Текст книги "Люди молчаливого подвига"

Автор книги: Овидий Горчаков

Соавторы: Александр Сгибнев,Михаил Колесников,Мария Колесникова,Александр Василевский,Антон Бринский,Иван Падерин,Иван Василевич,В. Курас,В. Золотухин,Михаил Кореневский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

9.

Начался новый день. Стрелочница железнодорожной станции Моржков Берта закончила ночную смену дежурства, отличавшуюся от предыдущей только тем, что на этот раз в течение ночи в сторону Френштата прошло не двенадцать, а пятнадцать воинских эшелонов и во встречном направлении проследовало на семь составов больше.

Свободная от служебных забот, Берта привычно семенила по шпалам железнодорожного полотна, направляясь к остановившемуся на станции эшелону с зачехленными на платформах грузами. Она попыталась подойти поближе к составу, но часовой грубо обругал ее и отогнал. Берта попыталась было сунуться в комнату дежурного по станции и там, если удастся, выяснить, какой все-таки груз перебрасывают гитлеровцы из Валашске-Мезиржичи, но у дежурного сидел гитлеровский офицер. Она попыталась подойти к паровозу и поговорить с кем-нибудь из членов бригады, но и тут ее не подпустили. Расстроенная девушка уже отошла от состава метров на пятьдесят, как вдруг ее окрикнул властный голос. Берта остановилась. Подошедший к ней офицер СС потребовал предъявить документы. К счастью, на этот раз все обошлось без осложнений, и Берта ушла домой. Двумя днями раньше, когда стрелочница беседовала с часовым, сопровождавшим эшелон с артиллерийскими орудиями, могло быть хуже. Подошедший к ней какой-то тип в гражданском грубо толкнул в плечо и потребовал, чтобы она шла вместе с ним в отделение гестапо. Спас от возможных неприятностей встретившийся на перроне начальник станции.

Поздним вечером, когда лес погрузился в темноту, Гоменко принес из «почтового ящика» записку со сведениями о перебросках за истекшие сутки войск и боевой техники противника но железной дороге через станцию Моржков.

Спустя несколько дней Берта вновь появилась на станции Моржков, когда там стояли два воинских эшелона. Она увидела на платформах разбитые артиллерийские орудия, танки, автомашины и много, очень много токарных, фрезерных, сверлильных станков. Позднее ей станет известно, что это были станки с демонтируемых фашистами чехословацких заводов. На этот раз девушка шла домой и не замечала, что за ней следил гестаповец. За домом, в котором жила патриотка, за всеми лицами, с которыми она встречалась в нерабочее время, гитлеровцы установили наблюдение…

В Зашове гестапо, СС и полиция организовали засады в нескольких домах, жители которых подозревались в связях с партизанами. Отделение эсэсовцев круглосуточно сидело в доме чеха, недалеко от обувного магазина фирмы «Батя». Они ждали прихода туда партизан. Но надежды не оправдались. Засаду через неделю сняли, а спустя два дня в этот дом к подпольщику пришли Шваб и Малышев за приготовленными для разведчиков продуктами.

10.

Сухов разбудил отдыхавшего Фильчагина и посоветовал ему, не теряя времени, двигаться за спрятанными Оксаной батареями. Почти одновременно поднялся Шваб.

– Пора вставать и ей, – строго сказал Сухов. – Будите!

С большим трудом проснулась Оксана. Открыв глаза, быстро проверила, на месте ли пистолет, поднялась и, взглянув в привезенное с Большой земли маленькое трофейное зеркальце, аккуратно причесала пышные русые волосы.

В ночь на 10 апреля Фильчагин, Шваб и Оксана в сопровождении чеха Фердинанда Корговяка отправились в путь. Им пришлось вброд переправиться через две реки, пересечь тщательно охраняемые фашистами две железные и две шоссейные дороги, по которым днем и ночью противник перебрасывал войска. Утром 12 апреля груз был найден.

