Текст книги "Реестр убийцы"

Автор книги: Патрисия Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 5

Лязг колесиков по плиткам.

Дверь холодильника открывается с неохотным вздохом. Привычно не замечая ни холода, ни вони застывшей смерти, Скарпетта вкатывает стальную тележку с маленьким черным мешком. С язычка застежки свисает бирка, на которой черными чернилами написано: «Неизвестный» – и дата – «30.4.07». Ниже – подпись служителя похоронного бюро, доставившего тело. В регистрационный журнал Скарпетта внесла дополнительную информацию о «неизвестном»: пол – мужской, возраст – от пяти до десяти лет, доставлен из Хилтон-Хед-Айленд, убийство. Расовая принадлежность – смешанная: на тридцать четыре процента африканец, на шестьдесят шесть – европеец.

Записи в журнале всегда вносит она сама; приехав несколько часов назад и обнаружив, что доставленное утром тело уже зарегистрировано, предположительно, Люшесом Меддиксом, Скарпетта возмущена. Невероятно! Кто он такой, чтобы взять на себя ответственность и решить, что старушка умерла естественной смертью, причиной которой стали остановка сердца и дыхания? Самоуверенный болван. Все умирают от остановки сердца и дыхания. Застрелили человека, переехали машиной или забили бейсбольной битой, смерть наступает, когда отказывают сердце и легкие. У него не было никаких абсолютно оснований заключать, что смерть произошла вследствие естественных причин. Кей еще не провела аутопсию. Да и не его это обязанность определять такие вещи. Он же, черт возьми, не судмедэксперт. И кто только допустил его к регистрационному журналу? Странно, что Марино позволил постороннему войти в секционное отделение и оставил его там без присмотра.

Дыхание вырывается изо рта клубочками пара. Скарпетта снимает с каталки планшет и переносит данные о «неизвестном». Отмечает время и дату. Причин для недовольства хватает. Несмотря на все усилия, так и не удалось выяснить, где именно умер ребенок; остается лишь предполагать, что случилось это не так уж далеко от места, где его нашли. Неизвестен его точный возраст. Неясно, как убийца доставил тело, – скорее всего на лодке. Свидетелей пока не нашлось, а единственная имеющаяся в ее распоряжении улика – белые хлопчатобумажные волокна, вероятно, от простыни, в которую коронер округа Бофорт завернул тело, прежде чем положить в мешок.

Песок, соль, кусочки раковин и мусор растительного происхождения, обнаруженные на теле и в проходах, характерны для болота, где голое разлагающееся тело лежало лицом вниз в грязи и меч-траве. Несколько дней Скарпетта делала все возможное, пускала в ход все известные приемы, пытаясь разговорить это маленькое тело, получить ответы на ее вопросы, но оно открыло слишком мало страшных тайн. Трубчатый желудок и общее истощение подсказывают, что ребенок на протяжении нескольких недель или даже месяцев страдал от голода. Деформированные ногти указывают на то, что они заново отрастали на разных возрастных стадиях, и дают основание предположить, что крохотные пальчики неоднократно подвергались воздействию грубой силы. Встречающиеся по всему телу покраснения говорят, что его жестоко избивали, причем в последнее время широким ремнем с большой плоской пряжкой. Исследования под микроскопом внутренней стороны кожи выявили многочисленные кровоизлияния в мягких тканях – от затылочной области до подошв. Он умер от внутренней кровопотери – истек кровью, не проронив ее ни капли, – метафора, подходящая для всей его невидимой и несчастной жизни.

Части органов и образцы тканей Скарпетта положила в банки с формалином и вместе с мозгом и глазами отправила для специального исследования. Сделала сотни фотографий, уведомила Интерпол – на случай, если он числится пропавшим в какой-то другой стране. Отпечатки пальцев и стоп загружены в Автоматизированную систему идентификации отпечатков (АСИО), а профиль ДНК помещен в Комбинированную систему индексации ДНК (КСИ) – вся информация поступила в базу данных Национального центра пропавших и эксплуатируемых детей. Конечно, Люси сейчас ведет поиск в глубинах Сети. Пока ничего, никаких хвостов, никаких совпадений, никаких указаний на то, что его похитили, что мальчик потерялся, сбежал из дому и в конце концов попал в руки садиста. Скорее всего его забил до смерти родитель или другой родственник, опекун или так называемый смотритель, отвезший потом тело подальше и оставивший в пустынном месте, чтобы скрыть преступление. Такое случается часто.

