Текст книги "Юность олигархов"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Глава четвёртая. Наследство Пекаря

15 мая 1998 года

Похоже, взрыв удался на славу. Теперь нельзя было даже различить, какого цвета была машина – на асфальте громоздились чернющие обломки. А колесо откатилось аж на газон, где сиротливо спряталось меж красных тюльпанов. Красные пятна были и на простынях, прикрывавших то, что осталось от пассажиров взорванной машины. Из–под одной простыни выглядывал кусок ноги в обгоревшей брючине и чудом уцелевшем ботинке. Ботинок был из крокодиловой кожи, – наверное, только по этой экзотической причине он и выжил в катастрофе. Маленький кобелёк невнятной породы подскочил к ботинку и, деловито обнюхав его, задрал заднюю лапу. В кадре мелькнула чья–то рука, отгоняющая бесцеремонную собачонку.

Ну вот, опять кому–то не повезло, – философски подумал Стас, попивая утренний кофе. Кофе был горячим и ароматным – Котов никогда не позволял себе опуститься до растворимого.

Возле простыней суетились люди в белых халатах. Стас сделал звук погромче.

– … утром, нарушив мирный сон целого квартала, – равнодушный диктор, чуть не зевая, рассказывал о происшедшем. Похоже, диктор был из другого квартала, раз до сих пор не проснулся. – Как утверждают представители милиции, – камера наехала на спину человека в форме, – погибло трое человек.

Стас отхлебнул кофе. Ох, хорош!

– Один из них, – продолжал сонный комментатор, – хорошо известный в определённых кругах… – диктор замялся, наверное, подглядывал в шпаргалку, – Николай Петрович Опекушин, более известный как Коля – Пекарь. Двое других погибших, по всей очевидности, его водитель и телохранитель. Их имена уточняются…

Стас чуть не поперхнулся. Ни хрена себе! Пекарь – спёкся? Это было как удар поддых. Он сделал звук ещё громче.

– Рассматривается версия о заказном убийстве, – теперь диктор орал, слышны были даже голоса переговаривающихся по рации милиционеров.

Сверху по батарее заколотила нервная соседка. Стас чертыхнулся и убавил звук. Но смотреть дальше не стал – кровавую картинку заменил репортаж с выставки цветов. Московские новости продолжались.

– Не может быть! – сказал себе Котов и стал нажимать кнопки мобильника. Но номер Пекаря был наглухо заблокирован: приятный женский голос сообщил это сначала на русском, а потом и на английском.

Значит, правда? Пекарь никогда, даже в бане не отключал своего телефона. Что значит – деловой человек! Был.

***

Котов ходил по комнате быстрыми шагами и думал, думал, думал. Вопрос «что делать?» выходил на повестку сегодняшнего дня. Выплывал на чёрном искорёженном авто.

Ведь именно для Коли – Пекаря, точнее, уважаемого Николая Петровича Опекушина Стас на блюдечке с голубой каёмочкой приготовил лакомый кусочек, надеясь получить за верную службу солидный гешефтик. Славный такой спиртовой заводик в тульской области приготовил Стас. Он обанкротил его по всем статьям согласно российскому законодательству. На взятки тульским чиновникам ушла чёртова уйма зелёных. Но дело того стоило. И вот на тебе! Пекарь, сволочь, умер! Наглость какая!

Что делать? Что делать? В висках стучало. Усилилось сердцебиение – не надо было кофе накачиваться. Минеральная вода и жидкий чай. Господи! О чем я? – Стас, приостановившись на мгновение, вновь начал кружить по комнате. Надо было действовать – срочно прибирать завод себе, пока не налетели жадные до халявы околоспиртовые ребята. И – пока не пронюхали тульские, что Пекарь ушёл в мир иной.

Так, передача московская? Уже хорошо. По федералке, значит, пройдёт только вечером, в криминальной хронике. Пекарь – птица среднего полёта, так что новостные программы гнать сюжет не будут…

Стас, соображая, уже лихорадочно набирал Лёвкин номер. Эх, если бы он не вложился так в последний проект со старым домом на Кропоткинской и собственную квартиру в Обыденском, сам бы купил тульский пряник!

Теперь же оставалось лишь рассчитывать на старого друга. Надо было срочно его уговаривать. Именно сейчас, немедленно! Тем более, что два внешне неравнозначных события сошлись в одно время. Во–первых, Пекарь скоропостижно откинул коньки. А во–вторых, в Москве не было Гоши. Он укатил со своей актриской в Турцию, погреть кости. Это уже была удача.

