Текст книги "Признание в любви"
Автор книги: Патриция Хэган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
Он сжал ее руку и сел с ней рядом.
– Мы уже возвращались, когда услышали барабаны и увидели дымовые сигналы. Расскажи, как это случилось.
Айрис знала, что индейские воины воспитывают в себе стоическое отношение к бедствиям, но в глазах Люка видела скорбь. Она рассказала ему, как умер его отец.
Люк долго молчал, потом кивнул: по крайней мере отец, по-видимому, избежал страданий.
– Его тело подготовили к похоронам, – сказала Айрис. – Ждали тебя, чтобы ты совершил остальные ритуалы.
Она внутренне содрогнулась при мысли о том, что любимую лошадь Большого Медведя теперь застрелят.
Люк словно угадал ее мысли.
– Я остригу у лошади хвост и гриву и положу их на могилу, – сказал он. – Мы не можем позволить себе убивать лошадей – они нам слишком нужны.
Айрис поняла, что он имеет в виду: было лето, и стоял сезон охоты на бизонов. Сейчас их шкуры в самом лучшем состоянии, и Люк как раз ездил выяснить, куда откочевали стада. Скоро будет устроена общая охота. Они поставят временные стойбища в местах, где есть вода и растет лес. Айрис всегда с нетерпением ждала сезона охоты, потому что, хотя всем – и мужчинам, и женщинам – приходилось много трудиться, в это время они ели досыта, веселились и танцевали по ночам вокруг огромных костров. Айрис мысленно называла это индейским праздником сбора урожая. Нынче, однако, танцев не будет – в знак траура по Большому Медведю.
– Ты понимаешь, что я должен соблюсти наши обычаи, хотя миссионеры и объяснили мне глупость суеверий. Отец был могучим человеком, и племя считает, что его дух будет еще более могуч. Так что к закату мы должны уйти с этого места. Ваш вигвам сожгут вместе с вещами отца.
– Тогда я начну собираться.
Люк задумчиво помолчал, потом сказал:
– Я решил отпустить тебя. Если хочешь, возвращайся к белым людям. Остальным я прикажу ехать вперед, а сам отвезу тебя к Чистому ручью, откуда ты легко доберешься до города. Можешь взять с собой любые вещи отца. Хотя, по нашему обычаю, все нужно уничтожить, я знаю, что он хотел бы…
– Нет! – Айрис изумленно посмотрела на Люка и покачала головой. – Мне не к кому возвращаться. У меня не осталось родных. Мой дом здесь, а ты сын моего сердца. Я не могу с тобой расстаться. Помнишь, у меня уже однажды была возможность уйти к белым людям? И я предпочла остаться с вами.
Люк улыбнулся и обнял ее за плечи. Да, тот случай был свеж в его памяти. Она ушла собирать лекарственные травы, а на стойбище тем временем напал отряд кавалерии. Индейцы сумели уйти от него, но Айрис им выручить не удалось, и ее нашли солдаты. Увидев белую женщину, они отвезли ее в форт и начали розыски ее родных. Напрасно она говорила им, что у нее нет родных, кроме команчей, и что она хочет вернуться к индейцам. Солдаты пришли в ужас от таких слов и отказались ее отпустить. Но она сумела сбежать от них как раз тогда, когда Большой Медведь со своими воинами собирался освободить ее силой. Так все вместе они вернулись в стойбище. И Айрис ни разу не пожалела о своем решении.
– Конечно, помню, – сказал Люк и улыбнулся, несмотря на свое горе. – Меня тогда еще не посвятили в воины, но все равно я поехал с мужчинами. У меня был лук со стрелами, и я был готов сражаться с солдатами, чтобы вернуть себе мать.
– Ну вот, – с улыбкой сказала Айрис. – А теперь ты хочешь меня отослать.
– Я этого не хочу. Но так было бы лучше. Надо, чтобы кто-нибудь о тебе заботился. У нас полагается, чтобы вдова выходила замуж за брата своего мужа. Теперь я – вождь племени. Ты хочешь, чтобы я отослал тебя в вигвам Высокой Горы? У него уже есть три жены.
– Нет! – воскликнула Айрис, ударив кулаком по колену. – Обо мне не надо заботиться. Я сама о себе позабочусь. И потом, – сказала она, сверкнув сиреневыми глазами, – разве ты не можешь заботиться о своей матери? Ты ведь не женат.
