Текст книги "Мазарини"

Автор книги: Пьер Губер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

Девятое марта 1661 года

Девятого марта 1661 года в Венсене (врачи посчитали, что тамошний свежий воздух будет полезнее луврского, тем более что дворец серьезно пострадал от пожара) умер кардинал Джулио Маццарино. Он скончался на пятьдесят девятом году жизни, после долгой болезни, утомленный невероятным объемом работы, которая любого другого человека убила бы намного раньше. Плакали все, но только королева и несколько близких друзей-римлян испытывали настоящую глубокую боль. Король, станцевав свою партию в «Балете нетерпения», ждал продолжения представления. Он выслушал умирающего, записал его слова и тоже заплакал.

При жизни и после своей смерти Мазарини часто предавали анафеме, его имя марали грязью даже серьезные историки, которым это вовсе не пристало. Мазарини заслуживает – я говорю это как беспристрастный исследователь, – чтобы мы поняли, какое наследство и какой след в истории он оставил.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ.
След и наследство

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ.
Воздух Рима

Больше ста лет назад над территорией французского королевства дули только итальянские ветры: Испания была враждебна, Англия и Германия оставили о себе дурные воспоминания или не оставили никаких. После Авиньонских Пап и Анжуйских герцогов, мечтавших о Средиземноморье, на Неаполитанское королевство претендовал полусумасшедший король Карл VIII, его полководцы и солдаты, перейдя через Альпы с удивлением открыли для себя сказочную страну – богатую, культурную и утонченную. Несмотря на все издержки, эти люди привезли из Италии (кроме богатой добычи) идеи, вкусы и людей. Так рождалось первое французское Возрождение, весьма итальянизированное: приезд Леонардо и других художников, украшавших Фонтенбло, крупных негоциантов и банкиров, присоединившихся к тем, кто уже обосновался в Лионе и сделал его богатым городом, а потом перебрался в Париж, ставший столицей во времена первого регентства Медичи – королевы Екатерины. С Екатериной во Францию приехали артисты, деловые люди и алхимики, Флоренция и Тоскана украсили двор и время правления королевы-регентши. В следующем веке, во время регентства Марии Медичи, верх начинает брать Рим.

Рим по-прежнему оставался Городом с большой буквы, древней столицей огромной империи, столицей христианского мира, могущественной, несмотря на раздиравшую ее ересь, высоко державшей голову в разгар католической Реформы (последовавшей за Контрреформой), горделивой победительницей, утвердившей и обогатившей Учение набожной и благочестивой. Римские церкви и дворцы создавались и украшались художниками и декораторами, вызывая восхищение и зависть европейцев.

В Королевский совет входили флорентийцы, но никогда – римляне. Джулио Маццарино заполнил эту лакуну. Дитя Рима (хотя родился он на испанской земле!), воспитанный в Риме, получивший образование в Риме, взрослевший в Риме в доме истинных римлян, брат и дядя коренных римлян, вскормленный во дворце знаменитых Колонна и Барберини в гуще кланов и интриг, оплетавших Рим, «записанный во французы» и ревностно служивший своей второй родине, он оставался в глубине души римлянином – через семью и (частично) собственность; он римлянин по складу ума и привязанностям, по друзьям, артистическим вкусам и стилю, одновременно пышно-великолепному и утонченному. Римлянин по духу, а по крови – наполовину сицилиец, Джулио, добившись успеха, играл роль одновременно главы семьи и падроне на средиземноморский манер: деспот, очень нежный с матерью или сестрой, всегда командующий мужчинами и выбирающий (и почти сразу теряющий его, совсем молодым) преемника и главного наследника, использующий девиц (к счастью, многочисленных) своего семейства как пешек в политической игре. Джулио переехал из Вечного города в Париж – город мраморных и каменных дворцов, картин, мебели, жемчуга, драгоценностей, а еще того, что невозможно взвесить: идей, коварства, благочестия, монахов, парочки кардиналов, но еще и знаменитых художников, музыкантов, оперных режиссеров и певиц. Все это было очень важно для кардинала, особенно если вспомнить, как много забот доставляли ему дворяне, парламентарии, «благочестивые», бунтари и – главное – бесконечная война, которую пришлось вести шестнадцать лет; последние месяцы жизни Джулио провел, обсуждая договоры и выступая в роли посредника и, возможно, самого великого политика Европы всех времен.

