Текст книги "Семь Толстых Ткачей (СИ)"

Автор книги: Павел Блинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Наверное. В любом случае, ничего нового он пока придумать не сможет.

– А если подождать очищения?

– Может быть поздно.

– Значит, совместное творчество. Но это опасно. Вместе мы можем выдать такое, что перевернет Мир.

– Да, но не на грани наших сил. В течение недели надо себя опустошить и к среде взяться за дело.

– Мне не нужна неделя, – поморщился Шалит. – Я уже пуст, как жбан самогона из запасников деревенщины.

– А остальные?

– Фарит единственный, кто еще может родить что-нибудь, но это и хорошо. Один из нас должен быть сильным. Насчет Вольта не знаю и Гнолт...

– Гнолт пуст. Я видел его последнюю книгу. Чушь полная.

– Да? Ну тогда незачем ждать. Давай сейчас.

– А как же...

– Сейчас проверим. Ты звони Вольту и Гнолту, а я Фариту, Мариту и Кольту.

– А здесь есть место, чтобы я уединился?

– А у тебя нет квартиры в Москве?

– Есть. Хорошо съезжу...

Семь Толстых Ткачей

Планета вертится, как веретено, каждый день вплетая в наши жизни нити непредсказуемости, нити судьбы. С одного конца полушария – это белые нити радости и горя, удач и разочарований. Нити жизни. С темной стороны – это черные нити пустоты и отчаянья, раздумий и меланхолии, любви и ненависти. В семи маленьких комнатках по всему миру сидят те, кто умеют плести эти нити. Семь Толстых Ткачей собрались сегодня поработать, каждый устроился в специальном, разработанном Болтом кресле – усиленном и многофункциональном.

Любой Ткач может себе позволить купить Тадж-Махал и работать в нём, но, чтобы творить волшебство – а это собираются делать семь толстяков – нужна маленькая, тесная и уютная комнатка. Чудеса любят уют и тишину, обыденность – шум и простор.

Перед Ткачами пылает экран монитора и клавиатура. Окон в комнатах нет, либо они тщательно зашторены. Текстовый редактор открыт и бел – призывает записать на себе шедевр. Как робкая девственница хочет, наконец, лишиться невинности и перейти в другую фазу жизни, так и виртуальная страница требует одеть себя в текст, разорвать плеву и стать чем-то. Первый партнер может оказаться неумехой, тогда страница оденется в рваное одеяло безграмотности или утонет в кружевах лишнего. Это станет для виртуальной страницы большим разочарованием, ведь даже плохой наряд лучше пустоты. Но в этот раз страница может оставаться спокойной. Сегодня руки писателей опытны и не в первый, и даже не в тысячный раз ваяют чудо. Делают то, благодаря чему правят Миром.

Толстые ладони лежат на клавиатуре, указательные пальцы деликатно поглаживают выпуклости на "F" и "J". Это своеобразный петтинг – прелюдия перед зачатием от страницы. Их глаза закрыты, но даже если кто-то приподнял веки, не бы увидел зрачков и радужки. Глаза Семи Толстых Ткачей развернуты на сто восемьдесят градусов и рассматривают собственный мозг. Над каждым домом, где сидит Ткач, загудело – это Ветер поприветствовал своих слуг. В комнатах запахло терпкими восточными пряностями, зашуршали бумажки, шторы, волосы некоторых Ткачей тронул порыв Ветра – он уже внутри, уже в комнате.

Но вот началось! Губы зашевелились и зашептали. Ткачи на разных концах света, но это не мешает им вести диалог, не мешает настраиваться друг на друга, не мешает вступить в контакт со своим Богом.

– Петли крутим, – сказал Фарит.

– Плетём сети, – согласился Гнолт.

– Знают все во Тьме и Свете! – похвастался Вольт.

– Мир меняем мы сейчас, – констатирует Марит.

– Мир меняется без нас, – возражает Кольт.

– Явись, Муза, не молчи! – просит Болт.

– Просят Толстые Ткачи! – представляет всех Шалит.

Прошептав эти строки, они садятся ровно и открывают глаза. Зрачки расширены настолько, что угрожает занять всё глазное яблоко. У всех, кроме Шалита, на голове есть хоть какие-то волосы, они завиваются и медленно шевелятся. Заплетаются, скручиваются, отражая тот хаос, что творится в голове.