– Кобрин, надо срочно встретится! Ты где? У циркачей? Я подскочу через двадцать минут!

Лёвка мгновенно по голосу Стаса и этому столь редкому в его устах «Кобрину» вместо обычных Анакондовых, Гадюкиных и прочих Ужовых – Удавовых понял, что речь идёт о чём–то действительно серьёзном.

Стас на сей раз не заставил себя ждать.

В двух–трёх словах он обрисовал Лёвке внезапно сложившийся расклад.

– Опять ты хочешь втянуть нас в какую–то авантюру? – в голосе Лёвки звучали какие–то совсем чужие интонации, явно Гошины. – Гоша завтра будет, тогда и решим.

– Какая, нахрен авантюра?! – взвился Котов. – Ты что, Гошина шестёрка?! Сам ничего решить не можешь? Слабак! Я бы и без тебя всё оформил, но там нужно платить исключительно наличкой. А у вас ведь она есть? Я ж тебе говорил: ликёро–водочный завод можно сегодня, подчёркиваю, только сегодня купить по цене московской квартиры. Самой обычной. Ты ж в долг мне не дашь?

– В долг не дам, – резонно ответил Лёвка. Он занимать любил, а вот давать взаймы – увольте. Это Нур или Гоша могли благотворительностью заниматься, а Лёвка на сундуке всегда крепко сидел. Должен же хоть кто–то быть скупым рыцарем?

– Нет, Кот, – Лёвка всё никак не мог врубиться в фартовую ситуацию, – чую, подстава какая–то тут может быть. Да и как мы доходы с тобой будем делить? Не пополам же! – Лёвка аж задохнулся от такого предположения.

– Я согласен на двадцать процентов, – Котов понял, что Лёвка почти созрел. – Слышь, Гремучехвостов, это ж просто подарок! У кого из вас там вскоре день рождения?

– Да вроде у всех не скоро…

– Ладно, бог с ним, с поводом, проехали, – Котов не стал вдаваться в подробности. – Считай, что наследство привалило. Нежданно–негаданно. От Коли – Пекаря. Это ж золотое дно! Гадючкин! Если вы даже не будете всерьёз этим бизнесом заниматься, мы просто через полгода продадим эту ликёрку по реальной рыночной стоимости. Ты прикинь! – дожимал сомневающегося Лёвку Котов. – Это будет, сам подумай, несколько тысяч процентов прибыли! Да такого просто в природе не бывает. Это как цунами в Москве. Раз в тысячелетие случается!

– Ладно, убедил, – Лёвка дозрел и был готов упасть с дерева. – Сколько точно собрать надо?

– Пятьдесят, – поспешно сказал Стас, но тут же передумал. – Лучше семьдесят. Почва моими руками уже прекрасно унавожена…

– А ежели наследники этого твоего…

– Опекушина? Не нагрянут, – убеждённо сказал Стас. – Пекарь – одинокий волк. И все решения принимает… принимал всегда сам. Для его людей я – его надёжный партнёр. Так что имею право довершить в свою… нашу пользу затеянную вместе с ним сделку. Понятно, Змеевиков?

– Сколько времени у нас?

– До места пилить часа два, всё–таки соседняя область. Но дорога хорошая. За час соберёшь?

– Ладно, звоню во все магазины. Пусть наличку сюда тащат. В сейфе тоже кое–что есть. Соберём, – прикинул Лёвка. – Вызываю юриста. Потом звоню Нуру, пусть ставит на уши «Щит и меч». Это наши партнёры – охранная контора…

– Да знаю я, что ты мне всё как младенцу разъясняешь? – удивился Стас. – Лучше пошустри. Время – оно ведь деньги.

– Звоню в «Щит и меч», – упрямо повторил Лёвка, – и заказываю вооруженное сопровождение. Такие деньжищи наличкой тащить!

– Правильно, правильно соображаешь. Узнаю мудрого Льва Викторовича Кобрина, в девичестве Ящерицына!

– Да иди ты! – отмахнулся Лёвка от дежурного комплимента. – Ещё неизвестно, как нас там встретят!

