Текст книги "Юность олигархов"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава четвертая. Пятеро смелых

12 февраля 1997 года,

06.30

Парень в синей дутой куртке толкнул его плечом так, что Гоша едва не упал в сугроб. Не оглядываясь, тот быстро зашагал по ровной широкой дороге. Гоша хотел крикнуть вслед, но крик застрял в горле: на куртке вместо традиционной найковской галочки была не то нарисована, не то вышита стрекоза. Всё тот же неуловимый! Что ж, на этот раз ему не уйти. Гоша в три прыжка догнал было парня, но тот тоже не стоял на месте – расстояние между ними практически не уменьшилось. Конечно, надо было крикнуть, остановить, но голос напрочь отказывался слушаться. Хотя вроде бы и пил вчера всего–ничего. Да и пиво трудно было назвать ледяным.

Гоша попытался ускориться, но скользкая поначалу дорога вдруг стала липкой, будто её только что заасфальтировали. Ботинки вязли в тягучей массе. А синяя куртка спокойно себе удалялась, будто её владелец шёл по воздуху. Ботинки! – понял Гоша. И правда, всё дело было в ботинках. Гоша расшнуровал и скинул свои тяжелые зимние башмаки. В носках бежать стало легче и стрекоза–галочка вновь приблизилась. Дорога была не горячей, но тёплой – видно и правда здесь только что проехал каток. Только вот работяг в оранжевых фартуках видно не было. Хотя свидетели вязкой погони имелись: люди со смазанными, расплющенными лицами стояли вдоль дороги неподвижно, как часовые.

Парень в синей куртке обернулся и Гоша узнал его.

– Васька! – закричал, точнее, захрипел он. – Липатов, стой! Чего же ты хочешь?

Вася покачал кудрявой есенинской головой и ничего не ответил. Лишь растянул губы, словно пытаясь улыбнуться. Он сделал знак рукой Гоше, мол, айда за мной! И остановился как вкопанный перед пропастью. Гоша, хотя и был ещё далеко, внутренним зрением увидел эту пропасть – в ней не было дна.

– Стой, Липатов, стой! – захрипел Гоша и из последних сил прыгнул, почти настигнув Ваську. Он схватил его за куртку. Неужели успел?

Но в руках его опять была только куртка, но не синяя, спортивная, а джинсовая. Гошина ладонь ощущала шероховатость ткани. Он слишком хорошо помнил это ощущение. Шероховатость и плотность – Вася Липатов был пижоном и носил исключительно фирму…

Гоша босиком стоял на краю земли, над бесконечной бездной. ТАМ не было ничего – только холод.

От холода он и проснулся. Одеяло валялось на полу, простыня сбилась. Рука судорожно сжимала плотное диванное покрывало. Гоша взглянул на часы. Блин! Половина седьмого! Теперь уж точно не заснуть, разве что снова провалиться в ночной кошмар. Так недолго и неврастеником стать!

Стрекозы и синие куртки стали преследовать не только наяву, но и во снах.

Пора с этим завязывать. Пусть Нур сегодня же едет в Наро-Фоминск, – решил Гоша. – Привидения исчезают только при соприкосновении с реальностью.

После холодного душа ночные призраки отступили в небытие. Их время – ночь. Гоша растёрся жёстким махровым полотенцем и вышел из ванной в нормальную, дневную жизнь. С утра его ждало очень даже приятное мероприятие. Мама оставила приглашение – для VIP, между прочим, персон – на презентацию выставки «Человек играющий». Гоша с письменного стола взял приятно пахнущую типографской краской открыточку. Изящно прорисованная ехидная рожица робота–крупье, казалось, подмигнула ему с приглашения. Итак, Политехнический, открытие в одиннадцать ноль–ноль. Организатор выставки – группа компаний «Хронотоп». Значит, зрелище предстоит грандиозное. Гоша и представить себе не мог, насколько неоднозначным оно на самом деле окажется…

***

12 февраля 1997 года,

07.10

В немногочисленном кругу своих коллег он был известен под именем Садист. Не иначе как за исключительно кроткий и миролюбивый нрав.

