Текст книги "Салют из тринадцати орудий (ЛП)"
Автор книги: Патрик О'Брайан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
Глава четвертая
Как прекрасно представлял Стивен, Джек Обри ответил «да». Но какие сердечные муки, какое тревожное самокопание сопровождали этот ответ почти в одиннадцать ночи! И какие печальные, тоскливые и даже виноватые взгляды бросал он на далекий «Сюрприз», спускающийся под парусами по Тежу, когда они скакали прочь, оставив соплавателей разочарованными, в плохом настроении и даже, в некоторых случаях, скорбящими. Некоторые поначалу разозлились, многие заявляли о том, будто с самого начала знали – плавание будет неудачным. Но никто не принял предложения Джека получить расчет и оплаченный проезд домой. Они утешались тем, что ему предстоит командовать «Дианой», которую они лично захватили, их собственной «Дианой», а также тем, что корабли встретятся в условленном месте. Предстоящую встречу делали еще более ощутимой и реальной оставшиеся на борту вино и теплая одежда капитана вместе с бесчисленными связками книг доктора.
Не только матросы, но и офицеры тяжело восприняли расставание. Пуллингс был всецело предан Джеку, а остальные крайне его уважали. И хотя они меньше полагались на личную удачу Обри, чем простые матросы, но никоим образом не оставались к ней равнодушными. Более того, они прекрасно знали, что командовать яростной, неспокойной командой гораздо проще, когда на борту есть легендарная за свою храбрость, победы и удачу фигура. Тем не менее, Стивену удалось убедить Пуллингса, что он почти наверняка получит корабль под командование, если приведет «Сюрприз» домой в целостности. А Вест и Дэвидж сочли, что в подобной ситуации шансы восстановления на службе у них гораздо выше.
Поскольку Обри предстояло отправиться на новый корабль по суше и в чрезвычайной спешке, он не смог взять с собой никого кроме стюарда и старшины шлюпки. Вынести покинутый безропотный вид оставшихся на корабле оказалось едва ли не самой трудной частью всего предприятия.
И все же им, как и всем остальным, было совершенно очевидно, что речь идет еще об одном флотском случае, когда нельзя терять ни мгновения. В каком-то отношении так даже лучше – беспрерывная активность и чрезвычайные трудности быстрого путешествия по Португалии и северо-западной Испании во время вооруженной оккупации, при том, что война едва только покинула эти места и могла снова затопить всё в любую минуту, отвлекли Джека от покинутого корабля и соплавателей. И все же ничто – ни путешествие, ни чувство вины, ни крайние неудобства – не могло отвлечь его от сияния в глубине души. Если Джек переживет ближайшую пару недель, то его упомянут в официальной публикации и дадут корабль под командование. Чарующие обещания станут бесконечно более ощутимой реальностью, убеждения превратятся в реальные факты. Но факт этот упоминать не следует, и сияние признавать нельзя. Даже пение про себя нужно подавлять.
Путешествовали они в разнообразных наемных каретах и экипажах. Иногда в них запрягали просто невероятное количество животных, но сколь бы мало или много их ни было, бежать их заставляли с максимальной скоростью. Так ехали сэр Джозеф, Стэндиш (которого Джек предложил после взаимных объяснений подвезти), багаж, музыкальные инструменты и большое количество необходимых документов. А также и Киллик с Бонденом (оба – невеликие наездники). Они сидели вместе с кучером или на задках, пока в Галисии их не застал ослепляющий дождь – тогда сэр Джозеф предложил им ехать внутри. Джек и Стивен ехали верхом. Под рукой имелось огромное количество потерянных, украденных, заблудившихся кавалерийских лошадей из разных армий, так что каждый ехал со сменной лошадью и грумом, мчась вперед вечером, чтобы договориться об ужине и ночлеге.
Тяжелая поездка – вперед, вперед, все время вперед, не останавливаясь даже перед местными чудесами (всего лишь один бокал вина в самом Порту). На севере их ждала грязь глубиной по оси. А однажды карету даже попыталась остановить банда, но была рассеяна метким огнем из пистолетов и карабинов.