– Итак, что мы имеем? – спрашивает Фарит, хотя в комнате он один.

– Нам нужна высокоморальная или аморальная история? – спрашивает Шалит, находясь за несколько тысяч километров от Вольта.

– Я думаю, как всегда – серединка на половинку, – говорит Вольт.

– Понятно, – сказал Фарит, его пальцы забегали по клавиатуре. Синхронно с ним еще шестьдесят пальцев повторяют ту же операцию. – Допустим, главная героиня – женщина.

– В возрасте, – соглашается Кольт.

– Правильно, – вторит Гнолт. – Сейчас старики смотрят фильмы очень хорошо, молодежь по сериалам больше. Можно привлечь какую-нибудь старушку-актрису, публика это нравится.

– Мудрая бабка, но будет в кадре не всегда, – говорит Шалит.

– Положим, история ее жизни. Она рассказывает внучке, что случилось с ней в прошлом...

– Только не надо превращать всё в любовный фарс.

– Но без любви тоже нельзя. Любовь – ключ к сегодняшнему зрителю. На нее так всё завязали, что фильм без любовных соплей никто не воспримет серьезно. Скажи спасибо за это Шалиту.

– Спасибо, Шалит.

– Не за что.

– Не отвлекаемся! Итак, она рассказывает внучке...

– Внуку.

– Правильно, внуку. Слишком много баб отпугнет мужскую аудиторию.

– Но о чём?

– История должна быть о чуде. Пренепременно о чуде, но не слишком... Люди снова поверили в чудо, это хорошо, это отвлечет их от научного атеизма прямо в лапы атеизма обычного. Только без эльфов!

– Верно – никаких эльфов.

– Может, хватит зубоскалить?

– Кстати, надо добавить несколько забавных сцен.

– Да, но только в диалоге. Что-то вроде игры слов...

– Негры?

– Афроамериканцы, Фарит, афроамериканцы.

– Ничего не имею против. Кого будем приглашать?

– Уилл Смит?

– Морган Фриман?

– Холли Берри?

– Нет! Только не негритянку! Их в последнее время и так полно...

– Значит Смит?

– Нет, найдем молодого и неизвестного. Только ради политкорректности, а сделаем ставку на белых. Черные белых по-настоящему уже давно достали...

– Тогда кого?

– Молодого и красивого. Посмотрим...

– Вы опять отвлекаетесь! С черными разберемся позднее, нам надо нормально начать! Бабушка говорит с внуком...

– Но о чём она говорит?

– «Знаешь, бабуль, а ведь ты, наверное, видела много за свою жизнь», – по-моему, лениво. И запятых много. И мало тире. Писатели обожают тире!

– Уважение к старикам сейчас в топе. Они живут так долго, что скоро на них человечеству снова придется работать с четырнадцати лет, хи-хи! Детский труд снова будет в моде!

– Четырнадцать – это поздно...

– Так о чём она ему рассказывает, бездари?!

– Это просто. О том, как в детстве она заметила...

– И, может, ей даже показалось...

– И такой, знаешь, голос за кадром...

– Да-да! Что она видела...

– Эльфа!

– Никаких эльфов!

– Фею?

– Гнома?

– Принца!

– Да! Принца! Принца, из загадочного королевства!

– Ба-ана-альщина-а-а...

– Нет, позвольте, я настаиваю! Именно принца и именно из загадочного королевства!

– Похоже на...

– Алису, да, но это не такое королевство.

– А какое?

– Никакое!

– Принца из Никакого Королевства, так и запишем. Название хорошее, но в чём смысл?

– А смысл в том, что он взрослый! В смысле, юный, а не ребенок!

– Да, и она в него влюбилась!

– Поехали дальше. Пока выходит второсортное фэнтези...

– Ха! Добавим реализма, и всё будет в ажуре. Я всегда так делаю!

– Что за выражение, мы не в России!

– Это ты не в России, а я – в России.

– Дальше!

– Дальше – больше. Больше, больше тире! Писатели их обожают! Ее увезли и она – забыла!

– А он?

– А он и не помнил. Да и вообще, он ни при чём. Это «Никакое Королевство» – всего лишь завязка. Намек на то, каким будет весь фильм.

