Текст книги "Злые игры. Книга 2"
Автор книги: Пенни Винченци
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Глава 33
Малыш, 1985, начало весны
Малыш сидел в кресле и слегка потел. Ему казалось, что осмотр длится феноменально долго. Теперь вот врач принялся изучать его глаза, внимательно исследовал вначале один, потом другой, непрерывно бурча что-то себе под нос и время от времени произнося «гм-гм». У Малыша вдруг возникло сильное желание скорчить ему рожу.
– Так, ну что ж. Ничего серьезного… будем надеяться. Наверное, вы просто слишком переутомились. Чересчур много работаете. И не будем забывать, что у вас был ведь инфаркт… когда?., два года назад. Давайте-ка я запишу вас на эту неделю к невропатологу, и пусть он вас хорошенько проверит. Когда, вы сказали, вы стали временами замечать такое онемение? Пару месяцев назад, да?
Выйдя от врача, Малыш медленно и без цели двинулся по Харлей-стрит; самочувствие его после консультации вроде бы немного улучшилось. В конце концов, врач знает, что говорит. Если бы у него было действительно что-то серьезное, что вызвало бы у врача настоящие опасения, его бы в тот же день уложили в больницу. Врачи всегда действуют именно так. И чем дольше они сами с тобой возятся, тем меньше оснований считать, что у тебя что-то серьезное. Да в общем-то никаких серьезных симптомов у него и нет. Если бы у него и вправду дела были плохи, то после такого долгого осмотра его бы просто не отпустили. Все это продолжается у него уже несколько месяцев, и за это время ему определенно не стало хуже. Ну, может быть, если и стало, то только самую малость. Всего-навсего изредка возникающее в правой руке какое-то онемение, окоченение, так что трудно бывает достать ключи, вставить их в замок. Настоящая-то его проблема в другом: просто после инфаркта он стал ипохондриком. А работает он действительно очень много, особенно сейчас, перед предстоящим в апреле открытием лондонского отделения «Прэгерса». Слишком много. И жизнь у него сейчас нелегкая. Малыш поднял руку, подзывая такси, и отправился в свою контору на Сейнт-Джеймс-стрит.
Подумав о предстоящем открытии отделения, Малыш тут же вспомнил и об Энджи, и о той ссоре, что произошла между ними накануне вечером. Малыш тогда высказал ей претензию, что не чувствует с ее стороны той поддержки, которая ему необходима, и что ее собственная работа могла бы в нынешних обстоятельствах хотя бы отойти на задний план. Она теперь обеспечена, никакая работа ей не нужна, и не столь уж многого он от нее просит. На что Энджи ответила ему, что просит он как раз очень много, что ей нравится ее работа, что для нее она так же важна, как для Малыша его паршивый банк, который, кстати говоря, он всего лишь получил в наследство, а не создал сам; и вообще, хотела бы она знать, чем это и как она теперь обеспечена? Мэри Роуз категорически отказывается дать Малышу развод, и потому она, Энджи, сейчас ничуть не ближе к тому, чтобы стать миссис Прэгер, чем десять лет назад. Но теперь у нее двое детей, о которых она обязана думать, и она отнюдь не собирается ставить под угрозу свое благополучие, соглашаясь на полную зависимость от мужика, кем бы он ни был.
Малыш возразил, что он не какой-то мужик, а фактически ее муж, отец ее детей и вправе поэтому претендовать хоть на какую-то поддержку с ее стороны. Энджи ответила, что если он ждет от нее поддержки, то и сам мог бы для нее что-нибудь сделать, например, передать ей часть своих акций «Прэгерса». Возможно, тогда бы она смогла почувствовать себя чуть более обеспеченной.
Она уже не впервые высказывала ему эту идею, и Малыш, тоже уже не впервые, ответил ей, что о подобном не может быть и речи, что мысль эта только плод ее разгоряченного воображения и не более. В ответ на что Энджи послала его на три буквы и отправилась спать в комнату для гостей.
