Текст книги "Мазарини"
Автор книги: Пьер Губер
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)
(1656-1659)
Заручившись сильной поддержкой, Мазарини попытался вступить в переговоры с Испанией, куда послал Гюга де Лионна, своего лучшего дипломата, снабдив его детальными инструкциями: главной задачей было заключить договор о мире на основе брака инфанты Марии-Терезии и Людовика XIV. После долгих трудных переговоров в 1656 году Лионн вернулся ни с чем: у Филиппа IV, который вновь женился, появился новый наследник (что временно решало запутанную проблему наследования престола), его армии не были разбиты. Фактически, Тюренн потерпел серьезное поражение в битве при Валансьенне в 1656 году, сражаясь с Конде. После нескольких маневров французские армии переправились через Сомму и встали на зимние квартиры.
В паутине дипломатических интриг, опутавшей Европу, от Португалии до Балтики, Мазарини удалось заключить с лордом-протектором формальный союз; Лионн и Бриенн подписали этот документ с французской стороны, Локкарт, племянник Кромвеля, его посол в Париже и боевой генерал – с английской. План заключался в том, чтобы атаковать сообща Гравелин, Мардик и Дюнкерк (последний был обещан Англии). Шесть тысяч английских солдат, высадились на побережье, чтобы помочь Тюренну, который очень в этом нуждался. Набожная Моттевиль возмущалась и говорила, что «эта помощь от подданных еретика и узурпатора противна всем порядочным людям». Мазарини, однако, точно знал, что хороший политик не обязательно руководствуется добрыми чувствами, поэтому не обратил внимания на эту ханжу.
Первая общая кампания (1657 года) оказалась неудачной. Англичане говорили, что они плохо спят, плохо едят, а потому болеют, но главное, что им плохо платят. Тюренн пожертвовал своей серебряной посудой, чтобы заплатить солдатам хотя не доверял им и держал в резерве около Сен-Кантена, пытаясь отвлечь войска испанцев и их союзников и оттянуть их на восток.
Союзники, разочарованные результатами кампании и не доверявшие друг другу, после зимнего отдыха решили с новыми силами начать новую кампанию 28 марта 1658 года, придерживаясь договора, подписанного год назад, и добавив к нему шесть пунктов, в которых подтверждалась прямая атака Дюнкерка со стороны моря и со стороны суши. Разгром перед Остенде маршала д'Омона (его даже захватили в плен) помешал проведению плана в жизнь. Тюренн собрал около 40 000 человек (в том числе пуритан). Испанцы подкрепили свои силы с помощью немцев, ирландцев и английских роялистов, которыми командовали оба Стюарта. Конде не одобрил выбранного испанцами места, опасаясь поражения, и оно оказалось полным; то что случилось 14 июня на дюнах близ Дюнкерка, стали называть «разгромом на дюнах». В то время как Людовик XIV с печалью в сердце покидал порт, отдавая его англичанам, Тюренн использовал победу над Дюнкерком, чтобы отвоевать Фюрн, Диксмюд, Гравелин, Ауденард, Ипр. Он шел на Брюссель, который замирал от страха, как вдруг случилось чудо: в начале осени плохая погода остановила военачальника. Тюренн расположился на зимних квартирах и стал готовиться к кампании 1659 года, но она не состоялась, поскольку в начале мая был отдан приказ прекратить военные действия: начинались наконец серьезные переговоры о мире.
Во время этого перерыва произошли два значительных события. В Кале в начале июля чуть не умер Людовик XIV (вероятно, его болезнь была вызвана солнечным ударом), что подарило надежду множеству честолюбцев в королевстве и заставило Кольбера принять военные меры предосторожности в Париже, к счастью, король очень быстро выздоровел. А Кромвель действительно умер от истощения и камней в мочевом пузыре 3 сентября 1658 года, что стало ударом для Англии, потерявшей на какой-то момент управление страной. Третий удар касался Испании, и он подтолкнул ее к миру: армии Португалии (аннексированной в 1580 году, восставшей в 1640 году) одержали победу над армиями Филиппа IV возле Бадахоса, в Эльвасе; по правде говоря, англичане и французы им немного помогли.
Пора было заключать мир. Переговоры не прекращались, следовало переходить к дипломатии высокого полета. Но непредвиденные обстоятельства затянули заключение договора.
