Текст книги "Реестр убийцы"

Автор книги: Патрисия Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

– Следовательно, такой базы данных в Италии нет, – добавляет капитан Пома. – Единственное, что мы можем сказать на данный момент, – это то, что ДНК из-под ногтей Дрю не совпадаете образцами, имеющимися в базах данных за пределами Италии. Включая Соединенные Штаты.

– Насколько я понимаю, – вступает Бентон, – вы уже выяснили, что носители ДНК, обнаруженной под ногтями Дрю, являются мужчинами европейского происхождения, другими словами, белыми.

– Да, – подтверждает начальник судмедэкспертизы.

– Доктор Скарпетта, – любезно напоминает капитан Пома, – пожалуйста, продолжайте.

– Пожалуйста, фотографию со вскрытия… номер двадцать шесть. Вид сзади во время внешнего осмотра. Раны крупным планом.

Они на экране. Два темно-красных кратера с рваными краями. Скарпетта поднимает указку, и красная точка обходит массивную рану на месте правой ягодицы, затем спускается ниже, туда, где с задней части правого бедра вырезан большой кусок плоти.

– Нанесены острым режущим инструментом с зазубренным лезвием, которое рассекло мышцы и поверхностно задело кость. Нанесены посмертно, на что указывает отсутствие тканевой реакции на повреждения. Другими словами, раны желтоватого оттенка.

– Посмертное увечье исключает пытку, по крайней мере пытку с применением режущего орудия, – вставляет Бентон.

– Тогда какое вы дадите объяснение? Если не пытка, то что? – обращается к нему капитан Пома. Мужчины смотрят друг на друга, как два зверя, которых сделала врагами сама природа. – Зачем еще наносить человеку такие садистские и, я бы сказал, уродующие ранения? Скажите, доктор Уэсли, у вас ведь немалый опыт, видели ли вы раньше нечто похожее? Может быть, при расследовании других дел? Может быть, в то время, когда были знаменитым криминалистом в ФБР?

– Нет, – коротко отвечает Бентон, для которого любое напоминание о прежней карьере в ФБР равнозначно преднамеренному оскорблению. – Я видел много увечий. Но что-либо подобное – никогда. И прежде всего то, что он сделал с ее глазами.

Глаза он вырезал и пустые глазницы заполнил песком. Потом склеил веки клеем.

Скарпетта продолжает объяснения, и Бентон снова как будто застывает. Все в этом деле пугает его, нервирует и изумляет. Что это за символизм? Нельзя сказать, что ему не встречались случаи с изъятием глаз. Но предлагаемое капитаном Помой представляется притянутым за уши.

– У древних греков был такой боевой вид спорта – панкратион. Может быть, кто-то слышал? – говорит капитан Пома, обращаясь ко всем собравшимся в зале. – В панкратионе для победы над противником допускались любые средства: выдавливали глаза, душили, закалывали. У Дрю вырезали глаза, а раньше ее задушили.

– Так, может быть, есть какая-то связь с панкратионом? – спрашивает через переводчика генерал карабинеров. – Может быть, поэтому убийца удалил ей глаза и задушил?

– Я так не думаю, – говорит Бентон.

– Тогда как вы все это объясняете? – спрашивает генерал. На нем, как и на капитане Поме, шикарная форма, только серебра и нашивок еще больше.

– Полагаю, мотив более внутренний. Более личный.

– Может, насмотрелся новостей, – гадает генерал. – Все эти пытки… Эскадроны смерти в Ираке. Вырывали зубы, выкалывали глаза.

– Могу лишь предположить: то, что сделал убийца, есть проявление его души. Иными словами, я не считаю, что совершенное имеет отношение к чему-то даже отдаленно очевидному. Через эти раны мы можем заглянуть в его внутренний мир.

– Это всего лишь спекуляция, – замечает капитан Пома.

– Это психологическая оценка, основанная на многолетнем опыте расследования насильственных преступлений, – возражает Бентон.

– Речь идет только о вашей интуиции.

– Игнорировать интуицию опасно.

– Пожалуйста, покажите фотографию, сделанную во время внутреннего осмотра, – просит Скарпетта. – Ту, с крупным планом шеи. – Она пробегает глазами по списку. – Номер двадцатый.

