Текст книги "Энгус: первый воин"

Автор книги: Орландо Паис Фильо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

– Я уже разослал гонцов по всем землям Кимра, призывая собраться под одно военное знамя. Мы соберем основные силы на севере Поуюса, поскольку ясно, что Цеовульф нападет на нас сразу же, как только сможет перегруппировать войска. У Хальфдана остается Нортумбрия, и потому руки его связаны, но, увы, мы до сих пор ничего не знаем о силе и количестве его отрядов, под ударами которых пало такое сильное королевство, как Мерсия. И все мы теперь оказались перед лицом ужасной возможности полного порабощения Британии. И это произойдет, если только мы не поставим преграду нашему чудовищному врагу. То же самое должен сделать король Альфред на юге по всему Уэссексу. Два наших королевства должны выстоять, выстоять во что бы то ни стало – иначе Британия прекратит свое существование!

Король закончил говорить, а я вдруг понял, что чем выше авторитет правителя, тем меньше нужно ему говорить. Родри нужно только объяснить, чего он хочет, направить умы – все сразу же бросятся предпринимать необходимые действия, стремясь как можно точнее исполнить его пожелания.

Но у присутствующих возникло много вопросов, люди принялись обсуждать различные планы, разрабатывать всевозможные тактики, спорить. И вдруг в этих жарких спорах умный и тонкий план короля стал постепенно тускнеть и забалтываться. Неужели народ Британии обречен на вечные раздоры? И видя, как постепенно и прямо на глазах гибнут лучшие намерения, я решился все-таки тоже вмешаться в разговоры этих знатных вождей:

– Ваше Величество, я, Энгус МакЛахлан, покорнейше прошу меня выслушать.

В зале наступило гробовое молчание. Что мог молодой и неопытный чужеземец сказать великому королю?!

Все посмотрели на меня с удивлением.

– Благородный король! Я, Энгус, когда-то имел счастье беседовать со старым другом всей Британии, праведным в мыслях, чувствах и действиях монахом о том, о чем он неустанно молился. И я верю, что во многом благодаря его жарким молитвам страна еще не погибла окончательно. Этот человек, старый преподобный отец Ненниус, рассказал мне историю, которую я с радостью поведаю вам, Ваше Величество.

– Что ж, рассказывай свою историю… – король высоко поднял голову, словно прося меня еще раз назвать свое имя.

– Энгус.

– Энгус… – и он махнул рукой, разрешая мне начинать.

– Когда-то, давным-давно, на острова Британии прибыл святой, известный повсюду своими многочисленными добродетелями. Его звали Джермано. Благодаря его мудрому руководству многие язычники обратились в истинную веру, хотя большая часть острова все же продолжала оставаться под властью неверных. И среди множества чудес, которые позволил совершить святому Джермано Господь, самым главным явилось наказание одного бретонского тирана, короля по имени Бенллай. Этот король взял в привычку отрубать головы всем подданным своего королевства, не выходившим на работы еще до рассвета. А кроме того, он считал себя вправе пользоваться всеми женами и дочерьми королевства, как своей собственностью. Святой, прослышав о столь чудовищном поведении тирана, явился к нему, чтобы открыть ему глаза на неправедность его действий. И вот, когда святой Джермано с учениками приблизились к городским воротам, навстречу им, чтобы выразить свое почтение, вышла королевская гвардия.

Я замолчал на несколько мгновений, внимательно оглядывая зал, чтобы узнать, какое впечатление производит мой рассказ. Все слушали внимательно, и потому я продолжил:

– Монахи попросили стражу передать их намерения королю, а сами остались ждать у городских ворот. Уже почти совсем стемнело, когда появился перед святым старцем один простой человек. Он склонился перед Божиим избранником и объявил, что король велел оставить их стоять здесь перед воротами целый год и не пускать в город. Совершенно расстроенный необходимостью передавать такие слова и обеспокоенный тем, что святой почтенный старец и так уже целый день простоял на холоде и сырости, этот простой королевский подданный пригласил монахов остановиться у него в доме, находящемся за воротами города. Но у этого человека не оказалось дома никакой еды, кроме единственной коровы с теленком. Однако из большого уважения к таким гостям он зарезал телку, приготовил жаркое и преподнес путникам. Тем не менее святой Джермано велел ученикам даже не притрагиваться к мясу, а на следующее утро, ко всеобщему удивлению, телка снова стояла в стойле рядом с матерью, живая и невредимая.