«Неудивительно, – подумал Малыш, – что меня постоянно изнутри что-то гложет».
Его секретарша, симпатичная девушка по имени Кейти Прайор, обладательница весьма вдохновляющих ножек, уже дожидалась его с большим кофейником свежезаваренного кофе («Главной вашей обязанностью будет научиться варить кофе, я не могу пить эту быстрорастворимую гадость», – предупредил Малыш, принимая ее в свое время на работу) и с несколькими сообщениями.
– Звонил доктор Куртис. Спрашивал, сможете ли вы прийти в пятницу. И еще звонила ваша жена.
– Моя жена? Это… – Малыш смущенно смолк.
– Звонок был из Лондона, мистер Прэгер, – поспешила ему на помощь Кейти.
– Хорошо. Соедините меня с ней. Она должна сейчас быть у себя на работе. Номер у вас есть, милочка, да?
– Да, мистер Прэгер. Ой, и еще звонил какой-то мистер Соамс-Максвелл. Сказал, что хочет с вами переговорить.
– О боже, – произнес Малыш.
Энджи говорила с ним крайне холодно. Сегодня вечером ее не будет дома. Она надеется, что Малыш не возражает. Малыш почти так же холодно ответил, что нет, нисколько, и предупредил ее, что на уик-энд он улетает в Нью-Йорк, на очень важное заседание правления банка.
После этого он позвонил Соамс-Максвеллу.
– Малыш! Привет! Спасибо, что перезвонили. Я хотел спросить, не могли бы мы встретиться?
– Не думаю, – устало ответил Малыш. – А о чем вы хотели поговорить?
– Н-ну… меня немного беспокоит Макс. Я не хотел тревожить из-за этого его… Александра. Конечно, может быть, мне придется в конце концов пойти и на это. Но я подумал, что, возможно, вначале лучше поговорить с вами. Давайте встретимся где-нибудь в баре, я угощаю.
– Спасибо, – ответил Малыш, – я могу выпить и на свои.
– Ну что ж, придется звонить Александру. Шарлотта говорила мне, что он сейчас не очень здоров.
– А когда вы разговаривали с Шарлоттой?
– Несколько дней назад. Я стараюсь все время быть в курсе событий. Конечно, я бы мог поговорить и с Георгиной. Она, наверное…
– Нет, – перебил Малыш, вспомнив, как смертельно побледнела Георгина и какими огромными, испуганными и несчастными глазами смотрела на него в то утро после дня рождения Александра, когда она и Шарлотта рассказывали ему, что им удалось узнать о Вирджинии. Он обязан заботиться об этих детях! Все-таки это дети его сестры. – Нет, не надо. Давайте встретимся. Где вы предлагаете?
– В «Американском баре» в «Савое». Где же еще?
Малыш дошел из своей конторы до «Савоя» пешком. Второй раз за день он почувствовал, что ему не хватает свежего воздуха и физических упражнений. Он приходил в ужас от этих встреч с Соамс-Мак-свеллом и боялся их. Предстоявшая была уже третьей. И дело было не только в том, что человек этот вызывал у него крайнюю неприязнь как сам по себе, так и тем, что сумел загнать их всех в угол; но от одной мысли, что у Вирджинии могла быть с ним близость, Малыша в прямом смысле слова начинало тошнить. Вначале он яростно, вопреки всем фактам и доказательствам, сопротивлялся; они сидели в «Савое» – Соамс-Максвелл настаивал, чтобы все их встречи происходили только там, – и Малыш убеждал его, сам стараясь поверить собственным словам, что ничего не известно точно, нет никаких доказательств и потому нет никаких оснований чего-либо с них требовать. В ответ на что Соамс-Максвелл подался к нему и с сочувственной улыбкой произнес:
– А я думаю, что есть. Ваш зять, лорд Кейтерхэм, не отец Максу, это точно. Макс сам мне об этом сказал. Между вашей сестрой и мной были… как бы это сказать… очень близкие отношения. Которые продолжались много лет, но особенно интенсивными были как раз в то время, когда… ну, когда должен был быть зачат Макс. Он похож на меня внешне. Он похож на меня и по характеру. Чем больше я его узнаю, тем мне это очевиднее.