Больше для мальчика Скарпетта не может сделать ничего – медицина и наука уже бессильны, – но она его не оставит. Не предаст огню и не сложит кости в деревянный ящик, чтобы похоронить в общей, безымянной могиле. Пока он не опознан, он останется с ней. Она перенесет его из холодильника в своего рода капсулу времени, полиуретановый термос-морозильник, где он будет лежать при температуре шестьдесят пять градусов ниже нуля. Если понадобится, он останется с ней на годы.

Скарпетта закрывает тяжелую стальную дверь холодильника и выходит в светлый, пропитанный запахом дезодоранта коридор. Расстегивает хирургический халат и стаскивает перчатки. Бахилы негромко шелестят по безукоризненно чистому полу.

Из своей комнаты доктор Селф снова разговаривает с Джеки Майнор – Бентон Уэсли так и не соизволил перезвонить, а часы показывают почти два пополудни.

– Он прекрасно понимает, что мы обязаны позаботиться об этом. А иначе зачем бы ему оставаться на уик-энд и просить меня выйти на работу? Вам, кстати, оплачивают сверхурочные?

Доктор Селф старается не выказать гнева.

– Я только знаю, что его срочно вызвали из-за некоего важного лица. Так нам обычно говорят, когда поступает какая-то знаменитость. У нас здесь звезды часто бывают. А как вы узнали о проекте? – вежливо осведомляется Джеки. – Я потому спрашиваю, что мне вменено в обязанности отслеживать такие вещи, чтобы определять наиболее эффективные формы рекламы. Ну, вы понимаете: газеты, радио, афиши, устно.

– Объявление о наборе желающих в приемном отделении. Я заметила его в первый же день, когда только поступила сюда. Так давно… И мне сразу пришло в голову: а почему бы и не попробовать? Я уже решила, что скоро выпишусь. Очень скоро. Такая жалость, что вам испортили выходной, – говорит доктор Селф.

– Сказать по правде, это даже хорошо. Вы не представляете, как трудно найти добровольца, отвечающего всем критериям, особенно среди нормальных. По меньшей мере двое из трех оказываются ненормальными. С другой стороны… Если вы нормальны, то с какой стати добровольно приезжать сюда и…

– Участвовать в научном проекте… – заканчивает за глупенькую Джеки доктор Селф. – Не думаю, что вы принимаете нормальных.

– О, я вовсе не имела в виду, что вы…

– Я всегда открыта новым идеям и готова постигать что-то новое. А причина у меня довольно необычная. Вы, конечно, понимаете, это строго между нами.

– Говорят, вы вроде как прячетесь от кого-то.

– Это вам доктор Уэсли сказал?

– Нет, просто слух такой прошел. А требования конфиденциальности у нас соблюдаются строго. Но раз вы собираетесь выписаться, значит, опасность миновала.

– На это можно только надеяться.

– Вас ознакомили с деталями проекта?

– Нет. Знаю лишь то, о чем говорилось в объявлении.

– Доктор Уэсли вам еще ничего не объяснил?

– О моей готовности участвовать в проекте он узнал только в пятницу, когда я проинформировала об этом доктора Марони, который сейчас в Италии. Сказала, что хотела бы заняться этим, но без отлагательств, потому что надолго здесь не останусь. Доктор Уэсли, конечно, проведет самое тщательное собеседование. Не представляю, почему он до сих пор не позвонил. Может быть, еще не получил мое сообщение.

– Я ему сказала, но он очень, очень занятой человек. У него сегодня беседа с матерью одного важного пациента, то есть с вашей матерью. Думаю, он решил сначала поговорить с ней. А уже потом займется вами.

