Текст книги "Мазарини"

Автор книги: Пьер Губер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

От кавалера до Монсиньора,
или Рассказ о том, как Мазарини оделся в фиолетовую сутану, и дня не пробыв ни епископом, ни даже священником

После того как Мазарини совершил подвиг в Касале, Папа выплатил ему небольшое вознаграждение (он и прежде выделял своему эмиссару некоторые средства, так сказать представительские): это был своего рода мини-бенефиций – греческая школа в Риме, из-за которой Джулио называли «римским школяром». Этот титул был даже зафиксирован в дошедшем до нас папском акте. Речь идет о бреве Папы от мая 1632 года: в нем Мазарини был пожалован первый большой бенефиций – сан каноника церкви Святого Иоанна Латеранского [8]8
  Архитектурный ансамбль в Риме, владение Ватикана: дворец рода Латерани, собор Святого Иоанна Латеранского, Святая лестница в древняя часовня, частное папское владение. – Прим. пер.


[Закрыть](несколькими месяцами раньше речь шла о церкви Санта-Мария-Маджоре [9]9
  Владение Ватикана, называемое также Либерийской церковью, основана Папой Либерием (352 год). – Прим. пер.


[Закрыть], но из этого ничего не вышло). Место каноника было почетным и вполне доходным: пребенда [10]10
  Доход, получаемый с церковного имущества. – Прим. пер.


[Закрыть]составляла 500 римских дукатов годового дохода, или 20 кг высокопробного серебра, или 1,5 кг золота. Помимо денег, имелись различные «отчисления», так сказать, натурой – продуктами или ценностями, а сверх всего вышеперечисленного имелись значительные «добавки» (такое существовало и во Франции), которые почти невозможно было вычислить.

Круг должностных обязанностей, связанных с бенефицием, был строго оговорен в папских уложениях конца XVI века: предписывалось выбривать тонзуру и носить сутану, жить при церкви, ходить на все мессы, петь псалмы и посещать религиозные собрания. Впрочем, Папа, высший духовный и светский правитель, мог сделать любое исключение из правил, установленных его предшественниками и даже им самим в пользу любого священника: это называлось привилегиями Папы Римского – индульгенциями. Мазарини всегда пользовался подобными милостями понтифика, однако после того, как в июне ему выбрили тонзуру, Джулио пришлось носить сутану – «длинную одежду», как писали римские газеты 20 ноября 1632 года (о том же рассказала и «Газетт де Франс»).

Тогда же Папа Римский в приливе благосклонности (и одновременно желая чем-нибудь загладить отказ назначить Мазарини нунцием в Париже) возводит Джулио в ранг прелата: теперь к нему следовало обращаться Монсиньор, и он должен был носить лиловую сутану. Одновременно с саном Папа даровал Мазарини должность папского протонотариуса (она существует по сей день). Новое назначение не грозило Джулио сложными обязанностями, но была, напротив, очень почетна: Папа вводил молодого человека в знаменитую «коллегию прелат»: эти люди всегда стояли в первых рядах на важных религиозных церемониях и городских торжествах: в папских капеллах, на богослужениях, в процессиях и даже в кавалькадах. Подобные почести ставили новоиспеченного протонотариуса-прелата в ранг епископов, но без их обязанностей.

Дождь папских щедрот на этом не истощился: через год Папа Урбан VIII возвел нового Монсиньора в ранг «референдария» [11]11
  Историческая должность: хранитель печатей и архивов. – Прим. пер.


[Закрыть]: сия замечательная должность позволяла Джулио войти в группу «ближайших придворных и сотрапезников» Папы. Новая должность предполагала новые почести и новые доходы: денежные «вознаграждения» и «вознаграждения» натурой, что, видимо, приносило немалую прибыль. Сверх того, Мазарини получал комменду [12]12
  Комменда – доход, получаемый с аббатства или католического монастыря. – Прим. тр.