– Боюсь… – начал Малыш.
– А я не боюсь, – улыбнулся ему Соамс-Максвелл. – Честно говоря, я даже радуюсь. Но если хотите, можем сделать анализы. Если это вам поможет… проявить ко мне больше взаимности.
– Какие анализы?
– Крови, тканей. Насколько я понимаю, их сейчас делают очень точно.
– Ну, – ответил ему тогда Малыш, – это мы сможем обсудить в следующий раз.
Они оба замолчали. Потом Малыш спросил:
– А когда… когда вы ее видели в последний раз? Мою сестру? – Слова вырвались у него сами, помимо его воли, он сознательно не хотел об этом спрашивать и пытался удержать себя от этого вопроса.
– Э-э… в то лето, когда она умерла. Она прилетела на пару дней в Ки-Уэст. Мы с ней походили тогда на яхте, порыбачили. Она была исключительной красавицей.
– На вашей яхте?
– Ну нет. Свою я продал… когда?., в семьдесят пятом. А чтобы нанять ту яхту, я потратил свои последние деньги. Вот как я ее любил.
– После этого вы и переехали в Вегас? Чтобы восстановить потерянное?
– Нет. Нет, я еще долго болтался между Ки-Уэстом и Нассау. Через год после яхты я продал свой дом на Кубе. Жил по большей части у друзей; знаете, это можно делать очень долго. Потом кто-то из них переехал, кто-то умер. Моя жизнь все время менялась. Но ваша сестра в ней присутствовала постоянно. Она так хорошо ко мне относилась, была так верна и преданна, с ней всегда было так весело и интересно. А теперь… ну что ж, теперь у меня есть Макс. И я этому очень рад. Очень рад, честное слово.
– Да, – кивнул Малыш. – Могу понять.
– Я знаю, – проговорил Соамс-Максвелл, снова широко и ослепительно улыбаясь, – знаю, вы думаете, что я пытаюсь сейчас из всего этого что-то выжать. Подоить Макса.
– Даже не понимаю, – ответил Малыш, презрительно глядя на него, – с чего вам могла прийти в голову подобная мысль.
– Ну… мне так показалось. Значит, я был не прав. Но так или иначе, а подобных целей у меня нет.
– Вот как. – Что касается Соамс-Максвелла, у Малыша не было никаких заблуждений на его счет; он, безусловно, вовсе не собирается отпустить их с крючка; однако тактика этого человека начинала вызывать некоторое любопытство. Он что, и вправду думает, что они его примут, включат его в число своих друзей?
– Мне просто нужен дом. Хороший дом. В моем возрасте, а я немного старше вас… уже не хочется болтаться по дешевым гостиницам в таких местах, как Вегас. Особенно если знавал в своей жизни кое-что гораздо лучшее.
– Да уж, наверное.
– Не возражаете, если я закажу себе еще коктейль? Я был прав, здесь их смешивают превосходно.
– Пожалуйста. – Малыш подозвал бармена; как ни удивительно, но Соамс-Максвелл пил коктейли с шампанским. Малыш ожидал, что он предпочтет бурбон или даже просто пиво.
– Так о чем я только что говорил? А, да, о доме. Хороший дом. Вот все, что мне нужно. И конечно, немного денег на расходы. Только на жизнь.
– Не могли бы вы поконкретнее?
– Разумеется. Конечно, я не требую, чтобы меня поселили в Хартесте. Ну или, по крайней мере, не сейчас.
– Что вы хотите сказать?
