Текст книги "Из-под пяты веков"

Автор книги: Пэля Пунух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Промолчал старик. Не любил он говорить об артели. Ненавидел артель. Говорил:

«Артель русские выдумали, чтобы забрать себе лучшие промысловые угодья».

Яшка усмехнулся.

– Молчишь? Тогда меня слушай. Я думаю так: сначала здесь будем промышлять, потом

на Карскую пойдём.

– Дурака работа любит. Что только – погляжу я – заработаешь? А я не дурак! Не первый

год на свете живу. Не первый год и в Крестовой. Не буду здесь промышлять – вот мой тебе

сказ.

– Что делать будешь?

– Ничего не буду. Хлеб есть наперво. Не будет хлеба – Госторг ещё даст. Много ли мне,

старику, надо? На сухой корочке проживу, пока не придет пора на Карскую идти.

– Так. Теперь меня слушай. Я буду говорить... ты будешь лежать – я тебе мешать не буду.

Я буду промышлять – ты мне не мешай. Ладно?

Ефим сложил губы в трубочку. Говорит насмешливо:

– Ученым стал? По-ученому делать хошь? Делай! Погляжу, что выйдет. Хи-хи-хи...

Покраснел Яшка. Глаза затуманились от злобы...

Сдержал себя. Только зубами скрипнул и выбежал из комнаты.

А на улице думал:

1 К ночи – к северу.

«Зачем уехал из школы? Дед совсем не в уме стал. Помогать не хочет... Как буду один

промышлять? Три зимы проучился – зачем? С дедом ругаться чтобы?.. Надо думать. Надо

много думать. Тогда, что ли, да и придумаю? Думать надо, как жить».

И пошел Яшка думать на гору.

Шептал, поднимаясь:

– Выше зайду – дальше видеть буду. Дальше видеть буду – лучше думать буду. Зайду, как

смогу, на вершину горы.

Горы около Крестовой высокие, крутобокие. Облака часто ниже горных вершин

спускаются.

И Яшка в полугоре притомился. Присел отдохнуть.

Полукругом расходились от Яшки крутобедрые каменные громады гор, а перед глазами

его синело море.

Горы стояли неподвижно, безмолвно, сурово. Вершины самых высоких гор покрыты

были снегом, как шапками. На белых снеговых шапках искрилось солнце. А каменные

крутые подъемы гор от солнца казались темнее обычного... Гордо, величественно, но и

сурово стояли каменные великаны в белых, блестящих от солнца шапках.

Когда Яшка с гор смотрел на море, он казался себе большим и сильным, как сами горы, а

море – большим, ревущим, но бессильным перед ним, Яшкой, чудищем.

Сегодня море не ревело, а лишь тихо урчало: ветер был с гор, и волны не лезли на

каменный берег. Волны резвились сегодня там – около горизонта.

Яшка смотрел на море и думал о жизни с дедом:

«В море водятся звери. В горах водятся звери. Надо уметь брать зверей морских и

горных, тогда будет жить хорошо, тогда будет хлеб, будет мясо, будет масло, будут сахар и

чай. Дед хорошо знает, как надо брать зверей морских и горных. Но дед не хочет. Я учился у

деда брать зверей. Я помогал всегда деду. Я стал стрелять в зверей с восьми годов. Я хорошо

стреляю. Дед стреляет лучше меня. С дедом было бы лучше вдвоем промышлять. Дед не

хочет. Надо одному промышлять. Трудно сначала будет одному, тяжело. Потом привыкну. Не

будет со мной дед промышлять – уйду от него. Сейчас нельзя уйти от деда: собак нет. Своих

собак дед не даст. Надо много зверей убить, чтобы купить себе собак. Надо восемь собак, не

меньше. За собаку платить тридцать – сорок рублей. Боле трехсот рублей на собак надо. Надо

изловить шесть хороших песцов, чтобы купить восемь собак. Или достать нерпичьего сала

восемьдесят пудов. Или убить четырех больших медведей. На белых медведей я боюсь идти.

Отца моего задрал белый медведь, и я боюсь. Я не пойду один на медведя. Буду ловить

песцов и бить нерпу. Больше я ничего не могу придумать. Я так и говорил деду. И больше

ничего не могу. Буду один промышлять, без деда. А то в артель проситься буду. Так и скажу

деду. .»

Два дня лежал Ефим Тайбарей в избе. Два дня не говорил внуку ни слова.

И внук не говорил деду ни слова.