Оксана Сидоренко и ее товарищи лесными тропами возвращались на базу. Впивались глазами в темноту, вслушивались в лесные шорохи, таившие много неожиданностей. К полуночи лес поредел, заросшая тропа сделала крутой поворот, обогнула высокую ель и змейкой пошла вниз. Разведчики оказались на опушке. В полукилометре виднелась освещенная луной река. Слева – плотина. До нее не более километра.. Совсем рядом раскинулось вдоль реки село Быстрина.

– Кажется, у плотины спокойно, – тихо сказал Фильчагин и приказал двигаться к ней по опушке, укрываясь за деревьями и кустарником. Указательный палец правой руки Алексея лег на спусковой крючок автомата.

– Судруги! – негромко сказал Фердинанд, обращаясь к советским друзьям, – вы не волнуйтесь. Все будет хорошо…

Разведчики крепче сжали в руках оружие. Они готовы к бою. «Неужели пронесло? – подумала Оксана, когда сделали, последний шаг по плотине. – Теперь скорее бы до леса добраться».

Река осталась уже позади. Оксана и ее спутники скрылись в лесу. Девушка, обогнув большой куст, решила выйти к проселочной дороге, спускавшейся с холма к реке. Она ступала по земле осторожнее лесного зверя, прислушиваясь и улавливая каждый шорох и звук. Только вынырнула из-за кустов, как увидела парный патруль гитлеровцев, подкрадывавшихся к большому камню, за которым укрылись Фильчагин и Корговяк. Отскочила назад за кусты, и, когда фашисты миновали ее, не теряя времени, нажала на спусковой крючок. Тотчас же раздалась короткая автоматная очередь: еще кто-то бил по фашистам. Один из разведчиков и Оксана подбежали к сраженным фашистам, взяли их оружие.

– Ого, ничего себе гусь! – пробурчал боец. – Ты скосила офицера вермахта. Что у него за документы?.. Так… А этот, второй вояка, был рядовым… Я вижу, ты смелая дивчина. Молодец.

Послышался размеренный стук немецких автоматов. Стреляли около Быстрицы.

Разведчики, маневрируя, под покровом ночного леса ушли в безопасный район.

Лесная мгла тревожила гитлеровцев, вызывала в них страх. Они, до зубов вооруженные, боялись чужого леса. Их страх усилился, когда наткнулись на два трупа своих соотечественников.

…В тот же день Юрий передал радиограмму:

«Связная штаба фронта благополучно прибыла к месту назначения. Два комплекта радиопитания доставлены в исправности и своевременно…»

Оксана Сидоренко выполнила поставленную ей задачу, проявив мужество и настойчивость. В трудных условиях, на чужой земле, не зная местного языка, отважная комсомолка разыскала Сухова. Доставленные ею батареи оживили рацию. На Большую землю вновь полетели донесения о вражеских войсках. Через две недели после окончания войны Оксане разрешат демобилизоваться, и она уедет в свои родные края. Дочь Родины, представительница своего пламенного поколения, с честью исполнила долг.

А пока связная штаба фронта остается в разведгруппе.

11.

Все длиннее становились дни, сильнее припекало апрельское солнце. Теплый весенний ветер гулял в горах Моравии, а Николая Сухова знобило, он метался в бреду. Дальнейшее пребывание его на базе стало невозможным. Требовалось лечение. Чехословацкие патриоты предложили укрыть командира в доме рабочего-антифашиста Фердинанда Корговяка.

Поздней ночью Николай Александрович, сопровождаемый двумя разведчиками, покинул базу. Все трое спрятались около села Зашова, в лесу. Минут через сорок туда же должен прийти Людвиг Кубят, выразивший готовность проводить Сухова до дома Фердинанда. Вдруг послышались чьи-то шаги. Хрустнула сухая ветка. Совсем близко зашевелились кусты.

– Неужели облава? – прошептал Фильчагин.

Сухов схватил автомат:

– Приготовиться к бою!

– Не стрелять! – тотчас же послышалось из-за кустов. – Это я, не узнал, что ли?

– Так это же Людвиг! – обрадовался Фильчагин.