Садист проснулся ни свет, ни заря. Немного поворочавшись на жёстком диване, он всё же встал, сразу включил телевизор. Громкость – почти на нуле. Садисту вполне хватало невнятного бормотания ящика, чтобы разрушить страх одиночества. Не кошку же, в самом деле, заводить! Правда, бывали в его жизни женщины, пытающиеся этакой кошкой втереться в дом, но при его специальности ни о каких постоянных связях и речи не могло идти. Ведь он был профессионалом.

Бреясь, он разглядывал своё лицо в зеркало. Хорошее лицо, неприметное. Разве что складки от носа к губам слишком глубоки. Да глаза слишком яркие – взгляд жёсткий, цепкий. Надо сегодня надеть очки с самыми толстыми линзами. Тогда все скорее запомнят очки, чем глаза.

И всё было бы хорошо, если бы не проклятый насморк. Это было его единственным по–настоящему слабым местом. Еще не хватало, чтобы разыгрался детский гайморит. Садист взял из подвесной аптечки пузырёк с пипеткой и старательно закапал лекарство в каждую ноздрю. Ну и мерзкий же запах! Теперь за версту будет нести, как от старушенции. Садист поморщился и тщательно опрыскал себя одеколоном «Ветивер». Он вспомнил, как последняя его подружка, безуспешно пытавшаяся стать постоянной составляющей его жизни, говорила об этом запахе: «запах свежей ёлки, солидный, не душный». Солидный – это то, что нужно на сегодня. Там, где ему предстоит сыграть главную роль, будет много именно что солидных людей.

Садист проверил наличие приглашения. Открытка с хитрой рожей робота была, как и положено, на месте. Теперь осталось лишь начистить ботинки, взять реквизит, и – в путь!

Перед уходом, чтобы отбить навязчивый запах лекарства, Садист вновь щедро опрыскал себя солидным «Ветивером». Теперь он, наверное, должен был благоухать как новогодняя ёлка. Но сам он этого не чувствовал напрочь.

***

12 февраля 1997 года,

10.20

Гоша приехал к Политехническому за сорок минут до презентации. Пройдусь по музею, – решил он. Сдав пальто в гардероб, он начал поднимался по широкой лестнице. Ночные призраки, смытые было холодной водой, вновь обступили его. Не иначе, скоро начнутся глюки. Гоша был напряжён до предела, фиксируя каждую мелочь: и крохотные усики пожилой гардеробщицы, и выщербленные ступеньки музея, и музейные запахи. И… он потянул носом. К пыльному и немного затхлому музейному духу присоединился свежий, бодрящий запах ёлки. Гоша обернулся. Мужик в синем рабочем халате с потёртым чемоданчиком для инструментов нагонял его. Гоша приостановился, пропуская работягу. Мозг, как в рекламе орехов, без устали фиксировал детали. Странный работяга, однако. Ботинки начищены до блеска. Толстые линзы очков почти скрывают глаза. Серые? Голубые? В общем, светлые. И запах – нежный, дорогой. Слишком нежный и слишком дорогой. Гоша знал этот запах. Парфюм от Герлена. Первый мужской моно–запах, солидный, элегантный, так пела о парфюме Нюша, когда они покупали Лёвке подарок на день рождения. Гоша даже вспомнил название: «Ветивер». Ничего себе нынче работяги пошли! Мужик в синем халате прочапал на третий этаж, где и готовилось торжественное открытие «Человека играющего», а Гоша застрял на втором.

Ночной кошмар, наконец, материализовался. Гоша вздохнул чуть ли не с облегчением. Стрекозы всех разновидностей глазели на него из стеклянных витрин. На втором этаже международное общество натуралистов представляло выставку, блин, насекомых. Удивительно вовремя! Сговорились они, что ли?

***

12 февраля 1997 года,

10.55

Побродив вдоль застеклённых витрин со стрекозами, Гоша поднялся на третий этаж. Зал был уже открыт, но посетителей ещё не пускали, лишь люди в синих халатах в последний момент что–то налаживали в механизмах и колдовали с освещением и микрофонами. Ждали высоких гостей. Однако, так их и не дождавшись, ровно в одиннадцать в зал запустили приглашённых. Начальство, по российскому обыкновению, опаздывало, точнее, задерживалось.