– Ну, может быть, когда-то это и произойдет. Когда Макс унаследует имение. Возможно, он найдет для старика отца какое-нибудь небольшое крыло. А пока мне бы вполне подошел дом на Итон-плейс. Я бы мог там жить, никому не мешая, и вам было бы меньше беспокойства.
– Мистер Соамс-Максвелл, могу вас заверить, что ваше проживание в доме на Итон-плейс абсолютно исключено. Это дом семьи, он принадлежит моему зятю.
– Да, но, насколько я знаю, кроме него, им никто особенно не пользуется. На мой взгляд, хороший дом просто пропадает зря. А для меня он бы прекрасно подошел. И он рядом с «Амбассадором». Знаете, когда-то я был членом этого клуба. И я так рад, что Макс в него вступил. Мы там были вместе, на прошлой неделе.
– Правда? Полагаю, приятно было вспомнить.
– Да, очень. У меня даже было сильнейшее искушение рассказать там кое-кому, старым друзьям, знаете, тем, с кем когда-то сиживали за одним столом, что Макс мой сын, но, разумеется, я не стал этого делать.
– Ну разумеется.
– И пока я всем удовлетворен, никогда этого не сделаю. Даю вам честное в том слово, мистер Прэгер. Не будете возражать, если я стану вас звать просто Малыш?
– Зовите, как хотите, – устало проговорил Малыш. – Мне кажется, мистер Соамс-Максвелл, вам следует понять несколько вещей. Во-первых, все, что вы говорите, является шантажом. Во-вторых, семья Кейтерхэм небогата – в том смысле, что у них не так много денег. И в-третьих, не может быть и речи о том, чтобы вы жили на Итон-плейс. Или в Хартесте. Я достаточно ясно выражаюсь?
– Да, вполне. Позвольте мне ответить вам по каждому из этих пунктов. Во-первых, я вовсе не намерен вас шантажировать. Но полагаю, что как старый друг семьи… ну или вашей сестры… я вправе рассчитывать на небольшую заботу о себе. Во-вторых, я охотно готов поверить, что у них не так много денег. Но подозреваю, что они все-таки живут не за чертой бедности. А кроме того, и у вас, Прэгеров, пара-другая долларов тоже небось найдется.
– Извините, – поднялся Малыш, – но я должен идти. У меня встреча с юристом.
Малыш вместе с Шарлоттой встретился с Чарльзом Сейнт-Маллином; несмотря на некоторую странность и неудобство положения, Чарльз ему очень понравился. Он был обаятелен и прямолинеен и иногда до смешного напоминал английского стряпчего. Малышу было легче понять связь между Вирджинией и Чарльзом, чем между ней и Соамс-Максвеллом; он, однако, старался вообще уйти от размышлений на эту тему.
– Ужасно запутанное дело. – Чарльз Сейнт-Маллин обвел взглядом зал «Линкольн-инн», где они сидели. – Очень трудно сказать, что мы… что вы могли бы в данном случае сделать. У этого человека нет абсолютно никаких прав претендовать на деньги семьи. Но…
– Я понимаю, что у него нет никаких прав. Но с моральной точки зрения, мне кажется, мы все-таки должны что-то для него сделать, – вмешалась Шарлотта.
– Я почти уверен, Шарлотта, что мораль здесь совершенно ни при чем, – улыбнулся ей Чарльз.
– Да. К сожалению. Но я хотела сказать, что Макс явно очень сильно привязался к этому подонку… простите, не самое удачное слово… и хочет что-нибудь для него сделать, что, в общем-то, можно понять. И конечно, Максу было бы непросто отвернуться теперь от этого человека и отправить его назад в Вегас, в его конуру.
– Я полагаю, что мистер Соамс-Максвелл мог бы, наверное, если бы захотел, довольно много порассказать. Для начала прессе. В этом ведь главная проблема, как я понимаю, верно?
– Да. Верно. И не только прессе, а просто разным людям. Конечно, получилась бы прекраснейшая сплетня. Папа бы этого просто не выдержал.