Дед думал:

«У парня дурь пройдёт. Увидит – одному ничего не поделать. И пройдёт».

А Яшка ждал тихой погоды, чтобы съездить в лодке к северу: выбрать места для

установки капканов.

Но тихая погода не пришла. Зато пришли мороз и снег.

– Припаек1 будет через день-два. Будет припаек – пойду на припаек.

– Пойдёшь?

Чувствует Ефим: твердо, как камень, решение Яшки, – ничего, что молод.

Вспомнил Ефим времена старые, те времена, когда он был таким же вот

шестнадцатилетним парнишкой, как теперь Яшка. Нет, не смел в те времена мальчишка

ничего говорить против взрослых. Не смел иметь своих дум, как сейчас Яшка. А Яшка –

наперекор старику – даже промышлять один собирается. Когда-то и Ефим промышлял один.

И хорошо промышлял!..

Встали перед глазами Ефима картины прошлой удачной охоты. Эх! Было бы теперь

1 Припаек – лед, примерзший к берегу моря. В открытом море припайка почти не бывает. Бывает только в губах.

столько зверя, как раньше, показал бы ещё себя старик!

И вдруг сказал Яшке:

– С тобой пойду.

Яшка рад.

– Хорошо, дед! Вдвоём больше добудем. А не пошел бы ты, в артель я ушел бы.

– Но-о?!

МЁРТВАЯ ПОРА

На Новой Земле часто так бывает: сегодня – холодно, дует резкий ветер, сдирает с земли

снег и дробит его о горы и скалы в мельчайшую пыль, а на другой день дождь пойдёт.

Так и теперь было: Яшка и Ефим ждали зимней дороги, а тут дождь пошёл. Тихий такой,

ровный дождичек, как будто весенний.

Яшка встал до зари. Сходил на улицу, посмотрел на небо – на всем небе лежит облако

толстым серым одеялом. Нет никаких признаков, что погода скоро переменится. Вернулся в

избу и зовет деда поехать места для капканов выбрать.

А Ефим отговаривает:

– Осенняя погода, как и вешний лёд всё равно, изменчива. Сейчас это тихо и тепло, а

через час такое загудит-завоет!.. Сам знаешь: не только в лодке, пароход и тот, бывает, не

может против ветра устоять.

– А не бывает разве осенью, – возражает Яшка деду, – что тихая и тёплая погода стоит по

неделе да больше?

Ефиму приходится согласиться с этим.

И поехали в утлой лодчонке – короткой, но широкой – по океану. Через полтора-два часа

сменяли друг друга на веслах. Торопились засветло попасть в тот заливчик, около которого

собирались ловить капканами песцов.

Короток новоземельский день в конце октябри. А ехать в лодке надо было около

тридцати километров. И Ефим очень боялся, что на вечерней заре поднимется ветер.

Но ветер не поднялся. Впотьмах приехали к месту.

Яшка торжествовал:

– Вот говорил ты: не доехать!.. Доехали!

– То ладно... то ладно, что доехали. Удача наперво пала нам с тобой. Забирай дрова из

лодки да пойдём к избушке: малестинная такая да худенькая есть тут. В избушке до утра

побудем.

– Почему раньше не сказал, что тут избушка есть?

– Запамятовал, вишь ты, я, что ты не бывал здесь. Потому и не сказал. Думал, ты сам

знаешь.

Привел Ефим Яшку к каменной горе, сделанной руками человека, и шутит:

– Гляди, какие хорошие покои.

Задней стеной избушки служил крутой склон горы, а стенки и крыша были выложены из

камней, собранных тут же, у подошвы горы.

Крыша была так удачно сложена, что через нее не проникала ни одна капля воды. Зато в

стенах было много продухов1 для ветра. Пол заменяла каменная земля.

Распрямиться в «избе», не рискуя разбить голову о крышу, нельзя было даже Яшке.

Сидеть же и лежать – двум человекам хватало места.

Но Яшка был рад, что нашлись хотя такие удобства.

– Хорошо, – сказал он деду, – не мочит. От ветра тоже немного закрывает. Захватить бы

шкуры оленьи с собой да подостлать под себя – совсем хорошо бы было.

– Ты вот что, – засуетился Ефим, – разводи огонь, а я схожу с чайником за водой. Где-то

тут недалеко ручеёк бывал. Перед сном-то да с устатку хорошо чайку выпить.

При входе в избушку лежало два плоских камня одинаковой приблизительно высоты.