Частная жизнь Мазарини, не столь интересная, как его жизнь политического деятеля, изучена неравномерно. Огромное количество архивных документов, десятки тысяч писем, полученных, написанных или продиктованных (не считая тех, что нам неизвестны), множество неравноценных «Мемуаров» дали (или дадут) нам возможность приблизиться к его личности. Многие историки пытались это сделать. Более десяти лет назад Жорж Детан представил на суд публики портрет человека, но не министра. Клод Дюлон в своих книгах об Анне Австрийской и о браке Людовика XIV тоже описал Мазарини-личность. Мадлен Лорен-Портмер, эрудированный и тонкий исследователь, дала в своей работе пример точного и строгого анализа, однако хотелось бы увидеть завершение – синтез всех исследований.

Все биографы и историки сходятся в одном – Мазарини усилил в Париже и без того сильные римские влияния. Это проявилось в усилении набожности в духе Тридентского собора, в возникновении и проникновении во Францию религиозных орденов и в перестройке, переделке и сооружении новых церквей. Никогда прежде римлянин не попадал на орбиту, а то и в самое сердце власти.

Рим и Париж: «галактика» Мазарини

Ришелье, Людовик XIII и позже Анна Австрийская выделили и возвысили Мазарини вовсе не потому, что он был римлянином. Его выбрали за быстрый ум, глубокое знание дипломатии и европейских королевских дворов, за феноменальное терпение и способность убеждать, а также за неприкосновенность, которую давала ему красная мантия. Конечно, он был римлянином и принес с собой аромат Рима, частичку его жизни.

Авторы, промышляющие историческими анекдотами, «обожали» семью Мазарини – отца, мать, брата, четырех сестер (три из них были замужем) и выводок племянников и племянниц. В тех сферах, где жил и действовал Мазарини, судьба семьи значит довольно мало (если не считать досадного случая с Марией Манчини), хотя родственники волновали кардинала (возможно, даже слишком), что совсем не удивительно: фактически, он был главой рода.

Пьетро, отец Джулио, доставил ему много хлопот: неумелый транжира и одновременно скряга, не слишком честный, он ухитрился даже попасть в темную историю, из которой сыну пришлось его вытаскивать. В конце концов Джулио поселил отца в роскошном дворце на холме Кавалло (древний и нынешний Квиринал). Когда в 1644 году Пьетро овдовел, его дети, жившие в Риме, решили его снова женить под предлогом продолжения рода. В первых числах 1645 года молодая и высокородная принцесса Орсини, бывшая в долгу, как в шелку, согласилась стать супругой Мазарини-старшего: ей, вероятно, льстила мысль стать мачехой великого министра. Семидесятилетний старик не произвел на свет новых Мазарини и умер в 1654 году во дворце своего сына, оставив после себя большие долги. Джулио похоронил отца в приходской церкви, которую недавно реставрировал и расписал. В этой церкви Святых Венсана и Анастаса, находящейся напротив фонтана Треви, и сегодня можно видеть его имя и герб.

Нежная мать кардинала принадлежала к достойному дворянскому роду и была простой, заботливой и набожной женщиной, которую сын, которым она очень гордилась, окружил заботой и нежностью. Джулио раз двадцать обещал навестить ее, совместив это с получением из рук Папы кардинальских атрибутов (он так никогда и не получил шляпу кардинала). Мать умерла у своих детей Манчини в 1644 году, так и не увидев Джулио, который никак не мог покинуть Париж.

Микеле, на пять лет моложе Джулио, судя по всему, унаследовал ту частичку неустойчивости, полубезумия, которыми страдали некоторые члены семьи: отец и несколько внучек. Он воспитывался не у иезуитов, а у доминиканцев в Болонье, остался в этом ордене, очень рано стал провинциальным священником в Риме, часто появлялся во дворце Барберини, терзаемый испепеляющим честолюбием. Ему удалось, с помощью клана Барберини и старшего брата, добиться победы на выборах в 1642 году и стать генералом ордена доминиканцев. Эти выборы были настолько незаконными, что Святой Престол опротестовал их и даже кардинал Антонио Барберини не стал поддерживать Микеле, которому пришлось отказаться от генеральства. Вмешался премьер-министр Франции, ведавший списком бенефиций, три года спустя отдал брату архиепископство в Эксе, где он помогал Джулио улаживать местные волнения. В 1647 году Микеле была пожалована, несмотря на сопротивление Святого Престола, враждебно настроенного к Франции, шляпа кардинала с епископством в Сенсесиль. Мазарини даже даровал брату титул вице-короля Каталонии, что не очень обрадовало Микеле, тем более что французские полки действовали здесь не блестяще. Микеле Мазарини недолго наслаждался дарованными почестями: он умер в 1648 году, избавив старшего брата от возможных новых осложнений.

