Текст книги "Всегда вместе"

Автор книги: Оскар Хавкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

14. В поход!

Незаметно подошла весна.

Сопки освободились от снежных чехлов. На склонах остались только таявшие день ото дня белые клинья. Они розово светились по утрам – и таяли, таяли… Ледяной покров Джалинды, сжигаемый солнцем, стал каким-то пятнистым, скучным, лежал в мутных подтеках.

По вечерам на сопках жгли полынь, чтобы гуще росла новая трава.

Дед Боровиков глядел в чистое, как родник, небо.

– Апрель май догоняет, – приговаривал он. – Завистливый месяц.

Но однажды, в середине мая, выпал беглый снежок. Старый водовоз возмутился.

– И за что только май месяц встречали! – сокрушался он. – Ну ничего, весна свое возьмет!

И верно: это был последний порыв неподатливой, растянувшейся на долгие месяцы забайкальской зимы. Словно лиловый дым пополз по сопкам, настойчивый, неутомимый, живой. Это расцветал багульник – краса и радость забайкальской природы.

Весна!

Для малышей каникулы уже начались. Стайками бродили ребятишки по берегам Джалинды, уходили за Поклонную гору, на дамбу, в старые разрезы, оглашали рудник детским весельем.

Старшеклассники готовились к испытаниям. Дважды в неделю по вечерам приходил в школу Кузьма Савельевич Брынов со своими картами, цветными мелками и коллекциями минералов.

Геолог собрал вокруг себя ватагу горластых и пытливых ребят. Занятия у Брынова проходили бурно. Вдруг затевался какой-нибудь спор, и Кузьма Савельевич с довольным видом разжигал спорящих. Или приносились кем-то найденные камешки, и все начинали их разглядывать и оценивать. Временами геолог принимался рассказывать занимательные истории из своих прежних походов, и тогда из класса доносились взрывы смеха. То геолог рассказывал о том, как неделю плыл вверх по Селемдже и всю дорогу питался ухой из больших налимов; то припоминал какую-нибудь особенную ночевку у речной рассошины; то описывал, как росомаха охотится за кабаргой. А между тем ребята узнавали, что, оказывается, Октябрьская сопка начинена, как пирог, сурьмой, что на Кучикане при промывке золота обнаружили иридий, что долина Этаки – это «долина охры и сурика».

– Эх, ребята, – часто повторял геолог, – тут глаза сами в землю смотрят!

Брынов не просто перечислял месторождения минералов – он увлекал ребят романтикой трудных странствий. Он облекал химические формулы минералов в поэзию поиска и открытий. И когда геолог взмахивал маленькой железной лопаткой, казалось, что она создана не для исследования пластов, а для вычерпывания золотого клада.

Кружковцы разрабатывали маршруты, готовили снаряжение, проводили тренировочные походы.

Геологический кружок Брынова появился на свет среди шума и волнений, вызванных дракой в ольшанике и бегством Зои. Кружок рукоделия Бурдинской вошел в школьную жизнь неприметно и тихо. В этот кружок записались только девочки. Даже сыновья Альбертины Михайловны не решились войти в него: боялись, что товарищи доймут насмешками. И в самом деле, старшеклассники относились к кружку рукоделия с недоверием.

– Артель «Напрасный труд», – презрительно говорил Антон Трещенко.

– Ну как у вас там, Поля? – вкрадчиво спрашивал Трофим Зубарев старосту кружка Бирюлину. – Цветочками занимаетесь?

– Ну что же, что цветочками? – настораживалась девушка, ожидая подвоха. – Ну и что же?

– Да ничего. Сначала цветочки, ягодки потом, – под дружный хохот ребят невозмутимо отвечал Трофим.

Неодобрительно отнеслись к занятиям кружка и некоторые учителя.

– Боюсь, что у девочек теперь не найдется времени на выполнение домашних заданий, забросят учебники, – таково было мнение Варвары Ивановны.