Путь к миру (1658—1659)
После поражения в Дюне, Испания не могла добиться «мира, сыгранного вничью», которого желала. Но обе великие державы желали приемлемого мира с ценным выигрышем для победителя, но не позорного для побежденного. Каждый знал, что главное было создать новый династический союз, который для кардинала был решающим, а для королевы очень желанным: то был союз ее сына и племянницы. Филипп IV колебался: от первого брака у него оставалась одна дочь, первый инфант от второго брака быстро умер, но родился второй (он тоже скоро умер, а вот третий ребенок, очень слабый, прожил до 1700 года). Осенью 1658 года Филипп IV решил: ни на что не решаться.
Тут-то Мазарини и задумал и подготовил комедию королевского бракосочетания, удивительную и эффективную, предложив союз между Людовиком XIV и другой двоюродной сестрой, дочерью стареющей Крестьенны, герцогини-регентши Савойской, долгое время остававшейся веселой «подружкой» Генриха IV. Комедия дошла до последней черты на пути к реализации замысла: Мазарини задумал организовать в Лионе встречу псевдожениха и псевдоневесты и двух сватий. В ноябре 1658 года двор переехал в Лион: дюжины карет и телег медленно выехали из столицы королевства и направились в столицу Галлии, останавливаясь, чтобы устроить праздник то тут, то там.
Как только Филипп IV узнал о проекте и о том, что двор выехал в Лион, он якобы заявил: «Этого не может быть и не будет» («Este no puede ser у по sera»).Пимантель очень быстро отправил в Макон курьера, чтобы попросить у Мазарини тайную аудиенцию в Лионе, где двор остановился 24 ноября.
Дело быстро уладили, к удовлетворению и большой радости королевы и кардинала. Разочарование савойских принцесс пришлось смягчить подарками и драгоценностями, после чего они отправились в Турин.
Двор оставался в Лионе около шести недель, ожидая, когда кончится зима и после организации многочисленных пиршеств, можно будет наконец отправиться в Париж. Людовик XIV, поселившийся в великолепном доме финансиста Маскарани, развлекался, радуясь не будущему браку с инфантой, но мечтая о браке с другой. И эта другая чуть не явилась главным препятствием для заключения Пиренейского мира, построенного на новом союзе Бурбонов и Габсбургов Испанских.
Речь идет о Марии Манчини, одной из самых молодых племянниц Мазарини. Много слезливых рассказов было посвящено невозможной любви короля и маленькой римской графини (Манчини-отец действительно был графом папского дворянства), и я спрашиваю себя, не придумали ли романисты сию историческую «быль».
Людовик глубоко уважал Марию, и это уважение к человеческой личности поразило будущего супруга красавицы, принца Колонну. Монарх, человек не слишком высокой культуры, но любивший музыку и литературу, ценил живой ум молоденькой Марии Манчини, ее остроумную беседу, знание языков, в том числе латыни и греческого, вкус к серьезным книгам, к театру и особенно к музыке. Как и Людовик, она играла на гитаре (но лучше). Многие месяцы они всегда были вместе, ни на миг не расставаясь при дворе, в армии, когда король болел, во время его путешествия в Лион, где они назначали очаровательные свидания под луной (в разгар зимы?) на площади Белькур. Прелестная, остроумная, образованная Мария Манчини была честолюбива и лелеяла безумную мечту стать королевой (быть любовницей короля ей было мало: гордость удержала ее от этого шага, когда несколько недель спустя она встретила при дворе женившегося монарха). Самым необычным в этой истории было то, что Людовик тоже очень долго желал невозможного брака, и матери пришлось открыто запретить ему. И все-таки идиллическая любовь длилась почти полтора года. Высланная в Ла-Рошель, а потом в Бруаж, Мария, обливаясь слезами и трепеща от ярости, подчинилась. Они долго переписывались, а последняя встреча состоялась в Сен-Жан-д'Анжели (август 1659 года) после бракосочетания короля (июнь), и на этом все кончилось. Людовик не мог не подчиниться. Сначала душа его разрывалась от страданий, но он довольно быстро все забыл. Как бы там ни было, Мария Манчини и приключение с ней остаются за рамками большой истории. Главное происходило в Европе, и неудачные романы не стали его частью.
Мир Мазарини и полученное преимущество
(1659 – март 1661)
Мир, о котором так долго мечтали, практически решенный во время савойской комедии в Лионе, этот мир между двумя монархиями (Пиренейский мир) был предметом долгих переговоров и споров с позиций чести и по вопросу о деталях. Переговоры проходили на маленьком острове («Фазаньем») на реке Бидассоа, и 7 ноября договор был подписан: испанцам, несмотря на всю их тихую настойчивость, не удалось интеллектуально победить физически ослабевшего Мазарини.