Малыша удивило, что Шарлотта называет Александра «папой» и что Сейнт-Маллин не имеет ничего против. По-видимому, оба, и он и она, давно уже прошли через это, и между ними, несомненно, установились близкие, хотя и несколько странные отношения.
– Да, это верно, – согласился Чарльз. – Ну что ж, значит, придется заставить этого человека молчать. Но сделать это будет очень нелегко.
– На ваш взгляд, стоит разрешить ему жить на Итон-плейс? – спросил Малыш.
– Не думаю. Чем скорее он отсюда уедет, тем лучше.
– Да, но как заставить его уехать?
– Полагаю, стоит начать с разговора с Максом. Он же должен понимать, насколько все это опасно.
– Мне кажется, он этого не понимает. Но допустим, что мы сумеем уговорить его уехать; что дальше?
– Шарлотта, дорогая моя, я не знаю. Честное слово, не знаю. Что бы мы ему ни предложили, он явно будет требовать большего. У меня есть сильное искушение начать с того, чтобы попытаться просто припугнуть его.
– Что, ты сам?
– Сам и с помощью моего доброго друга Закона. Стоит попробовать.
– Послушайте, – вмешался Малыш, – давайте я сначала поговорю с Максом. Шарлотте надо возвращаться в Нью-Йорк, так, дорогая? Макс, насколько я знаю, должен приехать из своей очередной поездки в субботу. Я приглашу его на обед и поговорю с ним. Спасибо вам за эту беседу и за советы, Чарльз.
– Не за что. С удовольствием. По-моему, я просто обязан попробовать постоять за ваши интересы. – Он улыбнулся и пожал протянутую Малышом руку.
Шарлотта поцеловала его:
– Боюсь, твое чувство долга очень скоро подвергнется самому серьезному испытанию.
– Я вам позвоню после того, как поговорю с Максом, – пообещал Малыш.
– Хорошо. А я тем временем посмотрю, не придет ли в голову еще что-нибудь.
– Решение должно устраивать и Макса. А это будет нелегко.
Малыш позвонил Максу сразу же, как только тот вернулся из своей поездки.
– Макс, это Малыш Прэгер.
– Привет. – Голос Макса звучал менее чем дружелюбно.
– Похоже, ты не очень рад моему звонку.
– Скажем так: я его воспринимаю с подозрением.
– Правда? Почему же?
– Потому что примерно знаю, о чем вы собираетесь говорить, – раздраженно заявил Макс. – Если хотите уговаривать меня, чтобы я убедил Томми от вас от всех отвязаться, то можете сразу же отвязаться от меня сами. Он мне нравится, он мой отец, и я намерен о нем заботиться.
– Макс, он не нуждается ни в какой заботе. Он прекрасно может позаботиться о себе сам.
– Если так, то почему же он столько лет просидел в какой-то дыре в Вегасе, едва сводя концы с концами?
– Макс! Он не бедный бездомный старик с трагической судьбой. Он был очень богатым человеком. И дошел до того, чтобы едва сводить концы с концами, как ты выражаешься, исключительно из-за собственной лени и безответственности. Это не тот человек, который нуждается в благотворительности.
– Я и не говорю, что он в ней нуждается. Но помощь ему нужна, и от меня он ее получит.
– В виде постоянного места жительства на Итон-плейс?
– Н-ну… да. Мне там с ним очень хорошо. И весело. Мы хорошо с ним живем.
– Это не твой дом, Макс, и ты не имеешь никакого права им распоряжаться. Он принадлежит твоему отцу.
– Александр мне не отец, Малыш. Мой отец – Томми, и я хочу ему помочь.
Малыш с трудом сдержал готовые прорваться у него чувства.
– Я это понимаю, Макс, и считаю, что это очень благородно с твоей стороны. Но не можешь же ты поселить его насовсем на Итон-плейс!