***

– Игорь! Вставай! Уже почти десять! – крикнула Катя из кухни. Яичница бодро трещала на сковородке. Катя была довольна – во всех трех яйцах ей удалось не повредить желток. Красота! Ювелирная работа.

Она прислушалась – никаких признаков бодро мчащегося навстречу завтраку мужу не наблюдалось. Что же это такое! Она решительно направилась в спальню.

– Вставай! – затормошила она Игоря.

– Да, Катюш, сейчас, – пробормотал он, приоткрыл близорукие глаза и… перевернулся на другой бок!

Но от неё так просто не отделаться:

– Завтрак остынет! – она начала стягивать с него одеяло, но Игорь не давался:

– Кать! Допоздна вчера работал! – взмолился он, не поворачиваясь. – Ты иди, я позже встану.

Работал? Интересно. Катя бросила безнадёжное дело и, направившись в гостиную, первым делом включила компьютер. Сама она уже позавтракала наскоро – кофе и бутерброд, много ли ей нужно?

Так, говорит, работал… Это что–то новенькое. Она щёлкнула мышью по папке «Скоков». Там был один–единственный файл «Бабочка» – начало того самого романа про девушку, превратившуюся в бабочку, о котором Игорь так много свистел в самом начале их собственного романа.

Ясно. Работал. Теперь это называется так. В романе как была несколько месяцев назад одна глава, так она же одна–одинёшенька и осталась.

Катя, ругая себя за любопытство, заглянула в перечень последних рабочих файлов. О! Он работал! О! А она верит! Все последние программы, где прописался великий русский писатель Воксо Ко были… игрушками! Дум, Звёздные войны, Империя, Цивилизация, примитивный Тетрис и даже пасьянс.

Зачем, зачем она купила ему этот компьютер, адскую машинку!

Никогда ещё Катя Чайкина не была так далека от славы. Можно сказать, что она удалялась от неё семимильными шагами.

Компьютер она подарила Игорю на защиту диплома. Он защищался в первых рядах, в феврале. Конечно же, с отличием. В этом Катя заранее не сомневалась, и посему, когда после корпоративной студенческой пьянки (водка, хлеб с колбасой, шоколадные конфеты) они поехали домой, компьютер уже стоял на столе со всеми прибамбасами: коробкой с программными дисками, дискетами, мышкой, ковриком и скрипучим принтером. Это было началом конца.

– Катька! – сказал Скоков, увидев всё это роскошное хозяйство. – Ты – гений!

– От гения слышу, – ответила довольная Катя.

Всю ночь Игорь возился с компьютером, а утром, валясь от усталости, похвастался:

– Освоил. И уже набрал первую главу «Бабочки из Чжан – Чжоу», – так назывался роман Воксо Ко, с которым он рассчитывал ворваться в историю мировой литературы, повергнув в изумление не только литературных критиков, но и массового читателя. Со всеми вытекающими отсюда последствиями: экранизацией в Голливуде, переводами на тысячу языков, бурным денежным потоком и надоедливой славой. «Не фотографируйте меня, сначала получите разрешение на съемку у моего литагента!» Ну, и премии, конечно, уж само собой, должны были посыпаться – всех размеров и модификаций.

Первая глава оказалась и последней. Все последующие несколько месяцев Воксо Ко с упорством маньяка терзал компьютер в мирных, но неправильных целях. Он с блеском прошёл все уровни простеньких бродилок–лабиринтов, самоутвердился в стрелялках и логических играх, чтобы затем с головой уйти в игры стратегические. Бедная девушка с оторванными крыльями так и осталась ждать повелителя, беспомощно перебирая тонюсенькими ножками и тараща глаза на такой недобрый, недобрый, недобрый мир.

Катя, вздохнув, выключила компьютер.

Пора было выдвигаться – сегодня она дежурит по Луже. Гошка в отпуске со своей балериной, тридцать вторым лебедем, зато из Большого. Лёвка с утра звонил совсем заполошный – куда–то им с Нуром приспичило ехать за город. Нюша готовится к госэкзаменам. Так что оборона – на ней. Как всегда в матушке-России – на бабах земля держится.

