Текст книги "Бабье лето"

Автор книги: Пегги Уэбб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

8

Всякий раз, когда он упоминал про свою роль в ее будущей жизни, Вирджиния считала, что он имеет в виду сожительство. В самом фантастическом сне ей не могло присниться, что Болтон хочет жениться на ней. При одной мысли об этом она испытывала ужас… и ощущение свершающегося чуда, которое она не могла прогнать, как ни старалась.

– Моего мужа? – переспросила она.

– Да, Вирджиния, – спокойно подтвердил он.

Не успела она осмыслить этот новый поворот событий, как увидела мрачную Кэндас, направлявшуюся к ним размашистым шагом. Неужели она слышала его слова?

– Мама! – В голосе Кэндас было столько холода, что хватило бы на несколько глыб льда. – Если тебе уже надоело болтаться в холле, мы с Мардж готовы возвратиться домой.

У Вирджинии уже был готов резкий ответ, но Болтон остановил ее предупреждающим взглядом. Забавно, но они поменялись ролями. Сегодня вечером он действовал как зрелый, ответственный, уравновешенный родитель, а она вела себя словно неопытная юная девчонка.

– Если вы не против, мы с Вирджинией вызовем такси, а вы с Мардж воспользуетесь машиной, – сказал он.

– Прекрасная идея, – поддакнула Вирджиния, выказывая несуществующий энтузиазм. – Или же, если хотите, мы отвезем вас домой, а затем предоставим машину в ваше распоряжение. Мы не хотим лишать вас развлечений.

– Немного поздновато, – огрызнулась Кэндас.

– Кэндас, не наезжай на меня. Я не собираюсь терпеть грубость.

– Пожалуйста… – проговорила Кэндас. – Мы можем просто поехать домой?

Это были самые долгие пять миль в жизни Вирджинии. Они с Болтоном пытались поддерживать непринужденную беседу, однако, похоже, ею мало кто заинтересовался. В конце концов в машине воцарилась гнетущая тишина.

У дома Кэндас сразу же выпрыгнула из автомобиля, а вслед за ней поплелась Мардж.

– Пойми, Болтон, я думаю, что мне лучше не приходить к тебе сегодня ночью, – грустно проговорила Вирджиния.

– Я не эгоист. Поступай, как тебе удобно, Вирджиния. – Он быстро, но крепко поцеловал ее. – Если бы я мог что-либо изменить, поговорив с Кэндас, я бы зашел в дом, но, скорей всего, мое присутствие лишь все усложнит.

– Спасибо, Болтон, – она с благодарностью сжала его руку.

– Вирджиния, что бы ни случилось, помни: я люблю тебя, – глядя ей в глаза, произнес Болтон.

Он поцеловал ее снова, но это был не томный поцелуй двоих, распоряжающихся всем временем во Вселенной, а спешный поцелуй изголодавшихся любовников, застигнутых врасплох ураганом.

Вирджиния боролась с желанием прильнуть к нему и не отпускать его, все остальное послав к черту, но она должна была остановиться. Она была матерью, а хорошие матери не пренебрегают своими обязанностями – они не закрывают глаза и не прячутся при первых же проблемах со своими подрастающими чадами.

Обуреваемая беспокойными мыслями, она дошла до дверей дома, и только там обернулась.

Болтон уже припарковал машину и шел по дорожке, огибавшей дом и ведущей к коттеджу. На небе светила полная, невообразимо яркая луна. Она висела так низко, что, казалось, стоит протянуть руку, чтобы дотронуться до нее. В лунном свете Болтон был похож на мечту, внезапно появившуюся в ее жизни и так же внезапно исчезающую.

Вирджинии пришлось прикрыть ладонью рот, чтобы не окликнуть его. Однако связь между ними оказалась столь сильна, что и без слов он смог узнать ее мысли. Он обернулся – ее великолепный воин из племени апачей в серебристом сиянии луны.

– Вирджиния… – позвал он в тишине ночи.

