Текст книги "Семь Толстых Ткачей (СИ)"

Автор книги: Павел Блинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Да, ты прав, детали на мне. От тебя требуется финансирование.

– А кто станет режиссером?

– Пока не знаю, но мировые имена заполучить будет сложно. Они все под пятой у Ткачей.

– Хорошо дяди работают. Слушайте, Чан-сан?

– Да.

– А можно я стану...

– Режиссером? Прости Ли, но это слишком ответственная часть плана, чтобы на ней пробовать способности.

– Да нет, – отмахнулся Ли, но Чан понял– пацан хотел именно этого. – Мне не надо быть режиссером – что, у меня дел больше нет? Пусть мое имя стоит, как продюсер.

– Конечно, мой мальчик.

Наконец Чан позволил себе улыбнуться. Правда, не снисходительно. Выказывать снисходительность Ли пока опасно.

– А что будет, когда мы снимем фильм? – Ли остыл, но не показал, что доволен. Однако Чан знал – сейчас у Ли на душе запели ангелы гордыни.

– Трудно сказать. Уже очень скоро Ткачи начнут давить. Робко и осторожно, но начнут. А мы будем ждать ошибки.

– Мне кажется, это не очень смело Чан-сан.

– В нашем положении главное не допустить ошибки самим. Ты пока не понял, с кем мы вступили в битву. На протяжении сорока лет Толстые Ткачи правят миром, и ни у кого не получилось одолеть их...

Их беседа продолжилась и под конец они даже обнялись, как отец с сыном, прежде чем разойтись по своим делам. Остаток разговора Чан самым бессовестным образом врал. Да, Ткачей никому не удавалось победить. Но, по данным Чана, Семь Толстых Ткачей существовали много-много дольше сорока лет.

Дмитрий

Дима проспал весь понедельник. Он сказал жене, что заработался и очень устал, а на работе сослался на болезнь. И это действительно так. Наполовину...

Дима чувствовал себя просто потрясающе! Уставшим, да, но невероятно легким и правильным. Он прислушивался к ощущениям, и не мог вспомнить в жизни более счастливого дня.

Проснувшись в понедельник вечером, Дима, первым делом, пошел к ноутбуку. Файл «Один» будто сиял на рабочем столе, он открыл его. Включил окно статистики – шестьсот тридцать тысяч знаков. За два дня столько написано! Правда, он до конца не помнил, о чем писал. Ну, то есть, основная фабула помнилась, но, допустим, некоторые диалоги или сцены как будто стерли из головы ластиком. Прочитав пару страниц, Дима понял – это шедевр. Совершенно точно, он написал что-то великое. И Дима не заметил, как уселся за компьютер и застучал по клавишам.

– Что есть смерть, Алиса? Неужели ты думаешь, это старуха с косой?Или прекращение движения волокон белка в твоем теле? Или остановка химических процессов в твоих клетках? Кто-то говорит, что это Великая Всесокрушающая Сила Вселенной, кто-то, что врата к новой жизни, а что скажешь ты?

– "А что думаешь ты сам? Так просто задавать вопросы о жизни или смерти, гораздо сложнее давать ответы на них.

– Тут ты неправа, Алиса. И задавать вопросы, и отвечать на них – просто и даже приятно. Сложней и противней сделать это.

– Что ты имеешь в виду? Что это?

– Прожить жизнь, умереть... не правда ли, это сложнее?

– Но это неизбежно. Тебе придется прожить жизнь и умереть.

– Отсюда можно сделать вывод, Алиса. Самое сложное – это то, что мы обязаны делать. Таково великое противоречие человеческой жизни. Больше всего человек ленится там, где ему платят за это деньги, больше всего нас тяготит то, что мы сделаем в любом случае.

– Так что там со смертью?

– Смерть – это просто окончание отрезка. Отрезка, который больше никогда не повторится. И о котором ты никогда больше не вспомнишь. То есть сам отрезок как бы бессмысленен. Поэтому получается, что смерть – это самое важное в нашей жизни – это конец бессмысленного. Конец жизни.

– Это ничего не объясняет.

– А никто тебе ничего и не объяснял".

