Текст книги "Салют из тринадцати орудий (ЛП)"

Автор книги: Патрик О'Брайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Благодарю вас, это прекрасно подойдет. И могу ли я попросить вас дать понять вашему партнеру, что мне хотелось бы сохранить все крупные операции в полной секретности? Обычный обмен денег может быть как публичным, так и нет. Но меня очень бы расстроило, если кто-то посчитает возможным выдоить из меня несколько тысяч.

Шао Ян кивнул, улыбнулся и предложил:

– У меня есть два партнера. Оба из Шаньдуна и оба осторожные. Но у Ли Ляня дом меньше, и он не столь подозрителен. Наверное, мне стоит выписать ваш аккредитив на него.

Выпив с Шао Яном чаю и угостившись маленькими пирожными со множества подносов, Стивен начал искать Джека Обри, но, к своему разочарованию, обнаружил, что тот уже отправился в Анжер, дабы привести «Диану» в Батавию и не терять ни мгновения.

«Бедняга, – размышлял Стивен. – Это отвлечет его от пустых слухов». Со своей стороны, он был удовлетворен словами финансового эксперта и, проведя первую часть дня с яванским павлином Раффлза, оказавшегося гораздо изящнее индийской птицы, дружественного бинтуронга, в саду, где к нему присоединилась миссис Раффлз в фартуке и кожаных перчатках, и огромного гербария – прекрасное время.

Ужин оказался куда менее приятным. Перед этим Фокс представил ему трех высокопоставленных чиновников, которым предстояло присоединиться к миссии. Практически карикатура на свой ранг: высокие, румяные, толстые, высокомерные, громогласные и с неиссякаемым запасом банальностей. Общение с ними оказалось невероятной скукой, что после Фокс признал:

– Прошу прощения, что вынудил вас это вытерпеть, но они – необходимый реквизит на данном этапе представления. Нам необходимо выступить как минимум наравне с французами. У них, кажется, есть три джентльмена помимо слуг и двух предателей, которые не аккредитованы при их миссии. А эти люди, которых мне одолжил губернатор, привыкли к миссиям такого рода. Они часами могут без мучений стоять в обшитых золотом мундирах, могут делать вид, что внимают речам, не исчезают по нужде, а на банкетах способны съесть всё, начиная от человеческой плоти. Но признаю, что находиться в их обществе – тяжкое испытание.

– Vous l’avez voulu, Georges Dandin [26]26
  Ты этого хотел, Жорж Данден (фр.) – ставшая крылатой фраза из комедии Мольера «Жорж Данден, или одураченный муж». Употребляется в значении «сам виноват».


[Закрыть].

– Да. Но я смогу все это вынести и в пути, и на переговорах. Я вытерплю и гораздо большее ради успешного завершения начатого дела. Кроме того, – с легкой усмешкой добавил он, – губернатор сказал, что, если я вернусь с договором, он упомянет об этом в докладе, а это потянет на титул рыцаря, а то и баронета.

Какое-то время Стивен не мог понять, говорит ли Фокс серьезно, но, когда после задумчивой паузы тот добавил: «Это так понравится моей матушке», сомнения разрешились.

«Диана» прибыла в Батавию после полудня с попутным ветром во время прилива, и Джек отослал официальное сообщение, надеясь отплыть уже в одиннадцать на следующее утро. Сеймуру выпало доставить сообщение вместе с запиской лично Стивену, умоляющей его побудить все заинтересованные лица проявить расторопность, показав личный пример, и намекнуть губернатору посетить корабль.

– И я должен сказать, сэр, он очень сожалеет, что вас не было на борту, когда мы проходили мимо острова Сянгань, потому что мы оказались в окружении тех ласточек, из чьих гнезд готовят суп.

– Это было бы замечательно, – сказал Раффлз, выслушав предложение, – нет ничего в своем роде более прекрасного, чем военный корабль.

– И, увы, ничего более строго управляемого временем и склянками. Я так рад, что вы пришли. Ваше присутствие заставит и других оживиться, так сказать.