Среди моих слушателей прокатился ропот недоумения. Я спокойно переждал шум и затем стал рассказывать дальше:

– Рано утром святой и его ученики снова подошли к городским воротам, чтобы попросить у короля официального приема. И снова целый день прождали у ворот, но разрешения войти от тирана так и не дождались. Человек, приютивший их на ночь, тоже весь день оставался с ними. Тогда святой Джермано сказал ему: «Проследи, чтобы никого из твоих друзей не осталось в стенах этого города на ночь». Услышав это, человек побежал в город, нашел своих сестер и братьев, всего девять человек, и они удалились в домик на окраине, где святой явил великое чудо. Когда же городские ворота закрылись на ночь, святой Джермано снова обратился к слуге и его близким: «Чтобы ни происходило в этом городе, не смотрите в его сторону, но молитесь беспрерывно и просите защиты у Бога Истинного». И в ту же ночь огонь пал с небес и спалил город дотла вместе со всеми, кто в нем оставался, и с самим королем, не спасся ни один человек. Город этот так и не восстановлен по сей день.

По залу снова поползли перешептывания: все сразу же принялись обсуждать, сказка ли то, что я им рассказал, или быль. А я между тем продолжил:

– На следующий день этот человек крестился вместе со своими близкими. И святой Джермано благословил его, сказав: «Отныне король больше никогда не уронит чести своего происхождения!». Человека того звали Кэйтел Друнлук. И еще сказал ему святой: «Отныне ты будешь королем каждый день твоей жизни!». И так с благословением Божиим и учением святого Джермано из простого подданного тот человек действительно сделался великим королем, и все дети его стали королями, и до сих пор вся страна Поуюс управляется его потомством.

С этими словами я посмотрел прямо в глаза королю.

– История, рассказанная мне Ненниусом, записана в монастырских книгах и украшена многочисленными картинками – это чистая правда. Поэтому ваши предки и вы, Ваше Величество, несете на себе благословение Божие, а потому вопрос о том, кому мы должны подчиняться, обсуждать не следует. Мы готовы с радостью исполнить любое веление человека, чьи предки благословлены самим Господом!

Все поразились этой истории, неизвестной даже самому королю и услышанной из уст полуварвара норманна. Но зато с этого момента никто уже больше не осмеливался обсуждать приказы и планы короля.

– Так тебя зовут Энгус, если я правильно понял?

– Да, Ваше Величество. Таково мое имя.

– Жизнь никогда не устает удивлять нас. Ты будешь в битве рядом со мною, сын мой! И пусть Господь хранит нас обоих! – воскликнул король, глядя на меня с искренним чувством признательности, от которого мне стало даже как-то неловко.

– Да будет так. Аминь, – ответил я поспешно, вспомнив, как Ненниус учил меня отвечать в таких важных случаях. Этот ответ также показался странным для простого человека из маленькой далекой деревни, а уж для норманна – тем более.

План сопротивления можно было привести в исполнение только после прибытия в Лланголлен остальных войск, а пока мы проверяли оружие и обучали военной науке новичков.

Нечего и говорить, кто занимался всем этим и кто готовил самые отборные части… В таком деле никто не мог даже и близко сравниться с Оуеном, и даже я продолжил с ним упражнения, начатые еще в Мердине. Но теперь мои занятия стали уже совсем особенными. Они были намного сложнее, поскольку я уже прошел достаточную выучку в лапах этого великана. С нами вместе занимался и Хагарт. Его необычайно радовало то, что он обнаруживал все новые возможности своего массивного тела. И даже он, неуязвимый человек-скала, не уставал поражаться скорости и технике владения оружием, которые демонстрировал нам Оуен.