Яичницу Катя безжалостно выкинула в помойное ведро. Оттуда уже слегка пованивало. И вот тут она рассердилась на Игоря по–настоящему. Она крутится, как ломовая лошадь, зарабатывает деньги, притом вполне даже увесистые, а он! Сидит, целыми днями дуется в игрушки и даже помойку вынести не может! Она готова была бы вкалывать на мужа день и ночь и не возникать, если бы он писал, творил, но он…

Одна глава! Убиться веником! Эх, зря она козу в деревню отвезла – пусть бы здесь росла, городской барышней. Гуляла бы по утрам с ней, как с собачкой, доила бы. Куда как более полезное существо коза, нежели такой вот муж!

– Катюш, – уже в дверях остановил её голос Игоря. Неужели встал? Не иначе как в зоопарке медведь сдох.

Она обернулась: великий писатель Воксо Ко в одних трусах стоял посреди гостиной и, почёсывая безволосую грудь, смотрел на компьютер:

– Катюш, – повторил он задумчиво. – Может, нам модем купить? А? Ну, для интернета?

***

О своей трагической гибели Николай Петрович Опекушин, он же Коля – Пекарь узнал из телевизора. И тут же отключил мобильник. Умер, так умер. Из этой ситуации можно было что–нибудь выдоить. Как минимум, узнать, какая крыса побежит с корабля первой. Десять человек на сундук мертвеца, – вспомнил он песенку из детского пиратского фильма, – йо–хо–хо и бутылка рома!

И ещё ему было интересно, как начнут делить его хозяйство. А что делить начнут тотчас же, он не сомневался. Вот тут–то, в самый разгар дележа, и явится он сам, собственной персоной, в белом фраке. Он ухмыльнулся, представив себе вытянутые морды соратников, когда он оживёт. Хотя, скорее всего, уже вечером «Криминальные новости» найдут его трупу более подходящее имя.

Он наспех побрился и, обильно оросившись парфюмом, выскочил из квартиры. Телефон за уже запертой дверью надрывался. Удостовериться желают, – подумал он и спустился вниз по лестнице, чтобы не встретиться ни с кем из соседей у лифта. Верный мобильник послушно молчал.

Ехать Пекарь решил на такси и, пройдя мимо своего «мерса», надвинул поглубже белую кепку.

Настя, конечно, спала и телевизоров в такую рань не смотрела.

– Ты? – растерянно спросила она, открыв дверь. Настя была в розовой шёлковой пижаме и шлёпанцах на высокой танкетке. – Так рано? – и она сладко зевнула, прикрыв розовый рот холёной ладошкой.

– Может, сначала меня впустишь? – спросил подругу Пекарь и, не дожидаясь ответа, прошёл в квартиру. – Я у тебя зависну на пару деньков.

Включив телевизор, он стал щёлкать пультом, переключая каналы. Кулинарные рецепты, лечебные браслеты, ток–шоу с идиотами. Чуть задержавшись на песне про то ли девочку, то ли привиденье, Пекарь выключил телевизор. Всё в порядке. Он ещё не воскрес.

– Не смотрела? – кивнул он на ящик.

– Не-а, – Настя отрицательно помотала головой. – А чё, надо было?

– Такие кадры пропустила! – Пекарь с деланным сочувствием покачал головой.

– Случилось что–то? – Настя и в нормальном состоянии соображала туговато, а уж спросонья–то…

– Показывали, как меня взорвали, – похвастался Пекарь.

– Тебя? – удивилась Настя. – Разве тебя взорвали?

– Как видишь – ничего подобного! – Пекарь указательными пальцами ткнул в своё кругленькое пузо.

– А как же?

Пекарь, понаслаждавшись Настасьиным изумлением, решил смилостивиться:

– Журналист, наверное, с перепою был. Скорее всего перепутал меня с Колей – Сэндвичем. Под него давно рыли. Прикинь, он – Аникушин, а я – Опекушин. Тут и на трезвую голову хрен разберёшь, а если уж с бодуна… – он прямо закатился.

Настя неуверенно подхихикнула.

– Ему ментяра говорит: Николай Аникушин, а он своим передаёт – Опекушин, – хохотал Пекарь. Схватив Настю в охапку, он закружил её по комнате не то в вальсе, не то в танго, подпевая ритм.

Они были прекрасной парой. Маленький кругленький, и чрезвычайно энергичный Пекарь с короткими ручками и толстыми пальцами и его небоевая подруга Настя – высоченная, худющая, полусонная.

