Текст книги "Дар миротворца (СИ)"

Автор книги: Павел Александров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

Марк несколько смутился от слов обиженной жизнью девчонки и замолчал, не зная, что сказать в ответ.

– Всё однажды изменится, Даная, – неожиданно сказала Лейна, слышавшая весь этот разговор. – Ты необыкновенная девчонка. Не пройдёт и года, как найдётся парень, который полюбит тебя именно такой.

Юная разбойница смерила её уничижающим взглядом.

– Легко рассуждать о любовных делах такой красотке, как ты. И одежонка у тебя славная, и парни вокруг тебя крутятся, ожерельями всю обвешали…

– Ошибаешься. Мне тоже немало горя пришлось хлебнуть. Я тебя понимаю…

– Чего-чего? Да что ты там понимаешь?! – внезапно взъярилась Даная. – Какое это горе тебя постигло? Первый парень в селении на танцы не пригласил? Избалованная дура!

– Я ушла из дома, когда была чуть старше тебя. Ушла потому…

– …Потому что от ухажёров устала?! – не дала ей договорить Даная. – Надарили ей безделушек! Не знаешь ничего в жизни, так молчи… Тебя не насиловали и зубы не выбивали! – выпалила она приглушённо. И тотчас смолкла, поджала губы и стала гладить ластящуюся к ней выдру.

Марк неловко потоптался на месте, отводя взгляд к зарослям камыша. Лейна же продолжала смотреть на Данаю. Ровно и проницательно. Как, наверное, смотрела бы на эту несчастную девицу Никта.

– Да, ты права, Даная, – промолвила Лейна негромко. – Эту сторону жизни ты знаешь лучше меня.

Даная сидела на корточках, всецело уйдя в разглаживание шерсти своей любимицы. Слова Лейны она восприняла как скрытое издевательство.

Лейна молча сняла с себя все три ожерелья.

– Мне никто это не дарил. Я сама научилась их делать. Вот для этого я два года искала янтарь на берегах реки Эридан. Жемчужины, которые пошли на изготовление вот этого, я добывала на дне Южного моря… Не сама, конечно, с подругами-ныряльщицами. А вот это – память о моей родной Плеонии. Только там у бирюзы такое мягкое сияние.

Даная подняла недоумевающий взор, словно спрашивая, «какого лешего ты мне всё это рассказываешь, тупоумная рукодельница?»

– Выбирай любое. Дарю, – прямодушно сказала Лейна.

Юная разбойница смотрела на неё исподлобья, в её глазах читалась какая-то звериная затравленность и недоверие. Какое-то время она, как видно, колебалась, решая, брать или не брать дорогой подарок, но в конце-концов отвернулась, вздорно хмыкнув:

– Снизошла высокородная красавица до болотной бродяжки! Больно надо.

Лейна молча сунула бирюзовое ожерелье Марку в руки и отошла в сторону. Тот всё понял, присел напротив юной разбойницы и, с улыбкой ей подмигнув, одел ожерелье на её тоненькую шею. По губам Данаи пробежала тонкая улыбка – без всякого следа недавней озлобленности. Выдра потянула нос к рукам Марка: не съестное ли протягивает этот человек?

– У тебя красивая улыбка, Даная. И глаза шустрые, шальные… – Марк смутился, боясь, что она и его слова расценит как издевательство. В комплиментах он был не силён.

Однако стоило ему подняться, как Даная вскочила и благодарно его обняла, почти повиснув на шее.

– Спасибо, Подорлик, спасибо! – её восторгу не было предела. – Эй ты, чужестранка, извини за тот вздор, что я тебе наговорила! Сама видишь, житуха какая, – отпустив Марка, Даная принялась обнимать Лейну, без умолку болтая. – Впервые вижу, чтобы такая как ты такой как я подарки делала. Чудные вы все какие-то… Но это здорово, славно! А эта бирюза и впрямь из заморской страны? Вот чудо! А почему у тебя пёстрая лента в волосах? – спросила она плеонейку.

– Обычай девушек моего народа. Каждая ленточка означает состояние души. По ним каждый плеонеец видит, стоит ли подходить ему к той или иной девушке или лучше держаться подальше.

– Ух ты! Умно придумано. И как истолковать твои ленточки?

