Текст книги "Разоблачение пермакультуры от ее учителей и ученых"

Автор книги: Патрик Вайтфилд

Соавторы: Роберт Курик,Масанобу Фукуока
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Двойное копание

Пожалуй, самой распространенной «новой» идеей в садоводстве за последние 30 лет было копание дважды. В качестве интерпретации работы Алана Чедвика в Калифорнийском университете в кампусе Санта-Крус в 1970-х и 1980-х годах Джон Джевонс через Экологических активистов Среднего полуострова и свою стопку книг весьма успешно популяризировал садоводство на высоких грядках.

Фактически, он намеревался продвигать очень проницательную программу садоводства, известную как биодинамический / французский интенсивный метод. Теперь он называет свою работу «Биоинтенсивное земледелие» [GB]. Подход GB – это интегрированный набор методов, инструментов, установок и экологически безопасного контроля. К сожалению, популяризация метода привела к очень размытым и запутанным концепциям.

Метод GB использует различные методы для создания глубокой рыхлой почвы, чтобы больше растений можно было выращивать ближе друг к другу и повысить урожайность, но на самом деле он не предназначен для культивирования в смысле копания почвы.

Метод обработки GB разрыхляет почву без переворачивания почвенных слоев. Это позволяет полезным бактериям процветать в той зоне почвы, к которой они развивались и приспосабливались тысячи лет.

Упрощенная популяризация [или извращенная]] этого метода заставила многих напротив думать, что чем больше вы рыхлите и чем глубже копаете, тем лучше будет сад. Это не обязательно так. На самом деле чрезмерное культивирование часто приносит вред. Любое копание в смысле нарушения структуры почвы убивает микробы и замедляет усвоение питательных веществ. Эффект незаметный, но важный. И грядки с деревянным каркасом, заполненные сплошной смесью почвы и компоста, тоже не в счет.

В процессе разрыхления почвы уровень ее поднимается из-за включения воздуха и органических веществ. Высокие грядки – это побочный продукт методов улучшения почвы, а не единственная цель. И наоборот, нагромождение чего попало, чтобы придать ему форму высокой грядки, может не дать желаемых результатов.

Зачастую простая насыпка или укладка хорошего верхнего слоя почвы обеспечивает достаточный дополнительный слой почвы, чтобы вырастить более здоровый и массовый урожай. Поднятая грядка может выглядеть как биоинтенсивная, но это ее дальний экологический родственник.

Часто приподнятые грядки имеют чистый выигрыш по сравнению со старомодными копаными огородами.

Так что я рад видеть, что по стране распространяются даже незаконнорожденные версии приподнятых грядок. Я часто использую коробчатые приподнятые овощные грядки в съедобных ландшафтах из-за их аккуратности, проволочной сетки от кротов и сусликов на дне, улучшенного дренажа, удобства и долговечности. Но я не претендую на то, чтобы воспроизвести тонкую экологическую динамику биоинтенсивного огорода.

Упрощенные формы приподнятых грядок и двойной перекопки будут продолжать распространяться, тем более что плотный график работы требует более эффективных огородов. Будем надеяться, что больше садоводов исследуют корни этих поверхностных методов и обнаружат сложные нюансы биоинтенсивного подхода. Их сады будут только улучшаться.

Съедобный ландшафтный дизайн

Многие до сих пор считают меня одним из «основателей» движения за «плодовый ландшафтный дизайн». Общая форма съедобного озеленения предназначена для возвращения пищевых растений во двор вокруг дома эстетически приятным образом. Я никогда не предлагал, чтобы каждое растение во дворе было легко перевариваемым, чтобы иметь по-настоящему съедобный ландшафт.

Идея состоит в том, чтобы объединить несколько утилитарных растений в визуально приятный дизайн. Съедобное озеленение не требует противопоставления органического садоводства химическому.

Однако моя книга «Создание и поддержание съедобного ландшафта – легко!», дает исчерпывающую, недогматическую и научную основу для съедобных ландшафтов, предлагая при этом шведский стол органических методов ухода за ними.

Для некоторых идея красивых ландшафтов с высокой функциональностью или производительностью была претенциозной, может быть, даже элитарной. Всплеск энтузиазма по поводу съедобных ландшафтов, особенно между 1980–1990 гг., был вызван осознанием того, что длинные прямые ряды кукурузы не должны быть в порядке вещей.