Пришлось и впрямь пошевелиться, хотелось этого кому-то или нет – Раффлз оказался точным, как хорошо отрегулированный хронометр. Процессия шлюпок, возглавляемых губернаторским катером, отправилась к «Диане» в пятнадцать минут десятого. Смотрелась она прекрасно, гораздо лучше, чем можно ожидать от корабля, с такой безумной скоростью принимающего припасы, воду и дрова. Но капитан и первый лейтенант точно знали, какой эффект оказывают строго выровненные реи и аккуратно свернутые паруса, а также сколько неприглядных мелочей можно спрятать под туго, без единой морщинки натянутыми коечными чехлами. В любом случае, дым тринадцатиорудийного салюта может скрыть немалое количество недостатков, а от тех, что все же видны сквозь облака дыма, отвлечет внимание церемония приветствия.

Церемонию с рассвета отрепетировали три раза, и прошла она превосходно: катер пристал к борту, фалрепные в белых перчатках поспешили вниз с обернутыми сукном фалрепами, чтобы сделать подъем на борт практически дуракоустойчивым, боцман с помощниками засвистели в дудки, сорок морских пехотинцев, красные как омары и вылизанные до последней пуговицы, взяли на караул с дружным синхронным стуком, а губернатор вместе с посланником поднялись на борт, где их поприветствовали капитан Обри и все его офицеры в лучших мундирах.

День выдался жарким и безоблачным. Поскольку кормовая каюта была разделена пополам, Джек приказал установить навес над дальней частью квартердека. Там гости и хозяева и расселись, попивая шербет или мадеру и общаясь или осматривая обширную гавань со множеством европейских судов, китайских джонок, малайских проа, бесчисленных лодок и каноэ, снующих туда-сюда. Тем временем по левому борту поднимались слуги и грузили дополнительный багаж. В пятнадцать минут одиннадцатого Раффлз попросил показать ему корабль. Он обошел его с Джеком и Филдингом, высказывая умные и благодарные замечания. Вернувшись на квартердек, он собрал своих подчиненных, попрощался с миссией, сердечно поблагодарил Джека за гостеприимство и спустился в катер. Снова последовала положенная церемония, снова прогремели орудия.

Джек с полным одобрением проследовал взглядом за катером. Как только тот отошел на должную дистанцию, Ричардсон, вахтенный офицер, услышал приказ: «Снимаемся».

Пока боцман свистел «По местам стоять, со швартовых сниматься!», фрегат вернулся к упорядоченной жизни. Он был пришвартован к бочке, давным-давно установленной для голландских боевых кораблей. Потребовалось совсем немного времени, чтобы отшвартоваться и расправить марсели под умеренным вестом. «Диана» осторожно проложила путь мимо торговых судов (иные из них оказались на диво тупыми), и когда пробило шесть склянок утренней вахты, вышла из гавани.

– Вот такие гости мне по-настоящему нравятся, – поделился Джек, присоединившись к Стивену в каюте. – Человек точно знает, когда приходить и когда уходить. Какая же это редкость. Разопьем бутылку «Латуа» за его здоровье.

Он снял тяжелый мундир с золотыми галунами и швырнул его на спинку кресла. «Диана» накренилась под тягой брамселей, и одеяние слетело на палубу. Киллик, выскочив будто из мышиной норы, ухватил его и унес, бормоча: «Швыряет, будто старые тряпки... лучшее глостерское сукно... снова чистить придется... пашешь тут, пашешь...»

– Ты выглядишь усталым, дружище.

– По правде говоря, – улыбнулся Джек, – так и есть. Принимать воду и дрова на максимальной скорости – утомительное занятие, особенно когда матросы рвутся в увольнительную в кабаки после стольких месяцев в море. Десятерых мы потеряли – не было времени прочесывать все бордели и задние дворы складов. Но это позволит нам сдвинуть вперед койки, чтобы найти место для новых слуг – нелепого множества слуг. И потом, надеюсь, что мы можем рассчитывать на менее тревожное плавание. Мы следуем строго по маршруту ост-индийцев в Кантон, пока чуть к югу от экватора нам не придется свернуть на восток. Хотя местные воды опасные, у меня есть очень точные карты Маффита и его указания. А Маффит, знаешь ли, ходил этим маршрутом больше чем кто-нибудь еще на службе Компании. В моих глазах он лучший гидрограф, чем Хорсберг или даже Далримпл [27]27
  Д.Хорсберг (1762-1836) и А.Далримпл (1737-1808) – известные шотландские картографы, работавшие на Ост-Индскую компанию и Адмиралтейство. Внесли очень большой вклад в составление карт Индийского и западной части Тихого океанов.