– А-а-а, ик, аллегория, значит. Ну-ну.

– Да, типа познать непознанное, найти потерянное и прочая такая фигня...

– И она всю свою жизнь, будет искать принца из Никакого Королевства.

– Станет археологом?

– Журналистом!

– Точно! И будет ездить...

– Брать...

– В...

– Интервью, Шалит, интервью.

– Ну, можно и интервью.

– У кого?

– Обязательно какой-нибудь арабский шейх.

– А еще самурай. Я настаиваю на самурае!

– Ага. Шейх окажется просто душкой...

– Но у него гарем.

– А самурай?

– Элементарно. Он ведь служит своему, как его...

– Оябуну?

– Шалит, откуда ты берешь эти слова?

– Из кино, ну, и понравилось, как звучит.

– Нет, Императору. Она познакомилась с ним на приеме у Императора.

– Но двоих мало.

– Простой парень, может, работник на ферме...

– Это само собой, но ближе к концу и между вторым и третьим.

– Тогда сын миллиардера?

– Можно, но лениво.

– Фантазер!

– Да. По профессии...

– Художник, археолог, писатель, поэт, актер...

– Последнее. Можно привлечь Джонни Деппа...

– Он в подобной тематике сниматься любит.

– Троих достаточно. А перед актером тот самый парень с фермы.

– Бурная ночь, внезапная беременность, а пока она на сносях, как раз роман с актером.

– А почему разошлась?

– Актеры очень самовлюбленные. Застукала с любовницей.

– С тремя. А когда приехала к сельскому парню, он уже женился.

– Она так ему ничего и не сказала.

– Пришлось родить, потом воспитывать и найти в этом смысл жизни. Но пока растила ребенка, она повстречала еще кого-нибудь?

– Быть может. Старого мудреца, который говорил ей о том, что надо жить сегодняшним днем, а в душе надеяться на чудо. Он помогал ей и она вышла бы за него замуж, если бы он не был слишком стар и... не умер.

– Потом рассказ, как она наблюдает за взрослением дочери, как та делает ошибки, как принимает правильные решения, превращается в женщину, а главная героиня стареет и увядает.

– Но она счастлива. Да, она не жалеет. Подходим к концу.

– Рассказ кончается, внук говорит, что, бабушка, ты, типа, жжешь!

– Опять эти ваши запятые! Тире надо!

– И уходит. Потом дочь, с молодым красивым мужем забирает внука и уезжают. А она сидит в том самом доме, как в детстве и вспоминает то, с чего все начиналось.

– И приходит принц!

– Разумеется. Приходит и сажает ее на лошадь, а потом увозит в недоступное никому Никакое Королевство.

– А на завтра ее тело находят. Она сидит в кресле качалке с посиневшими губами, но на них улыбка.

– И заключительный кадр. Она в том же возрасте, что в середине фильма и смотрит с высокой башни в подзорную трубу.

– И видит, как ее тело опускают в могилу.

– Она поворачивается, перед ней мужчина ее мечты.

– По-моему, диалоги у нас получились достаточно реалистично.

– Да, но описание местности...

– Это не книга, а сценарий. Вольт?

– Я думаю, у нас есть, что противопоставить Чану. Возьмем режиссера получше, он все сделает. Может, я сам займусь...

Зрачки сужаются, Семь Толстых Ткачей откидываются на спинку. Они глубоко вздыхают. Перед ними семь абсолютно одинаковых текстов, но они ничего не видят кроме лица, горящего черными волосами. Теперь, когда их связь прервана, они перестают двигаться синхронно. Каждый дает себе передышку, но ненадолго. Всех обуревает страшная жажда и голод. Еще бы – они не пили и не ели двое суток.