[Закрыть]с монастыря в диоцезе Модены, то есть управлял он чисто теоретически, но получал треть или даже половину доходов. К описываемому нами моменту доходы Мазарини (о которых мы мало что знаем точно) наверняка стали весьма существенными: в 1634 году Джулио выдает замуж двух своих сестер, дав каждой по 40 000 ливров приданого – немаленькая сумма, которую, правда, выплачивали частями. Еще больше Джулио сделает для следующего поколения своей семьи.

Осыпая Мазарини милостями, Урбан VIII официально прикрепил его к «дому» своего молодого племянника кардинала Антонио – первого из покровителей Джулио (конечно, за исключением французских «падрони»). Мазарини получил должность аудитора кардинала Антонио, легата в Авиньоне. Конта-Венесен [13]13
  Конта-Вснесен – историческая область с главным городом Авиньоном. – Прим. пер.


[Закрыть]и Авиньон принадлежали Папе, но управлял ими легат кардинал Антонио. Как правило, легат не жил в Авиньоне и заменял его вице-легат: в. мае 1634 года эту должность получил Мазарини. «Прикрепление» Мазарини к Антонио было уловкой со стороны Урбана VIII, ибо он предпочитал старшего племянника и таким образом исключал Джулио из числа настоящих «приближенных». Лукавые римляне говорили, что, послав Мазарини в Конта-Венесен, его попросту сослали, – скорее всего, так оно и было.

Уловки Папы не помешали Мазарини (который время от времени служил в соборе Святого Иоанна Латеранского и занимался делами Авиньона) стать одним из доверенных друзей кардинала Антонио, переехавшего наконец в огромный великолепный дворец Барберини, законченном Берни-ни. Мазарини бывал здесь очень часто. Роскошная, веселая светская жизнь, общество артистов, художников и писателей, которую вели обитатели дворца, не отличалась ни слишком большим ригоризмом и набожностью, ни святостью. Здесь любили хорошо поесть, часто играли в карты. Молодой кардинал, влюбленный в певицу, использовал Мазарини в качестве посредника. Будущие враги министра и сочинители исторических анекдотов часто злословили по поводу той легкомысленной жизни, которую якобы вел молодой прелат (Джулио только что исполнилось тридцать) рядом с кардиналом Антонио (последний, конечно, не был святым, но оставался хорошим покровителем).

И все-таки в те годы в Риме (1633—1634) карьера, о которой мечтал Мазарини, никак не продвигалась. Римлянин по рождению и культуре, Мазарини как будто находился под высоким покровительством Святого Отца, но он не хотел вечно оставаться каноником или простым прелатом – положение, достойное уважения, но вполне заурядное.

На тот момент главной мечтой Мазарини наверняка был кардинальский сан, что давало возможность получить должность папского нунция. Нунций Бики в 1634 году становится кардиналом, так что должность нунция в Париже освобождается. Людовик XIII, Ришелье и посол Франции в Риме просят ее для своего протеже. Папа ответил отказом – очень вежливо, ко категорично; три года спустя он опять отказал в просьбе. Причина такого поведения известна: вето наложил испанский двор, Папа все чаще прислушивался к его мнению, следуя примеру своего племянника, государственного секретаря Франческо Барберини. Следует отметить, что Мазарини превратил своего покровителя кардинала Антонио в «защитника дел Франции», должность полуофициальная, важная, но – увы! – кардинал не мог продвигать дела самого Мазарини при дворе Папы.

Урбан VIII поручил Мазарини – в качестве компенсации и не без задней мысли – отправиться с миссией (мира) во Францию в ранге чрезвычайного нунция, что не освобождало его от должности вице-легата в Авиньоне. Вскоре Папа захотел облегчить Мазарини цизальпинскую [14]14
  Цизальпинский – находящийся по ту сторону гор. – Прим. пер.


[Закрыть]миссию, назначив ему дополнительный пансион, который обеспечивался доходами с аббатства в Вольтерра и Имола [15]15
  Вольтерра – город в обл. Тоскана; Имола – город в обл. Эмилия-Романа (Италия). – Прим. пер.


[Закрыть], доходом каноника в Латеранском соборе (где Джулио больше не мог выполнять свои обязанности) и несколькими бенефициями в Лотарингии, хотя эти деньги не так легко было собрать.