[Закрыть].

Джек Обри, однако, не учел в расчетах своих гостей. Три неизбежных бутафории, предназначенных придать миссии больший вес или хотя бы объем, звались Джонстоном, Крэббом и Лодером. Судья и два члена совета, они заняли текущие должности, пережив и пересидев всех претендентов. Когда «Диана» пробралась через скопление Тысячи островов и пересекла недоброй славы отмель Туланг, имея в запасе три сажени, Джонстон повстречал Стивена на галф-деке – один пришел, другой уходил. Стивену ни разу не попадался приятный судья. Те немногие, которых он встречал или видел в судах, оказались самовлюбленными болтунами, не соответствующими своим огромным полномочиям. Джонстон оказался особенно неудачным экземпляром. После нескольких бессодержательных фраз он произнес:

– Я тоже в восторге от музыки, никто так не любит мелодию, как я. Но я всегда утверждаю, что довольство – лучшее богатство, вы со мной согласны? И я отношусь к числу тех занятных людей, от которых нет никакого проку без хорошего сна ночью. Я уверен, что капитан не знает, насколько проницаемы стены каюты, я имею в виду для звука, но надеюсь, вы будете так добры, чтобы намекнуть ему, очень тонко и дипломатично намекнуть.

– По поводу того, что довольство – лучшее богатство, судья, позвольте отметить, что это противоречит мнениям всех достойных людей с древнейших времен. Подумайте о пирах в «Паралипоменоне», у Гомера и у Виргилия. Их готовили и на них пировали вовсе не дураки. Что же до остального, очевидно, вы не знаете – я гость капитана Обри. Иначе вы ни за что не предположили бы, что я могу намекать, как ему себя вести.

Джонстон побагровел от ярости и заверил, разворачиваясь:

– Тогда я сделаю это сам.

За обедом он этого не сделал, хотя очевидно собирался с духом, а друзья внимательно на него смотрели. Новости достигли Джека вечером, когда фрегат пробирался через пролив между островами Банка и Суматра, местами не доходивший и до десяти миль в ширину.

Ветер неудобный – то с одного берега, то с другого. Хотя зрелище лесов с каждой стороны, разделенных полосой небесно-синего моря, оказалось приятным для пассажиров (Стивен был почти уверен, что видел в подзорную трубу с грот-марса суматранского носорога), но постоянное лавирование, непрерывные крики лотового с русленя, иногда сообщавшего о глубине меньше пяти саженей, и вероятность наткнуться на не обозначенную на карте мель сделали этот фрагмент плавания непростым и хлопотливым для моряков. Джеку пришлось сбегать в каюту, дабы свериться с предупреждениями в записках Маффита, и в это время он услышал, как Киллик в дальней каюте живописует Бондену «этих старых пердунов» и то, как они занудствуют насчет музыки.

Помимо окрика «Отставить!», он не обратил на это внимания, слишком озабоченный скалами, но информация засела в глубинах его сознания и всплыла оттуда после боевой тревоги, когда каюты уже снова собрали, а из орлопа подняли футляр со скрипкой.

– Киллик, сходи и узнай – удобно ли его превосходительству, если я ему нанесу визит.

Его превосходительству было удобно, и Джек сразу же отправился к нему.

– Дорогой мистер Фокс! Прошу прощения, я не представлял, что мы создаем столько шума.

– А? – изумился Фокс. – Ах, вы про музыку. Прошу вас, не беспокойтесь ни в малейшей степени. У меня действительно нет музыкального слуха, но я прекрасно справляюсь с помощью маленьких шариков воска. Сквозь них я слышу лишь что-то вроде неопределенного жужжания. Его я нахожу скорее приятным, чем нет, и усыпляющим.