Две сестры Мазарини воспитывались в монастыре в Читта-ди-Кастелло, недалеко от дома семьи матери. Одна из них – Клерия – очень хотела выйти замуж. После множества злоключений (вроде претендентов с большими долгами или тех, кто в последнюю минуту исчезал) семья выдала ее замуж за некоего Мити. Клерии к моменту заключения брака исполнилось тридцать три года, у нее не было детей, она осталась недовольна скромными подарками знаменитого брата (драгоценностями) и очень разозлилась, когда ей не выплатили обещанное скромное приданное (10 000 римских экю). Однако оставим Клерию – она сыграла весьма скромную роль в семейном эпосе Маццарини.

Сестра Анна-Мария стала монашкой. В молодом возрасте ее избрали аббатиссой монастыря (это произошло, когда ее брат стал премьер-министром), она добилась, чтобы ее перевели в Вечный город, в монастырь Санта-Мария-ди-Кампо-Марцио (здесь была дружелюбная атмосфера, много посетителей, монастырь был открыт почти для всех). Анна-Мария, став аббатиссой, часто писала Джулио, который, по-видимому, очень ее любил (тем более что она ему нисколько не мешала). Анна-Мария лишь изредка просила брата оказать ей скромную денежную помощь («чтобы не стать нищей монашкой» – так она шутила). Сестра давала брату советы по поводу молитв и благочестия (вряд ли он в этом нуждался) и очень хотела, чтобы он вернулся в Рим, – возможно, в роли Папы. (Папа Римский! Мазарини, должно быть, мечтал об этом. Получить титул было очень просто, однако к моменту смерти Иннокентия X в 1655 году он считал, что долг связывает его с французским троном, а позже Святой Престол был занят – Папа Александр долго болел, но умер на шесть лет позже Мазарини… А посему вопрос на повестке дня не стоял…)

Двумя другими сестрами, подарившими кардиналу дюжину племянников и племянниц, Джулио занимался очень много, как и их потомством, и многочисленными римскими «делахми», о которых нам мало что известно.

Джулио ясно дает понять в одном из писем к Сервьену от июля 1634 года (его цитирует Жорж Детан), что обязуется женить их или выдать замуж и дать каждой приданое в 40 000 ливров (откуда эти деньги?). Старшая вышла замуж за Мартиноцци, богатого вдовца: его отец был мажордомом у кардинала Антонио Барберини. Рано овдовевшая Маргарита родила двух девочек: Лаура стала герцогиней Модены (и тещей Якова III Стюарта); Анна-Мария стала принцессой де Конти – несчастной принцессой.

Его сестра Жиролама (или Жеронима) тогда же вышла замуж за некоего Манчини, выходца из старинной римской семьи (ей было пожаловано дворянство), очень богатой, владевшей дворцом на Корсике. Манчини были очень образованной семьей, один из Манчини основал в 1602 году «Академию юмористов» и был ее членом. В этой семье родилось много детей, семеро выжили и, как их кузены, были отправлены во Францию, где знаменитый дядя позаботился о них: он покровительствовал родственникам, пока не «пристроил». Из троих мальчиков двое умерли в возрасте четырнадцати лет (на войне и от несчастного случая), старшего Мазарини очень оплакивал; выживший – Филипп – впоследствии герцог де Невер, вырос негодяем.

Мы уже знаем, как сложилась судьба девочек, прозванных «мазаринетками»: снобы презирали их за смуглую кожу и черные волосы, но дядя заключил для них прекрасные, богатые браки, хотя племянницы его не слишком любили.

К тому, что мы так вольно назвали «галактикой Мазарини», принадлежали верные слуги – Эльпидио Бенедетти, кардиналы Барберини, Бичи, Баньи и другие. Центром «галактики», ее ядром был дворец Мазарини в Риме (он существует и сегодня, правда, серьезно перестроенный): здесь жили семья и друзья, здесь останавливались гости, здесь хранилась великолепная библиотека (более 5000 томов в прекрасных переплетах, если верить инвентаризации, проведенной в 1660 году).