– Вот черт, чуть не натворили ерунды. Зачем же приходить раньше времени?

– Корошо, корошо, – успокаивал Кубят. – Все обошлось корошо… Я освободился раньше, чем думал… А теперь, судруг Николай, пойдем. Фердинанд уже ждет. Там будет корошо. Поправишься.

До соединения группы с наступавшими частями Красной Армии Сухов находился там. Хозяйка дома Амелия, худенькая, добродушная женщина, ухитрялась как-то достать медикаменты, лечила советского воина.

С того времени разведгруппой командовал Алексей Фильчагин. Рано ушедшие из жизни отец и мать – они умерли, когда Алексею не было и десяти лет – научили его любить родную землю. Перед войной женился. В ноябре сорок первого, на девятнадцатом году, ушел в армию. Высокого смуглолицего солдата зачислили в воздушнодесантные войска. Вместе с Суховым пришел в разведку и никогда более не расставался с другом.

Уважали бойцы своего нового командира. Шутка ли сказать, пятый раз находится в тылу врага. Сколько же раз он испытывал судьбу!

Фильчагин хорошо знал своих друзей. Трудная и опасная работа еще на предыдущем задании в Словакии сплотила их. В ночь на 26 августа 1944 года десантировались они в Восточную Словакию. Группа действовала в пятидесяти километрах северо-восточнее Кошице, в районе города Гуменне.

Тогда в штаб фронта ежедневно докладывали о перебросках войск и боевой техники противника. Алексей на всю жизнь запомнил донесение, направленное 4 сентября, в котором сообщалось:

«В Стропкове расквартированы пехотные и танковые подразделения гитлеровцев, предназначенные для разоружения словацких частей…»

Довоевался Гитлер! Стал силой разоружать тех, на чью помощь рассчитывал.

Как-то разведчики сообщили своему командованию о вражеском эшелоне с боеприпасами, обнаруженном на полустанке. Через несколько часов советская авиация отыскала состав в Медзилаборце. Два советских штурмовика обрушили по вагонам ураганный огонь из пушек и пулеметов, обстреляли реактивными снарядами, сбросили бомбы. После того как наши «Илы» исчезли, часа два еще полыхало пламя на железнодорожной станции, рвались боеприпасы в охваченном пламенем эшелоне.

12.

– Товарищ Алексей! С Бертой неладно, – с тревогой сказала Аша при встрече с Фильчагиным.

– Что с ней?

– За нею следят германцы.

– Почему ты так думаешь?

– К нам в будку зачастили полицейские, солдаты и какие-то люди в гражданской одежде. Раньше этого никогда не было. Спрашивают о Берте… Она мне говорила, что несколько дней назад, когда была на станции Моржков, чтобы проверить, какой груз везли фашисты в эшелоне, к ней подошел какой-то тип и спросил: «Что ты тут ищешь?» Берта ответила, что ничего не ищет, тогда тот погрозил ей пальцем и сказал, что она излишне часто появляется на станции. И добавил: «Это может плохо кончиться!»

– Ты предупреждала ее об осторожности?

– Конечно, но она говорит, что осторожничать некогда. Надо помогать русским, а то скоро эта помощь им не понадобится. Красная Армия наступает, и сведения о германцах нужны сейчас, а не тогда, когда русские солдаты будут здесь… Она, конечно, правильно говорит. Я с ней согласна.

Беспокойство Фильчагина усилилось, когда Малышев, вернувшись от «почтового ящика», доложил:

– От Берты нет сведений. «Почтовый ящик» пуст.

– Неужели стряслось что-нибудь с девушкой? Только этого нам не хватало.

– Берта знает, где находится наша база? – спросил Малышев.

– Нет, конечно. Но на всякий случай надо приготовиться к смене базы. А я, пожалуй, пойду на место встречи с Бертой. Может быть, придет.

Извилистая лесная тропинка привела Фильчагина к упавшему дереву, на котором сидела Берта. Мрачная, со слезами на глазах, она, увидев Алексея, закрыла лицо ладонями и зарыдала.