– Послушайте, Малыш, – проговорил Макс. – Я не совсем понимаю, почему Александр разрешил нашей матери вести себя так, как она себя вела. Я понятия не имею, что там между ними происходило. Но мне все это представляется довольно омерзительным. И мне трудно понять, почему я должен чувствовать какое-то особое расположение к Александру и считаться с ним.
– Макс, как ты можешь так говорить! Александр относился ко всем вам превосходно.
– Н-ну… да, неплохо. – Голос Макса звучал устало. – Но ему ведь не пришлось ради этого перетруждать себя, верно? Он просто поместил нас в центре своего маленького королевства и наблюдал за тем, как мы росли.
– Это неправда, Макс.
– Боюсь, что правда. Не тратьте время, Малыш, сыграть на моих чувствах вам не удастся. Помогать Томми я все равно буду.
Малыш изложил Максу предложение, идея которого принадлежала Сейнт-Маллину. «Сообщите ему четко и ясно и в письменной форме, что это предложение делается ему, и только ему одному», – сказал он. Поскольку Максу нужно в Лондоне где-то жить, притом отдельно от графа Кейтерхэма (который дал понять, что в будущем, возможно, он станет чаще пользоваться своим лондонским домом, чем делал это до сих пор), и поскольку графа незачем беспокоить из-за пустяков, то он, Малыш, предлагает предоставить в распоряжение Макса небольшой дом в Лондоне, которым тот сможет бесплатно пользоваться «в обозримом будущем, не превышающем по продолжительности пяти лет». Дом снова отойдет в распоряжение Малыша раньше указанного срока, если Макс за это время сам подыщет себе какое-либо жилье. По счастью, у Энджи был сейчас подходящий дом на Понд-плейс, в Челси. К огромному облегчению всей семьи (и к легкому изумлению Чарльза Сейнт-Маллина), Макс принял это предложение. Когда Соамс-Максвелл позвонил Малышу, чтобы поблагодарить его (и сделал это с гораздо большим изяществом, чем Макс), Малыш холодно ответил, что дом предназначен Максу, и одному только Максу.
– Но там ведь не было условия, что у него в доме не может быть гостей? – проговорил Соамс-Максвелл, и тон у него при этом был очень довольный.
– К сожалению, нет, – ответил Малыш и положил трубку.
После этого Соамс-Максвелл еще раз вытребовал его на встречу: Макс проигрался в «Амбассадоре», задолжав пять тысяч фунтов стерлингов, и ни он, ни Томми, разумеется, не могли заплатить такой суммы. Тщательно проверив, действительно ли это долг Макса, Малыш заплатил. Но теперь его приводил в содрогание каждый звонок Соамс-Максвелла и их неизбежное следствие – очередная встреча в гостинице «Савой».
Когда Малыш пришел, Соамс-Максвелл был уже там; он поднялся Малышу навстречу и протянул ему руку. Малыш сделал вид, что не видит ее. Он обратил внимание, что Соамс-Максвелл вроде бы похудел и был гораздо лучше одет, чем тогда, когда впервые появился в Хартесте.
– Малыш, привет! Вы выглядите усталым.
– Я и в самом деле устал. – Малыш опустился на стул. – Очень много работаю. В отличие от некоторых, – добавил он и тут же пожалел: очень уж по-детски это прозвучало.
– Мы тоже много работаем, и Макс, и я. Он в качестве модели, а я по дому. Конечно, домик крошечный, убраться в нем можно очень быстро. Это его явное преимущество. Но нам там тесновато. – Он улыбнулся Малышу. – Что будете пить?
– Бурбон, – ответил Малыш. – И что вы хотите сказать?
– Только то, что этот дом для нас слишком уж мал.
– Ну что ж, это плохо, – кивнул Малыш, – очень плохо. Быть может, Максу стоило бы зарабатывать побольше, и тогда он смог бы купить что-нибудь попросторнее.
– Вот именно об этом я и хотел с вами поговорить. О деньгах Макса.
