Текст книги "Люди молчаливого подвига"

Автор книги: Овидий Горчаков

– Он сошел с ума! – кричат за судейским столом. – Нет! Он просто платный агент большевиков!

– Неудобно господам судьям впадать в такие противоречия, – иронично замечает генерал. – Сумасшедший не может быть платным агентом. Работа, за которую наказывают смертью, не оплачивается деньгами. Сейчас карманы набивают фабриканты оружия, военные поставщики, мародеры, а не те, кто борется за честь и свободу своей родины…

Многоопытный председатель суда вновь и вновь прерывает Заимова то окриком и угрозой лишить слова, то разглагольствованием о «возвышающем Болгарию» союзе с гитлеровской Германией, то неожиданным вопросом. Протокольная запись судебного процесса сохранила все эти уловки – жалкие попытки сбить Заимова с мысли, не дать высказаться до конца.

П р е д с е д а т е л ь. А вам не хотелось бы видеть Болгарию великой?

Г е н е р а л  З а и м о в. Ограбление чужих земель и порабощение других народов не сделают Болгарию великой. Возвеличить может только помощь порабощенным народам, борющимся за свою свободу и национальную независимость.

П р о к у р о р. За такие слова виселицы мало!

Г е н е р а л  З а и м о в. Турки тоже за подобные слова вздернули немало лучших сынов нашего народа.

П р о к у р о р. Замолчи, предатель!

Г е н е р а л  З а и м о в. Такое оскорбление меня не трогает, поскольку не может относиться ко мне. Предатель не болгарский народ, воздвигший памятники любви и признательности русскому народу. Не были предателями ни ополченцы Шипки, ни их сыны, которых вы судите и убиваете за то, что они идут по стопам своих отцов.

П р е д с е д а т е л ь. Я лишаю вас слова!

Г е н е р а л  З а и м о в. Судебное следствие еще не окончено, господа судьи. Иначе, на каком основании вы вынесете свой приговор? (Полицейские хотят силой увести генерала.)Здесь суд, а не арестантская камера, господа полицейские! (К суду): Сохраняйте по крайней мере видимость чести суда!

П р е д с е д а т е л ь. За оскорбление суда лишаю подсудимого слова, пока он не заявит, что впредь будет отвечать только на поставленные ему вопросы. Подсудимый, вы слышите?

Г е н е р а л  З а и м о в. Я до сих пор отвечал только на поставленные мне вопросы, господин председатель.

П р е д с е д а т е л ь. Отвечайте коротко и ясно: признаете ли вы себя виновным в том, что поддерживали преступные связи с людьми из советского посольства?

Г е н е р а л  З а и м о в. Я не признаю себя виновным в поддержании таких связей. Если бы освободить советское посольство от полицейской блокады, будьте уверены, что тысячи патриотов со всех концов страны придут туда, чтобы засвидетельствовать, что их возмущают намерения превратить Болгарию в базу для войны против Советского Союза…

Москва осталась единственной надеждой народов мира. Москва сегодня – оплот порабощенных, но непокоренных европейских народов. Москва – надежда каждого человека, который хочет иметь свою родину…

П р е д с е д а т е л ь. Довольно речей! Я уже тридцать лет военный судья. И мне опротивело выслушивать подобные слова подсудимых. Какая безумная амбиция заставила вас отречься от своей среды, от высокого звания уважаемого и всем обеспеченного высшего офицера?

Г е н е р а л  З а и м о в. Этот вопрос я считаю серьезным, господин председатель, и серьезно на него отвечу, хотя знаю, что не буду понят. Главным виновником моего отречения от привилегированной генеральской среды я считаю влияние солдат. Да, простых солдат в окопах. С ними я провел две войны, с их сыновьями любил разговаривать до последнего дня своей службы. Они, солдаты, нравились мне больше, чем представители высших сфер. Они, простые солдаты, как мы их называем, умели отличать справедливое от несправедливого, хорошее от плохого. Особенно верно солдаты разбираются в политике. Вы вот слушали речи подсудимых, а я слушал солдат. Речи подсудимых вам опротивели потому, что вы всегда находились с ними на совершенно противоположных позициях. Я же был в одинаковом положении с солдатами: вместе сидел в окопах, воевал, имел те же шансы погибнуть. Оттого и не могли мне надоесть солдатские разговоры. В окопе и в бою командир не судья, который обвиняет и выносит приговоры, а скорее подсудимый: приговор зависит от того, к чему он приведет солдат – к победе или к бесцельной смерти.