Когда–то, почти год назад Пекарь спас Настю от панели, которую та по наивности пыталась принять за подиум. Но если в общем и целом умственные способности Насти оставляли желать лучшего – туго, туго соображала девушка – то уж в житейских ситуациях она просекала свою выгоду моментально. И быстро ответила на ухаживания богатенького и не совсем противного дядечки.

С тех самых пор жизнь её наладилась: она блаженствовала в съёмной двухкомнатной квартирке в тихом районе Москвы. Денег была куча, ей удавалось даже отсылать переводы родителям и младшей сестрёнке в Могилёв. Основным её занятием по жизни стало посещение массажных салонов, бассейнов, парикмахерских и бутиков. И вполне приемлемой обязанностью – быть тайной подругой Пекаря.

Пекарь Настю на всеобщее обозрение не выставлял: он вообще был скрытным и не вёл светско–бандитской жизни. Его вполне устраивала власть тайная, власть денег. Публичность не была его коньком.

– Ну что, Настёна, спала ли ты когда–нибудь с мертвецом? – делая страшные глаза, Пекарь вальсировал всё ближе к огромной двуспальной кровати. Та ещё не была застелена и скомканное одеяло напоминало свернувшегося в калачик человечка.

– С каким ещё мертвецом? – в очередной раз изумилась Настя.

Пекарь захохотал:

– Ну, со мной же, со мной, дурочка! – прошептал он, заваливая подругу на кровать.

***

– Пр–рыгай! Пр–рыгай в кр–ровать! – капитан Пичугин держал кусочек перед самым клювом Карлуши. Но когда ворон пытался в очередной раз схватить лакомство, Пичугин отдёргивал руку. – Сначала скажи! – настаивал он.

Карлуша знал довольно много фраз, в том числе несколько матерных. Пичугин без устали трудился над пополнением его словарного запаса. Естественно, в отсутствие Морозова. Похоже, постоянное проживание в неестественных условиях подземелья шло на пользу лингвистическим способностям птицы. Обучение одной фразе стоило от ста до двухсот граммов сыра. Предпочитал патриотичный Карлуша сыры отечественного производства вроде костромского или пошехонского.

– Опять птицу мучаешь?

Монстр Иванович по чекистской манере возник будто ниоткуда, хотя на самом деле вошёл в обычную дверь. Точнее, в одну из дверей своего подземного кабинета.

– Никак нет, товарищ генерал–полковник! Ему нравится! – вытянулся Пичугин.

Карлуша, воспользовавшись заминкой, выхватил из пальцев капитана вожделенный сыр.

– Иди, погуляй, мне подумать надо, – приказал Морозов. – Но будь поблизости, я тебя скоро вызову.

Пичугин мгновенно ретировался.

– Ну что, брат Карлуша, – вздохнул Монстр Иванович, оставшись один на один с птицей. – Говоришь, доверяй людям?

Однако говорящая птица на сей раз не удостоила генерала ответом, а только косила на него полуприкрытым жёлтым глазом.

Монстр Иванович, распечатав новую пачку, достал папиросу. Но не закурил, а принялся разминать её, постукивая мундштуком по краешку пепельницы.

Решение он уже принял. Как всегда нелёгкое. Смолковский нарушил все договорённости. Ну, не все, но принципиальные. Сколько раз ему было сказано: деньги должны работать на Россию! Вот ведь козёл – не понимает! Последние транши в сторону сразу трёх новых офшоров переполнили чашу терпения. Не только генеральского, но и на самом верху.

– Пр–рыгай в кр–ровать, стар–рая бр–рядь! – прервала его размышления гнусная тирада ворона.

Морозов не мог не рассмеяться. Ну, Пигугин, учитель словесности! Монстр Иванович чуть было не решил дать Смолковскому ещё один шанс, но чувство долга победило секундную человеческую слабость. Он нажал кнопку переговорного устройства:

– Пичугин, ко мне!

Капитан возник перед ним в мгновение ока.

– Как у нас там со здоровьем господина Смолковского? – спросил Морозов нейтральным тоном. – Говорят, сердце пошаливает?

– Когда? – понял задание Пичугин.

– Вчера, – устало кивнул Монстр Иванович, сломав измученную папиросину.

«Вчера» в его устах означало «немедленно». То есть в течение двадцати четырёх часов, учитывая время на полную подготовку операции.

– Бр–раво, генер–рал! – одобрил Карлуша.

– Действуй, майор!

Лицо Пичугина удивлённо вытянулось. Но лишь настолько, чтобы порадовать генерала.