Но с точки зрения Блейна, эта поездка не шла ни в какое сравнение с тяготами пути в Лиссабон. Теперь у него был проводник, прекрасно знакомый с языком и манерами местного населения, с дорогами и большинством городов, а еще и с хорошими связями. Они дважды останавливались в сельских усадьбах и один раз – в монастыре, а в остальное время – в лучших трактирах, которые можно найти. К тому же теперь он путешествовал в грозной вооруженной компании, включающей в себя могучих моряков. Они могли разобраться с большей частью проблем – например, высвободить увязшее колесо c помощью закрепленных на крепком дереве талей, чей конец все могли тянуть на сухом берегу. Можно даже сказать, что путешествие оказалось почти приятным, особенно вечера. По пути в Португалию сэр Джозеф, тратя государственные деньги, не то чтобы экономил на себе, но какую-то сознательность все же проявлял. Теперь же Стивен, преодолев нежелание расставаться с медяками, швырялся золотом как ушедший в увольнение матрос, а Обри всегда был как минимум щедрым, когда было на что проявлять щедрость.
Путешествуя как короли днем, вечером они объединяли обед и ужин в одну царскую трапезу, а потом Стэндиш играл для них.
Сэр Джозеф искренне любил музыку и в полную силу оценил мастерство Стэндиша. Стивен надеялся, что Блейн сумеет разобраться с проблемой, найдя несчастному какую-нибудь безобидную незначительную должность в правительстве. Но этому не суждено было случиться. Однажды вечером в Сантьяго Стэндиш великолепно играл сюиту Корелли по памяти – ни одной фальшивой ноты – когда Джек, выпив огромное количество слабого и ароматного белого вина с винодельни хозяйки трактира, был вынужден на цыпочках направиться к двери. Он с величайшей осторожностью ее открыл, и в комнату ввалился жутко смущенный крепко сложенный офицер в мундире 1-го полка гвардейской пехоты. Гвардеец начал многословно извиняться за подслушивание – он благоговеет перед хорошей музыкой («Это же был Корелли?»), и от всего сердца поздравляет джентльмена с таким талантом.
Когда музыка закончилась, пригласили офицера выпить вместе с ними портвейна. Звали его Ламли, и он командовал гарнизоном в Сантьяго (они уже заметили некоторое число потрепанных гвардейцев, слоняющихся по грязным улицам). Как всегда в таких случаях, у них нашлось множество общих знакомых. Когда все остальные отправились спать, Ламли разделил последний бокал со Стивеном. Тот сдержанно обрисовал положение Стэндиша.
– Как вы думаете, он согласится пойти ко мне секретарем? – спросил полковник Ламли. – Обязанности очень легкие, клерки сами выполняют большую часть бумажной работы, но я многое отдам, чтобы иметь такую скрипку.
– Думаю, это вполне возможно, – ответил Стивен.
Он бы мог добавить: «На самом деле, мне кажется, что бедняга примет любое предложение работы, которое позволит ему выжить, а не подниматься снова на борт корабля, особенно в Бискайском заливе». Но Мэтьюрин считал безответственным влиять даже на очень доброжелательного работодателя, а полковник Ламли, по крайней мере сейчас, выглядел очень добродушным. Вместо этого он заметил:
– Настолько возможно, что я уверен – стоит сделать подобное предложение.
Предложение было сделано и принято. Отряд двинулся в путь сразу после рассвета, как только удалось поднять конюхов с соломы. Стэндиш провожал их у ворот конюшни под моросью, помахивая рукой, пока они не скрылись из глаз. Его счастье, облегчение, ощущение помилования затронули всех, даже Бондена и Киллика. Эти двое всё утро изображали рожок почтового дилижанса и кривлялись в сторону проходивших мимо крестьян и солдат, пока сменившийся с зюйд-зюйд-веста на зюйд-вест ветер не набрал силу и не остудил их пыл проливным дождем. Сэр Джозеф снова позвал их в экипаж, где они и сидели неподвижно, безмолвно и вежливо, пока, наконец, задыхающиеся мулы не протащили карету сквозь всю Ла-Корунью в порт.
На причале их уже ждали Джек, Стивен и тендер «Нимбл», который и должен был доставить сэра Джозефа и всю компанию домой.