– Синяя означает, что я сегодня грустна и задумчива, зелёная – я хочу странствовать, голубая – я молюсь и размышляю о вечности, пёстрая – мне хорошо и я радуюсь жизни, чёрная – я готовлюсь к бою, багровая – я злая и лучше меня не трогать.

Марк удивлённо слушал, поражаясь собственной невнимательности: сколько раз он видел разные ленты в её волосах и так и не спросил у неё об их значении!

– Что-то я ни разу не видел у тебя в волосах багровой, – сконфуженно пробормотал он.

– Когда я лежала в Мелисе с шишкой на лбу, как-то забыла её повязать.

– А я бы никогда багровой не снимала, – прошептала Даная. – Удачи вам! Если что – возвращайтесь, у дядьки моего всегда место под крышей найдётся.

Попрощавшись с разбойниками, друзья отправились к местному храму. Послушник Ильмар долго хмурился и поджимал губы, будто хотел что-то сказать и не мог решиться, пока наконец не прошептал на ухо Лейне:

– Ты вот разбойнице ожерелье подарила… А знаешь, сколько эта маленькая злюка гадостей наделала нашему храму?

– Не знаю. Потому и сделала подарок со спокойной душой, – ответила девушка, озадачив послушника.

Храм оказался в получасе ходьбы, в другом конце Саламора. Большое бревенчатое здание с камышовой крышей и полумесячными окнами было обнесено частоколом. За храмом начинался редкий лесок. Во внутреннем дворе были два колодезя, к которым живущие неподалёку крестьяне ходили за водой, и несколько шалашей для бесприютных.

Настоятель Малоний, полноватый седеющий священник с добродушными пухлыми щеками, встретил гостей у ворот.

– Мир тебе, Фосферос! Большая честь видеть тебя в нашем храме!

Учтиво поклонившись, Малоний пригласил всех пятерых в свою опочивальню, по ходу со всеми знакомясь:

– Ты никак анфейский воитель будешь? Как звать тебя? – спросил он Марка.

– Подорликом кличут, – скромно ответил тот.

– А кто эта девушка, у которой мечи смотрятся так же изящно, как ожерелья?

– Элейна из Школы рыцарей юга, – отозвалась девушка с улыбкой.

– А ты, воитель?

– Сурок… то есть, Севрисфей из Сарпедона.

– Из Сарпедона! – мгновенно просиял Малоний. – Ильмар, будь добр, проведи благородного воителя в кладовую и подыщи для него новую одёжу. Негоже ходить в таком одеяния славному защитнику морфелонских святынь.

Сурок широко улыбнулся. Такие слова в свой адрес ему, как видно, доводилось слышать не часто.

В опочивальне Малоний рассадил гостей и начал говорить. Марк ожидал, что он начнёт расспрашивать прославленного Фосфероса о легендах Фарана, о таинствах Посвящённых, однако настоятель целый час лишь рассказывал о своей службе в Саламоре, о нелёгком бремени, которое он призван нести.

– Эх, если бы не эти мои заботы – я бы сам отправился в Фаран до конца своих дней! – заявил старый настоятель мечтательно. – Но нельзя, нельзя покидать доверенный Всевышним удел. Даже ради духовного уединения. Не станет меня – кто моё бремя возьмёт? Никто из Морфелона не желает ехать в эту глушь. Разве что кого-то в наказание сошлют, – Малоний рассмеялся. – Я ведь не только храмом опекаюсь, но и по окрестным селениям езжу.

– Разбойников не боитесь? – спросил Марк, чтобы поддержать разговор.

– Привык уже. Народец добр к тебе, когда ты сам добр к народцу. Так издревле повелось. Только ухо надо держать востро. Много у нас тут всяких… Мне тут Ильмар нашептал, что вы с бандой Гарона сдружились, – настоятель почему-то заговорил шёпотом. – Опасные это люди. Пырнут ножом из одного удовольствия. Как вам удалось их к себе расположить, а, Фосферос?

– Народец добр к тебе, когда ты сам добр к народцу, – ответил Эфай словами самого Малония.

– И то верно, – старый настоятель снова рассмеялся и закивал бородкой.

Вернулись Сурок и Ильмар. Сарпедонец был облачён в длинный коричневый плащ, матерчатую рубаху, кожаный нагрудник и широкие кожаные штаны морфелонского покроя.