Дмитрий

Дима сидел в офисе и курил вторую сигарету подряд. Три месяца назад его произвели в заместители директора, дали вот этот кабинет, но счастья не дашь. Можно повысить в должности, увеличить зарплату втрое, можно заставить сотрудников лебезить и фальшиво улыбаться, можно дать власть, но не счастье. Вроде, Диме стоит завидовать. На работе хорошо, дома жена и пара детей, оба отличники. Здоровье тоже в порядке, вполне позволительно и отдыхать, и работать. Но счастья нет... Бывает так, кто-то находит счастье, допустим, в детях, не имея ничего более: ни богатства, ни власти, ни признания, ни славы, ни успеха, ни удовлетворения амбиций. Дети = счастье, и всё. Бывает, это счастье точно так же ловится на рыбалке, бывает, его находят на самом донышке бутылки, бывает, в женщине, в мужчине, в работе, в компьютере. А бывает, счастья не находят, как старательно бы не искали. Бывает, счастье находит тебя. А бывает, тебя находит совсем другое.

Зазвонил телефон. Дима затушил сигарету в пепельнице и поднял трубку.

– Ало, – сказал знакомый голос . – Ало, Дмитрий Захарович. Мне передали, что вы звонили.

– Да, Максим. Я хотел узнать, есть ли сдвижки по делу?

– Простите, Дмитрий Захарович, но всё по-старому.

– Господи, Максим, прошло уже полгода, а вы так ничего и нашли?

– Дмитрий Захарович, я же уже сто раз вам говорил: в таких делах, если не нашли ничего по свежим следам, можно считать – глухарь. Вашего брата убил профессионал это совершенно ясно, но мы даже не можем сказать, какой у него был мотив. А без мотива тоже очень трудно работать. Из-за пожара улики сгорели, хотя я сомневаюсь, что там что-то было.

– Но у вас же был след. Унесли системный блок компьютера...

– Но зачем и что там было, мы не знаем, Дмитрий Захарович. Ваше предположение, что его убили из-за книги, не подтвердилось. В издательстве нам сказали, что книга им сначала понравилась, но ничего особенного в ней не было. Просто обычная фэнтези. Занятная вещь, но совершенно не провокационная.

– А вы читали ее?

– Нам предоставили текст, и я все прочел. Типичная книга про колдунов там и про вампиров. Ничего, что могло бы дать реального следа. И ваши предположения, что здесь замешано издательство тоже не подтвердилось.

– Да, но они так и не издали книгу.

– Главный редактор сказал, что у них куча интересных рукописей, а возиться с той, у которой умер автор, им совершенно не нужно. Вы уж простите, Дмитрий Захарович, но мы сделали всё, что в наших силах.

– Я найму частного детектива.

– Дело ваше, но я бы не советовал. Только потратите деньги впустую. Мы тщательно занимались убийством вашего брата, поверьте. Хоть про нас и говорят много гадостей по телевизору, но мы умеем работать.

– Спасибо, Максим.

Дима повесил трубку и не стал слушать прощание милиционера. Он вытащил сигарету из пачки и закурил. Счастья нет...

Вечером того же дня Дима сидел в зале своей квартиры примерно в той же позе. В помещении можно вешать топор, на журнальном столике бутылка пива, в руках старая засаленная рукопись. Книга его брата. Что бы ни говорил мент, Дима не сомневался – дело в ней. Он знал ее почти наизусть, потому как перечитывал уже раз двадцать, но ответа не находилось. Неплохое городское фэнтези. О литературных достоинствах языка или фабулы Дима ничего сказать не мог – не разбирался, но книга интересная, это точно.

Дима читал где-то на середине, когда окурок обжег пальцы. От досады он захлопнул книгу и сделал глоток из бутылки – курить и пить он начал полгода назад. До этого редкий трезвенник и поклонник ЗОЖ Дима посмеивался над братом, который как раз придерживался другой точки зрения. Правда, курил он, когда оставался в одиночестве. Но жена и дети уехали к теще на выходные, и он позволил себе расслабиться. Ну и надымил же! Он поднялся с кресла, рукопись плавно соскользнула с колен, небрежно упала на мягкий ковер. Босые стопы бесшумно прошли по ворсу до окна, створы пластиковой рамы распахнулись, выпуская дым наружу. Потянуло свежестью, легкий ветер подрастрепал димины волосы. Он с неприязнью поглядел на указательный палец – там ожог от сигареты. И тут ветер принес какой-то другой запах. Специи какие-то? Что-то типа кориандра. Он вернулся в кресло, оставив окно открытым.