– Нет… – Она подняла ладонь. – Не возвращайся, Болтон, пожалуйста… – взмолилась она.

– Я нужен тебе, – манил он ее.

– Если ты сейчас вернешься, я выкину какую-нибудь глупость – например, ворвусь в дом и объявлю Кэндас, что вольна распоряжаться собственной жизнью по своему усмотрению, – жаловалась Вирджиния.

– Знаешь, это не столь уж плохая мысль. Вы обе взрослые. У нее своя жизнь, у тебя – своя, – соблазнял ее Болтон.

– Нет, Болтон. У нас с Кэндас общая жизнь здесь, в Миссисипи… а у тебя – своя, в Аризоне, – противилась она его зову.

Он удерживал ее одним своим взглядом. Она стояла как завороженная: не в состоянии ни подойти к нему, ни отвернуться и уйти. В лунном свете его глаза сияли голубым блеском, который проникал ей прямо в сердце, обнажая страхи и распознавая ложь. К горлу подступил ком, и ей вдруг показалось, что она сейчас задохнется или утонет и растворится в потоках слез, – она, Вирджиния Хэйвен, женщина средних лет, полностью потерявшая над собой контроль.

Если бы он сейчас подошел к ней, она не смогла бы противиться его желанию, как не смогла бы запретить солнцу вставать на востоке. Но он не двигался, он просто приковал ее к крыльцу взглядом, гораздо более могущественным, чем любые слова. Его вид вызывал в ней трепет… и обещал такое наслаждение, что это трудно было себе представить.

Она приложила трепещущую ладонь к груди и затаила дыхание. Он отвернулся и без слова исчез за поворотом тропинки – ее прекрасный молодой любовник, растворившийся в лунном свете.

Она вошла в дом и стояла, прислонившись к двери, пока не утихла дрожь. Вирджиния никогда не демонстрировала свою слабость, не собиралась она этого делать и теперь. Глубоко вздохнув, она направилась по длинному коридору в комнату Кэндас.

Дверь была заперта.

– Кэндас! – Она постучала, однако ответа не последовало. – Кэндас, впусти меня!

Ни звука, лишь упрямое молчание по ту сторону двери. Вирджиния не стала колотить в дверь – она не собиралась опускаться до уровня дочери.

– Кэндас, я войду, хочешь ты меня видеть или нет. Но для нас обеих будет проще, если ты откроешь дверь, – сдерживая гнев, сказала она.

Прошло несколько минут, и Вирджиния было решила, что Кэндас не уступит. Вирджиния уже развернулась, чтобы отправиться за запасным ключом, когда дверь распахнулась.

Взглянув на Кэндас, она увидела мокрое от слез лицо дочери с черными подтеками туши вокруг глаз. У Вирджинии защемило сердце – мысль о страдании дочери была невыносима, к тому же, она сама стала причиной ее слез.

Она попыталась обнять девушку, но та увернулась и отошла в дальний угол комнаты.

– Я рада, что ты меня впустила, Кэндас, – произнесла Вирджиния.

– Это твой дом, – огрызнулась дочь.

– Нет, Кэндас. Это нашдом. Всегда таким был и всегда будет, – заверила ее мать.

– Избавь меня от этот своего «вдвоем против всего мира», мама. Я больше не ребенок, я – взрослая, – со злостью ответила Кэндас.

Вирджиния смотрела на свою дочь, словно видела ее впервые – упрямо вздернутый подбородок, напряженная спина – и вдруг заметила, что Кэндас столь же решительна и горда, как и она сама. Кэндас так сильно походила на мать, что Вирджиния удивилась, когда поняла, что ее девочка превратилось в юную женщину. Это произошло так неожиданно. Только вчера Кэндас была круглощекой маленькой девчушкой с косичками – и внезапно она стала красивой молодой женщиной, готовой предаться мечтам в ожидании романтической любви.