– Вот! Вот как должен выглядеть воитель славного Сарпедона! – на высокой ноте произнёс Малоний.

Тут настоятель принялся рассказывать о своих трудах, о повседневных заботах о храме, сетуя на чёрную неблагодарность саламорцев: что храм нельзя без охраны оставить, что от разбойников на дорогах спасу нет, что братья из Морфелона посещают его всё реже, а ведь морфелонские храмы – это всё, на чём держится вера в Туманных болотах.

«Удивительный человек, – подумал Марк. – Он жаждал увидеть великого Фосфероса вовсе не для того, чтобы попросить его совета или благословения, а чтобы выговориться самому».

О чём думал Эфай было неясно: воин-отшельник пребывал в умиротворении и внимании, изредка кивая головой.

Однако в чём-то Марк ошибся. Выговорившись, Малоний с видом измученного жизнью труженика признался:

– Скажи мне, Фосферос, я ведь всё делаю правильно. Исправно веду служение, объезжаю посёлки, поддерживаю приюты, совершаю обряды и шествия, помогаю крестьянам как могу… скажи, почему с каждым днём мне всё тяжелее и всё меньше радости от того, что я делаю?

В этот момент Марк глянул на Малония с уважением: далеко не каждый храмовник в Каллирое решится на такое признание в присутствии малознакомых людей.

– Ты всё делаешь правильно, – ответил Эфай. – Но всем твоим трудам не хватает лишь одного – души.

Настоятель потупил взгляд и долго сидел так, глубоко и напряжённо думая.

– Твои слова обжигают мне сердце, Фосферос.

– Это хорошо. Потому что многие сердца сегодня уже невозможно обжечь.

Малоний мелко затряс головой, соглашаясь.

– Знаете, друзья мои, я ведь ещё зелёным юнцом сюда прислан был. Сколько надежд кануло в небытие! Самой заветной мечтой моей была мечта о том, чтобы все люди в этом крае жили согласно Пути Истины, по законам доброй совести, помогая друг другу в беде и разделяя радость каждого, как личную радость. Но мечтая о таком мире, я с горечью видел, что алчность, зависть, вражда и невежество растлевают души и разделяют людей. Да, у каждого народа есть свои особые грехи. Морфелонцы прослыли ленивыми, мелисцы – распутными, амархтонцы – равнодушными, южане – заносчивыми. Но все эти народы, кто явно, кто тайно жаждут перемен. Здесь же – все как в трясине погрузли. Многие страдают от нищеты, от болезней и всяких напастей, но при этом – никто палец о палец не ударит, чтобы изменить хоть что-то. Все ждут, что придёт великий чудотворец, и разом жизнь преобразится, – тут Малоний нахмурился и на секунду замолчал. – Чаровник у нас объявился. Люди к нему потянулись. Дары ему носят, благословения ищут. Чудотворцем называют. А кто он таков – никто толком не знает.

– А что о нём вообще говорят? – насторожился Марк, понимая о ком идёт речь.

– Разное говорят, – неохотно ответил настоятель. – В Саламоре сохранилась добрая память о Четвёртом миротворце. Вот многие и верят, что чаровник этот – то ли новый миротворец, Восьмой то бишь, то ли сам Четвёртый, воскресший из мёртвых.

– Даже так! – удивился Марк, переглянувшись с Лейной. – Кажется, я начинают понимать цели Кукловода… Кто-то очень хочет провести Мелфая путём Четвёртого… Сделать из него мага-миротворца, – возбуждённый догадкой Марк привстал. – Эфай, ты обещал рассказать о конце пути Четвёртого миротворца.

– Что?! Почтенный Фосферос, ты был рядом с Четвёртым в день его гибели? – изумился в свою очередь настоятель.

– Нет. Но я был рядом с ним в тот момент, когда он сделал свой окончательный выбор, – ответил Эфай. – Страшный выбор, к которому его подтолкнули вовсе не коварные некроманты, а те аделианские злопыхатели, которые возложили на него всю вину за поражение короля Ликорея в Тёмной долине, – черты лица воина-отшельника посуровели, в глазах вспыхнуло давнее, незабываемое воспоминание. – Часть вины за его выбор лежит на королеве Сильвире и её архиепископе Велире. А ещё – на мне. Все мы, каждый по своему, подтолкнули Четвёртого к уходу в Белое Забвение…

***

Мгла постепенно сгущалась. Впереди появилась белая дымка тумана. Поначалу это была редкая, почти прозрачная дымка, но по мере того, как путник углублялся вдаль по нехоженой дороге, его окутывала пелена густого-прегустого марева. Здесь начиналось Белое Забвение.

