Текст книги "Злые игры. Книга 2"

Автор книги: Пенни Винченци

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Ну вот тебе и ответ, – усмехнулась Шарлотта. – Он, конечно, и есть шпион.

– Не сомневаюсь. – Гейб залпом отпил большой глоток из чашки. – Хороший кофе, Шарлотта.

Шарлотта почувствовала себя так, словно ее только что наградили Нобелевской премией.

– Юристы? – спросила она, сознательно стараясь не менять тему разговора.

– Маловероятно. Там были Мэйсон, он работает в банке уже тысячу лет, и Мэтт Джекобсон, который скорее даст себя четвертовать, чем скажет хоть слово во вред интересам «Прэгерса».

– Ну а я была в Нассау, – заметила Шарлотта, – так что я уж точно никому ничего сказать не могла. И мне кажется, Гейб, что это вообще не имеет особого значения. Ты ведь, я полагаю, ответил ему отрицательно.

– Да, разумеется, отрицательно. Но я ведь мог бы ответить и иначе. В этом-то все и дело. И они откуда-то все знали. И в этом тоже дело.

– А почему ты вообще меня об этом спрашиваешь? Ты же знаешь, что это не могла быть я.

– Я должен был тебя спросить, – ответил Гейб.

– Почему? – повторила она, теперь уже с раздражением.

– Ну, я думал, что у тебя могут быть какие-то соображения на этот счет. А кроме того, я просто обязан был это сделать. На случай, если последуют какие-нибудь наказания. Чтобы показать, что я предпринял все, что должен был предпринять.

Он смотрел на нее мрачно и сердито. Она опять ощутила хорошо знакомую волну возбуждения и ярости одновременно. Вот негодяй, допрашивает ее тут – сколько там сейчас? – в два часа ночи, не дает ей лечь спать из-за преступления, которое, как он сам прекрасно понимает, она и совершить-то не могла! Шарлотта в свою очередь зло уставилась на него. Потом сказала:

– Я очень устала, Гейб. Теперь, когда твое расследование закончено, ты не мог бы оставить меня в покое?

– Да, конечно. Извини. – Он поднялся. Приносить извинения было для него так необычно, что у Шарлотты чуть рот не открылся от удивления. – Меня это просто… как-то тревожило.

– Я понимаю, – медленно произнесла Шарлотта, – все дело в том, что там был Фред. В том самом месте. И мог все услышать. Или даже слышал.

– Совершенно верно. Ты, как всегда, весьма сообразительна. Господи, Шарлотта, иногда я даже спрашиваю себя, есть ли вообще мозги в твоей симпатичной головке.

Шарлотта поднялась и открыла дверь:

– До свидания, Гейб. Очень приятно было вернуться.

– До утра. Смотри не опаздывай. – Он задержался на мгновение, как бы меряя ее взглядом, потом широко улыбнулся: – А ты здорово выглядишь. Отдых на море явно пошел тебе на пользу.

Это замечание вкупе с тем, что он удосужился очень внимательно оглядеть ее, вызвали у Шарлотты почти такой же прилив возбуждения, как все три дня непрерывного секса с Джереми.

Утром Гейб был в плохом настроении, раздражен и зол. Когда в семь часов она пришла на работу, то застала его уже на месте. Он сидел за письменным столом, часы с руки были сняты, и он, ругаясь себе под нос, стучал что-то на своем компьютере.

– Мне надо будет на пару дней поехать в Рим, – объявил он, – там будет большая конференция. Твой дед мне только что об этом сказал. Только этого мне не хватало. – Он посмотрел на нее с такой яростью, словно это она была во всем виновата.

– Кто-нибудь из помощников должен будет поехать на эту конференцию?

– Да, должен. Джон Кларк.

– Понятно. – У нее возникло такое ощущение, словно ее ударили плеткой или указали ей на дверь. Сколько всяких гадостей она от него вытерпела, и вот сейчас, когда он мог бы сделать для нее что-то приятное, он с особым упоением подчеркивает, что не собирается этого делать.

Она вздохнула; Гейб поднял на нее глаза и усмехнулся:

– Я подумал, что два дня в моем обществе и только наедине со мной не доставят тебе особой радости. Если это и награда, то лишь вторая. Ты получишь первую.

– Что, один день в твоем обществе?