– Конечно, я буду о тебе заботиться, если ты решишь остаться с нами. Но я хочу, чтобы ты знала: я готов отпустить тебя на свободу.
Айрис, однако, считала, что у нее и так есть свобода – свобода учить детей и любить их, как родных, свобода лечить больных и раненых. Она чувствовала себя здесь дома, ее жизнь имела смысл.
– Большой Медведь тоже отпустил бы меня, если бы я его об этом попросила, – сказала она. – Я осталась, Люк, потому что люблю вас всех. Пожалуйста, не отсылай меня. Я обещаю, что не буду тебе в тягость.
– Ты не можешь быть мне в тягость. – Люк поднялся на ноги. – Я буду рад, если ты останешься с нами. И не волнуйся: не хочешь выходить замуж, не выходи. Ты будешь учительницей и врачевательницей, и, если возникнет такая нужда, о тебе будет заботиться все племя.
Айрис тоже встала. Пора идти на церемонию оплакивания – не то индейцы подумают, что она совсем не горюет по мужу. Это они сочтут оскорблением. Задержавшись на секунду, она спросила Люка:
– Но когда же ты женишься, Люк? Тебе нужна женщина.
Женщин у Люка было предостаточно. Уже много лет незамужние девушки прокрадывались к нему в вигвам по ночам. Но он еще не встретил такой, которую мог бы полюбить.
Он взял Айрис за руку, и они вместе вышли из вигвама.
– Не беспокойся обо мне. Я женюсь, когда встречу женщину, похожую на тебя. А до тех пор, – он заговорщицки ей подмигнул, – буду свободным холостяком.
Глава 6
Услышав из уст Джадда на смертном одре то, о чем она всегда подозревала, но с чем непрерывно боролась, Виолетта решила, что больше ей незачем жить.
Объявив, что Джадд просил похоронить его на своем любимом месте под мимозой, она перестала разговаривать и даже не поблагодарила тех, кто пришел выразить ей соболезнование. Она молча сидела у гроба Джадда, стоявшего в большой комнате их домика.
Джеси сидела рядом с ней, принимала соболезнования за себя и за мать и не знала, как ей помочь.
Виолетта не проронила ни слезинки после того вечера, когда Джадд умер с именем Айрис на устах. Все считали, что она в глубоком горе, тогда как на самом деле ее душу переполняли ярость и жалость к самой себе. Столько лет она старалась завоевать любовь Джадда, не знала, как ему услужить, терзалась чувством вины за обман – и все ее жертвы оказались напрасными. Джадд никогда не любил ее. Только Айрис.
Теперь ее жизнь лишена всякого смысла.
Когда Джадда опустили в могилу и последний комок земли лег на могильный холмик и был приглажен лопатами, Виолетта пошла в дом и легла на постель, которую она делила с Джаддом. И больше с нее не встала.
Через несколько дней после похорон доктор Фоли по просьбе Майкла зашел к ней и потом сказал Майклу, что он бессилен ей помочь.
– Она тает на глазах. Отказывается от пищи и не произнесла после смерти мужа ни единого слова. Она явно решила умереть, и в конце концов ей это удастся.
Когда Майкл вызвал из дома Джеси и передал ей мнение доктора, она уныло сказала:
– Я знаю. Я умоляла ее хоть что-нибудь съесть, но она только смотрит в окно на папино дерево и, кажется, даже не слышит меня.
– Зря я позволил его здесь похоронить.
– Вряд ли это имеет значение. Она все равно умрет с горя, потому что хочет умереть, и мы тут ничего не можем поделать.
Майкл подумал, что Джеси ужасно выглядит. Она не отходила от постели матери, спала урывками, сидя на стуле. Под глазами у нее были темные круги, лицо побледнело и осунулось. Как же ей помочь?
– Джеси, так не может продолжаться. Ты сама того и гляди заболеешь. Я этого не допущу. Я хочу перевезти вас обеих к себе. За твоей матерью будут ухаживать слуги, а ты хоть немного отдохнешь.
Но Джеси отказалась:
– Нет, из этого ничего хорошего не выйдет. Я буду делать для нее все, что в моих силах, и молиться, чтобы она опомнилась.