– Что с тобой? – спросил Фильчагин, присевший рядом. Его тревога усилилась. Берта не могла произнести ни одного слова. Она горько плакала. Фильчагин попытался сказать ей что-нибудь утешительное, но у него это не получилось.

– Успокойся! Что случилось?

– Кажется, я попалась, – чуть слышно ответила Берта. В это время она, согнувшаяся, сжавшаяся в клубочек, была неузнаваема. Куда делась ее удаль, смелость!

Берта рассказала, что она видела, как за нею следили незнакомцы, когда она появлялась на станции. Она заметила слежку и за домом, в котором живет…

– Возьмите меня к себе! – попросила Берта.

– Тобой рисковать не имеем права. На нашу базу в любое время могут напасть каратели…

– Что же делать? Что делать? – спрашивала Фильчагина отчаявшаяся девушка. – Домой идти нельзя, в будке сидеть тоже нельзя. Ну укройте же меня у вас! Я буду воевать вместе с вами. Не подведу. У меня много сил, я смелая. Вы в этом убедитесь. Поверьте мне! Прошу вас…

– Успокойся. Что-нибудь придумаем. Скажи, у тебя родственники вдали от Моржкова есть?

– Никого нет. – Голос у девушки окреп и она оживилась: – Надежда только на вас, советские товарищи.

– Ну, давай договоримся так. До ночи ты пока укройся в лесу, подальше от будки. А в десять часов приходи сюда. Подготовим для тебя надежное место.

13.

В давно неремонтированной комнате за канцелярским столом, на котором лежала кипа служебных бумаг, сидел, развалясь в кресле, пожилой тучный эсэсовец. Он бросал гневный взгляд то на стол, то на неловко стоявшего перед ним невысокого мужчину в гражданском костюме, только что приехавшего из Зашовы. Напряженную тишину нарушили гул пролетавших самолетов и отдаленные выстрелы зенитных орудий.

Штурмбанфюрер хотел что-то сказать своему подчиненному, но зазвонил телефон. Доложили, что партизаны уничтожили подвижную радиостанцию.

– Что? Радиостанцию? – закричал разъяренный гестаповец. Его голос сорвался.

– Да, около Рожнова.

– Ту самую, которая обслуживает ягдкоманду?.. Черт побери! Вместо того, чтобы нам истреблять партизан, они, эти бандиты, нас уничтожают.

– Где Альпинист? Арестовать его!

– Он убит на радиостанции…

14.

В штаб 4-го Украинского фронта ежедневно поступали сведения о противнике, добытые разведгруппой Юрия. В апреле и начале мая 1945 года группа доносила:

«В западном направлении за сутки прошло 9 железнодорожных эшелонов (222 вагона). При этом проследовало: 79 вагонов с эвакуированным гражданским населением, 42 вагона с рабочими для рытья окопов, 35 платформ с каменным углем…»

«За сутки противник перебросил в восточном направлении 134 вагона с личным составом и 11 платформ с автотранспортом…»

«По шоссейной дороге в западном направлении за день прошло более четырехсот конных повозок с боеприпасами и продовольствием…»

«Все дороги забиты поспешно отступающими немецко-фашистскими войсками…»

«За истекшие сутки по шоссейной дороге из Френштата на запад прошло 2200 грузовых автомашин с солдатами и офицерами вермахта, 3200 конных повозок с боеприпасами и продовольствием, около 700 орудий разного калибра…»

Огненный вал войны неудержимо перемещался на запад. Улицы населенных пунктов наполнялись пылью, взвихренной грузовыми автомашинами, конными повозками, колоннами отступающих солдат вермахта. А 6 мая разведчики увидели передовые части наступающих войск 4-го Украинского фронта. Грозно шли вперед танки, пехота, артиллерия, войска специального назначения. Почти беспрерывно слышался гул моторов в воздухе: это пролетали бомбардировщики, штурмовики, истребители, транспортные самолеты с, красными звездами на крыльях.

