Текст книги "Злые игры. Книга 2"

Автор книги: Пенни Винченци

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– Рада с вами познакомиться. – Миссис Викс протянула руку с безукоризненно наманикюренными ногтями. Выглядела она в самом деле просто очаровательно: с новой прической, сделать которую парикмахер Генри с Хай-стрит уговаривал ее на протяжении нескольких месяцев, – это была французская укладка, завершавшаяся наверху своеобразной шапкой завитых локонов. Она придумала для себя и новый грим, с более яркой и блестящей губной помадой; а одета была в светло-голубое шелковое платье с широкими плечами (точь-в-точь как у Алексис в «Династии») и туфли на очень высоких каблуках.

– Я тоже очень рад с вами познакомиться, – ответил Малыш, с улыбкой принимая ее руку и делая ей легкий поклон. – Но я просто не могу поверить, что вы Энджи – бабушка. В крайнем случае, мама.

– Ну, я, конечно, была еще очень молодой, когда родилась ее мать. – Миссис Викс улыбнулась ему в ответ, изо всех сил хлопая ресницами. В последнее время она подолгу упражнялась в этом приеме перед зеркалом и уже испробовала его на Клиффорде, на которого это произвело потрясающее впечатление.

– Я о вас очень много наслышан, – продолжал Малыш, – и очень рад, что теперь вы хорошо устроены. Конечно, провести столько лет в пансионате было, наверное, крайне тоскливо.

– Бабушка, будешь шампанское? – поспешно предложила Энджи. – Может быть, ты хочешь сама разлить?

– Нет, это мужская обязанность, – решительно возразила миссис Викс. – Не забывай о приличиях, Анджела. Что подумает мистер Прэгер, если я возьмусь за это сама?

– Что это очень мило. – Малыш тяжело опустился на диван; глаза у него слипались. – Я безумно устал. В Нью-Йорке теперь час ночи.

Энджи вздохнула про себя. Ясно, что от Малыша сегодня ночью ждать ничего не приходится.

Наутро он выглядел немного энергичнее.

– Дома все как с цепи посрывались, – рассказывал он Энджи, потягивая шампанское, которое она в одиннадцать часов принесла ему в постель. – Отец грозится лишить меня наследства, Мэри Роуз заявляет, что никогда в жизни не даст мне развода, а партнеры готовятся к схватке за банк. Прямо как стервятники.

– Ну что ж, кусочек-то лакомый и сочный, – проговорила Энджи, трепля Малыша за мочку уха. – Интересное время настает, Малыш, правда?

– Я бы его скорее назвал иначе. – Малыш тяжело вздохнул, однако вид у него был оживленный и гораздо более уверенный, чем за многие последние годы.

– Но он ведь не может и в самом деле лишить тебя наследства, а, Малыш?

– Строго говоря, нет. Но ему хочется дать мне почувствовать, будто бы он это может.

– А Мэри Роуз?

– Ой, кошмар. То изображает из себя мученицу, то высмеивает меня, словно я просто сосунок, обмочивший штанишки.

– Жду не дождусь, когда смогу забраться в твои штанишки, – засмеялась Энджи, целуя его.

– Подожди, дай я допью шампанское. Оно превосходное, грех торопиться.

– О господи, – простонала Энджи, – у него уже появились замашки мужа!

– Да, и мне это нравится. Даже очень. Как наш младшенький?

– Младшенький превосходно. Вчера прошел обследование по полной программе.

– Прекрасно. А как сама будущая миссис Прэгер?

– Ой, как здорово звучит! Ну-ка, скажи еще раз!

– Будущая миссис Прэгер.

– С ней тоже все в порядке. Ее даже не подташнивает. Она счастлива. И счастлива, что ты тут.

– И я счастлив, что я тут. Здесь куда лучше, чем в Нью-Йорке. Я сейчас переехал в гостиницу «Шерри Нидерланд», и там просто ужас. В следующий раз надо будет попробовать пожить в «Плазе».

– Послушай. – Энджи отобрала у него бокал и отставила в сторону. – У нас всего несколько дней. Нельзя же потратить их на разговоры о том, какая из нью-йоркских гостиниц хуже.

– Ты права, – согласился Малыш, притягивая ее к себе. В этот момент он казался моложе и выглядел весьма самоуверенным.