Сгорбленный человек приближался к вечному туману, ведя под уздцы своего осла с поклажей. Благородная рыцарская накидка с золотыми нашивками – знаками отличий за заслуги перед Южным Королевством – небрежно держалась на одном плече и волочилась по пыльной дороге. Парчовый халат, расшитый символами бесцветных магов, был расстёгнут нараспашку, а пояс болтался просто так – вопиющая небрежность, которой не позволил бы себе даже самый захудалый чародей. Зачехлённый меч был прикреплён к седлу вместе с коротким магическим жезлом.

Рыцарь, маг, миротворец – кем бы ни был сейчас этот человек, он шёл поступью обречённого. Согнутые плечи, будто придавленные непосильным грузом, выражали тяжесть вины, горечь утраты и близость отчаяния. И только в чётких, размеренных шагах его читалась какая-то яростная сила – решимость идти до конца, если не ради победы, то ради мести.

– Нет, нет, месть мне чужда… Я посланник мира. Всевышний избрал меня из сотен тысяч других… – бормотал он себе под нос. – Я тот, кто несёт мир, а не вражду… Я никогда не буду мстить вам, друзья мои и враги… но и оставаться среди вас я не желаю…

За спиною послышался топот лошадиных копыт. Сгорбленный человек обернулся и тотчас горделиво выпрямился. К нему подъезжал отряд вооружённых всадников, который возглавляла рыжеволосая молодая женщина в королевской мантии, одетой поверх доспехов.

– Надо же: паинька-принцесса не успела королевой стать, как вздумала поиграть в военачальницу! – сам себе прошептал человек со злорадной ухмылкой. – Сильвира, Сильвира… Доспехи на тебе смотрятся так же нелепо, как кольчужная попона на ослице… Кого это ты с собой притащила? Надо же – епископ-лицемер Велир и фаранский выскочка Фосферос!

Всадники спешились. Королева дала знак своим телохранителям оставаться на месте и в сопровождении епископа и воина-отшельника направилась к беглецу. Тот заметил, что у молодой королевы появились маленькие морщинки у края глаз и складка между бровями. За сорок дней, минувших с того дня, когда она получила весть о гибели своего мужа – короля Ликорея, она сильно изменилась: отощала, осунулась и в глазах её теперь светилась грозная негаснущая решимость.

– Нилофей! Хвала Всевышнему, мы успели! Миротворец Нилофей, как твоя королева, я прошу тебя вернуться в Южный Оплот!

Названный миротворцем посмотрел на неё со снисходительной усмешкой.

– Просишь? Тебя до сих пор не научили, что правители должны требовать и повелевать, а не просить?.. А впрочем, чего тянуть! Вот, я перед тобой – прикажи своим людям заковать меня в кандалы, потому что по своей воле я не отправлюсь на то позорное судилище, которое твои лизоблюды уготовили мне в Южном Оплоте!

– Никто тебя не тронет, Нилофей. Теперь я владычица Южного Королевства, и ты будешь защищён моей властью.

– Надо же! Отчего ты вдруг прониклась такой заботой обо мне, Сильвира? Не ты ли уверяла Ликорея, что я стану для него погибелью? Не ты ли кричала во весь голос во дворце, что это из-за меня Всевышний отвернулся от Ликорея? Что это я обрёк армию Южного Королевства на поражение?

Брови королевы дрогнули, увеличив складку между ними.