Вирджиния, способная к сопереживанию, как и все писатели, понимала смятение Кэндас при виде собственной матери, пренебрегающей условностями. Сомнению подвергалось все то, что Кэндас до сих пор считала правильным, все, что она видела в фильмах и читала в романах про знакомство девушек с юношами, про влюбленность, про поиск подходящего отреза китайского шелка на платье для невесты, про свадьбу, про покупку дома и собаки и про воспитание двоих – обязательно сына и дочери – детей. Более того, сомнению подвергались представления Кэндас о том, какой должна быть мать.

Вирджиния растерялась – она почувствовала себя бессильной, она не смела взглянуть дочери в глаза. Подобное ощущение посещало ее столь редко, что она принялась тянуть время, поправляя розы в граненой хрустальной вазе на туалетном столике. Кэндас следила за ней и… молчала.

– Где Мардж? – спросила наконец Вирджиния, все еще пытаясь выиграть время.

– В комнате для гостей. Готовит доклад по литературе – по крайней мере, она так сказала, – сообщила девушка.

– Значит, я увижусь с ней утром, – решила Вирджиния.

– Можешь попросить у нее прощения, – подсказала Кэндас.

– Попросить прощения? – Вирджиния сделал вид, что не поняла намека.

– За то, что она чувствовала себя лишней в любовном треугольнике, – пояснила девушка.

– Она так сказала? – удивилась Вирджиния.

– Она ничего не сказала. Но это очевидно, – заявила Кэндас.

Вирджиния опустилась в обитое голубым шелком кресло, стоявшее у окна. Отсюда была видна крыша гостевого коттеджа, серебристая и таинственная в лунном свете. Чем сейчас занимается Болтон? Думает ли он о ней, как она сейчас думает о нем? Хочет ли он ее, как она хочет его? Будет ли он всегда хотеть ее, как она всегдабудет хотеть его?

Кэндас метнулась к кровати и дернула покрывало.

– Ты даже не можешь поговорить со мной, не высматривая его в окне, – со злостью заговорила она.

– Кэндас, я не собираюсь извиняться ни перед Мардж, ни перед тобой. Я не совершила ничего плохого, – тихо произнесла Вирджиния.

– Ничего плохого! Побойся Бога, мама. Только потому, что ты известная писательница, ты считаешь, что можешь нарушать правила? – в сердцах воскликнула девушка.

– Чьи правила, Кэндас? – спросила Вирджиния миролюбивым тоном.

Готовый было сорваться с губ Кэндас резкий ответ так и остался не высказанным. Она была умна и независима. Вирджиния развивала ее ум и поощряла свободу мнений.

– Тише, мама, успокойся, – недовольно заговорила Кэндас.

– Это не игра, Кэндас. Это чрезвычайно важный разговор для нас обеих, – Вирджиния не собиралась сдаваться.

– Нет, это не разговор. Это нотация, ты отчитываешь меня, как маленькую, за плохое поведение, – съязвила девушка.

– Называй, как хочешь. Я собираюсь высказать все, что думаю. – Вирджиния была непреклонна.

– Как я могу тебе запретить – ты всегда высказываешься, – буркнула Кэндас.

– Как и ты… благодарение Богу, – улыбнулась Вирджиния.

На губах Кэндас появилось ответное подобие улыбки. Помимо ума и независимости, Вирджиния ценила в Кэндас чувство юмора и стремление уладить взаимные недопонимания.

– Все в порядке, мама. Я приняла все слишком близко к сердцу. – Скрестив ноги, Кэндас устроилась на своей кровати. – Если ты однажды публично опростоволосилась, то это еще не конец света. Это я переживу. Но я не вынесу, если ты объявишь мне, что любишь его и собираешься за него замуж. – Она изучающе посмотрела на Вирджинию. – Ты ведь не скажешь мне этого, мама?

Неужели все было столь прозрачно? Вирджиния так увлеклась чувствами, которые пробудил в ней Болтон, что совершенно упустила из виду, какой странной парой выглядели они в глазах ее собственной дочери… и всего остального света.

Вирджиния была не из тех женщин, которые делают что-либо наполовину. Раз уж она позволила себе завязать отношения с мужчиной, она ничего не скрывала, давая выход своим эмоциям.

