Текст книги "Ласточки из стали 2 (СИ)"

Автор книги: Павел Шэд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Ласточки из стали 2

Глава 1

Образы мелькали в глазах Лориэль. Она с трудом поняла, что ее сняли с борта «пчелы», переложили на каталку, спешно повезли в медицинский блок. Что-то кольнуло в голове, когда туманное небо планеты вдруг сменилось яркими огнями светильников. Мимо проскочила открытая дверь и фигура, затянутая в белые одежды с белым же колпаком на голове, чуть съехавшим на правую сторону.

Все вокруг вдруг остановилось, замелькали странные силуэты. Туман в глазах усилился, стало трудно дышать. Что-то неприятно уперлось в шею слева под челюстью и так и осталось. Туман отступил. Большой светлый операционный зал. Вокруг суетятся медсестры. Снова появился гул в ушах. Неприятный и тяжелый. Лориэль прикрыла глаза и попробовала сглотнуть, но движение замерло во рту.

Кто-то коснулся века и Лориэль открыла глаза. Над ней склонилась врач. Лицо закрыто маской, видно только спокойные карие глаза и белый мех с серым оттенком на лице. Совсем незнакомые глаза.

Врач сняла с ворота записку на использованном тюбике метометрина. Что-то сказала, из-за гула в ушах Лориэль не слышала. Снова что-то надавило слева под челюстью, аж язык защипало.

– Слышите меня? – спросила врач. – Моргните один раз.

Лориэль подчинилась.

Ей показали потертый тюбик с крошечными буковками и циферками.

– Это надо вывести из организма. Будет очень больно. Надо терпеть.

Встать, обязательно надо встать. Лориэль цеплялась за мысли и жизнь. Несмотря на страшные раны ей нужно встать. Нет ничего важнее этого. Вообще ничего. Впервые за всю жизнь у нее появилась настоящая цель, настолько важная, что остальное просто не имеет смысла. Нужно обязательно встать. И вновь расправить свои крылья.

Лориэль моргнула один раз, словно от ее согласия что-то зависело. Ей разжали рот, что-то вставили. Каждый зуб сдавило, онемевший язык прижало так, что не пошевелить. За головой раздались нервные пискливые электронные звуки, слева на шее опять давление. А потом как удар между ушей. В глазах потемнело. С первым же ударом сердца со всего левого бока как шкуру содрали, еще удар и боль обожгла все тело. Помеха во рту не дала заорать во весь голос.

Медсестры придерживали бьющуюся в агонии Лориэль. Она хоть и была привязала к столу, но рвалась так, что привязь начала скрипеть. Врач раненую даже не смотрела. Два пальца на шее у пациента, глаза на экран, где биометрия за доли секунд меняла показания. Ведьминская химия сидела крепко и не спешила уходить из тела. Нейтрализатор работал, но очень уж неспешно. Наконец, насыщение метометрином упало до минимума, но врач не торопилась. Она видела, что пациент выдержит еще. Выждав немного, врач решила не рисковать и кивнула медсестре, державшей инжектор у катетера на шее раненой.

Лориэль через вспышки боли ощутила странную тьму. Неведомая рука схватила за голову и дважды ударила затылком об что-то твердое и все померкло.

Врач убедилась, что пациент впал в кому. Показатели выровнялись, насколько это вообще возможно. Медсестры пододвинули инструменты для ампутации.

В темноте мыслей где-то вдали слепила яркая точка. Лориэль хотелось зажмуриться, но свет стал лишь ярче. Странный шум надавил на уши. Стало больно в груди, сдавило горло. Лориэль поняла, что задыхается. Яркая точка расцвела вспышкой золотого огня, из которого выпорхнула с расправленными крыльями желто-зеленая птичка.

Врач все поняла еще до того, как изолирующая пена растаяла на ране. Опыт подсказал, что происходит.

– Бригаду сюда, – сказала она холодно.

Через боковую дверь вошла реанимационная группа. Они успели раньше, чем система показала остановку сердца. Ровно через три минуты секунда в секунду сердце Лориэль забилось снова.