Мало изученный дворец заслуживает углубленного исследования, конечно, насколько это возможно. Окруженный тремя огромными садами, дворец был построен в начале века напротив Папской администрации (сегодня здесь находится резиденция Президента Республики) для одного из Боргезе, племянника Папы Павла V. Юный Мазарини, живший ниже по улице, ближе к фонтану Треви, видел, как воздвигали эту резиденцию, как обставляли и украшали ее. В тридцатых годах семнадцатого столетия дворец – в плохом состоянии – перешел к семье Бентивольо, приехавшей из Феррары. Среди членов этой семьи всегда был кардинал-франкофил. В 1640 году Бентивольо понадобились деньги, а Мазарини, живший тогда в Париже, решил приобрести в Риме резиденцию, достойную своего высокого положения. Его секретарь Бенедетти сообщил о продаже дворца: переговоры вели родственники Мазарини, и в марте 1641 года сделка была заключена в доме Манчини. Дворец стоил ему 75 000 экю французских или римских, точно не известно, или две тонны чистого серебра, причем Мазарини устроил дело так, чтобы не платить сразу. Джулио был в восторге от покупки и тотчас начал работы по реставрации и декорированию, потом украсил дом гобеленами, обставил, украсил произведениями искусства и книгами в богатых переплетах. Возникает вопрос: где Джулио взял для этого деньги? В 1634 году, когда он выдавал замуж сестер, у него было мало церковных бенефиций: сан каноника в Сен-Жан-де-Латран приносил скромный доход, и в августе он продал кардиналу Антонио Барберини крест, усыпанный 27 бриллиантами; мы знаем, что Джулио пополнил свою казну деньгами, которые ему вернул Савойский двор, когда он в октябре проезжал через Турин. Поговаривали, что Мазарини обогащался за счет игры (редкое явление, если человек играет все время), но в действительности ему платили за дипломатические миссии в Северной Италии и во Франции. Его щедро вознаграждали в Турине и Париже, кардинал Антонио, которому он оказал сотни услуг, осыпал его подарками. Чуть позже, когда Джулио окончательно покинул Рим, он увез с собой на тысячи экю Жемчуга и драгоценностей, из которых 8000 оставил Бенедетти. Будущий кардинал был достаточно могуществен уже в конце 1639 года, и, каким бы ни было происхождение его богатства, мы можем об этом только догадываться. Мазарини умел делать деньги, умножать и сохранять их.

Начиная с 1640 года семья, мебель, произведения искусства, книги и драгоценности постепенно перевозились в Париж и приумножались. За несколько лет переехала вся «галактика».

Когда кардинал не путешествовал, он жил в Пале-Рояле, а потом в Лувре, семью он поселил в особняке, который купил в результате сложных переговоров с президентом Тюбефом, там же он хранил и все свои деньги. Мазарини хотел, чтобы украшением и расширением особняка, который впоследствии будут называть Пале-Мазарини, занимался Бернини – король художников. Сначала он обратился к Мансару, позже – к Лемюэ, поэтому обе галереи выполнены в римском стиле (когда-то так было и в Фонтенбло). Здесь глаз страстного коллекционера будут радовать великолепные экспонаты, блиставшие красотой на фоне римского убранства покоев отделанных художниками, приехавшими из Италии, в основном из Рима (за небольшим исключением). Все они были друзьями премьер-министра.

Рим в Париже, или Мазариниевское «барокко»

Мазарини был воспитан в Папистском Риме, в период возвеличивания и триумфа католицизма, когда церкви и дворцы строились и перестраивались в строгом или радостном стиле – два этих аспекта принято называть «барокко». Джулио не могли не поразить фасад церкви Иисуса и холодная красота Римского Колледжа, который он посещал многие годы. Жизнерадостный темперамент склонял его, скорее, к вогнутым линиям и овалам, к проявлениям веселой набожности, которыми отмечены первые шедевры эпохи Возрождения: Святой Лука и Святая Мартина близ Форума, построенная в 1635 году «Сапиенца», или Римский Колледж, восемь башенок церкви Святого Карла у Четырех Фонтанов, сооруженных в 1638 году, храм Святого Андрея на холме Квиринал, один из шедевров Бернини, которого Мазарини долго уговаривал приехать во Францию (художник сделал это для Людовика XIV, хотя король не понял его и еще меньше понял знаменитость Кольбер!). Джулио долгое время посещал дворец Барберини (он стоит до сих пор), огромное роскошное палаццо с театром на 3000 мест (декорации для спектаклей писал Бернини); в оформлении дворца соперничали Борромини и Бернини: каждый строил свою лестницу, и лестница Бернини отмечена тем блистательным мастерством, которое оживляет фонтан Четырех Рек на площади Навона, напротив церкви Сент-Аньес. Мазарини был современником Борромини и Бернини, а также Герчино (Джованни Франческо Барбиери), Пьетро да Картона (Пьетро Берреттини) и Кавалли, создателя итальянской оперы, даже Кариссими (Джакомо), несравненного в жанре оратории. Мазарини, выросший в атмосфере Возрождения и навсегда плененный ею, всегда мечтал унести с собой дух эпохи.