Выставка условно делилась на три части. Первая была посвящена истории игры как таковой. Столы–витрины были заполнены старинными игральными картами, шахматными досками и фигурами, нардами и многогранными кубиками, а также всякими прочими игровыми аксессуарами вроде наборов для серсо и крикета. Второй раздел освещал исключительно отечественную ситуацию, прежде всего в плане историческом. Главным экспонатом здесь выступал настольный хоккей в различных модификациях – высшее достижение игровой советской мысли. Третий, основной раздел, был посвящён самым современным игровым технологиям. Здесь было представлено новейшее оборудование для казино, бильярда, боулинга, компьютерные игровые приставки всех уровней сложности. Были здесь и роботы, способные на выполнение множества функций, в основном сторожевых. Хотя Гоша и был уверен, что любая живая собака подобную защитно–хватательную задачу выполнит гораздо лучше. Но это уже дело вкуса.

Самым забавным и, похоже, самым умным автоматом был робот–крупье, чья хитрая весёлая рожица с тремя глазами украшала пригласительную открытку. Крупье сдавал карты, призывно подмигивая всеми тремя глазами и гнусаво приговаривая: «раз–два–три, себе, себе, раз–два–три, себе, себе». Охотников сразиться с автоматом почему–то пока не находилось.

Гоша подошёл к крупье поближе и остановился. Запах. Давешний запах ёлки. Гоша настороженно обошёл робота вокруг. Запах усилился. Однако за роботом никто не прятался, лишь красные проводки жалобно и беззащитно торчали из–под чуть приоткрытой панели. Непорядок, – подумал Гоша.

Наконец появилось и долгожданное начальство. В центре живописной группы улыбался сразу всем теле– и фотокамерам господин Смолковский, глава группы компаний «Хронотоп» и почти телезвезда. Во всяком случае, люди его знали не хуже, чем ведущих популярных шоу – ПР-группа «Хронотопа» с лихвой отрабатывала свои совсем не хилые зарплаты. Рядом с ним толпились представители дирекции и прочие официальные лица, среди которых выделялась высокая брюнетка модельной внешности с лысой китайской собачкой на руках.

Речи, видимо в связи с задержкой открытия, были коротки, да Гоша их и не слушал. Он, опершись ладонями на подоконник, наблюдал за игрой солнечных зайчиков в окнах стоящего напротив здания. И тут взгляд его наткнулся на потёртый чемоданчик, невзначай припрятанный за тяжёлой холщовой шторой. В голове моментально сложилось нечто вроде виртуального паззла: запах, рабочий в начищенных ботинках, красные проводки, чемоданчик. Гоша, исподлобья оглядывая зал, осторожными шагами двинулся к выходу. Волна ёлочного запаха накрыла его прямо на пороге зала. Он остановился. Мужик в чёрном костюме и в очках с толстыми линзами прямо–таки благоухал. И ботинки были те же самые. Гоша поднял глаза и всё сразу понял. Глаза в очках не были искажены стёклами. Стало быть, очки даже без намёка на диоптрии. И тут рука очкастого стала медленно и плавно опускаться в карман пиджака, а сам он сделал ещё шаг поближе к выходу.

Олигарх Смолковский как раз в этот момент уселся в кресло перед механическим крупье, готовясь испытать свою карточную судьбу.

Рука очкастого пустилась в обратный путь – из кармана он выудил нечто похожее на брелок.

Гоша прямо–таки не мог поверить собственным глазам. Собственно, даже не тому, что вот перед ним, в полутора шагах, человек, готовый в ближайшую секунду привести в действие взрывное устройство, а тому, что никто больше, ни одна живая душа, и прежде всего многочисленная охрана Смолковского, не обращает на происходящее ровно никакого внимания. Неужели всё так просто? Гоша уже почти проскользнул за спиной очкастого к лестнице. Орать было бессмысленно: очкастый убивец всё равно всех опередит. Оставалось лишь вовремя свалить, раз уж он сегодня такой наблюдательный. Именно этот вариант ему настойчиво подсказывал инстинкт самосохранения. Или…

Гоша сделал шаг, оказавшись ровно за спиной очкастого – будто в облаке душного запаха. Уроки Нура сделали своё: почти машинально Гоша двумя пальцами взял очкастого за локоть и точно, будто тренировал сей приём по сотне раз на дню, нажал на нужные болевые точки. Человек коротко вскрикнул и выронил брелок, который Гоша подхватил левой рукой.