– Нет, два дня без меня. Займись пока оформлением изъятия капиталовложений по сделке насчет «Пичез». Хорошо?

Шарлотта ошарашенно посмотрела на него. Она почувствовала, как у нее даже под загаром краснеет шея: нечасто за все полтора года он давал ей понять, что она способна на что-то большее, нежели просто скалывать скрепками бумажки.

– Заняться? Мне самой?

– Твою мать, Шарлотта, пора бы уже и научиться! Там же все ясно и понятно. Три покупателя. Два дня до окончания торгов. Мы заинтересованы в том, чтобы процент был не ниже шести целых семидесяти пяти сотых, но это ты и сама знаешь. Постарайся вывести их на семь процентов. Если почувствуешь, что попадаешь в затруднительное положение, ты ведь всегда можешь зайти к деду и спросить.

– Перестань, – улыбнулась она. – Спасибо, Гейб.

Потом взглянула на часики, что висели на ее загорелом запястье.

– Кофе и бутерброды?

– Да, спасибо. – Его взгляд тоже опустился на часики. – Очень красивые. На память об отпуске?

– Разумеется, нет. – Она вся вспыхнула, злясь на саму себя за то, что не удержалась и надела их в самый первый после возвращения день.

– Должно быть, он очень богат, – проговорил Гейб и рассмеялся.

– Да, богат, – ответила Шарлотта, стараясь, чтобы ответ ее прозвучал с достоинством.

Гейб уехал после обеда; она попрощалась с ним, чувствуя, что уже нервничает из-за одной только мысли о предстоявшей ей работе. И долго убеждала себя в том, что нервничать из-за этого глупо: ничего особенного, ей надо будет всего лишь согласиться на самый высокий процент, что будет предложен банку за посредничество в перепродаже одной небольшой и вполне преуспевающей фирмы из Огайо. Ничего проще и быть не может. Все предложения покупателей будут у нее завтра утром; ее задача просто внимательно изучить их, сравнить и выбрать то, в котором банку предложат самый высокий – или наиболее приемлемый – процент, после чего оформить контракт и отослать его. Только и всего.

Ночь она провела почти без сна.

Телефон зазвонил вскоре после обеда; звонок шел по личному номеру Гейба. Голос у звонившего оказался тихий, с легким южным акцентом.

– Можно попросить мистера Хоффмана?

– Простите, его нет. Он уехал, и его не будет до понедельника. Говорит его сотрудник. Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Боюсь, что нет. Просто передайте ему, что звонили насчет сделки с «Блумом». Мы с ним говорили об этом два дня назад. До свидания.

Вот черт, подумала Шарлотта, наверное, это был Бофорт. Что происходит? Почему он считает, что на Гейба стоит продолжать давить?

И откуда он узнал этот номер? Личный телефон Гейба знали человек пять-шесть, не более. Непонятно. А впрочем, кое-что понятно. Гейб был звездой. Через него шли очень и очень многие сделки. Стоило попытаться прощупать его. Шарлотта искренне надеялась и молила Бога, чтобы Гейб не попался ни на чей крючок. Все это начинало как-то дурно пахнуть. Но тут она вспомнила, как искренне обеспокоен и взволнован был Гейб, как был он расстроен этим происшествием, и стряхнула с себя это наваждение. У Гейба было очень много неприятных черт, но, по крайней мере, он был честен. Если бы он был менее честен, ее собственная жизнь здесь могла оказаться не столь невыносимой, со вздохом подумала она. Тогда, быть может, он постарался бы проявить к ней хоть какую-то доброту, терпение, мог сделать вид, что она ему хотя бы не противна.

– Да, Шарлотта Уэллес, и тогда тебе было бы еще хуже, – произнесла она вслух, – у тебя появились бы основания для надежды. А так все скоро умрет само собой.

Она написала Гейбу записку и положила ее ему на стол: «Звонил тот таинственный призрак с аэродрома. Хотел продолжить разговор. Мне так показалось. Во вторник?»