– Лучше не пожелаешь, – заявил Джек, с трудом открывая дверь кареты против порыва ветра. – Он почти наверняка усилится, а даже если и нет – мы все равно вполне можем увидеть Ушант в четверг вечером.
В свете поздних серых сумерек Блейн бросил взгляд на залитый водой, сверкающий причал, на мокрых, поникших под дождем мулов, волнение в гавани и на круто обрубленные пенящиеся волны вне ее, где прилив боролся с атлантическими валами. Он ничего не ответил, но принял руку Джека и, покачиваясь, с полузакрытыми глазами взошел по сходням на тендер.
Стивен рассчитался с кучером и его вооруженным карабином помощником, заплатил грумам и отдал им лошадей, после чего тоже пересек сходни. Багаж уже давно погрузила цепочка матросов, так что как только Стивен поднялся на борт, они отшвартовались, подняли кливер и направились в открытое море.
Двухсоттонный четырнадцатипушечный «Нимбл» – один из самых больших тендеров Королевского флота. Для тех, кто привык к доггерам, баржам, галиотам и шмакам [11]11
Галиот и шмак – полуторамачтовые небольшие грузовые суда голландского происхождения. Галиоты обычно были крупнее, иногда строились трехмачтовыми.
[Закрыть], он казался настоящим исполином, особенно когда поднимал брамсели и даже бом-брамсели на единственной высокой мачте. Но всем остальным, особенно после ранговых кораблей, казалось, будто его спроектировали для гномов. Даже не очень-то крупный Мэтьюрин вынужден был сгибаться, пригнув голову, в кормовой каюте. И как часто бывало на флоте, командовал «Нимблом» один из самых высоких офицеров в списках. Убедившись, что тендер отошел от берега, он вернулся в каюту и застыл там – розовощекий, улыбающийся, энергичный молодой человек в мундире лейтенанта.
– Очень рад вас видеть, господа, – повторил он. – Могу ли я предложить вам легкие закуски перед ужином? Сэндвичи, например, и бокал «сийери»?
– Великолепная идея, – отозвались гости.
Очевидно, сэндвичи уже нарезали, а вино опустили в сетке за борт охладиться.
– Где сэр Джозеф? – поинтересовался капитан «Нимбла».
– Сразу же лег спать, – сообщил Джек. – По его словам, профилактика лучше лечения.
– Надеюсь, это поможет, уверен. Шлюпочный старшина лорда Нельсона рассказывал мне, что первые несколько дней в море адмирал жестоко страдал, если перед этим побыл на суше. Стаббс, – сказал он в полупортик, – сыграй побудку сэндвичам и вину.
– Пузырьки – это хорошо и прекрасно, – заключил Джек, разглядывая бокал на свет, – но, если речь идет о вкусе, букете и качестве, налейте мне лучше хорошего «сийери». Прекрасное вино, сэр. Увы, я вдруг понял, что не уловил вашего имени.
– Фиттон, сэр, Майкл Фиттон, – ответил молодой человек со смущенным, выжидательным видом.
– Не сын ли Джона Фиттона? – уточнил Джек.
– Да, сэр. Он часто о вас рассказывал, и я как-то в детстве видел вас у нас дома.
– Мы вместе служили на трех кораблях, – вспомнил Джек, пожимая руку Фиттона, – «Изис», «Резолюшн» и, конечно, «Колосс».
С этими словами он опустил взгляд – Джон Фиттон погиб во время битвы при мысе Сент-Винсент на батарейной палубе «Колосса», меньше чем в трех футах от Джека.
Одновременно сэр Джозеф, чья каморка выходила в кормовую каюту, задыхающимся голосом позвал своего слугу. Когда беготня туда-сюда закончилась, Стивен поинтересовался, осматриваясь:
– Так значит, это тендер. Что ж, я крайне рад его увидеть. Расскажите, пожалуйста, почему его так называют?
В другое время Джек бы ответил, что Стивен видел тендеры десятками и сотнями в территориальных водах и очень часто – в других местах, а их оснастку ему объясняли так тщательно, чтобы он не смог спутать тендер со шлюпом. Но сейчас он терпеливо пояснил:
– Ну, потому что они обслуживают эскадры [12]12
Русское название «тендер» происходит от английского слова «to tend» – «обслуживать». В английском языке этот класс кораблей называется «cutter», поскольку из-за высокой скорости они как бы разрезают («cut along») море.
