыть все ворота города. 1 июля парламент по собственной инициативе решил созвать в ратуше на 4 июля 300 нотаблей, чиновников из всех кварталов и корпораций, священников, торговцев и буржуа: честолюбивый замысел – создать своего рода временное правительство Парижа. Набег Конде 2 июля не дал осуществиться вполне разумным планам. 4 июля запланированное собрание при полном разладе всех со всеми: принцы хотели, чтобы Гастон Орлеанский стал главным наместником королевства, а Конде – чем-то вроде генералиссимуса; благоразумные готовы были удовлетвориться отъездом Мазарини и возвращением короля. Разлад рос, ссоры усиливались, а возмутители спокойствия и многочисленные подкупленные подстрекатели подливали масла в огонь, так что закончилось все бойней и пожаром. Отчеты зафиксировали более трехсот убитых. Позже Бофор на дуэли убил своего кузена Немура после ссоры из-за старшинства. Один заговор следовал за другим, создавалось якобы «революционное» правительство с участием Брусселя и Реца, укрывшегося в архиепископстве, Гастон же притворился больным. Мазарини через своих агентов внушал мысль о мире, парламент раскололся… Два события, случившиеся в августе, заслуживают внимания: король созвал парламент в Понтуазе (кое-кто приедет сюда по совету ловкого Королевского прокурора Никола Фуке), после чего приказал Мазарини покинуть королевство (он отправился в Буйон), ради его собственной безопасности и – главное – для того, чтобы облегчить неизбежное примирение.
В Париже прежние главари Фронды ссорятся, расходятся или готовят свое возвращение. В сентябре парижане с ленточками из белой бумаги на шляпах (знак мира, в противоположность соломинкам на шляпах сторонников Конде) осмеливаются собраться перед Пале-Роялем, и Конде не реагирует. Он уезжает 13 октября и поступает на службу к испанцам, а неделю спустя возвращается король (впереди идет Тюренн со своим солдатами). Короля приветствовали, как всегда, с энтузиазмом и чувством трусливого облегчения.
Фронда довольно быстро перешла от ужаса к смирению, от безумия – к доводам разума. Все жили в атмосфере материального и морального разгрома. Фронда потерпела неудачу и кончила плохо или жалко, уронив свое достоинство (если оно у нее когда-нибудь было).
Королю оставалось простить одних, наказать других, выслать наименее виноватых и позволить своему парламенту возвратиться в Париж при условии, что «никогда в будущем он не станет принимать участия ни в делах государства, ни в финансовых делах». Естественно, все недавние решения парламента отменили.
Победа короля? Конечно! Но над кем или над чем? Над беспорядком? Над иллюзиями? Над амбициями? Над прошлым? Что, кроме болезненной ненависти к Мазарини, объединяло Фронду? Чем она была, если объект ненависти сумел, несмотря на ошибки, обойти все препятствия, презреть опасности, всех подчинить и победить благодаря упорному труду и гибкости ума (в этом мало кто мог сравниться с Джулио)?