Камни мешали влезать в покой, но были удобны как подставка для чайника. Яшка сообразил

1 Продухи – отверстия.

это и разложил огонь между камнями.

Ефим принёс чайник с водой и поставил его на кромки камней. Огонь приходился как раз

под дном чайника.

– Тут тебе – печь, тут тебе – стол. Всё из двух камней, – посмеивался Ефим.

Он был доволен, что очутился здесь. Кипячение чайника на огне, а не в печке

напоминало ему прошлую жизнь в чуме.

Утомлённые греблей, крепко спали Ефим и Яшка. Малица тем и хороша, что в ней и

тепло и сравнительно мягко, когда лежишь на камнях, на земле или на полу: густая шерсть

оленьих шкур заменяет матрац. Ненцы к тому же не избалованы пуховиками. Особенно

ненцы-новоземельцы.

Через продухи в стенах сочилась уже предрассветная белёсая мгла, когда проснулся

Ефим.

– Вставай, Яков. За дело браться пора, – толкнул он внука.

Яшка сел. Стер кулаками остатки сна с глаз. Выглянул через ничем не прикрытый вход

на улицу – хотел узнать, что делается на небе и на море.

Как и вчера, небо было серое, в облаках, а в океане вода казалась замёрзшей – так она

была спокойна.

Совсем полез Яшка из «избы»: надо же было хорошенько рассмотреть облака и по ним

угадать, будет сегодня ветер или не будет.

Не успел он, однако, высунуться и наполовину, как недалеко от берега, над водой, на

секунду показалась круглая голова, напоминавшая человечью.

Яшка быстро нырнул в «избушку».

– Нерпа ли, заяц ли около берега!

Оба взяли винтовки и вылезли из каменной норы.

– Свистни хорошенько, скорее покажется, – советовал Яшке Ефим.

Яшка знал любопытство тюленьего племени и не заставил себя просить.

Над водой снова всплыл темный шар.

Ефим выстрелил. Гулким многократным эхом раскатился выстрел в горах. На куски

разорвало мертвую тишину.

Темный шар скрылся под водой. Но Ефим знал, что пуля попала по назначению: круги на

воде расходились только от того места, где скрылась голова зверя, а следов от пули не

осталось. Сказал поэтому Яшке:

– Обранил.

У Яшки винтовка наготове. Он хочет добить зайца и подбегает к самой воде.

Но вторично стрелять не пришлось: через несколько секунд зверь всплыл над водой

безжизненной, тёмной массой.

– Заяц, дед, заяц!

Быстро подбежал Яшка к лодке. Пригнулся, чтобы плечом толкать ее с берега,

поднатужился.

– Е-гэ-е!

Не мог сдвинуть лодки: за дно её крепко цеплялись острые камни.

Дед подошел к другому концу лодки.

– Охо, бери!..

Шуршание камней. Плеск воды...

– Я один, дед! Ты не ходи, – крикнул Яшка, отталкивая ногой лодку от берега.

– Тяжело одному.

– Ничего-о-о!

Несколько ударов вёслами – и тёмное тело зайца уже рядом с правым бортом лодки.

Бросив весла, Яшка шагнул в корму. Там, в корме лодки, всегда у каждого

промышленника есть верёвка. Один конец веревки привязан к лодке, а на другом конце

болтается железный гарпун. Поднял Яшка острый гарпун и с силой бросил его в зайца.

Железо впилось в мякоть заячьей спины.

– Вот так! – похвалил себя Яшка. Уселся опять в весла и к берегу.

Кольцо за кольцом, как развёртывающаяся тонкая змея, выползала веревка через корму

лодки в воду. Скоро под носом лодки зашуршали береговые камни. Дед Ефим, стоявший на

берегу, уцепился за борт лодки, когда выползло из лодки последнее кольцо.

У Яшки сверкали зубы, блестели глаза. Крикнул деду:

– Большущий заяц! Ты подержи лодку, а я сейчас притяну его к берегу.

Ухватился одной рукой за верёвку и пошёл на берег.

Одной ногой стоял уже на берегу, когда веревка дернулась из его руки. Не сообразив, что

случилось, он только крепче сжал руку с верёвкой и в ту же секунду полетел на дно лодки. А

сама лодка, как какое-нибудь живое чудовище, рванулась с берега на воду.

Ефим не успел вовремя разжать пальцы, сжимавшие перекладину в носу лодки, и вслед

за лодкой – головой вперед – нырнул в воду.