На следующее утро она отправилась на работу пораньше. Как хорошо без Гейба, думала она, энергично шагая по Пайн-стрит без четверти семь утра. Без него она чувствовала себя такой уверенной, такой во всем разбирающейся и бесстрашной! Даже предстоявшая сделка по поводу «Пичез» больше не пугала и не угнетала ее. Когда-нибудь, в очередной раз вернулась она к излюбленной теме своих мечтаний, когда-нибудь она посадит его в самый дальний и паршивый кабинет, заставит постоянно бегать к ней в ответ на ее непрерывные звонки, нервничать в ее приемной, перед тем как показать ей какую-нибудь циферку, соглашаться с каждым ее словом… Хотя, разумеется, подобным мечтам вряд ли суждено осуществиться. Скорее всего, Гейб уйдет, подумала Шарлотта. Он не выдержит больше чем неделю такой работы у нее под началом. Ну, пусть только наполовину под ее началом. Не надо забывать о Фредди. Но даже и наполовину – было бы неплохо.

Подойдя к своему кабинету, она столкнулась с выходившим оттуда Фредди. Увидев Шарлотту, он как будто бы растерялся.

– Что-то ты сегодня рано, Шарлотта. Стараешься, пока Гейба нет, справиться со всеми делами?

– Я и при нем справляюсь. А что это ты делал в моем кабинете?

– Он не совсем твой, как я понимаю. Или что-то изменилось? Я, в общем-то, занес записку Гейбу. Насчет какого-то обеда во вторник. Мне ее положили по ошибке. Кстати, как провела отпуск? Что делала?

– Превосходно. Мало, но превосходно. Ходила на яхте под парусами. Ты же знаешь, Фредди, как я люблю ходить под парусами.

– Да, конечно. Не помню, ты ведь, кажется, говорила, что ездила не одна?

– Я ничего не говорила, Фредди. Но – да, я была не одна. С другом.

– Понятно. Красивые часы, Шарлотта. Подарок?

– Д-да… Можно и так сказать.

– Ну, твои друзья явно неплохо обеспечены.

– Некоторые – да, неплохо. Извини, Фредди, у меня сегодня много работы.

Он ушел.

Уик-энд Шарлотта с удовольствием провела в Бичезе, в обществе Бетси; Фред тоже улетел в Рим, чтобы присоединиться там к Гейбу. Вдвоем с Бетси они походили по магазинам, погуляли по берегу, сходили в кино, ели на улице гамбургеры, в общем, вели себя как две удравшие с занятий школьницы.

Когда она вернулась домой, там ее дожидалась записка от Макса. Он выполняет какой-то заказ для журнала «Семнадцать лет» и живет в «Хилтоне». Если она не против, он бы заглянул к ней вечером, заодно она бы, может, и ужином его накормила? Если от нее не будет звонка, то он подъедет часам к восьми.

О господи, устало подумала Шарлотта, набирая его номер. И почему только жизнь обязательно должна быть такой сложной? Номер Макса не отвечал.

– У тебя тут потрясающе, – заявил Макс, заходя на кухню, где она варила им кофе. – Мне нравится. А плита не производит впечатления, что ею часто пользуются.

– Во всем Нью-Йорке кухнями пользуются только для того, чтобы готовить тосты и кофе, – отозвалась Шарлотта. – В каждой большой квартире непременно есть просторнейшая кухня, а в ней обязательно и плита, и шкафы для подогрева, и микроволновая печь, и бог знает что еще, всякие прочие сверкающие приспособления, и всем этим никто никогда не пользуется. Если ты пригласишь кого-нибудь на обед или на ужин и станешь сам готовить, тебя тут сочтут просто ненормальным человеком. В Нью-Йорке, когда приглашаешь кого-нибудь, это означает, что ты поведешь приглашенного в ресторан. Вот там, в ресторане, ты уже должен обеспечить подобающее место, устроить скандал, если вас не сажают за самый лучший столик. От всего этого здорово устаешь. И кстати, Макс, насчет сегодняшнего ужина. Мне это не совсем удобно. Лучше бы завтра.

– Ты что, кого-нибудь ждешь? Ждешь, я же вижу! Джереми, как я понимаю, да?

Шарлотта почувствовала, что земля в самом прямом смысле стала уходить куда-то у нее из-под ног.

– Господи, откуда ты…

– Дорогая, у тебя такой вид, словно ты сейчас грохнешься в обморок. Я просто слышал, как ты на Рождество говорила с ним по телефону, вот и все.

– Макс, подслушивать чужие телефонные разговоры отвратительно.

– Может быть, но зато узнаешь массу интересного. Не бойся, я никому ничего не рассказывал. И не буду. Обещаю. Как он, ничего?