Пока Дима писал, жена несколько раз отвлекала его, но он отмахивался. В три ночи он вывел под текстом «Конец» и поставил свое имя. Ноутбук подключен к интернету, Дима написал в поисковике «Издательство». Открыл первую попавшуюся ссылку и отправил рукопись на указанный электронный адрес. Правда, там требовали синопсис, но Дима пропустил это мимо глаз. ЭТУ книгу, напечатают в самое ближайшее время.

Отключив ноутбук, он пошел в спальню. Жена уже давно спала.

***

– Это потрясающее чтение! – говорил полноватый мужчина в очках. – Признаюсь, Дмитрий, давно я не брал в руки ничего подобного. Мы готовы подписать с вами контракт на пятьдесят тысяч экземпляров. Ваш гонорар составит десять процентов от продажи, но не волнуйтесь, я думаю, мы напечатаем дополнительный тираж не позже чем через два, максимум, три месяца.

– Это здорово, – ответил Дима. – Я и не думал, что всё будет так быстро...

– Тут вы правы. Обычно мы рассматриваем пару месяцев, а потом еще приходится ждать, пока сверстают в типографии. А если вы еще и ранее не печатались... Но бывают исключения. Тут и без лупы видно, что ваша книга – шедевр. Вы говорите, это ваш первый роман?

– Да. Но почему-то мне кажется, что не последний.

– И это очень хорошо. Если вы напишите продолжение, мы его обязательно напечатаем. И пусть оно будет слабее – всё равно. В успехе этой книги можно не сомневаться...

– Мне тоже понравилось. Скажу честно, за эти две недели я уже начал печатать другой роман.

– И о чём, если не секрет?

– Понимаете, это довольно странно. Ну, в смысле, тематика. Я никогда не увлекался радиоэлектроникой. Да у меня даже в школе по физике трояк был! Но на прошлой неделе возникла одна интересная мысль...

– Ну, Дмитрий, наше издательство не выпускает прикладную литературу...

– Я знаю. Я уже заключил контракт с другим...

***

– Дима! Дима, оторвись от этого долбаного экрана и посмотри на меня!

– Дорогая, не кричи, дети спят.

– Это ты мне говоришь о детях?!

Таня стояла позади Димы с бокалом вина в руках. На голове растрепанные волосы, да и одежда требует исправления. Под глазами два широких полукруга, а на щеках аляповое пятно косметики.

– Да, дорогая. – Пальцы летают по клавиатуре, слышится частое, похожее на выстрелы «щелк-щелк-щелк».

– Тебе же плевать на всё! Ты только и делаешь, что тыкаешь эти дерьмовые кнопки!

– Милая, я работаю.

– Ты не работаешь, а отталкиваешь нас! Сколько раз мы занимались любовью за последний месяц?

– Родная, если тебя это так беспокоит, я освобожусь через час, и мы пойдем в спальню. А сейчас не мешай мне, пожалуйста, я занят.

– Я уйду от тебя!

– Куда?

– Повернись, наконец, ко мне!

Таня подошла и развернула кресло на колесиках. И вздрогнула. На секунду ей показалось, глаза мужа стали совершенно белыми. Но потом всё пришло в норму, они превратились в голубые. Разве что, чуть бледней?

– Что тебе надо? – спокойно спросил Дима. Он не понимал, почему жена так злится.

– Почему ты отдаляешься от нас?

– Я не отдаляюсь. Я сижу в метре от тебя.

– Ты издеваешься, да? Что произошло, почему ты настолько изменился?

– Я не изменился. Просто я работаю допоздна, а ты делаешь из этого трагедию. Если тебе не хватает секса, так и скажи...

– Да причем здесь секс?! Всё поменялось! Ты сидишь перед монитором по четырнадцать часов в сутки. Посмотри на себя! Посмотри.

Дима повернул голову в указанном направлении. Там трюмо. Дима внимательно рассмотрел свое отражение. Он определенно побледнел за этот месяц, но это ему шло. Когда он мылся в последний раз, обратил внимание, насколько рельефным стало тело. Даже в молодости не было такого, хотя занимался спортом почти профессионально. Да и чувствовал он себя превосходно. Позавчера взял грецкий орех и расколол скорлупу большим и указательным пальцем. И уж конечно, у него нет отвратительных синяков под глазами. Он перевел взгляд на жену и подумал: «А ведь я красивее ее».