К нам прибыло немало подкреплений из Гвинедда, Поуюса и с севера Сейсиллвга. Поля вокруг оживились и запестрели всеми цветами, поскольку бретонцы очень отличались друг от друга, одеваясь в соответствии со своим происхождением. Причем была разной не только ткань их одежды, но и форма доспехов и особенно шлемов. Среди новоприбывших оказалось много и совсем простых пехотинцев в грубых одеждах, без панцирей, с простейшими мечами и примитивными щитами. Таким король пожелал дать одежду и оружие получше, для чего кузни и пошивочные работали дни и ночи напролет.

Я тоже старался передать своим людям все те знания, которые получал от Оуена, а иногда и он сам давал показательные уроки моим подчиненным. Мы занимались и пешими, и конными, учились и атаковать, и обороняться. Кроме того, мы все вместе учились быстро строить блоки или даже целые стены из щитов, выстраиваться гигантской стрелой, чтобы штурмовать укрепления противника. Никто не жаловался на трудности, ибо все понимали, что эта упорная работа поможет нам легче справиться с опасностями настоящего боя. Впрочем, Оуен устраивал нам всем такие тренировки, после которых настоящий бой мог показаться простой игрушкой.

А настоящий бой не заставил себя долго ждать. Очень скоро нам стало известно о большом скоплении войск предателей-мерсийцев, поддерживаемых датчанами. Они разместились в городе Кайр Лигион. Возможно, они планировали прямую атаку на наши позиции в Лланголлене или же просто продолжали свое вторжение, ища богатой добычи.

Но мы уже вполне приготовились к этому и сразу же покинули Лланголлен под целым дождем из цветочных лепестков, которыми жители осыпали уходящие в бой войска короля Родри. Это было великолепное красочное зрелище, которое особенно украшали молодые девушки и дети, кричавшие и улыбающиеся нам, выглядевшим, напротив, сурово и решительно.

Нас отделял от войск противника лишь один дневной переход, однако наш план заключался в том, чтобы, подобравшись к мерсийцам и датчанам как можно ближе, успеть еще целый день отдохнуть, и только потом атаковать их перед самым рассветом, дабы застать врасплох и разбить наголову.

Мы встали лагерем около Кайр Лигиона на сравнительно безопасном расстоянии, поскольку я, сам немало повоевавший в армии противника, знал, как беспечны норманны в отношении всего, что касается их врагов. Во всяком случае именно так поступали и Айвар, и Хальфдан в силу своей крайней самоуверенности. Наши разведчики окружили город кольцом, и если бы им только попались мерсийские или датские лазутчики, их сразу же перехватили бы наши воины.

Перед самым началом сражения мы провели еще один, последний, короткий совет, на котором я рассказал королю о некоторых особенностях тактики норманнов – ведь, в конце концов, я сам был одним из них.

– Мы атакуем одним мощным кулаком, в котором пехота пойдет следом за конницей, – распорядился король.

– И ни в коем случае не рассеиваться! – постарался убедить всех я. – Если враг начнет дробить свои колонны, то помните, он делает это только для того, чтобы разобщить наши силы. Если вы рассеетесь, они тут же соберутся и перейдут в контрнаступление, поскольку умеют перестраиваться очень быстро. Ни в коем случае не дробите ряды! – настаивал я, сам не замечая, как голос мой становится все громче и громче, и что мои слова начинают звучать уже как приказ. Это радовало мое тщеславие, и это я простил себе, ибо порыв мой был все-таки в первую очередь продиктован стремлением победить.

И вот все готово. Мы с Хагартом и Оуеном спали по очереди, зато Бран храпел, как лошадь. Короля мы не видели, хотя нам рассказывали, что он не спит, а ходит взад-вперед и молится, как всегда делает перед сражением. Он был опытным и надежным человеком, от которого исходило настоящее спокойствие. Вот и теперь, несмотря на свои годы, которые требовали отдыха и нормального сна, право на которые имеет даже король, он бодрствовал и молился за нас.

Раннее утро навалилось на всех, словно волк, почуявший зайца. Это ощущение было вызвано предчувствием тяжелой и кровавой битвы, которое так и стояло в воздухе бесконечной ночи.