– Он… да, ничего, даже очень. Но все это совершенно несерьезно, если ты об этом подумал.

– Да нет, конечно же нет. То есть я хочу сказать, что ничего такого и не думал. – Он широко улыбнулся. – Ладно, Шарлотта. Сейчас уйду. Поужинаем с тобой завтра. Не хочу вклиниваться между тобой и настоящей большой любовью.

– Я же тебе сказала, никакая это не любовь.

– Тем лучше. – Он посмотрел на нее хитроватым, все понимающим взглядом. – А ты выглядишь… прямо-таки шикарно. Во сколько тебе обошлось это пальтишко? – Он кивнул в сторону длинной жакетки из лисьего меха, которую Шарлотта, войдя в дом, сбросила на диван, где она так до сих пор и лежала.

– Ой, – ответила Шарлотта, краснея, – не помню.

– Шарлотта, да не психуй ты так. Какая мне разница, с кем там у тебя что. Я, вообще-то, хотел с тобой о своих делах поговорить.

– Это уже что-то новенькое. – Она все-таки сумела выдавить из себя улыбку.

– Кстати, ты похорошела. Я тебя и не помню такой стройной и изящной. Любовь тебе явно на пользу.

– Я же тебе сказала, нет у меня никакой любви, – раздраженно прервала его Шарлотта.

– Ну, с этим старикашкой, конечно, нет. А с Гейбом-то, наверное, есть, а? Готов пари держать, что есть.

– В таком случае ты проиграл. Я его терпеть не могу, я ведь тебе уже не раз об этом говорила. – Она решила сменить тему разговора. – Так о чем ты хотел поговорить со мной, Макс?

– Мне тут одна мысль в голову пришла. Как по-твоему, не пойти ли мне работать в банк?

– В банк?! Макс, ты с ума сошел! Ты же его ненавидишь!

– Почему ненавижу? Когда ты рассказываешь о своем банке и о том, чем вы там занимаетесь, знаешь, во мне что-то просыпается.

Думаю, что мне бы это подошло. И во всяком случае, это куда лучше, чем втягивать щеки и наблюдать, как какой-то извращенец не может найти подходящий ракурс со своей камерой. Мне уже настолько осточертело это занятие, Шарлотта, я тебе и передать не могу. Мне только что досталось, как какому-нибудь напроказившему мальчишке, только за то, что я отказался от съемки; но мне пришлось от нее отказаться, я не мог пойти, я действительно был болен. Да и ощущение новизны этого дела у меня уже совсем прошло. Но заниматься-то чем-нибудь мне же ведь надо. Вот я и подумал, что, может быть, стоит попробовать.

– В этом деле нельзя попробовать, – строго, напуская на себя важность, заявила Шарлотта. – Им надо или заниматься всерьез, или вообще не браться за него. Но, думаю, оно могло бы тебе понравиться. Правда, в нем очень много и скучного, даже тоскливого. И уж доставаться там тебе будет немало, можешь мне поверить. Но вообще-то, тебе надо поговорить об всем этом с дедом или с дядей Малышом, от меня тут ничего не зависит. А кстати, как там Малыш? Ты его давно видел?

– Довольно давно. Думаю, у него все в порядке. А что?

– Да так… ничего. Мне казалось, что он не очень хорошо себя чувствовал. Ты не обратил внимание тогда, на Рождество, как он похудел? Да и выглядит он каким-то изможденным.

– Нет, я ничего такого не слышал. Но могу потихоньку навести справки, если тебя это интересует.

– Наведи, пожалуйста. Меня это очень интересует. Бедный дядя Малыш, мне его так жалко. А Энджи такая стерва и…

– Да нет, не такая уж она плохая, – не задумываясь, перебил ее Макс. – Ко мне она относится очень хорошо.

– Я думаю, – ехидно проговорила Шарлотта, – она к кому угодно отнесется хорошо, был бы только член подлиннее.

– Шарлотта, что за выражения! Это ты у кого таким словам научилась, у Джереми или у Гейба?

– Ни у того ни у другого. Но знаешь, что я тебе скажу, Макс: если хочешь действительно наслушаться всяких выражений, иди в операционный зал банка. Я там слышала такие слова… я даже не понимаю, что они означают. Я только нутром чувствую, что это нечто особенно грязное. А там ими постоянно пользуются. Просто поразительно!

