Текст книги "Софья Васильевна Ковалевская"

Автор книги: Пелагея Полубаринова-Кочина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Но и в Петербургском университете все вольности прекратились в 1862 г., когда он был закрыт в связи со студенческими волнениями. В 1863 г., когда он был открыт вновь, для женщин места не оказалось.

Первые женщины, ставшие врачами,– Н. П. Суслова и М. А. Бокова (впоследствии жена Сеченова), получили образование в Цюрихском университете. Вслед за ними в швейцарские университеты двинулась целая волна русских женщин, что отчасти способствовало открытию медицинских курсов в России.

Таким образом, ко времени знакомства Софьи Васильевны с Чебышевым возможность для женщины попасть в Петербургский университет была исключена.

5       Архив АН СССР (далее —ААН), ф. 2, on. 1, N° 7, л. 2-^3 об. (также [121]) (письмо без указания адресата., вероятно, непременному секретарю Петербургской академии наук К. С. Веселовскому),

47

Забегая несколько вперед, отметим одно письмо, относящееся к 28 апреля (10 мая) 1874 г., когда Софья Васильевна жила за границей. Из него видно, что Чебышев следил за научными успехами Ковалевской.

Письмо без подписи, написано старческим почерком. Вероятно, это сопроводительная записка, написанная дядей Сони, Петром Васильевичем Корвин-Круковским: «Чебышев поручил мне передать тебе, милая Софа, от его имени прилагаемую диссертацию 8 на степень доктора – это поручение сделано во время защиты этой диссертации. Полагаю, что для тебя это будет интересно, во-первых, потому что, сколько я понял из твоего письма, предмет твоей диссертации также соприкасается с развитием Абелевских функций, а во-вторых, по отношению к работе Вейерштрасса.

Напиши, однако же, пообстоятельнее, в каком же, на-, конец, положении твоя диссертация» [РМ 1].

Чебышев проявлял интерес к занятиям Ковалевской в течение всей ее научной деятельности; этот интерес, как увидим, со временем возрастал.

Глава III Годы ученья

Лекции в Гейдельберге

Задумав ехать за границу, Софья Васильевна решила помочь и другим девушкам сделать то же самое для получения специального образования. Она услышала о дочери начальника Московского кадетского корпуса Юлии Всеволодовне Лермонтовой, которая интересовалась химией, и начала с ней переписку, побуждая ее вместе ехать за границу. Задача состояла в том, чтобы убедить не только родителей Лермонтовой, но и саму Юлию пойти на этот, казавшийся таким страшным и рискованным, шаг.

Первыми за границу поехали Владимир Онуфриевич, Соня и Анюта. В письме к Юлии Лермонтовой^ (28) ап-

6       По-видимому, это была диссертация Ю. В. Сохоцкого «Об определенных интегралах и функциях, употребляемых при разложен ниях в ряды» (СПб., 1873).

48

реля 1869 г. Соня описывает первые шаги, предпринятые ими, и хлопоты, связанные с тем, чтобы устроиться слушать лекции.

Сначала наши путешественники приехали в Вену, где получили разрешение слушать лекции по физике. Однако Софья Васильевна решила попытать счастья в Гейдельберге, где были лучшие, чем в Вене, профессора математики (в письме она указывает еще одну причину: дороговизну жизни в Вене).

В Гейдельберг Соня отправилась с сестрой. Она пошла к физику Кирхгофу. «Это маленький старик, ходит на костылях»,– пишет Соня Юлии, он «изумился такому необыкновенному желанию женщин и объявил, что от него нисколько не зависит допустить меня, а что я должна спросить позволения у проректора университета Коп– па» [64, с. 237]. Несколько раз пришлось ходить от одного профессора к другому, когда, наконец, была составлена особая комиссия. Тем временем в Гейдельберге собирали сведения о Соне. Одна дама сказала Коппу, что Софья Васильевна – вдова. Противоречие со словами Ковалевской поразило профессора. К счастью, в это время приехал Владимир Онуфриевич, который подтвердил правоту Сони.