– Мне это не нравится, – сказал Майкл. – Если ей в ближайшие дни не станет лучше, я перевезу вас к себе, невзирая на твои возражения. А пока что я оставлю здесь Суди. Пошли ее за мной, если тебе что-нибудь понадобится.
У Джеси не было сил спорить.
– И вот еще что, – продолжал Майкл. Они разговаривали на крыльце домика Джеси. – Я понимаю, что сейчас тебе не до этого, но, по-моему, нам не следует тянуть со свадьбой. Все поймут, что ты осталась одна с больной матерью на руках, так что давай назначим день, как только ей станет легче.
– Но по-моему…
Он прижал палец к ее губам.
– Джеси, сколько же можно ждать?
У Джеси вдруг возникло чувство, что ей не хватает воздуха.
– Не знаю, Майкл. Я пока не могу про это думать. – Конечно, он к ней очень добр, конечно, ей легче, когда он рядом, но сейчас Джеси хотелось одного: чтобы к ней ни с чем не приставали. – Мне надо идти к маме, Майкл.
Она повернулась, чтобы идти в дом, но Майкл притянул ее к себе.
– Послушай меня, Джеси. Судьба жестоко обошлась с нами. Надо же было твоему отцу умереть в ту самую минуту, которой я ждал столько лет, в ту минуту, когда я попросил тебя стать моей женой. Я не допущу, чтобы нам еще что-нибудь помешало.
Джеси видела у него в глазах тоску и отчаянную решимость и ощущала судорожно вцепившиеся в нее руки. У него было напряженно-окаменевшее лицо. Она хотела еще раз объяснить ему, что сейчас у нее нет сил даже думать о таком хлопотном деле, как свадьба, но Майкл вдруг потерял над собой власть и прильнул к ее губам.
Джеси на секунду обмякла, но тут же отвернула голову.
– Мне надо идти, Майкл.
Он выпустил Джеси, шагнул назад и потер виски. Потом отвернулся от нее и уставился на могилу ее отца под мимозой, мысленно проклиная Джадда Кэлхоуна за то, что тот так не вовремя умер. Господи, почему судьба так к нему несправедлива?
Потом он понял, что ведет себя, как капризный ребенок, и повернулся к Джеси.
– Извини, – устало сказал он. И добавил, пытаясь разрядить обстановку: – Мне хочется увидеть на тебе мое ожерелье. Никогда не забуду, как ты вся светилась в тот вечер.
Ожерелье, завернутое в носовой платок, лежало у Джеси под матрасом.
– Конечно, увидишь. Но сейчас мне надо идти к маме.
Ей было жаль Майкла – наверное, она кажется ему неблагодарной и холодной. Но столько всего случилось! У нее просто не было времени собраться с мыслями.
Майкл взял ее руку и прижался к ней губами.
– Я приду утром.
Джеси зашла в дом. Суди стояла посреди комнаты и смотрела на нее испуганными глазами.
– Ваша мама как-то чудно разговаривает, – сказала она.
Хотя Джеси хотелось броситься к матери, она опустилась перед Суди на корточки и взяла ее за плечи.
– Не бойся. Это значит, что ей становится лучше.
– Нет, не лучше. Она разговаривает с вашим папой, будто он живой. Но ведь он умер! Значит, она говорит с привидением.
– Никаких привидений нет.
Джеси смотрела мимо девочки в спальню. Может быть, мать разговаривала во сне? Она поцеловала Суди.
– Пойду взгляну на нее. Я скоро.
Джеси вошла в спальню и тихо опустилась в кресло. Мать как будто спала, но, услышав, как скрипнуло кресло, тут же открыла глаза.
– Джеси, – прошептала она и, подняв ослабевшую руку, жестом попросила ее наклониться поближе.
Джеси взяла ее за руку – какая же она холодная!
– Тебе лучше, мама? – встревоженно спросила она. – Хочешь бульону? Ты должна что-то съесть.
– Не хочу. Послушай, Джеси. Мне надо перед смертью сказать тебе что-то важное.
– Не говори о смерти! Ты выздоровеешь, и все будет хорошо. Вот увидишь! – Джеси заставила себя улыбнуться.
Виолетта напрягла ослабевшие пальцы и почти до боли сжала руку Джеси.