– Как тяжело это, должно быть, сказывается на его личной жизни! Все эти исследования, проекты… от выходных почти ничего не остается. А ведь у него наверняка есть любимая женщина. Такой приятный, воспитанный мужчина просто не может быть один.

– У него есть кто-то… на юге. Между прочим, в прошлом месяце сюда приезжала его племянница.

– Как интересно!

– Ей здесь делали сканирование. Зовут Люси. Что-то вроде тайного агента или пытается таковой выглядеть. Занимается компьютерами, дружит с нашим Джошем.

– Наверняка имеет отношение к силовым структурам, – размышляет вслух доктор Селф. – Оперативник, работающий под прикрытием. Отличная техническая подготовка. В финансовом отношении, надо полагать, независима. Любопытно.

– Со мной даже разговаривать не стала, только представилась, сказала, что ее зовут Люси, поздоровалась за руку и немного поболтала. Сначала была у Джоша, потом в кабинете доктора Уэсли. За закрытыми дверьми.

– Что вы о ней думаете?

– Определенно высокого мнения о себе. Я, конечно, общалась с ней совсем мало. Она долго сидела у доктора Уэсли. За закрытыми дверьми, – многозначительно повторяет Джеки.

Ревнует. Отлично.

– Как мило! – замечает доктор Селф. – Они, по-видимому, очень близки. Весьма необычная особа. Хорошенькая?

– Мне она показалась немного мужеподобной, если вы понимаете, что я имею в виду. Одевается во все черное, накачанная. Рукопожатие твердое, как у парня. И взгляд такой пронзительный, напряженный. Как будто у нее в глазах маленькие зеленые лазеры. Мне даже стало не по себе. Сейчас вот вспоминаю и думаю, что наедине с ней чувствовала бы себя неуютно. Такие женщины…

– Вы хотите сказать, что понравились ей и что она хотела заняться с вами сексом до отлета. Полагаю, на частном самолете? Где, вы сказали, она живет?

– В Чарльстоне. Как и ее тетя. Думаю, она и впрямь хотела секса со мной. Боже мой! И почему только я не поняла этого, когда она пожала мне руку и посмотрела в глаза? И да, вот еще. Она спросила, работаю ли я целый день, как будто хотела узнать, когда я заканчиваю. И еще поинтересовалась, откуда я. Перевела разговор на личные темы. А я не поняла.

– Может быть, не хотели понять, Джеки. Боялись. Похоже, Люси – женщина харизматическая и обаятельная, из тех, что почти гипнотически завлекают таких, как вы, прямых и искренних девушек, в постель. А потом, после такого эротического эксперимента… – Пауза. – Вы же понимаете, почему занимающиеся сексом женщины, даже если одна из них придерживается традиционной ориентации, явление вовсе не исключительное, а вполне обыденное.

– Нет, не понимаю.

– Вы читали Фрейда?

– Меня никогда не тянуло к другой женщине. Даже к соседке по комнате в колледже. А ведь мы жили вместе. Если бы у меня или у нее была какая-то латентная предрасположенность, много чего могло бы случиться.

– Все завязано на сексе, Джеки. Сексуальное желание берет начало в младенчестве. Дети обоего пола получают в этот период нечто, чего девочка позднее лишается.

– И чего же?

– Кормления материнской грудью.

– Я такого кормления не хочу и ничего такого не помню, а груди меня интересуют постольку, поскольку они нравятся мужчинам. С этой точки зрения они важны, и только по этой причине я обращаю на них внимание. К тому же меня скорее всего кормили из бутылочки.

– Пожалуй, я с вами согласна, – говорит доктор Селф. – Странно только, что она проделала такой далекий путь ради обычного сканирования. Надеюсь, у нее все в порядке.

– Я только знаю, что она бывает здесь пару раз в год.

– Пару раз в год?

– Так я слышала.

– Какая трагедия, если у нее какие-то проблемы со здоровьем! Мы с вами знаем, что проходить сканирование мозга дважды в год – процедура вовсе не обязательная. Точнее, вообще необязательная. А что мне нужно знать о сканировании?