В тот день Малышев передал в штаб фронта запомнившуюся на всю жизнь радиограмму:

«Сегодня утром в район наших действий вошли наступающие войска Красной Армии… Группа готова к выполнению очередного задания Родины…»

Николай Малышев свернул рацию и, возбужденный, быстро забрался на вершину Ништина, туда, где родятся облака. Он сдвинул шляпу на затылок, ладонью коснулся лба, чтобы вытереть выступившие капельки пота, и… как бы заново увидел всю эту красоту: горные хребты, долины, ущелья, леса. Как хороша земля, обретшая свободу!

Далеко внизу течет беспокойная Бечва. Серебристой змейкой проползает она в долине. Там Зашова. Недалеко Моржков, Зубржи… Там живут антифашисты, оказывавшие разведчикам неоценимую помощь.

…Фильчагин и его боевые друзья оказались на очищенной от фашистских оккупантов территории братской Чехословакии. Огненный вал войны неудержимо перемещался на запад. Через несколько дней рухнет гитлеровский режим…

По-особенному крепка и дорога фронтовая дружба. Забыть ее невозможно. Разве можно забыть чехословацких патриотов, помогавших советским разведчикам? Сколько добра сделали антифашисты! Мужчины и женщины. Пожилые и юные. Они внесли свой посильный вклад в советско-чехословацкое боевое содружество, скрепленное в жестоких битвах с фашизмом.

* * *

«Здравствуйте!

Получил Ваше письмо и спешу на него ответить. Как Вы уже знаете, наша разведывательная группа, действовавшая в Чехословакии, состояла из рабочих и крестьян нескольких национальностей. Моим заместителем был Фильчагин Алексей Андреевич. Прекрасный боец. Он кавалер орденов Славы. После Великой Отечественной войны демобилизовался и вернулся в свой родной колхоз в Горьковской области.

Старшим радистом группы был Малышев Николай Иванович. Самый молодой в группе боец. Награжден орденом Красной Звезды и медалями. Очень вдумчивый и серьезный. После войны окончил факультет журналистики Московского государственного университета.

Вторым радистом и по совместительству переводчиком был великолепный боец Гоменко Антон Осипович. Кавалер ордена Славы. Исполнительный, спокойный, рассудительный человек. Большой мечтатель, любитель природы. После войны он уехал на родину, в Черновицкую область.

Бойцом группы был Януш Шваб. Бывший солдат венгерской армии Шваб сдался Красной Армии в плен и пожелал драться против гитлеровцев. Проявил себя очень честным, смелым и выносливым бойцом. Мы гордимся тем, что в нашей группе был такой прекрасный сын братского народа. Сейчас Януш живет в ЧССР. Работает в лесном хозяйстве.

Долгое время ничего не слышал о нашей бесстрашной, мужественной разведчице-комсомолке Оксане Сидоренко. И вот совсем недавно узнал, что она живет и работает в своем родном городе Краснодаре. Замужем. Теперь ее фамилия – Маленко.

В годы Великой Отечественной войны Оксана за выполнение заданий командования в тылу немецко-фашистских войск была награждена орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, орденом Красной Звезды. А в послевоенное время за заслуги на мирном поприще Оксана Дмитриевна Маленко удостоена медали «За трудовую доблесть».

Давно отгремели залпы Великой Отечественной войны. Уже выросло новое поколение людей, знающее об исторической победе только по учебникам, кинофильмам, телепередачам, из печати и рассказов старших товарищей. И чем больше я думаю о военном времени, тем величественнее представляются мне подвиги руководимого Коммунистической партией советского народа. Посильный вклад в это общее дело внесла и наша небольшая, очень дружная разведгруппа. Кстати, на последних двух заданиях (в Словакии и Моравии) состав ее почти не менялся. Разница была только в том, что в Словакию к нам штабом фронта была направлена с запасными комплектами питания для рации комсомолка Екатерина Новоселова, а в Моравию с аналогичными задачами десантировалась ее подруга – Оксана.

Товарищи сообщили мне, что Екатерина Васильевна также живет в Краснодаре.