– Выслушай меня. Я не хочу жить, детка. Я хочу умереть, но сначала мне надо покаяться. Я не могу умереть, не признавшись тебе в содеянном.
Джеси молча смотрела на мать. Почему-то ей стало страшно.
– Сделай так, как я тебе скажу. – Виолетта приподнялась и указала на темный угол комнаты. – Там стоит мой сундук, вынь все оттуда. У этого сундука двойное дно. Подними верхнее дно. Под ним лежит одеяло. Принеси его мне.
Джеси выполнила приказание матери. Сундук был очень старый. Сколько она себя помнила, он всегда стоял в углу спальни, и мать держала в нем постельное белье. Джеси вынула из сундука белье и потрогала рукой дно. Действительно, его можно было приподнять. Под ним она нашла мягкий сверток.
Виолетта протянула руки за свертком, который она прятала столько лет. Джеси подала его матери и с любопытством смотрела, как она перебирает пальцами край детского одеяльца.
Виолетта нащупала зашитый в одеяло твердый предмет. За прошедшие годы, по мере того как нитки истлевали, она несколько раз обновляла этот шов. Но теперь у нее не было сил разорвать его.
– Помоги мне, – сказала она.
Зачем ей вздумалось распарывать край одеяла, испуганно подумала Джеси. Может быть, мать и впрямь теряет рассудок? Она попыталась отнять у матери одеяльце.
– Отложим это до завтра, мама. Лучше я принесу тебе бульону.
Но Виолетта изо всех сил вцепилась в одеяльце.
– Нет, – решительно сказала она. – Надорви нитку. Ты должна увидеть, что там спрятано.
Джеси наклонилась и увидела подо швом выпуклость, которой не заметила раньше.
– Я не могла тебе рассказать, пока был жив Джадд. – Виолетта чувствовала, что у нее начинает кружиться голова и из углов словно выходят тени и сгущаются над ней. «Боже, дай мне сил рассказать про все Джеси!» – взмолилась она. Ей надо очистить душу, надо, чтобы Бог отпустил ей грех обмана, который терзал ее восемнадцать лет. Иначе она не сможет спокойно умереть.
– Джадд страшно рассердился бы за то, что я ему солгала. Он бы бросил меня, а этого я бы не вынесла. Я все надеялась, что в конце концов он меня полюбит. Как я старалась! И только когда он умер, я поняла, какой была дурой. Он не мог любить никого, кроме нее.
«Моей тетки Айрис», – подумала Джеси. Но при чем здесь это одеяльце? И какой такой секрет скрывала от мужа ее мать?
– Помоги мне распороть шов, и ты все поймешь.
Джеси решила выполнить ее просьбу. Она быстро оборвала и выдернула нить и с изумлением увидела медальон и кожаный кошелек.
– Я не взяла отсюда ни одного цента, – сказала Виолетта, показывая на кошелек. – Даже не знаю, сколько там денег. Это твои деньги.
Джеси взяла в руки медальон и открыла крышку. Как похоже на нее это лицо!
– Мама, этот дагерротип похож на меня.
В эту минуту Суди приоткрыла дверь, чтобы проверить, все ли в порядке. Она увидела в руках мисс Джеси маленький портрет и услышала слова Виолетты, которые заставили ее оцепенеть:
– Это твоя мать.
Суди попятилась и остановилась за полуприкрытой дверью. Она знала, что подслушивать нехорошо, но не могла сдержать любопытства.
Джеси подняла глаза от портрета и с изумлением уставилась на Виолетту:
– Как?
– Да, это твоя мать. Айрис была тебе не теткой, а матерью. А ее муж Люк – не дядей, а отцом.
Джеси потрясла головой. Ее мозг не воспринимал смысла того, что сказала Виолетта. Наверное, она действительно помешалась. Однако, глядя на портрет, Джеси постепенно стала сознавать, что Виолетта говорит правду.
– Когда индейцы убили твоих родителей и братьев, мы с тобой остались в живых. И я сказала Джадду, что ты его дочка. Он ни разу в этом не усомнился, потому что не знал, что наш ребенок за несколько дней до этого родился мертвым.
– Почему ты говоришь мне это сейчас? Почему ты лгала мне и отцу все эти годы?