– Не могу выразить своего облегчения. Но ваши спутники...

– Я искренне надеюсь, что они не создают шумиху, особенно после того как вы проявили столько терпения, размещая их и их припасы. Они с трудом понимают, как надо себя вести. Ни разу не путешествовали на военном корабле, лишь на судах Компании. Там-то они, конечно, важные персоны. Я пытаюсь держать их в узде, но они не способны что-либо понять. Один из них сегодня утром посылал за Мэтьюрином... Корабль что, остановился?

– Да. На ночь мы встали на якорь. Не рискну я идти проливом ночью, когда на борту Цезарь, ну, или его представитель, и все его сокровища.

Джек Обри редко делал комплименты, но искренняя благодарная реакция Фокса его по-настоящему порадовала, тем более что оказалась неожиданной. На деле он не рискнул бы идти через пролив в любых условиях. И без того неторопливое и беспокойное плавание еще больше осложняли сильные разнонаправленные течения. «Старые пердуны» оставались, тем не менее, полностью равнодушными ко всему этому – будто бы путешествовали в карете по накатанной дороге. Никто из них не рискнул напрямую приняться за Джека, но зато лишили всякой радости жизнь Филдинга.

На Флеминга пожаловались за то, что он не дал Лодеру поговорить со стоявшим у штурвала рулевым старшиной; ему ставили на вид, что ежедневный спуск багажа в трюм доставляет крайние неудобства, а последний раз футляр для карандашей и ценный веер Крэбба не вернули на должное место, он не меньше получаса их искал. А еще каждый вечер в проливе, когда корабль вставал на якорь, Джек давал матросам возможность петь и плясать на полубаке, чтобы расслабиться после напряженного дня – еще один повод для жалоб. Но чаще всего речь шла об их слугах, вынужденных ждать своей очереди на камбузе. К ним обращались с грубыми шутками, иногда даже с неприличными жестами и выражениями.

В любом случае, Джек оказался далеко вне их досягаемости. Он со штурманом большую часть дня проводили на фор-марсе с пелькомпасом, подзорной трубой и мичманом в роли зажима для бумаг. Они заметили, нанесли на карту и обошли ряд опасных мест. Когда фрегат пересекал отмель, делавшую выход из пролива столь трудным, если не попасть в фарватер (они уже выходили в Южно-Китайское море), то обнаружили еще одну характерную для этих вод опасность. От наветренного острова, который Хорсберг назвал Кунгит, а Маффит – Фунгит, отчалили два крупных малайских проа. Они несли балансиры, и с ветром в галфвинд приближались очень быстро. Уже можно было разглядеть, что их длинные тонкие корпуса наполнены людьми в удивительно большом количестве, даже с учетом их намерений.

Их цель была совершенно очевидной: пиратство в здешних краях – это образ жизни. Хотя корабли размером с «Диану» редко становились их жертвой, но такое иногда случалось, и даже успешно.

– Мистер Ричардсон, – позвал Джек.

– Сэр? – последовал ответ.

– Приготовьтесь по моей команде выкатить орудия как можно быстрее. Матросам укрыться.

Проа разделились, одно зашло с левой раковины, другое – с правой. Приближались они осторожно, обезветривая паруса. Напряжение росло. Орудийные расчеты скорчились у пушек, по-кошачьи замерев. Но нет, ничего не случилось. Проа поколебались, решили, что это настоящий военный корабль, а не замаскированный купец, привелись к ветру и убрались прочь. Над орудийной палубой раздался всеобщий вздох, и все отложили гандшпуги.

По какой-то причине это приглушило на несколько дней жалобы «старых пердунов». Очень кстати – на экваторе «Диане» пришлось свернуть с курса «индийцев» и идти неизученными мелкими водами, пересекаемыми только проа да джонками с их ничтожной осадкой. Фрегат же с текущими запасами имел осадку в пятнадцать футов девять дюймов по корме. Быть может, они смутно представляли себе всю серьезность. В такой атмосфере брюзгливые слова могли нарваться на резкий ответ.