И все же влюбиться – это одно, а выйти замуж – существенно другое. Брак для Вирджинии никогда не являлся венцом любовных отношений.

– Ведь не скажешь? – повторила Кэндас.

– Я не собираюсь тебе лгать, Кэндас. Да, я влюблена в Болтона Грея Вульфа… – призналась Вирджиния, и Кэндас тяжело вздохнула. – Но это все. Может, я и дура, но не окончательная.

– Мама, да он ведь просто охотится за твоими деньгами, – с укоризной проговорила Кэндас.

– Это неправда! Я не хочу, чтобы ты отзывалась так о человеке, которого почти не знаешь, – защищала Болтона Вирджиния.

– А что ты о нем знаешь, мама?… Кроме того, что на поверхности, разумеется, – заметила девушка.

– Конечно, ты уже вполне взрослая, чтобы осознать многие вещи, и часть недопониманий возникла по моей вине, поскольку я побоялась открыто рассказать тебе о моих отношениях с Болтоном. Но, Кэндас, я не должна посвящать тебя в детали. Ты сама подчеркнула, что уже взрослая, поэтому и должна понимать, что мои женские потребности не умерли с появлением первого седого волоса. И с тобой будет так же.

– Мои женские потребности пока не заявили о себе, мама, поэтому я почти не разбираюсь в этих вещах, – ответила Кэндас.

– Поблагодарим за это Господа, – облегченно вздохнула Вирджиния.

В первый раз после инцидента в «Булпене» они улыбнулись друг другу. Взаимная любовь и чувство юмора позволяли им сохранять хорошие отношения, несмотря на всякие жизненные неурядицы.

Кэндас встала с кровати и обняла Вирджинию.

– Извини, мама. Просто ты застала меня врасплох. Двадцать лет я считала тебя своей собственностью, и в голову мне не приходило, что когда-нибудь мне придется делить тебя с кем-то. Может, я эгоистка?

– Нет, ты просто моя любимая девочка. – Вирджиния покрепче прижала к себе дочь. – Тебе не о чем беспокоиться, Кэндас. Эта неделя была прекрасным эпизодом в моей жизни, и я не сожалею ни об одной минуте.

– Даже о сцене в «Булпене»? – недоумевала Кэндас.

– Даже о ней. Она доказала нашу силу. Мы способны открыто проявлять свои эмоции, сохраняя при этом хорошие отношения, – ответила Вирджиния.

– Я не хочу потерять тебя, мама. Ты все, что у меня есть, – Кэндас с любовью глядела на мать.

Об отце Кэндас знала лишь то, что на Рождество он присылает ей дорогие подарки. Вирджиния болезненно относилась к тому, что Роджер игнорирует свою собственную дочь, и иногда ей хотелось слетать в Калифорнию и изо всех сил шлепнуть его по голове увесистым бестселлером.

Достаточно того, что он бросил жену, но он не должен был бросать дочь…

– Не беспокойся, Кэндас. Ты никогда меня не потеряешь… ни за что и ни по какой причине… – заверила дочь Вирджиния.

– Вдвоем против всего мира, мама, да? – спросила Кэндас, заглядывая матери в глаза.

– Вдвоем против всего мира, всегда, – серьезно ответила Вирджиния.

Когда Вирджиния обдумывала что-то важное, она долго не могла заснуть. Если требовалось набросать новую главу очередной книги, или в ее воображении вырисовывался наконец облик главного героя, она могла просто встать с постели, пройти в свой кабинет и включить компьютер. Иногда экран не гас до двух часов ночи, но это не имело значения, поскольку она была единственной, кому в доме не спалось.

На этот раз она не думала о новом романе, и все же ворочалась с боку на бок и металась в постели, так что ноги запутались в простынях. Чувствуя нарастающее раздражение, она поднялась и подошла к окну. В гостевом коттедже горел свет.