Раньше факультет ландшафтной архитектуры университета никогда не думал о том, чтобы поговорить с Отделением сельского хозяйства или помологии. Теперь эти различные «подразделения» из слоновой кости более привычны друг другу.

В последнее время меня спрашивают: «Что случилось со съедобным озеленением?» Неужели оно мертво? » В то время как интерес к нему в Калифорнии по сравнению с 1980–1990 гг. снизился, семена этой идеи размножились и распространились, как одуванчики, которые съедобны.

Хотя некоторые считают, что вечная популярность – это истинный признак успеха, я придерживаюсь совершенно другой точки зрения. Подобно последовательному росту трав и сорняков, скрывающему недавний оползень и уступающему удушающей тени древесных кустарников несколько десятилетий спустя, все стили и методы садоводства должны пройти через естественную смерть, возрождение и обновление.

И съедобный ландшафт – не исключение.

Теперь съедобные пейзажи начали полностью интегрироваться в сеть пригородной жизни, как и было задумано. Мой любимый пример успеха съедобного озеленения – это один из тех женских журналов, которые сгруппированы вокруг кассира в супермаркете, как ухмыляющиеся канюки.

Там картинка. На заднем плане трое мужчин на четвереньках «пасутся» на лужайке. Один парень выбирает ягоды из живой изгороди. Другой находится на лестнице у фруктового дерева. Женщина склоняется над забором и говорит соседке: «Это один из тех новых съедобных ландшафтов. . . экономит мне часы на кухне ».

Мейнстрим Америки высмеивает съедобные ландшафты – дожили!

Многие из моих друзей из некоммерческих групп по устойчивой / органической / альтернативной движухе 1980-х годов на самом деле пытались не допускать, чтобы их работа была представлена ​​в «этих глупых пригородах».

Я всегда утверждал обратное. Газетная сатира о съедобном озеленении – знак проникновения на рынок.

Значит, он стучится в дверь – или даже лучше. Подробности будут позже.

Меня не волнует, исчезнет ли фраза «съедобный пейзаж», как кочан салата, растворяющийся в компостной урне, из лексикона. Хотя сейчас распространение съедобных ландшафтов кажется более медленным, это полностью здоровая и естественная культурная ассимиляция.

Фактически, постепенное распространение съедобных ландшафтов намного предпочтительнее экзотических причуд, которые некоторые поощряют в попытке продлить освещение их в средствах массовой информации. Кулинарные изгибы некоторых рецептов съедобных цветов и высокая кухня достойны больше смеха, чем декоративные плодовые.

Хотя я действительно ценю элегантный «гастрономический опыт», я не считаю его чем-то большим, чем чудесная гедонистическая экстравагантность – ничего, что могло бы сместить центр тяжести культуры. Настоящие люди едят настоящую пищу. Хорошее барбекю всегда побеждает в количестве [фунтах или холестерине] шляпки азиатских грибов и жареные цветы тыквы с начинкой из необычных сыров.

Наследие Рут Стаут

Рут Стаут умерла много лет назад, но все, кто встречался с ней или смотрел несколько видеороликов о ней, легко вспоминают ее невероятно жизнерадостный, общительный дух и крепкое тело с большими руками – как у садовой Джулии Чайлд.

Она была и остается хозяйкой сада с беспахотной почвой, соломой и бездельничанием. Мало кто догадывается, что она занималась садоводством обычным способом «копания грязи» более десяти лет, прежде чем она решила отказаться от своей лопаты.

Тем не менее, результаты все равно были фантастическими. Рут кое-что понимала. И ее наследие действительно живет в редких статьях о садоводстве с нулевой обработкой почвы.

Большинство садоводов привязаны к копанию, исходя из чисто произвольного предположения, что вы не «работаете с землей», если не раскапываете ее лопатой.

Тем не менее, оползень – единственная естественная модель пахания земель в природе. Причем оползни – довольно редкое явление во многих регионах. Таким образом, обработка почвы посредством копки – это довольно грубое нарушение естественного положения почвы.

С практической точки зрения, урожайность сада с нулевой обработкой почвы может быть такой же – или, в редких случаях, лучше, чем урожайность сада с одной лишь копаной землей. [Я сомневаюсь, что урожайность при нулевой обработке могла бы конкурировать с производительностью от интенсивной двойной перекопки.]