Перед самым рассветом мы бросились вперед с ревом, который, казалось, расколол землю надвое, – это Родри пустил вперед конницу с пиками. Датчане пришли в замешательство и полуодетыми вскочили на лошадей. Мерсийцы тоже поспешно похватали оружие, но мы уже нависали над ними. Враг пустился в бегство, но я знал, что это лишь обманный маневр, стремление рассеять нас. Однако на этот раз их трюк не прошел. Мы просто убивали всех отступавших и подошли к городу почти без потерь. Большая часть противника укрылась за городской стеной, и теперь смотрела на нас из-за леса щитов и копий.

Теперь мы столкнулись уже с более организованным сопротивлением, и мои пикты и скотты преисполнились настоящей яростью. Было отрадно видеть, как бесстрашно рвались они вперед, не различая ни датчан, ни мерсийцев, как клали одного за другим своими длинными мечами. Даже бретонцы, традиционно военный народ, поразились отвагой моих людей. Но больше всех гордился ими я. Всем мерсийцам, без исключения, мы отрубали головы, поскольку они, еще совсем недавно сами бывшие противниками датчан, теперь предательски сражались на их стороне, и это вызывало у всех отвращение. Именно поэтому я попросил, чтобы мерсийские головы были выставлены на стенах города как предупреждение новым предателям. Их позорная измена должна навсегда остаться в памяти всей страны заслуженным бесчестьем. Правда, я заметил, что король Родри, хотя ничего и не сказал мне по этому поводу, все же выглядел несколько смущенным таким поступком. Но в утешение я получил одобрительную улыбку от Оуена. Он улыбнулся мне как опытный профессор ученику, как бы говоря, что совершенно не осуждает подобное распоряжение.

Мы вернулись в Лланголлен с триумфом – и это явилось нашим первым ответом на непрекращающиеся победы датчан. Хальфдан получит неутешительные вести в самом скором времени. Ибо известие о нашей победе быстро долетит до Нортумбрии – его самой укрепленной и любимой крепости. И мне бы очень хотелось, чтобы он узнал – к его потерям приложил руку Энгус, сын Морского Волка.

Для тех, кто в тревоге ждал дома новостей о битве, явилось счастьем увидеть нас, спускающихся под торжественно развернутыми флагами с холмов и направляющихся к городу. Снова начались безудержные торжества и пиры, ибо для бретонцев сражение с датчанами до сих пор всегда кончалось трагедией, потерями людей и очередного королевства. На этот раз все иначе! Мы вошли в городские ворота, и город вспыхнул радостью победы. Мне было даже несколько странно видеть, что эти суровые бретонцы ликуют, как дети. И хотя на самом деле наша победа была не такой уж и значительной, я решил, что надо всячески поддерживать радость, которая сильно поднимает боевой дух войск.

Мы пировали и славили короля Родри много дней, и все это время к нам мощным потоком шли подкрепления. Они собирались в Лланголлене. И все-таки я не разделял всеобщую эйфорию, ибо лучше всех знал упорство и настойчивость норманнов, которые, быстро решив все свои проблемы в Нортумбрии, скоро опять нагрянут сюда, словно разгневанный морской вал.

Глава четырнадцатая
Битва при Кайр Глоуи

Первое сражение произошло совершенно неожиданно у Ллан Джорса, и король Родри приказал принцессам оставаться в Гвенте. Нападение на Ллан Джорс вызвало у него подозрение, что норманны просто расставляют нам ловушку, поскольку с большей для себя выгодой они могли бы напасть на нас в менее укрепленном месте. Например, они могли напасть на Дайфед, который и так подвергался постоянным набегам и оставался уже без короля и наполовину урезанным. Да и Гвент являлся гораздо более лакомым куском, поскольку с его захватом сразу же открывались ворота для покорения всего юга Кимра. И это не говоря уже о выгодном стратегическом положении Гвента, ведь он раскинулся не только на берегу моря, но еще и у устья реки Северн – у прекрасного порта для датских судов.

А кроме того, все это означало, что нам с Гвинет еще не пришла пора соединиться. Нам предстояло дождаться более счастливых и спокойных времен. Природа войны зыбка и обманчива, а потому я не хотел причинять Гвинет больше горя, чем испытанное ею уже однажды при моем отъезде из Гвента. Я грезил о мирных временах в объятиях возлюбленной, но мне самому еще следовало завоевать их.