Потом они пошли погулять на Примроуз-хилл, потом поехали в Лондон, посмотрели «Супермена-2» (Энджи настолько обожала Кристофера Рива, что Малыш счел это для себя почти оскорбительным), рано поужинали и снова улеглись в постель. Даже тут Малыш определенно стал энергичнее, отметила про себя Энджи.

– А для маленького это не вредно? – спросил он, когда шумный оргазм Энджи прошел и она стихла под ним.

– Нет. Ну, правда, мистер Фишер предупреждал, чтобы я была осторожнее. И не занималась бы этим в те дни, когда у меня по идее должны быть месячные. Но сегодня не такой день, это уж точно.

– Ты уверена? Мне бы очень не хотелось его потерять.

– Уверена.

– Ну, хорошо. Господи, как же я тебя люблю! – Он повернулся и посмотрел на нее. – До сих пор не могу поверить, что я все-таки это сделал. Как прекрасно, что мы можем больше ни от кого не прятаться.

– А я тебе что говорила!

– Я знаю. Послушай, а что мы будем делать дальше? Может быть, хоть теперь, когда я веду борьбу, чтобы сделать из тебя честную женщину, ты подумаешь о том, чтобы переехать в Нью-Йорк?

– Конечно, я могу об этом подумать. – Энджи помолчала, собираясь с духом. Ну, вперед. Лучшего момента у нее не будет. А если ее ждет неудача – что ж, это ведь еще не конец света. Просто ей будет проще и удобнее, если удастся его уговорить. – Но знаешь, Малыш, мне кажется, подумать бы стоило тебе – о том, чтобы перебраться в Лондон. Вместе с «Прэгерсом», разумеется.

На протяжении всего следующего дня она не возвращалась к этой теме. Накануне Малыш ответил ей, что «Прэгерс» обязательно рано или поздно откроет свое отделение в Лондоне, что он лично пробивает эту идею, хотя Фред и не уверен в том, насколько это целесообразно, однако в любом случае сам он участвовать в ее осуществлении не будет. Энджи спросила, почему нет, и он довольно коротко и резко ответил ей, что его место – управлять банком в Нью-Йорке. Зная, что ничем подобным он на самом деле в Нью-Йорке не занимается, Энджи решила пока на своем не настаивать. Она уже поняла, что ей придется нелегко: Малыша, что было на него совершенно не похоже, раздражала сама ее заинтересованность в исходе этого дела.

Утром они допоздна провалялись в постели, просматривая бумаги и болтая, потом поехали в Лондон, чтобы пообедать в «Рице».

– Не знаю в воскресенье лучшего места, чем «Риц», – заявила Энджи. – А потом, после всех наших упражнений я проголодалась.

– Неудивительно, – хмыкнул Малыш. – Мне все-таки кажется, что тебе надо быть поосторожней.

– Когда я с тобой в постели? – переспросила Энджи, целуя его. – Невозможно.

Только они заказали обед, как Малыш вдруг весь внутренне напружинился.

– Что случилось? – спросила Энджи.

– Так… Ничего. Все в порядке. Просто я все время забываю, что можно больше не бояться. Того, что нас кто-нибудь увидит.

– А кого ты заметил?

– Макса. Моего племянника. Вон он там, видишь, вон с той очень красивой девушкой.

– Где? О боже, – проговорила Энджи, – он и сам настоящий красавец.

Макс сидел за одним из небольших угловых столиков, держа за руку невысокую смуглую девушку с тонкими чертами лица. Как это часто бывает, он вдруг почувствовал, что за ним наблюдают; обернулся, увидел Малыша, широко улыбнулся и, сказав что-то девушке, поднялся и подошел к столику, за которым сидели Малыш и Энджи.

– Дядя Малыш, какая приятная неожиданность. Как поживаешь?

– Отличнейшим образом, Макс, спасибо. Вы не знакомы? Анджела Бербэнк. Энджи, это мой племянник, Макс Хэдли.

Наступила тишина. Макс сверху вниз разглядывал Энджи, а она снизу вверх – Макса. Он был одет в черные плисовые брюки и белую рубашку, черный свитер был небрежно наброшен сзади на плечи и завязан впереди рукавами; Макс откинул со лба назад светлые волосы и улыбнулся Энджи томной и беззаботной улыбкой. Чувствовалось, что он прекрасно все понимает: и как выглядит сам, и какое впечатление должен произвести на Энджи. Взгляд Энджи вобрал его всего сразу, целиком, со всей его самонадеянной, уже вполне осознающей себя юношеской сексуальностью, и ее тело отреагировало в ответ само, отозвавшись где-то в глубине жарким и сладким ощущением, сила и страстность которого даже слегка удивили Энджи; несколько мгновений спустя она уже полностью овладела собой. Женщине, которая вот-вот выйдет замуж, не к лицу подобные эмоции. Она улыбнулась и взяла протянутую ей руку.