– Ну и что я там должен увидеть?

– Ты похож на смерть! Ты стал эгоистом!

– В чем же это проявляется?

– Во всем! Я сейчас ору на тебя, а ты в ус не дуешь! Когда ты в последний раз играл с детьми? Когда в последний раз целовал меня? Я уж не говорю об остальном...

– И что ты хочешь от меня? Нагнись, я тебя поцелую.

– Да дело не в этом...

Таня опустила голову на грудь, потом подошла к мужу и встала пред ним на колени. Она поставила бокал с вином на пол и заглянула в его глаза. Они точно стали чуть бледнее.

– Я хочу, чтобы ты бросил эту писанину. Я хочу, чтобы ты вернулся на прежнюю работу. Я хочу, чтобы всё было как прежде.

– Откуда ты набралась этих банальных метафор? И зачем мне возвращаться на прежнюю работу? Я получил гонорар за роман больше, чем зарабатывал за год. Когда выйдет фильм, денег станет еще больше. Вторую книгу уже верстают, а мне осталось всего две главы.

– Да плевать мне на деньги! – Таня вскочила с колен, не забыв прихватить с пола бокал. – Мы и так хорошо жили! А теперь ты меня пугаешь...

– Тебе нечего бояться. Всё идет хорошо, скоро мы станем по-настоящему богатыми людьми. Мы сможем отдать детей в хорошие университеты, сможем посмотреть мир. Но для этого я должен работать. Может, сейчас я действительно работаю много, но надо ловить удачу за хвост, пока она стоит перед тобой.

– Ты убиваешь меня своей логикой. – В голосе появилась усталость, она упала в соседнее кресло. Таня поднесла бокал к губам и осушила его. – Я ухожу от тебя.

– То есть?

– То и есть! Я забираю детей и переезжаю к маме.

– Это глупо и непрактично.

– А мне плевать. Я ухожу. Сегодня же.

– Дети спят. Хотя ты могла их разбудить.

– Козел...

Таня встала с кресла и пошла в детскую. Дима повернулся, вскоре по квартире разнеслось уже привычное «щелк-щелк-щелк». Он не слышал, как жена вызвала такси, не слышал, как за ними закрылась входная дверь. К двум ночи он закончил роман о радиоэлектронике и пошел спать. За последний месяц Дима спал очень мало. Три-четыре часа в сутки – предел. И никогда не помнил снов. Проснувшись, он ощущал лишь легкую тревогу и чувство чего-то потерянного, но не больше. Сон оставался с ним всего несколько секунд, а потом всё выравнивалось, возвращалось в новое русло.

Но Дима видел сны, еще как видел. Каждую ночь. И снилось ему, в основном, одно и то же. Ему снилась...

***

Зима словно имела руки. Или лапы. Да, именно лапы, покрытые белой шерстью и с когтями гор на далеком, едва видном горизонте. Зима обнимала бескрайнюю пустыню, прижимала ее, мяла ее, гладила, ласкала, а иногда била самым нещадным образом... С неба шел снег. Крупные, размером с пятирублевую монету, снежинки падали, но не кружились. Они летели с недостижимых туч вертикально вниз, ибо в Ледяной Долине нет и не может быть Ветра. Ветер – это перемены, а здесь никогда ничего не меняется.

Пустыню, а точнее огромное плато можно назвать идеально гладким, если бы не высокий ледяной трон точно посередине. Он, как последний зуб старика, рос, нарушая логическую идиллию ровных линий инея, льда и снега. Трон в пустыне абсолютно уместен, как уместна та, кто на нём сидит. Если вы когда-нибудь видели красивых женщин, увидев Ее, вы скажете, что все они лишь жалкое подобие. Та, что восседает на троне, поражает правильностью черт. Она не походит на статуи древнегреческих богинь или тем более на то, что считают идеалом в наше время. Ее красота абсолютна, это красота – до ужаса. Каждая грань платья, каждая черточка лика, каждая линия ладоней. Словно продолжая высокий лоб голову украшает длинная ледяная корона, и это – высшая награда. Любая девушка, получившая титул «Мисс Мира», отдала бы всё за возможность примерить ледяную корону на себя. Но головной убор принадлежит женщине по праву. Она – самая прекрасная и на свете, и во тьме. Только она достойна носить идеальную корону на идеальной голове. Она заработала это право. Убив свою предшественницу, которая тоже была до ужаса хороша.