Наше войско значительно усилилось благодаря множеству оружия, взятого у мерсийцев и датчан в битве при Кайр Лигион. Мы захватили с собой все, что только могли взять с пользой для себя. Стычка под Ллан Джорсом оказалась для наших войск не более чем приключением, ибо и мощь, и дух бретонцев, пиктов и скоттов были сильны как никогда. Мы одержали легкую победу над двумя отрядами датчан, сражавшихся при поддержке небольшого отряда предателей мерсийцев. Но Цеовульф тем временем собирал по городам войска, надеясь вернуть потерянное при Кайр Лигионе.

По приказу короля мы значительно усилили нашу конницу. К моему великому удивлению, в благодарность за преданность и отвагу король Родри обеспечил лошадьми всех моих людей. Он прекрасно понимал, что наше происхождение не накладывает никаких обязательств по отношению к нему, чужому королю, и поэтому наша помощь и преданность особенно ценны.

Мы принялись осваивать тактику конного боя и скакали до изнеможения, слушая, как гулко свистит в ушах ветер. Я наслаждался видом мелькавших под тяжелыми копытами наших коней зеленых равнин. Смотрел, как летит прямо на меня земля и радовался тому, что до далеких холмов оказывается – рукой подать. Король Родри использовал конницу как самую мобильную военную силу и на ней основал свою боевую тактику. Преследование бегущего противника верхами явилось совершенно новым и удивительным приемом. И хотя привычка к ведению пешего боя была в нас еще очень сильна, король объяснил, что его предки всегда сражались верхом. И это позволяло им применять удивительную тактику – уход-нападение-уход, которая буквально парализовывала врага. До сих пор мне вообще не доводилось видеть такого мощного конного войска, какое создал король Родри. У норманнов лошадь всегда служила лишь средством для перевозки воинов, а не эффективным боевым оружием.

Но конница, благодаря своей мобильности и стремительности, требовала и другой техники ведения боя. И вот Оуен стал раскрывать мне многочисленные приемы управления лошадью. Некоторые из них я уже знал, и они сослужили мне хорошую службу в бою при Дублине, и все-таки до сих пор я гораздо уверенней чувствовал себя пешим. Поэтому занятия наши начались с удвоенной силой.

В 875 году от Рождества Христова мы услышали грозную весть о том, что по реке Северн движется норманнский флот, состоящий из пятидесяти драккаров. К счастью, они шли правее, через Динас Поуюс и Кайр Гвент, и их целью являлся один из внутренних городов – Кайр Глоуи или Кайр Гуоранегон, – находящиеся в самой глубине Мерсии. Меня необычайно беспокоило их возможное вторжение в Кайр Гвент, грозившее мне опасностью больше никогда не увидеть мою Гвинет. Смогут ли воинственные принцессы защитить свою землю от сильного норманнского нападения? К счастью, войска противника прошли мимо их города и высадились на берег именно там, где мы и предполагали, – совсем неподалеку от расположения наших войск. Как же вышло, что мы оказались не только полностью готовыми к битве, но и находились как раз на пути завоевателей?

Это стало возможным благодаря приказам короля Родри. Поначалу я даже решил, что король Родри – благословенный Богом провидец или пророк. Но тут же понял, что он просто очень мудрый и проницательный человек и потому смог прекрасно просчитать все действия марионеточного короля Цеовульфа. По всей видимости, датчане, и особенно Хальфдан, очень рассчитывали получить подкрепления с севера через канал, давно уже созданный бретонцами на самом юге Мерсии. Тогда они смогли бы покорить весь южный Кимр или, по крайней мере, нанести ему серьезный урон. А затем, при удачном исходе этого рейда, напасть на королевство Уэссекс и сокрушить сопротивление короля Альфреда. Так что король Родри умел смотреть не на шаг, а на три шага вперед.