Для университета допущение женщин на лекции было новым делом, и комиссия не разрешила Ковалевской посещать лекции, предоставив, однако, отдельным профессорам право допускать ее на свои занятия по их усмотрению. Это видно из письма, полученного 21 октября 1869 г. Ю. В. Лермонтовой в ответ на ее просьбу такого же рода:

«Согласно решению приемной комиссии, как и в предыдущем случае с г-жой Ковалевской, вам не может быть разрешено посещение лекций; в настоящее время предоставляется всецело на усмотрение отдельных преподавателей, в каких случаях они найдут возможным разрешить вам посещение отдельных лекций, поскольку это не может вызвать осложнений» (цит. по: [124, с. 34]).

Другими словами, Ковалевская и Лермонтова не были признаны полноправными студентками. Для Юлии Лермонтовой разрешение на занятия химией было получено лишь благодаря энергичному содействию Ковалевской, как явствует из письма Вейерштрасса к Соне от 21 сентября 1874 г. Сообщив, что он ездил в Гейдельберг и навестил там Кёнигсбергера, у которого встретил Бун¬

зена, Вейерштрасс добавляет: «Бунзен, который, как я думаю, не знал, что Ты стала моей ученицей, назвал Тебя „опасной женщиной...“ Он обосновал это таким фактом, о котором я очень хотел бы знать, передан ли он им в неприукрашенном виде. Он поклялся пе брать в свои лаборатории женщин, особенно русского происхождения. Так и фрейлейн Лермонтову он не хотел взягь к себе работать и даже не хотел слышать о ней. Тогда будто бы Ты пришла к нему и стала так нежно его просить, что он не смог устоять, и изменил свое решение» [125, с. 190].

Сначала Соня посещала 18 лекций в неделю, потом 22, из них 16 по математике. Известно, что она слушала Кё– нигсбергера и Дюбуа-Реймона по математике, Кирхгофа по физике и Гельмгольца по физиологии; Кирхгоф и Кё– нигсбергер разрешили ей посещать не только лекции, но и их семинары по физике и математике.

Вспоминая впоследствии жизнь в Гейдельберге, Юлия Лермонтова говорила, что Соня сразу обратила на себя внимание преподавателей своими необыкновенными способностями, и скоро слухи об удивительной русской студентке распространились по всему маленькому городу. Иногда люди останавливались на улице, чтобы посмотреть на Соню. Однажды мать указала на нее своему ребенку, сказав: «Вот девушка, которая прилежна в школе»

[64, с. 383].

Соня держалась в стороне от профессоров и студентов и была очень застенчива. Однажды во время занятий ей «бросилась в глаза ошибка, которую один из профессоров или студентов сделал в выкладке, написанной им на доске. Бедняга мучился над задачей, никак не понимал, в чем собственно кроется ошибка. Софья долго колебалась, наконец решилась и с сильно бьющимся сердцем встала, подошла к доске и выяснила недоразумение» (Там же).

В те времена за границу ездили не только русские женщины для учения. Многие мужчины – писатели, ученые и общественные деятели России совершали поездки за границу, как по своей воле, так и против воли, вынужденные эмигрировать.

Климентий Аркадьевич Тимирязев пишет в своих воспоминаниях, что в Гейдельберге он жил постоянно в обществе Ковалевских, Владимира Онуфриевича («известного геолога») и Софьи Васильевны («знаменитого математика») [126],

50

Владимир Онуфриевич некоторое время оставался в Гейдельберге и занимался предметами, относящимися к геологии.

Анна Васильевна, как уже говорилось, уехала в Париж, скрыв это от родителей, которые присылали письма на ее имя в Гейдельберг, а Соня пересылала их сестре. Узнав о самоуправстве Анны, отец перестал посылать ей деньги. Анюта поступила наборщицей в типографию. В письме Владимира Онуфриевича к брату, в августе 1869 г., говорится, что Анна через месяц будет зарабатывать 120 франков в месяц. Соне приходилось около трехсот рублей в год из своей тысячи посылать сестре.