Яшка здорово стукнулся затылком о борт лодки и потерял сознание.

– Почему я лежу в лодке?.. И почему так громко кричит дед? – начал он разговаривать

сам с собой, когда глаза его обрели способность видеть, а уши – слышать.

Дед между тем всё кричал и кричал:

– Яков! Яков! Яков!.. Стреляй!..

Яшка быстро сел...

Лодка неслась в глубь залива.

Под лодкой от быстрого хода бурлила вода.

Дед бежал по берегу за лодкой, крик его повторялся в горах. Как будто кричал не один

человек, а целая толпа людей перекликалась:

– Яшка!

– А-а-шка...

– А-а-ка...

– А-а-а...

Крики замирали где-то в горах, а на смену им рождались новые.

– Яшка! Стреляй!

– А-йя-йя...

Яшка понял наконец, в чём дело. Вспомнил всё до мелочей, с чего и как началось.

Сомнений не могло быть – заяц был только ранен, а не убит. Раненого зайца Яшка и

заставил катать себя в лодке по заливу.

Яшка едет на морском зайце!

А по берегу бежит дед Ефим.

Дед Ефим состязается в быстроте бега с морским зайцем...

Весело?..

Нет, Яшка не был расположен к веселью. Яшке страшно от такой прогулки. И чем скорее

она кончится, тем лучше.

Голова Яшки горит от ушиба и от мыслей.

Понимает он, что прогулка по воде может кончиться прогулкой под водой, если рана у

зайца не особенно серьёзна. Покрутится-покрутится заяц по заливу, а потом и вывезет Яшку

в просторы океанские.

И Яшка начинает понимать смысл выкриков деда.

Пока заяц под водой, стрелять, понятно, не в кого. Но заяц не может же вечно оставаться

под водой! Это Яшка хорошо знает. Он знает, что заяц высунет голову из воды, чтобы набрать

в легкие свежего воздуха.

И Яшка хватает винтовку, валявшуюся на дне лодки.

Бесконечными кажутся ему минуты.

Мягко журчит вода под лодкой.

Кричит дед. И дробится, отскакивает от каменных гор его крик. Лезет в Яшкины уши.

Ввинчивается в Яшкину голову.

Наконец-то!.. Над водой показалась голова зайца.

В ту же секунду хлопнул выстрел и загремел по горам.

И опять всплыло на поверхность воды всё большое тело зайца. Задергалось, задрожало

мелкой-мелкой дрожью.

Яшка вложил в винтовку новый патрон и выстрелил ещё раз, тщательно нацелившись в

голову зверя.

К берегу он подъехал бледным, с горящими злым огоньком глазами.

Дед подошёл к нему уже после того, как он подтащил безжизненную тушу зверя к берегу.

– Счастливо отделался! Счастливее меня. А меня – гляди-ка ты! – чуть не утопил

проклятый.

– Тебя?! – удивился Яшка. – Ты жена берегу был?

– А ты не видел, как я за лодкой в воду улетел?

С подола малицы деда стекала вода. Яшка только сейчас обратил внимание на мокрую

малицу. И ему стало смешно.

От смеха ослабели, подогнулись, как верёвки, ноги. Мешком свалился Яшка на острые

камни и хохотал, хохотал...

Вместе с ним хохотали горы. А над ним, наклонившись, хохотал дед Ефим. И с подола

Ефимовой малицы капала по капле вода.

Когда Яшка успокоился, Ефим сказал:

– Я зазяб. Пойди согрей чайник. Я тем временем обдеру зверя.

– Обдерём тогда после. А то совсем простудишься. Пойдём скорее в избушку.

Вытащили лодку и зайца на берег, и Яшка побежал к норе, в которой спали. К приходу

деда он успел уже развести огонек.

Ефим снял с себя одежду. Повесил её над огнём на весло. Яшка сдернул с себя малицу и

подал деду.

– Может, войдет? Попробуй.

Но малица не влезала на деда. А голому в каменной избушке было всё-таки холодно.

Яшка видел это по трясущейся нижней челюсти деда, по посиневшим губам его.

– Сядь да ноги засунь в малицу, – дал Яшка совет.

Просунул Ефим голые ноги в рукава малицы, подол закрыл ему плечи.

– Огня мало, дед. Чайник согреть хватит, а одежда твоя не высохнет. А может, плавник1

есть на берегу?

– Какой тебе тут плавник? Не Карская ведь сторона. Когда-то было много плавнику, а

нынче сучка не найдешь нигде.