– Так уж вышло. Мне казалось, что сам Господь позаботился о том, чтобы Джадд меня не бросил. Айрис дала мне тебя покормить грудью, потому что у меня скопилось много молока, я вся разболелась, и мне надо было от него избавиться. Я взяла тебя и пошла подальше от лагеря, в кусты. И тут напали индейцы… – Дыхание Виолетты затруднилось, в груди захрипело, и она закашлялась. Потом, отдышавшись, заговорила просительным тоном: – Пойми же, я это сделала только потому, что очень любила Джадда. Я думала, что Айрис умерла. А раз так, какая разница, скажу я ему правду или нет? Если бы Джадд меня тогда бросил, как бы я стала тебя растить?
Джеси не отводила глаз от портрета матери. Потом до нее дошел смысл слов Виолетты, и она подняла на нее глаза:
– Ты думала, что Айрис умерла? Разве ты не знала этого наверняка?
– Тогда я считала, что она умерла. Видишь ли, я потеряла сознание. Последнее, что я помню, – это как убили твоего отца, который пытался защитить Айрис.
– Но ты не видела, как она умерла?
– Нет. И когда солдаты пересчитали трупы, оказалось, что одной женщины не хватает.
Джеси чувствовала, что у нее все смешалось в голове.
– Значит, возможно, ее и не убили?
– Солдаты тогда не предполагали такого. И мне не пришло это в голову. Мы с Джаддом считали, что, может быть, ее труп утащили койоты. Но десять лет назад случилось нечто, заставившее меня усомниться в ее смерти.
Джеси напряглась:
– Что?
– К нам заехал человек, который раньше служил вместе с Джаддом в Техасе. Джадда не было дома – он уехал на охоту, и этот человек рассказал мне о странном случае, который произошел в форту Бэрд. В стойбище команчей нашли белую женщину. Солдаты увезли ее в форт, но она убежала обратно к индейцам.
У Джеси расширились глаза.
– Почему ты думаешь, что это была моя мать?
– Он сказал, что у женщины были глаза необыкновенного сиреневого цвета, каких он никогда не видел. А Джадд говорил ему, что у его свояченицы красивые сиреневые глаза. И он решил заехать и узнать у нас, могло ли так случиться, что Айрис не умерла, а живет с индейцами? Это было то же самое племя – команчи, – которое напало на наш лагерь.
– Господи, – проговорила Джеси, – почему ты не сказала об этом папе? Как ты могла от него это скрыть?
Виолетта словно вжалась в подушки под тяжестью укоров собственной совести.
– Но ведь никаких доказательств не было, – оправдывалась она. – А Джадд все равно поехал бы в Техас ее искать. И уж, во всяком случае, он не простил бы мне обмана. Я бы потеряла его навсегда. Разве ты не понимаешь, что это было выше моих сил? А Айрис, если это действительно была она, видимо, прижилась у индейцев, а не то бы она не убежала к ним. Я решила, что лучше не ворошить былого.
– Ты не имела права принимать такое решение!
– Это верно, детка, – слабым голосом проговорила Виолетта. – Меня все время грызла совесть. Но тогда я считала, что поступаю правильно. Потом-то я поняла, что была не права, вот я и решила все тебе рассказать. Ты уж сама решай, как поступить, а я теперь могу спокойно умереть.
Джеси опять посмотрела на дагерротип. Как же быть? Если мать еще жива, надо ее найти. Но Майкл станет ее отговаривать. Это бесполезно, скажет он, прошло слишком много времени. Он тоже решит, что лучше не ворошить былого. А Оливия закатит истерику, узнав, что мать женщины, на которой хочет жениться ее сын, живет среди индейцев. Впрочем, что будет говорить Оливия, Джеси волновало меньше всего. Если есть хоть какая-нибудь надежда найти Айрис, надо попытаться это сделать. Теперь Джеси поняла, почему люди, которых она считала своими родителями, были так несчастны в браке.
– Ты сможешь меня простить? – с горестью спросила Виолетта. – Я ведь тебя любила, старалась быть тебе хорошей матерью.
Джеси взяла ее за руку. Какой смысл упрекать несчастную женщину?
– Мне нечего тебе прощать. Ты поступила так, как считала правильным, и я тоже люблю тебя. Тебе надо постараться выздороветь и…
Джеси в ужасе замолчала: голова Виолетты вдруг бессильно поникла, а пальцы, которые Джеси держала в руке, стали безжизненно-вялыми.