В летние каникулы 1869 г. Ковалевские в Россию не приехали, Соня много занималась и, по словам Владимира Онуфриевича, прошла часть механики, собираясь через полтора года держать экзамен на доктора по математике и механике. В сентябре они отправились в Лондон, куда влекли Владимира Онуфриевича его научные интересы и где он встретился с Дарвином.

Там они посетили (5 октября 1869 г.) английскую романистку М. Эванс, известную под псевдонимом Джорджа Элиота. Хозяйка дома вовлекла Соню в спор по женскому вопросу с известным философом Г. Спенсером (не назвав его имени Ковалевским), и Соня с жаром юности защищала вопрос о женском равноправии [67, с. 238].

На обратном пути Ковалевские задержались в Париже (отчасти из-за отсутствия денег). В дальнейшем Владимир Онуфриевич собирался – если будут деньги – поехать в Вену, где были крупные геологи, а Соня – вернуться в Гейдельберг.

Уже здесь, в первый год пребывания за границей, проявилась необыкновенная подвижность Владимира Онуфриевича и его любовь к переездам. Софья Васильевна первое время плохо переносила путешествия. Однако ее жизнь сложилась так, что впоследствии ей пришлось много странствовать.

О       женщинах,

последовавших примеру С. В. Ковалевской

Ю. В. Лермонтова1 была первой девушкой, испытавшей на себе непосредственное влияние Ковалевской Она родилась 21 декабря 1846 г. (2 января 1847) в семье

1       Подробная биография Ю. В. Лермонтовой написана Ю. С. Му са-

бековым [124].

51

генерала, который был троюродным братом М. Ю. Лермонтова и очень гордился родством с великим поэтом.

Начальное образование Юлия получила дома, она овладела европейскими языками, много читала и, что было в то время редкостью для девочки, интересовалась химией. Отец приглашал для частных уроков хороших учителей.

Софья Васильевна принимала самое горячее участие в организации учебных и научных занятий Лермонтовой. В 1874 г. Юлия Всеволодовна, одновременно с Софьей Васильевной, получила степень доктора – за свои исследования по химии. Вернувшись в Россию, она два года работала в Петербурге в лаборатории Бутлерова, затем переехала в Москву, где жили ее родители.

Дочь Софьи Васильевны, Софья Владимировна Ковалевская, в своих неопубликованных записках «Жизнь в Швеции в 1885—1891 гг. вместе с матерью» пишет о Ю. В. Лермонтовой: «она... отказалась от замужества и занялась хозяйством в своем небольшом имении, желая поставить его по возможности образцово и применить в агрономии те познания химии, которые она вынесла из обучения в заграничном университете. Первое время она занималась еще в лаборатории у проф. Марковникова, но какое-то обстоятельство, о котором она не любила рассказывать, заставило ее внезапно покинуть лабораторию, оставив в ней собственную химическую посуду, приобретенную еще за границей, и никогда туда не возвращаться. Когда я ее спрашивала, почему она перестала заниматься химией, она говорила только: „Значит, не была достаточно способной, не было настоящей любви к делу, иначе преодолела бы все пре-пятствия и чего-нибудь достигла“. Она была чрезвычайно привязана ко всей семье Ковалевских – к моей матери, отцу и ко мне. После катастрофы, постигшей моего отца, когда он в припадке меланхолии лишил себя жизни, мучимый угрызениями совести за свои неудачные денежные аферы, она всецело посвятила себя моей матери и мне» 2.

Под влиянием Софьи Васильевны еще две девушки – Жанна Евреинова и Наташа Армфельдт – приехали из России в Гейдельберг.