Все это называли термином «барокко». На этом слове часто спотыкаются, хотя его пытались «определить» и «переопределить» раз двадцать, противопоставляя не менее загадочному термину «классика». В понимании Жана Делюмо, специализировавшегося по истории Рима, «барокко» – это «синтез красоты, воды и смерти, и острое осознание бега времени» с «огромным вниманием, уделяемым иллюзиям, с искусственно расширяемыми пространствами, с фантастическими украшениями»; мы могли бы добавить – с театральностью и восторженной верой; впрочем, было множество других определений, хотя здесь, скорее, нужно чувствовать, а не давать определения. Верно одно: барокко родилось в Риме, в Риме Контрреформы (называемой Католической реформой), из Рима барокко распространилось на большую часть Европы – скульпторами, архитекторами и главным образом художниками, театральными деятелями и музыкантами. Эпоха Мазарини – разве можно назвать другим именем два центральных десятилетия XVII века? – это период бурного развития барокко, и вклад кардинала здесь огромен.

Конечно, Мазарини не собирался перевозить в Париж всех римских художников и все произведения искусства, превращавшие Вечный город – по крайней мере, для него – в несравненную модель и своего рода живое совершенство. Уверенный, что меценаты прославляют страну так же, как завоевания и военные победы, он уже в 1630 году вывозит из страны «антиквариат» (в Риме было много старинных вещей, их легко было копировать), современные произведения искусства и художников.

Задолго до того, как он пришел к власти, Мазарини в качестве «суперинтенданта» занимается галереей Ришелье (любой деятель высокого ранга должен был обязательно иметь свою галерею), украшая ее вывезенными из Рима бюстами, бронзой, обнаженной натурой, итальянскими или итальянизированными полотнами и редкостными гобеленами, часто брюссельскими. Самым ценным приобретением галереи Пале-Кардиналь были греческий Фавн и римская Фауна, обнаруженные на одном из Римских холмов (Келиусе), близ церкви Четырех Святых в.коронах, приобретенных «монсеньором Маццарино» незадолго до отъезда в 1639 году.

Было найдено множество описей, составленных Мазарини до (и во время) того, как он стал премьер-министром. В них милые безделушки (перчатки, духи, мыло, масла, флаконы), драгоценные сувениры (маленькие столики, кораллы, слоновая кость, статуэтки из бронзы), мебель (столы из черного дерева с инкрустацией) и полотна великих мастеров (Герчино, Парис Бордоне, Сакки, Романелли, Карраччи, Тициан, возможно Рафаэль). Получателями были финансист Тюбеф (пастилки в ларчиках и веера), Ришелье, вся королевская семья, а также суперинтендант Бюльон и канцлер Сегье.

В 1640 году «миссия» под руководством Шантелу, родственника суперинтенданта Строительных работ Франции Сюбле де Нуайе, изучает Вечный город, переживающий художественную «горячку», посещает скульпторов, художников, музыкантов, певцов. Больше всего «миссию» заинтересовал античный Рим, заказываются копии памятников, в Париж привозят тридцать коробов со слепками античных предметов и на короткое время Пуссена (ставшего римлянином); за неимением знаменитостей, в Париж приглашают пятерых талантливых художников, трое из которых работали у недоступного Бернини: «перспективист» Мариани, художник, два краснодеревщика, мастер, специализировавшийся на работе с мрамором, великолепный Пьетро Сасси, чьи работы попадут в Лувр в 1655 году. Тем же периодом (лето 1641 года) датируется удивительная история с бюстом (по-разному оцениваемым) кардинала Ришелье работы Бернини (сегодня он находится в Лувре): дело в том, что' бюст лепился не с модели, а с «профилей» работы неизвестного художника.