– Рада познакомиться, Макс.

– Здравствуйте, – ответил он, и, пока хорошо воспитанный мальчик пожимал ей руку, опытный мужской взгляд откровенно оценивающе скользил вначале по ее лицу, потом по фигуре.

– Ты сюда надолго, дядя Малыш? – спросил Макс, нарушая своим вопросом несколько странное общее молчание.

– Да нет… всего на несколько дней.

– По делам, как я понимаю? – Голос Макса звучал вежливо, но в нем чувствовались какие-то нотки высокомерия и наглости, отчего Энджи захотелось даже ударить его.

– Да, – коротко ответил Малыш. – Э-э… как отец?

– Александр отлично. Спасибо.

– А Георгина?

– Великолепно.

– Шарлотта, по-моему, не нарадуется своей жизни, – сказал Малыш.

– Не знаю, не уверен. Она говорила, что этот тип, Гейб, житья ей не дает.

– Сожалею, если это так. – Малыш выглядел искренне озабоченным.

– Не о чем сожалеть, – весело возразил Макс, – кто-то ведь должен был это сделать. Моя сестрица Шарлотта, – пояснил он, обращаясь к Энджи, – это помесь школьной директрисы и старосты класса. Страшно любит всеми командовать. А это Клавдия Гроссман, – представил он тоже подошедшую к их столу девушку. – Клавдия, это Малыш Прэгер, мой дядя, а это Энджи Бербэнк, его знакомая. Клавдия тоже модель. Как и я, – добавил он с оттенком ребячливой гордости в голосе.

– Здравствуйте, Клавдия, – сказала Энджи. – Рада познакомиться. Значит, модели, да?

– Да; а завтра я уезжаю работать во Флориду, – похвастался Макс. – В Ки-Уэст, если быть точным.

– Ой, я забыла, – проговорила Клавдия, старательно игнорируя Малыша и Энджи, – из агентства просили тебе передать. В Ки-Уэст ты все же не едешь. Будешь в Майами.

Макс нахмурился:

– Вот черт. Только этого мне не хватало.

Вид у него стал очень расстроенный; слишком расстроенный из-за такой чепухи, подумала Энджи.

– В Майами тоже неплохо, – проговорила она, – там есть великолепные рестораны. И магазины. И есть где развлечься.

– По-моему, это просто дыра, – буркнул Макс. – Я там уже бывал.

– Ну, в Ки-Уэсте, конечно, лучше. Это бесспорно. Но это ведь недалеко. Там даже аэропорт есть, в Ки-Уэсте. Самолетом можно добраться за полчаса. Возьмешь денек за свой счет. Я уверена, агентство не будет возражать.

– А я уверен, что будет, – настаивал Макс. – Но в любом случае, спасибо за информацию. – Он улыбнулся ей, потом Малышу. – Ну что ж, очень рад был…

– Пойдем, Макс, – позвала его Клавдия. Вид у нее стал еще более раздраженный, чем прежде. – У нас на столе все стынет.

– Счастливо, Макс, – сказал Малыш. – Передавай привет отцу.

– Какая приятная девушка, – произнесла Энджи, посмотрев им вслед, а потом переведя пристальный взгляд на Малыша.

– Угу, хорошенькая.

– И твой племянник тоже. Странное у него занятие для лорда.

– Очень странное. Александр от этого занятия вне себя. А ты раньше Макса никогда, значит, не видела?

– Нет, когда я уехала из Англии, он был еще совсем кроха. Господи, как же мы, должно быть, постарели, а?

– Одни больше, другие меньше. Как ты думаешь, еще немного шампанского маленькому не повредит?

– Полежите немножко так, не двигайтесь, – сказала ей врач-сонографист. – Я позову мистера Фишера, хочу, чтобы он поглядел.

– На что поглядел? – заволновалась Энджи. Она лежала в рентгеновском отделении больницы имени принцессы Грейс, весь живот у нее был намазан каким-то маслом, ей делали первое ультразвуковое обследование. – Что-нибудь не так, да?