[Закрыть], знаешь ли. Хотя в умелых руках, – он улыбнулся молодому Фиттону, – это самые быстрые корабли флота.
– Хотите его осмотреть, доктор, когда дождь немного ослабнет? – спросил Фиттон. – «Нимбл» примечательно большой и элегантный для тендера, почти семьдесят футов длиной. Хотя некоторые жалуются, что под палубой низковато, зато он гораздо шире, чем можно подумать – почти двадцать четыре фута. Двадцать четыре фута, сэр, уверяю вас.
После ужина Джек и капитан «Нимбла» погрузились в подробное обсуждение, как лучше управлять тендерами с прямым и косым парусным вооружением, как выжать из них максимально возможное. Иногда они, конечно, вспоминали, что Стивен тоже присутствует, и пытались сделать тему понятной для него, но он скоро отправился в койку. На деле, доктор довольно сильно устал (и не без причины), но, прежде чем заснуть, некоторое время размышлял о дневниках, о ведении дневников. «Нимбл» так кидало килевой качкой, что пришел Киллик и завязал его в койке на семь оборотов, дабы доктора не выбросило или не стукнуло о подволок. Но даже без подобных ограничений невозможно было бы сделать одну из привычных записей в дневнике. Зашифрованную из-за сильно развитого чувства приватности и осмотрительную из-за связей с разведкой.
«Сегодня я бы описал лишь погоду, найденный во время остановки для ремонта гужа морозник вонючий и изысканно выраженную благодарность совершенно необразованных людей, которым мы отдали лошадей. Когда я впервые встретил Джека, мне следовало быть гораздо более многословным. Или нет? Дух мой пал низко в то время, после очевидного и неизбежного провала восстания, бесславного судилища над столь многими людьми и, конечно, потери Моны, не говоря уж о невыносимых бедствиях во Франции и разрушения наших щедрых и жизнерадостных юношеских надежд.
Боже, как человек может измениться! Помнится, я заверял Джеймса Диллона, упокой Господь его душу, что больше не чувствую лояльности ни к какому государству или к группе людей, только к близким друзьям, и доктор Джонсон прав, утверждая, что индивиду нет дела до формы правления; что я пальцем не пошевелю ради тысячи лет независимости. И вот я несусь по бурному морю в попытке, пусть и слабой, добиться и того, и другого, если поражение Бонапарта считать за первое, а эмансипацию католиков и роспуск союза – за другое. В «Грейпс» надо бы посмотреть дневник того года – что я точно сказал? Но вспомню ли я шифр?»
– Сегодня, доктор, если дождь прекратится, вы увидите «Нимбл» во всей красе, – сказал за завтраком Майкл Фиттон, – он идет почти в фордевинд под марселем и прямым гротом с одним рифом. Последний замер показал одиннадцать узлов и большую часть сажени.
– Именно, – подтвердил Джек, – и заодно – великое преимущество выдвижного бушприта. При такой килевой качке, – стол наклонился вперед на двадцать пять градусов, их руки автоматически ухватили тосты, – бушприт не вонзается в море, не ломается и не мешает ходу корабля.
– Ради всего святого, но как этого можно достичь?
– Поскольку бушприт тендера горизонтальный и не имеет наклона, его можно задвинуть на палубу, – доброжелательно объяснили моряки и пообещали немедленно это показать.
Но в этом они ошиблись. Дождь продолжал лить, налетая широкими серыми шквалами с зюйд-веста и хлеща серое испятнанное белым море. Хотя в сумрачный послеполуденный час четверга Джек вытащил Стивена на палубу, показать Ушант (тусклое, окаймленное белым пятно на правом крамболе), но не сумел уговорить его пойти на нос, посмотреть на бушприт, или даже немного забраться на ванты, чтобы взглянуть на далекие корабли, блокирующие Брест. На следующий день, когда «Нимбл» мчался вверх по Проливу, ветер зашел так сильно вперед, что теперь тендер нес косой грот, фок и кливер. Бушприт, таким образом, оказался выдвинутым и оставался выдвинутым до конца плавания – примечательно приятного плавания, приведшего их в Портсмут вечером в пятницу. Довольно теплый день для мая, а в воздухе ничего серьезной неизбежной мороси.