Париж пытался привлечь к себе и других художников: ничего не вышло с Пьеро да Кортоной – он был слишком занят во дворце Питти во Флоренции и в церкви Святой Мартины в Риме, да и считался слишком дорогим мастером. Зато удалось пригласить молодого и талантливого Романелли, пока Бенедетти пытался заручиться согласием Гримальди (жителя Болоньи) и Альгарди.

Римские вкусы и римские художники приехали (или должны были приехать) в Париж, и Мазарини, ставший премьер-министром, мог посвятить себя благоустройству нового особняка. Галереи были закончены к 1646 году, и Романелли, которому помогали соотечественники (Джимонди, по прозвищу Перуджино, и золотильщик из Рима, близкий Мазарини человек, Оттавиани), смог приняться за работу. Он украсил потолок галерей мифологическими сценами по сюжетам Овидия, поскольку от первоначального проекта – сцен из истории Рима – его благоразумно отговорил хозяин дома. Когда Романелли уехал (в конце 1647 года), его сменили два других итальянских художника – Манколе и Гримальди. Они оставались в Париже в разгар Фронды (1651 год), продолжая расписывать и украшать дворец Мазарини, быстро ставший достопримечательностью, хотя оценивали его по-разному. Стены дома украшали полотна забытых итальянских мастеров (Скарчеллино, Салуччи, Тассо), а Гримальди великолепно украсил большой зал (он не сохранился) фризами, барельефом, пейзажами, цветами и фруктами, помог выбрать мебель. Мебель особняка описывалась дважды – в 1653 и 1661 годах – и хорошо известна, как и статуи, бюсты, полотна, кабинеты, выставленные в галереях. Многие квалифицированные любители не раз читали эти описи; Роже-Арман Вайгерт в 1961 году выделил основное.

Искусствоведов интересует, сколько подлинных вещей Мазарини сохранилось до наших дней. При разделе в июле 1661 года статуй и бюстов из дворца между двумя наследниками – герцогом Мазарини и «маркизом Манчини» – в нижней галерее было найдено 63 статуи и 24 бюста, а также 24 статуи и 38 бюстов в верхней галерее; несколько статуй и бюстов находилось в комнатах, выходящих на галереи, там же стояли мраморные комоды; все было оценено в 116 000 ливров. Почти все статуи и бюсты изображали либо мифологических персонажей, либо великих деятелей Древнего Рима. Здесь находились знаменитые произведения искусства: «Четыре вакханки, глядящие друг на друга» (оценены в 3150 ливров), два бюста римских консулов были оценены в 3000 ливров, Флора и Церера – в 2500, императрицы, «римские девушки», Атлант, Купидон, «современные» головы римских императоров… Среди «пиршества» мрамора – знаменитые «обломки», в том числе Афина из порфира (оцененная в 4500 ливров), Юлия, Маммея, выходящая из ванны, двенадцать голов Цезаря из порфира, двенадцать бронзовых голов… Драгоценная коллекция, полная древностей, мифов, драгоценностей и обнаженной натуры. Не слишком тонкий вкус, но таковы были Мазарини и его время.

В описи числится 471 картина и еще несколько маленьких полотен (не пронумерованных): в основном это итальянская живопись, современные мастера, жившие в Риме, чьи имена до нас не дошли.

В коллекции было несколько великих полотен: Джорджоне, Рафаэль, Леонардо да Винчи, Тициан – почти все из великолепных коллекций несчастного Карла I; Эль Греко, фламандцы, «Цветы», приписываемые Брейгелю, 26 полотен Ван Дейка, который писал портреты королей, королев, кардиналов, курфюрстов; около десяти картин французских художников: три Пуссена (он жил в Риме), два Клода Желле, несколько Вуэ, Валантен (забытый художник) и два Миньяра (он помогал подбирать картины для Мазарини).

В этих двух частях коллекции (которая содержит, помимо того, «кабинеты», драгоценные камни, редкие камеи и гобелены) доминирует Италия, древняя и современная, «божественные» сюжеты соседствуют с обнаженной натурой: пример тому картины под №80 и 81 – «Сусанна и старцы» и «Богоматерь с обнаженным младенцем Иисусом на руках и святым Иоанном Крестителем с агнцем». №97 – «Нимфы Дианы срывают одежды с Амура, обламывают кончики его крыльев и сжигают колчан» (так описан сюжет!). Таким был дворец кардинала, украшенный произведениями искусства на библейские и языческие сюжеты… созданными в Риме – древнем и современном.