– Приказ о новом звании уже подписан. Авансом, – и Монстр Иванович, наконец, закурил.

Глава пятая. Лев и львицы

16 мая 1998 года

– Нюш, заснула? – Гоша ткнул сестру в бок. – Уже приехали.

– Ты что дерёшься! – взмутилась Нюша, пытаясь нанести ответный удар. Но Гоша был не так прост – подставил коричневую папку. – Ну, погоди!

Она вылезла из «форда», сильно хлопнув дверцей.

– Э-э, Нюхастый, полегче хлопай – это тебе не «жигуль»! – возмутился Гоша, закрывая свой почти новый автомобиль.

Нюша, не слушая его, двинулась к Толикову дому.

– А сумки? Я за тебя всё тащить должен? – Гоша, увешенный пакетами, догнал сестру уже у двери в парадное, где Нюша старательно набирала нужный код домофона.

– Тащи за себя! – отпарировала вредная сестрица.

Толик со Светланой Юрьевной жили на четвёртом. Всего на этаже было две квартиры вместо четырёх. Такая вот хитрая планировка. Для небедных людей.

– Ребята, проходите, там открыто, – откуда–то издалека крикнула мама, когда Гоша с Нюшей вывалились из лифта. Путём насильственных переговоров часть сумок за время недолгого пребывания в лифте переместилась к Нюше.

В квартире пахло вкусно: жареным мясом и, кажется, пирогами.

– Надеюсь, с капустой? – в сторону кухни крикнул Гоша.

– И с капустой, и с яблоками, – ответил Толик, выплывая из кухни с хлебом и пучком вилок. – Вы чего так долго?

– Да вот Нюша…

– Да вот Гоша, – хором ответили брат с сестрой и дружно рассмеялись.

– Понятно, пробки, – согласился Толик. И снова обернулся к кухне – Светлан, давай, закругляйся, уже через три минуты начало!

– Уже закруглилась! – Светлана Юрьевна несла огромное блюдо с отбивными и отварным картофелем. – Давайте быстро, пока не остыло!

– Не успеет, – заверил её Гоша, перехватывая блюдо, как эстафетную палочку.

– Так, – уже за столом Светлана Юрьевна, наконец, смогла рассмотреть детей. – Гошка загорелый, а Анюта бледная.

– Бедное дитя, диплом замучил, – заканючила Нюша. – Мам, с капустой – длинные?

– Как всегда, – ответила мама. – Ну что там, Толь, пора?

– Угу, – Толик включил телевизор.

На экране появилась Светлана Юрьевна в светлом брючном костюме и при причёске а-ля Шарон Стоун.

– Добрый вечер, дорогие друзья! – поздоровалась Светлана Юрьевна из телевизора.

– Добрый вечер! – откликнулась Светлана Юрьевна, пододвигая голодной дочери блюдо с пирожками. – Анюта, бери сразу несколько.

– Стереомать – это круто! – отозвалась Нюша. – А ведь правда, две мамы лучше, чем одна?

– Чем лучше? – с набитым ртом переспросил Гоша.

– Чем одна! – гордым шёпотом ответила Нюша.

– Ой, не могу! – скривился Гоша. – Этому ж анекдоту тыща лет! Ты б еще про Чапаева на рельсах вспомнила!

– Не мешай слушать! – огрызнулась Нюша.

– Дети, не ссорьтесь, – сказала Светлана Юрьевна. Та, что наяву. А виртуальная Светлана Юрьевна гнула своё:

– Сегодня у нас в гостях Владимир Вольфрамович…

Известный своей непредсказуемостью политик с трудом улыбнулся зрителям. Людей он не любил и скрывать этого не собирался.

– И Борис Ефремович, – Светлана Юрьевна повернулась к молодому человеку, грива волос которого прямо–таки взывала о помощи парикмахера.

Волосатый улыбнулся и протянул руку Вольфрамычу, именно так в узких кругах называли политика–эксцентрика. Вольфрамыч сделал вид, что протянутой руки не заметил. Волосатый Ефремыч пожал плечами и засунул руку в карман. Потом, опомнившись, вытащил. Вспомнил, видимо, наставления своих имиджмейкеров о том, что руки в карманах вызывают у электората подозрения в корыстолюбии политика. Он, кстати тоже не особо любил людей как таковых, но в отличие от Вольфрамыча тщательно маскировался.