При правильном уходе за садом при нулевой копке потребуется значительно меньше труда и отсутствие напряжения, связанного с двойной перекопкой. Приложив немного опыта, немного сообразительности и немного больше пространства, сады с нулевой обработкой почвы можно выращивать без ввоза навоза или удобрений извне.

Достойный урожай. Меньше работы. Никаких дорогостоящих удобрений. Можно подумать, это будет популярно, как бесплатное пиво на бейсбольном матче или бесплатный тофу на веганской конференции. Я определенно ожидал большего интереса к методам нулевой обработки почвы и их внедрения.

Но, я подозреваю, что наша культура все еще слишком привязана к копанию как к самоокупаемой мере достижения урожая. Немного забавно – а в некоторые дни немного удручает, – что все защитники окружающей среды, так стремящиеся «спасти планету», так быстро берутся за лопату.

На самом деле они разрушают структуру почвы, отправляя часть планеты вниз по течению в озеро или океан, и упиваются тем, что на самом деле является весьма ненормальным действием.

Я желаю, чтобы в ближайшие годы этот ценный метод садоводства был обновлен. По крайней мере, почва вздохнет с облегчением.

Пермакультурное благочестие?

В 1978 году я прочитал «Пермакультуру один» Билла Моллисона и Дэвида Холмгрена. «Пермакультура» была придумана как соединение двух терминов: «постоянное» и «сельское хозяйство».

Хорошая пермакультура должна быть экосистемой, производящей продукты питания [в большинстве случаев, садом], спроектированной человеком, требующей небольшой работы для поддержания, имитирующей разнообразие и сложность леса [или другой природной системы], в значительной степени основанной на многолетних пищевых растениях, самовоспроизводящейся и постоянной.

После первой лекции Билла Моллисона в США в 1980 году, спонсируемой Институтом Фараллонеса, где я руководил Программой съедобных ландшафтов, интерес к пермакультуре вырос до небес, как лебеда на куче влажного дер..ма.

В конце 1970-х меня очень волновала пермакультура, особенно ее попытка создать интегрированные, устойчивые сады.

Постепенно мой энтузиазм угас. Как и большинство людей, которых я наблюдал в замкнутом круге «практики» пермакультуры в течение последних нескольких десятилетий, я обнаружил, что ее детали отсутствуют или приносят больше вреда, чем пользы.

Одно из главных преимуществ пермакультуры, особенно для интеллигентов-несадоводов, – это соблазн меньшего количества работы или ее отсутствия, обильного урожая и мягкого неясного осознания того, что сад будет жить без вас.

Это также оказывается самым большим разочарованием для многих.

На самом деле леса, будь то тропические или умеренные, не являются местом происхождения большинства продуктов, которые мы любим есть. Леса – естественный результат развития травянистой и кустарниковой растительности. Овощи и фрукты, которые мы жаждем – и большинство цветов – происходят из степных, горных и пограничных зон.

Мы должны варварски уничтожить часть леса в большинстве американских штатов, чтобы создать искусственную и экологически деградировавшую среду для наших любимых продуктов. К счастью, первые белые поселенцы причинили большую часть ущерба, поэтому мы можем притвориться, что этого не произошло, и в этом нет ничего неестественного.

На самом деле, большинству садоводов приходится сдерживать экологический импульс возрождения природы, чтобы выращивать пищу. Но как только они прекращают прополку, обрезку или кошение, начинается процесс зарастания.

Все огороды наши требуют постоянного надзора.

Иногда труд минимален, например, ежегодное сжигание травы и сеянцев сосны под дубами в долине Йосемити коренными народами до прихода европейских захватчиков. В других случаях работа – это потный, грязный труд для сильного характера.

Теперь пришла третья волна интереса к пермакультуре. Даже журнал «Ландшафтная архитектура», который, как известно, редко показывает по-настоящему экологичный ландшафтный дизайн, рассматривает эту тему.

В основном, я рад, что пермакультура появилась, чтобы заинтриговать новую аудиторию.

Пермакультура по-прежнему будет ценным интеллектуальным крючком, который увлекает людей с высшим образованием в нечеткую логику природы.