Монсиньор Мазарини покинул Рим в 1634 году, в день святого Людовика, в великолепной карете, предоставленной щедрым кардиналом Антонио, отстояв службу в соборе Людовика Святого всех французов. Его путь лежал через Тоскану и Пьемонт, где он останавливался, восстанавливая дружеские связи, и без особого энтузиазма пытался воплотить в жизнь мечту Папы о посредничестве итальянских принцев в мирных переговорах об окончании Тридцатилетней войны. Три месяца спустя, в ноябре, Мазарини приезжает в Париж, привезя огромное количество больших и маленьких подарков всем главным лицам королевства и придворным. Кардинал Антонио даже предоставил Джулио «антиквариат» – произведения искусства, картины Тициана, Пьетро да Кортоны и Джулио Романо. Эта богатая великолепная «манна небесная» призвана была облегчить ведение переговоров, в успех которых чрезвычайный нунций не верил: намечалось возвратить герцогу Лотарингскому Лотарингию, оккупированную войсками Людовика XIII, помирить Людовика XIII с братом, который тайно женился на лотарингской принцессе, и помешать – насколько это было возможно – Бурбону вступить в войну с Габсбургами, особенно если король заключит союз с протестантами (Голландия и Швеция). Однако политика, проводимая Людовиком XIII и Ришелье с 1630 года, была направлена именно против Габсбургов, которые взяли в кольцо французское королевство.

Людовик и Ришелье могли позвать в союзники только протестантов – и с этим упрямым фактом французские святоши упорно отказывались согласиться… как «добрые католики Папы Римского». Мазарини добросовестно выполнял свой долг: выступал в защиту герцога Лотарингского и Гастона Орлеанского, настаивал на открытии мирных переговоров. Увы, ничего не получилось, решение было принято: войну объявили 26 марта 1635 года… Впрочем, Мазарини оставался в Париже, где чувствовал себя весьма комфортно. Он устраивал приемы в особняке папских нунциев в Клюни, стараясь сохранить дружеские связи и делая все возможное для продвижения карьеры, чему всячески соспешествовала французская монархия, хотя конечной результат все-таки зависел от Его Святейшества Урбана VIII. Мазарини задержался в Париже на год и покинул французскую столицу только после того, как Папа в январе 1636 года приказал ему отправиться в Авиньон. Два месяца спустя Мазарини вынужден был подчиниться. Он навсегда вернулся в Париж лишь три года спустя. Эти три года были для него временем забвения и ожидания, позже биографы назовут их «затворничеством в пустыне».

Годы в тени (1636—1639)

Авиньон

Восемь месяцев службы в Авиньоне оставили в памяти вице-легата блеклые воспоминания. Он честно исполнял свои обязанности духовного и светского администратора, проявив, кажется, некоторую оригинальность всего однажды: 2 июня 1636 года он издал указ, позволявший евреям города спокойно заниматься делами. В остальном он жалуется на холод огромного дворца, болеет, скучает из-за отсутствия светской жизни в маленьком городе, тоскует о Париже и Риме, прекрасно понимая, что покинут всеми. Чтобы отвлечься, он часто навещает своего друга кардинала Бики (если читатели помнят, именно он сделал Джулио клерком), теперь епископа Карпантрийского, выстроившего себе восхитительный дворец. Несколько дней у Мазарини гостил испанский дипломат граф Салазар, осуществлявший связь между Парижем и Мадридом (ибо война никогда не мешала переговорам). Позднее, незадолго до возвращения во Францию, Джулио принимает у себя драгоценного друга Уолтера Монтегю, с которым познакомился при дворе Людовика XIII: он был новообращенным католиком, и именно он сыграет важную роль в жизни самого Мазарини да и в жизни королевы Анны. В перерывах между встречами Джулио умирал от скуки. В мае он рассказывал своему другу Шавиньи, что переоборудовал один из залов дворца в зал для игры в «трипотто», что переводится как «зал для игры в мяч»; но чаще как «притон», «веселый игорный дом»… Мазарини становится все большим французом: желая помочь армии короля противостоять натиску испанцев, он добивается отправки из Марселя 25 центнеров пороха, за что Ришелье горячо благодарит его в письме, датированном 7 октября (к посланию прилагались инструкции касательно римской политики).