– Цеовульф считает, что королевство Гвент, управляемое моими племянницами, самое слабое место Кимра. Тем не менее он при этом совершенно забывает о том, что после смерти их отца страна уже выдержала несколько нападений. Однако главная его ошибка даже не в этом, а в том, что он поддерживает норманнов. Но кроется в его действиях еще один просчет: он плохо знает историю бретонских королев. По-видимому, он никогда не слышал о яростной Боудикке, правительнице Айсени и в результате повторяет ту же ошибку, что некогда совершили римляне. А потому, доблестные сыны Британии, вперед! Вперед, в бой! Кайр Глоуи будет наш!

И мы направились маршем к Кайр Глоуи, чтобы застать норманнов в момент высадки, то есть совершенно неподготовленными к серьезному сражению. Если же они высадятся в Кайр Гуоранегоне, мы встанем перед ними живым щитом, защищая юг Кимра, и избежим таким образом больших потерь. Ибо, укрывшись в стенах Кайр Глоуи, мы сможем нанести врагу тяжелые потери в первой же стычке. А потому от этой нашей операции выиграет даже король Альфред.

Когда мы прибыли в окрестности города, то обнаружили, что норманнский флот движется чуть выше по реке Северн по направлению к Кайр Гуоранегону. Король Родри предупреждал нас, что там есть еще одно место, очень удобное для их высадки. Но теперь у них, видимо уже знавших о нашей победе при Ллан Джорсе, будет время для того, чтобы сгруппировать войска и приготовиться к битве.

Перед самым рассветом мы окружили город, и еще до полудня Кайр Глоуи стал нашим. Но главная цель заключалась не в том, чтобы его взять, а в том, чтобы использовать как щит против хорошо организованных нападений на юг Кимра, в частности на Гвент.

Это немного успокоило меня, ибо можно было надеяться, что еще какое-то время Гвинет будет в безопасности. А кроме того, я очень надеялся на то, что столь явная демонстрация наших сил несколько подорвет самоуверенность Цеовульфа. Правда, это никак не относилось к датчанам, которые не остановятся, пока не покорят весь остров… или не будут остановлены силой.

Я всячески старался подбодрить себя. В конце концов, ведь именно я, еще недавно сам ничтожный раб, теперь отвечал за то, чтобы прервать кровавый путь всех этих захватчиков и тиранов, нанеся им как можно больший урон. И он казался мне даже большим подарком, чем тот, какого я мог ожидать от жизни. Кроме того, мне выпала честь сражаться бок о бок с великим королем, к которому я испытывал крайнюю степень уважения. Короче говоря, жизнь моя несла теперь явную печать Божьего благословения, и я благодарил за это Бога всеми силами моей души. Я постарался обдумать грядущую битву со всех сторон и пришел к выводу, что она будет чрезвычайно жесткой. Но я твердо знал: как бы она ни развивалась, мы непременно окажемся в ней победителями.

В присутствии двух пленных мы невзначай обсудили ложный план нашего нападения на центр Мерсии, а потом, как бы случайно, позволили им убежать. Мы сделали это для того, чтобы поторопить норманнов и спровоцировать их прорываться именно через Кайр Глоуи.

И наш план сработал. На следующее же утро на равнине перед городом появилось около двух тысяч датчан и предателей-мерсийцев. Все они были отлично вооружены, за ними тянулось немало повозок с провиантом, а погонщики гнали скотину. Все свидетельствовало о том, что наш противник намеревался осадить город по всем правилам военной науки, надолго блокировав его от внешнего мира. Именно осаду они почему-то считали лучшей стратегией. По приказу короля Родри несколько городских ворот были готовы быстро раскрыться и выпустить конницу, натренированную именно на неожиданные вылазки. В то же время остальные воины, находясь на башнях и за воротами, оставались в постоянной готовности к штурму, который могли в любой момент начать норманны.

И вот противник затрубил в трубы и забил в барабаны, стремясь напугать гарнизон крепости. В это же время датчане продемонстрировали нам и то, что у них много тяжелых осадных бревен и воинов, их прикрывающих. Честно признаться, зрелище это было малоприятным, особенно для людей мирных и не привыкших к сражениям.

Для нас же оно показалось подарком, поскольку мы увидели, что основные свои силы норманны собирают для открытого нападения, совершенно не подозревая о возможности наших конных атак.