– А все-таки сбегаю. Чайник скипит – ты пей. А я пока поищу.

И Яшка побежал по берегу залива с топором в руках.

Было уже совсем светло, и это облегчало поиски топлива. На бегу нагибался Яшка за

небольшими щепками, сучочками, выброшенными океаном на берег.

– Хоть бы полено где найти!

Но ничего, кроме сучков, не попадалось на глаза. Да и этой мелочи набрал только штук

двадцать.

Мало! Всё же и это годится. Побежал обратно к избушке. Положил всю собранную

мелочь на огонь.

– В другую сторону еще сбегаю: там нет ли чего, – сказал и опять убежал.

Минут через десять после этого Ефим услыхал стук топора. Удивился:

– Но?! И дрова нашлись? Вот как оно по-хорошему дело-то оборачивается.

Раскрасневшийся, сияющий Яшка прибежал с целой охапкой дров.

– Там семь брёвен в одном месте нашёл. Вот теперь высохнет всё.

Много натаскал Яшка дров к избушке. Скоро высохли штаны и рубашка Ефимовы над

хорошим огнем. А о малице старик и не заботился. Пощупал только, чтобы убедиться, не

течет ли с неё вода.

– Провяла маленько – и ладно, – сказал Яшка, – теперь скорее пойдем: зайца обснимаем

да и домой поедем.

Не успели, однако, дойти до лодки, как недалеко от берега вынырнула голова нерпы.

Потом другая, третья.

1 Плавником называют бревна, выброшенные океаном на берег.

Забыли обо всем, кроме охоты. Торопливо заряжали винтовки, торопливо целились в

круглую голову, на несколько секунд показывающуюся из воды.

Семь нерп убили вдвоем: четырём нерпам пробили головы Ефимовы пули, а трем –

Яншины. И оба – дед и внук были довольны удачей.

Быстро подобрали убитых зверей и быстро содрали с них шкуры вместе с салом.

У Яшки блестели глаза и губы расплывались в улыбке.

Поделился радостью с дедом:

– Горевали, привады нет... Сразу добыли много.

Ефим нахмурился. Сердито прикрикнул:

– Зачем языком, как веслом в море, болтаешь? Не знаешь, что не любит этого зверь?

Яшка знал про все суеверия и приметы деда. Но три зимы пребывания в школе

сказались: кое-какие из суеверий охотничьих он совсем успел позабыть, а над другими

посмеивался. Привык верить за эти годы тому, что написано было в книжках, и тому, что

учителя говорили. Улыбнулся при воспоминании о школе, но деду ничего не сказал. Перевел

разговор на другое, чтобы не сердить деда.

– Приваду теперь разбросаем или как?

Ефим подумал. Почесал голову. Спросил у Яшки:

– Сколько капканов ставить будем?

– А сколько их у тебя есть?

– Десяток, может, найдётся.

– Мало десятка. Еще купить надо. Шкур теперь добыли, сала добыли. Можно еще

капканов купить.

– Зачем ещё?

– Больше капканов стоять будет – больше песцов добудешь.

– Когда урожай на песца бывает, из трех-четырех капканов только вынимать успевай! А

когда нет песца, – сто капканов ставь и то десятка хвостов не поймаешь за всю зиму.

Яшка улыбнулся.

– Ты, дед, считать не умеешь. Будем считать так: когда в три капкана попадет в хороший

год сразу три песца, сколько попадет песцов в десять капканов? По песцу на капкан если –

десять песцов зараз. А на двадцать капканов – двадцать песцов. Так?

У Ефима даже краска на щеках заиграла. Побил его Яшка расчётами, и старику обидно.

Но сдаваться он не хочет.

– Без тебя считать умею. Вперёд тебя научился. Что будешь с деньгами делать, когда

много песцов добудешь?

У Яшки в голове – школа. Школьные разговоры. И разговоры на соборке. Он верит не

деду, а тому, что говорили в школе о промыслах. И говорит об этом деду:

– Больше добудем песцов, государство много денег получит. На деньги много товара

всякого купит. К нам – на Новую Землю привозить товар будет. Тогда мы всё купим.

– Ты меня не учи! – грубо кричит Ефим.

Но Яшке очень хочется поучить деда, только сейчас он не хочет больше сердить его.

Поэтому снова говорит о капканах:

– Сколько поставим?

– Пяток ли, а то и поболе поставим. Привада есть теперь. Для собак только надо

оставить. Кто знает, когда опять добудем нерпу. А собак нечем станет кормить.