– Вы можете звонить на студию по телефонам, которые сейчас будут на экранах, – Светлана Юрьевна сделала паузу. На экране высветились телефоны.

– А что, многие, звонят? – удивился Толик.

– Но не многие дозваниваются, – ответил ему Гоша.

– Звоните! Наша передача идёт в прямом эфире, – с открытой улыбкой сообщила Светлана Юрьевна.

– Прямом кривом эфире, – поправила себя Светлана Юрьевна.

– Дурят народ, – вздохнул Толик и, притянув жену к себе, поцеловал в щёку.

– Какой уж прямой, – вздохнула Светлана Юрьевна. – Вы смотрите, смотрите, там сейчас такие фортеля будут! – и радушная хозяйка, стала раскладывать по тарелкам горячее.

На экране Светлана Юрьевна была не такой полновластной хозяйкой. Нагловатые гости, увлекшись собственными спорами, совсем забыли как о ведущей, так и о приличиях. Они орали, обвиняя друг друга во всевозможных грехах.

Светлана Юрьевна пыталась их остановить, но, если Ефремыч ещё был относительно вменяем, то Вольфрамыч, почуяв запах классового врага, остановиться уже не мог. Внезапно, отпихнув микрофон, Вольфрамыч схватил пачку чая «Принцесса Нури»…

– Почти Нур, – засмеялась Нюша.

– Наш спонсор, – по ходу пояснила родным и близким Светлана Юрьевна.

Светлана Юрьевна в студии вскочила с кресла и попыталась остановить бешеного Вольфрамыча. Но тот, зарычав как раненый зверь, метнул пачкой в Ефремыча. Прямо в морду его, в переносицу! Пачка треснула и из щели посыпались чёрные–чёрные снежинки. Ну, то есть, чаинки.

– Борис Ефремович, стойте! – не сдержав смеха, крикнула Светлана Юрьевна.

Но и строивший из себя интеллигента волосатый тоже забыл о приличиях. Молниеносно схватив свою пачку, он метнул её в супостата. Вольфрамыч неожиданно ловко для его комплекции увернулся и пачка улетела в угол студии, прямо под ноги обомлевшей «девушки на выданье». Так называли помощниц, которые «выдавали» угощение или призы гостям передачи. Девушка таращила глаза, а в руках её ходуном ходил поднос с двумя дымящимися чашками «Принцессы».

Светланы Юрьевны смеялись. Одна – на глазах у всей страны, другая – в кругу семьи:

– Хорошо, что Валентина задержалась с чаем. Представляете, если бы они кипятком друг друга ошпарили?

– Прикольно! – одобрила Нюша.

– Да, у вас весело, – Толик с обожанием смотрел на жену.

– А самое интересное – на этих двоих, – отсмеявшись, Светлана Юрьевна кивнула на экран, где Ефремыч и Вольфрамыч уже неловко боксировали, – теперь наши телевизионщики в очередь пишутся. Через неделю они у Саши Любимова встретятся. Саша уже и спонсоров нашёл – производителей соков.

– А, понятно, – восхитился Гоша. – Чтобы они соком облились! Круто! А сок какой будет? Надеюсь, томатный?

– Нет, апельсиновый, – покачала головой Светлана Юрьевна.

– Томатный эффектнее, – прикинул Гоша.

– Понимаешь, они выяснили, что у Ефремыча аллергия на томаты, – серьёзно объяснила Светлана Юрьевна. – Он может что–то заподозрить. А всё должно быть естественно.

На экране возникла заставка: «По техническим причинам передача закончена».

– Мам, а чего так сразу закончили? Ведь запись же? – удивился Гоша.

– Для правдоподобия, – ответила Светлана Юрьевна. – Да там дальше нечего было показывать. У меня причёска съехала и тушь потекла. Валентина поднос уронила и рыдала. У операторов руки тряслись от смеха. А эти двое так сцепились, ох! И всё пытались волосы друг у друга выдрать! Жуть малиновая.

– А кто кого победил–то? – спросил Гоша.

– Победил помрежа, – серьезно объяснила Светлана Юрьевна. – Он же у нас самбист.