П р е д с е д а т е л ь. И такие речи я слышал.

Г е н е р а л  З а и м о в. Послушайте еще немного, прежде чем вынести мне приговор… Вы спрашиваете, какая безумная амбиция заставила меня отречься от среды, к которой я мог принадлежать, и очутиться здесь, на скамье подсудимых, надеть арестантское платье? Отвечаю вам: никакая другая амбиция, кроме честного желания оставаться верным своим солдатам, которые после геройских подвигов в боях ни от кого не получили никакого признания. Суд требует от меня вести себя так, чтобы заслужить хотя бы легкую смерть. Но было бы позором для меня, пережившего две национальные катастрофы, не поинтересоваться, если бы даже это мне стоило жизни, почему вы нас снова втягиваете в гибельную для Болгарии войну? Я был бы подлым трусом, если бы не сказал вам, что только безумец может верить в поражение Советского Союза. Я убежден, что Советский Союз непобедим. За эту веру я готов умереть… Меня обвиняют в предательстве. По разве я предал Болгарию? Где в моих показаниях, вырванных у меня полицией, имеется хотя бы малейшее доказательство того, что я предавал Болгарию?.. Я не совершил никакого преступления против болгарской государственной власти, не нарушил ни одного закона нашей страны. Правительство еще не издало закона, по которому бы наказывались люди, не одобряющие его внешней политики и высказывающие свое мнение об исходе войны. Я виноват только перед оккупантами Болгарии и теми, кто содействовал этой оккупации. Даже здесь, в этом болгарском зале суда, присутствуют гитлеровские представители, которые поставили под наблюдение работу болгарского военного суда. Хотя я и подсудимый, но возмущаюсь и протестую против такого унизительного положения, в которое ставите себя вы, судьи, носящие форму болгарских офицеров. Придет день, когда народ решит, кто был предателем…

– Господа судьи, – цедит сквозь зубы прокурор, – мне остается мало что добавить к этим признаниям подсудимого…

– Процесс против меня и моих товарищей, – не дает остановить себя Заимов, – является одним из многих процессов, которые начались после вторжения гитлеровских войск в Болгарию. Скажите, что вселяет силы и смелость в сердца тех сынов народа, которые заживо гниют по тюрьмам и концлагерям, идут на виселицу и падают под вашими пулями без суда на улицах? Только вера в победу Советского Союза… И я верю в эту победу и не жалею, что за нее предстал перед вашим судом. Я убежден, что гитлеровская Германия будет разгромлена и наша судьба, судьба нашей родины – Болгарии, зависит от нашего поведения сегодня, в дни испытаний. Народы осудят, проклянут и сотрут с лица земли предателей, а тем, кто геройски пал за свободу родины, воздвигнут памятники.

– Довольно! – в гневе стучит по столу председатель суда. – Я лишаю вас слова!

Утром 1 июня 1942 года генерала Заимова вывели на полигон школы офицеров запаса. Его привязали к бетонному столбу и долго держали под дулами винтовок, ожидая, что он испугается близкой смерти и попросит пощады.

Генерал стоял, высоко подняв голову. Наконец палачи отдали команду. Защелкали затворы. Заимов крикнул:

– Советский Союз и славянство непобедимы! За мной идут тысячи! Смерть предателям Болгарии! Да здравствует непобедимая Красная Армия – защитница народов! Да здравствует свободная Болгария!

Что такое? Солдаты опустили винтовки. Они не захотели быть помощниками палачей.

– Благодарю вас, воины, – сказал им генерал. – Это лучшая для меня награда в мой смертный час…

К осужденному подбежал разъяренный фашистский офицер и в упор разрядил пистолет.

В Болгарии ходит волнующая легенда: в момент казни генерала Заимова на фронтах от Баренцева до Черного морей разом смолкла на одну минуту вся советская артиллерия. А потом пушки загрохотали вновь, громя врага с особой яростью. Таким был прощальный салют советских воинов своему болгарскому товарищу по оружию.

А чуть позже в эфире прозвучали слова:

«Говорит Москва… Говорит Москва… Болгары, сегодня в Софии казнен славный сын Болгарии и славянства – генерал-майор артиллерии Владимир Заимов…»

Как проехать к Заимовым?