Но даже так Джек был рад избавиться от них в конце плавания, завершившегося просто прекрасно. После ночи движения под зарифленными марселями при едва заметном ветре вдоль параллели, с постоянно опускаемым лотом, рассвет открыл им идеальный выход к суше – большой, безошибочно узнаваемый вулканический остров прямо под ветром, и достаточно ветра, чтобы завести корабль в гавань.

Джек, тем не менее, ограничился зарифленными марселями. Он хотел заранее предупредить малайцев о своем прибытии, хотел дать кораблю и миссии достаточно времени на подготовку, а еще хотел позавтракать с комфортом.

Это он проделал вместе со Стивеном, Филдингом и юным Харпером. После они вернулись на переполненный квартердек – Фокс, его спутники и все офицеры уставились на значительно приблизившийся Пуло Прабанг. Взирали они в тишине – кроме дыхания ветра в снастях слышался только размеренный голос лотового: «Глубже двенадцати, глубже двенадцати, двенадцать с половиной». Зрелище, без сомнения, захватывающее.

Остров занимал почти все поле зрения, в основном темно-зеленый от лесов. Усеченный конус центрального вулкана взмывал ввысь чистой линией над уровнем деревьев. Виднелись внутри острова и другие вершины – пониже, не столь различимые, возможно, более древние. Но различить их можно было лишь при внимательном осмотре. А вот кратеры, к которым они приближались – кратер на фоне неба и кратер на уровне моря – невозможно было сознательно с чем-то спутать или не заметить.

Второй кратер оказался практически идеальным кругом около мили в диаметре. Его склон возвышался на десять, а то и двадцать футов над поверхностью воды. Тут и там виднелись пальмы, но в остальном кольцо оставалось непрерывным за исключением одного места, прогала, в который направлялся корабль. Конечно, со стороны суши стену скрыло долгое, медленное накопление земли и ила дельтой реки, на которой и построили город.

На одном из рогов этой огромной стены стоял форт – старинный, наверное, португальский, и очевидно заброшенный. Джек навел на него подзорную трубу, разглядел поросшие травой пустые амбразуры и перевел взгляд на дальнюю сторону, где над домами возвышалось что-то вроде замка, господствуя над подходами к берегу. Берег этот был усеян судами различного вида и чем-то напомнил Шелмерстон. Хотя песок был черным, вместо мачт у судов – бамбуковые треноги, а паруса из циновок, но, видимо, объединял их определенный дух пиратства.

– Десять саженей!

Море становилось все мельче и мельче. По мягким прибойным волнам с внешней стороны стены было ясно, что начался прилив. Джек оценил остальную часть гавани – некоторое оживление среди рыбацких лодок, один большой проа кренгуют – и город – мечеть, еще мечеть, несколько домов на сваях вдоль реки, массивная бесформенная штука – должно быть, дворец султана.

– Глубже девяти. Девять с половиной. Глубже девяти!

Дома среди больших садов или огороженных территорий вокруг города. Зеленые поля позади, некоторые ярко-зеленые – без сомнения, рисовые чеки. Вся равнинная земля возделана, позади возвышаются леса.

Он сфокусировал подзорную трубу на входе в гавань – сто ярдов ширины, кивнул, бросил взгляд на готовые к спуску шлюпки, на правый становой якорь, готовый к отдаче, на мистера Уайта у орудий и, повернувшись к штурману, приказал:

– Середина пролива, мистер Уоррен, и приводимся к ветру на восьми саженях или зайдя внутрь на кабельтов, смотря что случится раньше.

Произошло это почти одновременно. «Диана» привелась к ветру, отдала якорь, подняла флаг и начала салютовать. Обычно в незнакомом порту на незнакомом острове Джек бы отправил кого-нибудь на берег – убедиться, что салют вернут выстрел за выстрел. Королевский флот придавал очень большое значение должным приветствиям. Но Фокс заверил, что султан и его люди обладают огромным запасом хороших манер и ни за что не дадут себя упрекнуть в недостатке формальной вежливости. Все равно должный ответ, с выдержанными интервалами и должным числом выстрелов, принес облегчение. Равно как и то, что отвечавшие орудия оказались едва ли крупнее вертлюжных пушек. В случае разногласий не слишком-то приятно окажется стоять на якоре в пределах досягаемости батареи восемнадцатифунтовок.