Наконец происходящим заинтересовалась охрана Смолковского. На вытянутой руке Гоша держал брелок, а очкастый корчился от боли, отступая к лестнице.

– Заряд скорее всего в роботе–крупье, – предупредил Гоша, осторожно протягивая на ладони пульт дистанционного управления. – Вот этот, в очках, его работа!

Один из охранников перехватил брелок, второй, выхватывая пистолет, бросился за очухавшимся очкастым. И тут Гоша почувствовал, как его самого не слишком вежливо, но зато крепко подхватили под белы руки.

Публика в панике рванула к противоположному выходу из зала. Но её оттёрли охранники, почти бегом выводившие в эту дверь Смолковского и брюнетку с дрожащей собачкой на руках.

С парадной лестницы раздался выстрел. Один, за ним – второй. В неожиданно наступившей тишине было слышно, как тяжёлое тело скатывается по лестнице и звенят стёкла разбитых очков.

В конце концов, во всём разобрались. Вызванные взрывотехники ФСБ и в самом деле обнаружили и обезвредили бомбу, заложенную в теле робота–крупье. Труп очкастого отвезли в спецморг. Гошу после получасового допроса всё–таки вычеркнули из списка подозреваемых. Сын известной телеведущей, в программе которой неоднократно выступал Смолковский, едва ли мог быть сообщником профессионального киллера. Тем более, что, как ни крути, по любому выходило так, что именно он помог предотвратить взрыв и спас жизнь полусотне людей. И всё же после малоприятного разговора с фээсбэшными чинами, Гоша на особую награду не рассчитывал. Зато удостоился личной благодарности Смолковского и глянцевой визитной карточки в подарок.

– Звоните, если вам понадобятся моя помощь, – предложил Смолковский, крепко пожимая Гошину руку. Рука олигарха была сухой и холодной.

Надо же, удостоился, – усмехнулся Гоша, выходя из душного Политехнического на свежий воздух. Смолковский был из другой, поднебесной жизни, куда простым смертным доступу не было. Давно не было. Хотя, по слухам, и он начинал свой звёздный путь с самого что ни на есть примитивного бизнеса: торговал в Москве азербайджанскими цветами.

***

Ноябрь 1995 года

Они же начинали с шапок. Можно сказать, на порядок солиднее.

Поначалу это называлось: «сесть в Лужу». Или «подсесть на Лужу». И было темой бесконечной самоиронии и взаимных подколок. А что оставалось? Оправдываться? Это было не в их стиле. Да и в конце концов – кому какое дело? Если кто–то недоволен, пусть живёт на одну зарплату. А ещё лучше – на стипендию. И ни в чём себе не отказывает.

Всё началось, когда все они, кроме, конечно, мелкой Нюши, учились на последнем курсе. Гоша заканчивал мехмат. Катя – биофак того же МГУ. Лёвка – Первый медицинский, а Нур свою «Керосинку». Нюша тогда была только на втором курсе и витала исключительно в облаках.

Но почему, собственно, шапки? К этому неожиданному бизнесу сподвигнул их Толик, точнее, Анатолий Борисович Веселов, уже тогда превращавшийся в солидную акулу молодого российского капитализма. Не в самую крупную, но вполне зубастую.

Начал свой большой текстильный путь Веселов ещё в начале девяностых, арендовав ткацкий цех на одной из полумёртвых фабрик в Орехово – Зуево. И полностью перевёл его на производство армейского х/б. Несколько солидных контрактов с военным ведомством позволили ему быстро расширить производство и даже выкупить всю фабрику по остаточной стоимости. Дальше – больше. Тихой сапой он начал скупать бросовые фабрики по всему центральному региону.

Уже ко второй половине девяностых Анатолий Борисович владел десятком разнопрофильных текстильных фабрик и наладил серьезные армейские поставки форменной одежды, которую шили в его же швейных цехах. Восстановив и расширив производство парашютного шёлка, он стал по сути «монополистом–парашютистом», по меткому выражению Лёвки, обожавшего расставлять точки и распределять приоритеты.