– Судя по твоим рассказам, мне бы там понравилось, – заметил Макс. – А завтра я не мог бы туда заглянуть, как ты думаешь?

– Тебе бы там действительнопонравилось. Это тот самый отдел банка, где ты чувствовал бы себя лучше всего. А и в самом деле, приходи завтра. Познакомлю тебя с Крисси, это моя подруга. Она считает, что это не отдел, а непрерывное казино.

– Звучит любопытно. Да, пожалуй, мне это будет интересно. А когда можно прийти? Я освобожусь на работе не раньше четырех.

– Ну и хорошо, – кивнула Шарлотта. – Как освободишься, сразу и прикатывай. – Она все сильнее нервничала, ожидая, что вот-вот раздастся звонок в дверь, ей страшно хотелось, чтобы Макс побыстрее ушел, голова у нее была занята совсем другим, но все-таки она заставила себя с холодной вежливостью справиться у Макса о Томми. – Раз уж мы заговорили о казино, – ехидно добавила она.

– С ним все в порядке, – ответил Макс. – Надо просто дать старику Томми шанс, Шарлотта. Он не такой уж плохой человек.

– Прости, пожалуйста, мне в это как-то трудно поверить, – сказала Шарлотта. – Он тебя просто доит, Макс. Сосет деньги из тебя и изо всех нас. При помощи нехитрого шантажа. По-моему, это ужасно.

Макс уже привык к тому, как все его родственники относились к Томми, однако его это по-прежнему раздражало.

– Шарлотта, Томми не хочет сделать нам ничего плохого. Его и в самом деле можно назвать старым пройдохой, но по отношению ко мне он добр, поддерживает меня и искренне благодарен за тот домик на Понд-плейс. И не так уж много он сейчас проигрывает в «Амбассадоре», у него теперь даже кое-какая работа появилась.

– Правда? – переспросила Шарлотта. – Это какая же?

– Он теперь секретарь какой-то благотворительной организации. Помогающей вдовам, чьи мужья служили в ВВС, или что-то в этом роде. Ему это нравится, а потом, эта деятельность удерживает его сейчас от других занятий.

– Сомневаюсь, – хмыкнула Шарлотта.

В этот момент раздался звонок в дверь. Шарлотта почувствовала, что краснеет. Она подошла к домофону.

– Да? А-а… привет. Да нет, н-ну. – Она прикрыла микрофон ладонью и посмотрела на Макса. – Ты еще сколько тут пробудешь?

Макс ухмыльнулся. Он никогда не видел сестру такой взволнованной и возбужденной.

– А вот взгляну на него и уйду. Пусть поднимается, дорогая, и наслаждайся им сколько хочешь. Я вам мешать не буду.

Шарлотта яростно посверкала на Макса глазами, потом снова заговорила в домофон:

– Поднимайся. У меня тут младший брат в гостях. Но он сейчас уходит.

Несколько минут спустя в квартиру вошел Джереми; в одной руке у него была бутылка шампанского, в другой – огромный букет красных роз. На нем был превосходно сшитый элегантный костюм, с плеч свисала тяжелая шуба из коричневого соболя. Он улыбнулся Максу и протянул ему руку:

– Привет. Я Джереми Фостер. А вы, как я понимаю, тот самый знаменитый Макс, что красуется на всех рекламах.

– Тот самый, – подтвердил Макс. – Но надеюсь, что мне недолго осталось красоваться. Рад познакомиться. Извините, что я сразу же убегаю, но Шарлотта мне подсказывает, что через несколько минут я должен быть в каком-нибудь другом месте.

– Ну, дорогая, к чему это? – рассмеялся Джереми. – Мы же все одна семья. Я ведь помню Макса еще с тех пор, когда ему было… сколько же?., двенадцать, пожалуй? Оставайтесь, Макс, выпейте с нами и расскажите, чем занимаетесь. Нам спешить некуда.

– Спасибо, – улыбнулся Макс, не обращая никакого внимания на лихорадочные подмигивания Шарлотты. – С удовольствием. Но ненадолго. А я пару раз встречался с вашей женой. Мы даже как-то работали вместе. Очень приятная женщина.

– Очень приятная, – безмятежно ответил Джереми, – мы с ней прожили вместе долгую и счастливую жизнь. Мы хорошие друзья.