Едва реаниматологи вышли, снова начали готовиться к операции. Врач посмотрела на руку. Кисть выгорела на две трети, на костях темные пятна ожогов. Она видела это не одну сотню раз, но сейчас пальцы, частично такие же обгоревшие, шевелились. И это не была судорога, в движениях видны следы работы уцелевших мышц. Рывков нет, действия спокойные и ровные, словно пальцы что-то двигают.

Когда обработали предплечье, произошла вторая остановка. Реанимационная бригада справилась быстро, но теперь на мониторах отобразились крайне низкие показатели. Врач поняла, что пациент операцию не перенесет. На искалеченной руке, тем не менее, пальцы продолжали двигаться.

– Пригласите мастера Ганнэль, – сказала врач.

Первое, что осознанно увидела Лориэль после пробуждения было именно лицо мастера. Правда боль была такая, что терпеть удавалось с трудом.

– Больно? – спросила мастер.

Лориэль с трудом прошептала:

– Очень.

– Надо поговорить. Это ненадолго, – сказала мастер.

– У вас… больше дел нет? – выдавила из пересохшего рта Лориэль.

– Когда решаешь чью-то судьбу нужно смотреть в глаза, – спокойным голосом ответила мастер. – Энергонный ожог сложнейшая из травм, пилот.

Ганнэль показала небольшую прозрачную пластиковую карту с прямыми линиями и нулями вместо чисел.

– Положу в твои вещи на память, потом оценишь, – сказала мастер. – Теперь слушай очень внимательно. Приказано всех тяжелых эвакуировать в течении двух суток. Что касается лично тебя… Тяжелые ожоги – моя специализация, все что можно было сделать, сделано. Повреждения обширные, энергон попал в кровь. У тебя начинает отказывать нервная система. Это уже профиль нашей общей подруги Серенги. У нее на тебя бо-ольшие виды, пилот. Слышишь?

Лориэль моргнула, хоть это и удалось с большим трудом. Ей становилось все больнее и больнее с каждым ударом сердца.

– Теперь так… – мастер задумалась на мгновение. – Вариантов у тебя два. Ампутация, стазис-капсула и летишь спокойно домой.

– Нет… – выдохнула из себя Лориэль.

– Второй вариант, пилот, это терпеть. Руку упакуем в стабилизирующую ванну, это остановит разрушение тканей. Но придется обойтись без стазиса и медикаментозной комы. Будет больно. Взлет, невесомость, перелет. Ты же пилот, знаешь, что не всегда искусственной гравитацией можно обмануть тело, верно? Будешь чувствовать все. В обоих случаях выжить у тебя шансы почти одинаковые.

Лориэль уже с трудом справлялась с болью по всему телу. Хотелось выть, но она нашла силы спросить:

– А летать?

– Вопрос сохранить тебе жизнь, потом уже сберечь руку в функциональном виде. Насколько сможешь восстановиться – это уже вопросы к Серенге. Шансы вернуться в строй у тебя тоньше шерстинки.

– Это все равно шанс… – прошептала Лориэль.

– Хорошо. Отказ от операции я уже подписала от твоего имени. Живи, пилот. Все что тебе остается – это жить. И терпеть. Двигаться ты не сможешь, это ничего страшного. Блокиратор стоит. Да, запомни, пилот. С Серенгой будь осторожна. Дикая рысь по сравнению с ней – котенок без когтей.

Ганнэль кивнула медсестре, и та сделала укол. Лориэль мгновенно провалилась в тяжелый сон. Почти два часа мастер и медсестры колдовали над ее рукой. Нацепили до самого плеча широкую полую капсулу-варежку и залили все стабилизирующим гелем. Сменили повязки на более жесткие для перелета. В таком состоянии Лориэль ночью вместе с другими тяжелоранеными перевезли на машинах к ближайшей зоне посадки «платформ». Погрузка шла очень неспешно, платформа обычная, в ней и здоровым десантницам не слишком радостно перелетать, а тут раненые. Техперсонал делал что мог, чтобы хоть как-то облегчить страдания. Перед самым отлетом возле платформы села «ласточка», из которой выскочили Искра с рюкзаком и побежала искать свою подругу. Она успела найти подругу и оставить вещи медсестрам, когда объявили взлет. Навигатор едва успела выскочить наружу.