Нет, так не пойдет. Дима попытался поставить себя на место убийцы. Уже в сотый раз попытался! Но, то ли выпивка помогла, то ли до сего момента мозг не хотел работать правильно, дельная мысль пришла в голову только сегодня. Перед смертью Сашка удалил свой раздел на одном популярном литературном сайте. Тогда, сразу после убийства, это проверили. Предположение, что это сделал убийца, не подтвердилось. Нет, мог и убийца, но с той же вероятностью мог и Саша – многие писатели перед бумажной публикацией удаляют тексты из Интернета, некоторые издательства даже в договоре это прописывают. На том милиционеры и сошлись. Впрочем, винить их не в чем – сработали профессионально. Взрыв в квартире унес жизни четырех человек, не считая самого Сашки – тот к тому времени уже умер. Громкое дело даже попало в газеты, но быстро затухло. Ни следов, ни мотивов, ничего. Но всё равно – разгадка в книге.

Как убийца вообще узнал о ней? Ответ напрашивается сам собой – наткнулся в Интернете. Разрабатывалась версия, что это кто-то из завистников. На сайте публикуемых авторов капля, а остальных – море. Но даже если и так, найти убийцу из шестидесяти тысяч писателей со всей России – бесперспективное занятие. Милиция просмотрела восстановленные данные его отдела, но опять никаких зацепок не нашла.

Дима взглянул на первую страницу рукописи. Просто ворох бумаг, отпечатанный на принтере и сшитый степлером. На странице название: «Когда приходит Муза». Главный герой, писатель, попавший в разборки между вампирами и колдунами. В конце он спасается, угрожая и первым, и вторым напечатать книгу об их жизни. Ничего особенного и ничего уж очень оригинального, если честно. Но ответ где-то здесь, где-то рядом.

Так, ладно. Если бы кто-нибудь убил брата из-за книги, он должен ее вначале прочитать. Вряд ли это маньяк-букинист. Судя по тому, как совершено убийство, профессионал. А профессионалов нанимают. Значит, есть еще и заказчик. Допустим, он случайно натыкается на книгу. Таких книг миллионы, но что-то ведь его заинтересовало. Название книги? «Когда приходит Муза» – что здесь такого? Пока неясно. Тогда с чего начинается книга? С того, как главный герой, писатель классической прозы, пишет роман о вампирах под заказ. С этого всё и завязывается. Книгу публикуют, оказывается, писатель точно попал и описал вампирскую жизнь, какая она есть. И что отсюда получается? Убийца вампир? Бред! Что-то другое.

В самом начале рукописи писатель впадает в так называемый «творческий затык». Он не может ничего написать уже полгода, встает на колени и молится Музе. А ночью ему снится как раз про вампиров. Утром звонит издатель и предлагает написать какое-нибудь легкое произведение, фантастику какую-то, раз уж в серьезной прозе ничего не получается. И писатель решает написать роман о вампирах. Тот становится бестселлером и пошло-поехало. Так, постой, тут что-то не так.

Дима встал и пошел в спальню за ноутбуком. В нём электронная версия книги, восстановленная с отдела литературного сайта. Отдел действительно восстановили, а еще поместили на нём некролог и пожелания родным и близким крепиться. Правда, впоследствии на сайт совершили нападение хакеры и почти половина книг пропала. По случайности и раздел его брата, но у Димы хранились копии. Он вернулся с компьютером в комнату, открыл файл. Начало... всё пока сходится... Точно!

Дима откинулся на спинку и трясущимися руками полез за сигаретой. Рукопись, присланная братом незадолго до смерти, и та, что скопирована с интернета, отличаются! С сигаретой в зубах Дима пролистал рукопись, сверяя с книгой в компьютере. На первый взгляд отличий нет, только молитва в самом начале, но, если присмотреться...

Дима просидел, сверяя куски рукописей до трех ночи, и нашел пятнадцать мелких различий и одно крупное – замеченное в самом начале. Кто бы ни редактировал книгу, сделал он это мастерски. В некоторых местах текст менялся, но смысл сохранялся и на основном повествовании это не отражалось. Дима вернулся к первой странице. На ней то же самое, что в компьютере, только на бумаге есть текст молитвы к Музе, а на экране нет.