Сэр Джозеф, чья политика неподвижного лежания и поедания огромного количества сухарей после первых кошмарных часов принесла свои плоды, отправился в Лондон сразу после того, как выпил чаю с кексами в «Короне». Джеку он сообщил:
– Предполагаю, что приказы передадут телеграфом адмиралу Мартину, как только я представлю доклад. Нет сомнений, что, официально или нет, но я увижу вас обоих в начале следующей недели.
Они проводили Блейна до дилижанса.
– Дружище, думаю, Диана сейчас в крайне деликатном положении, и если мы внезапно появимся, это ее до крайности потрясет, – на обратном пути заметил Стивен.
– Подозреваю, что так, – вздохнул Джек, уже собиравшийся было послать за лошадьми. – Напиши скромную вежливую записку, подразумевающую, что ты можешь пребывать сейчас по соседству, и мы ее пошлем с Бонденом или Килликом, или с обоими в повозке.
– Повозка, из которой выбираются Бонден и Киллик, безусловно поднимет тревогу – чудовищный предвестник плохих новостей, путешествующих с такой скоростью и демонстративностью. Мальчик на муле подойдет лучше.
Мальчик на муле отправился с такой запиской «Дорогая, прошу, не тревожься или никоим образом не беспокойся, если в ближайшее время нас встретишь. Мы в полном порядке и шлем свою любовь».
Друзья собирались издалека поглазеть на «Диану», но налетели на командира порта, жизнерадостную душу, который настоял раздавить вместе бутылочку: «Мне сегодня семьдесят четыре, не можете же вы мне отказать». В зале присутствовали и другие морские офицеры, их он тоже пригласил. Некоторые оказались очень хорошо знакомы Джеку, в том числе три пост-капитана. Как и большинство пост-капитанов, свое одиночество на море они компенсировали необычной болтливостью на суше. Здесь же обнаружился и главный врач флота вместе с одним из медиков из госпиталя в Хасларе – тоже очень общительные люди.
Струился разговор, бутыли приносили и уносили, время шло. Наконец, сын хозяина заведения встал рядом со Стивеном:
– Доктор Мэтьюрин, сэр, – вставил он слово в рассказ Стивена о фиксации сломанных костей басринским методом, – там снаружи экипаж, а в нем вас спрашивают какие-то дамы.
– Иисус, Мария и Иосиф, – пробормотал Стивен, вылетая прочь из комнаты.
Диана сидела у ближнего окна. Она высунулась и закричала:
– Мэтьюрин, дорогой, ну что же ты за чудовище такое. Так пугать невинных женщин!
Внутри экипажа голос Софии дошел до визга:
– А Джек не здесь? Ты же сказала, что Джек должен быть здесь.
Диана открыла дверцу и собралась спрыгнуть, но Стивен взял ее за локти и спустил вниз:
– Дорогая, ты славно поправилась. – И, нежно поцеловав жену, добавил: – София, почему бы тебе не зайти и не повидать Джека, адмирала Мартина и других моряков? Они пьют портвейн в «Дельфине».
– Стивен, – ответила Софи, – прошу, вытащи его оттуда и дай нам возможность уехать домой всем вместе. Не хочу терять ни минуты его общества. И твоего тоже, дорогой Стивен.
– Конечно, ты права. Минут этих мало – мы, я думаю, снова должны быть в Портсмуте во вторник.
На деле же послание от командира порта, извещавшее, что капитану Обри следует прибыть к первому лорду Адмиралтейства на Арлингтон-стрит в половине шестого вечера следующего дня, пришло в воскресенье вечером. Но даже если бы им дали еще большую отсрочку перед казнью, они едва ли смогли бы сказать больше – все беспрестанно болтали с того момента, как карета двинулась от «Короны» в Эшгроу.