А Геннадий Васильевич постреливал во все стороны серыми глазками и посмеивался: «Мол, посмотрим, что там Кухтенков и Хромов затеяли!»

Директор школы и учитель географии на первые занятия кружка не пришли. Они предоставили Бурдинскую ее собственным планам и намерениям. Надо было выждать, чтобы руководительница кружка освоилась со школой и ребятами. Нетерпеливый Хромов торопил рассудительного Кухтенкова. Наконец директор согласился: «Пойдемте».

– Благодарю вас за внимание, – забасила Альбертина Михайловна, встречая учителей. На ней было простое серое платье.

Она показывала учителям вышивки с изображенными на них виноградными лозами, яркими букетами цветов в корзинках, заячьими мордочками. Эти изображения были уже знакомы учителям по дому Бурдинских.

Девочки вышивали и рукодельничали для себя – приносили с собой из дому занавесочки, носовые платки, полотенца.

– Да, – сказал директор школы, потирая руки, – приятное занятие. Развивает художественный вкус. Очень хорошо!

Бурдинская любезно улыбнулась:

– Красивое всегда воспитывает детей.

Хромов хотел что-то возразить, но Кухтенков сделал ему знак: «молчите».

– Именно поэтому, – сказал директор, – меня не устраивает вид класса, в котором вы работаете.

Девочки отвлеклись от своего рукоделия. Бурдинская и Хромов поворачивались то в одну, то в другую сторону, в зависимости оттого, куда протягивалась длинная рука директора.

– Занавесок на окнах нет. Стены голые. Грустное зрелище… Ну ладно, пойдемте, Андрей Аркадьевич.

Они ушли, больше ничего не сказав Бурдинской, предоставив ей самой разгадывать немудреную загадку, которую поднес ей Кухтенков.

Недели через две, накануне первого дня испытаний, Варвара Ивановна, войдя в класс, остановилась на пороге в изумлении. Класс сверкал, как новенькая монетка: окна были украшены белыми кружевными занавесками; от двери до кафедры наискосок вела чересполосная, красное с зеленым, дорожка. На столе у учительницы в кувшине стояли цветы. И даже на классной доске на гвоздике висел зеленый карманчик для тряпки и мела.

«Ну, это уж лишнее!» решила насчет карманчика Варвара Ивановна. Она впервые подумала с теплотой о Бурдинской.

Занимаясь в этом классе с юными геологами, Брынов заметил:

– Что-то, братцы, симпатичнее у вас стало. Тянет к вам.

– Это всё наши девочки-рукодельницы, – разъяснил Борис. – Школу прихорашивают.

– Антон-то теперь совсем другой стал, – не удержалась Зоя. – Раньше никогда грязь с ботинок не счищал, а теперь ни одного скребка не пропустит.

– Тебе бы туда, к рукодельницам, – проворчал Антон, – а ты, небось, не хочешь. К геологии пристроилась.

Кузьма Савельевич пристально посмотрел на Антона:

– А разве мальчикам нечего делать в рукодельном кружке?

Антон в недоумении взглянул на Бориса, ища у него поддержки.

– Ты шить умеешь? – вдруг спросил геолог Антона.

– Нет, сапожничать умею.

– А в армии, между прочим, и уменье шить пригодится, там мамок и нянек нет… И в походе их не будет… Ну ладно, займемся нашими минералами…

Вскоре в кружок Бурдинской записались Захар Астафьев, Сеня Мишарин. Антон Трещенко остался при своем мнении.

– Вы замечаете, как меняется отношение ребят к школе? – спросил как-то директор школы Бурдинскую.

– Да?

– Теперь если ребята заметят сор и грязь, то берут друг друга в оборот.

– Правильно, – отвечала Бурдинская, – в школе стало красивее.

– Главное, Альбертина Михайловна, это не беспредметная красота. Она воспитывает, приносит пользу.

«Вот тебе и ягодки!» торжествовала Поля Бирюлина над Зубаревым.