– Что ж, это здорово, – проговорил Макс.

Когда Макс ушел, Джереми схватил Шарлотту в объятия и наградил ее долгим-долгим поцелуем.

– Я и вправду тебя люблю. Очень. До самой последней частички.

– У меня такое ощущение, будто я действительно разваливаюсь на мелкие части, – устало вымолвила Шарлотта. – И ничего-то ты меня не любишь.

– Люблю. И хочу сделать тебе грандиознейший подарок. Поблагодарить тебя за то, что ты есть. Чего бы тебе хотелось? Норковую шубу? Кольцо с бриллиантом? Ложу в опере? Только скажи.

– Мне бы хотелось, – Шарлотта вздохнула, – как можно дольше побыть где-нибудь в тишине и покое, и чтобы со мной там ничего не происходило.

– Подумаю, может быть, мне и удастся что-нибудь сделать, – сказал Джереми.

Последовавшие за этим семь дней оказались самыми ужасными за всю ее жизнь.

По крайней мере, сделка с «Пичез» завершилась благополучно. Даже более чем благополучно. Шарлотта чувствовала, что этой сделкой она добилась для себя признания. Или чего еще там добиваются в банковском деле. Повышения зарплаты, наверное. Из трех потенциальных покупателей, изначально проявлявших интерес к «Пичез», у нее в конце концов остался только один; переговоры с ним перемежались долгими немыми сценами, во время которых покупатель нервно грыз ногти, она молчала, и только тщательно продуманные своевременные телефонные звонки нарушали тишину, убеждая ее единственного контрагента, что он всего лишь один из многих и что ему вообще несказанно повезло, раз с ним до сих пор еще ведут разговоры. В конце концов Шарлотте удалось добиться повышения цены за каждую акцию продаваемой компании на двадцать центов; на этих условиях и состоялась сделка.

Гейб появился на работе в середине дня.

– Привет. Как дела?

– Отлично, – отозвалась Шарлотта. – Как Рим?

– Ничего. Довольно иностранный город. – Гейб уже перебирал бумаги, скопившиеся на его столе. – Что это за записка от Фредди? Насчет какого-то обеда завтра?

– А, да. Он заходил, пока ты был в отъезде. Там произошла какая-то путаница с тем, кто должен быть на этом обеде: он или ты.

– Я ничего об этом обеде не знаю, – сказал Гейб. – А с чего Фредди это взял?

– Я тоже не знаю, – несколько раздраженно ответила Шарлотта. – А другую записку ты видел? От меня, насчет Бофорта?

– Насчет Бофорта… Бофорта? О господи, Шарлотта, почему ты решила, что это был именно он? И почему он звонил мне сюда?

Гейб сильно побледнел и выглядел потрясенным. Шарлотту это удивило.

– Ну, мне показалось, что это был он. Он просил напомнить тебе насчет сделки по «Блуму» и сказал, что вы с ним уже об этом говорили.

– Черт! И почему только он меня преследует? Ничего не понимаю.

– Я только передаю то, что он сказал, – пожала она плечами.

– Но никакой записки тут нет.

– Должна быть.

– Шарлотта, записки нет. Что в ней было?

Шарлотта на минуту задумалась.

– Там было написано примерно так: «Звонил тот призрак с аэродрома. Хотел продолжить разговор».

– И ты вот так вот и написала?

– Да. А что в этом ужасного?

– А то, что это опрометчивость и кретинизм. – Глаза его потемнели от злости.

– Да ну, Гейб, не смеши меня. Ничего подобного. За этими словами может быть кто и что угодно. Я же думала, когда писала.

– Да уж, думала! – Голос его был преисполнен сарказма. – Если бы ты думала, то вообще не стала бы ничего писать, а просто сказала бы мне о звонке, а еще лучше, сказала бы ему, что я уехал надолго и у тебя нет со мной связи!

– О господи, – уже начала злиться Шарлотта. – Нельзя же быть таким сверхмнительным. Никто из этой записки ничего не сможет понять, совершенно никто.

– Очень многие поймут, и гораздо больше, чем в ней есть, – резко возразил ей Гейб и вышел из кабинета.

Перед самым обедом к Шарлотте и Гейбу заглянул Фредди.

– Я слышал, ты тут без Гейба провернула сделку, – сказал он, как всегда холодно улыбнувшись Шарлотте.