– Прошу тебя, моя Королева, – начал читать Дима, – не оставляй меня в этот час. Упорядочи хаос в голове, протяни холодные пальцы разума и соверши волшебство. Прими меня в Ледяные Чертоги логики, придай вымышленному узору моего ума правдивый узор вечности. Прошу тебя, Муза, приди ко мне...

Ну и что в этой молитве такого? Ответ не приходил, мысли всё больше запутывались и страшно хотелось спать. На журнальном столике выстроилась батарея из бутылок и открытый ноутбук. Дима протянул руку, чтобы закрыть его, но ладонь, будто даже не по своей воле, упала на клавиатуру. Пальцы неестественно изогнулись, сформировались в подобие куриной лапы и, опустившись на черные квадраты клавиш, напечатали: «Вечно».

Внезапное безразличие охватило Димой. В комнате похолодало. Изо рта валил сигаретный дым. А, нет, погодите. Это не дым, это пар выходит. Он протянул вторую руку и допечатал: «сть». Легкий аромат кориандра растворился, в комнате словно открыли окно в Арктику.

На странице, заполненной словами брата, слово «Вечность» сияло, хоть и ничем не отличалось от остальных. Дима положил ноутбук себе на колени, зажал две клавиши Ctrl и "А". Весь текст окрасился синим. Дима нажал на стрелочку, направленную к плюсу. Экран очистился, но перед глазами застыло одно слово. Вечность. Дима никогда не умел быстро печатать на компьютере, а тем более не владел десятипальцевым методом, но ладони легли на клавиатуру, как надо, и написали:

«Тихий прохладный вечер опустился на Валгаллу. Знал ли Один, что там, за длинным мостом, обитают те, кто поклоняется ему и сейчас. А если знал, почему оставил их? Ведь не пропали в Мире герои, не сгинули воины и кровь по сей день закипает в их сердце, как в скороварке. Но Один больше не смотрел сквозь густые и мокрые облака. Для Одина герои погибли со смертью Бальдра. Для мрачного и некогда бравого бога уже наступил Рагнарек. Но поверь мне, читатель, и герои не пропали, и Один неправ, что не приходит больше в Подлунный Мир. Об одном таком герое я тебе сейчас расскажу»...

Пальцы летали, а время текло. Не бежало, а текло, словно река, заполненная осенней шугой – тихо, вальяжно. Дима не увидел, как в открытом окне забрезжил рассвет, не почувствовал голода, пока на плечо не опустилась рука. Он вздрогнул и увидел взволнованное лицо жены и детей. Выходные прошли, они вернулись домой.

Кахома

Чан шел по золотым коридорам довольно долго. Хозяин отеля «Голден» в Токио выложил к себе дорогу из натурального золота. Как и в Гонконге, кабинет на самом верху, только принадлежит не Чану. Кахома – богатейшая корпорация, владеющая частью акций таких гигантов, как «Тойота», «Кока-Кола», «Макдоналдс» и «Майкрософт», однако из недвижимости у нее лишь пять отелей Голден и офис в Гонконге. Акции самой Кахомы распределены между двумя людьми: сорок процентов принадлежит Чану, шестьдесят основателю корпорации – Ушито Кахоме. А вернее, сыну Ушито.

Ли Кахома – тридцатилетний мужчина, работающий в корпорации уже восемь лет, зарекомендовал себя еще при жизни отца. Блестяще окончил Кембридж, проработал в корпорации семь лет и почти честно занял пост вице-президента. И уже год как управляет ей в качестве президента. Чану пришлось совсем немного похлопотать, чтобы подтолкнуть его начать войну против Семи Толстых Ткачей. Ли сильно и не противился. Толстые Ткачи давно надоели еще Ушито, и большая часть ненависти перешла к сыну.

«Кахома корп.» заработала свои немалые капиталы на биржевых махинациях и никогда не лезла на рожон. Всегда исподтишка, всегда из-за угла, всегда тайно и никогда в открытую. Такой лозунг Чан и Ушито сформулировали себе сорок лет назад и к концу жизни оба подошли миллиардерами. Но у Ли виденье будущего корпорации серьезно отличалось от сиденья Ушито. Молодая кровь требовала славы, войны и сильного противника. Толстые Ткачи подходили под все категории. Имели славу, которую можно отобрать, любили воевать и не найдешь противника сильнее под голубым небом. Победи их, или хотя бы ограничи власть – тебя ждет почет, невиданный со дня сотворения. Но задача сложна, очень сложна. Практически невыполнима.