– Не знаю, спрашивали ли вас об этом, но нет ли у вас проблем с нахождением в магнитном поле? – спрашивает Джеки с серьезностью эксперта.

– Проблем?

– Да. Такие случаи бывают.

– Пожалуй, нет, если не считать, что после сканирования не могу разобраться, где север, а где юг. Но ваш вопрос навел меня мысль. Интересно, как сказывается сканирование на людях. Думаю, точного ответа на этот вопрос еще нет, ведь магнитно-резонансной томографией пользуются не так уж давно.

– Сейчас применяется функциональная магнитно-резонансная томография, так что имеем возможность наблюдать работу мозга, одновременно прослушивая запись.

– Да, запись. Моей матери это наверняка понравится. Итак, чего еще мне стоит ожидать?

– Согласно установленной процедуре, начинаем со СКИ. Структурированного клинического интервью. Позвольте объяснить…

– Я с этим знакома. В том числе с последней версией.

– Иногда доктор Уэсли разрешает мне проводить СКИ. Без этого начинать сканирование нельзя, а процесс довольно долгий – вопросов много.

– Я обсужу это с доктором Уэсли при встрече. Если будет удобно, спрошу о Люси. Нет, наверное, не стоит. И все же надеюсь, с ней все в порядке. Тем более что они, похоже, очень близки.

– У него записаны другие пациенты, но я, возможно, найду время для вас.

– Спасибо, Джеки. Поговорю с ним, как только он позвонит. Скажите, а противники у его проекта были? Кто финансировал грант? Вы, кажется, упомянули своего отца?

– У нас было несколько человек, страдающих клаустрофобией, так что проводить сканирование мы не могли. Представьте, мне приходится самой записывать матерей…

– Полагаю, вы разговариваете с ними по телефону. Вы проделали огромную работу всего лишь за одну неделю.

– По телефону намного дешевле и гораздо эффективнее. Не нужно встречаться с каждым лично. Есть стандартный формат, так что требуется лишь записать ответы на пленку. Обсуждать вопросы финансирования я не имею права, но мой отец действительно занимается филантропией.

– Я упоминала, что мне, возможно, потребуется консультант для нового шоу? Вы говорили, что Люси имеет отношение к правоохранительным структурам? Или она спецагент? Не исключено, что я подумаю и о ее кандидатуре. Только бы с ней все было в порядке. Так вы говорите, она уже неоднократно проходила здесь сканирование?

– К сожалению, я нечасто смотрю ваше шоу. График составлен так, что время на телевизор есть только ночью.

– Мои шоу повторяются. Утром, в полдень и ночью.

– Научное изучение криминального мышления и его проявлений в противоположность беседам с людьми, которые носят оружие и просто арестовывают преступников, – совершенно правильная идея. Вашим зрителям это понравится, – говорит Джеки. – Понравится намного больше, чем все то, что происходит на большинстве ток-шоу. Думаю, если вы пригласите эксперта и он проинтервьюирует какого-нибудь психопата-убийцу со склонностью к насилию, ваш рейтинг сразу пойдет вверх.

– Из сказанного вами следует вывод, что психопат, который насилует или убивает, не обязательно отличается склонностью к насилию. Весьма оригинальная концепция. Тогда получается, что склонность к насилию характерна только для социопатов. И, развивая вашу гипотезу, наш следующий вопрос… какой?

– Ну…

– Наш следующий вопрос таков: как квалифицировать компульсивное убийство на сексуальной почве? Или все дело в диалектических различиях? Я говорю «мотыга», вы говорите «цапка».

– Ну…

– Вы читали Фрейда? А на свои сны обращаете внимание? Их следует записывать, а журнал держать у кровати.

– Конечно, мы его проходили. Но сны… журналы… нет. Знаете, в реальной жизни Фрейд никого уже не интересует.

В Риме – половина девятого вечера. В темноте ныряют и кричат чайки, похожие на больших белых летучих мышей.