Не забывал Толик и о гражданском населении страны. В Европе он прикупил современное оборудование, нанял хороших дизайнеров и стал производить недорогой качественный трикотаж.

– Главное – железный контроль и качественные красители, – утверждал Толик, химик по образованию. – Всё это враньё, что русские работать не умеют. Просто нас надо заставлять, – любил повторять он, по своей общественно–политической ориентации будучи умеренным патриотом.

Магазинчики «ВесТ» стали появляться как грибы, привлекая покупателей именно что разноцветьем. Ну, и очень даже приемлемыми ценами. Ещё, конечно, не Европа, но уже ведь и не Китай.

Но причём здесь в конце концов Толик? И почему всё–таки Толик, а не Анатолий Борисович? Пикантность ситуации заключалось в том, что Веселов был ближайшим родственником Гоши и Нюши. А именно – отчимом. Хотя, понятное дело, официального усыновления–удочерения не было. Не в том они все были возрасте. Толик был старше своего условного «сыночка» Гоши всего–то на двенадцать лет. Просто мама вышла замуж – дело вполне житейское. О разнице в возрасте между мамой и её новым мужем в семье Сидоровых говорить было не принято.

***

Это была ещё та трагикомедия. Гоша учился на втором, Нюша заканчивала школу. Папа – Сидоров давным–давно, чуть ли не с перестройки, преподавал в заграницах. Профессор–филолог нашёл хорошую синекуру в заштатном финском университете и осел там, кажется, прочно. С новой молодой женой. Так что расклад получался забавный: у мамы был молодой муж, а у папы ещё более молодая жена.

– У вас как в бразильском сериале, – прокомментировал ситуацию неделикатный Лёвка. – Не хватает только брошенных младенцев, парализованного дедушки–миллионера и очнувшейся от амнезии домработницы, главной хранительницы семейных тайн. Вау! Сто тридцать пять серий – «Семейка Сидоровых!» Совсем неплохо! Пусть Нюша роман напишет, – веселился он.

О мамином замужестве Гоша с Нюшей узнали буквально за неделю до свадьбы. Просто однажды вечером мама приехала домой после вечернего эфира не одна.

Дверь открыла Нюша и обомлела: за неестественно оживлённой, душистой и пушистой мамой переминался, шурша огромными пакетами в обеих руках, крупный мужик с косой чёлкой, крупным носом и тяжёлым, чисто выбритым подбородком. Несмотря на солидные габариты, было ясно, что мужику лет тридцать пять, а то и меньше. Шофёр, что ли с телевидения? Вроде непохоже. Нюша вежливо, но холодно поздоровалась, чуя подвох. Так оно и оказалось. Мама, едва переступив порог, пропустила вперед своего гостя и представила его детям:

– Анатолий Борисович Веселов! Прошу любить и жаловать.

Гоша с Нюшей переглянулись и выдали по вялой улыбке. Слишком бодрая мама – это показалось им недобрым знаком.

– Через неделю у нас свадьба. Отметим по–семейному, – сообщила мама и слишком открыто улыбнулась, прямо как в своём ток–шоу. Это было явным признаком серьёзного волнения. – Безо всяких торжеств.

Гоша с Нюшей переглянулись, во все глаза разглядывая маминого жениха. Вот уж сюрприз так сюрприз! Картина Репина «Не ждали»!

– Мам, а Анатолий Борисович у нас будет жить? – с невинным простодушием поинтересовалась Нюша.

Веселов усмехнулся и посмотрел на Светлану Юрьевну. Та вновь обворожительно улыбнулась – ну и деток же она вырастила, прямо скорпионы, а не дети! – и ответила медовым голосом, какой обыкновенно в программе приберегала для особо скандальных политиков:

– Нет, малыш, теперь у тебя будет своя комната! У Анатолия Борисовича достаточно просторная квартира. В новом доме, на Пресне, – пояснила она.

– Ура! – выдохнула Нюша, только теперь сообразив, что уж ей–то точно выгодно, что маманя улетает из гнезда. А что? Свободная женщина, пусть женится. А её жить в одной комнате с бабушкой уже достало.