– Арлингтон-стрит, – хрипло прошептал Обри. – Его собственный дом. Сердечно благодарен. Если бы пришлось доложиться в Адмиралтействе, то передо мной бы встала еще та головоломка – явиться в мундире и оказаться слишком самонадеянным или явиться в штатском и оказаться неправым. Но все же я возьму с собой мундир на всякий случай. Любимая, он же за это время не развалился совсем?
– Вовсе нет, дорогой, только эполеты слегка потускнели. Киллик, моя мать и девочки со вчерашнего утра его выбивали и чистили мягкими щетками, чтобы избавиться от запаха средства от моли. Но боюсь, мундир окажется слишком велик – ты так прискорбно похудел, бедняга.
Прискорбно худой или нет, но Джек Обри все же заставил заметно покачнуться экипаж, когда залезал внутрь, расцеловав всю семью за исключением Джорджа (тот с недавнего времени щеголял в бриджах).
Они свернули на главную лондонскую дорогу в Кошеме и бодро катились вперед под синим-синим небом и белыми клубящимися плоскобрюхими облаками, путешествующими в том же направлении, но гораздо быстрее.
– Исключительно хорошие лошади, – заметил Джек, – И необычно хороший день.
Он начал насвистывать, а потом целиком спел «От Силли до Ушанта – тридцать пять лиг».
Поскольку в субботу и воскресенье дождя не было, изгороди вдоль дороги побелели от пыли, но чуть дальше за ними простиралась живая зелень пшеницы, ржи и овса, различных пастбищ, лесов и рощ, листья сверкали под столь ярким небом, что оно подняло бы настроение любому, не только тому, кто предвкушает радостный конец путешествия.
Большая часть перелетных птиц уже вернулась, какие-то отдыхали здесь по пути дальше на север, и потому сельская местность изобиловала птицами. Когда где-то в деревне за Питерсфилдом они меняли лошадей, одновременно раздавались голоса не менее трёх кукушек, и Стивен, качая головой, припомнил ужасную боль, которую этот зов причинял ему в прежние времена. Но он почти сразу же забыл об этом при виде вертишейки – птицы, которую ему чаще доводилось слышать, чем видеть. Он указал на неё Джеку (с обычным результатом):
– Смотри, вертишейка.
– Где?
– Вон там, на молодом вязе, справа... о, улетела.
Весь следующий перегон они обсуждали вертишейку, успехи дочерей Джека в приобретении знаний и обучении хорошим манерам под руководством мисс О'Мара, а также альбатросов в высоких и даже умеренных южных широтах. Однако по пути Джек становился всё более и более молчалив. Так многое было поставлено на карту, момент решения теперь совсем близок и становился ближе с каждой минутой. И Джека всё больше одолевали сомнения.
«После обеда мне станет получше», – сказал он себе, когда экипаж свернул со Стрэнда в район Савоя и остановился у «Грейпс», их привычной гостиницы.
Миссис Броуд сердечно их приветствовала. Киллик, прибывший вчера ночным дилижансом, предупредил её, и она приготовила для гостей ужин, который умиротворил бы любого разумного человека. Однако сейчас Джек Обри таковым не являлся. Его мысли сосредоточились на неприемлемых условиях или даже на возможности полного провала, поэтому он ел механически, не получая ни малейшего удовольствия.
– Думается мне, что капитану бросили вызов и он отправляется на встречу с каким-нибудь джентльменом в Гайд-Парке, – поделилась миссис Броуд с Люси (дуэль Каслри с Каннингом и некоторые другие, чуть менее примечательные стычки все еще занимали умы публики). – Он даже до пудинга не дотронулся.
– Ох, тётушка Броуд, какие вы ужасные вещи говорите, – воскликнула Люси. – Но в самом деле, я никогда не видела такого мрачного человека.
И все же одновременно с тем, как часы в Сент-Джеймсе пробили полшестого, в дверь на Арлингтон-стрит постучал не столь мрачный человек. Начался бой, ожидание закончилось, Джек наконец-то оказался на вражеской палубе. Он отдал слуге визитную карточку, сообщив:
– У меня назначена встреча с его сиятельством.
– О да, сэр, сюда, пожалуйста.
Слуга провел его в маленькую комнату, выходящую прямо в прихожую.