Множество статей – около двухсот – и море деталей не помешали сформулировать и принять три главных решения: территориальный выигрыш, прощение Конде и королевский брак, заключенный в июне 1659 года (решение о нем было принято, как только в Париже подписали предварительные условия. Последнее решение было ключом ко всему, второе, затрагивавшее честь двух корон, особенно щепетильной испанской, стало объектом яростных дискуссий, иногда столь упорных, что чуть было не сорвался весь замысел. Добавим, что международный арбитраж Франции в эпоху Мазарини не заключался только в этом договоре: ему предшествовали и за ним последовали другие.
Подводя итог, скажем, что французское государство «приросло» Артуа и Руссильоном, прощенный Конде получил обратно все свои титулы и владения, а Людовик по брачному контракту с инфантой Марией-Терезией отказался от всяких претензий на трон Испании (наследование было под угрозой из-за смерти нескольких детей)… за приданое в 500 000 золотых экю, которое, по точным сведениям Мазарини, Испания не могла заплатить (неплатежеспособность следовало тщательно проверить; сумма, во всяком случае, по мнению французов, не казалась такой уж громадной).
Триста лет историки восхищаются этим самым изобретательным «за», позволявшим Людовику требовать – по частям, а затем и целиком – «испанское наследство». Утверждать, что то было мгновение славы и победы, значит курить фимиам перед обожествляемой статуей Людовика Великого, а ведь война за «испанское наследство» стала закатом «французского превосходства», единолично созданного Мазарини.
Король Франции присоединял к своей короне три территории Северной Каталонии, Руссильон, Валлеспир, Конфлан, Сердань и Сегр. В Каталонии существовало нечто вроде конституции, которую короли должны были поклясться уважать, прежде чем стать графами Барселоны: так сделали Испанские Габсбурги, так поступил и Людовик XIII в 1641 году. С превеликим трудом были обозначены границы по горам так называемого графства Руссильон-Сердань (анклав Лливиа, существует и сегодня), эдикт, подписанный в Сен-Жан-де-Люзе 7 июня 1660 года, заявил об уважении прежних «обычаев». Тот же эдикт учреждал Верховный совет провинции, который должен был следить за исполнением эдикта. Совет играл роль парламента в миниатюре: долгое время все вопросы обсуждались на каталонском наречии. Людовику XIV предстояло навести порядок, и он начал с того, что ввел габель, после чего здесь вспыхнул бунт. Вины Мазарини в том не было: он уже умер.
Переговоры о северной и северо-восточной границах, слишком близких к Парижу, были очень трудными, а результаты многозначными. Артуа французы получили легко, Эр и Сент-Омер – к Северу – остались (временно) испанскими. Гораздо труднее было вести переговоры о «фортах». К завоеваниям подходившей к концу войны примешивалась невозможная мечта (ее лелеял Тюренн, иногда она будоражила воображение Мазарини) о завоевании «Бельгии» (тогда она так не называлась), на что ни Англия (даже ослабленная на какой-то момент смертью Кромвеля), ни Голландия, ни даже Империя (получившая наконец императора) никогда бы не согласились. Кроме того, Конде, чье «прощение» было главным камнем преткновения, оборонял и захватил много крепостей, чей статус оставался неясным. Следовало действовать решительно. Одиннадцать городов, начиная с Гравелина, что на подступах к Дюпперну и Монмеди, до Тьонвиля в Люксембурге, перешли к Франции. Три города – Эно, Филипвиль, Мариенбург и Авен – купили прощение Конде. Мазарини и Людовик XIV никогда не даровали бы его, если бы Филипп IV не выдвинул свой «вопрос чести», по которому договориться было еще меньше шансов. Было решено, что Конде возвратится и ему вернут титулы и владения (даже Шантийи, которое король предпочел бы оставить себе), но он не получит богатую и беспокойную Гиень, которую совсем недавно Конде сам подталкивал к бунту.
Людовик отослал Конде бумаги с разрешением на въезд в королевство в середине ноября 1659 года, а принц подписал документ о полном подчинении 26-го. Он выехал из Брюсселя в конце декабря в великолепной карете (в ней были окошечки), подаренной испанцами, когда он выезжал из города звонили колокола и стреляли пушки, за каретой следовала блестящая свита. Путешествие Конде длилось почти месяц, в пути принцу устраивали пышные приемы. Наконец он предстал перед королем и королевой-матерью и трижды опустился перед ними на колени в зале архиепископства в Эксе. Нам неизвестно, о чем они говорили. Принц вымаливал прощение, убеждая монархов в полном своем уважении и послушании, король долго хранил холодность и держал дистанцию, но Конде принял, собираясь использовать в будущем.
Возвращение высокородного смутьяна, честолюбца без всякой цели, десять лет отравлявшего жизнь Мазарини, решало – не слишком красиво, но эффективно – одну из главных проблем, с которыми кардиналу пришлось столкнуться.