Дима пошел к Ней и присел на основание трона. Тончайшие пальцы Королевы легли ему на голову и принялись медленно поглаживать волосы. Русые кудри покрылись инеем, в мыслях появился Порядок. Женщина уничтожала хаос, придавала всему и всем смысл.

– Ты прекрасна, моя Королева! – провозгласил Дима, не в силах оторвать от нее взор. – Ты удивительна. Нет, не было и не будет женщины красивей тебя! Твой взгляд рождает в сердце любовь, твои глаза сияют ярче, чем все бриллианты мира. Твоя кожа глаже шелка, твои руки изящней вечности, твое тело сводит с ума, но твоя мудрость возвращает его! Ты идеальна, моя Королева!

– Ты любишь меня? – спрашивает женщина в каждом сне. От звука ее низкого голоса, хочется умереть, ибо, если умирать, умирать счастливым. Голос бьет стрелой в самое сердце, вызывая такой резонанс, что кажется, сейчас его разорвет на части. Но это не всё. Три слова, этот простой, но ключевой вопрос летит по пустыне, отражается от ледников, ударяет по сопкам и несколько тут же осыпаются от вибрации. А потом восстанавливаются сами по себе. Ничто не может изменить пустыню, даже та, кто ее придумал.

– Больше жизни!

– Ты умрешь за меня?

– Не раздумывая секунды!

– Ты будешь служить мне?

– Вечность! – теперь уже его голос летит к горизонту. «Вечность, вечность, вечность...», – раздается гулкое эхо.

Женщина улыбается. Говорят, от некоторых улыбок становится светлее, от ее ледяную пустыню закрыла плотная тень. Небо заволокли облака, как будто кто-то огромный пролетел над ними. И повис, пока женщина показывала Диме белые, идеально ровные зубы. В синих глазах Дима увидел две одинаковые снежинки. Только в глазах его Королевы такое возможно.

– Что ты там говорил обо мне? – спрашивает она, пряча зубы за синими губами.

– Ты прекрасна! Звуки твоего голоса, делают вселенную счастливой. От твоих слов на свет появляются красивые дети и прекрасные цветы...

Так продолжается долго. Женщина сидит на троне и слушает, как Дима признается ей в любви, как он возносит ее красоту, но оканчивается всё, всегда одинаково. Из-за гор-когтей прилетает Ветер и разметает сон. Ветер несет перемены, но пустыню нельзя изменить. Поэтому он как бы сдвигает ее в сторону, и Дима падает в непроглядную тьму пустоты. Он какое-то время летит в ней, а потом просыпается.

***

Дима прилетел в Москву к часу дня, а до Арбата добрался к трем. Большой ресторан раскрыл перед ним зеркальные двери, швейцар взял плащ, а официант проводил к столику. Его уже ждали. Молодой китаец поднялся и протянул Диме руку.

– Простите, что опоздал, господин Чен, – сказал Дима совершенно безразлично. – Попал в пробку.

– Ничего страшного, Дмитрий Захарович. Я в Москве давно и знаю, что это такое, – китаец говорил с легким акцентом, но, как все иностранцы, строил предложения чересчур идеально.

– В Гонконге пробок меньше?

– Примерно так же.

Они присели за столик, Дима снял солнцезащитные очки. Карие глаза Чена встретились с почти бесцветно-серыми димиными. За последнюю неделю они побледнели еще больше. Китаец достал кейс и извлек оттуда стопку бумаг.

– Вот сценарий, правда, он на английском языке, – сказал Чен.

– Ничего, я умею читать по-английски, – Дима взял переплетенную стопку бумаг и открыл первую страницу. Заголовок: «Дети Одина». Почти так называется и его книга.

– Мы немного изменили. В основном, диалоги, но всё равно фильм получится длинным. Наверное, два с половиной часа.

– Меня это устраивает. Что еще требуется от меня?

– Подписать контракт. И еще мы хотим, чтобы вы приехали в Гонконг и поговорили с режиссером и актерами. Возможно, у них найдутся вопросы относительно характеров персонажей или вашего виденья их.