– Капитан Обри, – поднялся из-за стола лорд Мелвилл и протянул руку, – позвольте мне первым вас поздравить. Наконец-то мы разобрались в этом уродливом деле. Понадобилось гораздо больше времени, чем мне хотелось бы, и гораздо больше, чем хотелось бы вам, но всё решено. Присядьте и почитайте. Это гранки «Газетт», ушедшей в печать.
С застывшим и суровым выражением лица Джек посмотрел на листок. Строки в рамке сообщали: «15 мая капитан Джон Обри, королевский флот, восстановлен в списках флота с прежним званием и старшинством и назначен на «Диану», тридцать два орудия».
– Глубоко ценю вашу доброту, милорд.
– А вот и назначение на «Диану», – продолжил Мелвилл. – Приказы будут готовы через день-два, но суть дела вы уже знаете от сэра Джозефа. Я так рад... мы так рады, что вы предпримете эту миссию вместе с доктором Мэтьюрином. Никого более квалифицированного во всех отношениях мы не найдем. В идеале, без сомнения, вы привезете обратно этих злодеев Ледварда и Рэя, но мистер Фокс, наш посланник и человек огромного опыта в восточных делах, рассказал мне, что, возможно, этого не удастся проделать без вреда для наших будущих отношений с султанатом. То же самое, и об этом говорю с глубочайшим сожалением, касается и их фрегата, – он заглянул в папку на столе, – «Корне». Но все же я искренне надеюсь, что наша миссия задержит и собьет их с толку, приведя к полной дискредитации. В идеале, вы бы выбрали своих офицеров и мичманов, но, как вы знаете, время крайне сильно поджимает. Если вы не поймаете хвост зюйд-вестового муссона, то мистер Фокс по прибытии может обнаружить французов с подписанным договором. Если у вас под рукой есть друзья или последователи – хорошо и прекрасно. Но это вы обсудите с адмиралом Саттерли. Я назначил встречу на завтра в девять утра в Адмиралтействе, если это удобно.
– Совершенно удобно, милорд, – ответил Джек, пришедший в себя во время размеренной речи Мелвилла.
Он полностью осознавал серьезное (счастье – слишком легковесное слово) чувство, наполнявшее его сердце. Но даже сейчас он заметил, что мнёт приказ о назначении, сжимая его с чудовищной силой и портя складки. Джек тайком его разгладил и убрал в карман.
– Что до матросов, адмирал Мартин, я уверен, сделает для вас все возможное, и потому что это приказали лорды Адмиралтейства, и потому что вы и миссис Обри ему очень нравитесь. Но опять-таки, вам известны стоящие перед ним трудности. И наконец, о мистере Фоксе. Была у меня мысль устроить обед, но сэр Джозеф счел, что лучше и не столь официально, если вы, он и Мэтьюрин пригласите Фокса в «Блейкс», в отдельный кабинет в «Блейкс». – Джек кивнул. – Раз уж заговорили об этом, – продолжил Мелвилл, глядя на часы, – я надеюсь, вы отведаете с нами баранины сегодня вечером? Придет Хинидж, представляю себе, как он расстроится, если вас упустит.
Джек заверил, что будет счастлив, и Мелвилл продолжил:
– Вот и все, как я думаю, о чем мне нужно сказать как Первому лорду. С чисто служебными аспектами разберутся адмиралы. Но как простой смертный хочу сообщить, что мой кузен Уильям Дандас в среду вносит частный законопроект по поводу осушения части берега. В Палате общин вряд ли будет много народу, может, даже не наберется кворум. Так что, если вы заглянете и одобрите его предложение, хотя это и уменьшит ваше водное царство почти на две квадратных мили – что ж, мы будем очень благодарны.
О результатах беседы стоило спрашивать лишь человеку гораздо более тупому, нежели Мэтьюрин – Джек взлетел по лестнице с бумагами в руках.
– Он преподнес всё настолько превосходно, насколько возможно, – рассказал Джек. – Не мямлил, не словоблудил, не обвинял почем зря, никакого богом проклятого морализаторства. Просто пожал руку, сказал: «Капитан Обри, позвольте мне первым поздравить вас» и показал вот это.