Долгая карьера Мазарини была изматывающей. В Эксе, в начале 1660 года, на Бидассоа, в Париже и во многих других местах окружающие наблюдали, как физически слабеет кардинал. Он страдал подагрой, как Гастон и Конде, мучился язвами на ногах, у него было дурное пищеварение. Кардинал использовал свои обширные знания, готовя духи и таблетки от невралгических колик, болей в почках из-за камней и легочных недомоганий, часто переходящих в отек легких. Джулио худел и слабел, ему приходилось прибегать к помощи румян, чтобы придать свежесть лицу. Его все чаще носили четверо слуг на стуле, в кресле или на матрасе, он хирел и, по-видимому, находился на пороге смерти, хотя ему исполнилось всего пятьдесят лет (тогда это было преддверие старости), но полностью сохранил интеллект, проницательность, терпеливость, способность вести с десяток интриг одновременно, писать или диктовать до сорока писем в день (Клод Дюлон насчитал сорок восемь за один только день 16 июля 1659 года, а ведь некоторые могли потеряться). Помимо серьезных дел он занимался проблемами переездов, жилья и еды, парадными костюмами, праздниками и даже музыкантами (часто итальянскими). Удивительная жизнеспособность ума преобладала над всеми хворями тела, держа его в узде до последнего часа, наступившего в марте 1661 года…
Нас тем более удивляет объем проделанной за два последних года работы, что мы еще не изложили полностью содержания Пиренейского договора и всего того, что ему сопутствовало. 7 ноября на Фазаньем острове оба монарха поклялись не мешать друг другу в Португалии, Италии и Империи.
Португалия, присоединенная к Испании Филиппом II в 1580 году, восстала в 1640 и после множества сражений разбила испанскую армию в Элвасе. Франция и Англия поддержали Португалию, соблюдая осторожность, Мазарини пообещал не вступать более в войну (что не помешало Людовику XIV вмешаться несколько лет спустя, и вполне успешно). Король пишет в своих «Мемуарах»: «Договоры не всегда соблюдаются буквально» и следует «отдавать предпочтение интересам монархий», не останавливаясь перед взятыми на себя когда-то обязательствами. Филипп IV успел умереть, когда подоспела решающая помощь Португалии, позволившая ей наконец получить свободу.
По вопросу об Италии Испания окончательно согласилась с оккупацией и аннексией Пиньероля – ворот к Пьемонту, обязавшись не тревожить клиентов короля Франции, молодого герцога Модены и старого герцога Савойского. Таким образом, кажется, были восстановлены мир и договоры 1630-х годов, а соперничество корон на полуострове на время стихло.
Гораздо сложнее и важнее были пункты о землях Империи и герцогства Лотарингского: первые ратифицировали недавнее прошлое, вторые готовили почву для будущего.
Не прошло и десяти лет после заключения Вестфальского мира, ослабившего одновременно Империю и императора, как произошло событие, которое легко было предсказать, давшее Мазарини возможность совершить один из тех удивительных, гибких, приводящих в замешательство маневров, секретом которых он владел. Император Фердинанд III Габсбургский умер 2 апреля 1657 года, а его старший сын, «король романцев», то есть законный наследник, умер еще раньше, так что имперская корона оказалась свободна и выборы были неизбежны. Больной, воюющий с Испанией, Мазарини задумал, спланировал и осуществил Широкомасштабную операцию, роскошное сочетание обещаний, соблазнов и коррупции: предложив совершенно неприемлемую для Империи кандидатуру молодого Людовика XIV, он добился создания Рейнской Лиги.
Описание политико-дипломатической операции полно сочных деталей, и немецкие историки (в том числе Федерн в 1923 году) воспроизвели их во всех деталях. Когда кампания 1657 года была завершена, Мазарини повез своего ученика в Мец, чтобы там всю осень принимать немецких князей и вельмож, добрых рейнских католиков. Мазарини приказал распространять противоречивые слухи о будущих выборах. Прощупав почву и поняв, что шансы Людовика равны нулю, кардинал начал искать «проходного» кандидата в роду Виттельсбах, среди вековых соперников Габсбургов. Выбор пал на Баварского курфюрста, который мог обратить в капитал присоединение к молодому Леопольду, второму сыну Фердинанда III, королю Богемии и Венгрии (вернее, той территории, которую оставили ему турки). Мазарини устраивал банкеты, балы, поил вином, раздавал деньги и подарки, подкупая духовных лиц и герцогов, графов и вельмож пониже рангом. Чтобы избрать Леопольда, потребовалось золото (около двух миллионов), но положительный результат был достигнут: новый император выполнил данные им обещания, и месяц спустя была образована Рейнская Лига.