На экране возникает трехмерная проекция: тело Дрю на стальном столе, кожа и волосы еще мокрые после помывки.

– Если вы посмотрите сюда, – лазер указывает на шею, – то заметите горизонтальную странгуляционную борозду. – Красное пятнышко пересекает горло.

Продолжить не дает глава римского управления по туризму.

– Глаза он вырезал потом. После смерти. Не тогда, когда она была жива. Это важно.

– Да, – говорит Скарпетта. – В отчетах, которые я успела просмотреть, отмечено, что единственные прижизненные повреждения – это ушибы на лодыжках и внутренние повреждения вследствие удушения. Пожалуйста, фотографию со вскрытой шеей. Номер тридцать восемь.

Она ждет, пока на экране появится новое изображение. На разделочной доске гортань и мягкие ткани с темными пятнами кровоподтеков. Язык.

– Ушибы мягких тканей, мышц и перелом подъязычной кости вследствие удушения ясно указывают, что эти повреждения нанесены, когда жертва еще была жива.

– Глазное петехиальное кровоизлияние?

– Нам неизвестно, имело ли место конъюнктивальное кровоизлияние, так как глаза отсутствуют. Но в отчетах упоминается точечное кровоизлияние на веках и лице.

– Что же он сделал с глазами? Вы сталкивались с чем-то похожим?

– Я видела жертв, у которых были удалены глаза. Но я не слышала об убийце, который бы заполнял глазницы песком и затем склеивал веки. В отчетах называется цианоакриловый клей.

– Суперклей, – вставляет капитан Пома.

– Меня весьма заинтересовал песок. Он, кажется, не из этих мест. Что еще более важно, при исследовании песка под сканирующим электронным микроскопом обнаружены следы того, что может быть продуктом выстрела. Свинец, сурьма и барий.

– Определенно не с местных пляжей, – говорит капитан Пома. – Разве что у нас люди стреляют друг друга, а мы о том и не ведаем.

Смех.

– В песке из Остии присутствует базальт, – продолжает Скарпетта, – и другие компоненты вулканической активности. Полагаю, у всех есть копии отчета о спектральном анализе песка с тела жертвы и песка из Остии.

Шелест страниц. Включаются лампы.

– И тот и другой исследованы методом рамановской спектроскопии с использованием восьмимилливаттного красного лазера. Как видите, у образца из глазниц Дрю и образца из Остии совершенно разные спектральные характеристики. Применяя сканирующий электронный микроскоп, мы можем видеть морфологию песка, а изображение в отраженных электронах показывает те самые частицы, о которых идет речь.

– Пляжи Остии пользуются большой популярностью у туристов, – вступает капитан Пома, – но только не в это время года. Обычно как местные, так и приезжие дожидаются более теплого сезона, который наступает в конце мая или даже в июне. Тогда народу там много, особенно римлян, поскольку дорога занимает минут тридцать – сорок. Но это не для меня, – добавляет он, как будто кто-то интересуется его личным мнением о пляжах курортного пригорода столицы. – Асфальтовый песок на пляже – это что-то ужасное. Ни за что бы не полез в воду.

– Здесь важно, откуда именно взят песок, – говорит Бентон. Время позднее, и собравшиеся заметно устали. – И вообще, почему песок? Выбор песка – данного песка! – имеет для убийцы какое-то значение и может подсказать, где была убита Дрю, или откуда убийца, или где он проводит время.

– Да-да. – В голосе капитана Помы проскальзывает нотка нетерпения. – И глаза, и эти жуткие раны что-то значат для убийцы. Нам удалось утаить эти детали от журналистов. Так что если случится похожее убийство, мы будем знать, что речь идет не о подражателе.

ГЛАВА 2

Они сидят втроем в полутемном уголке «Туллио», популярной траттории с фасадом из травертина, неподалеку от театров и в нескольких шагах от Испанской лестницы.