Анна Михайловна Евреинова была дочерью генерал– адъютанта. Она мечтала получить юридическое образование. При энергичном содействии Сони Жанна бежала

2       ААН, ф. 603, on. 2, № 5,

52

из дома. 10 ноября 1869 г. перешла границу, без паспорта, пешком, под стрельбой пограничной стражи. В Гейдельберге Евреинова слушала лекции на юридическом факультете. В 1872 г. она поехала в Лейпциг, где, однако, ее не хотели допускать в университет. Но за нее заступился саксонский король Иоанн I, в присутствии которого фаа в 1873 г. блестяще сдала экзамены. Евреинова была первой в России женщиной-юристом. Она совершила ряд путешествий по Франции, Англии, Италии и славянским странахМ, изучала право южных славян по документам, сохранившимся в монастырях Адриатического побережья. Она печатала статьи на юридические темы, связанные главным образом с вопросами женского равноправия.

После закрытия «Отечественных записок», с 1885 по 1889 г. Евреинова издавала журнал «Северный вестник», К работе в котором привлекла крупных писателей и публицистов.

Наталья Александровна Армфельдт была двоюродной сестрой Сони, ее ровесницей, дочерью профессора хмеди– цины в Московском университете; она ушла от родителей для занятий математикой, но скоро перешла к активной революционной и пропагандистской деятельности. Несколько раз ее арестовывали, а в 1879 г. сослали на каторгу в Сибирь, на Кару, где были особенно тяжелые условия для ссыльных. Там она самоотверженно ухаживала за больными и помогала нуждающимся. Впоследствии она вышла замуж за ссыльного революционера. В 1887 г. Наталья Александровна умерла от туберкулеза.

Елизавета Федоровна Литвинова, урожденная Ивашкина, писала впоследствии, что Ковалевская была светлой точкой, к которой стремились желавшие учиться девушки. Путеводной звездой была Софья Васильевна и для Литвиновой, которая, сдав в России экзамены для поступления в университет и получив у А. Н. Странно– любского математическую подготовку, поехала в 1872 г. в Цюрих для занятий математикой.

Цюрихские университет и политехнический институт были единственными высшими учебными заведениями, в которых женщины могли свободно обучаться и получать дипломы по их окончании. Но в 1873 г. вышло «сообщение» царского правительства о русских учащихся женщинах: им предложили прекратить слушание лекций в Швейцарии и вернуться в Россию, угрожая в противном случае лишением гражданских прав. Царские власти

53

в женском движении к образованию усмотрели опасность развития нигилизма и социализма.

Многие учащиеся женщины, вернувшись на родину, вступили в борьбу с реакционным русским правительством. Развивалось «хождение в народ»: женщины шли в ткачихи или прядильщицы, фельдшерицы или учительницы и вели революционную пропаганду. По этой дороге, как мы говорили, пошла Н. А. Армфельдт. Е. Ф. Литвинова осталась на выбранном ею пути занятий математикой. Сначала она слушала лекции профессора Мекета, а с 1873 г.– Г. Шварца.

Окончив в 1876 г. Цюрихский университет, Литвинова получила диплом преподавателя мужских гимназий (недействительный в России). В 1877 г. она представила в Бернский университет (профессору Шлефли) свои работы по теории функций комплексного переменного и получила степень доктора математики, философии и минералогии, сдав соответствующие экзамены.

Лишь в 1878 г. вернулась она в Россию, не подчинившись, таким образом, правительственному указу. Это имело последствием то, что Литвинова всю жизнь терпела ограничения в правах, служебных и пенсионных, и получала отказы па свои просьбы о разрешении сдавать магистерские экзамены и преподавать на Высших женских курсах [127].

Она стала преподавать математику в петербургской гимназии А. А. Оболенской, сначала в младших классах. В 1880 г., первой из женщин в России, она получила право на преподавание математики в старших классах.

В числе учениц Литвиновой была Надежда Константиновна Крупская3, которая дала высокую оценку Литвиновой как педагога: «Когда Ленин во время дискуссии о профсоюзах говорил в 1921 году, что начальная школа должна учить логически мыслить, я вспоминала, как учила нас этому Литвинова... Нам никто не говорил, что мы научаемся логически мыслить, но это было так. Другому,

3       Н. К. Крупская по окончании гимназии не поступила на Высшие женские курсы, так как прием па них был закрыт с 1886 по 1889 г. По официальной версии, они были закрыты для реорганизации, Н. К. Крупская же говорила, что «по распоряжению царицы, которая считала, что женщине не надо учиться, а надо сидеть дома и ухаживать за мужем и детьми» [128, с. 262]. В 1889 г., когда Бестужевские курсы были открыты, Надежда Константиновна поступила на математическое отделение, где «с наслаждением слушала Имшенецкого» [Там же].