С «Анатолия Борисыча» на «Толика» Нюша с Гошей перескочили как–то само собой сразу после свадьбы, остаток которой догуливали в огромной Толиковой квартире с зимним садом и тремя ванными комнатами. Мать сначала немного напрягалась, но потом привыкла и перестала выдавать свой защитный «голливуд», начала вновь улыбаться как нормальный человек.

Вскоре после всё той же свадьбы денежное содержание младших Сидоровых неожиданно увеличилось.

Гоша, конечно, кое–что зарабатывал, подтягивая по математике разных оболтусов. Когда же сильно подпирало, он один или на пару с Нюшей отправлялся в какую–нибудь университетскую компанию играть в преферанс. Это был денежный вариант, но довольно стрёмный – можно было нарваться и на чрезвычайно нервных партнёров. В общем, особо было не разгуляться. А соблазнов возникало вокруг всё больше и больше. Да еще Лёвка всё время ныл, мечтая о фирменных шмотках со знаменитыми лейблами, дорогих ресторанах и роскошных тёлках:

– Давай бизнесом займёмся, Сид! Не боги ж горшки обжигают! Поговори с родственничком, может, чего подскажет? – в мечтах Лёвка видел себя плейбоем. У него от природы были для этого все данные. Даже с перебором: высокий блондин в чёрных ботинках, чего ещё надо? Не хватало денег.

Толикову финансовую помощь гордый Гоша воспринял в штыки. Расхожую формулу «Не учите меня жить, лучше помогите материально» он считал для мужчины унизительной. И всё больше склонялся к тому, чтобы поступить ровно наоборот. А зануда Лёвка всё ныл и ныл:

– Надоело жить с предками. Хочу бабла побольше, чтобы хотя бы квартиру снять. Отдельную! Санузел, чур, раздельный!

Наконец, Гоша созрел. Толик сходу предложил им совершенно конкретное дело. Один из задолжавших ему партнёров как раз предлагал отдать долг партией ондатровых шапок вполне пристойного качества. И по очень смешным ценам. Бартер, однако. Проблема была только в одном – в реализации.

– Создаёте общество с ограниченной ответственностью, закладываете в устав максимально широкий спектр деятельности. На будущее. Образец я вам дам. И с оформлением всех необходимых бумаг помогу. Это займёт… – Толик пожевал губами, подсчитывая, – В общем, за неделю управимся. Для начала арендуете торговое место ну, например, в Лужниках. Там сейчас бойко дело идёт. Вся прибыль – ваша. Считайте, что даю вам беспроцентный кредит. По–родственному, – улыбнулся он. Но было видно, что заговорив о делах, он стал совсем другим. Жёстким, конкретным, просчитывающим всё на ход, а то и на несколько ходов вперёд. Не Толик – Акула Борисыч, зубы в три ряда!

***

1 декабря 1995 года

– И всё–таки, Нур, а званый гость – хуже татарина или как? – приставал Лёвка. Он был возбуждён сверх меры. Ещё бы! Первый рабочий день! Сам воздух, казалось, благоухал баблом обетованным!

– Или как, – привычно парировал Нур, выруливая в левый ряд. Свернув и лихо обогнав еще более допотопную, чем у него, серую тачку, он спокойно процитировал:

– Хоть русские, конечно, поопрятней, но всё ж татары будут поприятней! Ах ты! – серый «москвичок» попытался взять реванш, но Нур был начеку.

…Это была их полная и безраздельная собственность! Синяя палатка, натянутая на металлический каркас. Они прикупили её здесь же, на рынке, не отходя, что называется, от кассы.

– Она что, в перестрелке побывала? – удивлённо спросил Лёвка, разглядывая маленькие дырочки в клеёнчатой стенке.

– Это вентиляция, – объяснил Нур.

– Какая к чёрту вентиляция при такой погоде! – возмутился Лёвка, ёжась на декабрьском ветерке. – Нужно срочно валенки закупать, а то околеем. И разбогатеть не успеем, – бухтел он, раскладывая ондатровые ушанки на прилавке, сооружённом из трёх складных столиков.

– Сегодня же и купим, – успокоил Гоша. – Нур, может сгоняешь, ты ж на колёсах?