Пермакультура похожа на полезный грибок в вашем мозгу, который прикрепляется к клеткам вашего мозга, но в конечном итоге укореняется в грязи и почве. Когда теоретик увлекается садоводством и, наконец, становится по-настоящему грязным, блеск и диктат пермакультуральной псевдорелигии исчезает, как слои линяющей гусеницы.

А я пока буду заниматься обычным садоводством. . . и подробностями поделюсь с вами.

Грэхэм Строутс – Пермакультурный съедобный лесной сад: ни еды, ни культуры

Я интересовался идеей съедобного лесного сада более двадцати лет, за это время я посадил и спроектировал несколько садов в Ирландии, а также посетил несколько других. Но они никогда не оправдали моих ожиданий и были в основном непродуктивными, несмотря на то, что я закупал как можно больше многолетних овощей и других интересных съедобных растений. Здесь я рассматриваю сделанные в их пользу утверждения и доказательства, подтверждающие эту идею, и прихожу к выводу, что, как в первую очередь сказал основатель Permaculture Билл Моллисон, в регионах с умеренным климатом гораздо лучше выращивать фруктовые деревья и овощи отдельно.

Умеренная пермакультура – это преходящее увлечение, хобби идеалиста или есть основания для более широкого распространения этой практики?

Введение – Дизайн от природы: пермакультура и концепция лесного сада

 «Пермакультура» – сокращение от постоянного сельского хозяйства – это концепция устойчивого землепользования и дизайна, придуманная и разработанная Биллом Моллисоном и Дэвидом Холмгреном в 1974 году. Моллисон определил эту концепцию как:

}Сознательное проектирование и поддержание сельскохозяйственных продуктивных экосистем, обладающих разнообразием, стабильностью и сопротивляемостью природных экосистем.}

 (Моллисон 1988).

 С тех пор пермакультура превратилась во всемирное движение активистов и дизайнеров, применяющих принципы пермакультуры ко всему обществу (Holmgren 2002). Пермакультура – это в большей степени подход или философия, чем какая-либо конкретная технология, но там, где она подверглась научному исследованию, многие виды практик, которые часто отстаиваются, не имеют подтверждающих данных (Chalker-Scott 2010).

В этом эссе мы сосредоточимся на одном из самых известных проявлений пермакультуры – съедобном лесном саду или продовольственном лесу для регионов с умеренным климатом, который спроектирован с намерением имитировать структуру и функции естественных лесных массивов.

Успешная интеграция деревьев с сельским хозяйством для выполнения множества функций защиты окружающей среды и растений, фиксации азота и получения кормов хорошо зарекомендовала себя в традиционных системах во многих частях Европы (Rigueiro-Rodriguez et al 2009) и сегодня вызывает новый интерес как неотъемлемая часть сельского хозяйства.

Стоит выяснить, почему, в то время как лесные сады продолжают оставаться популярными среди пермакультуры и движения за устойчивое развитие, они мало подвергаются научным исследованиям и очень мало используются фермерами, садоводами или огородниками. Как мы увидим, доказательства, подтверждающие утверждения о том, что лесные сады обеспечивают как низкие затраты, так и высокую урожайность, отсутствуют, и есть веские теоретические причины, по которым эта концепция вряд ли будет успешной в зонах с умеренным климатом.

Определения, происхождение и масштабы текущей практики

 Съедобные леса – известные также как лесные сады, лесосады, продовольственные леса или аналоговые леса были определены как «многолетнее поликультуры многоцелевых растений» (Jacke 2005) и сопоставимы с многоэтажными агролесными системами тропиков , известными как домашние сады(Кумар и Нэрн, 2006). Роберту де Дж. Харту обычно приписывают то, что он первым представил эту концепцию в Европе в 1960-х годах, когда он основал первый в Великобритании лесной сад в Шропшире (Hart 1996). Он ссылается на Смита (1950), Йоманса (1971) и Шолто Дугласа (1985), и его работы, в свою очередь, повлияли на Патрика Уайтфилда (1996) и Мартина Кроуфорда (2014) в Великобритании, а также на Джейка и Тоенсмайера (2005). ) в США.

Основываясь на определениях, использованных авторами, цитированными выше, для этого эссе мы определим съедобные лесные сады как:

Сады, которые в основном или полностью представляют собой многолетние поликультуры, содержащие по крайней мере три идентифицируемых вертикальных слоя пищевых растений, включая деревья, кустарники и многолетние травянистые подлески.