В других прибрежных городах чайки досаждают днем, но исчезают с наступлением темноты. Именно так бывает в Америке, где капитан Пома проводит немало времени. Мальчиком он часто бывал за границей с семьей. Ему предстояло стать светским человеком, бегло говорить ка нескольких языках, иметь безукоризненные манеры и отличное образование. Родители говорили, что он должен далеко пойти. Капитан Пома наблюдает за двумя жирными, белыми как снег чайками, что сидят на подоконнике возле стола и не сводят с него черных глаз. Может быть, им хочется белужьей икры.

– Я спрашиваю: где она? – говорит он по-итальянски. – Твой долг проинформировать о человеке, о котором я должен знать. Но никаких деталей ты не даешь, чем крайне меня огорчаешь.

– Мой ответ сводился к следующему, – отвечает доктор Пауло Марони, который знает капитана много лет. – Доктор Селф, как тебе известно, приглашала Дрю Мартин на свое шоу. Спустя несколько недель доктор Селф начала получать электронные письма от неизвестного с явно нарушенной психикой. Я знаю об этом, потому что она говорила мне.

– Пауло, пожалуйста. Мне нужна информация об этом неизвестном.

– Я надеялся, что информация есть у тебя.

– Не я затронул эту тему.

– Ты работаешь по этому делу, – говорит доктор Марони. – Но, выходит, информации больше у меня. Печально. Значит, ничего.

– Публично я бы этого не признал, но мы топчемся на месте. Вот почему так важно, чтобы ты поделился со мной всем, что знаешь о нем. И у меня такое чувство, будто ты ведешь со мной какую-то странную игру.

– Хочешь что-то узнать, обращайся к ней. Он не ее пациент, так что она может говорить свободно. Если, конечно, пожелает сотрудничать. – Доктор Марони придвигает серебряное блюдо с блинами. – А это еще большой вопрос.

– Тогда помоги мне найти ее. По-моему, тебе известно, где она сейчас. Затем ты и позвонил мне вдруг и напросился на обед в такое дорогое заведение.

Марони смеется. При желании он мог бы позволить себе сколько угодно самой лучшей русской икры. Но с капитаном доктор обедает не поэтому. Он знает кое-что, и причина у него не одна. Это в его духе. Интрига – вот стихия доктора Марони, человека, наделенного даром понимания человеческих склонностей и мотиваций, самого, возможно, блестящего из всех знакомых капитана. И вместе с тем Марони – загадка, и у него свое понимание правды.

– Я не могу сказать, где она.

– Но это не означает, что ты не знаешь, где она. Ты играешь со мной в словесные игры, Пауло. Дело не в моей лени. Я пытался найти ее. Искал с того самого дня, когда узнал, что она знакома с Дрю. Разговаривал с людьми, которые работали на нее. И всегда получал один и тот же ответ. Мол, у нее что-то в семье. Никто не знает, где она.

– Но логика подсказывает тебе, что так не бывает. Невозможно, чтобы никто не знал.

– Да, логика подсказывает именно это. – Капитан накладывает на блин икру и протягивает его Марони. – И у меня такое чувство, что ты поможешь ее найти. Потому что знаешь, где она, а иначе не позвонил бы и мы не играли бы сейчас в словесные игры.

– Ее ассистенты переправляли твои просьбы встретиться или хотя бы поговорить по телефону? – спрашивает доктор Марони.

– Говорят, что да. – Чайки, проявив интерес к другому столу, улетают. – По обычным каналам мне до нее не добраться. Встречаться со мной, даже признавать факт моих запросов у нее нет ни малейшего намерения, потому что меньше всего она хочет стать фактором в расследовании. Люди могут возложить на нее ответственность за случившееся.

– Скорее всего так и должно быть. Она – безответственный человек.

Подошедший официант подливает вина в бокалы. Ресторан на крыше отеля «Хасслер» – одно из любимых заведений капитана Помы. Отсюда открывается прекрасный вид, устать от которого просто невозможно. Капитан думает о Кей Скарпетте. Интересно, бывает ли она здесь с Бентоном Уэсли? Вряд ли. Люди они занятые. Слишком занятые для того, что действительно важно в жизни.