В справочной книге Софии Заимовых, пожалуй, столько же, сколько в Москве Ивановых, но вас сразу же направят сюда, на небольшую и тихую улицу Цанко Церковски, где живет семья расстрелянного фашистами генерала, патриота, интернационалиста Владимира Заимова – Героя Советского Союза.

Прошли годы, как объявлен Указ Президиума Верховного Совета СССР, а все так же много людей – знакомых и незнакомых, – которые приходят в скромный, утопающий в саду домик, чтобы выразить свое уважение и гордость. И все так же тяжелы сумки почтальонов, доставляющих из многих стран приветственные письма, открытки, телеграммы.

– Добре дошли, – произносит мягко, певуче седоголовая, чуть выше среднего роста женщина, открывшая нам дверь. – Здравствуйте!

Это – Анна Заимова. Жена генерала, не склонившего головы перед врагом. Человек, бывший во все времена его надежным другом и сподвижником. Благородны и красивы черты лица, словно бы неподвластные долгим десятилетиям. Чувствуется, как трудно ей заставить себя улыбаться; в глазах застыла горькая и незатухающая печаль. Когда речь заходит о муже, Анна вся преображается, с жаром говорит она о его жизни и боевых делах, о чистоте и пламенности его души.

– Я уже имела возможность, – говорит Анна Заимова, – обратиться к Советскому правительству, к советскому народу, чтобы глубоко поблагодарить их за любовь и внимание к Владимиру Стояновичу, за щедрую оценку его вклада в антифашистскую борьбу. Для нас награда Страны Советов, страны Ленина – высочайшая честь! Поэтому я еще раз выражаю Советскому Союзу, всем гражданам – нашим братьям свою искреннюю признательность… В одной семье с вами расцвела Болгария. Владимир Заимов часто повторял: «Только в братстве с Россией мы можем быть свободны и независимы!» У него было зоркое сердце. Его слова, как завет, я передаю детям своим и всем, кто навещает меня.

Эти слова Анна Заимова произносит взволнованно, раздумчиво, выношенно. Они не из тех, что бывают припасены для случая, для протокольной вежливости, – они рождены внутренней верой и убежденностью. С юных лет, как и муж ее Владимир, Анна воспитана в приверженности к свободе, к неприятию гнета, к праву трудового народа быть хозяином своей судьбы. Как и Владимиру, родители привили ей уважение к далекой и близкой России, интерес к Пушкину, Тургеневу, Толстому – к литературе облагораживающей, вдохновляющей и зовущей.

Потом в плевенском музее семьи Заимовых экскурсовод, молоденькая, восторженная девушка, покажет нам томик Пушкина, прочитанный Владимиром и Анной вместе уже в зрелые годы, – карандаш чаще всего задерживался на строках, воспевающих силу духа, непреклонность бойца, сочувствие народу, томящемуся в неволе. И книгу Толстого покажет – «Войну и мир», в ней тоже больше всего пометок на страницах, запечатлевших картины народного бытия, народного подвига.

– Произведения русских писателей, – рассказывает Анна Заимова, – мы всегда любили. Загляните в книжные шкафы, там немало русских авторов. Все это куплено Владимиром в двадцатые и тридцатые годы, куплено подчас тайком. Особенно опасно считалось держать дома и читать издания советского периода. Но у нас имелись и Горький, и Маяковский, и Шолохов. Мы с трепетным волнением следили, как быстро менялась жизнь советских людей, как изо дня в день все заметнее побеждал и утверждался социализм…

Музей в Плевене… К нему вообще хочется вернуться. Потому что редкий человек, оказавшийся в этом городе, не заглянет в небольшой белый домик, прячущийся в густой листве фруктовых деревьев, винтообразных лоз и кустов сирени. В нем жил Стоян Заимов, отец Владимира, – светлая и благородная личность, оставившая яркий след в героической летописи болгарского народа. В нем долгие годы жил и сам Владимир Заимов – здесь все дышит его памятью, его незримым присутствием, его революционными идеалами. Посетители – граждане болгарских городов и зарубежных стран – с волнением рассматривают фотографии, документы, ордена, медали и грамоты, оружие.

И почти все, кто приходит в музей, склоняются на прощание над страницами Памятной книги. На заглавной обложке золотом оттиснуты строки из речи Тодора Живкова:

«Генерал Владимир Заимов преданно служил делу народа, отдал все свои силы борьбе против монархизма и фашизма, за победу Советского Союза над гитлеровцами. Из его мужественной борьбы против немецких завоевателей и их болгарских слуг, из великого самопожертвования тысяч павших борцов против фашизма, их непоколебимой веры в победу трудящиеся черпают силы для борьбы за мирное социалистическое процветание нашей народной республики.