Остекленевшие глаза Виолетты все еще смотрели на Джеси, словно и после смерти умоляя о прощении.
Удивленная наступившей тишиной, Суди заглянула в комнату, в ужасе закрыла рот рукой и бесшумно выбежала на крыльцо. Миссис Виолетта умерла!
Суди села на качели и стала ждать. Скоро мисс Джеси выйдет из дома и велит ей бежать в Большой дом за хозяином. Каково это – узнать, что миссис Виолетта не была ее настоящей мамой, а ее настоящая мама даже не знает, что мисс Джеси жива.
Суди не очень хорошо понимала, что теперь будет, но ей было очень жаль бедняжку мисс Джеси.
Глава 7
Со смерти Виолетты прошло уже почти три недели, а состояние Джеси с каждым днем все более тревожило Майкла. Он понимал, как это ужасно – потерять одного за другим обоих родителей, – но боялся, что если Джеси не перестанет хандрить, то может, как Виолетта, попросту умереть с горя.
Несмотря на все ее возражения, он перевез ее к себе в дом и поместил в комнате для гостей, напротив комнат Верены и Элайзы. Он, конечно, согласился, чтобы Виолетту похоронили рядом с Джаддом, но ему не нравилось, что Джеси каждый день ходит на могилы и просиживает там часами, погруженная в уныние. И вот однажды после обеда он привел ее к себе в кабинет для разговора.
Джеси сидела напротив Майкла, опустив глаза на сложенные на коленях руки. Майкл принялся убеждать ее, что нельзя так предаваться горю. Он сказал, что понимает, как ей плохо, но осторожно напомнил слова доктора Фоли: ее мать сама захотела умереть.
– Джеси, я не хочу, чтобы с тобой произошло что-то в этом роде, – нахмурившись, сказал он. – Ты почти ничего не ешь и очень похудела. У тебя совсем больной вид.
– Мне не хочется есть, – ответила Джеси, мысли которой были заняты тем, что она узнала от Виолетты, и которая хотела только одного – чтобы ее оставили в покое.
– Так нельзя. Перестань каждый день ходить на могилы родителей. Я считаю, что от этого у тебя и тоска, от этого и отсутствие аппетита.
– Нет, не перестану! – выкрикнула Джеси.
– Но я же тебе добра желаю.
– С какой стати ты мной командуешь, Майкл? Я сегодня же вернусь в свой дом. Мне надо какое-то время побыть одной.
– Я тебе этого не позволю, – отрезал Майкл. Пусть злится, этим его не проймешь.
– Ты не имеешь права мне ничего запрещать. Напрасно я согласилась после похорон приехать сюда. Мне не хотелось спорить – тогда не хотелось, – подчеркнула Джеси.
– Милая, я не хочу тобой командовать, но твой дом принадлежит мне, и решать, кому жить в нем буду я. А настоящий твой дом – здесь, потому что мы поженимся, как только ты почувствуешь себя лучше. Тогда ты переедешь в мою половину дома. Забудь про тот домишко. Я велю перевезти сюда твои вещи, а туда поселю одного из своих служащих.
– Нет, Майкл, ты этого не сделаешь, – сказала Джеси, и Майкла поразил ее решительный тон. А она думала о сундуке, где под двойным дном лежало одеяльце вместе с медальоном и кошельком. За все время, прошедшее со дня смерти ее матери – нет, тетки, – она так и не смогла заставить себя достать их оттуда.
– Ну хорошо, я согласен подождать еще несколько дней, – сдался Майкл, видя, как расстроилась Джеси, и решив попросить доктора Фоли прописать ей успокоительное. – Но пообещай мне, что будешь не так часто ходить на могилы. Мне хочется, чтобы ты побольше отвлекалась. Завтра утром я уезжаю в Чарлстон. Тетя Верена получила письмо от своего поверенного, который сообщает, что ее дом наконец продан. Она попросила меня поехать вместе с ней и помочь ей уладить дела. Мама тоже с нами поедет. А Элайза сказала, что останется здесь, чтобы тебе не было скучно.
– Я ей очень благодарна, но в этом нет необходимости.
– Она хочет сойтись с тобой поближе. Я вернусь через несколько дней…
Тут в кабинет, не постучав, ворвалась Оливия, рухнула в ближайшее кресло и стала обмахивать платком пылающее негодованием лицо.