– На какое время я должен приехать?

– Думаю, на месяц. Пока не начнут съемки. В Гонконге не настолько хорошие условия, как в Голливуде – всё будет готово недель через пять. Актеры на главные роли уже утверждены, режиссер почти согласился, так что мы почти готовы. Но ваше виденье книги, может помочь и тем, и другим. «Кахома корп.» берет на себя все расходы по проживанию вашей семьи. Дети смогут ходить в одну из русских школ – в Гонконге их достаточно.

– Я полечу один. У меня сейчас некоторые разногласия с женой и перерыв будет на пользу нам обоим.

– Простите, я не знал...

– Ничего страшного...

В кармане зазвонил телефон, Дима вытащил его и принял вызов.

– Ало, Дмитрий Захарович? Это вас беспокоит Максим из внутренних органов...

– Здравствуйте, Максим.

– У нас появилась зацепка по вашему делу. То есть, относительно убийства вашего брата. В Рязани произошло похожее убийство, и мы думаем, это может дать след.

– Отлично, Максим. Держите меня в курсе.

Дима повесил трубку.

– Что-то важное? – спросил Чен.

– Нет, ничего важного. Теперь мы можем подписать контракт.

Вольт

– Послушай, Стивен, я понимаю, что ты сейчас очень занят, но ты мне нужен! – кричал в трубку толстяк, одетый в оранжевый костюм. Берет на голове постоянно сбивался и падал, а слюни летели не только в трубку, но и на девушку с блокнотом, сидящую напротив. – Нет, твои проблемы мне понятны, но ты ведь должен войти и в мое положение. В конце концов, Стивен, ты мне должен гораздо больше, чем я тебе, а ты даже за Индиану Джонса не рассчитался! Нет, если ты разорвешь контракт с «Уорнер Бразерс», тебе не придется платить неустойку! Да, я договорюсь. А что с Фордом? Ничего, мы его, может, привлечем в наш фильм. Да я говорю тебе, это будет вещь! Такого не видели со времен «Касабланки». Сценарий уже написан, в фильме будут сниматься восемь оскароносцев... Как это зачем нам ты? Ты – это имя, это бренд! Слушай, Стив, если собрался думать, думай быстро. У тебя есть всего сутки, потом я стану недоступен на неделю. Это больше чем картина – это волшебная картина. Да какой Гарри Поттер?! В пыли будут валяться вместе с вторым Аватаром. Что? Ты тоже слышал, да? Ничего страшного, Стив, мы перебьем их дешевку раз плюнуть. Ты что мне не веришь? Или сомневаешься во мне? Короче так, думай, а к вечеру дашь ответ. Всё!

Вольт кинул трубку на базу с такой силой, что она жалобно звякнула. Дженнифер смотрела на шефа с ужасом. Вольт и в повседневной жизни не подарок, а уж когда у него плохое настроение... Впрочем, к апрелю у него настроение всегда портится, но потом он едет на каникулы и возвращается полным новых идей и весьма добродушным. Не говоря уж о перемене во внешности. Сейчас глаза Вольта скрывают огромные очки – под ними несколько синих мешков, его походка стала грузной, он немного приволакивает правую ногу. На столе выстроились десятки баночек с таблетками – в основном, успокоительные и расширяющие сосуды лекарства. Вольт как раз открыл одну и высыпал в горло несколько таблеток, будто это не лекарство, а драже «Тик-так».

– Что у нас со спонсорами? – спросил Вольт.

– Нашли примерно триста пятьдесят миллионов долларов. Спонсоры не проблема, мистер Вольт. Когда они узнали, что вы лично контролируете...

– Не утомляй меня подробностями, – поморщился Вольт. – Есть спонсоры, этого достаточно. Со всеми актерами подписаны контракты?

– Да. С Джонни идут переговоры, но уже почти готово. К вечеру Питер позвонит и скажет...

– Мне надо, чтобы когда я вернулся с отдыха, у нас уже всё было под парами. Ладно, с этим нашим опусом всё. Он у меня уже в печенках сидит! Пройдемся по делам в целом.

– Хорошо, сэр. Каннский Фестиваль принесет несколько интересных фильмов в этом году...

– «В пролете» получит приз?