– Какой прок разбираться теперь, кто прав, кто виноват. Ты миротворец, и получше меня знаешь, как разобщают такие споры наше единство. Хадамарт победил в Тёмной долине, но он отнюдь не предаётся дурману победы. Его легионы движутся по южному побережью, отряды его даймонов вторглись в Анфею, в Мельвию. Мы на грани потери не только Южного Оплота. Под угрозой вся Каллироя. Если мы не объединимся сейчас, то не пройдёт и года, как над Морфелоном и Южным Оплотом возвысится знамя Хадамарта. Ты нужен нам… нужен Каллирое, Нилофей…

– Хватит, Сильвира! Довольно с меня этого слащавого пафоса! – вскричал миротворец, и глаза его вспыхнули огнём непримиримости. – Ты лжёшь, Сильвира. Лжёшь, как и все люди, что окружают тебя. О, если бы я мог вскрыть нутро всех вас, чтобы вся ваша тайная гниль предстала на суд! Ты просто боишься, что я сумею восстать из праха, что я соберу новое войско и что именно я нанесу поражение Хадамарту, а не ты! Тебе не нужен такой миротворец. Тебе нужен виновник гибели твоего мужа, презренный изменник, на которого до конца дней будут показывать пальцем, ядовито шепча: «Гляди, гляди, вот тот негодяй, из-за которого погиб славный король Ликорей»… Я не верю ни единому твоему слову, Сильвира!

Вперёд выступил лысоватый храмовник – епископ Велир, духовный наставник Сильвиры и будущий архиепископ Южного Королевства.

– Ты как и прежде самоуверен и заносчив, непокорный Нилофей. Как и прежде ты смотришь на всех вокруг сквозь пелену своей обиды. Сильвира уже не та, что была раньше. Прошедшие сорок дней и ночей она провела в храме – без пищи, наедине со Всевышним. Она изменилась. Всевышний открыл ей её истинное призвание. Поверь, в её сердце не осталось места обидам и жажде отмщения. Очень скоро она поведёт войско освобождения против Хадамарта. Она долго готовила себя для этой миссии, и она её свершит… Я хочу спросить тебя, Нилофей: что эти сорок дней делал ты?

Миротворец смотрел на епископа сперва с усмешкой, затем с негодованием, а под конец рассмеялся, подняв взгляд к хмурому небу.

– Что я делал, спрашиваешь! Я думал. Все эти дни я думал, решая, куда мне уйти. Где я найду место, в котором мне будут рады? Место, подальше от вас, клеветники! Я странник, идущий из края в край, и не могу долго оставаться на одном месте. Меня манили высоты Диких гор, где живут грубые варвары, которых я в своё время убедил не начинать кровопролитную войну с анфейцами. Но больше по сердцу мне жители Туманных болот, которых я тоже некогда примирил с горными варварами. Туда я и отправлюсь во имя нового начала.

– Туманные болота немного в другой стороне, – подсказал воин-отшельник.

– Я не спешу занять уютное место среди своих почитателей, Посвящённый... У меня остался ещё один поединок. Тот самый, на который я должен был отважиться с самого начала своего пути миротворца…

– Это безумие! Белое Забвение победить невозможно. Оно убьёт тебя, – сурово проговорил епископ.

– Невозможно, говоришь, – воспалённые глаза Нилофея зловеще сощурились. – Из уст такого ревнителя законов, как ты, Велир, это звучит как поощрение! Я уже совершал в своей жизни невозможное. Совершу и снова. Надо только уйти подальше от вас… подальше от глупцов, разделяющих всё на чёрное и белое, подальше от высокомерных узколобых дураков, умеющих лишь обвинять, осуждать и высмеивать.

– Тогда тебе некуда бежать, Нилофей. Таких глупцов полон мир, – спокойно ответил Эфай.

– Тогда я изменю этот мир! – вскинул голову Четвёртый миротворец. – Я создам новое учение! Учение, которое положит конец человеческой тупости, предубеждённости и невежеству…

– Новое учение? Так ты отрекаешься от веры в Спасителя? Ты больше не адельф? – сурово нахмурил брови епископ Велир.

– Я адельф! И я маг. Бесцветный маг. Тот, который не разделяет людей на сословия, веру и подданство, который открыт для всех, для любой веры, любого учения, которые ведут к развитию человеческой мысли. Бесцветный маг – это тот, кто готов окраситься в любой цвет – серый, чёрный, белый, красный – какой угодно!.. А впрочем, кому я это говорю? Вам этого не понять. Во всём чужом и непонятном вы видите только угрозу своему узкому воззрению – уютному убогому мирку ваших представлений о Творце, о мире, о человеке. Прощайте! Я не желаю вам зла, но и видеть вас больше не желаю!