 Это определение отличает их как от однолетних огородов, так и от других устоявшихся систем агролесоводства, таких как крупномасштабные системы лесоводства, которые обычно включают только одну или две однолетние культуры между рядами деревьев (Rigueiro-Rodriguez et al 2009).

Кроуфорд (2014) оценивает, что в Великобритании насчитывается около 800 гектаров лесных садов, и перечисляет около 160 лесных садов в своей сети лесных садов, в том числе 9 в Ирландии, 30 в Европе и несколько в США. Они варьируются по размеру от небольших садов размером всего 50 квадратных метров до небольших усадеб площадью до 5 гектаров, при этом самая маленькая площадь для «полностью функционального» лесного сада оценивается примерно в 1000 квадратных метров.

Возможно, по иронии судьбы, учитывая их неизменную популярность в пермакультуре, Моллисон сам не защищал многолетние съедобные лесные сады для регионов с умеренным климатом. Ему было хорошо известно, что для садоводства умеренного климата характерно выращивание однолетних или двухлетних злаков и овощей, а также необходимость их хранения зимой, и что древесные культуры больше подходят для выращивания фруктов, чем для выращивания основной еды(Mollison 1988). Академическая литература также указывает на то, что сады умеренного климата традиционно основывались на однолетних овощах, часто располагались на относительно копаных грядках и, как правило, требовали полного солнечного света (Ninez 1987; Vogl and Vogl-Lukasser 2003).

Несмотря на это, Джейк и Тоенсмайер (2005) приводят древнюю практику рубки дров и бревен в качестве примера традиционной практики северных лесных садов. Тем не менее, лесные массивы не являются в первую очередь огородами, и обычно включают только один или два яруса, лещинную поросль, и редко пищевые культуры.

В Великобритании до 1955 года фруктовые деревья обычно выращивались с промежуточными посадками ягод – черной смородины или крыжовника; реже включались некоторые (в основном однолетние) овощные культуры, и есть примеры совмещения деревьев с однолетними овощами (Kumar and Nairn 2006). Один из немногих примеров, которые действительно соответствуют определению трехслойной системы, включал спаржу как многолетний овощ (Newman 1986, цитируя Fekete 1958),

В рамках недавней попытки исправить нехватку исследований съедобных лесных садов Британская ассоциация пермакультуры начала 10-летнее испытание лесных садов в 2009 году, опубликовав базовое исследование 117 лесных садов в Европе и США в 2013 году (Remiarz 2013, 2014). Самые старые участки были созданы в 1980-х годах, большинство из них – с 2000 года.

Почти половина сообщили, что их основной целью была «самообеспеченность продуктами питания», при этом большинство заявили, что в основном это было достигнуто, хотя какая доля потребностей каждого садовника в пище удовлетворена не посчитано. Фактически, списки видов предполагают, что на самом деле культуры, выращиваемые в большинстве этих лесных садов, мало отличаются от фруктов и зеленых овощей, которые обычно выращивались в традиционных приусадебных участках с 1950-х годов (Ninez 1987).

Это очевидное несоответствие между стремлениями и практикой требует некоторого объяснения: почему лесные сады по-прежнему поощряются – по крайней мере, в рамках секты пермакультуры – если практика так далеко не оправдывает ожиданий? Чтобы ответить на этот вопрос, мы рассмотрим философию копирования природы, лежащую в основе концепции лесного сада.

Философия: вернуться в сад?

 Наряду с другими более поздними влиятельными авторами пермакультуры (Crawford 2005, Jacke 2010), Харт (1996) рассматривал посадку лесных садов не только как практический способ выращивания продуктов питания, но и как открытие нового образа жизни и видения мира:

}Мой мини-лес – это кульминация многолетнего изучения и практики системы, которая стала известна как агролесоводство или пермакультура, и многие люди, включая меня, считают, что она играет важную роль в создании `` альтернативного '' нового целостного мирового порядок. Зеленый мир. Мир Гайи.}

– Роберт Харт (1996)

Вера, лежащая в основе пермакультуры, что «природа знает лучше» и сельскохозяйственные системы лучше всего формируются в образе природы, проистекает из «организменной метафоры», предложенной в начале 20 века (Clements 1916), которая рассматривает экосистемы как «сверхорганизмы», а с точки зрения кибернетики Одума рассматривает экосистемы как аналог машин (Odum 1981, ср. Holmgren 2001).