Вместе с последним выстрелом от берега отчалило каноэ – высоконосое, с головой тигра на носу, балансиром и надстройкой посредине. В движение его приводили двадцать гребцов, и оно, очевидно, несло важную персону.

– Мистер Филдинг, – скомандовал Джек, – фалрепных на борт. Но думаю, дудок и морской пехоты не нужно.

Он взглянул на Фокса – тот кивнул.

Каноэ подошло аккуратно. Важная персона – поджарый малаец в пестром оранжево-коричневом тюрбане и с крисом, засунутым за пояс саронга, по-моряцки поднялся на борт и мрачно поклонился присутствующим на квартердеке, быстро приложив руку ко лбу и сердцу. Одновременно с этим команда каноэ подняла на шестах с крючьями несколько корзин с фруктами и передала их матросам на сходнях. Фокс вышел вперед, поприветствовал его на малайском, поблагодарил за подарки и представил Джеку:

– Это Ван Да, его послал визирь. Нам с ним нужно выпить кофе в каюте.

Питье кофе затянулось. Время от времени Киллик или Али передавали наверх приказы – спустить на воду баркас, предупредить джентльменов свиты приготовиться к отправке на берег, трюмному старшине поднять багаж на палубу. Тем временем Ахмед, Юсуф и те матросы с «Дианы», кто понимали хоть слово по-малайски, общались с экипажем каноэ через орудийные порты на миделе.

Один раз Киллик рванулся наверх, оглядел все вокруг подозрительным злобным взглядом, схватил корзины и снова исчез внизу. Надежда испарилась, оживленный разговор вдоль поручней стих. Но в шесть склянок мистеру Уэлби передали приказ. Большой катер спустили с левого борта, он наполнился багажом, слугами, пятью морскими пехотинцами и капралом. Еще через пятнадцать минут Ван Да, мистер Фокс и капитан вышли на палубу. Ван Да спустился в каноэ, немного отошедшее от борта, пока спускали катер для посланника и свиты. Когда все три шлюпки направились к берегу, положенные тринадцать выстрелов загремели снова. После того как тройное эхо последнего рассеялось, Джек повернулся к Стивену:

– Ну что ж, мы наконец его доставили. Временами мне казалось, что нам это никогда не удастся.

Стивен, которому прекрасно было видно, что Фокс уже выбирается или готовится выбраться на берег Пуло Прабанга, нахмурился.

– А кофе совсем не осталось? Я целую вечность чуял его запах, но хоть бы глоток нам отправили.

– Кажется, – поделился Джек, ведя Стивена в кормовую каюту, – нас ждали. Визирь выделил для миссии довольно большой дом с собственной огороженной территорией на восточном берегу реки. Французы получили дом на другом. Султан вернется с новолунием, а потом нам дадут совместную аудиенцию.

– А когда новолуние?

Джек посмотрел на Стивена – даже после многочисленных подтверждений обратного трудно поверить, что человек может пребывать в неведении относительно столь фундаментальных вещей. Но дело обстояло именно так. Он пояснил, не без доброты в голосе:

– Через пять дней, дружище.

Как Шао Ян и рассказал, дом Ли Ляна оказался относительно небольшим и не вызывал подозрений. Выходил он на пыльный переулок, идущий от улицы на восточном берегу реки. Со своими обветшалыми складами он составлял окраину города, не так уж далеко от резиденции Фокса. Лавка в передней части дома была полна товаров – синий и белый фарфор, огромные кувшины для риса, кипы синего хлопка, бочки, полоски сушеных кальмаров и темные непонятные создания, свешивающиеся с балок. Но даже так выглядела она потрепанно и бедно.

Малайская женщина покупала по пеннивейту [28]28
  Единица массы английской монетной (тройской) системы мер, равная 24 гранам, или 1,56 граммам.