«Не слишком ли грубым нарушением приличий будет потревожить Болтона в столь поздний час?» – подумала Вирджиния, вглядываясь в светящиеся окна гостевого домика.

Решив дождаться утра, она снова легла в постель, но через пятнадцать минут поняла, что не выдержит. Она никогда не отличалась терпением и всегда мучилась, ища выход из создавшегося положения.

Набросив на себя розовый халат, она схватила фонарик и на цыпочках спустилась вниз.

Болтон видел, как она подходила к коттеджу.

Стоя у окна и наблюдая за ней, он по ее походке понял, что она настроена резко отклонить все его предложения. Больше всего ему нравилась в ней ее независимость, доходящая до упрямства. Она вела себя с ним не по-женски, но именно так вела себя с отцом его мать.

Болтон улыбнулся. Он и его сестра-двойняшка неоднократно слышали историю знакомства родителей, но им никогда не надоедало слушать этот рассказ. Как-то раз Джо Бесс МакГилл превзошла Колтера Грея Вульфа на охоте… и все еще проделывала подобное время от времени. Их любви не мешали даже ссоры. Болтон и Келли частенько забирались на дерево у дома и заключали пари относительно исхода дружественной войны между родителями.

Келли всегда ставила на мать.

– Мама, конечно же, победит. Когда она вскидывает голову и задирает подбородок, отец ее побаивается, – говорила сестра.

– Да, но ты ведь знаешь папу, – отвечал Болтон, болевший за отца. – По его лицу не скажешь, чего ждать – летнего дождичка либо бури с громом и молниями.

Хотя Болтон унаследовал от матери голубые глаза и любовь к фотографированию, в остальном он был похож на отца – такой же загадочный и сильный, как горы, откуда он был родом, но и отходчивый и добрый. Однако любой, кто попытается одолеть горы в бурю, знает, какая в них таится опасность.

Болтон, улыбаясь, открыл ей дверь. Вирджиния еще недостаточно его знала, а то бы насторожилась.

– Ты не должен радоваться моему приходу, – сказала она. – Цель этого визита – вовсе не разнузданный секс.

– Ты так это называешь? – весело подмигнув, спросил он.

– Иногда и по-другому, – резко ответила она.

– Как по-другому? – поинтересовался Болтон, не переставая улыбаться. Он проводил ее к креслу и успокаивающим жестом положил руку ей на плечо. От этого легкого прикосновения по телу Вирджинии пробежала дрожь – впрочем, хватило бы и одного его присутствия. Коттедж был маленький и уютный – это было место, располагавшее к интимности. Болтон зажег газовый светильник и сдвинул два мягких кресла. Рядом на столе лежала его раскрытая записная книжка, ботинки стояли под столом.

Она посмотрела вниз, на его голые ступни. Они были крупными и выносливыми – это были ноги рослого и сильного мужчины. До знакомства с Болтоном Вирджиния и не подозревала, насколько сексуальными могут быть мужские ноги. Ей хотелось опуститься на колени и поцеловать их.

Так не пойдет. Так совсем не пойдет. Она откинула с лица волосы и дерзко посмотрела на него.

– Не пытайся отвлечь меня, – огрызнулась она.

– Разве я это делаю? – искренне удивился он.

– Да. Ты не должен применять ни один из этих своих нечестных приемов, – заявила она.

– И что это за нечестные приемы? – Смеясь, он сел в кресло напротив нее.

– Ну вот. Ты опять за свое. С твоей стороны это обдуманная уловка, – она все больше злилась.

– Ты видишь меня насквозь. Пожалуй, мне придется совершенствоваться в непроницаемости, – серьезно заговорил он, но в голубых глазах плясали смешинки.

– Если ты станешь еще более непроницаемым, то сможешь издать соответствующий самоучитель, – зло бросила она.

Хотя он не переставал улыбаться, его лицо ничего не выражало. Лишь его глаза заставили ее умолкнуть – они были столь загадочными и глубокими, что она боялась в них утонуть.

– Не думаю, что смогу тебе доверять, Болтон Грей Вульф, – сказала она и отвернулась.