Леопольд вынужден был дать клятву, что будет соблюдать Вестфальские договоры и ни при каких обстоятельствах не станет поддерживать гипотетических врагов Франции в Нидерландах, Лотарингии и даже в Северной Италии (в Савойе и Модене). 19 августа 1658 года была образована Рейнская Лига, заключившая на следующий же день договор с Францией на три года. К этому договору поэтапно присоединились все три духовных курфюрста (Кельна, Майнца, Трира), все три герцога – Брауншвейгский, Пфальцский-Нейбургский и Вюртембергский, ландграф Гессенский, король Швеции (у него были владения в Империи) и другие менее значительные персонажи. Все обещали поддерживать и при необходимости защитить положения Вестфальского мира. Здесь сталкивались интересы двух больших групп: Рейнских стран и их соседей, желавших сохранить (или завоевать) как можно больше независимости в отношениях с Австрийским домом. Мазарини намеревался закрыть испанским войскам доступ к Нидерландам, противопоставить своих новых союзников – Рейнских князей – одновременно Империи и Испании и гарантировать таким образом французам спокойствие на северо-востоке, на Рейне, в Эльзасе и на той территории, которую успели захватить в Лотарингии помимо Трех Епископств. После того как Джулио со всей возможной щедростью одарил новых союзников (французский резидент в Германии Гравель говорил, что им раздали более 2 750 000 ливров), Мазарини в 1661 году успешно возобновил договор, практически лежа на смертном одре.
Там же Мазарини подписал договор о Лотарингии. Основы были заложены в Пиренейском мире: Филипп IV не собирался защищать герцога Карла IV, который предал его и которого он держал в плену в Толедо, в то время как большую часть территории его герцогства оккупировали французские войска. Карлу IV обещали вернуть его герцогство, исключив из него города Аргонн, Муайенвик и Сьерк; Нанси предполагалось разрушить; через земли герцогства должен был быть открыт путь до Эльзаса и Рейна. Герцог, освобожденный благодаря вмешательству Мазарини (он не хотел увеличивать число своих врагов), был в ярости, протестовал, но его никто не слушал, хотя все-таки отдали часть Барруа (которую собирались аннексировать). Волей-неволей герцогу пришлось ехать подписывать договор в Венсенн к Мазарини: это случилось в комнате кардинала за девять дней до его смерти. Физические силы Джулио были на исходе, но он не сдавался.
Чтобы защитить Париж и королевство, Мазарини прибавил к своей системе аннексий, договоров и альянсов паутину политических браков.
Женив короля Франции, он устроил брак нового короля Англии с одной из представительниц португальской династии Браганца и готовился (в апреле) женить Мсье, брата молодого короля, на блестящей сестре Карла II, получившего в мае 1660 года, власть в государстве. Принцессе поручили «держать на поводке» своего брата, человека образованного, очаровательного, очень легкомысленного и плохого политика, которым Людовик XIV надеялся управлять с помощью нескольких мешков экю и романов с континентальными и островными красавицами (в том числе с Манчини!).
Матримониальная политика кардинала распространялась и на его собственных племянниц: он «использовал» их внутри страны и за пределами королевства. Племянницы прекрасно знали о планах дяди и не слишком этому радовались. Из семи девиц четыре были прекрасно устроены: одна стала принцессой де Конти, три другие – герцогинями (Моденской, де Меркер и де Суассон); четвертая, пятнадцатилетняя красавица Гортензия, должна была обвенчаться с наследником, выбранным кардиналом, неким Лапортом, родственником Ришелье (как символично!), которого Джулио сделал герцогом Мазарини. Кардинал успел даже устроить брак честолюбивой Марии, которую король, возможно, хотел удержать при себе, с одним из представителей знаменитого семейства Колонна, которое когда-то помогло его собственной семье заработать состояние. У избранника было еще одно существенное преимущество: он жил далеко от Парижа. Бракосочетание состоялось заочно в церкви Лувра, потом Мария уехала в Италию. Оставалась всего одна племянница – малышка Мария-Анна, которой не исполнилось еще двенадцати лет, очень умная и невероятно остроумная. Королева-мать обещала выдать ее замуж (против воли) за герцога де Буйона; они женились в 1662 году, и это был единственный (правда, посмертный) матримониальный просчет Мазарини.
Итак, ради обеспечения мира были приняты все меры предосторожности: самый ценный подарок, оставленный Мазарини крестнику. Крестный отец «прозревал» далеко за пределами королевства.