54

чему нас научила Литвинова,– это умению делать обобщения... Дело началось с типовых задач. Литвинова предложила нам разыскивать в различных задачниках аналогичные типовые задачи. Это нас страшно увлекло. Мы стали придумывать задачи сами... Она учила нас самих выводить правила» [128, с. 263].

Литвинова была писательницей и публицистом. Она напечатала более ста статей по разным вопросам образования и десять биографий замечательных людей в библиотеке Ф. Ф. Павленкова: Н. И. Лобачевского, В. Я. Струве и С. В. Ковалевской, Эйлера, Лапласа, Аристотеля, Бекона, Локка, Даламбера и Кондорсе. Написанная ею биография Ковалевской была первой в России.

Кроме того, перу Литвиновой принадлежит серия очерков под общим названием «Правители и мыслители» [129] о Лагарпе и Александре I, о Декарте и королеве Кристине и т. д. Из них цензурой изъято 75 страниц.

Таковы первые женщины, на судьбу которых оказала большое влияние С. В. Ковалевская.

Карл Вейерштрасс

В то время славой большого ученого пользовался профессор математики Берлинского университета Карл Вейерштрасс [130], учитель Лео Кёнигсбергера.

Вейерштрасс принадлежит к великанам мысли, оставившим глубокий след в математике. Его имя знакомо всем, кто занимался теорией функций комплексного переменного; он дал логическое обоснование математического анализа, опирающееся на построенную им теорию действительных чисел; большое значение имеет разработанная им теория аналитических функций.

С именем Вейерштрасса связаны многие разделы и теоремы математики: теорема Больцано—Вейерштрасса, теория эллиптических функций Вейерштрасса; в вариационном исчислении – исследование достаточных условий экстремума интеграла; в дифференциальной геометрии – геодезические линии и минимальные поверхности; в линейной алгебре – теория элементарных делителей; применение рядов в теории аналитических функций (в 1841 г. 26-летний Вейерштрасс знал теорему Лорана, которую последний опубликовал в 1843 г.); теория аналитического продолжения; пример непрерывной функции, нигде не имеющей производной, и т. д.

55

Карл Теодор Вильгельм Вейерштрасс родился 31 октября 1815 г. в Остенфельде (Вестфалия, область Мюнстер) .

Отец, Вильгельм Вейерштрасс, в 19 лет был школьным учителем, затем работал чиновником. Он был секретарем бургомистра в Остенфельде, затем переселился в Вестернкоттен, где состоял служащим солеварни. Мать Карла, урожденная фон дер Форет, умерла в 1827 г., оставив четверых детей: Карла 12 лет, Петера семи лет, Клару четырех лет и Элизу, которой исполнился год.

Отец был человеком образованным, знал физику и филологические науки, дал детям хорошее знание языков: впоследствии они вели переписку друг с другом не только на немецком, но и на французском и английском языках. Петер, кроме того, хорошо знал латынь.

Так как в Остенфельде не было подходящей школы для мальчика, то Карла отправили в город Падерборн, недалеко от Мюнстера (главного города Вестфалии), где он учился в гимназии с 1829 по 1834 г.

В гимназии господствовали французские порядки поощрения учеников воздействием на их честолюбие. Если ученик имел высшие оценки по трем предметам, то в его честь музыкальная капелла исполняла какое-нибудь музыкальное произведение, за каждую следующую высокую оценку – новую вещь. В честь Карла музыка обычно играла четыре раза, так как у него бывало шесть высших отметок (однажды даже семь); всегда по немецкому языку, математика же чередовалась с другими предметами. Только с чистописанием Карл был не в ладах.