– Нет, ты должен приструнить этого полоумного индейца, Майкл! Мне рассказали, что он вчера вечером заходил в домик одного из наших рабов и поил там больного своим зельем. Мне становится страшно при мысли, что он прокрадывается по ночам в наше поместье. Поставь охрану. И когда он заявится сюда в следующий раз, пусть они пристрелят этого грязного дикаря.
Майкл ужаснулся предложению матери, но, прежде чем он успел ей возразить, Джеси встала на защиту Мелонги:
– Как вы смеете требовать, чтобы его застрелили? И никакой он не дикарь! Он добрый человек и старается помочь людям. Доктор Фоли и смотреть не хочет больных негров. Кому же еще лечить их?
– Нет, только послушайте ее! – проговорила Оливия и с искаженным от гнева лицом посмотрела на Майкла. – Теперь тебе понятно, почему я требовала, чтобы ты запретил ей видеться с этим старым дураком? Как нагло она со мной разговаривает! Что подумают люди?
– Не желаю вас и слушать!
Джеси вскочила и выбежала из кабинета, не обращая внимания на раздраженное приказание Майкла:
– Джеси, сейчас же вернись!
Она направилась в свой старый дом – надо хоть немного побыть наедине с собой. Но на полпути услышала стук копыт. Это, конечно, Майкл ее догоняет. Джеси свернула в лес и пошла прямиком к потаенному гроту, где она надеялась найти Мелонгу.
Как всегда, он вскоре пришел, словно почувствовав, что она его ждет. Джеси излила ему душу, рассказав, что узнала в ту ночь, когда умерла Виолетта. Индеец внимательно выслушал ее, ни разу не перебив.
Когда она кончила свои рассказ, он сказал:
– Я понимаю, как тебе хочется узнать, жива ли твоя настоящая мать. И что ты собираешься делать?
– Может быть, ее уже нет в живых. Мне только жаль, что она так и не узнала, что дочь ее уцелела. Тогда она не вернулась бы к команчам. И все равно я не понимаю, почему она это сделала.
– Откуда нам знать, что у нее было на душе. Она прожила с команчами много лет. Да ты ведь и не уверена, что эта женщина – твоя мать.
– Нет, не уверена.
Джеси смотрела в лазоревое небо, точно надеялась найти там ответ на все свои вопросы.
– А дух любви уже говорил с твоим сердцем? – вдруг спросил Мелонга.
Джеси горестно вздохнула:
– Нет. Но в тот вечер я была готова принять предложение Майкла.
– Потому что у тебя нет выбора?
Джеси не хотелось так думать, но в глубине души она сознавала, что Мелонга прав.
– Да, наверное, так.
– А теперь?
Джеси беспомощно пожала плечами:
– Выбора у меня и теперь нет. Он хочет, чтобы мы поскорей поженились, потому что я осталась совсем одна. Он говорит, что поселит в нашем доме другую семью и мне некуда будет деваться. – Она вздохнула. – У меня и правда нет выбора, Мелонга. Но так говорить несправедливо по отношению к Майклу. Он будет мне хорошим мужем. Я в этом не сомневаюсь.
– А если бы тебе было куда идти?
Джеси резко подняла голову:
– Ты о чем?
– Я решил покинуть эти места. Я слишком стар, чтобы тайком прокрадываться на плантации. Того и гляди подстрелят. И я уже не так проворен, как раньше. Пора мне отправиться на запад и провести остаток жизни со своими. Если хочешь, я возьму тебя с собой. Я доставлю тебя до этого места в Техасе – до форта Бэрд. Оттуда ты сможешь начать розыски своей матери. Даже если ты ее не найдешь, то, быть может, найдешь что-нибудь другое, – загадочно добавил он.
Джеси не стала вдумываться в его слова.
– А вдруг найду! И правда, почему бы мне не отправиться с тобой? У меня есть деньги – те, что зашиты в одеяло. Хотя прошло уже десять лет, возможно, кто-нибудь еще помнит там белую женщину, которая отказалась от свободы и вернулась к своим тюремщикам.
Заранее зная ее ответ, Мелонга все же спросил:
– Ты кому-нибудь укажешь, куда ты отправилась и зачем?