На столах свечи и бледно-золотистые скатерти, обшитая темными панелями стена у них за спиной заставлена бутылками. Другие стены увешаны акварелями с пейзажами сельской Италии. В зале тихо, за исключением столика, занятого пьяными американцами. Последние ничего вокруг не замечают и поглощены собой, как и официант в бежевой курточке и с черным галстуком. Никто даже не догадывается, о чем беседуют Бентон, Скарпетта и капитан Пома. Если кто-то приближается к столику на расстояние слышимости, они переходят на безобидные темы и убирают в папки фотографии и отчеты.

Скарпетта потягивает «Санти-Брунелло» урожая 1996 года, вино очень дорогое, но не то, что Кей выбрала бы сама, если бы ее мнения спросили, а обычно ее спрашивают. Не поднимая глаз от фотографии, она ставит стакан на стол возле тарелки с пармской ветчиной и дыней, за которыми последуют жаренный на гриле морской окунь и бобы в оливковом масле. Может быть, малина на десерт, если только аппетит не пропадет из-за Бентона, поведение которого внушает опасения.

– Рискуя показаться не слишком оригинальной, – негромко говорит она, – замечу, что меня не оставляет впечатление, будто мы упустили нечто важное. – Она постукивает указательным пальцем по фотографии Дрю Мартин.

– То есть теперь вы не против пройтись по всему делу еще раз. – Капитан Пома откровенно флиртует. – Хорошая пища, хорошее вино. Это обостряет интеллект. – Подражая Скарпетте, он стучит пальцем по голове.

Кей задумчива и немного печальна, какой бывает, когда выходит из дому, не зная, куда идти.

– Нечто настолько очевидное, что мы просто этого не замечаем… никто этого не замечает. Часто мы не видим чего-то только потому, что оно… как это говорят… на виду. Но что? Что она говорит нам?

– Прекрасно. Давайте посмотрим, что тут у нас на виду, – говорит Бентон.

Таким откровенно враждебным и замкнутым она видела его нечасто. Своего презрения к капитану он не скрывает. На итальянце отличный костюм в мелкую полоску, на золотых запонках, когда на них падает свет, вспыхивает герб карабинеров.

– Да, на виду. Каждый дюйм ее обнаженной плоти – до того как ее положили на носилки. Мы должны изучить ее в этом состоянии. Нетронутой. Такой, какой он оставил ее. – Капитан не сводит глаз со Скарпетты. – Но прежде, пока я не забыл, за нашу последнюю встречу в Риме. Предлагаю тост.

Предлагать тост, когда на столе перед ними фотографии мертвой молодой женщины, ее обнаженного, изуродованного тела, в этом есть что-то… нехорошее.

– Выпьем за ФБР, – продолжает капитан Пома. – За их решимость видеть во всем террористический акт. Довольно-таки легкая цель – звезда тенниса.

– Ссылаться на такое – бесполезная трата времени. – Бентон поднимает бокал и пьет без тоста.

– Так передайте вашему правительству, чтобы оно прекратило выступать с этими намеками. И раз уж мы одни, скажу со всей откровенностью. Ваше правительство ведет закулисную игру, и единственная причина, по которой мы не обсуждали эту тему раньше, заключается в том, что итальянцы просто не верят столь смехотворным утверждениям. Террористы здесь ни при чем, что бы ни утверждало ФБР. Это глупо.

– Здесь с вами не ФБР сидит, а мы. Мы не ФБР, и я устал от ваших постоянных ссылок на Бюро.

– Вы ведь не станете отрицать, что большую часть карьеры провели в ФБР. Пока не ушли со сцены и не исчезли, притворившись мертвым. По каким-то причинам.

– Будь это теракт, кто-то уже взял бы ответственность на себя, – говорит Бентон. – И я бы не хотел, чтобы вы упоминали здесь ФБР или касались моей биографии.

– Неутолимая жажда огласки и постоянная потребность всех запугивать и управлять миром. – Капитан Пома наполняет бокалы. – Ваше Бюро расследований допрашивает свидетелей здесь, в Риме, переступая через Интерпол, хотя им полагается работать сообща и у обоих агентств есть в городе свои представители. Из Вашингтона присылают каких-то идиотов, которые не только не знают нас, но и не умеют расследовать сложные дела…

Бентон обрывает его:

– Уж вам, капитан Пома, следовало бы знать, что политическое и ведомственное соперничество в самой природе зверя.