[Закрыть] бетеля, извести и куркумы, а в дальнем конце лавки, праздно перебирая женьшень и акульи плавники, стояли Эдвардс и Макмиллан вместе с Юсуфом, младшим слугой Фокса. Когда женщина ушла, они начали настаивать на том, чтобы уступить доктору Мэтьюрину свою очередь. Они вовсе не спешили. Хотя Стивен и понял, что двигало ими что-то помимо хороших манер, он не согласился. Пока они меняли с помощью Юсуфа деньги и бормотали свои просьбы, он стоял в дверном проеме, наблюдая за редким движением на улице. Юсуф оказался не столь сдержанным, он пронзительно и отчетливо перевел: «Две эти монеты за краткое время, пять за всю ночь».

Когда они ушли, Стивен также разменял гинею, а потом сообщил, что хотел бы увидеть Ли Ляна. Позвав другого юнца, чтобы присматривать за лавкой, молодой человек провел его мимо двух прилавков сквозь кладовую во двор между складами, в огороженный сад с каменным фонарем и одинокой ивой. В дальнем конце виднелся небольшой садовый домик с дверью круглой, будто полная луна. В ней стоял Ли Лян, непрерывно кланяясь.

Он вышел навстречу, встретить Стивена на полпути, провел его в маленький дом и усадил в широкое, невероятно красивое кресло из сучжоусского лакированного дерева, очевидно специально поставленное для гостя. Хозяин приказал подать чай, портвейн и печенье, которые принес потрепанный одноглазый евнух. После кварты или даже пинты чая – печень доктора Мэтьюрина, к сожалению, не позволяет пить портвейн, хотя он крайне признателен за внимание – Лин Лян извинился за то, что не смог пока еще собрать все средства, упомянутые в аккредитиве уважаемого Шао Яна, даже с помощью его коллеги с другого берега реки, почтенного Ву Ханя.

Но Ву Хань собирается востребовать важный долг, так что в течение недели сумма наберется. Тем временем Ли Лян так организовал доступные средства, что в распоряжении доктора Мэтьюрина имеется одна восьмая суммы в пагодах и три четверти в риксдалерах и лянах – серебро в этих краях больше в ходу, нежели золото. Это, добавил он, гоняя туда-сюда косточки счет с невероятной скоростью, представляет определенную долю цехинов, дукатов, гиней, луидоров и иоганнесов, размещенных у Шао Яна.

Числа Стивен пропустил мимо ушей, но вид он сохранял внимательный. По завершении подсчетов он признал:

– Очень хорошо. Возможно, мне довольно скоро предстоит совершить несколько значительных переводов. Они должны остаться конфиденциальными. Ву Хань понимает важность этого? Как я понял, вы с ним партнеры в данном предприятии.

Ли Лян кивнул. Ву Хань неизбежно стал его партнером в равных долях – сделка слишком крупная для них по отдельности. Но Ву Хань – душа осмотрительности, он молчалив, как легендарный Мо.

– А не обслуживает ли он французскую миссию?

– Едва ли. Они присылали немного денег для обмена на яванские гульдены для повседневных покупок. Но единственная связь – между клерком Ву Ханя из Пондичерри и одним из людей миссии, тоже родом из французской Индии.

– Тогда будьте любезны, дайте знать Ву Ханю и его клерку из Пондичерри, что меня заинтересовали бы любые сведения о французах, которые можно должны образом заполучить – списки имен и так далее – и я готов платить за них. Но вы не хуже меня понимаете, что в таких вещах главное – секретность.

Ли Лян был полностью в этом убежден. Многие его дела также носили совершенно конфиденциальный характер. Возможно, в будущем доктору Мэтьюрину захочется приходить сюда через дверь, прямо названную «Осторожность», позади хижины, в котором он и его жалкая семья влачат свое существование. Он провел Стивена через еще один двор, окруженный верандами. С балок некоторых из них свисали совершенно потрясающие орхидеи, а стройные молодые женщины с перевязанными ступнями быстро исчезали из виду. Еще один двор, огражденный высокой стеной с закругленным выступом и смотровым окном над низенькой железной дверью. С другой стороны оказался дорога, точнее даже тропинка, блуждающая по берегу заброшенного канала.