– Нет, все в полнейшем порядке, – уверила ее сонографист. Это была девушка со свежим лицом, розовощекая, больше похожая на капитана школьной спортивной команды, чем на врача. – Даю вам честное слово. Просто немного странное положение, и мне не все хорошо видно. Нет, ребенок шевелится, как он и должен, и у него нормальные размеры и все остальное тоже нормальное. Волноваться не из-за чего. Полежите так минутку, я схожу, попробую найти мистера Фишера.

Энджи лежала, и сердце у нее колотилось изо всех сил. Она не переживет, если с ребенком что-нибудь не так, если она его потеряет, если ребенок умрет. До сих пор все шло так хорошо; может быть, даже слишком хорошо. Она смотрела на маленький экран, на котором сейчас не было никакого изображения, и гадала, что же такое могло там обнаружиться, чтобы на это срочно должен был посмотреть сам мистер Фишер? На этом этапе ведь еще невозможно определить какие-либо серьезные отклонения у ребенка, так? А может быть, уже можно, и они что-то обнаружили? Кто-то ей говорил, что ультразвук может обнаруживать незаращение позвоночника. Боже, ребенок-урод! Не зря она так боялась, что уже стара. Нет, такого ребенка ей не надо, с этим она не сможет и не будет мириться. Ей вдруг остро захотелось – и она удивилась этому желанию, – чтобы Малыш был где-нибудь здесь, поблизости, чтобы он ждал ее сейчас в приемной вместе с другими отцами. Она никогда не видела в нем опору, источник силы, скорее уж наоборот; но сейчас, когда его ребенку что-то грозило, присутствие Малыша было ей крайне необходимо. Однако Малыш находился в трех тысячах миль отсюда.

Она молча смотрела на потолок, на стены, пересчитала лампы, кафельные плитки, халаты, висевшие на внутренней стороне двери. Почему мистера Фишера так долго нет? Неужели же сонографист обнаружила там что-то настолько ужасное, что они теперь совещаются и никак не могут решить, как сказать ей об этом? А может быть, у нее нашли что-то настолько редкое, что Фишер не знает, как оно называется, и сейчас лихорадочно листает книги и справочники, пытаясь определить, что же это такое? Или он наскоро пропускает стаканчик, набираясь мужества перед нелегкой встречей с ней? Еще пять минут, и она завопит. Она досчитает до шестидесяти, пять раз до шестидесяти, а потом завопит очень-очень громко.

Только она в третий раз добралась до шестидесяти, как дверь открылась и вошли сонографист и мистер Фишер. Оба они улыбались.

– Как мы себя чувствуем, мисс Бербэнк, все в порядке? – обратился к ней Фишер.

– Было в порядке, пока меня не бросили тут одну, перепугав до смерти, – сердито ответила Энджи.

– Беспокоиться абсолютно не о чем, даю вам слово, – похлопал ее по руке мистер Фишер. – Ну что ж, Сара, давайте посмотрим еще разок. А, да. Да, очень интересно. Вы правы. Умница.

– О боже, – взмолилась Энджи. – Ну что там у меня?

Мистер Фишер снова подошел к Энджи, взял ее за руку и широко и жизнерадостно улыбнулся, словно поздравляя самого себя.

– Силы у вас есть, мисс Бербэнк? Держитесь, они вам понадобятся, и немало. У вас двойня.

– Малыш? Это Энджи. Да, я знаю, что у тебя сейчас совещание. Плевать мне на это. Слушай, я должна сказать тебе что-то важное. Замолчи, Малыш, и послушай. У меня… то есть у нас… будут двойняшки. Да, я сказала: двойняшки. Разумеется, уверена. Я только что сама их видела на экране УЗИ. Что? Нет, не знаю, какого они пола. А какая разница? Вот что, Малыш, я чувствую, что ты мне сейчас очень нужен. Больше, чем когда бы то ни было. Ты сможешь приехать быстро? Не знаю почему, но я чего-то боюсь. Хорошо, перезвони. Но только не тяни.