– Погоди, Нилофей! – крикнул ему в спину епископ. – Раз ты так решил, верни то, что больше тебе не принадлежит.

Миротворец застыл как вкопанный.

– Вот как… вы настолько мелочны, что решили отнять у меня и Логос?

– Этот меч – символ миротворца. Своим решением ты отрёкся от дарованного тебе Всевышним призвания и не имеешь права оставаться носителем священного Логоса.

– Ты забыл не менее священный принцип, Велир: «Не приходит новый миротворец, пока не уйдёт прежний!» – дерзко возразил Нилофей с презрительной усмешкой. – Что, разве уже объявился новый миротворец?

– Пророк Эйреном сказал, что Логос должен быть передан морфелонскому епископу Ортосу – новому проводнику миротворцев.

На лице Нилофея возникла тень удивления.

– Отдать Логос морфелонскому епископу? С чего бы это? Почему служение, дарованное южанам, вдруг переходит к морфелонцам?

– Этого нам знать не дано, – ответила за епископа королева Сильвира. – Наверное, Морфелон сейчас больше нуждается в миротворцах, чем мы. Верни Логос, Нилофей!

Миротворец посмотрел ей в глаза долгим, пронзительным взглядом, а затем принялся развязывать перемётную сумку на своём осле.

– Больше нуждается, говоришь… Как бы не так, Сильвира! Всевышний забрал служение миротворцев у Южного Королевства и отдал Морфелону именно потому, что южане сами отреклись от несущих мир! Забирайте!

Пергаментная книга-свиток упала к ногам епископа Велира. По лицу священнослужителя пробежала волна негодования, но он сдержался. Фосферос поднял книгу, смахнул с неё пыль и подал епископу.

Нилофей уже пылал, охваченный гневом, сжав кулаки.

– Что ж, так и впрямь будет лучше. Потому что отныне я вам ничего не должен. Вы всё отняли у меня, – Нилофей вскинул голову и заговорил, будто в пророческом озарении. – Проклятие вам, враги мои! Больший грех, чем убийство совершили вы, очернив и изгнав того, кто был призван Всевышним принести мир народам Каллирои! – он глянул в застывшие глаза королевы. – Проклятие вам, враги мои, короли и князья, ибо вы хотите от миротворцев лишь одного: чтобы они служили в угоду вашей жажде власти! – взгляд его устремился к епископу Велиру. – Вам проклятие, храмовники, ибо вы держите мой народ в сетях своих твердолобых воззрений и затравливаете каждого, кто смеет мыслить иначе, чем вы! – последний взор миротворца был брошен на Фосфероса. – И вам проклятие, отшельники, вы тоже враги мои, потому что остаётесь в стороне, позволяя королям и храмовникам убивать в людях дары и мечты. Вы, вы все сообща убили мою мечту! И вы вынудили моих близких кричать, что я обманщик и отступник! Прощайте. Надо мной не будет больше ни королей, ни епископов. Мне предстоит последний бой, но если я выйду из него победителем, я утвержу волю свою как закон для самого себя. Я буду сам себе и судьёй и мстителем. И одна лишь воля моя сможет меня осудить!

Закончив, миротворец Нилофей быстрыми шагами двинулся вперёд, таща за собой своего осла. Епископ Велир сложил руки под подбородком, шепча молитву. Королева Сильвира какое-то время смотрела в спину удаляющемуся миротворцу, словно порываясь броситься ему вслед, а затем обернулась к Фосферосу.

– Останови его. Ты же можешь.

– Не могу, Сильвира. Это его решение, его выбор.

– Это его путь в вечную погибель! Он только сыграет на руку Хадамарту! Его надо остановить, – последнее Сильвира прошептала, оглянувшись к стоящим позади телохранителям.

– Если ты прикажешь своим людям связать его и отвезти в Южный Оплот, то тогда ты сыграешь на руку Хадамарту.

Королева стиснула зубы от досады и бессилия.

– Привыкай, Сильвира, – произнёс воин-отшельник чуть слышно. – Это не даймоны и не тёмная магия. Это человеческая воля.

– Неужели… неужели тебе нечего сказать ему, Фосферос?

– Увы, Сильвира. Любое моё слово только утвердит его в собственной правоте.

Фигура с волочившимся по земле плащом медленно растворялась в стоячей белой мгле.