В полете Лориэль не поняла, что с ней произошло. Где-то на высоте в двадцать тысяч метров она вдруг пришла в себя от боли и тут же потеряла сознание. Яркая вспышка, как удар. Она не слышала, как несколько часов в полумраке наспех переоборудованного блока «платформы» стонали и выли остальные раненые. Не пришла она в себя и на борту большого медицинского транспорта, когда ей почти два часа меняли повязки.

Очнулась она в странной комнате. Лежала на правом боку, это поняла сразу. Обычная общая палата, почему-то полумрак. Странные тихие голоса, стоны, сопение, кто-то даже рычит. Не сразу пришло осознание, что свет где-то в стороне, это открытая в коридор дверь. По убранству поняла, что это корабль, значит, ее уже вывезли с планеты. Пошевелиться Лориэль не могла, тяжелая странная боль сидела по всему телу от пяток до затылка. Почему-то неприятно давило сзади на шею. Очень неприятно.

Шевелить она могла только глазами и немного челюстью. Дышать тяжело, каждый вздох, словно падение на лифт далеко вниз.

Где-то над дверью висела информационная панель, по которой крутили поднимающие боевой дух ролики. Она все это видела совсем вскользь, непонятно, что там показывают.

Сколько времени прошло – сложно было понять. Кто-то осмелился встать и пройтись перед глазами. Кто-то в просторной больничной пижаме.

Вдруг на панели сменился ролик, теперь зазвучала грозная поднимающая дух музыка. Гул в ушах раздражал еще больше, чем неприятное давление на шею. Лориэль на несколько секунд даже потеряла сознание, а когда пришла в себя бойкий голос с панели радостно сообщил:

– По словам матриарха Низери в системе Эм-Семь наш флот успешно теснит противника.

Навалилась странная тишина, на несколько секунд в комнате перестали даже стонать. Потом кто-то из раненых девок залилась смехом. Следом как стихия с разных коек раздались смешки, гогот и веселое рычание. Теперь вся комната, сотня коек, хохотали в едином порыве, заполнив смехом все вокруг. Кто-то даже начал умолять:

– Девки, не смешите! Ой… Ой! Больно! Ребра! Ой… Ха-ха-ха! Ой, больно!

Дружный смех стоял с минуту, а потом стих. Никто слова не сказал, ветераны только хмыкнули зло. Плевать-то до панели далеко и высоко, не долетит.

Кто мог встали, подняли и одну мелкую ростом молодуху с перебитой рукой. Бегать и прыгать она могла. Одна из десантниц встала у входа, еще две подставили одна ногу, вторая спину. Молодуха ловко заскочила на них, дотянулась до панели здоровой рукой и выключила звук совсем. Хотя бы все это не слышать, совсем панель не отключишь, придет оперативная служба и начнутся разборки. Пропаганда такая пропаганда.

Однако десантницы не вернулись в койки. Они увидели Лориэль и не признали в ней свою. Старшая кивнула на койку, а сама осталась у дверей поглядывать не идет ли кто. Одна из десантниц подошла поближе, оценила раны и присела на край кровати.

– Да, сестренка, вижу, не повезло. Случается, – десантница вздохнула и потянулась к рюкзаку с вещами. – Ты не переживай, флот у нас щедрый до раненых. Ты пока выпишешься тебе уже и вещи восстановят и прочее добро. Недолго, флот не подведет. Тебе-то сейчас никакие вещи не нужны, верно? А мне своим ходом домой после больнички добираться, а как не успею формой разжиться? Неудобно.

Десантница положила рюкзак к себе на ноги и вздохнула.

– Еще и праматери говорили, что делиться надо. Иначе нельзя!

Лориэль заметила, как одна из десантниц у дальней стены заулыбалась. Смешнее не бывает, грабят, а сделать ничего нельзя.

Десантница тем временем полезла в рюкзак, первым делом нашла синхронизатор.

– Ого, какая штука! – сказала она.

– Это не трогать, – велела старшая.

– Конечно, конечно, – кивнула грабительница и отложила синхронизатор в сторону. Она повернулась к Лориэль и сказала: – Дочки маленькие еще поди? Понимаю. Память из дома никто не тронет, это ручаюсь.