Пребывание в Авиньонском чистилище длилось слишком долго. Благодаря кардиналу Антонио, под предлогом урегулирования личных и семейных дел в Риме, Мазарини в начале ноября добился отзыва из Авиньона. В тот период дать новый старт карьере Мазарини могли только Рим и Святой Отец, чему способствовала явная франкофилия Джулио.

* * *

Рим. 1636-1639 годы

Не будет преувеличением сказать, что Мазарини три года «грыз удила», а не только играл, развлекался и устраивал пиры. Кардинал Антонио, назначивший Мазарини своим домоправителем (Джулио управлял дворцом Барберини и руководил чиновниками и слугами), ослеплял Рим блеском и роскошью пиров и карнавалов и шокировал столицу распутством (позже дело едва не обернулось скандалом, но Мазарини, к счастью, уже был во Франции).

Наш прелат любил свою семью и часто виделся с родителями и двумя сестрами, которые подарили ему шестерых племянников и племянниц. Обе сестры жили в полном материальном благополучии: Манчини, старинный римский род, имели на мысе Коре дворец, а Мартиноцци некоторое время жили во дворце Барберини, где их зять занимал важные посты.

На дипломатическом направлении кардинал Антонио и его протеже всеми силами старались продвинуть идею созыва Общеевропейского мирного конгресса или – по меньшей мере – добиться перемирия; увы – воюющие стороны и слышать не хотели ни о чем подобном. Наши герои пытались – правда, практически безуспешно – основать, в Священной Коллегии «Французскую партию», которая могла бы уравновесить влияние могущественной испанской партии. Задача была очень непростой. Оба старались потрафить кардиналу Ришелье, выискивая для него антикварные редкости и произведения искусства для украшения замков Рюэль и Ришелье (все эти вещи прибудут во Францию не сразу), обычные же «безделицы и пустячки» (духи, перчатки, мелкие драгоценности) постоянно получали в Париже: были найдены списки этих подарков.

В действительности же Мазарини лелеял единственный честолюбивый замысел: вернуться во Францию нунцием, как только пост станет вакантным, чтобы позже добиться кардинальского сана. Мечту Джулио поддерживали Людовик XIII и Ришелье, ему усердно содействовал посол Франции маршал д'Эстре (последний, к сожалению, был скорее военным, чем дипломатом). Напомним, что Папа и его племянник и слышать ничего не хотели о таком назначении, и Испания каждый раз накладывала вето, успев по достоинству оценить Мазарини. Пост нунция освободился летом 1637 года, и французский двор сделал несколько энергичных попыток вмешаться. Папа отвечал уклончиво, но дипломатическая почта принесла в Париж категорический отказ. Именно в этот момент у короля родился наследник, и Людовик XIII попросил Папу быть крестным, чтобы воспреемником стал Мазарини (тогда оставалась надежда получить столь желанный пост). Д'Эстре был слишком настойчив, и Папа рассердился, заявив, что может сам сделать выбор, и закончил аудиенцию, стукнув об пол посохом… который сломался. Это случилось в ноябре 1638 года, и Мазарини, как мы знаем из его писем, впал в отчаяние и собрался было бежать во Францию – просто бежать, не имея никакого плана, чтобы жить рядом с теми, кого любил и кому решил служить. Однако, остыв, он решил подождать.

Как говорится, не было бы счастья… Умирает советник Ришелье и друг Мазарини отец Жозеф, которого Людовик XIII собирался назначить ближайшим «кардиналом короны» (три великих католических монарха ввели в обычай, а потом получили законное право время от времени представлять своего кандидата). Двор немедленно решил, что именно Мазарини станет серым кардиналом. Происпанская группировка Священной Коллегии во главе с кардиналом-племянником заявила множество причин своего отказа: Мазарини был римским подданным, а значит, король Франции не мог выставлять его кандидатуру, но главное – только Папа имел право выбирать кандидатуру.