Вечная слава пламенному патриоту и верному другу Советского Союза генералу Владимиру Заимову!»

Записи, которые мы листаем, перевертывая страницу за страницей, торжественно вливаются в общую песню в честь героя и бойца.

«Вечная память замечательным сынам болгарского народа – отцу и сыну Заимовым.

А. Гундоров,

генерал-лейтенант Советской Армии».

«Мы, группа учащихся 38-й школы, посетили дом-музей Стояна и Владимира Заимовых. Мы глубоко взволнованы всем увиденным здесь. Особенно нас поразила скромность в личном быту этих выдающихся болгар, главной целью которых было верно и самоотверженно служить своему народу.

Руководитель Д. Д. Манева».

«С огромным интересом и вниманием осмотрели мемориальный музей Заимовых. Восхищаемся и гордимся борцами за славянское единство.

Группа московских туристов».

«Сегодня мы, группа курсантов военного училища им. Георгия Бенковского, посетили дом-музей Стояна и Владимира Заимовых. Героическая жизнь этих великих болгар будет вдохновлять нас на овладение военным делом. Мы приложим все свои силы, чтобы усмирить, если это понадобится, врагов нашей Родины, всего социалистического лагеря».

Очень многие взволнованно и неторопливо читают стихи Ананиса Душкова, посвященные генералу Владимиру Заимову, и переписывают их на память. Мы тоже перенесли их в свои блокноты. Вот они, эти поэтические строки:

 
Был хмур и сер июньский небосклон.
Дождь моросил. Туман стелился зыбкий.
Но пламенною мыслью озарен,
С губ не согнал он радостной улыбки.
 
 
Там, у стены, спокоен, величав
В бушлате арестантском полосатом,
Стоял он, гордо голову подняв,
Под дулом наведенным автомата.
 
 
Смерть на войне лицом к лицу встречал
(Рубцы еще не зажили на теле!)
Прославленный славянский генерал
И патриот не на словах – на деле.
 
 
Что значит смерть, когда бессмертье ждет?
На истину не найдены патроны!
Пускай погибну я за свой народ,
За мною следом выйдут миллионы!..
 
 
Глаза не вспыхнут боевым огнем,
Героя сердце перестало биться,
И руки, перебитые свинцом,
Повисли, словно крылья мертвой птицы.
 
 
Но дерзостная мысль не умерла,
Идея братства воплотилась в жизни
И превратилась в славные дела,
Что ярким солнцем светят всей Отчизне!
 

Медленно течет рассказ пожилой женщины, навсегда вобравшей в свою память дорогие страницы жизни-подвига ее мужа. На ее глазах зрело мужество, приведшее Владимира Заимова и его друзей в ряды смелых борцов против фашизма. Часто – очень часто! – в ее присутствии шли жаркие дискуссии, вырабатывались оценки происходящих событий, принимались важные решения. Как будто из вчерашнего дня встает картина, связанная с Октябрем семнадцатого. «В Петрограде победил пролетариат!» – воскликнул Заимов, вернувшись из полковой казармы. Он был необычайно воодушевлен. До Болгарии не дошли все подробности революционного восстания, но Владимир понимал, что произошло событие историческое, великое, имеющее огромное значение и для Болгарии. Он чуть ли не бегом направился к отцу, с которым дружил горячо и преданно: «Пусть порадуется вести из России!» Анна не раз потом слышала в разговорах отца и сына слова «социалистическая революция», «Ленин», «большевики»…

А это воспоминания других лет. Кто-то, рассказывает Анна Заимова, подарил мужу книжку о лейпцигском процессе над Георгием Димитровым. Издание, сами понимаете, подпольное: печать слабая, бумага серая, дешевая. Два вечера кряду сидел Владимир над этой книжкой, восторгаясь бесстрашием революционера-ленинца.

И разве не вправе мы предположить, что именно эта книга послужила для Владимира Заимова поддержкой в труднейший час его жизни?! Пример коммунистов, не страшившихся смерти, был для него знаменем, символом несгибаемости. Владимира Заимова жестоко пытали, мучили: отрекись от своих убеждений. Он гордо отвечал, что считает для себя честью быть в одной шеренге с верными сынами Болгарии.