По телевизору уже шли новости. Первая, как обычно про здоровье президента и его домашнюю работу с документами. Отяжелевший президент бессмысленно переворачивал бумагу за бумагой, ставя в них закорючку нетвёрдой рукой. А вот вторая новость заставила Гошу сделать звук погромче: он услышал очень даже знакомую фамилию. «Сегодня в Москве на сорок втором году жизни скоропостижно скончался председатель Совета директоров группы компаний «Хронотоп» Михаил Ефимович Смолковский. По заключению врачей смерть наступила от сердечно приступа. Однако коллеги Смолковского и его вдова настаивают на дополнительном расследовании», – бесстрастно сообщила дикторша. На экране появилась плачущая брюнетка, которую Гоша видел на выставке. Только теперь она была без собачки и, похоже, не знала, куда девать руки. Она беззвучно шевелила губами, но звук ей так и не включили. То ли случайно, то ли нарочно.

– Опасно быть олигархом, – вздохнул Гоша. Так он не удосужился позвонить по той визитке, что дал ему в Политехническом Смолковский. Теперь дозвониться до него будет посложнее.

– Да, даже если умираешь своей смертью, – добавил Толик загадочно и несколько нелогично.

Гоша с Толиком уже переместились в гостиную – в кресла перед камином, который, впрочем, по причине исключительно тёплой погоды, разжигать не стали. Толик плеснул в пузатые фужеры «Реми Мартина» и поинтересовался:

– Как у вас с объёмами производства?

– А что именно тебя интересует?

– Армейские ушанки, – Толик отпил маленький глоток и пояснил. – Есть возможность получить хороший госзаказ.

– Какая партия?

– Не поверишь! До миллиона штук. Для Сибирского военного округа.

– Ничего себе… – обалдел Гоша. Заказ был не просто выгодным – сверхвыгодным. Какой же настоящий коммерсант не грезит о государственном заказе?

– Потянете?

– Надо подумать… – Гоша почесал затылок. – Своих средств у нас на такую партию, боюсь, не хватит…

– У меня тоже. Ваша грандиозные проекты по «Царь–медиа», похоже, меня и вовсе разорят. Шучу, шучу, – остановил Толик Гошу, готового с пеной на губах защищать своё любимое детище. – Под такое дело возьмёте кредит. Если, конечно, с Фёдором Ильичом Покусаевым обо всём договоритесь…

– Кто такой Покусаев?!

– Великий в своём роде человек, – Толик возвёл глаза к потолку. – Из штаба тыла наших доблестных вооруженных сил. Генерал–лейтенант.

– Забавная фамилия для генерала! – улыбнулся Гоша.

– Ты будешь смеяться, но у двух его замов фамилии ещё более говорящие. Прямо по Гоголю. Полковник Качан – его зам по вещевой части. И полковник Карманов – зам по продовольствию.

– Лучше б наоборот! – усмехнулся Гоша.

– Ну, уж извини, как получилось, – развёл руками Толик.

– Так мне куда – в Новосибирск или в Красноярск лететь? – Гоша знал, что от таких предложений не отказываются.

– Зачем так далеко? – удивился Толик. – В Баковку ехать. Покусаев примет тебя у себя на даче, в генеральском посёлке под Москвой. Это по Симферопольскому шоссе, рядом с Переделкино.

– Знаю, знаю, – обрадовался Гоша. Он терпеть не мог дальних перелётов. – Была у меня одна знакомая генеральская дочка. Ещё та стерва…

– Покусаев тоже не ангел. Ему не просто надо дать взятку. Ему надо понравиться. А это не слишком просто. У меня вот с ним конфликт вышел… – Веселов вспомнил, что при вчерашней встрече Фёдор Ильич настоятельно рекомендовал ему сообщить «игроку» о том, что генерал ужас как не любит проигрывать. Посему для пущей убедительности он и добавил: – Я его в шашки обыграл.

– В шашки?! – заржал Гоша. – А, может, мне с ним в «Чапаева» сразиться?

– Не хорохорься раньше времени, – остановил его Толик. – Придумай подарок оригинальный. От стоимости партии он берёт десять процентов. Сверху. Наличкой. И – обязательно вперёд. Все официальные расчёты, естественно, по безналу. Ну что, готов к труду и обороне?

– Всегда готов! – отсалютовал по–пионерски Гоша.

– Кредит берите лучше в рублях, – предупредил Толик. – Это, конечно, менее выгодно, но зато надёжнее на сегодняшний день. Что–то лихорадит где–то там, в высших сферах. Как бы чего не вышло…