С большой благодарностью вспоминаю я своих друзей-разведчиков и помогавших нам антифашистов-интернационалистов. Восхищаюсь их мужеством и смелостью, верой в победу, умением преодолевать трудности и лишения. Безгранично благодарен Центру, по-отечески заботившемуся о нас – разведчиках.

Что сказать о себе? После войны демобилизовался и вернулся в город Рыбинск. Работаю токарем на том же заводе, на котором трудился и до войны…

Н. Сухов».

Николай Александрович со свойственной ему скромностью не сказал, что за выполнение заданий командования в тылу немецко-фашистских войск он был награжден двумя орденами Отечественной войны, орденом Красной Звезды и рядом медалей.

Бывшие бойцы разведгруппы «Юрий» и сегодня в строю, своим трудом они приумножают славу Родины.

Б. Гусев.
Двое в землянке.
О Кузьме Гнедаше и Кларе Давидюк

1.

Лес. Ночь.

У землянки сидят люди – семеро мужчин и одна девушка. Они не зажигают костра. Курят, прикрывая огонек папиросы рукой. Один из мужчин ранен и лежит на носилках, сделанных из ветвей ивы. Он первым нарушает молчание:

– Что ж, будем говорить как товарищи. Давайте другой вариант.

Все молчат.

– Я жду…

И снова молчание.

– Значит, второго варианта не существует. Его действительно нет. Принимается первый. Есть возражения?

Молчание.

– Если так, буду опрашивать поименно. Мудрый!

Один из сидящих мгновенно встает:

– Мудрый слушает.

– Жду ответа.

– Не знаю… Пусть говорят другие.

– Это товарищеский разговор?! Следующий! Кто там, не вижу. Лихой, кажется…

– Я…

– Приказ слышал?

Пауза.

– Товарищ командир, так вы и сами сказали, по-товарищески…

– Теперь ты, Смелый!

Так, постепенно он обращается ко всем окружающим. Остается девушка.

– Смирная, я очень тебя прошу…

– Смирную не надо просить. Ей дается приказ.

– Ну, слушай… Клара, ты же все понимаешь!..

– Не пойду, – чуть даже вызывающе отвечает она и, помолчав, как бы смягчается: – Я только усложню положение группы. Им предстоит бой.

– Ну, бой!.. Ты бывала и не в таких переделках.

– Спасибо за комплимент!.. Вы забыли, что я женщина.

– Клара!

– Если Клара, позвольте мне выбирать! Я остаюсь здесь, капитан. Нашу землянку замаскируют, нас не найдут.

– А если найдут?

– А я точно уверена – не найдут. Верно, Мудрый?

Тот отвечает не сразу.

– Я понимаю так, – взвешивая слова, говорит он. – Фриц не найдет. Это я гарантирую. Если только христопродавец появится или – с собаками.

– Товарищи, я приказываю: взять ее с собой, – говорит раненый.

Опять нет ответа. Время идет. Два пополуночи. Осталось три часа до рассвета. Всего три. И звенящая тишина. Что в ней таится?

– Да отвечайте же, черт побери!

– Если Смирная хочет остаться, пусть остается, – сказал Лихой.

– Да, уж пусть выбирает, – поддержал его Мудрый.

– Левый?

– Не знаю. Пусть решает сама.

– Я решаю. Высшей властью, врученной мне Родиной…

– Вот и застрели меня высшей властью… Никуда не пойду, – вдруг зло перебивает она.

Чей-то тихий голос из темноты произносит со вздохом:

– Умрешь, девонька.

– Ну и умру. И что? Бросить его одного, раненого?

Доводов нет. Все исчерпаны. И Клара, чутьем сознавая, что победила, встает, начинает что-то искать в темноте.

– Вот мы здесь спорим и все без толку. Лучше подсчитаем, что у нас осталось.

И тотчас все включаются в дело. Доносятся голоса:

– Тол, три пакета.

– Вот еще часовые мины – две штуки. Ну и гранаты…

– Сколько?