Кружок Бурдинской завоевал признание и учителей и школьников. И никто теперь не удивлялся, видя Альбертину Михайловну в школе.

Варвара Ивановна читала ребятам переводные оценки.

Окна класса были открыты настежь. Июньский ветер колебал белые занавески. Солнечные лучи играли, как котята, с красными и зелеными полосами дорожки.

– У Тихона Ойкина, Полины Бирюлиной, Трофима Зубарева, Иннокентия Евсюкова отличные оценки по всем предметам…

Варвара Ивановна говорила все это своим обычным, ровным голосом.

– Захар Астафьев… – Учительница помедлила, взглянула на бледное лицо юноши, и голос ее заметно потеплел. – У Захара тройка по немецкому… Последняя тройка, наверно?

Захар опустил голову.

– Не горюй, Захар, – улыбаясь одними глазами, сказал Трофим, – мы с тобой в походе только по-немецки и будем разговаривать.

– Зубарев, перестань! – чуть повысила голос Варвара Ивановна и продолжала: – У Ивана Гладких плохо по алгебре. Геннадий Васильевич назначил ему переэкзаменовку на осень…

Белый листочек, вырванный Толей Чернобородовым из тетради, перешел к Тине и поплыл от парты к парте, пока Зоя не сунула его в руки Ванюше. Тот прочитал и со злостью скомкал его.

Варвара Ивановна, не подымая глаз от журнала, тихо сказала:

– Прочти вслух!

– И как это вы, Варвара Ивановна, всегда все видите! – с восхищением сказал Тиня.

Ваня Гладких привстал, опираясь одной рукой о парту, а в другой сжимая бумажку.

– Прочти, – вновь приказала учительница.

Ваня развернул бумажку и пробормотал скороговоркой:

 
Не пойдет Иван в поход —
Надо сдать ему зачет!
 

– Стихи неважные, но правильные, – заметила Варвара Ивановна. – Садись, Ваня, – сказала она так неожиданно ласково, что Гладких вздрогнул и закусил тубу. – Дмитрий Владимирский в этом году впервые держал испытания…

– Если бы каждый год держал, до сих пор был бы в пятом классе, – пробурчал Борис.

– Ты что-то сказал? – спросила его учительница литературы. – Я не расслышала.

– Я… – замялся Борис. – Я… хотел поздравить Митю с поправкой здоровья…

– Поздравлять, собственно, не с чем, – сурово возразила Варвара Ивановна. – По всем предметам тройки, по русскому – плохо. Неграмотно пишет. Митя тоже не пойдет в поход.

Владимирский с деланным равнодушием водил карандашом по парте, а на щеках его проступили красные пятна. Он молчал.

Тогда Варвара Ивановна сказала:

– Ошибается тот, кто думает в советском обществе получить все готовеньким, с неба. Добейся, завоюй, заслужи. – И, почти не изменив тона, добавила: – Поздравляю вас с переходом в девятый класс. Кузьма Савельевич просил передать: сегодня последнее занятие геологического кружка.

В коридоре Ваня Гладких подошел к Сене Мишарину, медленно вытянул из кармана брюк свернутую в трубочку тетрадь.

– На! Дарю! – сумрачно сказал он товарищу.

– Что это?

– Маршрут. Три месяца корпел. Бери, дарю. Только Кузьме Савельевичу покажи. – Ваня быстро сунул трубочку в Сенины пальцы: – Бери, а то раздумаю.

Вечером Брынов долго рассматривал Ванин проект.

– Молодец, Мишарин, твой маршрут приближается к тому, что я наметил.

– Да это не мой, – растерялся Сеня и заморгал глазами.

Но геолог был уже у доски.

Он нарисовал цветными мелками маршрут на доске: реки – синими жилками, тайгу – зелеными массивами, дороги и тропы – желтыми линиями, места стоянок и зимовья – белыми кружками.