– Да, сэр, всё договорено.

– Так же необходимо, чтобы критики прошлись по «Безработному». Свою рецензию я оставил, пускай на нее ориентируются. Нам не нужны новые хиппи. Уже слишком поздно возвращать их...

– Понятно, сэр. Далее, в Канаде выходит очень перспективный комедийный сериал...

– «Семья лесорубов», как же, читал сценарий. Дерьмо полное, но его непременно надо протолкнуть в Россию. Еще, думаю, в Восточную Европу. Ток-шоу?

– Канал «Фокс» выпускает новое, но...

– Да, ты права. Эти раскрутятся и без нашей помощи. Мультипликация?

– Пока все рекорды бьет «аниме».

– Кто бы мог подумать... Шалит, оказывается, неплохо придумал. Мы будем активней проталкивать его в Америку. Возможно, я пущу его по Диснею. Однако надо поддерживать тенденцию к реализму. В итоге, эти мультики должны привести новое поколение подростков туда же, куда приводит их всё остальное.

– Да, сэр. Мы делаем основную поддержку на новую моду и сексуальный подтекст. Новые мультфильмы выйдут в еще более реальном ключе. Анатомическое соответствие героев с людьми, больше физических контактов, кровавая тематика...

– Это правильно. Хотя основную концепцию оставьте. Глаза большие, все герои худые, кроме комических или отрицательных. Особенно герои, а не героини. Героини, как прежде, одеты либо в шикарные наряды, в этом нам поможет Фарит – он обещает новую коллекцию в Милане – либо в лифчики и шортики. А герои обязательно худые и женоподобные. Таким образом мы, может, и уйдем от образа мачо, и перейдем к чему-то более... гомосексуальному. Мои зверушки не оправдали установку на зоофилию, а тут может получиться весьма-весьма, тем более почва-то есть! Да и от зверушек мы не откажемся, реанимирует «Утиные истории» и поглядим, что там будет. А анимации пора бы уж вытеснять кино, мы ведь к этому уже лет тридцать ведем...

– Мы активно внедряем компьютерную графику в мультфильмы...

– Болт сказал, к новому сезону у нас будут компьютеры в два раза лучше работающие с графикой. Но надо начинать уже сейчас. Как мои сценарии?

– По трем ставят фильмы, а вот предпоследний никто не решается брать. – Дженнифер подумала, что сейчас на нее выплеснется очередное ведро гнева, но Вольт лишь махнул рукой.

– Ладно, я сам знаю, что написал бред. Как вернусь, перепишу. Идея мне там, в принципе, нравится. Реклама?

– С этим как всегда, сэр. Проблемы в идеях...

– Да они там совсем охренели?! Или, может, мне самому писать им тридцатисекундные ролики? Нет уж. Предай нашим лентяям, когда я вернусь, они могут считать себя уволенными.

– Хорошо, сэр. – Дженнифер сделала пометку в блокноте. Обычное дело – отдел рекламы Вольт меняет каждые три-четыре месяца. Все об этом знают, как знают, что рекламщиков выгоняют не выборочно, а всем скопом. Маркетологов на рынке труда достаточно, а Вольту нужны свежие идеи. Впрочем, как правило, через год-другой, уволенная компания возвращается, поэтому никто сильно не переживает.

– Как там с концепцией нового героя?

– Этим занимаются лучшие, сэр. Пока образ достаточно сырой...