Глава четвёртая Некромант и Посвящённый

(Туманные болота)

В опочивальне повисло тягостное молчание. Настоятель Малоний смотрел в пол, и лицо старика казалось пепельным.

– Почему… Святые Небеса, почему он не отправился в Саламор прямой дорогой! Почему полез в Белое Забвение!

– Потому что его обида была слишком велика, – ответил Эфай. – Он мечтал укрепить аделианское воинство, а его заклеймили предателем. Хотел открыть людям новый взгляд на Путь Истины, а заработал славу еретика. Желал признания, а получил травлю.

– Да, да, да, всё верно, Фосферос, нельзя вменять ему в вину его стремления. Все мы приносим жертвы на невидимых алтарях в честь древних идолов: славы, признания, почёта… Но разве ты мог что-то изменить, Фосферос? Ведь и ты, и Велир, и Сильвира говорили Нилофею правду – а он её не принял. Как и здешние люди, до сердец которых я пытаюсь достучаться. О, Всевышний, до чего тяжело говорить людям правду в этих краях! Они свыклись с тем, что именно их понимание Пути Истины самое правильное – так их предки научили. А как обличить и наставить того, кто мнит себя самым правильным? Приходится уступать, изворачиваться, но тогда они слышат лишь меня, а не свою совесть. Это не Путь Истины.

Старик утёр глаза богато вышитым платком, закивал головой и вдруг резко поднялся, взбудораженный страшной мыслью.

– Беда, Фосферос, беда, друзья мои! Теперь я понял всё! Враг задумал сыграть на доброй памяти саламорцев о Четвёртом. Создать здесь своего миротворца. Чаровник-чудотворец, надо же! Люди к нему тянутся, и известность его растёт. Можно только гадать как воспользуется этими настроениями проклятый некромант, затеявший всё это!

Марк и Лейна переглянулись. Слова старого настоятеля подтверждали их догадки.

– Некромант? – переспросил Марк. – Что вам о нём известно?

– Ох, храни меня Спаситель, немного. Наш край считается излюбленным пристанищем некромантов, хотя никто их здесь не видит и не слышит. Но их дух… их тлетворную магию мёртвости я чувствую, ох, как часто! – настоятель перевёл дыхание, будто ему стало тяжело дышать. – Не знаю, не знаю почему эти почитатели мёртвости облюбовали наш край. Разве жители Туманных болот грешнее мелисцев или амархтонцев? Может быть, я спрашиваю себя, быть может, некромантам нужен именно тот грех, который закован словно в панцирь в эту проклятущую «правильность» здешнего люда? Кто знает, может быть, грехи явные – воровство, убийство, разврат – не дают некромантам той силы, которой они ищут. И наиболее близки им те грешники, которые мнят себя правильными и праведными?

Малоний углубился в размышления и пребывал в них, пока Марк не отвлёк его новым вопросом:

– Местные говорят, что по болотам ходят какие-то страшные существа, называемые удушниками. Вы знаете, кто это или что?

– Удушники. Так местные называют тенебежцев, – приглушённо ответил старый настоятель.

– Тенебежцев? Никогда не слышал, – признался Марк.

– Даруй тебе Всевышний избежать встречи с этим злым родом, Подорлик! – сказал Малоний, а Марк вдруг подумал не об этом «злом роде» врагов, а о том, что он так и не открыл своего настоящего имени ни этому добродушному настоятелю, ни его послушнику, ни местным разбойникам. Почему? Ведь раскрыв себя, он ничем не рискует. Скоре наоборот – он мог воспользоваться здешним добрым отношением к миротворцам, как это сделал Мелфай. Нет, причина крылась в другом – рядом с таким великим, легендарным именем, как Фосферос имя Маркоса, Седьмого миротворца, прозвучало бы тихо и невнятно. Да и настоятель Малоний жаждал увидеть фаранского отшельника, а не Седьмого миротворца. А потому для всех вокруг, кроме Эфая, Сурка и Лейны, лучше оставаться странствующим воителем по прозвищу «Подорлик».