Стивен блуждал вместе с ней. У него имелся запас времени перед назначенной встречей с ван Бюреном, и он внимательнее обычного разглядывал орхидеи на деревьях вдоль воды и в промежутках между ними, все это исключительное разнообразие цветов и растительности. Он собрал образцы тех, которых не помнил по саду Раффлза или гербариям, а также поймал несколько жуков для сэра Джозефа. Некоторых из них он не смог даже отнести к определенному семейству, настолько они далеко отстояли от известных ему. К дверям дома ван Бюрена он подошел слегка нагруженным, но в этом доме ноша подобного рода принималась как должное. Госпожа ван Бюрен забрала у него цветы, а ее муж принес банки для насекомых.

– Займемся внутренностями немедленно? – поинтересовался он. – Я специально для вас отложил селезенку.

– Вы очень добры, – ответил Стивен. – Буду рад этому превыше всего.

Они медленно шли через огороженный участок (ван Бюрен страдал косолапостью) к препараторской, где предстояло вскрыть жирного тапира. Ворота сада оказались открытыми. Когда они проходили мимо, ван Бюрен заметил:

– Если будете ими пользоваться, когда окажете мне честь, навестив меня, это сэкономит время, особенно ночью, когда дом заперт и сторож считает всех посетителей ворами. А время нужно беречь – в этом климате образцы долго не сохраняются. Тапиры в особенности – разлагаются, будто макрель, пусть подобное сложно представить.

Его слова оказались истинной правдой, так что работали они быстро и молча, едва дыша. Иногда перемещали зеркала, отражающие солнечный свет в полость, но общались в основном кивками и улыбками, хотя один раз, указывая на анатомически цельный передний отдел стопы тапира, ван Бюрен пробормотал «Кювье». Когда они тщательно изучили селезенку со всех точек зрения, взяв образцы и срезы, необходимые для готовящейся ван Бюреном книги, то сели снаружи подышать свежим воздухом.

– Вы когда-нибудь анатомировали орангутана? – поинтересовался Стивен.

– Только однажды. Его селезенка на полке с человеческими экземплярами – прискорбно скромная коллекция. Очень сложно раздобыть в этой стране труп действительно в хорошем состоянии. Только разве иногда попадется случайный прелюбодей.

– Но разве адюльтер, незаконный половой акт, пусть даже им тяжко злоупотребляют, может серьезно повлиять на селезенку человека?

– Повлияет в Пуло Прабанге, уважаемый коллега. Невоздержанного человека перчат, то есть надевают ему на голову маленький мешок, а точнее сумку с перцем, связывают ему руки и отдают пострадавшей семье и их друзьям. Они образуют круг и бьют по мешку палками, чтобы перец внутри летал. Это его убивает, а я получаю труп, но продолжительные и повторяющиеся конвульсии, предшествующие смерти, совершенно неожиданно нарушают работу селезенки. Ее соки так изменяются, что для сравнения она бесполезна, и вовсе не поддерживает мою теорию.

– А селезенка человекообразных обезьян сильно отличается от наших? – после паузы спросил Стивен.

– Примечательно мало. Почечное вдавление на тыльной грани... но я вам покажу обе, не называя их, и вы сами определите.

– Хотелось бы мне понаблюдать за орангутаном.

– Увы, их здесь очень мало. Меня это очень разочаровало. Они едят ценные дурианы, и за это их истребляют.

– Как это ни абсурдно, но дуриан я тоже не видел.

– Что ж, мое дерево летучих мышей – как раз дуриан. Давайте покажу его.

Они прошли в дальний конец сада, где за бамбуковым заборчиком росло высокое дерево.

– Вот мои летучие мыши, – заметил ван Бюрен, указывая на скопление темных, почти черных существ длиной около фута, висящих вниз головами и обернувших вокруг себя крылья.

– Когда солнце достигнет дальних деревьев, они начнут пищать и верещать, а потом улетят в сад султана и обдерут его фруктовые деревья, если о них не позаботится охрана.