– Понимаешь? Чем упорнее она избегает меня, тем больше у меня оснований считать, что у нее есть на то причина, – добавляет капитан. – Не исключено, эта причина – тот самый человек с нарушенной психикой, о котором она тебе говорила. Пожалуйста, скажи, где ее найти. Ты ведь знаешь.

– У нас, в Соединенных Штатах, есть определенные стандарты и правила, а судебное преследование, как тебе известно, возведено в ранг национального вида спорта.

– Если она в твоей лечебнице, ее сотрудники ничего мне не скажут.

– Я бы тоже не сказал.

– Конечно, нет, – улыбается капитан, Теперь он уже не сомневается – он знает.

– Так приятно вырваться с работы хотя бы ненадолго, – вздыхает доктор Марони. – У нас в Павильоне очень трудный пациент. Надеюсь, Бентон Уэсли сумеет с ней управиться.

– Мне нужно поговорить с ней. Как сделать, чтобы она не подумала, будто я узнал о ней от тебя?

– Ты ничего от меня не узнал.

– Но от кого-то же узнал. Она потребует, чтобы я сказал.

– От меня ты ничего не узнал. Фактически ты сам сделал такое предположение. А я всего лишь не подтвердил его.

– Мы можем обсудить этот вопрос гипотетически?

Доктор Марони отпивает вина.

– «Барбареско», которое мы пили в прошлый раз, понравилось мне больше.

– Еще бы. Оно ведь стоило три сотни евро.

– Аромат, вкус, свежесть…

– Ты о вине? Или о женщине, с которой провел прошлую ночь?

Для человека его возраста, ни в чем себе не отказывающего, доктор Марони выглядит очень даже неплохо и никогда не страдает от недостатка женского внимания. Они предлагают себя с такой готовностью, будто он сам бог Приап. Понятия верности для него не существует. Обычно, отправляясь в Рим, Марони оставляет жену в Массачусетсе. Она, похоже, не возражает, потому что всем обеспечена, о ней хорошо заботятся, и он нетребователен в своих сексуальных притязаниях, поскольку она больше не отвечает им, а любви между ними уже нет. Принимать такую судьбу капитан отказывается. Он романтик, а потому мысли его снова обращаются к Скарпетте. О ней заботиться не нужно, да она бы и не позволила. Ее присутствие в его мыслях подобно огоньку свечи на столике и огням города за окном. Она волнует капитана.

– Я могу связаться с ней в госпитале, но она спросит, откуда мне известно, что она там.

– Ты имеешь в виду ту важную персону, о которой я упоминал. – Доктор зачерпывает ложечкой икры, которой хватило бы на два блина, аккуратно размазывает ее и отправляет блин в рот. – В госпитале ни с кем связываться нельзя.

– А если мой источник – доктор Уэсли? Он побывал здесь, принимал участие в расследовании, а теперь она его пациент. Надо же, мы разговаривали о докторе Селф всего лишь вчера вечером, и он и словом не обмолвился, что лечит ее.

– Ты опять говоришь об упомянутой мной важной персоне. Дело в том, что доктор Уэсли, строго говоря, не психиатр, и та самая важная персона, строго говоря, его пациенткой не является.

Капитан молчит – к столику приближается официант с подносом. Ризотто с грибами и пармезанским сыром. Минестроне с базиликом.

– В любом случае Бентон никогда бы не разгласил доверенную ему конфиденциальную информацию. С таким же успехом ты мог бы выпытывать что-то у камня, – говорит доктор Марони, когда официант удаляется. – Позволю себе предположить, что означенная важная персона скоро покинет наше учреждение. Куда она отправится – вот что тебе нужно знать. Где она была – имеет значение только с точки зрения мотива.

– Шоу доктора Селф снимается в Нью-Йорке.

– Важные особы сами выбирают, куда им отправляться. Сумеешь выяснить, где она и почему, может быть, поймешь, где окажется потом. Более подходящий источник – Люси Фаринелли.