Перед золотыми дверьми два серьезных мужчины. За спинами мечи, но это скорее дар причудам хозяина отеля. Ли очень любит истории о самураях, отсюда и эта самурайская тематика повсюду. Но под пиджаками у охранников пистолеты и они умеют пользоваться ими гораздо лучше, нежели тонкими полосками стали.

Оба поклонились Чану и открыли дверь. Войдя, старый китаец попал в большую комнату. В правом углу рабочий стол, в другом диван, а посредине большая бадья с горячей водой. В ней президент корпорации Кахома с двумя голыми девицами. В руках бокалы шампанского, девушки не азиатки, а какие-то европейские модели.

– Простите, Чан-сан, что встречаю вас в такой неформальной обстановке, – сказал молодой президент. – Я скоро окончу и мы поговорим.

– Ничего страшного, Ли, – ответил Чан.

Старик прошел к дивану и сел. Он уже давно почти не пил – здоровье не позволяло – и с завистью наблюдал за молодыми крепкими телами, вылезающими из офуро. Девушки не настолько заинтересовали его, насколько Ли. Безупречно сложен, мышцы играют и переливаются – Ли не обижает вниманием тренажерный зал. Когда-то и Чан был таким – здоровым и сильным, готовый проводить дни и ночи в любовных утехах. Но время проходит, и Чан понимал, его время уже подходит. К концу, естественно. И ничего нельзя вернуть назад. Невозможно возвратить рельеф мышц и крепость чресл. А у таких, как Ли, еще всё впереди. Им не надо пить корень женьшеня или унизительные таблетки, просто чтобы жить. Девушки обтирают его, а он стоит: гордый, сильный и красивый. Как лев, достигший статуса царя джунглей, он достоин восхищения; и больше того – требует, чтобы им восхищались. Две красавицы, всего лишь игрушки в руках, деньги тлен, его интересует только одно – слава и почет. И это правильно, таким и должен быть настоящий мужчина. Сильным и бескомпромиссным, увлеченный исключительно собой и тем, что надо ему. Он улыбается дурочкам, он шутит, он заигрывает, но это, как павлину распустить хвост. Может, у Ткачей, наконец, появился достойный противник? А может, семь страшных толстяков сотрут его в порошок, как сделали с миллионами предшественников. Но одно можно сказать наверняка. Даже если Ли примет смерть от демонов – примет с высоко поднятой головой. Как и положено настоящему мужчине.

А он точно умрет. Если не от их руки, то от руки Чана. Такова жизнь, «настоящие мужчины» должны умирать либо от руки грозного врага, либо от руки хитрого предателя.

Ли небрежно накинул халат, хлопнул девушку по попке и пошел к Чану. Походка вальяжна, пружиниста, в глазах уверенность в себе и улыбочка такая – только что натрахавшегося самца. Как же это бесит! Старческие пальцы сжимают подлокотник дивана. Лет сорок назад он сломал бы его, сейчас могут сломаться пальцы. Ничего, если у этого породистого похотливого щенка получится, если всё пройдет по плану.... Ли даже не может себе представить, во что ввязывается и что поставлено на карту. У старости перед молодыми, есть одно преимущество – опыт. Чан не Толстый Ткач, но плести сети умеет не хуже.

– Простите, Чан-сан, – повторил Ли улыбаясь. Зубы ровные и белые, хоть зубную пасту рекламируй. И – свои. – Я не думал, что вы приедете так быстро, вот и позволил себе расслабиться.

Он сел в кресло напротив, плеснул в высокий стакан виски. Полы халата распахнулись, а нижнего белья он надеть не удосужился. «Этот молокосос хочет меня смутить?», – подумал Чан. И едва сдержал улыбку. Да, Ли крепок телом, дерзок духом и лишен большей части моральных устоев своего народа, но даже не догадывается, кто здесь акула, а кто дельфин. Может, Чан – старая дряхлая акула, спрятавшаяся в водорослях и с гнилыми зубами, но с бездонной пастью и с легкостью проглотит проплывающую добычу целиком.

– Ничего, Ли, я понимаю. Молодость...