– Пожалуйста, зовите меня Отто. Мы же друзья. – Капитан придвигает стул поближе к Скарпетте, принося с собой запах одеколона, потом передвигает свечу и бросает неприязненный взгляд на разгулявшихся американцев. – Знаете, мы ведь пытаемся вам симпатизировать.

– Не надо. Остальные не пытаются.

– И почему американцы такие шумные?

– Потому что мы никого не слушаем, – говорит Скарпетта. – Поэтому у нас Джордж Буш.

Капитан Пома поднимает лежащую возле ее тарелки фотографию и изучает внимательно, словно не видел раньше.

– Смотрю на то, что на виду, и вижу только очевидное.

Бентон наблюдает за ними с каменным лицом.

– Всегда следует исходить из того, что такого понятия, как «очевидное», не существует. Это всего лишь слово, – говорит Скарпетта, вытряхивая из конверта еще несколько фотографий. – Ссылка на личное восприятие. А мое восприятие может отличаться от вашего.

– Что вы и продемонстрировали весьма показательно в управлении полиции, – замечает капитан.

Итальянец словно не чувствует тяжелого взгляда американца.

Скарпетта смотрит на Бентона, давая понять, что обеспокоена его поведением, для которого нет никаких оснований. Ревность в данном случае неуместна. Она не сделала ничего, чтобы поощрять ухаживания капитана Помы.

– И что у нас на виду? Почему бы не начать с ног? – предлагает Бентон. Его моцарелла остается нетронутой, зато он пьет уже третий бокал вина.

– Неплохая мысль. – Скарпетта рассматривает фотографию с крупным планом голых пальцев Дрю. – Ногти покрашены недавно. Насколько нам известно, она сделала педикюр перед самым вылетом из Нью-Йорка. – Она повторяет то, что знают все.

– А это важно? – Капитан тоже рассматривает фотографию, наклоняясь при этом так близко к Скарпетте, что его рука касается ее руки и она ощущает жар и запах его тела. – Я так не думаю. На мой взгляд, важнее то, что на ней было. Черные джинсы, белая шелковая блузка, черная кожаная куртка с черной шелковой подкладкой. И черные трусики и бюстгальтер. – Он задумывается ненадолго. – Любопытно, что на теле не осталось волокон и нитей от одежды, только от простыни.

– Мы не знаем наверняка, что это была простыня! – излишне резко напоминает Бентон.

– Ни одежда, ни часы, ни ожерелье, ни кожаные браслеты, ни сережки найдены так и не были. Значит, их забрал убийца. – Капитан обращается к Скарпетте: – Почему? Возможно, как сувениры. Но раз уж вы считаете это важным, давайте поговорим о педикюре. Сразу по прибытии в Нью-Йорк Дрю посетила спа-салон. Детали этого посещения известны благодаря тому, что деньги были списаны с кредитной карточки Дрю. Точнее, карточки ее отца. Мне говорили, он многое ей позволял.

– Думаю, мы можем говорить о ее избалованности, – замечает Бентон.

– Я бы не бросалась такими словами, – возражает Скарпетта. – Дрю заработала то, что имела. Она тренировалась по шесть часов в день, тренировалась усердно. Недавно выиграла кубок «Фэмили сёкл», от нее ждали победы на следующем турнире…

– Вы ведь там живете, – вступает капитан Пома. – В Чарльстоне, в Южной Каролине. Это ведь там разыгрывают кубок «Фэмили сёкл». Странно, не правда ли? В ту же ночь она вылетела в Нью-Йорк. А оттуда – сюда. И вот… – Он жестом указывает на фотографии.

– Я хочу сказать, что деньги не выигрывают турниры и не приносят чемпионские титулы, а избалованные люди не работают так напряженно и с таким увлечением, как Дрю Мартин.

– Отец потакал ей во всем, но мало заботился о ее воспитании, – говорит Бентон. – То же и мать.

– Да-да, – соглашается с ним капитан Пома. – Какие родители позволят шестнадцатилетней девушке путешествовать с двумя восемнадцатилетними подружками? Тем более если и поведение ее стабильностью не отличалось.