– Люси Фаринелли? – недоумевает капитан.

– Племянница доктора Скарпетты. Так получилось, что я оказываю ей одну услугу и она довольно часто бывает в госпитале. И могла что-то услышать.

– И что? Рассказала Кей, а та передала мне?

– Кей? Так ты с ней на дружеской ноге?

– Надеюсь. С ним отношения сложились не так хорошо. Кажется, я ему не нравлюсь.

– Ты, Отто, большинству мужчин не нравишься. Только голубым. Итак, ты меня понял. Гипотетически. Если информация исходит от постороннего – Люси, которая передает ее доктору Скарпетте, которая передает затем тебе… – доктор Марони с энтузиазмом принимается за ризотто, – то никаких этических или юридических коллизий не возникает. И ты можешь идти по следу.

– Наша важная особа знает, что Кей работает со мной по этому делу, поскольку была здесь, в Риме, и об этом сообщалось в новостях. Она решит, что источник – но только опосредованный – Кей, а значит, никаких проблем. Хорошо придумано. Идеально.

– Здесь прекрасное ризотто с грибами. А как твой минестроне? Его я уже как-то пробовал.

– Великолепен. Эта особа… Можешь сказать, не нарушая, конечно, конфиденциальности, почему она оказалась в Маклине?

– Тебя какая версия интересует, ее или моя? Ее – забота о личной безопасности. Моя – она рассчитывает воспользоваться нами. У нее патология. Биполярное расстройство. Признавать сей факт не желает, принимать стабилизатор настроения тем более. Какое из личностных расстройств тебе хотелось бы со мной обсудить? У нее их много. К сожалению, приходится констатировать, что люди с расстройствами личности меняются редко.

– Следовательно, что-то стало причиной срыва. Это ее первая госпитализация по психиатрическим основаниям? Я наводил справки. Она против медикаментов и полагает, что со всеми мировыми проблемами можно справиться, если следовать ее советам. Тому, что она называет инструментами.

– Особа, о которой мы говорим, прежде госпитализации не подвергалась. Ты задаешь важные вопросы. Не «Где она?», но «Почему?». Я не могу ответить, где она. Я могу сказать, где та самая важная персона.

– И что же случилось с твоей важной персоной? Что ее так травмировало?

– Наша пациентка получила электронное письмо от сумасшедшего. По странному совпадению, от того же сумасшедшего, о котором рассказывала мне прошлой осенью доктор Селф.

– Мне необходимо поговорить с ней.

– Поговорить с кем?

– Хорошо. Мы можем обсудить проблемы доктора Селф?

– Тогда мы перейдем с важной особы на доктора Селф.

– Расскажи об этом сумасшедшем.

– Как я уже говорил, это некто, несколько раз приходивший в мой офис здесь.

– Я не спрашиваю у тебя имя пациента.

– Хорошо, потому что я его не знаю. Платил наличными. И лгал.

– Никаких предположений насчет настоящего имени?

– В отличие от тебя я не навожу о пациентах справок и не требую от них документов, удостоверяющих личность, – говорит доктор Марони.

– Тогда каким вымышленным именем он назвался?

– Не могу сказать.

– Почему доктор Селф сообщила тебе об этом человеке? И когда?

– В начале октября. Сказала, что получает от него электронные письма, и сочла за лучшее перенаправить его по другому адресу.

– В таком случае она несет по крайней мере частичную ответственность, поскольку сама признала, что справиться с ситуацией собственными силами не могла.

– Вот здесь ты, возможно, кое-чего не понимаешь. Селф и в голову не может прийти, что она не способна самостоятельно с чем-либо справиться. Просто ей было недосуг им заниматься, и она потешила свое маниакальное самолюбие тем, что направила его к психиатру, отмеченному Нобелевской премией и работающему в медицинской школе Гарвардского университета. Исключительно ради того, чтобы доставить мне неудобство. Так что у нее свои причины. Рассчитывает, что я с ним не справлюсь. Лечению он не поддается.

Доктор Марони внимательно рассматривает вино, словно ищет в нем ответ.