– От Новых Ключей пойдем все вместе на Урюм, мимо старого зимовья и китайских фанз. От Урюма начинается зона, богатая ископаемыми. Поэтому до Иенды двинемся двумя партиями, и не дорогой, а таежными тропами, переправимся через Олекму, в Иенде соединимся, здесь подводим итоги и держим курс на Анютки. От Анюток двинемся на разъезд Кедровый и пойдем вдоль железнодорожного полотна до Заточи, откуда и возвращаемся, завершив круг, на Новые Ключи… Предстоит пройти за полтора месяца около трехсот километров. Следовательно, в день проходим восемь-десять километров. Ночуем в тайге, у рек – в палатках. Большие привалы – в Урюме, Иенде, Анютках, Кедровом.

Много споров было насчет состава двух групп, которые пойдут от Урюма к Иенде. Наконец решили, что в одну группу, которую поведет Кузьма Савельевич, войдут Борис Зырянов, Антон Трещенко, Сеня Мишарин, Поля Бирюлина, Тиня Ойкин, Сережа Бурдинский. С другой партией, во главе с Андреем Аркадьевичем и Александрой Григорьевной Овечкиной, пойдут Трофим Зубарев, Толя Чернобородов, Линда Терновая, Зоя Вихрева, Кеша Евсюков и Захар Астафьев.

– Неровно получается: в одной группе семь, а в другой восемь, – заметил Борис.

– Ошибаетесь, гражданин Зырянов, – сказал Трофим: – ровно по восемь.

– Ты что! – изумился Борис. – Давай посчитаем.

– И считать нечего, – невозмутимо ответил Трофим. – С вами ведь пойдет Сервис.

Все рассмеялись, а Сервис лежал у ног геолога под столом, спасаясь от жары, и, казалось, подмигивал рыжей подпалиной у левого глаза.

Затем Андрей Аркадьевич объявил:

– Начальник экспедиции – Кузьма Савельич. Я его заместитель. Теперь изберем Совет геологического похода.

В Совет выбрали Кешу, Трофима, Малыша, Полю и Бориса. Секретарем похода избрали Захара Астафьева, завхозом – самого бережливого и «прижимистого», Антона Трещенко. В каждой группе – свои ответственные за продовольствие, гербарии, коллекции минералов. Дневник наблюдений ведут все. Самые интересные записи из личных дневников будут затем перенесены в общий дневник похода.

Поручили каждому отдельные «подготовительные операции».

– Туеса и лукошки имеются у Захара! Хоть с полсотни!

– Аптечку достанет Кеша: он с Семеном Степановичем в шахматы играет.

– Лепешки напечет Зоя.

Андрей Аркадьевич держал в руках толстую общую тетрадь:

– Это общий дневник геологического похода. Сюда будут внесены наиболее интересные записи каждого из вас. За порядок в дневнике отвечает Захар Астафьев.

Наконец наступило первое июля – день «старта».

Провожали ребят чуть ли не всем поселком. Школьники начали собираться с шести утра, хотя выход был назначен на семь.

Но раньше всех пришел Назар Ильич с сыном. Он привел двух вьючных лошадей, выделенных прииском, и вместе с Кешей тщательно нагружал на смирных животных тяжелую поклажу.

Утро было холодноватое, ясное. Сопки точно в золоте искупались, а небо ушло высоко-высоко в утреннюю синь. За полчаса до «старта» пришел Ванюша Гладких и стал проситься в поход. Почему-то он решил, что Трофим Зубарев – председатель СГП (Совет геологического похода), и ходил за ним по пятам, почти всерьез называя Трофимом Ивановичем.

Зубарев долго уверял Ванюшу, что от его огненной гривы все минералы в страхе попрячутся, зароются в глубины и экспедиция будет сорвана. Тогда Ванюша собрался было вздуть Зубарева, но пришел Андрей Аркадьевич, и бедняга кинулся к нему. «А что будет с алгеброй?» спросил его учитель. Ванюша стал с жаром доказывать, что только занятия на свежем воздухе принесут ему пользу, что с самого детства он мечтал именно о таких благоприятных условиях работы и что он готов решить все задачи на два года вперед. Созвали тут же на школьном крыльце Совет.