Мы сели в седла и приготовились. Оуен возглавлял группу бретонцев, которые должны были напасть на датчан и мерсийцев с левого фланга. Король Родри и Бран командовали большим отрядом, предназначенным для нападения в центре, я же со своими людьми отвечал за правый фланг. Когда норманны увидят нас, летящих во весь опор, будет уже поздно, поскольку атака уже развернется с трех разных направлений.

И вот все мы осенили себя крестным знамением, ворота распахнулись, и мы вырвались в поле, все сильнее и сильнее пришпоривая коней.

Мы шли в неистовую, безудержную атаку.

Копыта трех больших конных отрядов загрохотали так, что вой боевых рогов и треск барабанов датчан показались жалким писком. Впрочем, все рога и барабаны уже в следующий момент смолкли, и музыканты в беспорядке рассыпались. Враг оказался застигнутым врасплох, и мы вошли в его ряды, как нож в масло. Мы так и продолжали двигаться тремя отрядами, каждый из которых держался плотной массой и наносил смертельные удары. Этой конной атакой мы ранили врага в самое сердце дважды: первый раз потому, что он оказался неподготовлен, а второй раз – потому, что перехватили у него инициативу нападения. Норманны рассчитывали медленно заморить нас голодом в городских стенах, а потом штурмом разбить окончательно. Но вместо этого сами оказались под нашими ударами, причем ударами не только бретонцев, но и моих яростных пиктов и отважных скоттов.

Победа наша оказалась потрясающей.

Мы собрали все, что могло нам пригодиться в дальнейших битвах, и я приказал своим воинам поджечь город и уходить, оставив за собой еще одну глубокую рану в сердце Хальфдана и его ярлов, а также разбив едва ли не вдребезги Цеовульфа, этого бастарда и негодяя.

Не знаю, с какого именно момента я вдруг стал действовать как настоящий вождь, но, хотя формально я все еще и оставался только верным вассалом короля Родри, он позволил мне вести себя так.

После разгрома датчан мы со всей добычей направились в сторону Гвента. С собой мы вели большие стада коров, свиней, овец и везли немалый запас зерна. Кроме того, в обозе у нас лежало около пятнадцати бочек эля… Я уже не говорю об оружии всякого рода, прекрасных щитах, мерсийских и датских шлемах и множестве кольчуг. Мы могли бы даже подойти к Кайр Гуоранегону и захватить все драккары противника, но предпочитали сражаться не на воде, а на земле.

И тогда я отважился спросить короля Родри, почему бы нам тотчас же не обрушиться на Мерсию и не убить проклятого Цеовульфа. Ответ, который я получил, свидетельствовал об опыте и терпении этого мудрого старца, то есть именно о тех качествах, которым учил когда-то меня, юного мальчика, старый бард Браги.

– Терпение – вот величайшее оружие воина, Энгус. Все остальное суть простые машины и орудия.

Но я все продолжал твердить о том, что нельзя оставлять в живых таких королей-марионеток, как Цеовульф, которые выслуживаются перед норманнами, словно их рабы. И тогда второй ответ короля Родри послужил мне еще более серьезным уроком:

– Марионетка, как ты сам сказал, Энгус, является в высшей степени подчиненной – в случае с Цеовульфом по отношению к Хальфдану. То, что он, сам являясь вождем, остается в то же время подчиненным тирана, ставит Цеовульфа в худшее положение: с одной стороны он вынужден полностью подчиняться вышестоящему, а с другой – на нем лежит груз ответственности перед своим народом. Жизнь его теперь висит на тончайшей нити между опасностью мятежа и гневом его страшного сеньора. Этот человек теперь не может ни воевать, ни жить в мире. Ты понял это, Энгус? Цеовульф уже мертвец и без нас.

И мы отправились в Гвент, наслаждаясь триумфом. Чем ближе мы подходили к городу, тем сильней охватывала меня дрожь. Наконец-то я увижу мою Гвинет. Но теперь я встречусь с ней не как жалкий пленник, а как триумфатор и воин, а главное – любимый слуга ее короля и дяди.