– Когда с ребенком трудно, легче всего сдаться и опустить руки. Не сопротивляться. – Скарпетта думает о своей племяннице, Люси. Когда Люси была ребенком, у них случались настоящие сражения. – А что ее тренер? Об их отношениях что-то известно?

– Ее тренер – Джанни Лупано. Я разговаривал с ним. Он знал, что она приезжает сюда, и ему это не нравилось, потому что в ближайшие месяцы Дрю предстояло принять участие в нескольких крупных турнирах, в том числе и в Уимблдоне. Ничем особенным он не помог и, похоже, был сердит на свою подопечную.

– В следующем месяце здесь, в Риме, проводится открытое первенство Италии, – напоминает Скарпетта, удивленная тем, что капитан не упомянул об этом факте.

– Конечно. И ей следовало тренироваться, а не бегать с друзьями. Сам я теннис не смотрю.

– Где он был во время убийства? – спрашивает Скарпетта.

– В Нью-Йорке. Мы навели справки в отеле, где, по его словам, останавливался Лупано, и там подтвердили, что он зарегистрировался у них. Кстати, тренер тоже отметил перепады в ее настроении. Сегодня подавленна, завтра весела. Очень упрямая, трудная в общении, непредсказуемая. Лупано сказал, что и сам не знает, сколько бы еще смог с ней проработать. Сказал, что у него есть дела получше, чем сносить ее выходки.

– Интересно бы знать, наблюдались ли подобные расстройства у других членов семьи, – говорит Бентон. – Вы ведь, наверное, спросить не потрудились?

– Нет, не спросил. Очень жаль, но как-то не подумал. Не сообразил.

– И еще было бы весьма полезно выяснить, не проходила ли она лечение у психиатра, о чем семья может и умалчивать.

– Пока известно лишь, что у нее были проблемы с питанием, о чем она, кстати, говорила открыто, – сообщает Скарпетта.

– И никаких упоминаний о расстройствах настроения? Неужели родители ничего не замечали?

Бентон задает вопросы холодно, как будто допрашивает капитана.

– Ничего. Обычные перепады настроения. Типичные для тинейджера.

– У вас есть дети? – Бентон протягивает руку за бокалом.

– Если и есть, мне об этом ничего не известно.

– Что-то случилось, – размышляет вслух Скарпетта. – С Дрю что-то происходило, только никто нам об этом не говорит. Возможно, что-то такое, что лежит на поверхности. Ее поведение. Ее злоупотребление алкоголем. В чем причина?

– Тот турнир в Чарльстоне, – говорит капитан. – Где у вас частная практика. Как это… Lowcountries? А что такое Lowcountries? Что это означает? – Он смотрит на Скарпетту, медленно крутя в руке бокал.

– Мы находимся почти на уровне моря. Буквально – низинная местность.

– И ваша местная полиция не проявила к делу никакого интереса? Хотя она и выступала у вас на турнире за два-три дня до убийства?

– Да, любопытно… – бормочет Скарпетта.

– К убийству Дрю Мартин чарльстонская полиция никакого отношения не имеет, – перебивает ее Бентон. – Это не их юрисдикция.

Скарпетта снова смотрит на него, а капитан наблюдает за обоими. И так весь день.

– Никакая юрисдикция еще никогда никого не останавливала. Особенно тех, кто любить заявляться без приглашения и совать всем под нос свои жетоны.

– Если вы намекаете на ФБР, то ваша мысль мне понятна. Если вы намекаете на мою службу в ФБР, то и здесь вы своей цели достигли. Если же вы имеете в виду доктора Скарпетту и меня, то позволю напомнить – вы сами нас пригласили. Мы не заявились, Отто. Раз уж вы просили так вас называть.

– Это я такой или вино нехорошо? – Капитан поднимает бокал и рассматривает его, точно бракованный брильянт.