Это не было совсем уж неправдой. Она если и не испугалась, то очень крепко задумалась о будущем. Родить одного ребенка представлялось ей удовольствием, почти развлечением; но двоих сразу – это уже казалось обескураживающе трудным. Сама беременность обещала быть ужасно тяжелой (Энджи была миниатюрной, и ей предстояло очень сильно раздаться в размерах); а уж родить сразу двоих – о господи! Энджи, физически крепкую и смелую, бросало в дрожь при одной мысли об этом. И потом, надо будет подготовить детскую комнату для двоих, найти им няню – а может быть, и не одну, вообще придется крутиться вдвое больше. Тяжело. Она ходила из угла в угол по дому, не зная, что предпринять. Но одно она знала точно: ей нужен Малыш, и нужен здесь, в Лондоне, а не в этом проклятом и чужом ей городе по другую сторону Атлантики.

Малыш сидел, глядя на нее довольно беспомощно.

– Энджи, дорогая, я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Должен сказать, я и сам тоже довольно сильно… э-э… нервничаю.

– Неужели? – ехидно заметила Энджи. Однако Малыш решил не обращать на ее выпад внимания.

– Но я должен быть в Нью-Йорке. Я не могу быть в Лондоне. Правда не могу. Я тебе оборудую там квартиру, мы будем все время вместе, я не отступаю ни от одного из своих обещаний, но уехать из Нью-Йорка не могу. Как и от «Прэгерса». Я просто не могу.

– Я не прошу тебя уезжать от «Прэгерса». Я тебя прошу перетащить «Прэгерс» в Лондон. Открыть здесь отделение, как это делают сейчас все здравомыслящие американские банки.

– Энджи, я не знаю, с чего ты вбила эту идею себе в голову, но могу тебя уверить, что далеко не каждый здравомыслящий американский банк стремится сейчас открыть отделение в Лондоне.

– Ты это хоть с кем-нибудь обсуждал?

– Я тебе уже сказал, что мы это обсуждали. И даже много раз. Отец продолжает считать, что это пока нецелесообразно. Он говорит, что даже если они заполучат тут девяносто процентов всего рынка акций, то и тогда открытие отделения не будет иметь особого смысла.

– Ах, опять отец. А сам ты что думаешь?

– Я с ним согласен.

– Господи, разумеется, ну как же ты можешь с ним не согласиться!

– Перестань, ради бога. И потом, даже если «Прэгерс» откроет тут отделение, я не стану его руководителем, это уж точно. Его возглавит кто-нибудь из старших партнеров. Я тебе уже говорил об этом. И вообще, Энджи, я ведь тебе не указываю, как вести дела твоей компании. Пожалуйста, и ты мне не указывай, как мне управлять моей. – Он нервно усмехнулся. – А теперь, дорогая, посмотри-ка сюда, тут у меня планы разных квартир, и двух-, и даже трехэтажных. Взгляни, какие тебе больше нравятся, я потом их в Нью-Йорке посмотрю и сообщу тебе.

– Малыш, я не хочу переезжать в Нью-Йорк. И не хочу рожать нашего… наших детей в Нью-Йорке. Мой гинеколог здесь. Моя больница здесь. Я боюсь, Малыш, и хочу чувствовать себя в безопасности. – Усилием воли она удержала готовые брызнуть слезы; Малыш беспомощно смотрел на нее.

– Энджи, мне очень жаль. Ужасно жаль. Но я…

– Ах, отвали. – Энджи отвернулась от него. – Катись к едрене матери в свой Нью-Йорк, Малыш. Я устала, слишком устала от этих разговоров. Похоже, им конца не будет.

– Мне тоже так кажется, – произнес Малыш.

Энджи удивленно уставилась на него. Не часто бывало так, чтобы он решался дать ей отпор. И ей это не очень понравилось.

Как-то, недели две спустя, она лежала в постели и читала деловой раздел «Санди таймс»; как сама она впоследствии рассказывала Малышу, хорошо, что она в тот момент была в постели, иначе бы просто упала.

«„Прэгерс“ присоединяется к американскому вторжению», – гласил не очень крупный, но вполне четкий заголовок на третьей странице.

«„Прэгер и партнеры“, инвестиционный банк, принадлежащий семейству Прэгеров, собирается открыть свое отделение в Лондоне в этом году. Таким образом, длинный список американских банков, стремящихся обосноваться в Лондоне в преддверии ожидающегося в октябре 1986 года взрыва биржевых спекуляций, увеличился еще на одного участника. „Прэгерс“, в число клиентов которого входят „Фостерз лэнд“ и „Дудли коммьюникейшенз“, – небольшой (всего 27 партнеров, из них 10 старшие), но крайне респектабельный банк, контроль над которым Фредерик Прэгер III передал несколько лет назад своему сыну, „Малышу“ Прэгеру Известно, что Прэгеры подыскивают сейчас брокерскую фирму, которая стала бы участником предстоящего совместного начинания; мистер Прэгер-старший заявил вчера, что ни один банк, будь он крупный или маленький, не может позволить себе остаться вне предстоящей схватки за долю на лондонском рынке акций».