– Я подкину вам свежатинки. Итак, новый герой должен быть в первую очередь чувственным. Это мы уже обсуждали. Ни в коем случае не брутальный. Надо поддерживать тенденцию к гомосексуализму. Далее, худой. Это очень важно, Дженнифер, он обязан быть худым. Пускай толстячки ходят по тренажерным залам, чтобы с ними хоть кто-то лег в постель – нам нужно больше инфарктов. С юмором. Герой будет не ироничным, а скорее сплетать шутки из свифтиков, играть языком, а не показывать чудеса сатиры. Не злободневен, а просто оперирующий словами. Легкий на подъем и в одной своей черте странно консервативный. С такой, знаешь, легкой толикой сумасшествия –это придаст ему реализма. Полностью лишен философии, пока... Новую философию для него придумает Кольт. Чистоплотен. Крайне чистоплотен. Это опять-таки отодвинет образ от мачо. Неженатый, но встречающийся с девушкой. Образ героини пока не меняем, она подходит, и мы будем поддерживать феминистическое направление, делая поправку на излишнюю чувствительность. От этого страдают не только сами женщины, но и почти всё окружение. Эх, вот если бы нам удалось привить эту чувственность мужикам... Но это пока в проекте. Идем далее, новый герой должен обладать хитростью и большой толикой бунтарства. Сейчас огромное направление идет на детей богатых людей, надо прижать их к ногтю. И еще несколько бессмысленных черт, чтобы выглядело правдоподобно. Например, авторитет матери выше авторитета отца. Это уже было, но ничего, хорошие идеи можно и вспомнить. Далее, например, то, что он сова – тоже неплохая черта. Мы заставим быть совами даже природных жаворонков – пусть мучаются и лечат неврозы И, конечно, сексуальность. Ставка на это всегда срабатывает. В кадре только французские поцелуи, обязательно вид голого торса, можно даже ягодиц; почему-то в последнее время об этом режиссеры забывают. Не бледное тело, а загорелое. Не латинос, а именно загорелый. Нам надо, чтобы люди ездили за загаром на Гавайи и ходили в солярий. Это легко подчеркнуть линей от плавок или немного обгорелым лицом. Тело худое, но не перекаченное. Больше никаких Ван Даммов или Сталлоне.

– «Сумеречный» типаж?

– В целом, да. Но только в целом. Новый герой должен отличаться от старого, а не быть клоном. Пока всё. Его стиль придумает Фарит, философию Кольт, а над моралью поработает Шалит.

– Понятно. Что еще, сэр?

– Пожалуй, хватит. Ты сколько у меня работаешь?

– Два с половиной года, сэр, почти три.

– Значит, знаешь правила и порядки на мое отсутствие?

– Да, сэр. План вы мне набросали еще на прошлой неделе, а если что-то случится, следует оставить это до вашего возвращения.

– Всё правильно. Мой вертолет уже заказали?

– Да, сэр. Он ждет на взлетной площадке уже два часа.

– Тогда я полетел. И надеюсь, ты помнишь, что со мной не стоит даже пытаться связаться?

– Конечно, сэр.

– Тогда до встречи, Дженнифер.

Семь Толстых Ткачей

Из семи разных уголков планеты, кто утром, кто днем, кто вечером, а кто и ночью, вылетали семь толстых мужчин. Каждый добирался до аэропорта по-разному: на машине, на вертолете, пешком, но все сели в одно и то же время.

Семь частных самолетов несли Семь Толстых Ткачей в Мексику. Дольше всех пришлось лететь Кольту – он был в Австралии; но прибыли они в аэропорт Мехико почти одновременно. Там их, естественно, встретили проверенные и надежные люди. Семь Толстых Ткачей приезжали сюда каждый год, служащие из местных получали зарплату, не снившуюся и министрам США. Сейчас в Мехико сконцентрировалась верхушка планеты. Если бы какой-нибудь террорист взорвал аэропорт Мехико, он кардинально изменил мир. Куда как кардинальней, чем, если бы взорвал заседание большой двадцатки.

Ткачи встретились впервые за год. Они виделись по двое, иногда по трое или четверо, но вот так, чтобы все вместе – только раз в году. По крайней мере в под этим Солнцем и под этой Луной.

Они не обменивались рукопожатиями, не поздоровались устно, просто, когда Кольт прибыл в бизнес зал ожидания, все поднялись и пошли к выходу. Проходя по длинным коридорам аэропорта, Ткачи собрали сотни взглядов. Мало того, что толстые, еще и одеты более чем импозантно. Семь Толстых Ткачей, семь цветов радуги, семь разноцветных шелковых пижам на мужчинах. Необъятные, несть числа погонным метрам шелка, что ушел на материал для пижам, они, казалось, светились, эти неуклюжие, потеющие, прихрамывающие толстяки. Стекла дрожали, когда они проходили мимо окон, на них смотрели и показывали пальцем, но одного злобного взгляда поросячьих глаз любого из Ткачей хватало, чтобы люди не просто отводили взор, но даже слегка кланялись.