У Яшки лукавый-лукавый огонёк в глазах появился. Запрокинул назад голову. Сквозь

смех выговаривает:

– День придёт – собакам еду принесёт... Ха-ха-ха-ха...

Захохотал и Ефим.

– Ты заботливый стал. От тебя заботе учусь... Давай топор, да разрубим зайца на куски.

Разрубили заячью тушу. Сложили все куски в лодку. Туда же целиком положили и

нерпичьи туши: нерпичья туша лёгкая, с ней и без разрубки легко справляться.

Подъезжали к берегу в тех местах, где виднелись отдельные камни. Выходили из лодки.

Выносили с собой нерпичью тушу. Заваливали её со всех сторон тяжелыми камнями. Только

с одной стороны оставляли небольшое отверстие, чтобы наткнувшийся на приваду песец мог

немного полакомиться мяском морского зверя. Но отверстие оставляли такое, что лишь с

трудом мог песец втолкнуть в него свою голову и мелкими кусочками отрывать от привады.

Позже, когда привадится песец ходить «обедать» в известное место, приедут Ефим и

Яшка на собаках и у отверстия к песцовому «столу» поставят капканы1. Привяжут цепочкой

к тяжелым камням.

Придет голодный песец добывать еду из-под знакомых ему камней, а ногу его –

переднюю или заднюю, правую или левую – будет ждать коварный капкан. Попадет лапа

песца в стальные челюсти капкана, и не уйти уже больше ему от привады.

Придет на его место другой, третий песец – их участь будет такая же.

И каждый день, когда не будет завывать свирепый ветер в горах, будут ездить к привадам

люди и освобождать песцовую ногу от холодного стального капкана. Если не издохнет в

капкане песец до приезда людей, его безжалостно добьют хореем или ещё чем-нибудь, но не

острым, не портящим дорогую шкурку.

В семи местах разбросали приваду Ефим и Яшка.

– Придется ещё спать здесь ночь. Поздно ехать домой, – решил Ефим.

Яшка рад.

– К вечеру, – сказал он, – или наутро, может, ещё нерпы покажутся на море. Ещё убьем!

– Про то мы не знаем. И говорить не надо про то, чего не знаешь. Пойдём лучше

кипятком язык да брюхо мочить. Про то, что будет завтра, завтра и знать будем.

При упоминании о чае Яшка почувствовал, что и есть хочется, и усталость ломит плечи.

Не жалеючи сил, помогал он деду ворочать камни, прикрывать ими привады, и это

сказывалось.

– А хлеба на завтрашний день будет? – спросил у деда, сплёвывая за борт лодки.

– Сам видел. Чего спрашиваешь?

Яшка замолчал.

Молча напились в избушке чая и завалились спать: устали.

Утром Ефим заторопился:

– Скорее поедем. Небо совсем нехорошее стало: ветер будет в сутках.

Погрузили в лодку шкуры и сели за вёсла.

Над водой кое-где забелел туман. Сначала редкий, потом всё гуще и гуще.

– Вернёмся лучше, – предложил Яшка.

Ефим не согласился:

– Лодка маленькая. Поедем о самый берег, пока нет ветра.

Часа два работали веслами, едва различая контуры каменистого берега. Временами весло

Яшки задевало о берег. Лодка накренивалась тогда на один бок и резко поворачивала нос от

берега. Ефим злился. Ворчал на Яшку:

– Осторожно вёсла опускай. Сломаешь весло, как поедем?

Постепенно туман начал, однако, редеть: стал подниматься над водой.

– Непременно ветер будет в сутках, – уверял Ефим.

Но его предсказания не оправдались: ветер начался лишь через три дня после их

возвращения.

Неистовым, но радостным лаем встретили их собаки, сидевшие почти двое суток без

корма. Весело виляли они крючковатыми хвостами и лезли к хозяевам.

– Ты зачем не оставил им еды? – спросил Яшка, когда узнал, что собаки оставались

голодными.

– Забыл. Да и зачем оставлять? Собака – она долго без еды терпеть может. Неделю

другой раз, а то и поболе без еды сидит. И ничего!

Яшка разозлился:

1 Ловля песцов капканами – почти единственный способ добычи этого зверя на Новой Земле. Охота загонами и

на подход, как это практимуется в тундрах, на Новой Земле неприменима. Это потому, что Новая Земля –

гористый остров и, кроме того, там с 14 ноября по 1 февраля стоит «тёмная пора». Самый же ценный мех

песцов, изловленных в декабре – феврале.