Когда в Париж вернулось спокойствие, Гримальди возликовал. Он работает даже для иезуитов. «Излишек» римлян одерживает победу над французскими художниками, и Мазарини практически игнорирует популярного и поддерживаемого Сегье Лебрена, он не соглашается ему отдать в Лувре комнаты, освободившиеся после смерти Симона Вуэ.

Вернувшись в Париж в феврале 1653 года, кардинал снова украшает дворец, который не слишком пострадал от разграбления: друзья и королева спрятали самое ценное. Романелли и его группа (Сасси, Оттавиани, Ангье) возвращаются, он остается в Париж на три года (1654—1657 годы) и работает в основном в Лувре, у королевы.

Анна Австрийская решила переехать на первый этаж маленькой галереи, в апартаменты, состоящие из четырех комнат и находящиеся между внутренним двориком и садом, выходящим на набережную Сены (и сегодня часть его сохранилась). Художники занимаются апартаментами, декорируют их. В небольшом труде (1657 год), опубликованном Фриуланом Амальтео, переводчиком (с итальянского) короля (Людовик владел только французским, так что перед свадьбой королева-мать давала ему уроки кастильского языка), описана работа художников. Рабочий кабинет был посвящен Риму, родине первого министра; по его желанию здесь «присутствуют» Гай Муций Сцевола (символ мужества), Цинциннат (символ гражданской добродетели), Сципион (символ умеренности), а Город (Рим) царит на потолке между Историей, Поэзией и Славой, бросая вызов Времени. В спальне королевы продолжается то, что Мадлен Лорен-Портмер называет «обучением через изображение»: религия в белых одеждах, окруженная символическими фигурами – Воздержанием и Целомудрием… – изгоняют Любовь. Большой зал приемов был посвящен Диане и Аполлону, а главный вестибюль – покои «Мира» (расписанные во время войны!) Франции, миролюбивой Франции, чьим символом являются три золотых лилии на голубом (лазоревом) небе (фоне) (настоящий королевской герб), поддерживаемые тремя богами; здесь же – четыре большие реки с гербами богатых и мирных провинций, которые они пересекают, с девизом «De bello pax» («От войны к миру»). Отражает ли апогей высокого римского стиля (барокко, если угодно) переход от дворца Питти к Версалю, как это принято считать? Мы не решимся ответить ни да, ни нет.

Как только закончилась Фронда, в Париже началось грандиозное капитальное строительство: Сальпетриер, Венсенн (его обновили), дорогой сердцу королевы Валь-де-Грас. Мы знаем или предполагаем, что Мазарини интересовало строительство, но предлагал ли он свои проекты? Возможно. Во всяком случае, он был в курсе происходящего: отрываясь от сложных дипломатических и политических дел, он приглашает знаменитого Бернини и в 1657 году приказывает Бенедетти найти для него в Риме проекты усыпальницы, коллежа, церкви и библиотеки. Речь может идти только о будущем коллеже Четырех Наций (три провинции, которые Мазарини аннексирует, плюс Пиньероль, где говорили на четырех языках); будущая библиотека должна была состоять из тысячи томов современных и древних ценных книг на разных языках; усыпальницу он готовил для себя; что касается церкви, предназначавшейся для милых его сердцу феатинцев, она должна была называться очень почетно – Сент-Ла-Руаяль; церковь начали строить в 1660 году, но так и не закончили, от нее осталось несколько камней и ангел на улице де Лилль. Умирающий кардинал выбрал архитектором коллежа пьемонтца Вальперга. Современный Институт Франции, созданный потомками человека, основавшего фонд для его строительства, больше похож на великолепный римский дворец, чем на французское строение.

Упомянув вскользь – увы, не позволяет объем – о ценнейшей библиотеке, собранной для кардинала выдающимися людьми (в том числе Габриэлем Ноде, который спас или выкупил большую часть книг от грабежей и воровства фрондеров), о драгоценных камнях, жемчуге, украшениях, золотых безделушках и пистолях (Мазарини обожал держать их в руках), -остановимся на очень важной «статье» импорта, по-разному воспринятой французами, на итальянской опере, певцах, мастерах, делавших инструменты, и декораторах.