Людовик XIII и Ришелье реагировали очень резко, отказываясь дать агреман любому новому нунцию, пока не удовлетворят их требование, а в начале сентября 1639 г. Людовик XIII даже пригрозил отозвать своего посла. Кардинальская шапка могла быть получена тогда же, если бы в Риме не случилось несколько громких скандалов: один дворянин из французского посольства осмелился вырвать из рук папских сбиров сосланного на галеры каторжника; за это преступление на него объявили охоту, наемные убийцы прикончили несчастного во Фраскати… и привезли его голову в Рим, чтобы получить плату (конец октября 1639 года). Посол, король и Ришелье не стали мириться с оскорблением, наложили запрет на любые контакты с чрезвычайным нунцием Скотта и на год прервали всякие отношения с римским двором: практически это означало разрыв.

В сложившихся условиях кардинальский сан, как и назначение на пост нунция, становился практически недостижимым, и Мазарини понял: будущее его останется печальным, пока испанская партия преобладает в Ватикане, а посол Франции действует как дилетант. Уверенный, что покровители и друзья помогут ему в Париже, он планировал отъезд и ждал случая. Наконец Джулио получил формальное приглашение Людовика XIII и покинул Рим вечером 13 декабря 1639 года. Он добрался до Чивитавеккьи, где испанцы отказали ему в паспорте для проезда по своим владениям, и беглец сел на первый корабль, отплывавший в Марсель, добрался до Парижа и припал к ногам короля и кардинала: они оказали ему самый радушный прием. Мазарини нашел истинных покровителей, выбрал вторую родину и начал путь наверх, достигнув такой высоты, о которой не мог и помыслить.

И все-таки спросим себя: почему Папа, его государственный секретарь и весь папский двор систематически притесняли и лишали всякой надежды такого способного дипломата и политика? Первое и, возможно, лучшее объяснение: посредственности опасались его быстрого, изобретательного, незаурядного ума, не укладывавшегося в «нормы» Римско-католической церкви той эпохи. Возможно, им не нравилось недостаточно благородное происхождение Джулио, его безразличие к священству и ордену Иисуса, его проницательность и франкофильская свобода… Да, все эти обстоятельства могли шокировать потомков старинных кардинальских и папских родов, достигших высокого положения благодаря богатству или интриге.

Кстати, никому никогда не шел на пользу излишне острый ум…

Мазарини при Людовике XIII
(январь 1640 – май 1643)

В течение трех лет Мазарини много работает, блистает в обществе, одаривает своих покровителей произведениями искусства, вывезенными из Италии, чьи моду, театр и музыку он старается внедрить при дворе. Да, Джулио завоевал расположение и дружбу всех мало-мальски значительных людей Франции, в том числе министров, однако никому и в голову не приходило, что он способен перестать быть одним из «созвездий» Ришелье, рядом с которым постоянно находился: иными словами, Мазарини был одним из его агентов.

Ришелье обещает что Мазарини возглавит французскую делегацию на будущих конгрессах в Кельне и Мюнстере, но поручает своему протеже две миссии: одну в Савойе, другую – в Седане. Первое задание, длительное и деликатное (сентябрь 1640 – июнь 1641 года), скорее, напоминает испытание; второе – очень трудное, но быстро завершенное (сентябрь – октябрь 1642 года) – свидетельствует о доверии, которое грозный кардинал питал к своему молодому протеже. Ришелье никогда не отделял от себя Джулио Мазарини – из чувства привязанности и личной заинтересованности в его помощи в последний год своей мужественной и мятежной жизни.