Процессия, наконец, добрались до машин, села в джипы и поехала на север. Их путь пролегал в сторону к Санта-Мария, вдоль Восточной Сьерра-Мадре и далее к Монтеррею. Именно в неприметном уголке, спрятанном меж гор Восточной Сьерра-Мадра, пункт их назначения.

Мексиканцы хорошо знали, куда вести Толстых Ткачей, еще их деды делали эту работу для загадочных толстяков. Они знали порядок, знали правила и знали, что большего знать им нельзя. Ибо – это очень опасно. Даже не для жизни – для рассудка. Двенадцать машин остановилась возле небольшой рощицы, справа и слева горы, но не остроконечные, а как бы пологие. Ткачи повылезали из машин. В другое время они ни за что на свете не трясли бы свои рыхлые телеса в джипах на плохих дорогах, и уж тем более тащиться куда-то пешком. Но здесь другое дело.

Толстяки выползали под бедное сумеречное небо неторопливо и неуклюже. Кто-то прихрамывал, у кого-то рука висела безвольной плетью, у Болта онемела правая половина лица. Но решимости на этом онемевшем лице позавидовали бы герои древности. Семь больных, усталых, измученных людей пошли в невысокие леса и стали продираться сквозь кустарник, как танки. Охранники смотрели на это и думали: куда идут эти люди и зачем? Вопрос «почему» у них не возникал. Они видели, как раньше Толстые Ткачи совершали это путешествие, видели, какими они выходили из машин, видели, какими возвращались. Все охранники хоть раз, да пробовали проследить за ними. Все возвращались сюда потом, когда Ткачи уезжали, и исследовали эти леса чуть ли не с лупой. Но никто не мог похвастаться, что у него получилось узнать что-то полезное. Цель толстяков очевидно недалека – ну куда могут доковылять эти больные? Однако попытки выследить оканчивались одинаково. В какой-то момент Ткачи пропадали. С одной стороны, как можно потерять семерых калек, разодетых в разноцветные пижамы, с другой, факты оставались фактами. Вот идет Ткач, хромает, ковыляет, фиолетовая пижама переливается и сияет, скрывая складки жира. А вот зашел за дерево, причем за обычное тонкое дерево – и нету его. Будто за деревом дверь в другой мир. А бывает, Ткач идет вообще в красной пижаме – яркий, как пожарная машина, и пыхтит, почти как двигатель внутреннего сгорания, а моргнешь – и тоже нет его.

И только старик Хорхе иногда прятал грустную улыбку в мохнатые усы. Уж он-то многое знал, куда пропадают Ткачи. Но даже раскаленные клещи не развязали бы ему язык.

Толстые Ткачи шли молча. Им не хватало дыхания, чтобы говорить, впрочем, мешало кое-что еще. Например, у Вольта буквально пару минут назад случился инсульт, и ноги почти полностью отказали. Его поддерживали под руки Фарит и Шалит – только у них остались какие-то силы. Они обливались потом, их сердца выстукивали, как у обдолбанных подростков на дискотеке, но они шли. И даже улыбались. Потому что знали – скоро всё изменится.

Со стороны Семь Толстых Ткачей просто шли через лес, но для них самих всё выглядело иначе. Они не пропадали, не исчезали, не прятались от наблюдателей и уж тем более не пытались оторваться. Они просто засыпали. Шли, накатывала усталость, их глаза закрывались, и они... продолжали идти. Только с этого момента они шли по другому лесу. И путь их лежал к Храму Ветра.

Едва лишь закрыв глаза, они попадали в красивейший, ухоженный лес, далеко не такой куцый, что растет в Мексике. У Ткачей улетучились проблемы со здоровьем. Вольт, всего пару минут назад заработавший к инсульту инфаркт, бодро шагал вперед, показывая легкость походки бегуна на стометровку. Такие же изменения произошли со всеми. Семь Толстых Ткачей шли по волшебному лесу к храму своего Бога. На лицах играли приветливые улыбки, непомерное пузо уменьшалось с каждым шагом, а когда они вышли к дороге, каждый превратился, если не в худого, то в вполне себе нормального человека. Молчание тоже забылось – Ткачи шутили, подтрунивали друг над другом, а Болт огласил округу оглушительным смехом, сообщив, что у него эрекция впервые за три месяца.