Бентон выпивает. В итальянских винах Скарпетта разбирается лучше, но сегодня ему, похоже, необходимо любым способом утвердить свое превосходство, как будто он только что взлетел на пятьдесят ступенек по эволюционной лестнице. Она чувствует интерес к себе со стороны капитана Помы и, разглядывая следующую фотографию, тихонько радуется, что официант вроде бы забыл дорогу к их столику. Ему хватает забот с пьяными американцами.

– Крупный план ног. Синяки вокруг лодыжек.

– Свежие синяки, – уточняет капитан. – Может, хватал ее за ноги.

– Не исключено. Они определенно не от повязок.

Было бы, конечно, лучше, если бы капитан Пома не сидел так близко, но отодвинуться некуда, разве что въехать со стулом в стену. И было бы лучше, если бы он не дотрагивался до нее, когда тянется за фотографией.

– Ноги недавно выбриты, – продолжает Скарпетта. – Я бы сказала: выбриты не раньше чем за двадцать четыре часа до смерти. Волосков почти не видно. Путешествуя с подругами, она думала о том, чтобы выглядеть лучше. Это может быть важно. Надеялась с кем-то встретиться?

– Конечно. Три молодые женщины в поиске молодых людей.

Краем глаза она замечает, как Бентон делает знак официанту принести еще бутылку вина.

– Дрю – знаменитость. Мне говорили, она была очень осторожна в отношениях с незнакомыми людьми и не терпела приставаний.

– Непонятно, почему она пила, – говорит Бентон.

– Речь не идет о хроническом пьянстве. Посмотрите на фотографии – она в хорошей физической форме, подтянута, у нее отлично развита мускулатура. Если она и пила, то лишь недолго, и ее недавний успех это подтверждает. Опять-таки встает вопрос: не случилось ли чего-то в последнее время? Может быть, какое-то сильное эмоциональное потрясение?

– Подавленность. Неуравновешенность. Злоупотребление алкоголем, – перечисляет Бентон. – Такой человек – легкая добыча для хищника.

– Именно это, думаю, с ней и случилось, – заключает капитан Пома. – Случайность. Легкая добыча. Одна на площади Испании, где она встретила золотого мима.

Золотой мим исполнил свой номер, и Дрю бросила монету в его кружку, а он – к ее радости – показал еще один номер.

Она отказалась пойти с подругами. Последнее, что она сказала им, было: «Под всей этой золотой краской скрывается очень симпатичный итальянец». Последнее, что подруги сказали ей, было: «Может, он и не итальянец». Ценное замечание – ведь мимы не разговаривают.

Дрю предложила им погулять без нее, пройтись по магазинам на виа деи Кондотти и пообещала встретить их на пьяцца Навона, у фонтана Четырех рек, где они ждали ее долго-долго. Девушки рассказали капитану Поме, что попробовали хрустящих вафель, которые делают из яиц, картофельной муки и сахара, а потом еще посмеялись над итальянскими мальчишками, которые обстреливали их из баблгана. Вместо этого подруги Дрю сделали временные татуировки и упросили уличных музыкантов сыграть несколько американских мелодий на свирели. Они признались, что выпили немного за ленчем и вели себя глупо.

О Дрю они сказали, что она была «выпивши». По их словам, она не считала себя хорошенькой и говорила, что люди смотрят на нее только потому, что узнают в ней известную теннисистку, хотя на самом деле многих привлекала ее красота. «Те, кто не интересуется теннисом, не узнавали ее, потому что никогда и не видели, – объяснила капитану Поме одна из подруг. – Дрю просто не понимала, какая она красивая».

За главным блюдом капитан рассказывает, а Бентон в основном пьет, и Скарпетта знает, о чем он думает – что ей нужно отвергать авансы капитана и держаться от него подальше, но для этого ей пришлось бы просто-напросто выйти из-за стола и, может быть, даже из траттории. Бентон считает капитана прохвостом, потому что судмедэксперт не должен допрашивать свидетелей, как будто он детектив, и заниматься расследованием. Это противоречит здравому смыслу. А еще его задевает, что итальянец говорит только о себе, не упоминая никого из тех, кто тоже бьется над этим делом. Бентон забывает, что перед ними римский Шерлок Холмс. Точнее, Бентон не желает этого признавать, потому что ревнует.