– Пусть идет, – сказала Поля. – Возьмем с него слово, что будет заниматься.

Она с сочувствием взглянула на Ваню.

– Да я… – захлебнулся тот, – честное слово…

– А в самом деле? – колебался Зырянов. – Нельзя ведь так уж сурово! Эх, Ваня, Ваня, как же это ты с алгеброй!..

Гладких с надеждой переводил взгляд с одного на другого.

Трофим и Малыш были против. Слово оставалось за Кешей. Он не сразу решился, но, решившись, сказал твердо и жестко:

– Если мы это сделаем, то на будущий год в поход пойдут одни лодыри… Жалко тебя, Ваня, – сказал он более мягко, – но нельзя.

Ванюша постоял с минуту, ероша свои пышные волосы. Молча повернулся и побрел к интернату.

– Да, – многозначительно сказал геолог Хромову, – строгие у нас порядки. Но иначе нельзя.

Ребята были экипированы хорошо: вооружены заостренными, на длинных рукоятках, геологическими молотками для отбивания образцов, небольшими железными лопатами для исследования мягких пород; у Бориса – зубила для выбивания из твердых пород окаменелостей и минералов; у Кеши и Сени – две рулетки для измерения толщины слоев пород. Не забыли и сумки для укладки собранных образцов, оберточную бумагу и вату для их упаковки, этикетки из белой бумаги, чтобы писать точное местонахождение взятых образцов, тетради для записи наблюдений, папки для растений.

У Брынова и Хромова еще заранее были заготовлены две карты района Олекмы. Захватили три компаса. У Захара и Кузьмы Савельевича были фотоаппараты.

– Толя, – вдруг забеспокоился Антон, – рыболовные спасти не забыл?

– Нет, конечно.

– На Урюме и Олекме порыбачим… Будем уху варить из тайменя и хариуса.

– Кажется, ничего не забыли, – озабоченно сказал Брынов. – Платон Сергеевич, давайте прощаться.

Директор стоял на школьном крыльце. Участники похода обступили его полукольцом. За их спинами толпились школьники, родители, педагоги. Кухтенков с волнением смотрел на счастливые лица: ребята еще не ощущали тяжести висевших за плечами рюкзаков, их ноги еще не были измучены километрами немеренных троп. Каково им будет? Впереди – малоизведанный Олекминский хребет, Олекма, Яблоновый…

– Ну, ребята, – сказал директор полушутливо, полусерьезно, – призываю вас к открытиям, которые прославят школу, рудник, район, область и страну… Считайте себя юными разведчиками грядущих пятилеток! Возможно, что вы и не откроете богатых месторождений. Ручаться за это нельзя. Но я хочу, чтобы вы открыли в себе, в своих товарищах то, что пригодится вам в том большом «походе», который называется жизнью…

Варвара Ивановна речей не произносила, но проверила снаряжение каждого.

Пришли Бурдинские: Семен Степанович – опираясь на палку, прихрамывая; Альбертина Михайловна – поддерживая мужа под руку, как всегда величественная и любезная.

– Кузьма Савельевич, – загудела она, – я, как вы знаете, не поклонница этой затеи, но я примирилась с нею… И заверяю вас, что мой кружок за это лето сделает не меньше, чем ваши геологи в тайге… Сережа, я принесла тебе полдюжины носовых платков. Положи их в свой рюкзак.

– Да, и если схватишь насморк, позвони мне в больницу, – скосив глаза на жену, сказал доктор.

Но Альбертина Михайловна была невозмутима.

– Во всяком случае, – вновь произнес Семен Степанович уже вполне серьезно, – если не дай бог с кем-нибудь из вас случится беда, то пострадавший может рассчитывать на текущий, средний и капитальный ремонт в больнице за Джалиндой.