– Считай, по паре на каждого, штук пятнадцать.

– Тол и мины оставьте нам с капитаном. Все равно они вам ни к чему. Ну и обязательно пару гранат…

Да, она уже все решила. Теперь он чувствует: провались земля, явись сюда вся армия Третьего рейха – ничто не изменит ее решения. Она останется с ним, с командиром, а они, подчиняясь его приказу, будут прорываться сквозь немецкие цепи, которыми плотно блокирован лес. Утром с рассветом автоматчики станут его прочесывать.

Три часа. Уже не ночь, но еще и не утро. Он и она в землянке. Снаружи слышится мягкий шорох, – те, кто сейчас уйдет, маскируют землянку ветвями и папоротником. Потом – тихий голос:

– Схоронили – не подкопаешься.

– Спасибо. До свидания, товарищи, – доносится из землянки. – Доберетесь до первой же нашей точки, свяжитесь с Центром, дайте общую картину – и на запад, на Брест. Линия фронта уже приближается.

– В вашей станции «Север» питание совсем кончилось? – спрашивает Мудрый сверху.

– Почти, – озабоченно отвечает Клара. – Ну, может быть, хватит на несколько фраз. И то не уверена. Как выйдете на связь, моим в Москву, на Басманную, привет передайте… Жива-здорова. Писать некогда…

Шаги удаляются. Наступает тишина. Ветра нет. Лес молчит в ожидании рассвета. Спустя полчаса доносится автоматная очередь, разрывы гранат…

– Наверное, прорвались, – тихо произносит она.

– Прорвались, они дело знают. Если только шальная пуля кого положит…

И снова все тихо. Время как будто остановилось, страшась рассвета и того, что придет вместе с ним. «С рассветом уходит любовь. С рассветом приходит надежда», – говорит поэт. И тот рассвет нес надежду…

Это происходило в глубине белорусских лесов, в районе города Слонима 19 июня 1944 года. Я знаю начало этой истории. И знаю, чем она кончилась, ибо в начале марта 1969 года несколько дней провел в тихой комнате, где только папки на стеллажах. И в каждой – жизнь, да еще какая! В небольшом вестибюле висят портреты. Я подхожу к ним. Гнедаш Кузьма Савельевич.

– Это он, – говорит мой собеседник. – Вы когда-нибудь слышали это имя?

– Нет, никогда…

– Видите ли, это все постепенно открывается… Через годы…

– Он совсем молод… – невольно вырывается у меня.

– Ему и тридцати не было. Звание майора и Героя Советского Союза он получил уже после смерти.

– В войну о нем, как о разведчике, наверное, писали?

– Кто о нем мог писать? Как разведчик он был дважды зашифрован. Я вам так скажу – он и для своих жил под другим именем. Трагично, но даже на могиле его было другое имя.

– А там-то зачем?

– Это уж просто недоразумение, впрочем, логичное в тех условиях. Потом, конечно, исправили. Прочитаете до конца – поймете. В деле все есть, вплоть до последних радиограмм из леса в районе Слонима.

А вот и оно, личное дело разведчика Кузьмы Гнедаша. Сначала мне бросилась в глаза короткая оправка:

«Потопил десять пароходов и четырнадцать барж. Пустил под откос 21 эшелон с живой силой и боевой техникой противника. Лично уничтожил более…»

С такими подвигами я сталкивался уже, когда писал о о партизанах. Спрашиваю:

– Данные эти проверены?

– Здесь все проверено. К тому же тот, кто вел учет, вряд ли думал о чем-нибудь другом, кроме того, чтобы точно все записать. Время было такое…

Верно, время было иное. И сейчас, четверть века спустя, на многое смотришь другими глазами. Но все-таки «лично уничтожил…», – размышлял я. Лишь позднее я понял, что подвиг разведчика Гнедаша – не только в этом. Медленно перелистываю пожелтевшие страницы дела, и передо мной проходит вся жизнь человека.

…Май 1942 года. До Сталинградской битвы еще далеко. Пока что победа еще только грезится, есть только вера в нее.