Ему твердили: повинись царю, попроси его смилостивиться, он дарует жизнь – генерал-патриот наотрез отказался подписать какое-либо прошение. Анна рассказывает: полицейские перед каждым свиданием уговаривали меня убедить мужа склониться перед царем – Владимир запрещал мне даже затрагивать эту тему: «Царская милость мне не нужна. Вины перед Болгарией за собой не вижу!» Я и сама сознавала, что Владимир ни в чем не виновен перед Болгарией, перед родным народом. Наоборот, он хотел своему народу, народам России вечной свободы и вечного счастья. Он не мог поступить иначе. Он был беззаветно предан Родине. И очень любил вашу страну…

Потом, уже после расстрела, ей передали письмо. Последнее, предсмертное письмо.

«Ты, Анна, знаешь… Я не мог отречься от своих убеждений и порвать со своими друзьями из России… Я знал, что это опасно, но я понимал – еще опаснее, если Болгария останется без друзей из России.

Анна, я больше всего думаю о тебе, о твоем расшатанном здоровье и той муке, перед которой я забываю свою. В чем вина твоя, моя благородная подруга, что ты пережила столько невзгод? Сейчас, в самые тяжелые дни твоей и моей жизни, я прошу тебя простить меня за все. Знай, что лишь ты одна и никто иной всегда была в моем сердце. Ты заняла в нем место матери и любимой. И только дети оторвали от этой любви кусочек, но никто другой никогда там не был… Верьте, что я действовал по убеждению, и будущее покажет, что я был прав…»

– Да, он не мог поступить иначе, – тихо, с гордостью произносит Анна. В этот момент раздался звонок: – Это, наверное, дети пришли. И она сразу же нашла в последнем письме мужа строчки, обращенные к детям:

«Степа, о тебе тоже много думаю. Какое зло причинил я тебе! Сможешь ли ты продолжить службу там, где твоего отца всегда будут упрекать и клеймить? Ты стал таким самостоятельным, поймешь ли мою идею о славянстве?..

А ты, радость моя, Клавушка, как тяжело тебе! Папа знает, как ты его любишь и что ты всегда готова пожертвовать всем для него. Но злые люди сильнее, они разлучили нас. Мы не скоро сможем собраться вместе, и тебе долго придется быть одной, придется отказаться от многих желаний. Увы, человек думает об одном, а выходит другое. Но что бы ни случилось, ты очень умна, у тебя доброе сердце, ты будешь и впредь радостью и опорой для матери и вместе с братом утешишь ее и скрасишь, насколько это возможно, тяжелые дни, которые ей предстоит перенести. Обо мне думайте меньше. Мне хватит одной вашей горячей любви, и она будет для меня утешением в моем тяжелом будущем».

И снова: «Добре дошли», «Здравствуйте!», «Мы всегда рады гостям из Москвы». Клавдия и Стоян Заимовы говорят на прекрасном русском языке без малейшего акцента.

Нас буквально забрасывают вопросами: что нового в журналах и театрах, как идет строительство автомобильного гиганта в Набережных Челнах, не повредит ли жара хлебам? На особом месте вопросы о наших космонавтах. Как и повсюду в Болгарии, их знают не только по фамилиям, но и по именам…

– Мы их всех, – говорит Анна Заимова, – пламенно приветствуем и желаем им новых побед!

Потом она пишет, обращаясь к воинам Н-ской ракетной части Советской Армии, чей привет мы привезли в дом Заимовых.

«Будьте верными сынами Отечества! Будьте зоркими и неустанными, смелыми и сильными, как ваши отцы и деды, матери, братья и сестры, совершившие социалистическую революцию, построившие социализм, спасшие мир от чумы ненавистного фашизма. На вас с надеждой смотрит все человечество!»

Под письмом рядом с подписью матери расписались дочь и сын. Чуть ниже от себя лично сын добавил:

«Братьям из Советской Армии!

Будем всеми силами крепить наш союз, нашу семью. Да никогда не покинут нас великая дружба, революционная бдительность и сыновняя ответственность перед нашими народами, перед нашей прекрасной социалистической землей!

Стоян Заимов, генерал-майор».

Мы прощаемся с гостеприимным домом, взволнованные всем увиденным и услышанным.

– Большое спасибо вам, дорогие товарищи Заимовы, бойцы, патриоты, интернационалисты. Большого счастья вам, свято хранящим болгаро-советское родство…