– Скажи мне вот что, – говорит капитан Пома. – Если он не поддается лечению, то разве это не довод в мою пользу? Мы имеем дело с ненормальным, который, возможно, опасен для общества. Он посылает ей электронные письма. Возможно, послал и то письмо, о котором она рассказала тебе, когда поступила в Маклин.

– Ты имеешь в виду нашу важную особу? Я не говорил, что доктор Селф в Маклине. Но если бы она находилась там, тебе, несомненно, следовало бы выяснить почему. На мой взгляд, важно именно это. Я повторяюсь, как заезженная пластинка.

– Скорее всего письмо так напугало нашу особу, что она почла за лучшее спрятаться в твоем госпитале. Мы должны найти его и по крайней мере удостовериться, что он не убийца.

– Я не представляю, как это сделать. И не могу сказать, кто он такой. Только то, что он американец и служил в Ираке.

– Он объяснил, почему приехал к тебе именно сюда, в Рим? Для обычной консультации путь неблизкий.

– У него посттравматическое расстройство. В Италии, похоже, какие-то связи. Рассказал весьма обеспокоившую меня историю о женщине, с которой провел один день прошлым летом. Помнишь, возле Бари нашли тело?

– Канадская туристка? Черт!

– Она самая. Только ее не сразу опознали.

– Раздета. Тело сильно изуродовано.

– Но, судя по тому, что ты рассказал, не так, как Дрю Мартин. Глаза были на месте.

– Ее тоже сильно порезали.

– Верно. Поначалу предполагали, что она проститутка, что попала под машину или ее выбросили из машины, и раны объясняются этим обстоятельством. Вскрытие пришло к иным выводам. И проведено было весьма компетентно, хотя и в довольно убогих условиях. Ты не хуже меня знаешь, как это делается в провинции, где постоянно не хватает денег.

– Тем более никто не церемонится с проститутками, – кивает капитан. – Вскрытие делали на кладбище. Если бы не своевременное сообщение о пропавшей канадской туристке, ее бы просто похоронили как неустановленное лицо.

– Было установлено, что плоть вырезали ножом или пилой.

– И ты отказываешься рассказать о пациенте, который расплатился наличными да еще солгал насчет имени? – В голосе капитана протестующие нотки. – Мог бы по крайней мере показать свои записи.

– Невозможно. У тебя нет доказательств.

– А если он убийца?

– Будь у меня больше улик, я бы рассказал. Но сейчас есть только его не вполне ясные истории и некое тревожное чувство, появившееся после того, как со мной связались по поводу убитой проститутки, оказавшейся в результате пропавшей канадкой.

– С тобой связались? Это что-то новенькое. Почему? Хотели узнать твое мнение?

– Расследование вела государственная полиция. Не карабинеры. Я ведь многим даю бесплатные советы. В общем, тот пациент больше не пришел, и сказать, где он сейчас, я не могу.

– Не можешь или не хочешь?

– Не могу.

– Неужели ты не понимаешь, насколько велика вероятность того, что он и есть убийца Дрю Мартин? Доктор Селф упомянула тебе о нем, а потом она прячется вдруг в твоем госпитале из-за письма, присланного каким-то сумасшедшим.

– Ну вот, ты снова вынуждаешь меня повторить уже неоднократно сказанное. Я не говорил, что доктор Селф находится в моем заведении. Важно не столько выбранное в качестве убежища место, сколько мотивация этого поступка.

– Поковырять бы лопатой у тебя в башке. Даже не представляю, что там можно найти.

– Ризотто и вино.

– Если тебе известны детали, которые могут помочь в расследовании, то согласиться с твоей секретностью я не могу, – говорит капитан и умолкает, потому что к ним снова идет официант.

Доктор Марони просит еще раз показать меню, хотя уже перепробовал все, поскольку обедает здесь часто. Капитану меню не нужно, и он рекомендует средиземноморского лангуста, салат и итальянский сыр. Одна из чаек возвращается. Смотрит через окно, ерошит перья. За окном – огни города. Золотой купол собора Святого Петра похож на корону.