Капитан подробно, во всех деталях повествует о своей долгой беседе с золотым мимом, а Скарпетта слушает и время от времени делает пометки. У мима, оказывается, безупречное алиби. В тот день он так и выступал на том же месте, у начала Испанской лестницы, до самого вечера, когда подруги Дрю уже вернулись, разыскивая ее. Мим утверждал, что смутно помнит девушку, хотя и понятия не имел, кто она такая. Ему показалось, что она пьяна, а потом ее просто не стало, наверно, ушла. В общем, какого-то особенного внимания он на нее не обратил. Он ведь мим. У него свои заботы. По ночам он работает швейцаром в отеле «Хасслер», где остановились и Бентон со Скарпеттой. «Хасслер», один из лучших отелей в Риме, находится на самом верху Испанской лестницы, и Бентон – по причинам, которые ему еще предстоит объяснить, – настоял, чтобы они поселись именно в нем, причем в пентхаусе.

К рыбе Скарпетта едва притронулась. Снова и снова, словно в первый раз, рассматривает она фотографии. Бентон и капитан Пома спорят о том, почему убийцы придают телам жертв гротескное положение, но Скарпетта в их дискуссии участия не принимает. Бентон говорит о возбуждении, которое испытывают сексуальные маньяки, читая заголовки в газетах или, что еще лучше, прячась поблизости от места преступления или скрываясь в толпе, наблюдая за разворачивающейся драмой, первоначальным шоком и последующей паникой. Скарпетта слушает вполуха и рассматривает изуродованное обнаженное тело – на боку, ноги вместе, колени согнуты, ладони под щекой.

Как будто спит.

– Не уверена, что это презрение, – говорит она.

Бентон и капитан Пома умолкают.

– Если вы посмотрите на это, – Скарпетта подталкивает снимок Бентону, – без всякого предубеждения, не думая о сексуальной деградации, то, возможно, увидите нечто совершенно иное. Нет, религия тут тоже ни при чем. Это не обращение к святой мученице Агнессе. В том, как она лежит… – Мысль еще не сформировалась, и Скарпетта говорит то, что приходит на ум. – В этом есть что-то… почти нежность.

– Нежность? – Капитан удивлен. – Вы шутите?..

– Она как будто спит, – продолжает Скарпетта. – Положение тела нетипично для жертвы сексуальной деградации – на спине, руки и ноги раскинуты и так далее. Чем больше я смотрю, тем больше в этом убеждаюсь.

– Может быть. – Бентон берет снимок.

– Но ее нагота выставлена на всеобщее обозрение, – возражает капитан Пома.

– Присмотритесь. Конечно, я могу и ошибаться. Я всего лишь пытаюсь найти другие интерпретации, отказавшись от предубеждений, от эмоциональной предпосылки, что убийца преисполнен ненависти. Такое у меня ощущение. Я всего лишь предлагаю альтернативную возможность. Может быть, он хотел, чтобы ее нашли, но мотивом было не сексуальное унижение.

– И вы не видите презрения? Злобы? Ненависти? – недоумевает капитан, и, похоже, совершенно искренне.

– Думаю, он сделал это ради власти. Ему было важно пересилить ее, взять верх. У него есть и другие потребности, о которых мы пока не знаем. И конечно, я не хочу сказать, что во всем этом нет сексуального компонента. Нет гнева. Я просто не думаю, что они побудительная сила.

– Чарльстону повезло, что у него есть вы.

– Не уверена, что Чарльстон разделяет ваше мнение. По крайней мере местный коронер определенно не разделяет.

Пьяные американцы веселились уже вовсю. Бентон, похоже, отвлекся, прислушавшись к их болтовне.

– Иметь в городе такого эксперта. На месте вашего коронера я считал бы себя счастливчиком. И он не пользуется вашими талантами?

Капитан тянется за фотографией, которая ему не нужна, и снова, как бы ненароком, касается ее руки.

– Он отправляет свои дела в медицинский университет Южной Каролины, и ему никогда не приходилось сталкиваться с частной практикой. Ни в Чарльстоне, ни где-либо еще. Я работаю с несколькими коронерами с периферии, не имеющими доступа к техническим и лабораторным возможностям судмедэкспертизы, – рассеянно, поглядывая на Бентона, объясняет она.