– Куда на таких поедешь? Далеко ли уедешь? Много ли увезёшь, когда неделю не ели?

Собаку надо кормить каждый день.

– Тебе кто сказывал?

– Кто сказывал? В школе сказывали.

– В школе, в школе!.. Много промышленников – таких, как Ефим Тайбарей, – учится в

школе?

Яшка понял: бесполезно разговаривать об этом с дедом. Он знал: дед всегда кормил

собак кое-как. Бросит им, когда есть, целую нерпичью тушу, и ладно. Собаки из-за туши

грызутся. Одни сыты бывают, а другие остаются голодными. Ефиму было это безразлично. И

Яшка решил не спорить с ним о кормёжке собак. Решил сам кормить их так, как учили в

школе: каждый день, и рубить мясо на мелкие кусочки, чтобы каждой собаке доставалась

своя доля, чтобы каждая собака каждый день была сытой.

– Ты русакам не говори о нашей добыче, – сказал Ефим, когда вынесли из лодки все

шкуры убитых зверей.

Но Яшке хотелось бы поделиться своей радостью.

– Почему не сказывать?

– Они никогда не сказывают. Никогда у них ничего не узнаешь, сколько кто чего добыл.

– Пойдешь к агенту еду просить да припасы – как не скажешь?

Но Ефим перевел разговор на другое:

– Печь иди топи! Чайник согрей! Еду тоже свари! Весь день ехали, есть хочется...

Яшке тоже хотелось есть. И он пошёл топить печь, варить еду.

А Ефим нарочно дал ему это дело: больше, мол, устанет и не пойдет утром к русакам

рассказывать про поездку, про приваду: проспит с устатка.

В первых числах ноября выпало очень много снега. Появился лед на губах, на заливах.

Яшка и Ефим повезли к привадам капканы.

Оба радовались наступлению зимы – началу промыслового времени. Ефим вспоминал

удачи прошлых лет, рассказывал об этом Яшке:

– В прежние годы мы ловили по сотне, по две да по три песцов этих. Приедешь, бывало,

к капканам – ни одного пустого нет. А мало раньше за песца платили. Не бывало, видно, ходу

ему: по три да пять рублей за шкурку давали. А вот за медведей большие деньги давали. Мы

с сынами со своими по три да больше десятка голов в зиму добывали. А придёт когда

пароход, навезет товару всякого – бери что хошь! Не то что в эти годы. Тяжелые, ой-ой,

тяжелые годы пошли. Зверя мало стало, а товару и вовсе не стало.

– Война была. Война всё съела. Все товары война съела. Новые товары теперь делают. И

жить стало лучше. Товаров стало больше. Верно?

– Да лучше, как быть, последние годы стало маленько, – неохотно соглашается Ефим.

– Будем больше добывать мы, ещё лучше будет. Так я читал в книжках. А в книжках

правду пишут. Про нашу землю я тоже читал книжки. Тоже правда написана. Будем больше

добывать – лучше будет всем жить. И надо всем вместе добывать, тогда легче. Ты зря в

артель не пошёл. В артели...

– Молчи!.. Молчи об артели! Что добыл – все моё. Так у одного бывает. В артели всё друг

на дружку, а на работу – никого!

Не мог ещё Яшка спорить в этих делах с дедом. Дед знал больше, опытнее был. Яшка

много слышал в школе о новом. И в школе всё понимал. А деду пересказать об этом не умел.

Не было близко учителя, и не у кого спросить. Книжек тоже не было. Ушел из Белушьей,

ушел от школы, от книжек, от учителя – и всё забывать стал.

«Худо это, – думает Яшка, – забывать. Надо книжек достать из школы. Надо ближе к

школе жить, тогда ничего не забудешь».

И говорит Яшка деду:

– Поедем весной на соборку.

– В Белушью?

– В Белушью.

– Доживем наперво до соборки. Тогда будет видно.

Собаки залаяли и стрелой метнулись влево, под пригорок.

– Песец! – первым заметил Ефим удирающего от собак зверька и остановил собак. – К

привадам нашим ходит, верно.

– А зачем собак остановил?

– Не догнать всё равно. Снег рыхлый ещё, собаки вязнут. А он, вишь, налегке бежит. Да

и от капкана не уйдёт. . Сейчас наши привады будут.

Около привад было много следов песцовых. А одна привада была уничтожена:

разбросаны тяжёлые камни и съедено всё мясо.