Лориэль стало смешно, но она даже улыбнуться не смогла. А воровка тем временем достала из мешка пару упаковок шоколада и цокнула языком. Добыча так добыча. Две банки сока тоже отложили в сторону. Тоже неплохо.

– Оба-на… – сказала воровка добравшись до мундира. – Старшая, ты глянь… Девочка-то не простая, тут «отвага» висит. Ох, и серебряная звезда!

– Чего? – раздалось от двери.

Остальные тоже потянули шеи. Возле кровати собрались всей бандой и смотрели на награды.

– Это кандарская форма! – спохватилась молодуха.

– Проклятье! – рыкнула воровка и показала всем нашивки.

– А почему она здесь? – спросила молодая.

– Дура! Звезда с крыльями! Пилот! Отряд какой?! – прорычала старшая.

Не сразу добрались до шеврона отряда.

– Триста второй отряд… – пробормотала грабительница и оживилась: – Девки! У нас тут «ласточка»!

– Где? – раздались частые вопросы с остальных кроватей. Кто-то даже привстал на локтях поглядеть.

– Мелочь, за старшей сбегай! Мигом! – приказала главная воровка. – И дежурную тащите сюда. Какая идиотка кандара к милитангам положила?!

Старшая видимо лежала где-то совсем рядом, потому что пришла быстро и сразу отчитала своих. Хорошо знала каким образом те нашли кандарские нашивки. Лориэль стало немного дурно, но через боль и звон в ушах она узнала голос Ветерка, которая иногда становится бурей.

– Иволга?! – раздался голос старшей.

Лориэль открыла глаза. Коготь десанта стояла с привязанной к груди левой рукой. Судя по повязкам, там вся грудь перемотана. Наконец, до палаты добралась и дежурная. На нее сразу насели, а она тыкала в планшет, где система не могла определить принадлежность Лориэль к боевому отряду. Десантура не сдавалась, показали мундир, награды, в карманах нашли кандарскую карту и быстро разобрались. Дежурная пообещала сейчас же доложить старшей.

– Эй! Бригаду вызывайте!

Голос раздался прямо над головой. У Лориэль прояснился взгляд, она увидела перед собой лицо той самой десантницы-молодухи.

– Вызывайте! Срочно! У нее глаза мутнеют! – крикнула молодуха.

Лориэль вздохнула и поплыла куда-то в мутную серую даль. Не было тьмы, не было шума и жуткого холода, которым пугали старухи. Это не Вечная Тишина, нет горящих костров, за которыми сидят праматери, не вышла вперед Великая хозяйка, чтобы указать заслуженное у костра места. Это и не Бездна, где за предательство и подлость навечно остаешься одна бродить по острым колючкам. Все было совсем иначе.

Лориэль видела густую серо-молочную пелену. Совсем как в М-7, но насыщеннее. Через эту пелену раскатами молний проскакивали яркие вспышки. Ничего не разглядеть, просто что-то сверкало где-то там, освещая непроглядную завесу. Не было слышно грохота бури, стоял странный давящий гул.

Дважды вспышки становились особенно яркими и частыми. Они мелькали по сторонам, пульсировали и приближались. Становилось неприятно, слепило, но зажмуриться не получалось. Оба раза, когда вспышки достигали своего пика, из молочной завесы прорывался яркий огонек, он горел и рос, в самый свой ослепляющий миг оба раза он вспыхнул, обернулся в огромную желто-зеленую иволгу, и тут же исчез.

Лориэль не могла знать, скольких трудов стоило дежурной реанимационной бригаде снова вернуть ее к жизни. На борту было трое таких тяжелых и возле каждой из них до самой Галаданы дежурили медсестры. Лориэль перед посадкой погрузили в медицинскую стазис-капсулу. На особом погрузчике с очень мягким ходом ее доставили к шлюзу и завезли на «платформу» в реанимационный отсек. Оттуда же через сутки выгрузили на планете в машину неотложной помощи института имплантологии.