Что касается самого Мазарини, два выполненных поручения изменили его положение: во-первых, он наконец получил желанный кардинальский сан (декабрь 1641 года), а во-вторых, случилось то, что не слишком компетентные историки назвали «натурализацией», а ведь Джулио получил гражданство за восемь месяцев до своего отъезда из Рима, в апреле 1639 года. Речь идет о «грамотах на получение подданства» – утерянных, но зарегистрированных в протоколе Парижской Палаты финансов в июне 1639 года, где их и прочел в 1923 году некий чартист Леоне Селье. По французским законам, грамоты о получении подданства просто давали «иностранцу» право владеть, приобретать и даже передавать по наследству имущество и доходы во Франции, в том числе бенефиции духовных лиц. Именно в то время Людовик XIII пожаловал Мазарини его первое аббатство Сен-Медар-де-Суассон, следующим будет Корби, богатейшее бенедиктинское аббатство, и многое другое. Мазарини, рожденного на испанской территории, папская администрация считала римским подданным, но он вполне мог считаться и французом (так произошло с другими «иностранцами»: принцами Савойскими и кардиналом Антонио, попавшим в опалу). Кармелит отец Леон, произнося в 1661 году надгробную речь перед Коллегией каноников, назвал Мазарини французским итальянцем. Раньше люди мыслили гораздо шире, чем сегодня: к понятиям «нация» (тогда под ним подразумевался язык) и «национальность» относились не так ревностно: человеку не нужна была бумажка с печатями, чтобы получить то, что мы называем двойным гражданством. Вот замечательный пример такого отношения: Мазарини писал в сентябре 1637 года своему другу-англичанину Уолтеру Монтегю: «Al gallant uomo ogni paese e patria» (для обходительного человека [или джентльмена] любая страна – родина). Эту формулу дословно повторила тридцать лет спустя язвительная госпожа де Моттвиль в своих «Мемуарах», приписав ее итальянскому поэту (Ариосто?). Документ о получении подданства приносил и финансовую выгоду, а Мазарини был не тем человеком, который стал бы пренебрегать этой стороной дела. Джулио весьма посредственно говорил по-французски, но сердцем чувствовал себя французом, и его политика будущего премьер-министра подтверждает это.

Саном кардинала Мазарини был обязан королю Франции (и Ришелье). Это главное новшество в жизни Мазарини, ибо без него вся дальнейшая карьера была бы невозможна.

Для достижения заветной цели понадобились три долгих года. Папа и его окружение использовали все предлоги, чтобы отсрочить возведение в сан. Маршал д'Эстре был бессилен: природная надменность и склонность к бахвальству заставляли его почти третировать Папу Урбана VIII. Мазарини, хорошо почувствовавший ситуацию, настаивал на отзыве посла, что и было решено в июне 1641 года, но д'Эстре вдруг сказался больным и покинул Рим лишь в августе, а его преемник Фонтене-Марей, человек более гибкий, прибыл только 4 ноября. Престарелый Папа, выигравший много времени, не мог бесконечно возражать таким могущественным людям, как король Франции и его министр: на папской консистории 16 декабря он сделал кардиналами 12 человек, в том числе Мазарини (Джулио было всего 39 лет). Составляя отчет для Ришелье, новый посол нашел замечательно точные слова: «Вы гораздо больше, чем Папа, сделали для сегодняшней церемонии!»

Заметим: у нас нет никаких доказательств, что Ришелье в тот момент намеревался – если он вообще когда-нибудь об этом думал – сделать новоиспеченного кардинала своим преемником. В то время герцог хотел использовать Мазарини главным образом в качестве доверенного лица на дипломатическом поприще: в январе 1642 года Мазарини урегулировал конфликт между итальянскими принцами касательно Пармы, Манту и Венеции. Ришелье планирует также послать Мазарини в Рим, чтобы тот уладил некоторые дела, касающиеся собственности министра подтвердить его функции настоятеля монастырей в Сито и Премонтре, важных и очень доходных и подготовить почву для конклава, который казался неизбежным из-за болезни Урбана VIII (напрасные хлопоты – Папа прожил еще два года). Впрочем, очень скоро все дела будут забыты – на первый план выходят дела Франции и здоровье Ришелье, однако поручения герцога доказывают, что за несколько месяцев до своей смерти он видел в Мазарини талантливого дипломата, особенно полезного в итальянских делах.