– Медведь приходил! – уверенно сказал дед. – Хорошо – одну, а не все привады сожрал.

Всё сожрёт! Худо дело, Яков!

– Давно был: следов нет. Не придет больше.

Ефим внимательно осмотрел снег. Заметил неровности на снегу. Показал на них Яшке.

– Не так давно приходил. Снег был уж. Сегодня за ночь много снега выпало. Вчера,

наверно, приходил. Придет ещё. Надо отвадить, а то все привады съест.

Яшке немного холодно стало. Не любит Яшка белых медведей. С тех пор как рассказал

ему дед о смерти отца, побаивался он встречи с медведем. Видал два раза, как дед

пристреливал случайно встретившихся медведей. Но тогда ещё был маленьким и не знал о

силе медведя, не знал о смерти отца.

А дед спокойно говорит:

– Завтра приедем к капканам и погонимся за ним, как следы около капкана увидим.

Но назавтра не пришлось ехать к капканам. Не пришлось ехать и ещё три дня: выла буря

в горах, сдирала снег с гор, заравнивала ущелья.

Установилась погода. Окреп снег, разбитый ветром в пыль. Не проваливаются собаки.

Легко скользят окованные шинами санки. Весело бегут собаки. Изредка грызутся друг с

другом. Ефим поколачивает злючек хореем.

А Яшка нервничает. Он ждет встречи с медведем. И молчит.

Ефим, как всегда, когда молчит Яшка, про старину рассказывает. Думает тогда Ефим, что

слушает его Яшка.

До капканов медведя не встретили. А у первого, же капкана нашли мёртвого песца. Во

втором – тоже.

Яшка и забыл о медведе. Да и какой медведь? Не было медведя, не приходил он!

Кубарем скатывался Яшка с саней и бежал вынимать песца из капкана.

– Хороший! Большой! – кричал деду, сверкая зубами.

Ефим тоже был доволен. Привязывал к санкам песцов, приговаривая:

– Хорошо, хорошо! Редкий год так-то бывает. Пять песцов попало в шесть капканов.

– Другую упряжку собак надо заводить, – сказал Яшка, когда поехали обратно.

Ефим посмотрел на него. Подумал. И согласился:

– Пора... Тебе пора свою упряжку. Ты – большой. Двоим на одних санях меньше толку.

Будем другую упряжку заводить.

Ноябрьский день быстро укорачивался: ночь обгрызала его с обоих концов. И к половине

ноября уже не было солнца. Но сумеречный день ещё оставался. Потом и сумерки проглотила

ночь. Ночь закрыла всё: землю и море, зверей и людей, дома и горы.

Ефим много спал в это время.

Много спал и Яшка.

Но каждый день, когда не было ветра, они выезжали на промысел: били на море нерпу,

осматривали капканы.

Хорошо били нерпу, и хорошо ловились песцы: редкий день возвращались с пустыми

руками домой.

Яшка приставал к деду:

– Купим еще капканов!

И купили ещё десять капканов, поставили их.

Купили и шесть собак – Яшкину упряжку. Хотели больше купить, да не было больше в

Крестовой лишних. И те, что купили, худые это были собаки: одна хромая, другая молодая, у

третьей одного глаза нет. А Яшка был рад и таким инвалидам. Хвастался перед дедом:

– Из худых хороших сделаю!

И каждый день кормил каждую собаку отдельно. Рубил мясо морских зверей на мелкие

куски и давал собакам. Собаки были сыты, а Яшка был доволен. Две упряжки не так

уставали, как одна, когда они ездили с дедом на промысел. Добычу тоже раскладывали на две

упряжки.

Из-за собак у Яшки раз даже большая перепалка с дедом вышла.

В начале января было это дело,

После десятидневной бури выехали Ефим и Яшка осмотреть капканы и на морских

зверей поохотиться.

В капканах ничего не нашли. На море тоже никого не убили.

Ефим был очень зол по этому случаю. Ворчал на артель, на русаков, на Яшку, на школу.

По словам Ефима выходило, что все виноваты в том, что около Новой Земли – в море и на

Новой Земле мало зверя стало. Больше же виноваты были в этом Яшка и школа – так

выходило, если слушать Ефима.

Яшка старался не слушать его. Но кое-что из воркотни деда больно задело и его. И он

сказал деду два-три колючих словечка:

– Я учился, и ко мне – к ученому зверь не выходит. Ученых звери не любят. Ты не