Лориэль пришла в себя через двое суток. Сил едва хватило просто открыть глаза. Она лежала повернутая на правый бок, пошевелиться не могла, все тело онемело. Стены перед глазами не белые как во всех книжках про больницы, а со странным зеленоватым оттенком. Приятно глазу, не раздражает и достаточно светло. Знакомая реанимационная палата, она уже была здесь, когда ей вживляли нейро-оптический имплант.

Медсестра ждала ее пробуждение, что-то сказала несколько раз, пока не поняла, что Лориэль ее не слышит. Сделала отметки в своем планшетике, куда-то потянулась и все померкло.

Еще четыре дня пробуждения были очень короткие, пока состояние Лориэль не улучшилось. На следующий день она пролежала около часа и даже смогла ответить медсестре на несколько вопросов. Слова давались тяжело.

На следующий день в палату зашла Серенга. Профессор долго рассматривала показания и отчеты на протянутом медсестрой планшете, а потом деловито уселась на стул возле кровати.

– Слышите меня? – просила она.

– Слышу… – выдавила из себя Лориэль.

– Не везет мне с вами, – профессор вздохнула. – Уже консервацию заказала и емкости. Для вашего мозга. Думала, обеспечите меня рабочим материалом на пару лет. А тут все портит реанимационная бригада. Золотые руки у теток, откачали так, что можно на ученую степень доклад рисовать. Что же вы так, три раза в Тишину не сбежали?

Серенга покачала головой и наклонилась поближе:

– Все-таки я надеюсь, что у нас все еще впереди. Только оружием пользоваться не надо, стреляются обычно в голову, это испортит мой рабочий материал. Асфиксию тоже исключите. И химию. Много побочных эффектов. Лучше какой-то природный яд, что-то из паралитиков…

– Профессор… – Лориэль тяжело сглотнула и прошептала: – Идите под хвост…

Серенга отклонилась назад.

– Вижу, умирать не думаем? Хороший настрой. Пригодится, – она довольно кивнула. – Будет больно как никогда. Но не это самое страшное. Хорошо меня понимаете?

– Вполне.

– Метометрин содержит фреланитовые наниды. Разновидность кристаллического энергона, подарок праматерей с нашей родной планеты. Ведьмы используют его не только как средство последнего боя, но и как очень сильный анальгетик. Чувствуется рука мастера, Ганнэль прекрасно рассчитала дозировку. Метометрин спас вам жизнь. Однако он же уничтожил наш имплант и он же, вступив в реакцию с частицами энергона, нанес удар по нервной системе. Из хорошей новости – нервную систему мы восстановили, насколько – время покажет. Но придется учиться делать все заново. Вся моторика полностью нарушена. Впрочем, вы однажды это уже проходили. Будем учиться ходить в третий раз. Понимаете?

Лориэль выдохнула что-то похоже на «да» и прошептала:

– Что с рукой?

– Ампутация самый простой способ прекратить мучения. Но мы здесь не ради легких путей, верно? Разрушение тканей мы остановили, но время играет против нас. Чтобы начать терапию регенерином – нужно восстановиться и набрать сил, иначе это путь в один конец. У вас где-то семь месяцев, после чего решение будет принимать хирург.

– Хорошо, – прошептала Лориэль. – Я летать смогу?

– Вы живы, это уже тройное чудо. Сможете ли вы завязать шнурки без помощи – не знаю. Впрочем, я видела столько невероятных событий, что отказывать вам в праве бороться за крылья не могу. Вам решать, Лориэль. Все решать вам. Но для начала – нужно набраться сил. Никакой отсебятины. Понятно? Вообще никакой. Все мероприятия строго по предписанию. Курс по восстановлению мы прорабатываем. Мы, это я и двое моих воспитанниц. Первый этап – восстановление. И да, прописанную диету будете соблюдать до последней капли и крошки. У вас метаболизм хорошо просчитывается. Собственно, поэтому я и решила рискнуть. Вы вообще хорошо просчитываетесь. В биологическом плане.

– Рада слышать… – Лориэль тяжело сглотнула. Становилось больно.

– Потерпите, – профессор ее поняла. – Каждое пробуждение будем увеличивать время активности. Нужно терпеть. Сейчас поменяем присадку с гелем. Пока под общим наркозом. Разрушение тканей остановлено, но травматическая чувствительность никуда не делась. Если все пойдет по плану – то через пять дней попробуем поменять в период активности. Это, к слову, про боль, которую вы еще не испытывали. Понимаете меня?