Защитники природы, такие как Джон Мьюир, затем популяризировали эти идеи идеального состояния «естественного баланса» как для природы, так и для человека (Marris 2011), но, хотя они все еще являются доминирующей идеей как в массовой культуре, так и в большинстве экологических политик (Боткин, 2012), большинство экологов сегодня считают, что природные системы характеризуются постоянным изменением и адаптацией, а не каким-либо идеальным состоянием стабильности, и некоторые предполагают, что сама концепция экосистемы, возможно, изжила себя (O'Neill 2001).

Пермакультура и другие альтернативные подходы к сельскому хозяйству уходят корнями в контркультуры 1960-х гг., в представлениях о необходимости подготовиться к неизбежному краху индустриального общества и к последующему возвращению к натуральному хозяйству (Gold and Hanover, 1987). Боткин (2012) прослеживает эту идею «грехопадения» и «возвращения в Эдем» до корней иудео-христианства, мощной метафоры, которая также помогла сформировать раннюю экологию и энвайронментализм.

Возможно, эти глубоко укоренившиеся культурные убеждения помогают объяснить непрекращающийся интерес к подходам к ведению сельского хозяйства, приближенным к природе, таким как лесные сады, которые рассматриваются как способ восстановления предполагаемого идеального состояния естественного равновесия, которое люди нарушили, вырубив леса и возделывая землю.

Принципы дизайна: разнообразие, сложность и баланс

Существует здравый смысл в обращении к концепции подражания природе. В отличие от обычного однолетнего огорода с его постоянными потребностями в копании, прополке и внесении удобрений, лесные сады предназначены для самоподдержания, с минимальными затратами или трудозатратами и функционируют с разнообразием, сложностью и «балансом» естественного лесного массива, обладающего следующими преимуществами (Hart, 1996; Jacke 2005; Crawford 2010):

деревья используют вертикальное пространство, что в принципе позволяет выращивать больше продуктов на той же территории;

многолетние растения не требуют ежегодной обработки почвы и посадки новых семян;

разнообразие поликультуры должно уменьшить проблемы с видоспецифичными патогенами;

мульчирующие и азотфиксирующие растения, общие для других методов агролесоводства, устраняют или сокращают необходимость внесения удобрений;

мультисистемы более устойчивы из-за большей сложности;

лесные сады обладают множеством функций и урожайностью, в том числе лекарственными и экологическими.

Взяв каждый по очереди, мы можем найти теоретические объяснения того, почему сами по себе эти принципы недостаточны для того, чтобы сделать лесные сады жизнеспособными в качестве альтернативных систем производства продуктов питания.

Вертикальное пространство

 Урожайность древесных культур ограничена компромиссом между производимой урожайностью и энергией, используемой самим деревом для поддержания своей древесной структуры. Вдобавок, хотя урожайность со временем увеличивается по мере того, как деревья становятся крупнее, они также производят больше тени и корней (которые будут распространяться, по крайней мере, до проекции кроны), и то, и другое, вероятно, снизит урожайность растений подлеска из-за конкуренции за свет, воду и питательные вещества. Кроуфорд рекомендует сажать деревья в лесосадах на 50% дальше друг от друга, чем в обычных садах, чтобы пропускать достаточно света до нижних слоев, и поэтому теряется большинство преимуществ вертикального пространства. Ниже мы сравним показатели урожайности древесных и пахотных культур.

 Однолетние и многолетние растения

 Преимущество многолетних растений состоит в том, что они не требуют ежегодного выращивания и посадки, и часто появляются раньше весной, чем их однолетние аналоги, но имеют недостаток в том, что они статичны и их нелегко изменить в ответ на меняющиеся условия.

Напротив, однолетние культуры могут достичь оптимальной урожайности всего за один или два сезона, а однолетняя система намного более гибкая, поскольку в случае болезни, изменения климата или даже истощения питательных веществ можно легко переключиться на другой сорт или культуру.