– Да нет… не совсем. Просто завершила начатое.

– Дед это воспринял так, будто тебе в одиночку удалось перепродать на корню всю «Галф ойл». – Фредди силился говорить приветливо, но взгляд у него был очень недружелюбный, так же как и интонация.

– Ну, ты же знаешь деда, – неуверенно заметила Шарлотта.

– Знаю, Шарлотта, – ответил Фредди, и она испуганно вздрогнула от той ненависти, что прозвучала в его голосе. – Очень хорошо знаю.

Затем тон Фредди внезапно изменился, и, явно довольный собой, он обратился к ним обоим:

– Я просто хотел вам сказать, пока еще об этом не объявлено официально, но с сентября я уезжаю в Гарвард, в школу бизнеса. А сейчас меня утвердили в качестве члена правления как младшего партнера, однако к исполнению этих обязанностей я приступлю только после возвращения из школы. На следующей неделе переезжаю в «кабинет наследника».

– Поздравляю. – Гейб встал, потряс Фредди руку и похлопал его по плечу, словно эта новость была для всех величайшей неожиданностью, а сам Фредди завоевал право стать младшим партнером и членом правления в тяжелом соперничестве с массой конкурентов. Шарлотта, которой сделалось очень неприятно, отчасти из-за продемонстрированных Гейбом лести и низкопоклонства, отчасти же из-за того, что Фредди явно поднимался по служебной лестнице «Прэгерса» гораздо быстрее, чем она сама, все же сумела выдавить из себя улыбку:

– Великолепно, Фредди. Молодец!

– Да. Естественно, я очень рад. – Его бледно-голубые глаза смотрели на нее внимательно и настороженно. – Я устраиваю здесь торжественный ужин. В пятницу. В большом зале нашей столовой, чтобы отметить. Мне бы хотелось, чтобы вы оба пришли. Будут главным образом члены семьи – разумеется, ты входишь в их число, Гейб, – и несколько самых крупных клиентов. Клемент Дадли, Джереми Фостер, пара человек из «Интернэшнл пэйпер». В восемь вечера. В смокингах. До встречи.

Он вышел, недвусмысленно давая тем самым понять, что отказы не принимаются. Гейб посмотрел на Шарлотту, взгляд у него был явно заговорщицкий, какого она еще ни разу не видала.

– Его прямо распирает от самодовольства, – проговорил Гейб.

В четверг они засиделись на работе допоздна. Шарлотта расстроилась: ей пришлось отменить из-за этого ужин с Джереми. Гейб чувствовал, что мысли ее постоянно заняты чем-то посторонним, и злился на нее все сильнее и сильнее.

И тут зазвонил телефон Гейба. Звонил Фред III. Не мог бы Гейб прямо сейчас к нему спуститься?

Гейб ушел, выражение лица у него, когда он выходил из кабинета, было довольно задумчивое. К вызовам в кабинет Фреда III никогда не стоило относиться без должного трепета. Прошло буквально несколько минут, и зазвонил телефон Шарлотты. Звонил ее дед.

– Ну-ка, спустись сюда, – проговорил он.

Когда она вошла в кабинет деда, атмосфера там была ужасающая. Гейб стоял совершенно белый, и потемневшие глаза его казались огромными черными дырами. Кулаки у него были сжаты, и на Шарлотту он смотрел так, словно видел ее впервые в жизни.

– Ага, вот и она. Шарлотта, это, как я понимаю, твой почерк? – Фред подтолкнул в ее сторону клочок бумаги, но Шарлотте не было необходимости всматриваться в него.

– Да, мой.

– Ты не могла бы пояснить, что все это означает?

– Н-ну… по-моему, ничего не означает. Во всяком случае, мне так кажется. Это была просто записка. Для Гейба. О звонке.

– От кого?

– Не знаю.

Господи, как бы выяснить, что успел до нее наговорить здесь Гейб; как надо держаться ей самой, лучше она сейчас делает или хуже?!

– Не знаешь? А судя по записке, знаешь, и очень хорошо. Тут написано: «Звонил тот призрак… хотел продолжить разговор». Значит, тебе известно, что он звонил и до этого. Давай, Шарлотта, выкладывай, я жду несколько более полного объяснения.

Шарлотта беспомощно оглянулась на Гейба. Тот не пошевелился и даже не смотрел на нее.