– Едрена мать! – заорала Энджи, обращаясь к газете. – Едрена мать!!!

Она дотянулась до телефона и набрала номер гостиницы «Шерри Нидерланд».

– Мне Прэгера из третьего люкса! – рявкнула она ответившему ей вежливому голосу (крайне вежливому, если учесть, что в Нью-Йорке в это время было четыре часа утра).

В трубке послышался сонный голос Малыша:

– Да? Малыш Прэгер слушает.

– Малыш, какого черта ты мне ничего не говоришь о том, что собираешься в Лондон? – Энджи с раздражением почувствовала, что плачет. – «Будь они прокляты, эти гормоны», – подумала она.

– Энджи, о чем ты говоришь? Я не собираюсь в Лондон. Еще как минимум неделю не собираюсь. Ты хорошо себя чувствуешь? И как там наши малыши?

– С малышами все в порядке. А вот с их матерью нет. Малыш, почему о том, что «Прэгерс» открывает отделение в Лондоне, я должна узнавать из газеты? Почему?

– Энджи, я действительно не понимаю, о чем ты говоришь.

– Ну так раздобудь лондонскую «Санди таймс» и посмотри. – Энджи бросила трубку.

* * *

Через три часа Малыш сам перезвонил ей. Теперь голос у него был присмиревший, и говорил он, тщательно подбирая слова:

– Прости меня, дорогая. Но поверь, я действительно ничего не знал. Понятия не имел. Я так же рассержен всем этим, как и ты. Опять из меня сделали дурака. Я сейчас иду разговаривать с отцом. Извини, мне очень жаль, что так вышло. После разговора с ним я тебе позвоню еще раз. Но должен заранее тебе сказать, Энджи, что все это никак не изменит моего положения. Я не приеду. Отец назначил руководить лондонским отделением Пита Хоффмана.

Пять дней спустя Энджи появилась в здании на Пайн-стрит. Выглядела она просто шикарно: на ней был белый костюм от Шанель, светлые волосы гладко зачесаны назад и перехвачены большим черным бантом. Она была бледна, под глазами наметились черные круги, но выражение лица у нее было такое, что если бы Малыш увидел его, он бы не на шутку перепугался.

– Мне нужен мистер Прэгер, – сказала она.

– Прошу прощения, но мистера Прэгера нет сейчас в городе, – холодно улыбнулась ей девушка, сидевшая в приемной за большим резным столом.

– Да, я знаю. Но мне нужен не Малыш Прэгер, а мистер Фредерик Прэгер Третий.

– Попробую узнать. Вам назначено?

– Нет, – коротко ответила Энджи.

– Ну, в таком случае…

– Пожалуйста, попросите мистера Прэгера принять меня. Мое имя Бербэнк. Мисс Бербэнк. Можете передать ему, что я хочу вернуть долг.

– Да. Хорошо. – Похоже, девушка начала немного суетиться. – Присаживайтесь, пожалуйста, я пока позвоню в его кабинет.

Энджи села и взяла «Уолл-стрит джорнал»; ей всегда нравилось это издание, у него был какой-то располагающий к себе вид. Она вспомнила, что Вирджиния однажды использовала эту газету, отделывая кабинет некоему финансисту: она оклеила ею один из углов.

– Мисс Бербэнк?

– Да?

– Мистер Прэгер говорит, что вы можете подняться. Третий этаж. Его секретарша встретит вас у лифта.

Лифт был очень старый, с решетчатыми золочеными дверцами; он скрипел и дребезжал так, что Энджи была рада, когда он все-таки поднял ее наверх и остановился. Хорошенькая девушка в розовом костюме уже ждала ее.

– Мисс Бербэнк? Здравствуйте, я Кэнди Николс, секретарь мистера Прэгера. Он просил немного подождать, он скоро освободится. Хотите кофе?

– Да, пожалуйста. Черный.

– Хорошо. Вы, наверное, как я: любите, чтобы кофе был крепкий, а мужчины слабые, да? – Кэнди наградила ее ослепительнейшей улыбкой.