– Понимаю.

– Хорошо. Пока отдыхайте. Через три дня разрешу посещения родных. Пока вы еще не очень стабильны. Ясно?

– Да.

Лориэль рассказали, что досталось не только руке. Задело и левую сторону спины, даже немного подпалило основание шеи и плечо. Не так серьезно, но тем не менее. К тому же очень плохо срасталась сломанная нога, организму на нее уже просто не хватало сил.

Через три дня, сразу после пробуждения, пока голова еще ясная, разрешили короткое посещение.

Лориэль даже не гадала, кто придет. Мири, конечно, наставница школьная, нервы крепкие, но матушка ее бы никогда не пустила. Потому Лориэль не удивилась, когда в палату, чуть прихрамывая, в большом белом халате вошла матушка. Она хмурилась от переживаний, но едва увидела дочь, оттаяла. Осторожно опустилась на стул рядом, осмотрела состояние и вздохнула.

– Добрых дел, доченька. Ну, как ты?

– Лучше не знать… – прошептала Лориэль и попробовала улыбнуться. Даже по себе поняла, что получилось очень криво и некрасиво.

– Тебе бы тут палату личную купить. Давно пора.

– Спрошу у профессора.

Матушка кивнула. Шутка ей и самой не сильно понравилась.

– Сама чего думаешь? – спросила она.

Лориэль очень осторожно покачала головой:

– Это надолго.

– Ходунки доставать? Как в прошлый раз? Поручни тоже крепить?

– Да, крепить. В столе справа… – Лориэль тяжело сглотнула. – Там документы и карты.

– Знаю, – матушка кивнула. – Денег пока не нужно, пусть лежат. Мне тут по времени ничего не сказали, сколько лечиться-то думаешь?

– Пока планы на полгода, – прошептала Лориэль.

– А, это хорошо. Значит, дочек первый раз в школу сама отведешь, – матушка кивнула сама себе. – Мы пока никому не сказали, так лучше.

– Мири ревела, наверное?

– Она не знает, – матушка подняла голову. – Знаю я и тетушка Газа. Приеду вот, будем с ремонтом по дому думать, как в прошлый раз. Руки-то у нее еще крепкие, поможет.

– Хорошо.

Матушка потянулась в карман и достала странного вида шарик рыжего цвета с кучей хоботков. Детская пищалка, чтобы руки и слух развивать. В каждом хоботке стальной шарик, нужно надавить посильнее и точно попасть в небольшое углубление, тогда раздастся звук. Каждый хоботок – отдельный звук. Какая-та умница думала, что создает музыкальную игрушку для развития детей, а на деле получилась жуткая пищалка. Мало кто из детей пытался изобразить хоть какую-то мелодию.

– Я лампочку вместо динамика поставила, – сказала матушка.

– Как в прошлый раз?

– Как в прошлый раз, – ответила матушка и тяжело вздохнула. – Зайду еще. Десять минут сказали, не больше. Тебе пока ничего нельзя, говорят.

Встреча с матушкой немного придала сил. Она никогда бы не упрекнула и уж точно никогда не станет осуждать. Матушка Лориэль отлично знала, что такое длительное восстановление после тяжелого ранения. Она сама не единожды возвращалась в строй после таких увечий, что у других шерсть становилась дыбом.

Ничего не могло сравниться с процедурой обработки раненой руки. То, что профессор и врачи называли трудновыговариваемым медицинским термином, выглядело как огромная прозрачная варежка до самого плеча. Внутри бледный непрозрачный гель.

Процедура началась с того, что Лориэль усадили на кровати. Под спину подложили кучу подушек, раненую руку положили на подставку и закрыли щитом, теперь не видно, что там происходит. Здоровую ногу привязали к упору, а правую руку к небольшому выступу на кровати, так держаться удобно.

Когда сняли «варежку» Лориэль почувствовала сразу. Всю руку словно обдуло ледяным потоком, а потом началось жжение, быстро переросшее в жгучую тяжелую боль. Пока медсестры смывали гель, Лориэль еще терпела, но потом силы закончились, ей стало дурно. Врач сразу же остановила процедуру и сделала укол в шею.