– Я восхищаюсь тобой, Вирджиния, – заверил ее Болтон.

– Ох, прекрати. Мне и так тяжело, а тут еще ты со своей внешностью… – Она не могла справиться с собой.

– Какой еще внешностью? – притворно удивился он.

– Разве ты никогда не гляделся в зеркало? Ради твоих глаз даже святые без сожаления расстанутся со своими венцами. А эта улыбка… и не пытайся завести меня этой своей улыбкой! – воскликнула она.

– То есть, тебе она нравится? – допытывался Болтон.

– Да… нравится… – прошептала Вирджиния.

– Превосходное начало. Я нравлюсь тебе, а ты нравишься мне. Из нас получится прекрасная пара, Вирджиния, и счастливая семья, на зависть всем, – уверенно сказал он.

– Ну вот. Опять ты за свое. – Она вскочила с кресла и принялась расхаживать по комнате. Она была так взволнованна, что даже не заметила, как пояс на ней развязался, а халат распахнулся.

Болтон поймал ее за полы и ловко препроводил к своему креслу, жадно пожирая глазами.

Она не сопротивлялась. Ей ни за что не одолеть такого крупного мужчину. Более того, ей совсем не хотелось бороться с ним. Ей хотелось стоять именно там, где она стояла, – вся открытая для него.

Не спуская с не взгляда, он потянулся губами к ее соску. Она сразу же ощутила вспыхнувшее в ней желание. Закрыв глаза, Вирджиния предалась прекрасным ощущениям, вызванным прикосновением Болтона. Когда его губы дотронулись до ее груди, она изогнулась и застонала от наслаждения.

– Вот твои нечестные приемы, – произнесла наконец она.

– В любви, как и на войне, все годится, – заявил он, склоняясь над ней.

– Это любовь или война? – спросила она.

– Думаю – и то, и другое… – Он целовал ее левую грудь, лаская рукой правую. – И именно в таком порядке, – пробормотал она.

Она не стала спорить, она не моглас этим спорить. Подобную уступчивость легко было расценить как слабость или эгоизм, однако ее это не волновало. Она пришла в коттедж, чтобы положить конец их связи. У них не было будущего, но эти бесценные мгновения принадлежали им и только им, и отказываться от них казалось безумием.

– Люби меня… пожалуйста… Сегодня ночью мне не хочется ни о чем думать, ни о чем говорить. – Она погрузила пальцы в его волосы и притянула его голову к себе. – Просто люби меня сегодня ночью.

Он скинул с ее плеч халат, и тот упал к ее ногам. Притянув ее к себе, Болтон приподнял ее лицо.

– Ты самая волнующая женщина, которую я когда-либо знал. – Он одарил ее восхитительным поцелуем, и когда они опускались на ковер, прошептал: – Мы всегда будем любить и воевать друг с другом, Вирджиния.

– Ш-шш, не говори ничего, не сейчас. – Она сильно толкнула его в грудь. – Люби меня, Болтон. Погаси это пламя, пока оно не уничтожило меня.

– Я буду для тебя пожарным, Вирджиния… всегда, – пообещал он, приподнимаясь над ней.

Они будто целую жизнь дожидались друг друга – они любили в свете огня, зажженного в камине, пока их тела не замерли от пресыщения. А потом они снова любили друг друга, пока первые всполохи утренней зари не осветили окно мягкими золотисто-розовыми тонами.

Болтон накинул халат на плечи Вирджинии и посадил ее к себе на колени.

– Я всегда буду помнить сегодняшнюю ночь, – прошептала она.

– Воспоминания блекнут, Вирджиния, поэтому я всегда буду здесь для тебя, – заверил он ее.

Внезапно на нее нахлынули столь сильные чувства, что она не смогла говорить. Вымолви она хоть слово – и слезы, сжимавшие ей горло, польются ручьем и никогда не иссякнут. Он укачивал ее, поглаживая по слегка влажным волосам и нашептывая ей слова любви на древнем языке атапасков.