– Нет, мужчин я тоже люблю крепких, – парировала Энджи. – Вот поэтому я и здесь.

– Понимаю, – проговорила Кэнди, которая явно ничего не понимала.

Фред III заставил ее подождать десять минут. Энджи ничего не имела против. Она отлично сознавала, на что идет; сознавала и то, что он уже сделал ей колоссальнейшую уступку, согласившись принять ее без предварительной договоренности. Когда он вошел в комнату, Энджи встала и, улыбнувшись, протянула ему руку. Первой ее мыслью было, что за те пятнадцать лет, в течение которых она его не видела, он почти не постарел. Она знала, что ему сейчас уже за восемьдесят, но это был все еще крепкий, полный сил мужчина, высокий и прямой, с густой седой шевелюрой и яркими голубыми глазами, и по-прежнему привлекательный. Странно, но ей показалось, что он выглядел даже моложе, чем Малыш.

– Мистер Прэгер, очень рада снова вас видеть.

– Чего вы хотите? – спросил он. – У меня мало времени.

– Две вещи, – ответила она. – Хочу вручить вам вот это. – Она протянула ему конверт. – Здесь чек на сто тысяч долларов. Вы сказали когда-то, что я должна буду вернуть эти деньги, если я… если мы с Малышом снова будем вместе. Я деловая женщина. Я не нарушаю условий сделки.

– Вы мне должны гораздо больше. – Он нахмурился, но одновременно в глазах его зажглись веселые огоньки. – Сейчас эти деньги стоят намного дороже.

– Знаю, но в нашем соглашении не было пункта об инфляции. У меня есть свидетели. Извините.

– Ну что ж, – кивнул он, – спасибо. Надеюсь, вы не ожидаете, что я порву этот чек. Напротив, я намерен немедленно же предъявить его к оплате.

– Если бы вы его порвали, я бы почувствовала себя оскорбленной.

– Договорились. Ну что ж, выглядите вы отлично. Беременность вам идет.

– Да, идет. Но это не самое главное. Главное то, что у меня будет не один ребенок. А два. Вы об этом слышали?

– Нет. У меня нет обыкновения лезть в личные дела сына.

И снова, вопреки явной враждебности, в глазах у него загорелись огоньки радости и удивления. Энджи улыбнулась и допила кофе.

– Да, у меня будут двойняшки. В конце июля.

– Для вас это будет большая радость.

– Надеюсь. Хотя, конечно, немного и страшно.

– Ну, мисс Бербэнк, как постелешь, так и поспишь, – проговорил Фред III.

– Не понимаю, о чем это вы.

– Прекрасно понимаете. Такие женщины, как вы, оказываются беременными, только когда сами этого захотят. Да и любовники не рискуют намеренно делать их беременными.

– Простите?

– Энджи. – Фред наклонился вперед и легонько потрепал ее по щеке. – Не возражаете, если я вас буду так называть? Я очень старый и очень много повидавший человек. Меня не так легко обмануть. Разумеется, вы сами подстроили Малышу эту ловушку и заманили его туда. Я-то ведь это понимаю. А если он не понимает, то это лишь доказывает, какой он простак. Что вы ему наговорили? Что забыли принять таблетку?

– Мистер Прэгер…

– А потом вы ему что наговорили? Что ничего не понимали до тех самых пор, пока не стало поздно что-нибудь предпринимать? Что вы католичка или же член движения за право на жизнь?

– Малыш и я любим друг друга уже многие годы, – холодно произнесла Энджи. – Я нахожу ваши домыслы в высшей степени оскорбительными.

– А я нахожу в равной мере оскорбительным то, что вы ждете от нас, чтобы все мы поверили, будто это простая случайность. Ну да ладно, не станем тратить попусту время на обсуждение этой темы. Вы добились того, чего хотели с самого начала: разлучили Малыша с его женой и детьми. Очень хорошо. Чего еще вы хотите?

– Я хочу, чтобы Малыш переехал в Лондон, – коротко ответила Энджи.

– Вот как? Очень интересно. А еще какую-нибудь маленькую услугу я вам заодно не могу оказать? Мой нью-йоркский дом в качестве временного пристанища вам не нужен? Или назначить вам небольшое пособие на одежонку? Или, может быть, я должен благословить вашу связь? Интересный у нас разговор получается.

– Послушайте, – подалась к нему Энджи. – Это ведь очень здравая мысль.