– А чего гонять–то? – удивился Нур. – Рынок–то он вот, вокруг, – он как полководец осмотрел окрестности, тесно заставленные разноцветными палатками и лотками, и удалился куда–то в рыночные дебри.

Над палаткой гордо красовалась надпись «ООО Царь–шапка». Гоша с Лёвкой весь вечер накануне ваяли её красной нитрокраской на пластмассовом щитке. Надпись получилась кривоватой, но зато яркой – вырви глаз.

– Чем торгуем? – подошедший пацан был кем угодно, только не покупателем. В куцей синей куртёнке, чёрных грязноватых джинсах, красной шапочке с надписью «Адидас» и в лыжных ботинках, он напоминал Гавроша на давно заброшенных баррикадах.

– Шапками, не видишь что ли? – огрызнулся Лёвка на столь идиотский вопрос. Ушанки уже стройными рядами заполняли прилавок. – Красота – страшная сила! – восхищённо сказал Лёвка Гоше.

– А вы тоже глухонемые? – не отставал пацан.

– Ты чё, Красная Шапка, клею что ли нанюхался? – Лёвка сложил пальцы для щелбана и многозначительно показал пацану.

Тот на всякий случай отскочил и сделал вид, что обиделся:

– Сам ты нанюхался, – и он жестами изобразил ярко окрашенную эмоционально речь. Не иначе как матерную. – Вообще хозяева тут другие. Но шапки глухонемые держат, – объяснил Красная Шапка. – Я тут просто помогаю. Поднести, разгрузить, прибрать… – и он просительно посмотрел на Гошу.

– Пока ничего не надо, – улыбнулся Гоша и достал из пакета пару бутербродов с варёной колбасой, заботливо приготовленные Нюшей рано утром. Как она ни просилась, даже сделала вид, что плачет, её сегодня с собою решительно не взяли. – Будешь? – Гоша протянул бутерброды пацану.

– Угу, – кивнул тот, сглотнув слюну. И впился зубами в колбасу так яростно, будто не ел уже несколько дней. Или просто аппетит у него был такой зверский?

– Меня Антошка зовут, – сообщил он в кратком промежутке между бутербродами. – Они толпой ходят, – добавил он.

– Кто толпой ходит? – появился Нур с тремя парами светло–серых новеньких валенок.

– Да вот нас тут глухонемыми пугают. Что мы вроде как на их делянку пришли, – охотно объяснил Гоша.

Напротив, чуть наискосок от «Царь–шапки», две молоденькие девчонки начали раскладывать товар из огромных полосатых баулов. И это тоже были шапки. Похоже, всё больше из кролика. Рядом с ними нарисовался какой–то долговязый. Он косо посмотрел в сторону «Царь–шапки», что–то жестами показал девушкам и испарился.

– Девушки, это вы глухонемые? – громко спросил Лёвка упакованных в яркие – зелёный и жёлтый – китайские пуховики девчонок. Для полного светофора им не хватало только красного.

– Мы, – охотно подтвердила зелёная и кокетливо прищурилась: – А что?

– Тогда – актуальный анекдот! Объявление в столовой для глухонемых: «Когда я ем – я как всегда!», – и Лёвка довольно захохотал.

– Чего это так дорого–то? – изумился Гоша, разглядывая ценники конкурентов. – За кролика–то! У нас ондатра и та немногим дороже!

– Здесь не мы диктуем условия, – пожала плечами жёлтая. – Мы тут временно. И товар не наш. За сколько сказали, за столько и продаём. Ладно, мальчики, некогда, нам торговать надо. Видите, уже народ пошёл?

Народу и вправду заметно прибавилось. И это уже, похоже, были именно покупатели. Наскоро переобувшись в валенки, новоявленные коммерсанты почувствовали себя вполне в своей тарелке.

Первого покупателя ждали недолго. Они прямо почувствовали: это он, – когда довольно приличного вида мужик с дородной женой остановились около шапочного прилавка девчонок. По обрывкам реплик было ясно, что соотношение цена–качество им не нравится. Кролика они даже примерять не стали.

– Говорил тебе, в магазин нормальный надо ехать, – недовольно выговаривал жене мужчина. Та в ответ лишь упрямо поджимала губы.