Тот делает знак, привлекая ее внимание к тому, что говорят их пьяные соотечественники.

– …я просто думаю, что когда раскрывается и одно и другое, это выглядит сомнительно.

– С какой стати хотеть, чтобы кто-то знал? Я ее не виню. Это как Опра или Анна Николь Смит. Люди валят туда толпами.

– Какая мерзость! Представь, что ты в больнице…

– Или, как в случае с Анной Николь Смит, в морге. Или в земле…

– …и толпы народу на тротуаре, все орут, выкрикивают твое имя.

– Не переносишь жару, выметайся из кухни, вот что я скажу. Такова цена за богатство и известность.

– Что происходит? – спрашивает Скарпетта.

– Похоже, у нашей старой знакомой, доктора Селф, что-то случилось, и она на какое-то время осталась без эфира.

Капитан Пома оборачивается и тоже смотрит на столик с шумными американцами.

– Вы ее знаете?

– Приходилось сталкиваться. В основном Кей, – отвечает Бентон.

– Я, кажется, читал что-то об этом, когда просматривал материалы на вас. Сенсационное, крайне жестокое убийство во Флориде. И вы все были как-то замешаны.

– Рад слышать, что вы о нас читали. Наверное, провели тщательное исследование.

– Только для того, чтобы знать, кто к нам приезжает. – Капитан Пома смотрит Скарпетте в глаза. – Одна моя знакомая, очень красивая женщина, постоянно смотрит передачи с доктором Селф. Прошлой осенью на ее шоу была Дрю. Что-то связанное с победой на большом турнире в Нью-Йорке. Признаюсь, я не любитель тенниса.

– Открытое первенство США, – говорит Скарпетта.

– Я и не знал, что Дрю приходила к ней на шоу. – Бентон хмурится, как будто не верит итальянцу.

– Приходила. Я проверял. Интересно, что доктор Селф именно сейчас попадает вдруг в больницу. Я пытался связаться с ней, и она должна была ответить на кое-какие мои вопросы. Может быть, посодействуете? – обращается капитан к Скарпетте.

– Сильно сомневаюсь, что это поможет, – отвечает она. – Доктор Селф ненавидит меня.

Они возвращаются по темной виаду Мачелли.

Скарпетта представляет, как Дрю Мартин гуляет по этим улицам. Кого она встретила? Как он выглядит? Сколько ему лет? Чем внушил ей доверие? Встречались ли они раньше? Был день, на улицах полно народу, но до сих пор не нашлось ни одного свидетеля, который сообщил бы заслуживающую внимания информацию, что видел кого-то, подходящего под описание девушки, в то время, когда она ушла от мима. Как такое возможно? Одна из самых известных в мире спортсменок, и никто не узнал ее на улицах Рима?

– Было ли это случайностью? Как удар молнии? Вот вопрос, к ответу на который мы даже не приблизились, – говорит Скарпетта. Ночной воздух насыщен ароматами, их тени скользят по древним камням. – Она одна, пьяна, возможно, заблудилась, свернув в какой-нибудь переулок, и он встречает ее? И что? Предлагает показать дорогу и уводит куда-то, где может полностью ее контролировать? Возможно, туда, где живет сам. Или к машине. Если так, то он должен хоть немного говорить по-английски. Но почему ее никто не видел? Ни одна живая душа.

Бентон молчит. Подошвы шаркают по тротуару. На улице шумно – люди выходят из ресторанов и баров, громко переговариваясь, смеясь, мимо, чуть не наезжая на них, проносятся автомобили и мотороллеры.

– Дрю по-итальянски не говорила, так мне сказали. Может быть, знала пару слов, – добавляет Скарпетта.

На небе зажглись звезды, мягкий свет луны падает на Казина-Росса, дом, где в двадцать один год умер от туберкулеза Китс.

– Или же он преследовал ее. А может, был знаком с ней раньше. Мы не знаем и скорее всего никогда не узнаем, если он не сделает это снова и не попадется. Ты будешь со мной разговаривать? Или мне продолжать монолог?