Известно, что Карл и один из его товарищей по школе занимались вместе математикой. Говорят, что товарищ был подавлен превосходством Карла и бросил математику, переключившись на другой интересовавший его предмет.

Вейерштрасс поступил в шестой класс гимназии, имевшей классы с восьмого по первый, он учился в пятом и четвертом, третий же класс пропустил, перейдя сразу во второй. Гимназию он окончил в 1834 г., в 19 лет.

В Западной Пруссии университеты были в Мюнстере (он назывался академией) и в Бонне. Последний считался одним из лучших в Ируссии. В 1834 г. Вейерштрасс поступил на юридический факультет Боннского ушь верситета.

56

В старости Вейерштрасс любил вспоминать студенческие годы. Как ревностный член студенческой корпорации «Саксония» (получивший звание фуксмайора – Fuchsmajor) он не пропускал ни одной пирушки. Искусный в фехтовании, он ни разу не был ранен на дуэли, что с гордостью отмечал его брат.

Юридические науки не заинтересовали Вейерштрасса, и, по-видимому, он не сдавал никаких экзаменов, хотя однажды он весьма успешно выступил в качестве оппонента на защите диссертации своего друга.

В то же время известно, что Вейерштрасс занимался математикой самостоятельно. «Небесная механика» П. С. Лапласа и «Fundamenta nova» К. Якоби были его настольными книгами. В течение одного семестра он слушал лекции Ю. Плюккера. Были у Карла каким-то образом попавшие к нему лекции Кристофа Гудермана (профессора в Мюнстере) по теории эллиптических функций.

В 1838 г. Вейерштрасс вернулся домой без свидетельства об окончании университета. Теперь 23-летний юноша решил ускоренным образом получить математическое образование и диплом школьного учителя. Он поехал в Мюнстер, где записался на лекции в Академию с лета по осень 1839 г.; прослушал лишь один курс лекций, объявленный Гудерманом; этот курс привлек 13 человек, но вскоре остался лишь один слушатель – Вейерштрасс.

В 1841 г. Вейерштрасс сдал в Мюнстере экзамен fa– cultatae docendi (для чтения лекций). Предварительно ему были предложены для проработки три темы, из которых одну он выбрал сам и занимался ею с 1840 г. Лампе говорит [131], что уже тогда Вейерштрасс был готовым математиком, уже тогда им были заложены основы теории степенных рядов и аналитических функций, которая составила основное содержание дальнейшей работы ученого. Эти его юношеские исследования были опубликованы в 1894 г., когда начали издавать собрание сочинений Вейерштрасса.

В 1841—1842 гг. Вейерштрасс провел в Мюнстере «пробный год» для получения звания учителя гимназии. Между прочим, в заявлении по поводу экзамена он написал, что в течение полугода (с осени 1838 по весну 1839 г.) он «страдал телесно и духовно». По-видимому, его студенческая жизнь не была столь простой и безоб** лачной, какой потом представлялась в его воспоминаниях. Возможно, были какие-то душевные переживания, воз*

57

можно, это объясняется началом болезни, которая потом время от времени мучила Вейерштрасса, когда он сильно переутомлялся или у него были какие-то неприятности.

После «пробного года» в Мюнстере, с осени 1842 г. Вейерштрасс начал свою трудовую жизнь в качестве учителя католической прогимназии в Дейч-Кроне (это город к северу от Познани) и работал там шесть лет.

К пребыванию в Дейч-Кроне относится воспоминание Вейерштрасса о том, как он «помогал» цензору местной газеты: он пропустил «Песни свободы» Георга Гервега, считавшегося «певцом зари германской революции 1848 года», поэта, находившегося в то время в зените славы, но не пользовавшегося любовью двора.

В 1848 г. Вейерштрасс стал преподавателем католической гимназии в городе Браунсберге. Первые годы жизни и деятельности Вейерштрасса связаны с городами, где было сильно развито католичество. Его отец перешел из протестантского вероисповедания в католическое, и все дети были католиками, «хотя и без фанатизма» [132, с. 2]. В Браунсберге Вейерштрасс проработал восемь лет, пробыв, таким образом, учителем в общей сложности 14 лет.