– Ну, в вашей аптечке, – усмехнулся Брынов, – есть, кажется, все, кроме хирургических инструментов и операционного стола.

Пришли прощаться родители всех рудничных ребят – участников похода. Назар Ильич, так и не уходивший домой, сурово сказал Кеше, что «евсюковская порода» не киснет ни при каких обстоятельствах и что его сын должен это помнить. Клавдия Николаевна все время улыбалась, говорила мало и угощала ребят теплыми пирогами.

Юные геологи уже собирались выступать, когда пришел Владимирский. Он отвел Платона Сергеевича и Андрея Аркадьевича в сторону. Одергивая свою полувоенную гимнастерку, едва разжимая губы, он попросил, чтобы Митю взяли в поход.

– Это невозможно! – решительно сказал Хромов. – Просто даже неловко вас слушать.

Владимирский настаивал.

Тогда Платон Сергеевич подозвал к себе Кешу и, потирая руки, коротко сказал:

– Собери Совет. – И, кивнув в сторону школьников, обратился к директору рудника: – Пусть они сами решают.

Ребята опять расселись на ступеньках школьного крыльца. Митя в новом, с иголочки, походном костюме стоял перед товарищами, понурив голову.

– Ишь, уже успел и принарядиться! – сердито сказала стоявшая в сторонке Зоя.

– Поймите, ребята… – выдавил из себя Митя, – поймите, как хочется участвовать в походе!

– Ване тоже хотелось, – ответил Трофим – отказали: не заслужил. Чем ты лучше?

Митя молчал.

– Это не наказание, – погладил свою чолку Тиня Ойкин, – это справедливость.

Митя умоляюще посмотрел на Бориса. Тот шумно вздохнул и развел руками. Митя перевел взгляд на Полю.

– Пойми, Митенька… Ну, нельзя, нельзя…

Кешин взгляд Митя не поймал – Евсюков отвернулся.

Владимир Афанасьевич крупными шагами приблизился к крыльцу. Лицо директора рудника посерело от волнения. Он говорил через силу.

– Ребята, я вас прошу – не как директор, не потому, что он сын… – Он сжал пальцами руку сына так, что тот застонал. – Я хочу, чтобы этот… этот верзила хоть раз в жизни похлебал трудностей…

И, может быть, впервые, не чувствуя себя «хозяином» рудника, Владимирский тихо сказал:

– Я могу только просить.

Это испытание оказалось ребятам не по силам. И первым сдался Кеша.

– Мы это делаем только ради вас, Владимир Афанасьевич, – сказал он, сумрачно глядя на Митю.

– Но если он не будет заниматься… – сказал очень серьезно Малыш, – и вообще будет себя выставлять…

– Отправим обратно, – заключил Трофим.

– Тогда и Ванюше надо разрешить, – сказала очутившаяся у крыльца Зоя. – За него хлопотать некому… Можно, я сбегаю за ним?

И не дожидаясь согласия, Зоя помчалась к интернату. Она вернулась обратно расстроенная, со слезами:

– Нет Ванюши.

– Как нет? Где же он?

– Так, нет. Собрался и ушел.

– Эх, Шомпол ты, Шомпол! – зло сказал Антон Мите. – На, тащи! Тут две доли: твоя и Ванюшина. – И «завхоз» вручил Мите Владимирскому самую увесистую поклажу.

Учителя и родители провожали юных геологов до окраины Новых Ключей. Дальше всех провожал ребят, восседая на своей знаменитой бочке, дед Боровиков.

– Хоть не попутно, а провожу, – говорил он. – Уж очень весело на вас смотреть. Про наш край говорили: пенья, да коренья, да вечная мерзлота. А вы докажите, что не так. Сам пошел бы по старым тропкам, да старуха не пускает… Ну, ребятки, в добрый путь!

И он долго следил за цепочкой ребят, подымавшихся по извилистой тропе в сопки.