И все-таки кардинальский сан, полученный Мазарини, может показаться странным в конце XX века: кардинал, который никогда не был священником и не получал никаких более низких посвящений, однако в подобном положении побывали и принцы Савойские, и принцы Колонна, и один из Барберини, и даже Казимир Польский… Кроме того, не был похож ни на один другой город. Скажем больше: наш тонзурированный кардинал никогда полностью не выполнял тех условий, которые предусматривались в уложении Папы Сикста V, принятом в 1586 году (впрочем, Папа может своим указом определить и любые исключения из правил!). Мазарини никогда не приезжал «ad limina» (на порог) в Рим и не получал от Папы ни «titulus» (то есть документа, теоретически приобщавшего его к очень древнему христианскому культу), ни кардинальских перстня и шапки. Джулио несколько раз собирался, но ему все время что-то мешало. И все-таки Папа, как это было принято, отправил на церемонию «надевания пурпура» своего камергера, чтобы глава государства, где находилось новоиспеченное Преосвященство, мог вручить ему кардинальскую шапочку, «колпак»: Людовик XIII провел церемонию в соборе в Валансе [16]16
  Валанс – главный город департамента Дром, что на Роне. – Прим. пер.


[Закрыть]26 февраля 1642 года (церемонию пространно описала «Газетт де Франс»).

Его Преосвященство кардинал Мазарини получил от Папы внушительное количество привилегий, бреве и решений, освобождавших его от исполнения обязанностей по отношению к Церкви, что позволяло ему работать на светскую власть, приобретать и передавать по завещанию имущество, размеры и цена которого превосходили богатства Ришелье. Сменившие Барберини во главе Ватикана Иннокентий X и Александр VII прислали Мазарини подтверждение всех полагавшихся ему льгот, хотя очень мало ценили кардиналаминистра, союзника протестантов и гугенотов, противников князей католической Церкви, столпов единственной истинной религии.

Ни одному из двух Пап так и не удалось заставить Мазарини служить мессу, но самое забавное заключается в том, что, будь Мазарини поздоровее, его вполне могли бы избрать Папой… Впрочем, тогда Джулио все-таки пришлось бы стать священнослужителем: возможно, он даже задумывался об этом – во всяком случае, в последние месяцы своей многотрудной жизни.

* * *

Однако в 1640—1642 годах, к которым мы хотим теперь вернуться, ни Ришелье, ни Мазарини даже не задумывались о подобных перспективах. В начале своего пребывания во Франции Мазарини, который думал (или говорил, что думает) только о мирном конгрессе, который как будто должен был состояться в Кельне, последовал за двором в Амьен. Французская армия осаждала Аррас – в то время испанский город, который оборонял сильный гарнизон. Мазарини встретился здесь с французскими офицерами, знакомыми ему по Северной Италии. Город сдался 8 августа 1640 года после долгого упорного сопротивления. Это событие имело огромное значение: граница отодвигалась далеко за Сомму, что прикрывало столицу и делало маловероятным глубокое проникновение врага на территорию страны, как это случилось в 1636 году. Этот успех вкупе с другими одержанными победами заставил Ришелье больше полагаться на военные действия, а не верить в неопределенность успеха мирных переговоров. Вместо того чтобы послать Мазарини на Рейн, он отправляет его в Северную Италию (которую Джулио хорошо знал), где положение вновь обострилось.

Проблема оставалась в основном той же: необходимо было помешать испанским войскам идти через альпийские долины и Савойю в Тироль и Франш-Конте. Приходилось рассчитывать на пьемонтский «запор» и стараться сохранить несколько ключевых позиций: Вальтелин, Мантую, Пиньероль, да еще полезную дружбу герцога Савойского. Увы, ситуация стала очень шаткой.