– Неужели? Для кого?

– Для вас, – отозвалась она.

Фред откинулся назад и внимательно посмотрел на нее. Он вытащил из кармана сигару и откусил кончик. Затем из другого кармана вытащил коробок спичек и принялся раскуривать сигару, пуская клубы дыма в сторону Энджи. Прошло довольно много времени, а он так пока ничего и не сказал. Энджи закашлялась и замахала рукой, отгоняя от себя дым.

– Ой, извините, пожалуйста, – подчеркнуто вежливо произнес Фред. – Я и не подумал. Простите. Погасить?

– Не надо. Я знаю, как много значат для вас ваши сигары. Я где-то слышала, что братья Леманы тратят в год на сигары тридцать тысяч долларов. Неужели же это может быть правдой?

– На мой взгляд, не такая уж это сумма, – ответил Фред. – Расскажите-ка мне поподробнее, что вы там задумали. И что со всего этого буду иметь я.

– Малыша не будет в Нью-Йорке.

– А зачем мне это надо?

– Здесь он для вас помеха и унижение, – отчеканила Энджи. – Я это знаю. Он не очень умен. Я его люблю, вы можете этому не верить, но это действительно так, но даже я понимаю, что он не слишком умен. И уж никакой он не банкир, это точно. А кстати, почему вы вдруг так резко передумали насчет открытия отделения в Лондоне?

– С вами это никак не связано. И я не передумал. Я всегда намеревался открыть это отделение. Просто я не люблю выкладывать карты на стол, пока еще не совсем готов.

– Малышу это нанесло очень сильный моральный удар, – произнесла Энджи. – Думаю, что его положению в банке тоже.

– Вы чересчур самонадеянны. – Фред поглядел на нее. – А как это вы пришли к таким выводам?

– Просто слушая Малыша. То, что он мне рассказывает. Да я и сама кое-что вижу. Но… он лучше действует, когда вас нет рядом. Вы подрываете его уверенность в себе. Заставляете его совершать больше ошибок, чем он сделал бы сам.

– Правда?

– Да. Правда. Поэтому или вам нужно снова уйти в отставку, или он должен получить возможность начать в Лондоне все сначала.

– Какая вы альтруистка! И вы бы, конечно, предпочли первое?

– Нет. Второе. Я хочу, чтобы он был в Лондоне. Я не люблю Нью-Йорк.

– Малыш любит. – Фред снова внимательно поглядел на нее.

– Я знаю, но он полюбит и Лондон. Ему там нравится. А вы сможете здесь спокойно работать еще многие годы, наслаждаться жизнью, вернуться в свой прежний кабинет, и все вокруг станут говорить, какое вы чудо. А Малыш будет в Лондоне, подальше от ваших нагоняев, и все будут счастливы.

– В том числе и вы?

– Ну разумеется.

Фред посидел некоторое время, молча глядя на нее. Потом ответил:

– Нет. Об этом и речи быть не может.

– Почему?

– Мне Малыш нужен здесь. Я пока еще пытаюсь что-то из него сделать. Превратить в банкира.

– Но ведь ничего же не получается. Он несчастен. Деморализован. Хуже того, подрывается его авторитет в банке. А это должно плохо сказываться на престиже самого банка. Клиенты не могут его уважать. В Лондоне у него будет совсем другое положение. При условии, что он начнет все сначала. Раньше, без вас, он преуспевал гораздо больше. Когда вы были в отставке. И до его сердечного приступа. Вы не позволяете ему занять должное положение. Почему вы не хотите этого понять?

– Я ему позволю то, что сочту нужным, и тогда, когда сочту нужным, – произнес Фред III, но голос его стал вдруг задумчивым, а взгляд словно ушел в себя.

Через месяц в экономических изданиях появилось короткое сообщение. Малыш Прэгер будет руководить деятельностью нового отделения банка «Прэгерс» в Лондоне, где этот банк уже заключил успешное соглашение с брокерской фирмой «Резерфорд и Уайт». Фред III будет по-прежнему возглавлять штаб-квартиру банка в Нью-Йорке до тех пор, пока не сочтет необходимым снова выйти в отставку. Мистер Прэгер заявил корреспонденту «Уолл-стрит джорнал», что не намерен подавать в отставку, пока не получит соответствующего предупреждения из гораздо более авторитетного источника, нежели те, что есть на Уолл-стрит.