От этих мыслей Марку стало грустно. Формально Эфай шагал в «отряде Марка», а на деле всё получалось наоборот. Марк понимал, что глупо завидовать славе Фосфероса и вдвойне глупее – пытаться выделиться на его фоне. Он сам просил Эфая присоединиться к нему, и без его помощи, может быть, вообще не рискнул бы сунуться в Туманные болота. Всё так, но эти доводы разума почему-то не утешали.

– …Тенебежец – это вкрадчивый коварный гад, ищущий скрытые больные уголки нашего сердца, – продолжал Малоний. – И горе тому, в чьё сердце проникнет дух тенебежца… Да, друзья мои, слухи о тенебежцах, возникшие вскоре после прихода в Саламор этого чаровника, подтверждают, что этот ваш Восьмой миротворец – творение рук некромантов. Тенебежцы – их неизменные слуги и спутники. Берегитесь, друзья мои. Опасное дело вы затеяли, а помощи вы в Саламоре не найдёте. Те бойцы, что в управе здешней сидят, против некроманта не пойдут, даже не просите… – Малоний поджал губы и крепко о чём-то задумался, а затем с каким-то странным смешанным чувством беспокойства и благодарности посмотрел Эфаю в глаза. – Спасибо тебе, Фосферос. Ты опустошил моё сердце, но и оживил его, и насадил в нём нечто новое. Как жаль, что я всего лишь старый храмовник, а не воин! Я бы отправился с вами, присоединив свой меч к вашим мечам против того зла, которое бросило нам вызов. Но что поделать, если одни призваны к подвигам, а другие – к выполнению насущных дел.

Эфай улыбнулся.

– Ты противоречишь Пути Истины, который проповедуешь, Малоний. К подвигам призваны все. Просто храмовникам их совершать гораздо труднее, чем другим людям. Но в этом и ценность таких подвигов, – воин-отшельник поднялся, почтенно поклонившись на прощание. – Я не пророк, но поверь моему наитию, Малоний. Очень скоро Всевышний предоставит тебе шанс совершить очень трудный подвиг. И отважиться на него тебе будет очень непросто.

***

За куцым леском, огибающем Храм Вечного Голоса, простирался безлюдный болотный край. Здесь заканчивались возделанные поля и простирались поросшие камышом, тростником и осокой заболоченные земли.

Настоятель Малоний, само собой, не стал обременять великого воина Фосфероса своей компанией, однако настоял, чтобы тот взял с собой его послушника Ильмара, а тот потом рассказал бы настоятелю, как всё прошло. Получив от своего настоятеля напутствие и серого унылого ослика, Ильмар, воодушевлённый столь высокой миссией, прихватил с собой короткий бронзовый меч – подарок, как он сказал, «доблестного рыцаря Ордена хранителей традиций». Сурок не преминул подметить, что мечи из бронзы умные люди не куют лет уж эдак триста, и только хранители традиции предпочитают оружие из этого ненадёжного металла, так как верят в его чудодейственные свойства. Послушник горячо возразил, что согласно «Священному преданию о воинах веры», именно бронзовым мечом легендарный витязь Келгар поразил Кровавого Жнеца, опустошавшего земли Тихих равнин. Сурок расхохотался, сказав, что поединок Келгара с Кровавым Жнецом произошёл шесть столетий тому, когда грубый меч из бронзы являлся вершиной оружейного мастерства. Однако, чтобы совсем уж не разочаровывать юношу, сарпедонец добавил, что даже простой дубинкой можно поразить дракона, если держать её в руках с твёрдой верой.

«Лукавит Сурок, – подумал Марк. – Он и в легенду об этом Келгаре вряд ли верит. Однако он хорошо знает морфелонцев и их ретивую приверженность традициям. А потому может с лёгкостью как дразнить, так и воодушевлять таких аделиан, как Ильмар».

– А что, этот Мелфай-чудотворец сильно опасен? – с плохо скрываемым беспокойством спросил послушник.

– Не называй его так, – сказал Марк. – Он никакой не чудотворец.

– Все его так называют.

– Зря, – Марку вспомнились леса Спящей сельвы, казавшиеся теперь каким-то далёким чужим миром. – Он не чудотворец. Но человеческая вера способна оживлять выдумки. В Спящей сельве именно вера тамошних жителей превратила мирных, беззлобных солимов в жестоких, кровожадных тварей. Так и здесь: вера простых людей может превратить Мелфая в чудотворца. Вернее, лжечудотворца.