В эти годы Вейерштрасс усиленно занимался математикой. Директор гимназии в Браунсберге с уважением относился к его занятиям. Однажды Вейерштрасс утром не явился на урок, и его ученики подняли шум в классе. Тогда директор сам пошел на квартиру к Вейерштрассу и обнаружил, что он, всю ночь прозанимавшись математикой, не заметил, что уже наступило утро, и сидел с лампой, продолжая свои размышления.

В результате появилась статья Вейерштрасса по теории функций Абеля, напечатанная в журнале Крелле, с датой 11 сентября 1853 г. (Вейерштрассу было 38 лет). Статья помечена Вестернкоттеном – городом, где жил в то время отец, к которому сын приехал на каникулы. По-ви– димому, это была первая статья Вейерштрасса в большом математическом журнале. Ф. Клейн указал, что самые ранние исследования Вейерштрасса были опубликованы в еженедельниках прогимназии в Дейч-Кроне (1843 г.) и гимназии в Браунсберге (1849 г.).

Статья в журнале Крелле произвела большое впечатление в математических кругах и была признана лучшей работой в этой области после исследований Якоби. В 1854 г. Вейерштрассу была присуждена степень доктора honoris causa (без защиты) Кенигсбергским универ¬

58

ситетом, где Ришело под влиянием Якоби работал над теорией эллиптических функций. Сам Ришело посетил в Браунсберге Вейерштрасса, а затем туда приехал из Берлина Борхардт (ставший после Крелле редактором «Журнала чистой и прикладной математики»), чтобы приветствовать новое математическое светило. Между Борхардтом и Вейерштрассом установилась тесная дружба, продолжавшаяся более 20 лет, до смерти Борхардта.

В 1856 г. Вейерштрасс приехал в Берлин. В это время освободилась кафедра чистой математики в Промышленном институте Берлина, и Вейерштрассу предложили занять ее. Министр торговли утвердил назначение Вейерштрасса, и 16 июня 1856 г. новый профессор был торжественно представлен собранию преподавателей. 11 ноября того же года Вейерштрасс приказом министра просвещения был утвержден экстраординарным профессором Берлинского университета. Почти одновременно, 19 ноября, он был избран в Берлинскую академию наук.

В день рождения Лейбница, 3 июля 1857 г., по установившемуся обычаю он произнес вступительную речь в Академии наук. Академик-секретарь, астроном Энке сердечно приветствовал нового академика, и недавний учитель был принят в круг самых крупных ученых. Куммер-, Вейерштрасс, Борхардт и Кронекер составили, по выражению Лампе, «сиятельный круглый стол» [131, с. 51].

Вейерштрасс поселился в Берлине, когда ему был 41 год, и провел в нем остальные 40 лет жизни, выезжая лишь на дачу или на курорт. Один раз он пробыл 24 часа в Геттингене и говорил, что эта поездка сэкономила ему писание десятка писем. Жил он в обществе двух незамужних сестер, его отец провел у него свои последние годы жизни. Биограф указывает, что Карл Вейерштрасс, так же как его брат, остался холостым из страха перед материальной необеспеченностью [132, с. 8].

Через несколько лет Вейерштрасс отказался от кафедры в Промышленном институте и сосредоточил всю свою работу в университете. В начале 1864 г. он стал ординарным профессором кафедры математики – это была учрежденная специально для него третья кафедра математики, первые две занимали Мартин Ом и Куммер. Вейерштрасс заведовал этой кафедрой до самой смерти.

. Вейерштрасс пользовался огромным уважением и среди профессоров благодаря открытому характеру и благожелательному отношению к людям,. В 1873 г. ему пред-

59

дожили стать ректором университета, и он был им в течение года.