– Я… н-ну…

– Шарлотта, ты знаешь, кто был этот звонивший, да или нет? Отвечай, пожалуйста.

– Н-ну… я не уверена.

– Шарлотта, не пытайся тут никого покрывать. Из ложно понятого чувства лояльности. – Фред говорил мягко, почти уговаривал.

– Я и не пытаюсь. Я просто хочу сказать, что во всем этом нет ничего… – Голос ее задрожал, и она смолкла.

– Ну, хорошо. – Дед выпрямился в кресле, приняв более строгий вид. – Тогда я задам тебе вопрос попроще. «Тот призрак», как ты его называешь, который вам звонил, – это был сам Бофорт или кто-нибудь из его дружков?

Шарлотта умела соображать очень быстро. Она решила, что единственный способ выпутаться из всей этой истории – быть до конца честной. Если она попытается покрывать Гейба, для того это будет только еще хуже.

– Да, по-моему, это был он сам.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что… потому что Гейбу звонили за два дня до этого. Тоже… кто-то из них.

Она не осмеливалась посмотреть на Гейба, только услышала, что тот вдруг сел. Тут-то она и поняла, что допустила грубую ошибку. Гейб явно отрицал в ее отсутствие какое бы то ни было отношение к этой записке.

– Вот как? А ты, случайно, не знаешь, кто именно это был?

– Бофорт, – ответила Шарлотта. Теперь уже все равно все потеряно, можно больше не мучиться и рассказать все, что ей известно. Так будет даже проще.

– А откуда ты это знаешь?

– Гейб мне рассказал. Он был очень расстроен. И встревожен.

Фред повернулся к Гейбу:

– Это правда?

– Да.

– А почему же, черт возьми, вы мне сами этого не сказали?

– Я думал, что вы мне не поверите.

– Очень мило. И почему же я должен был вам не поверить?

– Потому что… этому невозможно поверить, – быстро заговорил Гейб. – Среди ночи, на аэродром, о котором никто не знает, что я там нахожусь, в мужской туалет мне звонит Бофорт и заявляет, что хотел бы обсудить кое-какие дела. Едрена мать, откуда он мог узнать, что я там, как не от меня самого?

– Попрошу в этом кабинете без подобных выражений, – заметил Фред.

– Извините.

– Не знаю. Должен признаться, мне действительно трудно всему этому поверить.

– Ну вот видите!

Гейб выглядел мрачным, злым, и одновременно казалось, что он вот-вот расплачется.

– И вы рассказали обо всем этом Шарлотте?

– Да.

– Где и когда происходил этот разговор?

Последний вопрос был обращен уже к Шарлотте.

– У… у меня дома. В два часа ночи.

– О господи, час от часу не легче, – проговорил Фред. – Он часто бывает у тебя дома в такое время?

– По счастью, нет, – холодно ответила Шарлотта. Взгляд Фреда быстро пробежал по ней; впервые за все время их разговора лицо его обрело более или менее довольное выражение. – Он приходил специально. Чтобы узнать, не говорила ли я кому-нибудь. Он был очень обеспокоен всем этим. И я твердо знаю, что раньше он ни разу не разговаривал с Бофортом.

– Так откуда же, по-твоему, Бофорт мог узнать, где он находился в тот момент?

– Не имею ни малейшего представления, – ответила Шарлотта. – Мы уже много раз с ним это обсуждали.

– Гейб? У вас есть какое-нибудь объяснение?

– Нет, – устало отозвался Гейб.

– Ну что ж, я пока ничего не понимаю, – сурово произнес Фред, – и не знаю, могу ли я вам верить. Я собираюсь во всем разобраться. И если я приду к выводу, что вы хоть что-то сказали тем ребятам, хотя бы только время им назвали, вам придется оставить эту работу. И то, что ваш дед был моим крестным отцом, не будет иметь никакого значения. Понятно?

– Понятно. – Гейб вдруг повеселел и приободрился, у него явно появилась надежда. – Можно мне кое о чем вас спросить?

– Спрашивайте.

– Как к вам попала эта записка?

– Мне ее только что передал Дик. Когда я входил в здание. Кто-то оставил ее у него на столе примерно час тому назад. Он сказал, что не видел вас, Гейб, весь день, и попросил меня ее вам передать. Вы ведь знаете, он считает, что на самом-то деле управляет банком именно он.