В те дни в штабе Центрального фронта встречаются двое – майор Бондарев и капитан Гнедаш. Капитан очень молод, ему двадцать семь. Впрочем, за спиной его уже шесть лет службы в армии.

Они сидят вдвоем в небольшой комнатке с плотно завешенными окнами. Сидят уже не первый час. Беседуют. Майор видит этого человека впервые. Правда, биография его кое-что проясняет. Но, как известно, многие автобиографии похожи друг на друга. Родился, учился, воевал. Вот как описывает свою жизнь до того, как вступил в разведку, сам Кузьма Гнедаш:

«Родился в 1914 году в Сумской области, в деревне Талалаевка. До 1931 года учился в школе и жил на иждивении родителей. Окончил семь классов. Поступил в автотракторную школу города Прилуки и окончил ее в 1933 году. Начиная с 1933 года работал в Талалаевской МТС трактористом, потом – бригадиром тракторной бригады и автомехаником. В 1936 году меня призвал в РККА по спецнабору Роменский военный комиссариат. Участвовал в освобождении Западной Украины, в борьбе с белофиннами. Окончил Киевское военное училище в 1940 году. С самого начала Отечественной войны – на фронте. Был командиром танкового батальона. Дважды ранен. Последний раз пролежал полгода».

По всему видно: намеченный кандидат прошел хорошую военную школу. А дальше – сейчас это и выясняется. Впрочем, майор имеет уже некоторое представление о сидящем перед ним капитане. Он умен – это главное. Решение принимает мгновенно: это как раз то, что нужно. В манере держаться, во внешности есть обаяние, сразу располагает к себе. И это важно. В бою храбр, не лишен даже молодечества, лихости. Вот над этим придется поработать.

– Ну так. С довоенным временем мы покончили. Перейдем к войне… Вы под Медынью пошли в атаку в танке, с открытым люком. Я бы не сказал, что это разумно, – замечает собеседник Гнедаша.

– Местность такая была: перелески, кустарники… В глазок ничего не видно, – оправдывается капитан.

– Видишь ли, у нас ты все время рисковать будешь, – майор незаметно переходит на «ты». – Но риск риску рознь. Надо взвешивать. Открытый бой – это одно, а…

– Я понимаю.

И вдруг – неожиданно:

– Как боль переносишь?

– Мне в медсанбате осколок из бедра доставали – не усыпляли: хлороформа не нашли.

– Кричал?

– Вроде нет, сознание терял.

– Вот это тоже у нас не рекомендуется – терять сознание. Нельзя, что поделаешь. Много чего нельзя. Ты там, внизу, при входе читал плакат «Увидел фашиста – убей его!»?

– Читал.

– Для нас он не совсем подходит… Разведчик воюет с армией, с фронтом и ради этого…

Потом вспоминают довоенное время, Черниговщину. Майор тоже из тех мест, есть о чем поговорить.

– Женился, а детей, значит, не успел завести?.. Может, это и к лучшему, – рассуждает майор. – Вот походишь на задания, потом осядешь у нас в штабе. Будет время еще. Кончится война…

Отвлеклись немножко, и снова вопрос:

– Славу любишь?

– Не знаю.

– Честный ответ. Но, кстати, я смотрел армейскую газету. Там о тебе дважды писали и даже фото поместили. У нас такой чести ты не дождешься. Что бы ты ни совершил. Все! Тебя нет. И фамилия твоя нигде упоминаться не будет. У тебя вообще не будет фамилии. То есть она будет, но только для тебя. Ну, и еще для твоего командира.

– А кто мой командир?

– Все скажу. Ну как, будешь думать еще или?.. – выжидательно спрашивает майор.

– Что думать? Все равно советоваться ни с кем не могу. Нельзя ведь?

С этого дня капитан Кузьма Савельевич Гнедаш как бы перестал существовать. И появился другой человек. У этого человека уже не было той биографии, старых знакомых и даже настоящего имени. Он, капитан Гнедаш, был тот же и в то же время не тот. Он стал разведчиком.