– Я не смею. Майкл ни за что меня не отпустит. Станет уговаривать меня забыть про это и умолять, чтобы я не говорила про свою мать ни одной душе.
– Значит, тебе придется уйти тайком?
– Да. Я оставлю ему записку, чтобы он не волновался. Завтра он уедет в Чарлстон. Момент самый подходящий. К тому времени, когда он узнает, что меня здесь нет, мы с тобой уже будем далеко.
Джеси была в крайнем возбуждении: она не только отправится на поиски матери, но и наконец-то увидит, что находится по ту сторону дальних гор.
Она все говорила и говорила, и Мелонга слушал ее несколько часов. Когда солнце стало клониться к западу, он тихо произнес:
– Смотри, Джеси. У индейцев есть поговорка: будь осторожен, когда что-нибудь ищешь, – а вдруг найдешь.
– Я тебя не понимаю, – с неловким смешком сказала Джеси, почувствовав холодок непонятной тревоги.
– Поймешь, если это случится. Ты хоть подумала, что будешь делать, если и в самом деле найдешь свою мать?
– Как что? Разумеется, привезу ее домой.
– И ты полагаешь, что Майкл Блейк и его мать будут ей рады?
– Да, – ответила Джеси, и чувство тревоги еще усилилось. Решив отправиться на поиски матери, она не задумывалась о том, что будет делать, если ее найдет.
– Откуда у тебя такая уверенность? Поразмысли, какие будут последствия, если ты найдешь мать. Ну, я пошел. Если я не найду тебя здесь на восходе солнца, то буду знать, что ты раздумала. Желаю тебе счастья, девочка, на случай, если мы больше не увидимся.
Он ушел, но Джеси осталась, решив еще раз обдумать свое решение. Майкл обидится и рассердится, узнав, что она сбежала, но сейчас ей не до этого. Ей представилась единственная возможность обрести свою родную мать, и она не может ее упустить.
Джеси так углубилась в свои мысли, что не заметила, как спустились сумерки. Из забытья ее вывело уханье совы. Надо спешить домой – Майкл, наверное, с ума сходит от беспокойства.
Джеси быстро пошла назад по знакомой тропинке. Когда она вышла на пустырь, где Зак установил для нее запретные барьеры, уже совсем стемнело.
– Джеси! Где же вы были? Я повсюду вас искал!
Джеси увидела Зака, он ехал верхом по дороге, огибавшей кукурузное поле.
– Мистер Блейк послал нас всех вас искать. Садитесь на лошадь позади меня.
Он протянул Джеси руку, и она легко вспрыгнула на спину лошади, обхватила Зака за пояс и положила голову ему на плечо. Она все же сильно устала: путь пришлось пройти немалый, и притом чуть ли не бегом.
Зак испытывал наслаждение оттого, что она прижимается к его спине, в нем стало нарастать возбуждение. Он чувствовал нежный запах ее волос, исходящий от нее дух женского тела. Он напружинил плечи – как тесно она к нему жмется! Ему и в голову не приходило, что Джеси устала, – он вообразил, что она хочет его раздразнить. А что, рассуждал он. Они много времени проводили вместе, когда Майкл был в Европе, смеялись, поддразнивали друг друга. И он никогда не забудет, как она поцеловала его в щеку, когда он поздравил ее с днем рождения. Может быть, она поцеловала бы его и в губы, не стой они у ее дома и не будь поблизости ее родителей.
Зак дал волю воображению. Она согласилась выйти замуж за Блейка, потому что на этом настаивал ее отец. Но теперь-то отец умер, и, может быть, Джеси уже не уверена, что хочет замуж? Может быть, поэтому она и убежала от Майкла сегодня?
Заку показалось, что Джеси прижалась к нему еще плотнее. А как понимать этот ее робкий щипок? Может, это ему померещилось, но пора узнать, как она к нему относится. И даже начать роман прямо сегодня. Если она согласится, можно задами проехать к его дому, и их никто не увидит – все ищут ее в окрестных лесах и полях. А тогда пусть выходит замуж за Блейка. Попробовав пирога, Зак будет откусывать от него по кусочку и дальше.
Зак натянул поводья и остановил лошадь, потом, прежде чем Джеси сообразила, что происходит, повернулся к ней, схватил ее в объятия, прильнул к ее губам и накрыл рукой ее грудь.