Долгое время она оставалась неподвижной, впитывая в себя прелесть этих мгновений и стараясь запечатлеть их в памяти, чтобы в долгую одинокую зиму утешиться воспоминаниями.

– Я никогда не выучу твой язык, – с сожалением сказала она.

– Выучишь, – заверил ее Болтон.

Она не стала ему противоречить. У нее просто не было сил. Поэтому она только на минутку закроет глаза, немножко вздремнет и, собравшись с духом, скажет ему «прощай».

Болтон наблюдал, как она спит. Он знал о цели ее прихода, знал абсолютно точно, без лишних слов и объяснений. Интервью было завершено – он все еще задерживался в Миссисипи по одной-единственной причине: из-за Вирджинии. Сможет ли он убедить ее в своей любви? Сможет ли заставить поверить, что их взаимная завороженность будет длиться вечно?

Он всегда был глубоко убежден, что, если захочет, то сможет иметь все, – достигнет всего упорным трудом, терпением, либо просто силой собственного желания. Но он никогда не встречал никого, похожего на Вирджинию. Первый раз в жизни он не мог поручиться за успех своих начинаний. А ведь он любитее.

Сейчас ее лицо было влажным и горячим от бушующего в ней пламени и пылающего в камине огня. Он легко прикоснулся к ее щеке, а потом слизнул ее запах с кончиков своих пальцев. Она пошевелилась, улыбаясь во сне, и сильнее прижалась к нему. Он взял ее за руку, и ее пальцы непроизвольно сжались. Бодрствуя, она могла отрицать свои чувства, но во сне она растворялась в нем так же естественно, как снег весной в жаждущей влаги земле.

Внезапно ему открылась истина, и он понял, что Вирджиния будет принадлежать ему – и неважно, сколько на это уйдет времени.

Она проснулась и забеспокоилась:

– Который час?

– Только что рассвело, – успокаивающе проговорил он.

– Я не собиралась спать так долго, – сказала она, кутаясь в халат.

– Я провожу тебя, если ты решила вернуться в дом. Кэндас, наверное, еще не проснулась, – предположил он.

– Это неважно. Кэндас в курсе всего, – сообщила Вирджиния.

Она прошла в ванную и плеснула в лицо водой, не осмелившись глянуть в зеркало. Каждая такая ночь требовала жертв. Время нельзя было повернуть вспять – годы брали свое, невзирая на деньги, уплаченные за косметики лучших мировых фирм. «Почему бы косметологам не придумать некий «предотвратитель ночных разрушений» или что-нибудь такое, что позволило бы сохранить свежесть кожи после любовных баталий», – подумала Вирджиния, покидая ванную комнату.

Болтон все еще сидел на ковре, а на его бронзовой коже играли отсветы огня. Она прислонилась к двери ванной и жадно любовалась этим зрелищем. Даже после сексуального марафона она все еще хотела его, желала его с таким безрассудным отчаянием, что закусила губу, чтобы не закричать.

– Съешь что-нибудь? – спросил он. – Я приготовил яичницу и тосты.

– Нет, спасибо. Я потерплю, – отказалась она.

На ее лице было написано все: она не будет откладывать сражения. Болтон встал и оперся локтем о камин, он возвышался над ней – сильный и великолепный в своей наготе.

– Ты не хочешь одеться? – спросила она.

– Я тебя смущаю, Вирджиния? – полюбопытствовал он.

– Ты же знаешь, что да, – она покраснела и опустила глаза.

– Ты же сказала, что согласна терпеть, – он невесело улыбнулся.

– Но не это, – возразила она.

Она вскинула голову, их взгляды скрестились, и она первая отвела глаза.

– Ты можешь присоединиться ко мне, – предложил он. – Сбрось халат, Вирджиния. Я еще раз хочу увидеть тебя обнаженной в лучах утреннего солнца.

– Да, ты так просто не сдаешься, – заметила она.

– Я вообще не сдаюсь. Или ты считала иначе? – с вызовом произнес он.