Пуанкаре ввел деление математиков на логиков и геометров. Вейерштрасс относится к первым. Он считал, что теория функций должна развиваться логически, не опираясь на наглядные представления. Делать выводы из рассмотрения геометрических фигур было запрещено. Сущность математического познания – в абсолютной полноте его обоснования. Он воздавал должное гению Римана, но сам не мог применять его геометрические теории [133, с. 41].

Лампе, Миттаг-Леффлер, И. Рунге отмечали, что Вейерштрасс был прекрасным учителем, другом и советчиком тех, кто у него работал. Особняком стоит высказывание Феликса Клейна о том, что быть учеником Вейерштрасса было трудно, так как он скорее подавлял своим авторитетом, чем поощрял к самостоятельному мышлению [134, с. 327]. Возможно, он так действовал на какую-то часть слушателей, не уверенных в своих силах.

Клейн говорит, что Вейерштрасс пользовался абсолютным и непререкаемым авторитетом и что он, Клейн, из духа противоречия не слушал его лекций, но потом жалел об этом. И. Рунге объясняет «дух противоречия» тем, что Клейн по природе был геометром [133, с. 28].

Вейерштрасс отличался тем свойством, что очень медлил с опубликованием своих работ. Он всегда хотел, исходя из одной общей идеи, придать своим математическим исследованиям наибольшую стройность и законченность и редко считал это условие выполненным. Многочисленные слушатели съезжались со всех концов Европы, чтобы прослушать его лекции по теории функций комплексного переменного. В 1883—1884 гг. слушателей было так много, что теорию эллиптических функций пришлось читать в большом зале химического института. Рукописи лекций Вейерштрасса ходили среди математиков по рукам. Некоторые из них потом печатали целые книги с изложением его идей, иногда без достаточного понимания их и иногда, как утверждает Вейерштрасс в одном из своих писем к Ковалевской, не делая ссылок на источник [125, с. 196].

Французский математик Ж. Мольк в 1882 г., посылая Ковалевской доказательство Вейерштрасса трансцендентности л, писал: «Не находите ли вы, как я, в методах г-на Вейерштрасса, наряду с необычайной ясностью, аромата

60

строгости, может быть, пока еще редкого в многочисленных мемуарах, ежедневно публикуемых» [85, с. 14].

Ничто человеческое не было чуждо Вейерштрассу. Так, не будучи музыкальным (в отличие от сестер и в особенности от брата), он в возрасте 35—36 лет пытался изучать музыку, – по мнению младшей сестры, без особого успеха. Он любил стихи и иногда цитировал их в письмах к Кова– левской, да и сам писал стихи. Иногда Вейерштрасс ездил в театр с Соней Ковалевской и Юлией Лермонтовой или с Соней и физиком Густавом Ханземаном, по энергичному приглашению последнего.

Вейерштрасс отличался большой отзывчивостью и добротой. Недаром его друг Борхардт завещал ему опекунство над своими шестью детьми. После смерти Борхардта он помогал его вдове разбираться в наследственных делах ее семьи.

Обзор истории научной деятельности Вейерштрасса заставляет задуматься над тем, почему ему не предложили заняться научной работой по окончании экзаменов в Мюнстере. Ведь Гудерман очень высоко оценил способности своего ученика, написав, что Вейерштрасс «своей работой вступил на правах равных в ряд увенчанных славой исследователей» [135, с. 195], и выразил надежду, что он сможет выступить в роли академического доцента.

Интересные исследования профессора К.-Р. Бирмана [135] показывают следующее. Председатель экзаменационной комиссии Дилленберг отметил высокую оценку Гудермана, но последний почему-то не счел возможным сообщить ее своему ученику. Это имело серьезные последствия для всей карьеры Вейерштрасса, который ознакомился с заключением Гудермана лишь в 1853 г., после его смерти. Впоследствии Вейерштрасс говорил Г. А. Шварцу, что если бы он знал раньше о такой высокой оценке (К.-Р. Бирман отмечает, что в работе Вейерштрасса содержалась критика методов, которым следовал Гудерман, и все же он оценил ее благосклонно), то постарался бы раньше опубликовать свои работы в широкой печати и стал бы добиваться места в университете.