– Очень хорошо, продержались дольше, чем думали, – сказала она.

Эта похвала ничего не стоила, ночью Лориэль тихо выла от боли. Ее сильно трясло, медсестра долго ждала, прежде чем сделать укол. Боялась за общее состояние и чуть не вызвала врача. Лориэль попросила помочь лечь повыше. Не сразу получилось устроиться удобнее, но скоро она успокоилась, сердце уже не стучало в истерике. Утром ее потащили на полный осмотр, пришла даже профессор Серенга.

– Перспективы есть, – все что сказала профессор.

Теперь наступала стадия пыток другого вида. Начались процедуры общего восстановления. Есть с ложечки, заботливо поднесенной медсестрой, не казалось постыдным, но очень уж неудобно. Лориэль сама не могла сделать ровным счетом ничего. Ноги не сгибались, руки не слушались, повязки по всему телу мешались. Профессор назвала чудом то, что Лориэль разговаривает внятно.

Начали с простого – сгибание руки. Выходило не очень. Рука как плеть моталась в лапах крепкого вида сестрички и отказывалась слушаться хоть сколько-нибудь. Кисть болталась, как лист на ветру. Когда медсестра массировала пальцы и пробовала из согнуть, Лориэль все чувствовала, но мышцы не слушались совершенно. Со здоровой ногой еще хуже – каждое сгибание, словно забег на километр. Лориэль очень быстро устала.

– Надо стараться, – сказала грубым голосом медсестра, укладывая ее на постель.

Сломанную ногу упаковали в плотный контейнер с растяжками, слишком уж медленно шло дело.

Следующий раз процедуру смены геля Лориэль вытерпела полностью, но потом сразу уснула от бессилия. В боли появилась новые нотки, словно там по костям и уцелевшим суставам бегали микроскопические зверьки и грызли все, что им попадалось на пути.

Вскоре установился окончательный распорядок дня с постоянным массажем, занятиями, физио и прочим лечением. Пропал гул в ушах, глотать стало проще. Первая победа свершилась на третий визит матушки и прямо при ней, когда она помогала с упражнениями. Получилось пошевелить указательным пальцем. Пусть чуть-чуть, сантиметра на полтора, но в нужном направлении. Это вдохновило. Теперь Лориэль каждый свободный момент пробовала делать хоть что-то сама. Рука начала слушаться, пусть неестественно, пусть выходило совсем не то, но пальцы двигались. Кисть держалась на месте, а не тряслась.

Еще через неделю разрешили немного домашней еды. Матушка отлично знала, что можно принести. Паровые котлеты Лориэль недолюбливала с детства, но в этот раз съела с большой охотой. Захотелось целый бокал свежего сока аюты и следом огромную отбивную. Больничная кашка такая себе замена сочному куску мяса.

Самое приятное из процедур – теплая ванна с гидромассажем. Профессор заметила, насколько это нравится Лориэль и разрешила проводить их не дважды в неделю, а через день.

Возможно, благодаря этому, больная нога начала заживать. Растяжки сняли через неделю, оставили обычный фиксатор. Речи о том, чтобы начать ходить не было, но теперь начались процедуры и легкий массаж. Пусть у этой крепкой на вид медсестры мощные руки, казалось, что она в состоянии свернуть в бантик арматуру, но на деле делала она все очень мягко и ловко, а когда массировала стопы вообще хотелось визжать от щекотки.

Ноги постепенно начали оживать, через две недели впервые удалось встать на подвесках и держась за ходунки, пройти три шага. К этому же времени Лориэль уже уверенно двигала рукой, правда поесть еще не могла, но хотя бы удавалось без посторонней помощи дотянуться до трубки с водой и попить.

Еще через дней пять ее впервые опустили в бассейн немного поплавать. Вернее, две девчонки-инструктора таскали ее в воде, а она пробовала как-то пошевелиться. Любое занятие выматывало так, что вечером Лориэль провалилась в сон и просыпалась только ночью, когда боль становилась нетерпимой. В тот день, когда она дотерпела до утра, пришла, наконец, Мири.