Но наконец они обратили внимание и на «Царь–шапку».

– Вот смотри, это уже поприличнее, – потянула она мужа в сторону улыбающегося как бы просто так Лёвки.

– Если поприличнее, то цены запредельные, поди, – продолжал ворчать мужик. Но послушно двинулся вслед за женой.

– Ондатра! Солидные шапки для солидных господ! По цене изготовителя! – разорялся Лёвка, делая вид, что совершенно не видит направляющуюся в его сторону пару.

Узнав цену, жена ахнула, а муж, примеривая перед зеркалом шапку, солидно крякнул:

– Ишь ты, для солидных господ? А что? Ничего вроде.

Глухонемые появились после полудня. Точнее, сначала появился запыхавшийся Антошка – Красная Шапка:

– Идут. Их шесть. Вы товар приберите, а то ведь попортят, – он быстро махнул ручкой и скрылся за соседней палаткой. От греха подальше, но глазёнками из безопасного места посвёркивал – любопытно ведь, чем дело кончится.

– Не надо, – остановил Нур Лёвку, который было раскрыл упаковочную коробку. – Подождём.

Глухонемые подошли к своему прилавку и, очевидно, загалдели. Руки так и мельтешили. Взгляды, которые они бросали на «царей шапок», трудно было назвать добрыми. Наконец, от глухонемой группы отделился один, похоже, тот самый долговязый, что нарисовался ещё утром.

– Интересно, на каком языке пойдут переговоры? – поинтересовался Лёвка вроде как в пространство.

– Ничего, руками мы тоже разговаривать умеем, – усмехнулся Нур, разминая ладони.

Однако парламентарий заговорил совершенно нормальным, хотя и немножко гнусавым голосом:

– Мужики, тут уже два года все шапки – наши. Вы или платите нам десять процентов или сваливаете на хер.

– А ты что, не глухонемой, что ли? – проигнорировав предложение, поинтересовался Гоша.

– Я – нет. У меня брат глухонемой. Это его бизнес. Я вроде как за переводчика, – гнусавый шмыгнул носом.

– Так вот слушай, переводчик, и своим переведи дословно… А вообще–то на хрена ты нужен? Я им сам все объясню. – Гошин жест в сторону глухонемых и вправду был ясен безо всякого перевода: выставив вперёд кулак он энергично постучал другой ладонью по сгибу руки. То есть просто и ясно послал монополистов подальше, далеко–далёко.

Долговязый, пожав плечами, вернулся к своим. Сомнений в намерениях глухонемого сообщества не оставалось. Они медленно и угрожающе двинулись в сторону противника.

– Кролики против ондатр! – хладнокровно заметил Гоша, натягивая кожаные перчатки.

– Ни хрена себе кролики! – оценивающе хмыкнул Лёвка. – Это ж кабаны, а не кролики! – и он по–индейски заулюлюкал.

– Гоша – справа, Лёва – слева, – распорядился Нур, делая шаг вперёд.

Но ни Гоша, ни Лёва не понадобились. Даже Чаку Норрису вкупе с Джеки Чаном такое не снилось. Как в убыстренной киноленте мелькали руки, ноги, головы, но в основном – серые Нуровы валенки. Они были везде и одновременно, как будто это был не Нур, а сороконог. Сеанс боевого каратэ в валенках – такое бывает только в России…

Глухонемые не успели бы крикнуть, даже если бы умели. Молниеносные удары Нурова валенка прошлись подряд по нескольким физиономиям. Лишь длинному достался удар в грудь. Он охнул и сел на снег.

Победа оказалась такой быстрой, что зрители – продавцы и покупатели – испытали после мгновения страха искреннее разочарование, что всё кончилось так скоро. Кое–где раздались даже жидкие аплодисменты.

– Нур, поклонись публике, – заржал Лёвка.

– Да иди ты! – отмахнулся Нур.

– Слышь, Сид, а может теперь они нам десять процентов башлять будут? – с вызовом поглядывая на потихоньку очухивающихся противников, весело заорал Лёвка. – А лучше – пятнадцать!

– Лёва, не вопи, – остановил его Нур. – Они всё равно ни хрена не слышат.