– Да, – просто согласился Ли. Он и не думал запахнуть полы и продолжал потягивать виски. На широких скулах усмешка. Ли подмечает каждый завистливый взгляд старика. Кахома вовсе не нигилист, но хочет им казаться. Даже поднося стакан ко рту, он старательно напрягает мускулы, играет ими, показывая, кто тут альфа. Старый лис должен четко понимать, Ли -его хозяин. Должен знать свое место. Ли раздвинул ноги еще шире, несколько мыслей о европейских нимфах, и получилось вызвать у себя легкую эрекцию. Пусть старик видит, если понадобиться, Ли трахнет и его морщинистую задницу – не побрезгует. Ли чувствовал волны ненависти и страха, его обдавало завистью Чана. Это вечная борьба молодости и старости, опыта и пыла, силы и хитрости. Не ума, а именно хитрости. Ли был полностью уверен, кто умнее в этом кабинете.

Вбежали слуги и начали ведрами опустошать офуро. Слуги Кахомы в наушниках, где очень громко играет музыка – чтобы не подслушали разговора. Девушки уже куда-то ушли, унося ароматы полевых цветов – именно они нравились господину Ли. К вечеру подвезут новых «нимф» – так молодой китаец называл всех европейских девиц.

– Я приехал, чтобы сообщить: игра началась, – сказал Чан, стараясь глядеть Ли в насмешливые карие глаза. Не всегда получалось, иногда взгляд сбивался. – Я уже сделал первый шаг, вскоре надо ожидать ответного удара.

– Чан-сан, я не понимаю, почему мы начинаем действовать настолько издалека? Снимаем какой-то фильм, играем в прятки... Не проще ли подослать к ним кого-нибудь из якудза?

– Ты можешь попробовать, но я заранее гарантирую провал. Толстые Ткачи осторожны и у них связей с преступниками не меньше, чем у нас. Если мы ввяжемся в боевые действия, они разотрут нас. Ведь ты тоже человек, лихой снайпер может убить и тебя.

– Я не боюсь, Чан-сан. – Ли небрежно почесал промежность. – Меня уже пытались... убивать.

– Их тоже. И они остались живы, и правят планетой.

– Ну, так прям и правят. Мне кажется, вы преувеличиваете.

– Ничуть, Ли. Может, даже преуменьшаю.

– Но если они такие сильные, почему вообще позволили нам начать заварушку?

– Они отвечают только ударом на удар. Толстые Ткачи не действуют в отрытую. Их сила в тайне. Пока о них никто не знает, они затягивают в сети миллиарды...

– А откуда это известно вам?

– Я изучал их. Двадцать долгих лет я следил, вызнавал. Мне в руки попадались кусочки информации, и я просеивал их сквозь решето правды. И поверь, много из того, что я узнал, покажется тебе сказкой. А я лишь на сотую часть проник в их тайны.

– И где вы только научились так выражаться, Чан-сан?

– Жизнь иногда учит лучше престижного колледжа, мальчик.

И опять Чану пришлось скрывать улыбку. После «мальчика» Ли поморщился и, наконец, запахнул халат. И у льва есть слабые места. Ли как раз в таком возрасте, когда метаешься между надвигающейся зрелостью и уходящей молодостью. Он знает, что шаг к могиле уже сделан, знает, что сейчас перед ним на диване сидит то, во что он когда-нибудь превратиться. Он боится старости, но не желает, чтобы его воспринимали как «мальчика». Искренне хочет усидеть одной жопой на двух унитазах, да еще и облегчиться в оба.

– Хорошо, Чан-сан, и что теперь?

– Будем снимать фильм. Нам очень повезло, что этот сценарий уплыл из толстых лап.

– Как вы вообще нашли его?

– Мой племянник служит в России послом, там он прочитал книгу одного нового автора. И скажу тебе, когда он прислал мне перевод, я не мог оторваться. И тут меня осенило! Из книги получится отличный фильм...

– Не надо мне рассказывать всё настолько подробно, Чан-сан, – зевнул Ли. Но на самом деле он закипал от злобы. Мальчик! Я тебе покажу мальчика! Но больше того, он понимал, что проиграл этот бой и весь спектакль с бабами и бамбуковой кадкой пошли коту под хвост! Он не произвел должного впечатления.