Герцог Виктор-Амедей несколько раз разгромил соседей-испанцев Миланского герцогства, но в октябре 1637 года он умер, возможно, его отравили (впрочем, в те времена яд видели повсюду). Его веселая вдова Кристина, достойная дочь Генриха IV, стала регентшей и передала управление своему красивому любовнику, с которым состояла в самой длительной связи, – графу Филиппу д'Аглие. Регентша прислушивалась и к советам некоего молодого иезуита, мало симпатизировавшего Франции, а кроме того, была враждебно настроена по отношению к своим кузенам: один из них какое-то время был кардиналом (позже он женился), второй стал генералом испанской армии, которая вошла даже в Турин в июле 1640 года. Ришелье не мог смириться с подобным положением и послал на помощь Мазарини армию, которая отбила Турин в сентябре. Мазарини привез туда регентшу из Шамбери (прежней столицы), где она укрывалась. Теперь предстояло собрать по частям, сшить, так сказать, это герцогство, в основном франкоязычное, во французский альянс. Мазарини, который был хорошо знаком со всеми, начал с ареста графа Филиппа: его задержали, когда он покидал веселое застолье по случаю праздника святого Сильвестера [17]17
  Празднуется 31 декабря. – Прим. тр.


[Закрыть](сначала его держали в Пиньерольской тюрьме, затем – ради большей безопасности – перевезли в Венсенн). Регентша долго плакала, а потом заменила его еще более молодым любовником – в политическом отношении совершенно незначительным (об этом позаботился Мазарини). Он также подкупил, заплатив дорогую цену, принца Фому, который «продал свою шпагу» Франции. И все-таки ловкому дипломату понадобилось девять месяцев (он вернулся во Францию в июне 1641 года), большая ловкость и много денег (поговаривали, что часть он присвоил), чтобы урегулировать сложные савойские дела и кое-что еще. Ришелье без сомнения осознал под конец жизни исключительную ценность Мазарини-дипло-мата, который понимал абсолютно все, даже то, о чем не говорилось вслух. И герцог снова использовал его через год в еще более важном деле, связанном с заговором Сен-Мара.

Мазарини должен был отправиться на мирные переговоры в Мюнстер, а может быть вернуться в Рим, по еще более важному делу, но внезапно его пригласили сопровождать короля, кардинала-герцога и двор: они отправились в лагерь французской армии, которая воевала в Северной Каталонии и штурмовала Перпиньян. Оба покровителя Мазарини больны, страдают от сырости и лихорадки – Ришелье находится в Нарбонне – постоянно переезжают и находятся в переписке. Молодой Мазарини играет роль доверенного лица. Внезапно, в июне 1642 года, как гром среди ясного неба, случился заговор Сен-Мара.

Легкомысленный красавчик, которого сам Ришелье почти толкнул в объятия хозяина, с душой, жаждавшей платонической любви, по глупости стал участником серии заговоров, имевших целью – ни много ни мало – ликвидацию Ришелье и окончание той войны, которую с 1630 года называли бесчестной: тогда был раскрыт заговор святош, жестоко подавленный. В заговоре участвовали знатные дворяне, командовавшие отрядами вооруженных вассалов, авантюристы всех мастей, ловкие иезуиты, умевшие оставаться в тени, происпански настроенные святоши и, конечно, Мсье, брат короля Гастон Орлеанский, легкомысленный, предававший всех и каждого, столь же порочный, сколь и слабый, мечтавший о короне. Увы, ему пришлось оплакивать свою мечту после запоздалого рождения двух племянников. Заговор питали обещания короля Испании и испанское же золото. На сей раз Филипп IV и заговорщики, среди которых был герцог Бульонский, славный генерал, гугенот, хозяин Седана и окрестностей, подписали договор по всей форме. Ришелье получил копию договора, возможно, при тайном участии Анны Австрийской, которая «перешла» на сторону государства сына и выступила против брата.

Гнев кардинала и жестокое разочарование короля привели, как известно, к казни в Лионе предателя Сен-Мара и его друга де Ту, знавшего о заговоре, возможно, участвовавшего в нем и – главное преступление – не донесшего. Казнь свершилась 12 сентября 1642 года. Во время процесса Мазарини совершал челночные поездки из Лиона в Тараскон и обратно, где жил Ришелье. Мазарини пытался – правда, осторожно – выступать в защиту де Ту: он всегда стремился прийти к соглашению, не любил публичные казни и так никогда и не смирился с ними.