Сестренка сразу охнула и поджала губы, но справилась. Глаза только стали влажными. Проболтали все отведенные полчаса. Вернее, Мири без умолку говорила обо всем, о дочках, о доме, о матушке, о соседях. Она всегда много говорит, когда сильно волнуется. Это та черта нервов, за которой в милой на вид школьной наставнице притаился несгибаемый боец. Девчонки, которые в свое время рискнули ее обидеть, сильно об этом жалели, даже если были старше и сильнее. Мири, в отличие от многих, даже в самый сложный момент не теряет головы. Она могла всю драку получать по носу и терпеть, ждать того единственного удара, который позволит ей победить, а едва обидчица давала слабину, оттащить от нее Мири уже было сложно. Единственное, что Мири терпеть не могла совсем – это когда обижали младших. Тут могли пойти в ход и когти. И храни праматери тех, кто посмел при ней обидеть младшую дважды!

На прощание Мири поцеловала в лоб:

– Мы с мамой девочкам пока еще ничего не сказали. Ты сама реши, когда их привести, хорошо?

– Хорошо, сестренка.

Теперь возили на каталке в большой зал с тренажерами. Лориэль тут была не одна, всегда кто-то встречался. Общая терапия, говорят, полезная штука. На ходовой дорожке подвязывали к ремням, они не мешали при движениях и не позволяли упасть. Десять мучительных шагов, которые сделать очень сложно. Особенно с одной рукой, которая плохо слушалась. Травмированную руку на всякий случая подвязывали к шее повыше. Ходить нужно вдвое осторожнее. Получалось у Лориэль неважно. Правая рука плохо слушалась, даже ложку взять не получалось, не то, что крепко держаться за широкий поручень. Лориэль опиралась ладонью и пробовала переставлять ноги. Она уже проходила это, но тогда вживленный имплант набирал силы и с каждым днем получалось все лучше и лучше, а тут на она за неделю не смогла сделать за раз больше трех шагов. Это и больно, и выматывало сильно. Она приспособилась не сразу и попросила поднять левый поручень повыше, теперь каждые три шага можно остановиться, опереться на него и перевести дух.

Когда впервые Лориэль прошла по дорожке все положенные десять шагов, врач кивнула и невозмутимо сказала:

– Хорошо. Теперь в обратную сторону.

Поручни подняли по высоте на обратную дорогу. Пришлось, правда, подождать немого, что-то там у них заклинило в дальней стойке.

Первый раз Лориэль в обратную сторону прошла всего два шага, на больше ее не хватило. От пота весь мех слипся. Вид жуткий. Слишком много пота, раньше такого не было.

– Так тело реагирует на статический гель. Плюс обширные ожоги, – ответила на жалобу профессор Серенга.

Все бы ничего, но от медицинского мыла уже начинало тошнить, хотя говорили, что оно совершенно без запаха. По ночам этот запах раздражал особенно. Лориэль перевели в палату к веселой серой тетушке, у которой не было правой ноги по колено. Хоть от соседки сильно пахло мылом, Лориэль все равно обрадовалась.

– Как зовут? – просила с улыбкой тетушка. – Я тетка Хаманга, зови как хочешь.

– Лориэль. Можно просто Лори.

– Военная, вижу? Вы, девки крепкие, – тетушка понимающе кивнула. – Десант? Где? На Эм-Семь?

– Там, но не десант. Пилот.

– О! Штурмовики?

– Нет. Военно-транспортная.

– Транспортная? Это дело! – обрадовалась тетушка. – Ну, ничего, не переживай. Тут девки хорошие, и не таких как мы на ноги ставят. А я вот, видишь, не убереглась. Север у нас суровый, в полынью провалилась, проглядела. Хорошо спасатели быстро нашли, но нога все. Железную, правда, обещают. Жду вот.

– На севере? А как же вы так неосторожно?

– А вот спроси, чего меня потащило! – Хаманга засмеялась. – Дотаскалась вот, бестолочь старая. Ну, жива и ладно. Ногу обещают такую, что ходить смогу. Так что ты, доченька, могу так назвать? Наперед меня учись, вот! Потом расскажешь, как это ходить заново учиться. А то я чего-то побаиваюсь этих умных железок.