– Вот как? – Малыш сделал хороший глоток. – А что о них говорить?
– Их не хватает.
– На что не хватает?
– На то, что ему нужно.
– Бросьте. Только на той неделе моя жена прочла в газете о том, сколько зарабатывают эти фотомодели. Про Макса было написано, что он получает больше сотни тысяч фунтов в год. По-моему, этого более чем достаточно.
– Пресса вечно врет, это уж давно всем известно, – махнул рукой Соамс-Максвелл, – но должен честно признаться, он зарабатывает немногим больше половины того, что вы назвали.
– И вы мне говорите, что этого не хватает!
– Боюсь, что так.
– И какое, – с очень глубоким вздохом произнес Малыш, заранее зная ответ, – какое отношение все это имеет ко мне?
– Ну, у Макса есть долги, которые надо платить.
– О чем вы говорите, какие еще долги? Вам что, пятидесяти тысяч в год не хватает? Пятьдесят тысяч на карманные расходы?! Как же вы живете?
– Видите ли, – ответил Соамс-Максвелл, – вопрос в том, на что Макс тратит свои деньги. В этом вся трудность.
– Простите, – сказал Малыш, – не понимаю.
– Он же член «Амбассадора», – с тяжелым вздохом проговорил Соамс-Максвелл. – А теперь вот и мне тоже пришлось недавно вступить в «Клермон». – Он произнес это так, словно вступление в «Клермон» было такой же необходимостью, как покупка проездного билета или новой пары обуви.
– Мистер Соамс-Максвелл…
– Зовите меня лучше просто Томми.
– Мистер Соамс-Максвелл, я не готов оплачивать ваши карточные долги. Извините. Максу придется умерить свои расходы или обратиться к его… обратиться к Александру.
– Он это уже сделал.
– Честно говоря, это не моя проблема. Вам надо будет как-то решать ее самому.
– Разумеется, это ваша проблема, чья же еще? Все, что касается Макса, ваша проблема. Он сын вашей сестры, а Вирджиния была тем, чем ее сделали вы и ваша семья.
– О господи. – Малышу становилось уже нехорошо. – Вы постоянно рассказываете нам о том, как вы любите Макса. Почему бы вам в данном случае, в порядке исключения, не взять ответственность на себя?
– Малыш… – Соамс-Максвелл наклонился к нему, и впервые за все время Малыш увидел в его глазах выражение искренней озабоченности. – Малыш, я знаю, что никто из вас этому не верит, но я действительно очень люблю Макса. Я пытался. Честное слово, пытался.
– Знаете что, – предложил Малыш, – пришлите Макса ко мне. Я с ним поговорю.
– Не думаю, что он пойдет.
– Если вам нужны деньги, – возразил Малыш, – пойдет.
Томми Соамс-Максвелл посмотрел на Малыша, в его голубых глазах читалось нечто похожее на уважение.
– Хорошо, – сказал он, – я его пришлю.
Из «Савоя» Малыш вышел в состоянии легкой паники. Похоже, все беды начали валиться на него сразу, со всех сторон, как в каком-то безвыходном кошмаре. И беседа с Соамс-Максвеллом тому подтверждение. Он сел в такси и поехал домой, думая о Вирджинии, и в сотый, в тысячный раз задавался вопросом, что же заставило ее поступать так, как она поступала, думал он с болью в сердце и о том, насколько же мало, должно быть, значили для нее их взаимоотношения, если вместо того, чтобы довериться брату, она обманывала его.
Что-то с ней произошло, еще в самые первые дни или недели замужества, что-то такое, что резко изменило, перевернуло ее, и ни он, да и никто из них не поняли этого, даже не заметили; что-то такое, с чем ей пришлось потом бороться в одиночку, не получая ни от кого из них помощи. Малыша охватили запоздавшие на много лет угрызения совести. Теперь он не мог уже поделать ничего, совершенно ничего. Разве что попытаться спасти Макса от одной из худших ее ошибок.