Однолетние зерновые были первыми растениями, которые были одомашнены по той самой причине, что, ежегодно закладывая семена, они якобы улучшили урожайность и другие характеристики за счет селекции растений (Kingsbury 2009).(что опровергнуто Фукуокой)

Монокультуры против поликультуры: разнообразие и взаимопроникновение

 Разнообразие – один из «принципов пермакультуры» (Holmgren 2002), обеспечивающий условную основу для лесных садов, но это разнообразие может снизить урожайность. Конкуренция между видами уже отмечена. Кроме того, поликультуры в меньшей степени поддаются механизации возделывания и сбора урожая, а орехи, падающие с деревьев, могут быть потеряны в почвопокровной растительности.

Однако некоторые исследователи указали на уже проделанную работу по смешиванию культур – традиционно практикуемую во всем мире – как основу для продвижения более сложных поликультур, таких как лесные сады (Gowland 1996; Watson 1998). Было показано, что разделение ресурсов (почва и свет), способность комбинаций культур получать доступ к большему количеству питательных веществ почвы, чем монокультуры, и изменение микроклимата увеличивают урожайность по сравнению с культурами, выращиваемыми отдельно.

В то время как совмещение посевов также повышает урожайность в относительно простых системах, пригодных для выращивания лесных культур, таких как овощи между фруктовыми деревьями (Newman 1986), Вандемер также обнаружил случаи, когда урожайность была ниже, если были выбраны неподходящие культуры.

Уайтфилд (2013) также знал об этом, указывая на то, что наибольшая выгода от промежуточного посева получается при добавлении первой культуры и, вероятно, будет снижаться с добавлением каждой последующей культуры.

В обзоре Денисон (2012) обнаружил, что достижение оптимального интервала между посевами было трудным, и что, несмотря на то, что совмещение увеличивало урожайность по сравнению со средним показателем для двух культур, она часто все же была меньше, чем у лучшей культуры, выращиваемой как монокультура. Таким образом, для многих фермеров прагматический выбор заключался в том, чтобы вырастить единственную наиболее урожайную культуру.

Очевидное отсутствие разнообразия в культурах, которые мы едим, также упоминается как причина предпочтения лесных садов перед традиционным сельским хозяйством, но есть веские причины, по которым были одомашнены только некоторые культуры, помимо упомянутой выше простоты селекции для улучшения.

Поскольку кукуруза, рис и пшеница (3 вида обойного клея – крахмала – которые нельзя есть)) легко хранить и транспортировать, они составляют почти половину калорийности, потребляемой человечеством. Другой причиной является опыление – культура, подходящая для сельского хозяйства, требует надежных методов опыления для получения хороших урожаев, и поэтому эти злаки, как правило, либо самооплодотворяются, либо опыляются множеством различных насекомых, либо опыляются ветром, и в отличие от многих других растений, которые имеют более высокую урожайность, эволюционировали совместно со специалистами-опылителями (Warren 2015).

Эффективность: входы и выходы

Вместе с Джейком Кроуфорд (2014) утверждает, что эффективность системы – это мера устойчивости, а не общий урожай. Он утверждает, что современное сельское хозяйство часто обеспечивает возврат энергии 5: 1, а иногда и меньше 1, при этом в систему поступает больше энергии, чем выходит, в то время как лесные сады могут достигать 40: 1.

Даже если бы это было верно с точки зрения абсолютной физической энергии – не объясняется, как были получены эти цифры – на удобрения приходится всего около 2% мирового потребления энергии (зато загрязнение от них больше чем от машин), и сельское хозяйство без этого было бы гораздо более трудоемким и потребовало бы до четырех раз больше земли, чтобы выращивать такое же количество еды (Smil 2011).

Таким образом, хотя системы с низким потреблением ресурсов могут быть в меньшей степени зависимы от ископаемого топлива в целом, это преимущество значительно перевешивается выгодами сохранения земель от постоянного увеличения производства за счет современного сельского хозяйства (а размножаться и жрать меньше не пробовали?).

Системы, устойчивость и сложность

 Пермакультура отстаивает важность количества связей между элементами в дизайне, утверждая, что такое разнообразие взаимодействий ведет к большей устойчивости: если одно синергетическое отношение нарушается, появляется множество других, чтобы восполнить пробел и предотвратить сбой системы. Предполагается, что естественные системы находятся в естественном «балансе», который может быть легко нарушен с изменением одной части, нарушающей баланс всей системы.