Потом, снова хохотнув над «Газетт», Обри заметил, что она заставит беднягу Олдхэма, пост-капитана, следующего в списке по старшинству, завтра выглядеть дураком, и кратко поведал Стивену о разговоре и последующем обеде («с учетом всего, прошел примечательно неплохо, но на радостях я, кажется, мог и гиппопотама съесть») и о трогательном поведении Хиниджа Дандаса:
– Он, кстати, передает наилучшие пожелания и заглянет завтра, если у тебя найдется свободная минута, пока он в городе. Господи, как же я доволен всем этим, и как будет довольна Софи. Нужно послать срочное письмо. Но, – продолжил он после нерешительной паузы, – лучше бы Мелвилл не просил меня голосовать, не сейчас.
– Профессиональная деформация, подозреваю. Политика и деликатность редко сочетаются, – ответил Стивен, снова разглядывая приказ о назначении. – Но знаешь, что я тебе скажу, дружище? Дата просто-таки пророческая. В тот же день, пятнадцатого мая, в субботу, если я не ошибаюсь, но, в любом случае, за сорок дней до Потопа, внучка Ноя Кесар прибыла в Ирландию с пятьюдесятью девами и тремя мужчинами. Высадились они, по-моему, в Дан-на-Мбарке, в графстве Корк. Она первой ступила на ирландский берег. А похоронена в Карн-Кесэре в Конноте – частенько сиживал там, наблюдая за зайцами-беляками.
– Ты меня изумляешь, Стивен. Я поражен. Так что, ирландцы на самом деле евреи?
– Вовсе нет. Отцом Кесар был грек. Да и в любом случае, они все захлебнулись в водах Потопа. Партолон пришел еще почти через три сотни лет.
Джек размышлял некоторое время, периодически поглядывая на лицо Стивена, а потом сменил тему.
– Но я бесконечно треплюсь о своих делах и даже не спросил, как ты провел день. Боюсь, что не очень-то приятно?
– Теперь уже получше, благодаря тебе. Такие новости могут исправить что угодно. Но признаюсь, я был выбит из колеи. По правде говоря, почти впал в ярость. Я посетил свой банк и обнаружил, что эти собаки не выполнили почти ничего ни из оставленных указаний, ни тех, что присылал из Лиссабона. Даже некоторые мелкие ренты до сих пор не выплачены из-за пустяковых формальностей в моих распоряжениях. Кроме того, я хотел отправить значительную сумму в золоте назад в Портсмут, пока мы на борту, а мне ответили, что золото чрезвычайно сложно собрать, и, если меня не устраивают бумажные деньги, они, конечно, сделают всё возможное, но я должен выплатить им надбавку. Я указал, что изначально вложил в их банк гораздо большую сумму в золоте, и абсурдно заставлять меня платить за мой же собственный металл. В итоге мне удалось донести до них свою точку зрения, правда, не без помощи некоторых довольно образных выражений вроде «моржовый хрен» и «чёртов придурок».
– И это вполне обоснованно. Уверен, я на твоём месте ни за что не был бы так сдержан. Стивен, а почему бы тебе не сменить банк на Смитов, братьев Смит, с которыми мы ужинали перед отплытием? Что до меня, так я никогда не брошу «Хоарс» – рано или поздно они выполняют всё, что я прошу, и так хорошо обходились со мной, когда у меня вообще не было денег. Но у меня всё же есть счёт в банке Смитов, потому что это удобно, особенно для Софи. На твоём месте я бы без разговоров забрал деньги у твоих моржей и положил всё к Смиту.
– Придётся мне так и сделать, Джек. Как только золото окажется на борту «Дианы», я напишу им письмо, в котором каждая юридическая формальность будет исполнена в тройном экземпляре. И составлю его с помощью адвоката. Войдите.
Это Люси пришла узнать, чего джентльмены желают на ужин. Миссис Броуд полагала, что пирожки с олениной и яблочный пирог будут как нельзя кстати. Стивен согласился, но Джек сказал:
– Господи, Люси, в меня больше ничего сегодня не влезет. Ну разве что немного яблочного пирога и кусочек сыра. И Люси, попроси, пожалуйста, Киллика подняться, если он внизу.
